Но вместо этого она стояла перед ним голая, смущенная, трепещущая, чистая… соблазнительная.
   Он не мог позволить себе ни сочувствия, ни участия. Она хотела поскорее «покончить с этим». Приберечь свою бессмертную душу для Ленуара. Он видит это по ее глазам. Тем легче отдать следующий приказ:
   — На постель!
   О Господи, да, да, все, чтобы избавиться…
   Дрю закрыла глаза и облегченно вздохнула. Наконец настал подходящий момент. Но тут она едва не поддалась внезапно нахлынувшей панике.
   Каким же образом девственница может совратить развратника, если она не способна даже вынести взгляд его понимающих голодных глаз и вид восставшей могучей плоти? От него не уйти. И не нарушить добровольно подписанного контракта. Не настолько она нечестна.
   Но и не думала, что с ним будет так трудно. Что он окажется таким жестким, несгибаемым, безжалостным.
   Пусть он воткнет в меня эту штуку и изольется… остальное дастся легче.
   Она двинулась к кровати, чувствуя на себе его самодовольный взгляд. И услышала негромкое восклицание, когда села на кровать, подобрав под себя ноги.
   Просто невероятно, как подействовала на него ее поза. Какую соблазнительную картину она собой представляла! И ему всего лишь достаточно оседлать ее и вонзить свой пульсирующий жезл в тугой горячий грот.
   Но для этого слишком рано. Она готова покориться, лишь бы он быстрее убрался из комнаты. Вообразила, что ее нагота укротит его.
   Как этого выскочку Ленуара.
   Он готов побиться об заклад, что она обвела ублюдка вокруг пальца, заставила плясать под свою дудку. Возможно, привыкла к тому, что стоит взмахнуть ресницами, состроить глазки, и мужчины бросаются к ее ногам!
   Но он ей не комнатная собачка!
   И это всего лишь один урок из многих, которые предстоит узнать маленькой лани. Он человек терпеливый, несмотря на то что умирает от желания овладеть ею. О да, влечение было почти неодолимым, и плоть ныла от желания поближе познакомиться с ее прелестями.
   Что же, тем лучше. Потому что скоро, очень скоро он научит ее желать его.
   — На спину, моя лань. Прекрасно. Теперь подними свои груди и расставь ноги.
   Дрю застонала, протестующе дернулась, и Корта вновь захлестнула волна бурлящего вожделения.
   — Поторопись, Дрю. Я хочу видеть все, что у тебя между ног.
   Дрю повернулась на бок.
   Ни за что. Будь проклят, ублюдок…
   Ему придется коснуться ее гораздо раньше, чем он намеревался, но необходимо сломить сопротивление Дрю. Немедленно.
   Она почувствовала, как горячая огромная рука легла на бедро, бесцеремонно перекатила ее на спину.
   — Не перечить хозяину! — прорычал он. — Раздвинь ноги, или я их раздвину!
   — Ни за что…
   С нее довольно! И он даже не разделся… а она никак не может сообразить, что ему нужно и что он собирается делать… но все равно не поддастся ему… не унизится до такого…
   Но вскоре стало ясно, что он непоколебим.
   Корт сбросил сорочку и оторвал рукава, вне себя от злобы, вожделения и безумного желания погрузиться в нее.
   Ей не уйти. Он сильнее, крепче и легко ее одолеет. Поставит на колени. Она еще будет молить его о милости. Ей не удастся лягнуть его слишком больно или откатиться достаточно далеко, чтобы избежать хватки цепких рук.
   Невзирая на сопротивление, он обвил рукавами ее щиколотки и привязал свободные концы к кроватным столбикам.
   — Подонок! — прошипела она. — Что же ты медлишь? Возьми меня!
   — О нет, моя обнаженная лань. Не выйдет! Это было бы слишком легко.
   Он взял стоявший у окна маленький стул и сел так, чтобы лучше видеть ее.
   — Как ты можешь вытворять такое?
   — А что такого я вытворяю, маленькая лань? Всего лишь услаждаю взор соблазнительной наготой жены.
