– Вот если будет сбой, посмотрим, чего стоит твое глубокое уважение.
– А он будет? – вкрадчиво поинтересовался генерал.
– Теперь об этом лучше спрашивать главного технолога завода. Хотя принципиально в «Клинке» сбоить нечему. Обычный кот, только с обрезанной задачей и немного подправленный физически. Просто и надежно. Как по учебнику. «К-10» иначе не делает, я же биотех классической школы.
– А почему тогда у Шарикова сбоит? Потому что он – биомех?
– Его фамилия Шаронов.
– Никогда бы не подумал.
– Пить надо меньше.
– Спасибо. Учту на будущее. К чему это ты?
– У Шаронова засбоило, потому что вашего главного инспектора всю ночь поили, дабы был посговорчивее. И с утра крепко похмелили, – объяснил Павлов. – По большому счету Шаронов ни в чем не виноват. Другой разговор, что «Тиски» – это тихий ужас. Но если вникнуть в их функции, окажется, что псы тоже не виноваты. У пьяного меняется водный баланс в организме, и он перестает человеком пахнуть. Выглядит как человек – если выглядит, конечно, – а пахнет неправильно. Теперь представь: раз обычная собака может цапнуть собственного пьяного хозяина, чего было ждать от «Тисков», когда к ним сунулся с нежными объятьями какой-то человекоподобный объект? Съедобный… А комплекс, с вечера не кормленный, только что отработал сложнейшую программу и теперь ждет не дождется поощрения…
– М-да, пах инспектор совершенно неправильно, – кивнул Бондарчук. – Главное, я не смог вмешаться, когда его вечером на шашлыки увозили. Он же сам меня в министерство услал. Приезжаю утром, и…
– Ну и не казнись, – посоветовал Павлов.
– Да я не казнюсь. Просто знаешь, дорогуша, я когда служил рашен милитэри специалистом в Гвинее-Бисау, мы на большую рыбу в море ходили. И однажды нам показали, как акулы друг дружку жрут, это у местных шоу для приезжих. Так я тебе скажу. Акула даже на фоне «Рубанка» бледно выглядит. А против «Тисков» она вообще херня на постном масле. Я потом целый год собак боялся. Пуделя увижу и столбенею весь. Думаю – а не потрудился ли над ним твой приятель? Ка-ак он сейчас жвалы свои разинет… Тиски, блин… Инспектор, конечно, тоже хорош гусь, целоваться к собачкам полез. Шариков чего-то вякнул, типа «стой, дурак», а они уже бац – и стиснули. В момент. Тьфу! Не поверишь, я блевал. Да-с. А ведь если трезво подойти… – Бондарчук невесело хохотнул. – Не случись того конфуза, имели бы мы сейчас роскошную экономию на охране складов и баз. Хотя… Ну его к черту. Больно страшно. Когда две огромные псины, да еще разных пород, работают вместе и совершенно автономно, без намека на проводника – это, согласись, перебор. Как вы так исхитрились-то?
– А я знаю? Шарик очень талантливый. Но его постоянно заносит.
– Извини, дорогуша, только не производит он впечатления одаренного ученого. Самовлюбленный нахал и грубиян.
– Талантливые все с закидонами. Это еще хорошо, что он большого роста. Уродился бы маленький, с ним бы сладу не было вообще… Послушай, так я не понял, министерство планирует всучить каждому солдату по «Клинку»? Чисто советский перегиб, ребята. Головокружение от успехов. Ой, не советую.
– Каждому не дадут. Для поднятия боевого духа одного кота на пехотное отделение уже довольно. Хотя чем больше, тем лучше. И конечно, спецподразделения тоже будут. Все уже посчитано, у министра на столе проект лежит. Хорошую зверюгу ты вырастил, Павлов. Только кормежка дорогая.
– Будете кормить дрянью, снизится гарантийный срок.
– Ну, это лучше обсуждать с главтехом завода, верно? Как ты посоветовал.
