Страница:
Она отбросила в сторону свои страхи. Она уже зашла слишком далеко. Риск не оправдывался, ему оставалось только прогнать ее. Ей больше нечего было терять. Абсолютно нечего.
– Но ведь и Уик тоже кое-чего лишится, – отважилась прошептать она, не в силах оторвать глаз от его массивного члена.
Она услышала его ворчанье и подняла на него взгляд. На бесстрастном лице его глаза пылали мрачным огнем.
– Возьми меня… – громко прошептала Инночента у нее за спиной.
– Нет, меня… – пропела Виртуоза. – От одного взгляда на тебя я просто сгораю от желания.
Дженис была уверена, что он слышал их слова, те, что ему тысячи раз и больше говорили женщины с самыми разными формами и темпераментами. И все же он не отводил глаз от ее лица, хотя Инночента и Виртуоза стонали и умоляли его прийти и заняться ими.
– Эллингем! Забери этих двух баб отсюда…
Эллингем тут же вошел, а Инночента и Виртуоза принялись вопить и реветь.
– Ваш черед еще придет, – утешил он. – Он всех вас опробует в равных условиях, прежде чем примет окончательное решение. Ведите себя тихо, не надо, чтобы он видел вас в таком состоянии. Пошли, я ублажу вас обеих, если вам так хочется…
Услышав эти обещания, произнесенные вполголоса, Дженис дала волю своему воображению.
– Ты можешь заниматься с ними, сколько душе угодно, – равнодушно бросил Уик. – А я попользую их потом, так уж принято среди друзей. А вот насчет тебя, Весталка… ты меня развеселила своей наивной наготой. Я имею в виду то, как глубоко мои пальцы забрались в твое лоно, какое невинное удовольствие они тебе доставили, каков на вкус твой дерзкий язык. Только поэтому ты избежала моего гнева за твою наглость. – А теперь, – он пристроился перед ней таким образом, что его член толкался в ее губы, – возьми его в рот и вылижи.
Она облизнула губы. То, о чем она никогда не расскажет. Никогда не должна говорить…
Великий Боже, он такой огромный, такой толстый и длинный – как же с ними управляются?
Она приподняла вуаль ровно настолько, чтобы он мог видеть только ее губы, сомкнувшиеся вокруг головки члена, и без малейших сомнений или колебаний втянула член поглубже между зубов и принялась старательно обсасывать головку.
Уик не думал, что он мог бы завестись больше, но вид ее девственных губ, с таким тщанием обрабатывавших его член, оказался столь возбуждающим, что он едва тут же не кончил.
– Сильнее, Весталка… – Он всем телом подался вперед, пытаясь проникнуть еще глубже, требуя, чтобы она как можно больше заглотнула его.
Впрочем, не слишком глубоко – она могла бы задохнуться. Охваченная легкой паникой, она крепче сжала губы на толстом жезле, дабы сдерживать его.
И дело пошло – его бедра колебались, отвечая движениям ее языка, нечленораздельным звукам, вырывавшимся из глубины глотки, и такому наивному ее старанию.
Так, так, так…
Это было нечто новенькое – раньше такое с ним проделывали многоопытные шлюхи и самые возвышенные девственницы, которые рано приучились использовать оральный секс, чтобы добиться желаемого.
Но еще никогда на его памяти такого не делала с ним голая девственница, подобная этой… Он не находил слов для сравнения. Она была здесь, чтобы стать избранницей. И тем не менее она вела себя так, словно быть выбранной – последнее, чего ей хотелось.
Ее рот был не слишком умелым, однако вызывал дрожь и трепет не хуже, чем у любой куртизанки.
Он почувствовал, как кровь закипела в его жилах, когда она принялась сосать его с удвоенной силой. Ему и самому захотелось наподдать посильнее, но это был такой неопытный ротик…
Дьявольщина, когда еще он так желал хоть одну женщину? К черту ее глаза… но этот буйный, горячий язык, эти стоны…
Он еще поддал бедрами, отлично сознавая, что их соединял только член, зажатый ее губами. И было в этом нечто чрезвычайно эротичное, словно она таким образом управляла им.
Но скоро, очень скоро он взорвется…
Он выдернул член у нее изо рта.
– Нет, еще нет, моя сочная Весталка. Мне предстоит еще потрудиться над твоим голым телом, прежде чем ты получишь награду от моего пениса.
Она облизнула губы, а он с алчностью следил за ней взглядом. Такой наивный жест. И какой жадный язык! Кто она? Почему он не знал ее? Что о ней известно?
– Умоляю, Уик, почему вы остановились?
Он ощутил вспышку – чего, гнева? На тот наглый ротик, который всего лишь жаждал продолжения? Ну конечно же, она не понимала, что он желал поберечь себя. Ему и самому хотелось излиться, но он решил повременить, пока не определится насчет своей предполагаемой жены.
А этой, первой, незачем понимать все это. Он еще не решил, в каком из этих сладостных голых тел оставить свое семя. Ей еще нужно понравиться ему, и, пожалуй, если она будет стоять, ему будет легче обследовать ее.
Он велел ей встать. Да. В профиль она смотрелась великолепно – безукоризненная грудь, маленькие твердые соски, лобок, покрытый пушистой порослью, длинные ноги. Он сунул руки ей между ног, одну спереди, другую сзади.
При его прикосновении все ее тело тут же обмякло… три его пальца скользнули в поросль лобка в поисках входа, ладонь другой руки ощупывала ягодицы, пытаясь проникнуть сзади.
Ее тело непроизвольно прогнулось, когда он нашел искомое, а его пальцы проникли в сочащееся отверстие.
– О, нашей невинной Весталке не требуется мужчина, чтобы распалиться и увлажниться, верно? – Он пошевелил пальцами, и все ее тело сотрясла судорога. – Нет, наша Весталка не все знает о наслаждении, таящемся у нее между ног. – Он чуть надавил и проник в нее глубже. – Я ведь еще не исследовал глубины моей сладостной Весталки. – Он принялся поглаживать ее сзади, раздвигая полушария ягодиц, направляясь к нижней части, которой еще никто не касался… И вот теперь гладил там, проталкивался туда. Ее тело снова забилось в конвульсиях.
Он издал хриплый, гортанный звук. Его трепещущий пенис толкался и упирался в ее бедра. Он смотрел в ее затуманенные от нескрываемого наслаждения глаза, а ее тело корчилось и извивалось под его пальцами.