   Она бессильно упала на перину, беспомощная, униженная, испытывая в этот момент лишь одно желание — умереть. Но тело не повиновалось. Не хотело оставаться спокойным и упрямо натягивало путы, удерживавшие ее ноги, словно бессознательно пытаясь ослабить узел и освободиться. Но вместо этого напряжение и злоба с каждой минутой все больше усиливались.
   Дрю неестественно изогнулась и, откинув голову, монотонно повторяла:
   — Будь ты проклят, будь проклят, будь проклят…
   Никто и никогда так с ней не обращался. Жерар ни за что бы…
   Он боролся с собой из последних сил, жадно вбирая взглядом покачивания бедер. Воображал, что лежит между этих ног, вонзаясь в это горячую плоть глубоко и мощно, утопая в ее любовных соках, взрываясь в долгожданной разрядке…
   Корт не мог насытиться видом этого девственного тела, неожиданно обнаружившего собственный эротический ритм, именно такой, какой он видел в своих фантазиях.
   Это его владения, и он здесь хозяин. Достаточно лишь снять брюки, оставшись обнаженным, погрузиться в ее извивающееся, мечущееся тело и унестись к сладостному забытью.
   Но предвкушение лишь усиливает грядущее наслаждение. Это хорошо ему известно.
   Корт медленно поднялся и шагнул к кровати.
   — Ненавижу тебя!
   — Что ж, вот твой первый урок, маленькая лань: я ненавижу, когда мне отказывают в том, чего мне хочется.
   — Возьми все, — прошептала она, — только убирайся поскорее.
   — Нет, жена, ты так и не поняла. Ты должна по доброй воле дать мне все, что хочу, когда бы и где бы я это ни потребовал. Итак, когда я впредь велю тебе раздвинуть ноги, ты ляжешь на кровать и разведешь свои бедра на всю ширину перины. Ясно?
   — Я никогда…
   Он поспешно закрыл ей рот ладонью.
   — Вижу, тебе все еще нужно втолковывать, кто кому здесь обязан. Ты заметила, что я по доброте душевной предпочел закрыть глаза на тот факт, что ты не приподняла груди, как было сказано. Что же, оленей нужно приручать постепенно. У нас впереди много времени, Дрю. Не думал, что, заплатив столько денег за тебя, мне придется приложить еще немало трудов. Считал, что твоя благодарность уступит лишь всеобъемлющему желанию угодить мне. Но даю слово, Дрю, это время придет. Ты покоришься мне. И тогда будешь молить о каждой милости, каждой ласке.
   — Никогда! — воскликнула она, пытаясь вырваться. — Никогда, никогда, никогда…
   Корт безжалостно усмехнулся.
   — Через час-другой Эви освободит тебя, — объявил он. — А пока привыкай лежать в такой позе.
   — Ненавижу! — упрямо повторила Дрю.
   — А вот это значения не имеет, маленькая лань. Главное, чтобы ты никогда не прятала от меня свое обнаженное тело.
   Он почти выбежал из комнаты, и как раз вовремя: жгучая потребность наконец победила, и напряженная плоть взорвалась в приступе головокружительного вожделения с такой силой, что он судорожно согнулся, схватившись за низ живота.
   Скоро. Скоро. Лань начнет есть с руки. И гораздо раньше, чем думает, она будет готова удовлетворить то темное желание, которое поглотит и утопит их обоих.

Глава 4

   Устав от бесплодной борьбы, Дрю лежала неподвижно. Только дыхание со свистом вырывалось из груди. Она так измучилась, что не могла шевельнуться. Да и не хотела. Господи, пошли ей забытье!
   Корт словно обезумел.
   Что ему нужно от нее, если не того, чего каждый мужчина желает от женщины?!
   Какая мерзость… почему он унижает ее? К чему эта гнусная игра?