Павлов вздохнул. Ничего уже от него не зависело. Когда обсчитывали рацион, оказалось, что корм даже при промышленных объемах выйдет дороже, чем хотелось бы военным. От «Клинка» требовали уникальных боевых свойств, лаборатория их обеспечила, но закон сохранения энергии в отдельно взятом животном никто не отменял. Полосатики любили качественное горючее. Если бы Павлов знал, как запихать в кота многотопливный дизель, – ей-ей, сделал бы не раздумывая. Всем стало бы легче, главное – «Клинкам».
Конечно, эта проблема будет решена. Завлаб представил, какими помоями начнут потчевать несчастных полосатиков, когда тех станет по-настоящему много, и поежился. А потом начнутся жалобы, мол, кошки бегают медленно, прыгают невысоко и в ночном дозоре оглушительно пукают, демаскируя своих. И понеслась… Сначала возьмут за хобот заводских биотехов, те переведут стрелку на «К-10», лаборатория справедливо обвинит производителя корма, но, пока удастся это доказать, нервы истреплются немерено. Павлов уже будет на пенсии, заслуженный и почтенный, отплюется от поклепов и наветов. А полосатикам-то давиться всякими отходами, мучаясь изжогой и отрыжкой, – за что?
«На пенсии, на пенсии…»
– Зачем Голованова в обезьянник вернули? – спросил Павлов жестко.
Бондарчук оторопел.
– Его ведь с тобой согласовывали, – напирал завлаб. – Чего опять затеяли, поджигатели войны? Давай, откровенность за откровенность. Дорогуша.
– Уфф… – Генерал заметно расслабился. – Я грешным делом подумал, у тебя к нему личные претензии. Да фигня, чистая благотворительность. Голованов внучку замуж выдает, хочет ей иномарку подарить, вот его и пристроили консультантом, чтобы имел право ссуду взять. За былые заслуги. Кому он сейчас нужен, мать его йети?
– Ну-ну… – буркнул Павлов. – У деда, знаешь ли, такие связи наверху… По старым дрожжам. Он, если очень захочет, собственный институт выбьет.
– Чего ж не выбил? Дорогуша, ты из своего любимого НИИ По Барабану совсем не видишь перемен. За забором новая страна, и порядки в ней тоже новые. Последние два президента крепко поработали над этим. В России больше не занимаются ерундой. Здесь можно реализовать самый дерзкий проект, но придется грамотно обосновать его. Что может предложить армии Голованов? Очередную северную гориллу? Арктического шимпанзе? Партизанского бабуина? Гамадрила-подрывника?..
Павлов неопределенно шевельнул бровью. Возвращение Голованова на государственную службу, по общему мнению, ничего хорошего предвещать не могло. В невозбужденном состоянии Голованов был славный дядька. Но по критическим дням превращался в такого очевидного и гиперактивного психа, что становилось просто неловко. В моменты помутнения рассудка дедушку осеняли великие идеи, он с ними прорывался к министерскому начальству и задавал «обезьяннику» бешеное ускорение, которого хватало потом на годы. Фактически Голованов лабораторию сгубил, но та все жила, как бы сама по себе, эдаким королевством в королевстве. Директор к старику не заходил, старался не привлекать к совещаниям, а на вопрос, чем вообще занимается трехнутое подразделение и не пора ли дать Голованову пинка под зад, ответил просто: считайте эту тему закрытой. Не в смысле прекратившей существование, а для вас закрытой… «Обезьянник» исправно получал деньги, чего-то алхимичил, иногда даже выводил на полигон каких-то ужасных питекантропов и кому-то что-то докладывал наверх, через голову директора. Или делал вид, что докладывал… Избавиться от неуправляемого завлаба – мать его йети – удалось относительно недавно, в период реорганизации НИИПБ. Сделал это новый шеф, заработав репутацию человека со связями круче головановских.
Потом выяснилось, что сворачивать работы по теме никто не собирается.
Парадоксально, но рейтинг шефа еще подскочил.
– А ведь не доверяешь ты нам, Павлов! – совершил открытие генерал, внимательно наблюдавший за душевными терзаниями завлаба. – Это как же, дорогуша?
– Тебе никогда не кажется, – медленно и негромко произнес завлаб, – что все устроено… неправильно? В системе? Вроде бы и порядок, и контроль, и условия обсчитаны по уму. Но… Вдруг приходит ощущение, будто не те люди занимаются не тем и делают это не так?