А ему все было мало – ее податливое тело, ее сладость, ее наслаждение, ее невинность, ее уклончивость. Ей, несомненно, нравилось все, что он с ней проделывал, он видел это в ее глазах, и все же…
Он сам терся о ее тело, а его желание неудержимо росло, по жилам струился расплавленный поток, готовый вырваться наружу. Но тут прорвало ее, причем так неожиданно, что он оказался не готов к этому. Она отчаянно стремилась отдаться наслаждению, грозившему ей потерять все чувства, разум, все ее существо.
Она уже взмокла, а его пальцы продолжали терзать ее. Она распалилась, жаркая сладость растеклась по всему телу. Он мог бы взять ее сейчас же и не встретил бы сопротивления.
Но нет. Пока еще нет. Он наклонился и приник губами к ее затвердевшему соску, ее тело тут же ожило, напряглось и все подалось навстречу его губам.
– Ага, не столь уж невинной Весталке нравится, когда мужчина сосет ее грудь…
Он оторвался от ее груди, оставив пузырек горячей слюны вокруг соска, который немедленно растворился в холодном воздухе, так что сосок затвердевал еще больше.
Она издала нечленораздельный звук, пытаясь побудить его продолжать сосать. Вместо этого он лишь лизнул самый кончик соска, но ее тут же обдало жаром, когда он заставил ее раздвинуть ноги шире, а его пальцы забрались еще глубже.
– Самая обнаженная часть женщины… Я засуну мой член именно туда… – он активнее заработал пальцами, – до самого конца, мисс Наглость. Когда буду готов.
– А я уже готова, – прошептала она.
– Ты готова только для одного… а уж когда, так это мне решать…
– Ох! – сбиваясь на крик, проговорила она. – Решайте же наконец…
О Господи! Ведь только от одних его пальцев наслаждение захлестнуло ее с такой силой, что она с трудом выдавила из себя эти слова.
Он ухватил губами другой сосок. Теперь он уже взялся за дело всерьез. Его губы трудились в полном согласии с пальцами, их тела колебались в унисон, а ее грудь теснее прижималась к его ищущим сосущим губам..
Кто бы мог подумать, что она сама охотно бросится в его объятия, отдаваясь на милость его губ, языка и рук? Разве возможно представить себе подобное наслаждение? Что добропорядочная, благовоспитанная женщина сможет познать неизведанные глубины, тайны собственного тела?
Только с ним, только так… только… все ее тело подобралось, зажав его пальцы, а наслаждение бурлило и кипело там, внизу, между ног, где он ласкал ее.
– Я больше не могу, не вынесу этого… – Она едва дышала и с трудом выговаривала слова. – Уходи, оставь меня, уйди…
Все, чего он касался сейчас, немедленно становилось нежным, беззащитным. А ему было все равно. И все же ее наслаждение казалось таким чистым и искренним. Что-то в ней было. Он вырвался из ее ног и подхватил ее на руки.
И даже сейчас сладостный, медовый запах ее лона оставался на его пальцах, носился в воздухе, но ему хотелось от нее гораздо большего.
Пинком ноги он распахнул дверь и понес ее прямо в постель.
Глава 6
– Но ведь и Уик тоже кое-чего лишится, – отважилась прошептать она, не в силах оторвать глаз от его массивного члена.
Она услышала его ворчанье и подняла на него взгляд. На бесстрастном лице его глаза пылали мрачным огнем.
– Возьми меня… – громко прошептала Инночента у нее за спиной.
– Нет, меня… – пропела Виртуоза. – От одного взгляда на тебя я просто сгораю от желания.
Дженис была уверена, что он слышал их слова, те, что ему тысячи раз и больше говорили женщины с самыми разными формами и темпераментами. И все же он не отводил глаз от ее лица, хотя Инночента и Виртуоза стонали и умоляли его прийти и заняться ими.
– Эллингем! Забери этих двух баб отсюда…
Эллингем тут же вошел, а Инночента и Виртуоза принялись вопить и реветь.
– Ваш черед еще придет, – утешил он. – Он всех вас опробует в равных условиях, прежде чем примет окончательное решение. Ведите себя тихо, не надо, чтобы он видел вас в таком состоянии. Пошли, я ублажу вас обеих, если вам так хочется…
Услышав эти обещания, произнесенные вполголоса, Дженис дала волю своему воображению.
– Ты можешь заниматься с ними, сколько душе угодно, – равнодушно бросил Уик. – А я попользую их потом, так уж принято среди друзей. А вот насчет тебя, Весталка… ты меня развеселила своей наивной наготой. Я имею в виду то, как глубоко мои пальцы забрались в твое лоно, какое невинное удовольствие они тебе доставили, каков на вкус твой дерзкий язык. Только поэтому ты избежала моего гнева за твою наглость. – А теперь, – он пристроился перед ней таким образом, что его член толкался в ее губы, – возьми его в рот и вылижи.
Она облизнула губы. То, о чем она никогда не расскажет. Никогда не должна говорить…
Великий Боже, он такой огромный, такой толстый и длинный – как же с ними управляются?
Она приподняла вуаль ровно настолько, чтобы он мог видеть только ее губы, сомкнувшиеся вокруг головки члена, и без малейших сомнений или колебаний втянула член поглубже между зубов и принялась старательно обсасывать головку.
Уик не думал, что он мог бы завестись больше, но вид ее девственных губ, с таким тщанием обрабатывавших его член, оказался столь возбуждающим, что он едва тут же не кончил.
– Сильнее, Весталка… – Он всем телом подался вперед, пытаясь проникнуть еще глубже, требуя, чтобы она как можно больше заглотнула его.
Впрочем, не слишком глубоко – она могла бы задохнуться. Охваченная легкой паникой, она крепче сжала губы на толстом жезле, дабы сдерживать его.
И дело пошло – его бедра колебались, отвечая движениям ее языка, нечленораздельным звукам, вырывавшимся из глубины глотки, и такому наивному ее старанию.
Так, так, так…
Это было нечто новенькое – раньше такое с ним проделывали многоопытные шлюхи и самые возвышенные девственницы, которые рано приучились использовать оральный секс, чтобы добиться желаемого.
Но еще никогда на его памяти такого не делала с ним голая девственница, подобная этой… Он не находил слов для сравнения. Она была здесь, чтобы стать избранницей. И тем не менее она вела себя так, словно быть выбранной – последнее, чего ей хотелось.
Ее рот был не слишком умелым, однако вызывал дрожь и трепет не хуже, чем у любой куртизанки.
Он почувствовал, как кровь закипела в его жилах, когда она принялась сосать его с удвоенной силой. Ему и самому захотелось наподдать посильнее, но это был такой неопытный ротик…
Дьявольщина, когда еще он так желал хоть одну женщину? К черту ее глаза… но этот буйный, горячий язык, эти стоны…
Он еще поддал бедрами, отлично сознавая, что их соединял только член, зажатый ее губами. И было в этом нечто чрезвычайно эротичное, словно она таким образом управляла им.