   И все же… все же… выражение его глаз, когда она осталась обнаженной… да, он хочет ее… безумно, страстно. Даже такая невинность, как она, это понимает. Недаром его спящий гигант проснулся и восстал, безумно напугав ее. Непередаваемо огромный, толстый, твердый, как сталь… он выдавал своего владельца с головой. Корт хочет ее, как бы ни отрицал этого.
   Дрю приподнялась на локтях, чтобы взглянуть на себя его глазами. Густая поросль жестких волос… розовые складки между бедер… длинные ноги… плоский живот… высокие упругие груди с горошинками сосков.
   Девушка нерешительно дотронулась до своего заросшего темными завитками венерина холма. Какая обильная растительность… словно у дикарки! Иногда при ходьбе волосы покалывали ее. А тугие соски всегда терлись о ткань сорочки, словно грозя ее проткнуть.
   Дрю снова легла на подушки, сжала груди и принялась потирать большими пальцами соски. Тело словно молнией прошило. Кажется, ее возбудила собственная нагота… расставленные ноги… бесстыдные прикосновения…
   Его жестокость.
   Если она отдастся ему, ее жизнь, ее чувственность никогда больше не будут ей принадлежать. И она станет вечно скорбеть о Жераре, своей потерянной любви.
   Единственный выход — соблазнить Корта и вступить с ним в вечную борьбу полов. Навсегда. Или до конца. В зависимости от того, что настанет раньше.
 
   Позже пришла Эви с подносом.
   — Хозяин велел вам поесть.
   — Я не могу встать.
   — Хозяин велел выбрать веревки покрасивее. Служанка показала черные атласные ленты.
   — Давайте я отвяжу одну ногу, и вы что-нибудь съедите.
   Дрю закрыла глаза, пытаясь бороться с накатившей паникой. Корт не шутит. Ублюдок в самом деле вознамерился сделать из нее рабыню и готов на все, только бы лишить ее воли к сопротивлению.
   Она подумать не могла о еде. Что бы там ни принесла Эви, ей все равно.
   Она тупо наблюдала, как служанка ловко снимает путы и тут же обвязывает ее щиколотку лентой.
   — Ешьте, хозяйка.
   Но оказалось, что у Эви было еще немало дел. Она подняла разорванное покрывало, собрала постельное белье и сняла занавески, пока Дрю давилась каждым куском.
   Господи, даже занавески…
    Не дело отказывать хозяину, — наставляла Эви, подхватывая поднос. — Давайте ногу, привяжу, и будете ждать хозяина.
   — Выбора у меня, кажется, нет, — пробормотала Дрю.
   — Хозяйка настоящая красавица. Господин обязательно полюбит ее, — заверила Эви, связывая белье в узел и направляясь к выходу.
   Дверь захлопнулась.
   Роковая дверь.
   Соски Дрю снова напряглись в предвкушении того, что сейчас будет. Страх сжимал горло, холодил кожу, по спине бежал озноб.
   Дрю вцепилась в перину. Нет смысла вырываться… противиться ему…
   Он сделает все, что захочет, и любой раб, включая ее, покорится его воле.
   Она ждала, ощущая, как горит тело, постепенно привыкая к тому, что ноги разведены едва не на всю ширину кровати.
   Ждала, пытаясь не думать о Жераре, о том, как она предаст его любовь, если позволит Корту взять себя.
   И чувствовала, как соски, и без того напряженные и заостренные, становятся все тверже.
   А бедра все раздвигались, словно тело выгибалось навстречу невидимому любовнику.
   — О, как бы я хотела, чтобы ты взял меня, — тоскливо прошептала она, и голос Корта ответил:
   — О нет, маленькая лань. Только не сейчас. Тебе предстоит немало уроков, и все еще живы воспоминания, которые я вытравлю у тебя из головы!
   Ее тело дернулось. Девушка с трудом приподнялась. Корт стоял у маленького, покрытого чехлом стула. Очевидно, он не позаботился натянуть рубашку и уже некоторое время наблюдал, как она извивается, словно стремясь в объятия любовника. Как же она его не заметила?
   Он поистине великолепен: саженные плечи, широкая грудь, покрытая порослью жестких завитков, спускавшихся до самого пояса.