Бондарчук раздраженно засопел.
– Дай-ка мне твой доклад почитать, – сказал он.
– На. – Павлов вытащил из-за пазухи мятую пачку листов. – Вообще забирай, я доложу по памяти. Так получится убедительнее.
– Смотря для кого, – буркнул генерал, цепляя на нос очки в дорогой золотой оправе. – Некоторые как увидят человека, способного выступать без бумажки, тут же делают стойку на чужака. До сих пор у нас таких полно…
Павлов протянул руку и погладил могучий Катькин загривок. Кошка повернула голову и улыбнулась.
Сразу показалось легче и приятнее жить.
Павлов чуть ли не с наслаждением послал генерала к черту, покопался в регулировках сиденья, откинул спинку, вытянул ноги и закрыл глаза. Он почему-то страшно устал за эту поездку. А ему ведь еще выступать.
Катька тут же почувствовала его состояние – бросила глазеть в окно, деликатно потопталась рядом, ища, как бы ловчее пристроиться, влезла на сиденье, осторожно уложила тяжелую голову Павлову на грудь и принялась тихо урчать. Павлов благодарно приобнял кошку и подумал – вот бы сейчас заснуть к чертовой матери. И проснуться сотрудником нормальной фирмы, выращивающей нормальных кошек. Отчего-то эта глупая несбыточная мечта накрепко засела в голове. Десятки лет даже и не мелькала, но в последние месяцы вдруг начала оформляться, потом зудеть, а теперь – чуть ли не мучить.
Завлаб приоткрыл один глаз. За тонированным стеклом мельтешили военные. «И вот так всю жизнь. Почему я раньше не замечал этого? Бегают вокруг, суетятся… Думают, что решают важнейшие проблемы мироустройства. А сами – то на снежного человека фонды выделяют, то в боевого клопа инвестируют. Шарлатанам верят, а иногда даже используют их, чтобы украсть деньжат. И какое место в этой системе занимаю я? Чего добился? Сколько моих разработок оказалось не к месту, не ко времени, осталось в бумаге, не продвинулось дальше опытных серий? Шарик гордится, что больше всех лажался и пролетал. Так он и делал зато! Ну, зачастую ерунду всякую, монстров, и вообще, его любимая биомеханика – модное поветрие, тупиковая ветвь, скоро изживет себя. Но мне-то даже пролетать толком не случалось! То сам тормозил работу, одолеваемый сомнениями, а то сверху грубо обламывали. И на что же я тогда жизнь потратил? Вбухал ее целиком в изделие «Клинок»? Получается, да. Только отчего мне всего милее именно рыжики порченые, а не великолепные полосатики? И здесь все наперекосяк!»
Павлов крепче прижал к себе кошку.
– Песня ты моя лебединая, – сказал он ей. – Не отдам никому.
Зазвонил мобильный. Катька прянула ушами, отлипла от Павлова и уселась на полу в стандартной позе ожидания приказа. То ли у трехцветки имелся дар краткосрочного предвидения, то ли просто кошка была еще сообразительнее, чем казалась.
– Поставили стол, должен выдержать, – сказал из трубки Бондарчук. – Выдвигайся, через три минуты я хочу тебя видеть в проходе. Тогда сразу объявлю, и ты вступаешь. Пошло время.
Павлов окинул Катьку придирчивым взглядом, нашел ее вид более чем выставочным, достал из кармана маленький баллончик и, выщелкав языком неведомую домашним животным команду «Спокойно!», пустил кошке струю вдоль хребта. В машине запахло типично женским, сладким и будоражащим воображение.
Катька то ли хрюкнула, то ли хмыкнула, то ли подавила желание чихнуть. А может, желание крепко выругаться.
– Ты – девочка, тебе должно нравиться, – непререкаемым тоном заявил Павлов. – Тем более, это не покупное, а эксклюзив от «К-10», специально для рыжиков химичили, дамы наши пропахли насквозь… Терпи. Надо. Пур этр белль иль фо суфрир1. Вот. Кажется, так… На фортепьянах он играет, видите ли! Какого-то Даниила цитирует. Пижон. А по-французски слабо вам, товарищ генерал?!. Черт его знает, наверное, не слабо… Ладно, Катерина, наш выход.