Но скоро, очень скоро он взорвется…
Он выдернул член у нее изо рта.
– Нет, еще нет, моя сочная Весталка. Мне предстоит еще потрудиться над твоим голым телом, прежде чем ты получишь награду от моего пениса.
Она облизнула губы, а он с алчностью следил за ней взглядом. Такой наивный жест. И какой жадный язык! Кто она? Почему он не знал ее? Что о ней известно?
– Умоляю, Уик, почему вы остановились?
Он ощутил вспышку – чего, гнева? На тот наглый ротик, который всего лишь жаждал продолжения? Ну конечно же, она не понимала, что он желал поберечь себя. Ему и самому хотелось излиться, но он решил повременить, пока не определится насчет своей предполагаемой жены.
А этой, первой, незачем понимать все это. Он еще не решил, в каком из этих сладостных голых тел оставить свое семя. Ей еще нужно понравиться ему, и, пожалуй, если она будет стоять, ему будет легче обследовать ее.
Он велел ей встать. Да. В профиль она смотрелась великолепно – безукоризненная грудь, маленькие твердые соски, лобок, покрытый пушистой порослью, длинные ноги. Он сунул руки ей между ног, одну спереди, другую сзади.
При его прикосновении все ее тело тут же обмякло… три его пальца скользнули в поросль лобка в поисках входа, ладонь другой руки ощупывала ягодицы, пытаясь проникнуть сзади.
Ее тело непроизвольно прогнулось, когда он нашел искомое, а его пальцы проникли в сочащееся отверстие.
– О, нашей невинной Весталке не требуется мужчина, чтобы распалиться и увлажниться, верно? – Он пошевелил пальцами, и все ее тело сотрясла судорога. – Нет, наша Весталка не все знает о наслаждении, таящемся у нее между ног. – Он чуть надавил и проник в нее глубже. – Я ведь еще не исследовал глубины моей сладостной Весталки. – Он принялся поглаживать ее сзади, раздвигая полушария ягодиц, направляясь к нижней части, которой еще никто не касался… И вот теперь гладил там, проталкивался туда. Ее тело снова забилось в конвульсиях.
Он издал хриплый, гортанный звук. Его трепещущий пенис толкался и упирался в ее бедра. Он смотрел в ее затуманенные от нескрываемого наслаждения глаза, а ее тело корчилось и извивалось под его пальцами.
А ему все было мало – ее податливое тело, ее сладость, ее наслаждение, ее невинность, ее уклончивость. Ей, несомненно, нравилось все, что он с ней проделывал, он видел это в ее глазах, и все же…
Он сам терся о ее тело, а его желание неудержимо росло, по жилам струился расплавленный поток, готовый вырваться наружу. Но тут прорвало ее, причем так неожиданно, что он оказался не готов к этому. Она отчаянно стремилась отдаться наслаждению, грозившему ей потерять все чувства, разум, все ее существо.
Она уже взмокла, а его пальцы продолжали терзать ее. Она распалилась, жаркая сладость растеклась по всему телу. Он мог бы взять ее сейчас же и не встретил бы сопротивления.
Но нет. Пока еще нет. Он наклонился и приник губами к ее затвердевшему соску, ее тело тут же ожило, напряглось и все подалось навстречу его губам.
– Ага, не столь уж невинной Весталке нравится, когда мужчина сосет ее грудь…
Он оторвался от ее груди, оставив пузырек горячей слюны вокруг соска, который немедленно растворился в холодном воздухе, так что сосок затвердевал еще больше.
Она издала нечленораздельный звук, пытаясь побудить его продолжать сосать. Вместо этого он лишь лизнул самый кончик соска, но ее тут же обдало жаром, когда он заставил ее раздвинуть ноги шире, а его пальцы забрались еще глубже.
– Самая обнаженная часть женщины… Я засуну мой член именно туда… – он активнее заработал пальцами, – до самого конца, мисс Наглость. Когда буду готов.
– А я уже готова, – прошептала она.
– Ты готова только для одного… а уж когда, так это мне решать…
– Ох! – сбиваясь на крик, проговорила она. – Решайте же наконец…
О Господи! Ведь только от одних его пальцев наслаждение захлестнуло ее с такой силой, что она с трудом выдавила из себя эти слова.
Он ухватил губами другой сосок. Теперь он уже взялся за дело всерьез. Его губы трудились в полном согласии с пальцами, их тела колебались в унисон, а ее грудь теснее прижималась к его ищущим сосущим губам..
Кто бы мог подумать, что она сама охотно бросится в его объятия, отдаваясь на милость его губ, языка и рук? Разве возможно представить себе подобное наслаждение? Что добропорядочная, благовоспитанная женщина сможет познать неизведанные глубины, тайны собственного тела?
Только с ним, только так… только… все ее тело подобралось, зажав его пальцы, а наслаждение бурлило и кипело там, внизу, между ног, где он ласкал ее.
– Я больше не могу, не вынесу этого… – Она едва дышала и с трудом выговаривала слова. – Уходи, оставь меня, уйди…
Все, чего он касался сейчас, немедленно становилось нежным, беззащитным. А ему было все равно. И все же ее наслаждение казалось таким чистым и искренним. Что-то в ней было. Он вырвался из ее ног и подхватил ее на руки.
И даже сейчас сладостный, медовый запах ее лона оставался на его пальцах, носился в воздухе, но ему хотелось от нее гораздо большего.
Пинком ноги он распахнул дверь и понес ее прямо в постель.
Глава 6
Весталка…
Господи, кому пришло в голову дать такие имена этим женщинам?
Инночента – слишком уж вкрадчивое и какое-то липкое; Виртуоза – неправдоподобное. Ни одну из них он даже отдаленно не мог представить себе матерью своего ребенка. И даже просто находящейся в одной комнате с его собственной матерью.
Но эту – именно эту, черт бы побрал ее глаза, – непохоже, чтобы интересовали его деньги, титул или его обхождение. Здесь было что-то другое. Но что?
В ней сочетались самым интригующим образом безыскусное простодушие и затаенное коварство. Или же воистину она была непревзойденной актрисой, падшим ангелом, которого Эллингем ввел в игру шутки ради, чтобы сбить его с толку? Это послужит источником для сплетен на несколько месяцев. А может, сам Эллингем стоит за всем этим?
Кто эта Весталка? Она лежит на постели и смотрит, как он расхаживает по комнате, лицо, кроме глаз, закрыто непроницаемой вуалью.