   А брюки спереди натянуты так, что вот-вот лопнут. Огромный бугор так и распирает ткань!
   Однако Корт как ни в чем не бывало опустился на стул.
   Дрю нервно облизнула губы.
   — Что тебе надо?
   — Восхищаюсь прелестями своей жены, — обманчиво-мягко отозвался он. — Надеюсь, атласные ленты удобнее. Знаешь, в контрасте черного и белоснежной женской кожи есть что-то непередаваемо возбуждающее.
   — И ты возбужден, Корт?
   — Невероятно.
   — Надеюсь, ты успел насмотреться? — смело бросила она. Слишком смело. Ведь он настоящий хищник, волк, которого невозможно приручить. Да и стоит ли? Зачем же дразнить его? Или… она этого хочет?
   — Что ты, маленькая лань, конечно, нет! Твое обнаженное тело чарует меня. Я хочу насладиться каждым мгновением, знать каждый нюанс…
   — А когда я увижу твое обнаженное тело? — кокетливо перебила она. Но уловка не сработала.
   — Когда я посчитаю нужным. Или буду готов.
   — Ты уже готов, Корт. Даже я это вижу.
   — Ах, это ничего не значит по сравнению с тем моментом, когда будешь готова ты, маленькая лань. Ну а пока я способен удовлетворить свое вожделение, всего лишь глядя на тебя.
   — Никогда не поверю!
   Она говорила правду. Трудно было поверить словам, когда его мужское достоинство доказывало обратное. Господи, что будет, если оно вырвется на волю?!
   — Мне все равно. Здесь решаю я. Мое желание ворваться в тебя, как в покоренный город, только обострится с каждым уроком, который я тебе преподам.
   — Но что меня ждет? — прошептала она. Корт поднялся и подошел к кровати.
   — Сейчас я привяжу к столбикам и твои руки, на тот случай, чтобы впредь ты не забывала приказаний и, когда.я велю приподнять груди, немедленно подчинялась.
   — Но ты не говорил мне… сейчас.
   — Ничего, впредь ты будешь памятливее.
   Он наскоро привязал к кровати ее запястья и отступил.
   — Так-то лучше. Теперь твои груди выпятились сами собой и умоляют о ласках. Но не сегодня, маленькая лань. Я всего лишь хотел полюбоваться этими ослепительными сосками, и, может, в следующий раз ты предложишь их мне по собственной воле.
   — Никогда и ни за что! — прошипела она, пытаясь разорвать ленты. — Ты с ума сошел!
   Нет, Корт не безумец, а ее муж, господин, и его единственная цель — сломить Дрю, прежде чем излиться в нее.
   Он стоял прямо перед ней, и Дрю с ужасом увидела, что его плоть еще больше удлинилась и затвердела.
   — Завтра, моя обнаженная жена, завтра мы проверим, хорошо ли ты усвоила уроки.
   — Я знаю, что тебе нужно, — выдавши она.
   — Вряд ли, маленькая лань, вряд ли.
   — Возьми меня, — умоляюще прошептала Дрю.
   — Нет, — бросил Корт.
   — Ты хочешь того, что у меня между ног.
   — О, маленькая лань, ты и в самом деле невежественна. Вот тебе второй урок: я хочу только того, что действительно принадлежит мне. И завтра я позабочусь о том, чтобы все узнали, что ты моя.
   — Если бы ты только взял меня…
   — И ты по-прежнему останешься чужой, моя обнаженная жена, которая жаждет любви другого мужчины. А желания моего тела и моей плоти… не имеют значения. Все, что имеет значение, — твоя капитуляция.
   Девушка беспомощно затрепетала. Соски снова напряглись. Она ощутила, как между ногами стало влажно. Значит, дело в Жераре! Бедном, милом Жераре, который никогда бы с ней так не обошелся.
   Корт все знает!
   Она едва не потеряла сознание. Как давно ему известно? Но это и не важно… все зря… все напрасно… Беда в том, что теперь она не посмеет втайне мечтать о любимом Жераре, без того, чтобы не догадался муж.