Он спрятал баллон, несколько раз глубоко вдохнул, пробормотал «С Богом!» и потянул дверную ручку.
Вокруг павильона был чистый сухой асфальт, это радовало. Не хватало еще представлять министру изделие с мокрыми лапами.
Спецназовцы, караулившие павильон, на Катьку так вытаращились, будто это была не кошка – ну, здоровая, да, – а какая-нибудь сексуальная бомба. Павлов скосил глаза на свое «изделие» и слегка ошалел. Катька шла, как модель на подиуме – ножка за ножку и хвост трубой.
Нет, после фокуса с вороной завлаб от «десятки» готов был ждать чего угодно. Только не настолько. Это уж выглядело слишком по-человечески. «Завтра же голову ей под сканер. Глядеть, что там происходит с чипом, не образовалось ли новых связей… Если оно у Катьки будет, это завтра».
– А теперь от научно-исследовательского института прикладного биоконструирования… – объявил впереди Бондарчук.
Так они и вступили в павильон, именно что вступили. Павлов тихонько отщелкнул «продолжать движение», выпустил Катьку вперед и перенес внимание на ряды.
– …выступит главный конструктор изделия «Клинок», доктор биотехники, заведующий лабораторией…
В павильон набилось очень много людей в погонах, завлаб с кошкой шли по узкому проходу между рядов кресел, и Павлов видел – Катька будто волну за собой тянет. Военные, как по команде, поворачивали головы и заметно глохли: Бондарчук вещал в пустоту. «Никто мою фамилию не запомнит, потому что просто не услышит, – подумал Павлов. – Да к черту. Главное, вся эта братия уже видела полосатиков. Но вот им рыжик – и оцените результат!»
Впереди полстены занимал широкоформатный плазменный монитор, висел стенд с какой-то схемой – это хозяйство Павлова не интересовало, ему нужен был правильный демонстрационный стол. И Бондарчук достал-таки то, что надо. Стол невысокий, длинный, прочный на вид, метрах в двух от первого ряда, так, чтобы до министра самую малость доносился вкусный запах кошачьего одеколона.
Катька шествовала, ряды тихо бурлили. Пару раз до Павлова долетели слова «африканский камуфляж», и завлабу стоило определенного труда не состроить недовольную мину.
– Вам слово! – произнес знакомый голос. Павлов уже думать забыл про Бондарчука, а тот усаживался в первом ряду, неподалеку от министра, и украдкой прятал руку в карман. Сам министр смотрел на Катьку, лицо его было непроницаемо и этим выделялось среди множества радостно-удивленных.
«Актерствует, – решил Павлов. – Старшим начальникам положено выглядеть суровыми, вот и… Не буду напрягаться. Работаем». Он щелкнул «внимание на меня» и тут же, не поднимая руки, одной кистью отсигналил направление.
Катька шагнула на импровизированный пьедестал неподражаемым царственным движением. Стол выдержал. Кошка на секунду приняла выставочную стойку – павильон огласил сдавленный многоголосый стон – и уселась, развернувшись к публике носом. Села точь-в-точь как научил вчера Павлов, обвив длиннющим хвостом лапы, отчего толстоватые подставки (ну, прав был Шаронов, всегда он прав) скрылись из вида. А хвосты у «Клинков» были заметно длиннее, чем у простых кошек. Не от хорошей жизни, конечно, – попробуй закрути такую плюшку, когда она атакует, а жертва зайцем прыгает в сторону… Тигр или лев может просвистеть мимо, его проблемы. Для армейского кота второй заход на цель непозволительная роскошь.
Убьют.
– Товарищи, – сказал Павлов просто, – наша фирма представляет изделие «Клинок».
– А он будет? – вкрадчиво поинтересовался генерал.
– Теперь об этом лучше спрашивать главного технолога завода. Хотя принципиально в «Клинке» сбоить нечему. Обычный кот, только с обрезанной задачей и немного подправленный физически. Просто и надежно. Как по учебнику. «К-10» иначе не делает, я же биотех классической школы.
– А почему тогда у Шарикова сбоит? Потому что он – биомех?
– Его фамилия Шаронов.