Кто она, эта сладострастная дочь одной из самых знатных семей Лондона, охотно предлагающая себя ему в обмен на столь незначительный эмоциональный выигрыш? Она совсем не похожа на алчных Инноченту и Виртуозу.
Что-то было в ней, что беспокоило его и бросало ему вызов, словно она смотрела на него со стороны, издалека, даже когда изо всех сил старалась исполнить все, что он мог только потребовать от нее.
Что она там высматривала? Дьявольщина, он хотел знать, о чем она думала, а любая ее мысль скрывалась за мерцанием ее глаз и этой проклятой вуалью.
А в общем-то какое это имеет значение? Она красива, доступна и достаточно распалена, а его твердокаменный член изнывает от нетерпения. Вот что действительно важно – как глубоко, сколько раз и какими способами он возьмет ее и как скоро она ему надоест.
Соблазнительная Весталка, абсолютно голая, если не считать сапожек и вуали на лице. Ему даже нравится это – сохраняется дистанция между ними, это придает ей некоторую анонимность, делает ее просто сосудом для вынашивания ребенка.
На этот счет все было ясно. Зачать ребенка в теле, которым ему придется заниматься гораздо больше тридцати секунд.
А Эллингтон за все его старания пусть пользует тех двух до потери сознания. А он от души насладится этим сладостным источником, именуемым Весталкой.
И какое имеет значение, если за всей этой невинностью коварно скрывается актриса и потаскуха? В сущности, все женщины таковы, только прячут это за благообразной наружностью.
А у Весталки внешность очень привлекательна. Тонкая, нежная кожа. А ее соски – ему тут же захотелось коснуться их. Только самых кончиков – просто поиграть с ними.
Она изогнулась в постели. Именно так, как ему нравилось, – раздраженно и нетерпеливо.
– Вы так скоро устали, милорд? – спросила она мягким, вкрадчивым голосом. – Три женщины, пожалуй, многовато для вас, у вас и на одну-то едва хватило сил, и ваше семя осталось нерастраченным. Интересно, правдивы ли все эти слухи о вашей легендарной мужской силе?
Уик хищно улыбнулся.
– Не волнуйся, самая девственная и непорочная из весталок, ты не останешься таковой, когда покинешь эту комнату. Давай. Сейчас. – Он указал на край кровати, у которого он стоял сам с гордо торчащим членом. – Повернись ко мне спиной, лицом к изголовью кровати. – Таким образом головка его члена могла скользить меж полушариями ее ягодиц.
– Подними руки и обхвати меня за шею. Вот так, – подтвердил он, когда она коснулась его спиной, а сам обвил руками ее талию и ухватил груди.
Она вздрогнула от его прикосновения. Хорошо. Его пальцы сжали одновременно оба соска, и каждая мышца ее тела судорожно дернулась.
– Ага, вот так-то, Весталка. Какие чувствительные соски, как раз такие я особенно люблю. Ну а теперь…
А теперь что? – со страхом подумала она. При всей ее браваде это «теперь» пугало больше, чем ей хотелось признаться самой себе, особенно дрожало ее обнаженное тело, несмотря на все ожидавшее ее удовольствие. И вот наступал критический момент ее свидания с ним… он будет делать с ней все, что ему вздумается, – буквально все – и она не может сказать, что пришла сюда по неведению. Это был конец ее игры с Уиком, и только разум еще мог удержать ее.
Но если он станет ласкать ее соски, очень быстро она превратится в послушную глину в его руках, безоглядно отдавшись гедонистическому наслаждению.
Большие ладони накрыли ее груди. Затем краткая передышка в его непрерывных ласках. Неожиданно раздался резкий скрип, резная передняя спинка кровати откинулась, обнаружив за собой зеркало, в котором отражались их эротически сплетенные тела.
О Господи, неужели это она? Обнаженная в его объятиях, в ее голый зад тычется массивный твердый член, а его ладони массируют ее груди…
– Ода, ты будешь видеть свое падение, Весталка.
Наступил решающий момент. Все предыдущее было лишь прелюдией, мелькнула безумная мысль, когда он снова занялся ее сосками. И больше не было пути к отступлению.
По правде сказать, она вовсе не была уверена, что ей хотелось вернуться назад. Уж очень ей нравилось то, что он проделывал с ее телом. Она уже давно решила позволить ему делать с ней все, что ему захочется, чего бы ей это ни стоило, все до последнего и неизведанного.
Это был единственный способ пленить его, стать его избранницей, а когда он публично примет на себя обязательства, вдруг повернуться и уйти.
Если, конечно, она сможет уйти после столь безоговорочной капитуляции. Какая женщина не пожертвует всем в жизни ради того, чтобы испытать подобное наслаждение? И женщины всегда так поступали. А она-то думала, что сумеет быть другой и повести себя иначе.
Никакой разницы. Она такая же бесхребетная. Стоило ему коснуться ее сосков, размять их, подергать, повертеть в пальцах, и она уже вся его, каждый дюйм ее нагого тела… А когда он массирует сначала одну грудь, потом другую, одновременно засовывая свой стальной лом ей между ног, шлифуя нежные губки ее лона, она готова отдаться ему навсегда.
Ну почему она такая слабая? Ей видно в зеркале, как его горячий член выглядывает из густой поросли у нее между ног, как он пощипывает и поглаживает ее груди, и ее тело плавится и тает, с безвольной покорностью отдаваясь его ласкам.
– О, Весталка… ты просто чудо… – прохрипел он ей в ухо. – Кто мог создать такие прелестные девственные соски? Я никогда не перестану ласкать их…
– Тогда и не переставай, – шепнула она… Кто шепнул, неужели это она сама?
И кто этот распутник, превратившийся в раба ее обнаженного тела? Кто? О, да какое это имеет значение? Ничто не важно, кроме потока наслаждения, струящегося в венах, исходящего из тех мест и точек ее тела, которыми он так умело манипулировал.
– Все, что пожелает моя Весталка… – Он вновь потянул и ущипнул каждый сосок, и тотчас же струя расплавленного золота пронизала ее тело.
О Господи… Она судорожно изогнулась, чувствуя, что тает при малейшем прикосновении. Она ощутила, как толстый твердый член толкается у нее промеж ног, как его руки скользнули на ее бедра, втягивая ее в сладостный водоворот, отдающийся нежным томлением в грудях. Затем его ладони завладели полушариями ягодиц, нежно растирая и поглаживая их. Она всем телом ощущала, как он плотнее пристраивается к ней сзади.
– Обнаженная Весталка – ты просто откровение, – бормотал он. – Я не перестаю удивляться. Кто бы мог предположить? А ведь истинное, подлинное наслаждение еще впереди…
Еще? Впереди???