   — Корт…
   — Твои соски притягивают меня. Взгляни только, как вздымаются твои груди. Ни один мужчина не мог бы остаться равнодушным! Никогда не видел таких острых сосочков! Так и просят теребить их и сосать.
   — Сделай это! — выдохнула она, заметив по его восставшему орудию, какой эффект возымели ее слова. Корт с усилием овладел собой.
   — Но тебе не это нужно, моя голенькая лань. И не меня ты хочешь. Еще не меня.
   Угроза… это угроза… вот почему он так со мной обращается. Вот почему…
   Будь он проклят, проклят, проклят…
   Она билась, извивалась, сходила с ума, стонала… Корт, поняв, что не выдержит, поспешно отошел. Ему уже было не до того, чтобы касаться ее, насиловать, овладевать… Поскорее бы выбраться из этой комнаты, пока она не поняла, какой властью обладает над ним!
   — Еще не меня, — повторил он перед тем, как закрыть за собой дверь. Стук отдался в ушах подтверждением его капитуляции. — Еще не меня, — простонал он, отдаваясь на волю вырвавшейся страсти и бесполезно изливая кипящее семя. — Еще не меня…
   Опустошенный, он сполз на пол.
   Она не помнила, когда пришла служанка, чтобы развязать ленты. Где-то среди ночи. Она настолько отупела, что даже не осталось сил радоваться свободе и возможности наконец-то повернуться на бок.
   Наконец-то. Хотя ощущение атласных браслетов на руках осталось. Но в ее снах присутствовал Жерар. Жерар, не замечавший ее пут. Жерар, обнимавший ее, прижимавший к груди, ласкавший.
   Уже утром она поняла, что в комнате кто-то есть. Не рядом, в постели, а у изножья. Она чувствовала чей-то внимательный взгляд.
   Это не Жерар…
   Дрю лениво потянулась, зная, что он не сводит с нее глаз, гадая, о ком она думает.
   — Раздвинь ноги.
   Она перекатилась на спину и спокойно расставила длинные стройные ноги, чтобы показать: все его ухищрения бессильны. Ей нечему учиться, нечего усваивать. Она сама не знала, когда решилась вести себя подобным образом. Уж не в грезах ли о страстных ночах со своим возлюбленным?
   Но теперь она уже не стеснялась. Внезапно все стало так просто. Слишком просто.
   — Сядь.
   Дрю медленно приподнялась, подвинувшись к изножью кровати и не сдвигая ног. Мало того, она сжала груди, дерзко показывая свои сокровища и бесстыдно наблюдая за быстро растущим комом внизу живота Корта.
   — Прекрасно, маленькая лань. Настало время предъявить права на мою голенькую жену.
   У Дрю перехватило дыхание. Ну вот, теперь он овладеет ею и оставит в покое.
   Корт направился к ней, все еще не сводившей глаз с его могучего орудия. На руке его висело нечто вроде ошейника с прикрепленными к нему двумя длинными ремешками.
   — Что это?
   — Первая вещь, которую тебе будет позволено носить. Проденешь ноги в ремешки так, что петли окажутся у тебя на бедрах. Ошейник тебе не позволяется снимать никогда. Ни днем, ни ночью, как напоминание о том, кто твой хозяин и кто в свое время будет владеть тобой. Надень.
   Она пронзила его вызывающим взглядом, но все же медленно продела ноги в ремешки, затянувшиеся на бедрах, отчего ее венерин холм выдавался еще больше.
   — Вот так, — едва выговорил Корт. При виде этих кожаных полосок, обрамлявших кружево темных волос и поддерживавших высокие острые груди, пламя желания загорелось с новой силой. — А теперь ошейник.
   Широкое кольцо мягкой кожи с застежкой было усеяно золотыми кнопками. Корт немного отодвинулся, чтобы получше рассмотреть жену.
