Страница:
Но если даже абстрагироваться от разговора о наших личных деньгах – мы именно потому их упоминаем так часто, что деньги не последняя в жизни вещь. Я мало помогал людям, и многие, наверное, даже скажут, что я игнорировал их, занимаясь только своими делами. Это так, потому что никто, кроме меня, моими делами не занимался и намерения такого не выражал. И я вряд ли бы позволил, кстати. Но я действительно считаю, что, когда можешь, надо дать денег, и это единственная форма помощи, которую не стыдно предложить и принять. Никогда не стыдно взять деньги, потому что это не унижение, а наоборот. Если вам дают – значит, в вас вкладывают. Значит, вы стоите того. Чем еще помогать? Сидеть рядом и говорить уси-пуси? Держать за ручку? Я понимаю, что некоторые нуждаются именно в этом, что некоторым необходимы именно уси-пуси и ручка, что женщина, например (особенно если это настоящая женщина, а не автомат для вложения денег), измеряет вашу любовь только количеством вашего времени, которое вы готовы на нее тратить. Отрывая от любых дел, в том числе объективно важных. Это нормально, они не понимают по-другому, они хотят только, чтобы вы вокруг них вились. Парадокс в том, что стоит вам начать виться – к вам мгновенно теряется интерес, и дальше можно гордо, с полным сознанием правоты уйти к тому, кто будет вытирать об нее ноги. А вам доверительно объяснить: понимаешь, он особенный человек. Не такой, как мы с тобой. (Лолита так сказала Гумберту про Куильти: он особенный человек. Гумберту! Который за три месяца написал все это! Про Куильти! Ведь мы Куильти почему-то прощаем, что он педофил, а ведь он растлевал нимфеток сотнями. То есть мы на позиции Лолиты. Гумберт виноват, а этот нет. За грех всегда отвечает тот, кто его сознает, – а с того, кто его не чувствует, он как бы списывается, не замечали? То есть если ты знаешь, что нельзя, и делаешь – это грех, а если тебе вообще все по барабану, то пожалуйста. Кратчайший путь к состоянию святости – отсутствие морального компаса вообще.) Так вот, особенный. Он не может мной заниматься и вообще ничем заниматься, он занят действительно великими делами. И я не могу, слышишь, не могу уже быть ни с кем другим, после того как подышала этим горным воздухом. Некоторые еще говорят – горним, это если они, что называется, прикоснулись к вере.
На самом деле, конечно, он не занимается ничем важным – потому что человек, занимающийся чем-либо важным, понимает иерархию вещей и не станет вытирать ноги об окружающих ради самоутверждения. Он просто вытирает ноги или дает ей в морду, но она из этого по дефолту делает вывод, что он ну правда занят чем-то великим. Большинство людей, якобы занятых чем-то великим, большую часть времени блядуют и пьянствуют, но поскольку они вытирают ноги и вообще ведут себя как свиньи, то и возникает ощущение величия. Люди, которым в качестве помощи нужны уси-пуси, охотно покупаются на это, потому что строят представления о мире, опираясь на внешние вещи.
Нет. Я считаю, что помощь – это дать денег, чтобы вы помогли себе сами. Деньги – это символ свободы. И ваш Финансовый Индекс – это именно степень вашей свободы и удачливости, а не хищничества и не каких-то «способностей к бизнесу», которых никто никогда не видел. Ваши способности к бизнесу – это количество ваших денег, и только. И ничего тут списывать все на внешние обстоятельства. Если у вас есть способности, но нет результатов – это значит всего лишь, что у вас нет способностей. Займитесь чем-нибудь другим.