Он подтолкнул ее сзади, уложив на живот, чтобы она могла видеть, как он покрывает ее сзади. Она чуть приподнялась. Он, словно бык, нависал над своей обнаженной жертвой, а его распаленный член неистово тыкался в поисках потаенного прибежища.
– А теперь мы приступаем к самому трудному, моя милая Весталка, если ты, конечно, действительно столь непорочна, как представляешься… – Он просунул руку ей под живот, приподнял ее таким образом, чтобы ее тело – ее лоно – оказалось прямо напротив него. – Именно это мне и хочется узнать…
Она почувствовала, как он нащупывает путь у нее промеж ног. Боже милостивый…
Толчок – и резкая боль – у нее все протестует внутри, а его тело сотрясает дрожь возбуждения, он подается назади вновь…
Еще толчок… У нее вырывается непроизвольный крик, ей безумно хочется куда-нибудь уползти, убежать от этой страшной силы, которая пытается завладеть ее телом… Что это было?.. Боже, он такой большой, такой толстый, она никогда не сможет вместить его всего, целиком, это…
Она должна бежать, прочь отсюда, прочь от него… она снова приподняла голову, чтобы увидеть, как он оседлал ее, ее взметнувшиеся вверх ягодицы, ее закрытое вуалью лицо, его гордо торчащий член, штурмующий ее тело…
Он не позволил ей сбежать, накрыв ее тело своим, завладев им с помощью толстого твердого жезла, все еще погруженного в нее.
– О, Весталка… – пробормотал он чуть изменившимся голосом, в котором прозвучало что-то новое, неуловимое. – Твое лоно теперь стало моим. Я едва сдерживаюсь в нем. Мне хочется залить тебя моим семенем, утопить тебя в нем. А потом размазать его по всему твоему телу. – Он поплотнее прижался к ее ягодицам и еще глубже вогнал в нее свой пенис. – Тебе нравится, как он по-хозяйски рассверливает твою девственную скважину?
Понравилось ли ей? Она не ожидала ничего подобного, эту резкую боль, это жуткое ощущение дискомфорта и неловкости, когда он грубо раздвигал, растягивал нежные губы ее лона, дабы оно могло до конца вместить толстый ствол его смертельного оружия, рвущегося в глубь нее.
Но теперь дело было не в том, нравилось ей это или нет. Ей доставляло удовольствие быть обнаженной, чувствовать его член промеж ног. И чтобы играть в эти игры, ей пришлось полюбить то, как он рылся в ней, словно молодой петушок, и было в этом что-то бесконечно возбуждающее.
И в ближайшем будущем он не станет искать общества Инноченты или Виртуозы, пока она будет удовлетворять его желания. Он всего себя растратит на нее. Он потонет в ней. Она будет занимать его дни и ночи напролет, постоянно поддерживая в нем пламя, которое почувствовала в нем, когда он пронзал ее девственную плеву.
И после всего, что она уже совершила, ей ничего не стоит отдать в его полное распоряжение свое обнаженное лоно. Она заставит его поверить, что он стал властителем ее души и тела.
А затем, в момент торжества и ликования, она повернется и уйдет.
Он двигался размеренно, смачно, со вкусом, засовывая свой толстый член, казалось бы, до самого конца, и даже еще дальше. Не спеша, растягивая удовольствие. Уже все, ни дюйма дальше, но он продолжал неутомимо долбить ее.
Теперь она стояла на коленях, зарывшись головой в подушки, а он смотрел в зеркало, продолжая размеренные неторопливые движения. Он держался прямо, откинувшись назад, сладострастно стараясь продлить каждый толчок, каждое мгновение, когда он погружался в ее жаркое лоно.
Она оказалась другой, не похожей на других. Такое случилось с ним впервые, она дала ему то, что обещала, и он хотел продлить наслаждение, прочувствовать его до конца, позволить себе расслабиться, насытиться ее наготой, сладостным напитком, сочившимся у нее между ног, ее глубоким лоном, которое неустанно, с каждым толчком еще больше углублял и расширял его мощный член.
Но ведь это было в первый раз. В следующий ей будет гораздо легче, судя по реакции ее невероятно чувствительных сосков.
Великий Боже, такая добропорядочная девственница, невинная, но храбрая и достаточно умная, чтобы поддаться страсти, пожиравшей ее тело, но до последнего момента сохранять девственность. Ну просто бесценная пташка, эта нагая Весталка.
И вот она стала его, никто другой никогда не получит ее. Только он. Уж он это уладит каким-либо образом. Сделает ее своей любовницей. Своей женой…
Ну нет, еще слишком рано думать об этом…
А может, и пора, судя по тому, как ему хотелось стать первым. Он был просто одержим желанием обладать ею полностью и без остатка, снова и снова, оставить свое клеймо на ее теле как на своей собственности.
Но он не хотел отдавать ей свои сливки, во всяком случае, пока. Пусть она привыкнет чувствовать его шомпол у себя промеж ног, поскольку он собирался очень глубоко распахать ее… И он продолжал ритмично работать бедрами, пихая, толкая, пробираясь все глубже, стараясь достать до самой ее сути и не встречая на своем пути ничего, кроме теплых, уютных, плотно облегающих его мышц.
Он крепко обхватил ее бедра и вдруг рывком, жадно, глубоко вошел в нее, словно медленный темп каким-то образом стал угнетать его.
Она задохнулась от неожиданного и приятного ощущения движения. О, так. Оно не было вызвано его жаром и пылом. И не стало болью или невыносимой тяжестью. Что-то изменилось в ней самой…
Эта мысль поразила ее. С чего бы ее тело так остро реагирует, когда его пальцы занимаются ее сосками?
Нет, за этим скрывалось нечто гораздо большее, подумала она, подняла голову и взглянула в зеркало. В нем отражалось, как он, полностью поглощенный манипуляциями с ее ягодицами, пытался как можно глубже войти в нее, старательно и размеренно двигая бедрами.
Надо только дождаться подходящего момента, подумала она. Пусть он все время будет занят тобой, исполняй все его желания, и он никогда не вспомнит про Инноченту и Виртуозу.
– Ты, моя самая непорочная, самая розовая, самая голая гвоздичка, – прохрипел он, едва сдерживаясь, его бедра задвигались в ускоренном ритме.
Момент настал. Все его тело напряглось, словно он боролся с собой из последних сил.
Она хотела, чтобы он кончил. Внезапно и неотвратимо. Она вдруг поняла, что если она спровоцирует семяизвержение, она победит. Она добьется своего, получит его. Он захочет выбрать именно ее.
Она заглянула ему глубоко в глаза через зеркало, и даже темная вуаль не смогла умерить обжигающий блеск ее взгляда.