– Никогда бы не подумал.
– Пить надо меньше.
– Спасибо. Учту на будущее. К чему это ты?
– У Шаронова засбоило, потому что вашего главного инспектора всю ночь поили, дабы был посговорчивее. И с утра крепко похмелили, – объяснил Павлов. – По большому счету Шаронов ни в чем не виноват. Другой разговор, что «Тиски» – это тихий ужас. Но если вникнуть в их функции, окажется, что псы тоже не виноваты. У пьяного меняется водный баланс в организме, и он перестает человеком пахнуть. Выглядит как человек – если выглядит, конечно, – а пахнет неправильно. Теперь представь: раз обычная собака может цапнуть собственного пьяного хозяина, чего было ждать от «Тисков», когда к ним сунулся с нежными объятьями какой-то человекоподобный объект? Съедобный… А комплекс, с вечера не кормленный, только что отработал сложнейшую программу и теперь ждет не дождется поощрения…
– М-да, пах инспектор совершенно неправильно, – кивнул Бондарчук. – Главное, я не смог вмешаться, когда его вечером на шашлыки увозили. Он же сам меня в министерство услал. Приезжаю утром, и…
– Ну и не казнись, – посоветовал Павлов.
– Да я не казнюсь. Просто знаешь, дорогуша, я когда служил рашен милитэри специалистом в Гвинее-Бисау, мы на большую рыбу в море ходили. И однажды нам показали, как акулы друг дружку жрут, это у местных шоу для приезжих. Так я тебе скажу. Акула даже на фоне «Рубанка» бледно выглядит. А против «Тисков» она вообще херня на постном масле. Я потом целый год собак боялся. Пуделя увижу и столбенею весь. Думаю – а не потрудился ли над ним твой приятель? Ка-ак он сейчас жвалы свои разинет… Тиски, блин… Инспектор, конечно, тоже хорош гусь, целоваться к собачкам полез. Шариков чего-то вякнул, типа «стой, дурак», а они уже бац – и стиснули. В момент. Тьфу! Не поверишь, я блевал. Да-с. А ведь если трезво подойти… – Бондарчук невесело хохотнул. – Не случись того конфуза, имели бы мы сейчас роскошную экономию на охране складов и баз. Хотя… Ну его к черту. Больно страшно. Когда две огромные псины, да еще разных пород, работают вместе и совершенно автономно, без намека на проводника – это, согласись, перебор. Как вы так исхитрились-то?
– А я знаю? Шарик очень талантливый. Но его постоянно заносит.
– Извини, дорогуша, только не производит он впечатления одаренного ученого. Самовлюбленный нахал и грубиян.
– Талантливые все с закидонами. Это еще хорошо, что он большого роста. Уродился бы маленький, с ним бы сладу не было вообще… Послушай, так я не понял, министерство планирует всучить каждому солдату по «Клинку»? Чисто советский перегиб, ребята. Головокружение от успехов. Ой, не советую.
– Каждому не дадут. Для поднятия боевого духа одного кота на пехотное отделение уже довольно. Хотя чем больше, тем лучше. И конечно, спецподразделения тоже будут. Все уже посчитано, у министра на столе проект лежит. Хорошую зверюгу ты вырастил, Павлов. Только кормежка дорогая.
– Будете кормить дрянью, снизится гарантийный срок.
– Ну, это лучше обсуждать с главтехом завода, верно? Как ты посоветовал.
Павлов вздохнул. Ничего уже от него не зависело. Когда обсчитывали рацион, оказалось, что корм даже при промышленных объемах выйдет дороже, чем хотелось бы военным. От «Клинка» требовали уникальных боевых свойств, лаборатория их обеспечила, но закон сохранения энергии в отдельно взятом животном никто не отменял. Полосатики любили качественное горючее. Если бы Павлов знал, как запихать в кота многотопливный дизель, – ей-ей, сделал бы не раздумывая. Всем стало бы легче, главное – «Клинкам».