   Великолепное зрелище! Тонкие ремешки стягивают светлую кожу, подчеркивая красоту ее грудей и соблазнительного холмика, а рабский ошейник знаменует символ его владычества над ней.
   — Эви!
   В комнату проскользнула служанка.
   — Застегни.
   Эви зашла сзади, и мгновение спустя Дрю услышала почти бесшумный щелчок. Заметила, как застонал Корт. Как дернулось в конвульсиях его тело, прежде чем он совладал с собой.
   Дрю подняла руку и коснулась крошечного замочка. Эви отдала ключик хозяину и бесшумно испарилась.
   Корт с каждой минутой все больше возбуждался. Даже Дрю видела, что он теряет голову. Его плоть жаждала ее. Стальное копье распрямлялось, удлинялось, набухало, по мере того как Дрю бесстыдно красовалась перед мужем, позволяя рассмотреть себя со всех углов.
   Корта особенно восхищали ремешки, перекрещивавшие ее ягодицы и кокетливо исчезавшие в глубокой щелке, чтобы вновь появиться между бедер.
   Еще немного, и он потеряет самообладание. Уже потерял… иначе как объяснить огромное пятно, расплывшееся на его брюках?!
   — На ошейнике красуется герб Соммервилов, жена, так что все будут знать, чья ты собственность.
   — В таком случае возьми меня, все и без того уверены, что я принадлежу тебе.
   — Вероятно. Только ты и я знаем, каких героических усилий стоит мне не намять тебе живот, пока ты не усвоишь каждый урок.
   — Я уже все усвоила, — запротестовала Дрю. — Даже ношу твой невольничий ошейник. И готова принять тебя.
   — Нет. Это я едва не лопаюсь от желания завладеть тобой, но еще рано. Пойдем.
   Он поднялся, морщась от боли в паху.
   — Сойдем вниз и позавтракаем.
   — Я…
   — Нет, ты не оденешься. Сядешь за стол в таком виде, — неумолимо продолжал он, открывая дверь.
   — Если кто-то увидит меня… — запротестовала она.
   — Придется ему сдержать свою похоть, только и всего.
   — Но каким образом, если даже ты не в силах этого добиться?
   Корт взглянул на свой пульсирующий отросток.
   — Чушь. Временное помрачение. Пройдет.
   Не прошло. И все то время, что они завтракали, во рту у него пересыхало каждый раз, когда она уст ремляла на него многозначительный взгляд, давая понять, что догадывается о его состоянии. Но и ее соски словно расцветали под его пылающими взорами, а лоно увлажнялось каждый раз при мысли о том, что он может с ней сделать.
   Корт, со своей стороны, тоже знал, что с ней творится. Недаром заставил ее сидеть с расставленными ногами. И сознание собственной наготы, его безумного вожделения, ощущение несвободы, трение кожаных ремешков, жадный блеск глаз Корта кружили голову, заставляя терять рассудок.
   Но именно это сейчас ни к чему. Не хватало еще покорно склонить перед ним голову! Он не нужен ей. Пусть возьмет ее, узаконив их брак, и на этом все будет кончено.
   Но как добиться этого, если она из кожи вон лезет, но ничего не выходит? Он просто отказывается взять ее девственность.
   Как заставить Корта сдаться?
   Очевидно, власть плотских инстинктов — это еще не все. Он не из тех, кто идет на поводу у собственной чувственности.
   Насколько она знает мужчин и их порывы, Корт должен был поддаться ее чарам в тот момент, как сорвал это проклятое покрывало.
   Но ведь Корт из тех мужчин, которым женщины бросаются на шею, так что совершенно непонятно, почему она стала частью сделки. Он спокойно мог бы ограничиться плантацией.
   Очевидно, она не слишком его привлекает.
   Только вот его пульсирующая плоть противоречит всем его уверткам, поскольку он находится в постоянном возбуждении с той минуты, как вошел в спальню.
   И он постоянно упоминает о Жераре.
   Дрю едва не закричала. Жерар никогда не принудил бы ее вытворять всяческие гадости. Он ласкал бы ее, целовал и дождался бы, пока она не согласится принадлежать ему. Никогда он не унизил бы Дрю подобным образом!