– А ты, – прошептала она, – ты властитель моей души и тела.
Этих слов оказалось достаточно, он не мог удержаться, и мгновение спустя его бедра судорожно задергались и он взорвался, словно вулкан…
Спустя пять минут она уже лежала на спине, между ног у нее струилась его сперма, а его пенис продолжал упорно толочься в глубинах ее лона.
– Ты еще отнюдь не все получила, моя голенькая Весталка, хотя и очень старалась. И я еще не разобрался с тобой до конца.
– Ты можешь оставаться там, сколько твоей душе угодно, – простонала она, разглядывая в зеркале их сплетенные тела. Она устроилась на краю матраса, обхватив ногами его талию, а он стоя трудился над ней.
– О, я буду с тобой всеми мыслимыми способами, моя голенькая Весталка, раз уж ты вынудила меня оросить тебя. Я это так не оставлю.
И снова она разглядывала свое отражение во всевидящем зеркале – вымокшая, липкая, заведенная до предела картинкой живого совокупления их тел. Теперь она не ощущала никакого дискомфорта.
Волосы на лобке слиплись. А он намеревался продолжать еще и еще, залить все ее голое тело, всю ее заполнить своим семенем.
– А я и не прошу жалеть меня.
– Почему же, моя Весталочка?
Ну что тут сказать, подумала она жадно. Она не знала, какими словами удержать его в постели с ней так долго, сколько потребуется, чтобы Инночента и Виртуоза сдались и отказались от своих притязаний.
– Потому что мне хочется еще…
– Еще – чего? – спросил он вкрадчиво, вцепился в ее ляжки и впервые в таком положении с силой вошел в нее.
– Еще… о-о-о… этого…
Он удовлетворенно хмыкнул, чуть подался назад и продолжил свои движения, глядя, как дергается вперед и назад ее закрытая вуалью голова, а тугие бедра прогибаются под его могучим напором.
В этот раз он заставит ее молить о пощаде. И будет наслаждаться ее сосками, не переставая орудовать членом промеж ног. И он снова заставит ее кончить, а потом…
Он спохватился в тот самый момент, когда почувствовал, как первая капля влаги выступила на головке члена. Как раз вовремя. Он попытался не думать, что он еще мог бы проделать с ее обнаженным телом, как глубоко проникнуть в ее лоно, с какой страстью завести и распалить, довести ее до предела, пока она не взорвется в оргазме.
Обессиленный, он лежал у нее между ног. Все получилось не совсем так, как он планировал, а виновата в этом бурном оргазме, сотворившем мускусное море, в котором он сейчас купался, была сама Весталка, ее сладостное тело, ее жаркое, влажное, безмерно возбуждавшее его лоно, в которое его член погружался весь без остатка, когда она, обхватив его спину длинными ногами, крепко держала и не отпускала его.
Господи, кому пришло в голову дать такие имена этим женщинам?
Инночента – слишком уж вкрадчивое и какое-то липкое; Виртуоза – неправдоподобное. Ни одну из них он даже отдаленно не мог представить себе матерью своего ребенка. И даже просто находящейся в одной комнате с его собственной матерью.
Но эту – именно эту, черт бы побрал ее глаза, – непохоже, чтобы интересовали его деньги, титул или его обхождение. Здесь было что-то другое. Но что?
В ней сочетались самым интригующим образом безыскусное простодушие и затаенное коварство. Или же воистину она была непревзойденной актрисой, падшим ангелом, которого Эллингем ввел в игру шутки ради, чтобы сбить его с толку? Это послужит источником для сплетен на несколько месяцев. А может, сам Эллингем стоит за всем этим?
Кто эта Весталка? Она лежит на постели и смотрит, как он расхаживает по комнате, лицо, кроме глаз, закрыто непроницаемой вуалью.
Кто она, эта сладострастная дочь одной из самых знатных семей Лондона, охотно предлагающая себя ему в обмен на столь незначительный эмоциональный выигрыш? Она совсем не похожа на алчных Инноченту и Виртуозу.
Что-то было в ней, что беспокоило его и бросало ему вызов, словно она смотрела на него со стороны, издалека, даже когда изо всех сил старалась исполнить все, что он мог только потребовать от нее.
Что она там высматривала? Дьявольщина, он хотел знать, о чем она думала, а любая ее мысль скрывалась за мерцанием ее глаз и этой проклятой вуалью.
А в общем-то какое это имеет значение? Она красива, доступна и достаточно распалена, а его твердокаменный член изнывает от нетерпения. Вот что действительно важно – как глубоко, сколько раз и какими способами он возьмет ее и как скоро она ему надоест.
Соблазнительная Весталка, абсолютно голая, если не считать сапожек и вуали на лице. Ему даже нравится это – сохраняется дистанция между ними, это придает ей некоторую анонимность, делает ее просто сосудом для вынашивания ребенка.
На этот счет все было ясно. Зачать ребенка в теле, которым ему придется заниматься гораздо больше тридцати секунд.
А Эллингтон за все его старания пусть пользует тех двух до потери сознания. А он от души насладится этим сладостным источником, именуемым Весталкой.
И какое имеет значение, если за всей этой невинностью коварно скрывается актриса и потаскуха? В сущности, все женщины таковы, только прячут это за благообразной наружностью.
А у Весталки внешность очень привлекательна. Тонкая, нежная кожа. А ее соски – ему тут же захотелось коснуться их. Только самых кончиков – просто поиграть с ними.
Она изогнулась в постели. Именно так, как ему нравилось, – раздраженно и нетерпеливо.
– Вы так скоро устали, милорд? – спросила она мягким, вкрадчивым голосом. – Три женщины, пожалуй, многовато для вас, у вас и на одну-то едва хватило сил, и ваше семя осталось нерастраченным. Интересно, правдивы ли все эти слухи о вашей легендарной мужской силе?
Уик хищно улыбнулся.
– Не волнуйся, самая девственная и непорочная из весталок, ты не останешься таковой, когда покинешь эту комнату. Давай. Сейчас. – Он указал на край кровати, у которого он стоял сам с гордо торчащим членом. – Повернись ко мне спиной, лицом к изголовью кровати. – Таким образом головка его члена могла скользить меж полушариями ее ягодиц.
– Подними руки и обхвати меня за шею. Вот так, – подтвердил он, когда она коснулась его спиной, а сам обвил руками ее талию и ухватил груди.
Она вздрогнула от его прикосновения. Хорошо. Его пальцы сжали одновременно оба соска, и каждая мышца ее тела судорожно дернулась.