Конечно, эта проблема будет решена. Завлаб представил, какими помоями начнут потчевать несчастных полосатиков, когда тех станет по-настоящему много, и поежился. А потом начнутся жалобы, мол, кошки бегают медленно, прыгают невысоко и в ночном дозоре оглушительно пукают, демаскируя своих. И понеслась… Сначала возьмут за хобот заводских биотехов, те переведут стрелку на «К-10», лаборатория справедливо обвинит производителя корма, но, пока удастся это доказать, нервы истреплются немерено. Павлов уже будет на пенсии, заслуженный и почтенный, отплюется от поклепов и наветов. А полосатикам-то давиться всякими отходами, мучаясь изжогой и отрыжкой, – за что?
«На пенсии, на пенсии…»
– Зачем Голованова в обезьянник вернули? – спросил Павлов жестко.
Бондарчук оторопел.
– Его ведь с тобой согласовывали, – напирал завлаб. – Чего опять затеяли, поджигатели войны? Давай, откровенность за откровенность. Дорогуша.
– Уфф… – Генерал заметно расслабился. – Я грешным делом подумал, у тебя к нему личные претензии. Да фигня, чистая благотворительность. Голованов внучку замуж выдает, хочет ей иномарку подарить, вот его и пристроили консультантом, чтобы имел право ссуду взять. За былые заслуги. Кому он сейчас нужен, мать его йети?
– Ну-ну… – буркнул Павлов. – У деда, знаешь ли, такие связи наверху… По старым дрожжам. Он, если очень захочет, собственный институт выбьет.
– Чего ж не выбил? Дорогуша, ты из своего любимого НИИ По Барабану совсем не видишь перемен. За забором новая страна, и порядки в ней тоже новые. Последние два президента крепко поработали над этим. В России больше не занимаются ерундой. Здесь можно реализовать самый дерзкий проект, но придется грамотно обосновать его. Что может предложить армии Голованов? Очередную северную гориллу? Арктического шимпанзе? Партизанского бабуина? Гамадрила-подрывника?..
Павлов неопределенно шевельнул бровью. Возвращение Голованова на государственную службу, по общему мнению, ничего хорошего предвещать не могло. В невозбужденном состоянии Голованов был славный дядька. Но по критическим дням превращался в такого очевидного и гиперактивного психа, что становилось просто неловко. В моменты помутнения рассудка дедушку осеняли великие идеи, он с ними прорывался к министерскому начальству и задавал «обезьяннику» бешеное ускорение, которого хватало потом на годы. Фактически Голованов лабораторию сгубил, но та все жила, как бы сама по себе, эдаким королевством в королевстве. Директор к старику не заходил, старался не привлекать к совещаниям, а на вопрос, чем вообще занимается трехнутое подразделение и не пора ли дать Голованову пинка под зад, ответил просто: считайте эту тему закрытой. Не в смысле прекратившей существование, а для вас закрытой… «Обезьянник» исправно получал деньги, чего-то алхимичил, иногда даже выводил на полигон каких-то ужасных питекантропов и кому-то что-то докладывал наверх, через голову директора. Или делал вид, что докладывал… Избавиться от неуправляемого завлаба – мать его йети – удалось относительно недавно, в период реорганизации НИИПБ. Сделал это новый шеф, заработав репутацию человека со связями круче головановских.
Потом выяснилось, что сворачивать работы по теме никто не собирается.
Парадоксально, но рейтинг шефа еще подскочил.
– А ведь не доверяешь ты нам, Павлов! – совершил открытие генерал, внимательно наблюдавший за душевными терзаниями завлаба. – Это как же, дорогуша?
– Тебе никогда не кажется, – медленно и негромко произнес завлаб, – что все устроено… неправильно? В системе? Вроде бы и порядок, и контроль, и условия обсчитаны по уму. Но… Вдруг приходит ощущение, будто не те люди занимаются не тем и делают это не так?
Бондарчук раздраженно засопел.
– Дай-ка мне твой доклад почитать, – сказал он.
– На. – Павлов вытащил из-за пазухи мятую пачку листов. – Вообще забирай, я доложу по памяти. Так получится убедительнее.
– Смотря для кого, – буркнул генерал, цепляя на нос очки в дорогой золотой оправе. – Некоторые как увидят человека, способного выступать без бумажки, тут же делают стойку на чужака. До сих пор у нас таких полно…
Павлов протянул руку и погладил могучий Катькин загривок. Кошка повернула голову и улыбнулась.