   Она так задумалась, что испуганно вздрогнула, когда Корт дернул ее за руку.
   — Значит, — злобно прошипел он, — лань мечтает о кролике, несмотря на то что к ее услугам жеребец! Ах, моя дорогая жена, ты не представляешь, какое удовольствие доставит мне стереть из твоей памяти эту мразь!
   — Мне все равно! — бросила она. — Мне все равно… он джентльмен и никогда бы…
   — А я, значит, грубое животное?! Я впервые коснулся тебя в гневе, Дрю, и ты узнаешь всю силу моей ярости. Попробуй еще размечтаться об этом ничтожестве, и я приволоку его сюда и покажу, как ты, голая, пресмыкаешься передо мной в ошейнике рабыни. Потому что, клянусь Богом, ты станешь валяться у меня в ногах и просить, чтобы я воткнул в тебя свой член!
   Его трясло от бешенства. Чисто мужская ревность застилала глаза багровой пеленой.
   — Эви! Луиза! Отведите ее наверх и приготовьте.
   Откуда-то, как по волшебству, возникли обе служанки и потащили сопротивляющуюся Дрю по лестнице. Корт проводил взглядом ее трясущиеся, словно в эротическом танце, ягодицы и даже не пытался сдержать взрыв обезумевшей плоти.
   Но освобождение пришло ненадолго. Еще несколько минут, и мучительное желание снова овладеет им при одной мысли о том, что голая госпожа Уайлдвуда ждет его в спальне, связанная, лежащая на постели и бессильная перед его вздрагивающим, пульсирующим копьем.
   Два дня. Всего два дня. Маленькая лань оказалась способной ученицей. В продолжение завтрака она не смогла отвести глаз от его все утолщавшейся плоти. Жаль, правда, что потом она все испортила, но некоторые вещи слишком тяжело даются неопытным девушкам.
   Он встал на колени перед стулом, на котором сидела она, бесстыдно выставляя себя напоказ, и жадно вдохнул запах, идущий от небольшого влажного пятна на том месте где из нее излился любовный нектар. Тело Корта напряглось. Всего минута ушла на то, чтобы сбросить брюки, прижаться чреслами к пятну и смешать ее сок со своим.
   Недостаточно. Недостаточно.
   Он хочет получить все.
   Корт стал медленно взбираться по ступенькам, наслаждаясь утренней свежестью и бурлившим в крови жаром. Никогда раньше он не желал женщину с такой силой. Он не мог дождаться, когда снова увидит ее в этом ошейнике и ремнях… ноги расставлены в безмолвном призыве… для него. Для него одного.
   О да. И когда он уверится, что она хочет его, только его, тогда…
   За дверью, словно маленький стражник, стояла Эви.
   — Все готово, — предупредила она.
   Тогда…
   Корт потянул за ручку. Дрю злобно оскалилась.
   — Ты, грязное животное!
   Она лежала на животе. Ягодицы слегка приподняты. Руки привязаны к кроватным столбикам. Не столь уж неудобная поза, особенно еще и потому, что теперь она ясно видит его плоский живот и дорожку из волос, исчезавшую под поясом брюк.
   Рвущийся из плена брюк пенис покачивался всего в нескольких дюймах от ее губ.
   Намеренно! Он сделал это намеренно! Интересно, что . он сделает, если она возьмет его в рот прямо сквозь ткань и станет сосать?
   Она сердито отвернулась. Она не позволит обольстить себя каким-то отростком, пусть и огромным, и отказом мужа исполнить супружеский долг!
   Ах, если бы только он отказался от нее, она осталась бы верна Жерару до конца жизни!
   Но тут она почувствовала, как что-то медленно раздвигает складки ее лона.
   — Что это?! Что ты делаешь?
   — Даю тебе то, что ты хочешь, ведьма! То, что заполнит твои зияющие пустоты.
   Идеально! Она лежит беспомощная, открытая его ласкам.