– Ага, вот так-то, Весталка. Какие чувствительные соски, как раз такие я особенно люблю. Ну а теперь…
А теперь что? – со страхом подумала она. При всей ее браваде это «теперь» пугало больше, чем ей хотелось признаться самой себе, особенно дрожало ее обнаженное тело, несмотря на все ожидавшее ее удовольствие. И вот наступал критический момент ее свидания с ним… он будет делать с ней все, что ему вздумается, – буквально все – и она не может сказать, что пришла сюда по неведению. Это был конец ее игры с Уиком, и только разум еще мог удержать ее.
Но если он станет ласкать ее соски, очень быстро она превратится в послушную глину в его руках, безоглядно отдавшись гедонистическому наслаждению.
Большие ладони накрыли ее груди. Затем краткая передышка в его непрерывных ласках. Неожиданно раздался резкий скрип, резная передняя спинка кровати откинулась, обнаружив за собой зеркало, в котором отражались их эротически сплетенные тела.
О Господи, неужели это она? Обнаженная в его объятиях, в ее голый зад тычется массивный твердый член, а его ладони массируют ее груди…
– Ода, ты будешь видеть свое падение, Весталка.
Наступил решающий момент. Все предыдущее было лишь прелюдией, мелькнула безумная мысль, когда он снова занялся ее сосками. И больше не было пути к отступлению.
По правде сказать, она вовсе не была уверена, что ей хотелось вернуться назад. Уж очень ей нравилось то, что он проделывал с ее телом. Она уже давно решила позволить ему делать с ней все, что ему захочется, чего бы ей это ни стоило, все до последнего и неизведанного.
Это был единственный способ пленить его, стать его избранницей, а когда он публично примет на себя обязательства, вдруг повернуться и уйти.
Если, конечно, она сможет уйти после столь безоговорочной капитуляции. Какая женщина не пожертвует всем в жизни ради того, чтобы испытать подобное наслаждение? И женщины всегда так поступали. А она-то думала, что сумеет быть другой и повести себя иначе.
Никакой разницы. Она такая же бесхребетная. Стоило ему коснуться ее сосков, размять их, подергать, повертеть в пальцах, и она уже вся его, каждый дюйм ее нагого тела… А когда он массирует сначала одну грудь, потом другую, одновременно засовывая свой стальной лом ей между ног, шлифуя нежные губки ее лона, она готова отдаться ему навсегда.
Ну почему она такая слабая? Ей видно в зеркале, как его горячий член выглядывает из густой поросли у нее между ног, как он пощипывает и поглаживает ее груди, и ее тело плавится и тает, с безвольной покорностью отдаваясь его ласкам.
– О, Весталка… ты просто чудо… – прохрипел он ей в ухо. – Кто мог создать такие прелестные девственные соски? Я никогда не перестану ласкать их…
– Тогда и не переставай, – шепнула она… Кто шепнул, неужели это она сама?
И кто этот распутник, превратившийся в раба ее обнаженного тела? Кто? О, да какое это имеет значение? Ничто не важно, кроме потока наслаждения, струящегося в венах, исходящего из тех мест и точек ее тела, которыми он так умело манипулировал.
– Все, что пожелает моя Весталка… – Он вновь потянул и ущипнул каждый сосок, и тотчас же струя расплавленного золота пронизала ее тело.
О Господи… Она судорожно изогнулась, чувствуя, что тает при малейшем прикосновении. Она ощутила, как толстый твердый член толкается у нее промеж ног, как его руки скользнули на ее бедра, втягивая ее в сладостный водоворот, отдающийся нежным томлением в грудях. Затем его ладони завладели полушариями ягодиц, нежно растирая и поглаживая их. Она всем телом ощущала, как он плотнее пристраивается к ней сзади.
– Обнаженная Весталка – ты просто откровение, – бормотал он. – Я не перестаю удивляться. Кто бы мог предположить? А ведь истинное, подлинное наслаждение еще впереди…
Еще? Впереди???
Он подтолкнул ее сзади, уложив на живот, чтобы она могла видеть, как он покрывает ее сзади. Она чуть приподнялась. Он, словно бык, нависал над своей обнаженной жертвой, а его распаленный член неистово тыкался в поисках потаенного прибежища.
– А теперь мы приступаем к самому трудному, моя милая Весталка, если ты, конечно, действительно столь непорочна, как представляешься… – Он просунул руку ей под живот, приподнял ее таким образом, чтобы ее тело – ее лоно – оказалось прямо напротив него. – Именно это мне и хочется узнать…
Она почувствовала, как он нащупывает путь у нее промеж ног. Боже милостивый…
Толчок – и резкая боль – у нее все протестует внутри, а его тело сотрясает дрожь возбуждения, он подается назади вновь…
Еще толчок… У нее вырывается непроизвольный крик, ей безумно хочется куда-нибудь уползти, убежать от этой страшной силы, которая пытается завладеть ее телом… Что это было?.. Боже, он такой большой, такой толстый, она никогда не сможет вместить его всего, целиком, это…
Она должна бежать, прочь отсюда, прочь от него… она снова приподняла голову, чтобы увидеть, как он оседлал ее, ее взметнувшиеся вверх ягодицы, ее закрытое вуалью лицо, его гордо торчащий член, штурмующий ее тело…
Он не позволил ей сбежать, накрыв ее тело своим, завладев им с помощью толстого твердого жезла, все еще погруженного в нее.
– О, Весталка… – пробормотал он чуть изменившимся голосом, в котором прозвучало что-то новое, неуловимое. – Твое лоно теперь стало моим. Я едва сдерживаюсь в нем. Мне хочется залить тебя моим семенем, утопить тебя в нем. А потом размазать его по всему твоему телу. – Он поплотнее прижался к ее ягодицам и еще глубже вогнал в нее свой пенис. – Тебе нравится, как он по-хозяйски рассверливает твою девственную скважину?
Понравилось ли ей? Она не ожидала ничего подобного, эту резкую боль, это жуткое ощущение дискомфорта и неловкости, когда он грубо раздвигал, растягивал нежные губы ее лона, дабы оно могло до конца вместить толстый ствол его смертельного оружия, рвущегося в глубь нее.
Но теперь дело было не в том, нравилось ей это или нет. Ей доставляло удовольствие быть обнаженной, чувствовать его член промеж ног. И чтобы играть в эти игры, ей пришлось полюбить то, как он рылся в ней, словно молодой петушок, и было в этом что-то бесконечно возбуждающее.
И в ближайшем будущем он не станет искать общества Инноченты или Виртуозы, пока она будет удовлетворять его желания. Он всего себя растратит на нее. Он потонет в ней. Она будет занимать его дни и ночи напролет, постоянно поддерживая в нем пламя, которое почувствовала в нем, когда он пронзал ее девственную плеву.