Сразу показалось легче и приятнее жить.
* * *
Машину удалось подогнать вплотную к павильону, где проходила «теоретическая» часть представления. «Делаем цыганочку с выходом, – распорядился Бондарчук. – Отсиживаешься до упора, потом я тебе звоню на мобилу, вы с Катериной заходите и рвете с места в карьер. Теперь по докладу. Текст хороший, но я бы советовал полицейские возможности «Клинка» не выпячивать и насчет работы на границе тоже… Не слишком. Объяснять, почему, я надеюсь, тебе не надо?» – «Потому что это изделие министерства, и вы сами разберетесь, с кем делиться, а кому хрен в зубы». – «Ориентируешься правильно. Ну, ни пуха».Павлов чуть ли не с наслаждением послал генерала к черту, покопался в регулировках сиденья, откинул спинку, вытянул ноги и закрыл глаза. Он почему-то страшно устал за эту поездку. А ему ведь еще выступать.
Катька тут же почувствовала его состояние – бросила глазеть в окно, деликатно потопталась рядом, ища, как бы ловчее пристроиться, влезла на сиденье, осторожно уложила тяжелую голову Павлову на грудь и принялась тихо урчать. Павлов благодарно приобнял кошку и подумал – вот бы сейчас заснуть к чертовой матери. И проснуться сотрудником нормальной фирмы, выращивающей нормальных кошек. Отчего-то эта глупая несбыточная мечта накрепко засела в голове. Десятки лет даже и не мелькала, но в последние месяцы вдруг начала оформляться, потом зудеть, а теперь – чуть ли не мучить.
Завлаб приоткрыл один глаз. За тонированным стеклом мельтешили военные. «И вот так всю жизнь. Почему я раньше не замечал этого? Бегают вокруг, суетятся… Думают, что решают важнейшие проблемы мироустройства. А сами – то на снежного человека фонды выделяют, то в боевого клопа инвестируют. Шарлатанам верят, а иногда даже используют их, чтобы украсть деньжат. И какое место в этой системе занимаю я? Чего добился? Сколько моих разработок оказалось не к месту, не ко времени, осталось в бумаге, не продвинулось дальше опытных серий? Шарик гордится, что больше всех лажался и пролетал. Так он и делал зато! Ну, зачастую ерунду всякую, монстров, и вообще, его любимая биомеханика – модное поветрие, тупиковая ветвь, скоро изживет себя. Но мне-то даже пролетать толком не случалось! То сам тормозил работу, одолеваемый сомнениями, а то сверху грубо обламывали. И на что же я тогда жизнь потратил? Вбухал ее целиком в изделие «Клинок»? Получается, да. Только отчего мне всего милее именно рыжики порченые, а не великолепные полосатики? И здесь все наперекосяк!»
Павлов крепче прижал к себе кошку.
– Песня ты моя лебединая, – сказал он ей. – Не отдам никому.
Зазвонил мобильный. Катька прянула ушами, отлипла от Павлова и уселась на полу в стандартной позе ожидания приказа. То ли у трехцветки имелся дар краткосрочного предвидения, то ли просто кошка была еще сообразительнее, чем казалась.
– Поставили стол, должен выдержать, – сказал из трубки Бондарчук. – Выдвигайся, через три минуты я хочу тебя видеть в проходе. Тогда сразу объявлю, и ты вступаешь. Пошло время.
Павлов окинул Катьку придирчивым взглядом, нашел ее вид более чем выставочным, достал из кармана маленький баллончик и, выщелкав языком неведомую домашним животным команду «Спокойно!», пустил кошке струю вдоль хребта. В машине запахло типично женским, сладким и будоражащим воображение.
Катька то ли хрюкнула, то ли хмыкнула, то ли подавила желание чихнуть. А может, желание крепко выругаться.
– Ты – девочка, тебе должно нравиться, – непререкаемым тоном заявил Павлов. – Тем более, это не покупное, а эксклюзив от «К-10», специально для рыжиков химичили, дамы наши пропахли насквозь… Терпи. Надо. Пур этр белль иль фо суфрир1. Вот. Кажется, так… На фортепьянах он играет, видите ли! Какого-то Даниила цитирует. Пижон. А по-французски слабо вам, товарищ генерал?!. Черт его знает, наверное, не слабо… Ладно, Катерина, наш выход.