И после всего, что она уже совершила, ей ничего не стоит отдать в его полное распоряжение свое обнаженное лоно. Она заставит его поверить, что он стал властителем ее души и тела.
А затем, в момент торжества и ликования, она повернется и уйдет.
Он двигался размеренно, смачно, со вкусом, засовывая свой толстый член, казалось бы, до самого конца, и даже еще дальше. Не спеша, растягивая удовольствие. Уже все, ни дюйма дальше, но он продолжал неутомимо долбить ее.
Теперь она стояла на коленях, зарывшись головой в подушки, а он смотрел в зеркало, продолжая размеренные неторопливые движения. Он держался прямо, откинувшись назад, сладострастно стараясь продлить каждый толчок, каждое мгновение, когда он погружался в ее жаркое лоно.
Она оказалась другой, не похожей на других. Такое случилось с ним впервые, она дала ему то, что обещала, и он хотел продлить наслаждение, прочувствовать его до конца, позволить себе расслабиться, насытиться ее наготой, сладостным напитком, сочившимся у нее между ног, ее глубоким лоном, которое неустанно, с каждым толчком еще больше углублял и расширял его мощный член.
Но ведь это было в первый раз. В следующий ей будет гораздо легче, судя по реакции ее невероятно чувствительных сосков.
Великий Боже, такая добропорядочная девственница, невинная, но храбрая и достаточно умная, чтобы поддаться страсти, пожиравшей ее тело, но до последнего момента сохранять девственность. Ну просто бесценная пташка, эта нагая Весталка.
И вот она стала его, никто другой никогда не получит ее. Только он. Уж он это уладит каким-либо образом. Сделает ее своей любовницей. Своей женой…
Ну нет, еще слишком рано думать об этом…
А может, и пора, судя по тому, как ему хотелось стать первым. Он был просто одержим желанием обладать ею полностью и без остатка, снова и снова, оставить свое клеймо на ее теле как на своей собственности.
Но он не хотел отдавать ей свои сливки, во всяком случае, пока. Пусть она привыкнет чувствовать его шомпол у себя промеж ног, поскольку он собирался очень глубоко распахать ее… И он продолжал ритмично работать бедрами, пихая, толкая, пробираясь все глубже, стараясь достать до самой ее сути и не встречая на своем пути ничего, кроме теплых, уютных, плотно облегающих его мышц.
Он крепко обхватил ее бедра и вдруг рывком, жадно, глубоко вошел в нее, словно медленный темп каким-то образом стал угнетать его.
Она задохнулась от неожиданного и приятного ощущения движения. О, так. Оно не было вызвано его жаром и пылом. И не стало болью или невыносимой тяжестью. Что-то изменилось в ней самой…
Эта мысль поразила ее. С чего бы ее тело так остро реагирует, когда его пальцы занимаются ее сосками?
Нет, за этим скрывалось нечто гораздо большее, подумала она, подняла голову и взглянула в зеркало. В нем отражалось, как он, полностью поглощенный манипуляциями с ее ягодицами, пытался как можно глубже войти в нее, старательно и размеренно двигая бедрами.
Надо только дождаться подходящего момента, подумала она. Пусть он все время будет занят тобой, исполняй все его желания, и он никогда не вспомнит про Инноченту и Виртуозу.
– Ты, моя самая непорочная, самая розовая, самая голая гвоздичка, – прохрипел он, едва сдерживаясь, его бедра задвигались в ускоренном ритме.
Момент настал. Все его тело напряглось, словно он боролся с собой из последних сил.
Она хотела, чтобы он кончил. Внезапно и неотвратимо. Она вдруг поняла, что если она спровоцирует семяизвержение, она победит. Она добьется своего, получит его. Он захочет выбрать именно ее.
Она заглянула ему глубоко в глаза через зеркало, и даже темная вуаль не смогла умерить обжигающий блеск ее взгляда.
– А ты, – прошептала она, – ты властитель моей души и тела.
Этих слов оказалось достаточно, он не мог удержаться, и мгновение спустя его бедра судорожно задергались и он взорвался, словно вулкан…
Спустя пять минут она уже лежала на спине, между ног у нее струилась его сперма, а его пенис продолжал упорно толочься в глубинах ее лона.
– Ты еще отнюдь не все получила, моя голенькая Весталка, хотя и очень старалась. И я еще не разобрался с тобой до конца.
– Ты можешь оставаться там, сколько твоей душе угодно, – простонала она, разглядывая в зеркале их сплетенные тела. Она устроилась на краю матраса, обхватив ногами его талию, а он стоя трудился над ней.
– О, я буду с тобой всеми мыслимыми способами, моя голенькая Весталка, раз уж ты вынудила меня оросить тебя. Я это так не оставлю.
И снова она разглядывала свое отражение во всевидящем зеркале – вымокшая, липкая, заведенная до предела картинкой живого совокупления их тел. Теперь она не ощущала никакого дискомфорта.
Волосы на лобке слиплись. А он намеревался продолжать еще и еще, залить все ее голое тело, всю ее заполнить своим семенем.
– А я и не прошу жалеть меня.
– Почему же, моя Весталочка?
Ну что тут сказать, подумала она жадно. Она не знала, какими словами удержать его в постели с ней так долго, сколько потребуется, чтобы Инночента и Виртуоза сдались и отказались от своих притязаний.
– Потому что мне хочется еще…
– Еще – чего? – спросил он вкрадчиво, вцепился в ее ляжки и впервые в таком положении с силой вошел в нее.
– Еще… о-о-о… этого…
Он удовлетворенно хмыкнул, чуть подался назад и продолжил свои движения, глядя, как дергается вперед и назад ее закрытая вуалью голова, а тугие бедра прогибаются под его могучим напором.
В этот раз он заставит ее молить о пощаде. И будет наслаждаться ее сосками, не переставая орудовать членом промеж ног. И он снова заставит ее кончить, а потом…
Он спохватился в тот самый момент, когда почувствовал, как первая капля влаги выступила на головке члена. Как раз вовремя. Он попытался не думать, что он еще мог бы проделать с ее обнаженным телом, как глубоко проникнуть в ее лоно, с какой страстью завести и распалить, довести ее до предела, пока она не взорвется в оргазме.
Обессиленный, он лежал у нее между ног. Все получилось не совсем так, как он планировал, а виновата в этом бурном оргазме, сотворившем мускусное море, в котором он сейчас купался, была сама Весталка, ее сладостное тело, ее жаркое, влажное, безмерно возбуждавшее его лоно, в которое его член погружался весь без остатка, когда она, обхватив его спину длинными ногами, крепко держала и не отпускала его.