Он спрятал баллон, несколько раз глубоко вдохнул, пробормотал «С Богом!» и потянул дверную ручку.
Вокруг павильона был чистый сухой асфальт, это радовало. Не хватало еще представлять министру изделие с мокрыми лапами.
Спецназовцы, караулившие павильон, на Катьку так вытаращились, будто это была не кошка – ну, здоровая, да, – а какая-нибудь сексуальная бомба. Павлов скосил глаза на свое «изделие» и слегка ошалел. Катька шла, как модель на подиуме – ножка за ножку и хвост трубой.
Нет, после фокуса с вороной завлаб от «десятки» готов был ждать чего угодно. Только не настолько. Это уж выглядело слишком по-человечески. «Завтра же голову ей под сканер. Глядеть, что там происходит с чипом, не образовалось ли новых связей… Если оно у Катьки будет, это завтра».
– А теперь от научно-исследовательского института прикладного биоконструирования… – объявил впереди Бондарчук.
Так они и вступили в павильон, именно что вступили. Павлов тихонько отщелкнул «продолжать движение», выпустил Катьку вперед и перенес внимание на ряды.
– …выступит главный конструктор изделия «Клинок», доктор биотехники, заведующий лабораторией…
В павильон набилось очень много людей в погонах, завлаб с кошкой шли по узкому проходу между рядов кресел, и Павлов видел – Катька будто волну за собой тянет. Военные, как по команде, поворачивали головы и заметно глохли: Бондарчук вещал в пустоту. «Никто мою фамилию не запомнит, потому что просто не услышит, – подумал Павлов. – Да к черту. Главное, вся эта братия уже видела полосатиков. Но вот им рыжик – и оцените результат!»
Впереди полстены занимал широкоформатный плазменный монитор, висел стенд с какой-то схемой – это хозяйство Павлова не интересовало, ему нужен был правильный демонстрационный стол. И Бондарчук достал-таки то, что надо. Стол невысокий, длинный, прочный на вид, метрах в двух от первого ряда, так, чтобы до министра самую малость доносился вкусный запах кошачьего одеколона.
Катька шествовала, ряды тихо бурлили. Пару раз до Павлова долетели слова «африканский камуфляж», и завлабу стоило определенного труда не состроить недовольную мину.
– Вам слово! – произнес знакомый голос. Павлов уже думать забыл про Бондарчука, а тот усаживался в первом ряду, неподалеку от министра, и украдкой прятал руку в карман. Сам министр смотрел на Катьку, лицо его было непроницаемо и этим выделялось среди множества радостно-удивленных.
«Актерствует, – решил Павлов. – Старшим начальникам положено выглядеть суровыми, вот и… Не буду напрягаться. Работаем». Он щелкнул «внимание на меня» и тут же, не поднимая руки, одной кистью отсигналил направление.
Катька шагнула на импровизированный пьедестал неподражаемым царственным движением. Стол выдержал. Кошка на секунду приняла выставочную стойку – павильон огласил сдавленный многоголосый стон – и уселась, развернувшись к публике носом. Села точь-в-точь как научил вчера Павлов, обвив длиннющим хвостом лапы, отчего толстоватые подставки (ну, прав был Шаронов, всегда он прав) скрылись из вида. А хвосты у «Клинков» были заметно длиннее, чем у простых кошек. Не от хорошей жизни, конечно, – попробуй закрути такую плюшку, когда она атакует, а жертва зайцем прыгает в сторону… Тигр или лев может просвистеть мимо, его проблемы. Для армейского кота второй заход на цель непозволительная роскошь.
Убьют.
– Товарищи, – сказал Павлов просто, – наша фирма представляет изделие «Клинок».
* * *
– Разработка уникальная, аналогов не имеет. За рубежом организмы этого класса обобщенно называют «бай-мек», хотя какая-либо механика в них отсутствует напрочь… – Павлов криво улыбнулся и заработал несколько понимающих кивков в ответ.Конец бесплатного ознакомительного фрагмента