Это все, как вы понимаете, был не праздный треп, а тонкая настройка вашей психики на то, что мы сейчас будем делать. А делать мы будем вот что: мы выходим на улицу и идем в сбербанк или любое другое место неподалеку, где продаются лотерейные билеты. Да, именно лотерейные билеты любого тиража, мгновенного действия. Такие как «Святая Русь» или что-то там про животных, с изображением симпатичных утконосов, которые как бы смотрят на вас и говорят: ну что, лох? Я тоже лох. Я не утка и не бобер, я переходный вид, идиотское яйценосное млекопитающее. Но вот тут есть еще один билет, с изображением настоящего бобра, упорного истребителя деревьев, вечного труженика. Купи его, и он выиграет. Ладно, вы покупаете бобра, и спустя пять секунд ожесточенного трения монеткой о серебристую надпись «Стирать здесь» вы уже как бы слышите его бодрый, бобрый голос: ну что, лох? Я тоже лох. Всю жизнь грызу, а толку. Никто не любит. Если у кого-нибудь сосед – вечный труженик, долбящий стену с утра по воскресеньям, про него непременно говорят, что он похож на бобра. Юрий Михайлович Лужков был похож на бобра, но это ему не помогло. Но вот перед нами рысь, хищная рысь. Эта не будет рассусоливать, она нам точно выиграет. И продающая билеты девушка смотрит на нас так заискивающе. От нашей доверчивости зависит ее прибыль. И вот мы покупаем рысь, и спустя пять секунд она уже смотрит на нас, как бы говоря: ну что, лох? Я тоже лох. Со мной случилась однажды такая история. В одном зоопарке сотрудник, который нам вольеры чистил, такой же лох, плохо запер дверцу между мной и тигром. Ну и все – кровь, кишки, клочья меха. Наш лох-уборщик со своей шваброй возвращается, смотрит на это дело, кладет в штаны огромную кучу и бежит к директору. Кранты, скандал, увольнение – так это, значит, он думает, пока бежит, и мучительно на бегу пытается сочинить отмазку. Ну и влетает к директору – а время раннее, серое. «Т-т-там, т-т-там… Там у н-нас… Там ТИГР СЪЕЛ РЫСЬ!» Директор сидит за столом сонный, замученный, пожарные на него наехали, денег нет, все достали, кругом не люди, а звери. Смотрит он на уборщика красными глазами, достает из ящика толстенную книгу учета и помечает, бормоча: «Минус рысь». Вот так вот – минус рысь, и вся моя короткая несчастливая жизнь и ужасная смерть умещаются в два слова.
Но на ком-то нам непременно повезет, мы в это верим, как и Святая Русь на что-то надеется в 121-й раз. Слава богу, эти билеты дешевые. Мы играем ровно до тех пор, пока нам не выпадает первый выигрыш, хотя бы самый мизерный: пусть даже еще один лотерейный билет. Словом, пока вместо рокового «билет без выигрыша» не откроется роковое «30 рублей».
Берем деньгами, ни в коем случае не билетом! Эти деньги храним, что с ними делаем – объясню потом. Запоминаем порядковый номер выигрышного билета – 5-й, 10-й, 30-й, неважно. Если повезло на первом, то поздравляем, единица – хорошее начало.
Дальше нам надо найти монету. Любую, неважно какую, любого достоинства и страны. Ищите вдоль всего Квартала. Обычно они валяются у газетных киосков, у того же сбербанка, просто на асфальте. Обойдите весь Квартал. У табачных еще бывают. Не отчаиваемся. Я же говорю, деньги валяются под ногами, и это лучший символ денег, валяющихся под ногами. Нашли? Подняли? Отлично. Рубль берем за единицу. Номер вашего счастливого билета умножаем на достоинство монеты. Если нашли полтинник – на 0,5, если 10 копеек – на 0,1.
Дальше самое трудное. Если не можете этого сделать, не делайте. Но тогда вы честно приплюсуете себе ноль, а это не очень хорошо для Финансового Индекса. Не страшно, но нехорошо. Короче, стоя около магазина, или табачного киоска, или метро, если оно есть у вас в Квартале, вы должны попросить у любого понравившегося вам человека – не милостыни, нет, но немного добавить. Исходя из вашего внешнего вида, возраста, костюма, можете выбрать:
• на пиво;
• на мороженое;
• забыл дома кошелек, умоляю, больной ребенок, на бутылку молока;
• ограбили, помогите на билет в метро, вечно буду за вас молиться;
• ограбили, помогите на билет в Таджикистан, вся Москва будет вечно за вас молиться;
• расскажите стишок, спойте песенку;
• сыграйте на скрипке.
Цифра первого подаяния – обычно это бывает 10 рублей, но если вы хорошенькая девушка, то может повезти и на 50, а может, вся жизнь наконец устроится – прибавляется к получившемуся результату. Это важный показатель. Если первая цифра говорит о вашей удачливости, а вторая – о находчивости, то третья характеризует способность и желание других людей помочь вам: это не последняя вещь в финансах.
Теперь нетрудное, но сложное: заодно поймете, в чем разница между трудным и сложным. Берете свой кошелек. Если кошелька у вас нет, покупаете. Если не на что – выбываете: с безнадежными случаями я не вожусь. Итак, кошелек. Это можно уже дома. Подсчитываете ВСЕ деньги, которые там есть, включая те, что на пластиковых картах. (Льготные карточки, всякие скидки и прочая в счет не идут: только то, что можете снять.) Не забудьте подойти к банкомату и проверить. Если вдруг у вас нет пластиковых карточек, считаете только наличность, всю, до последней копейки. Вот ровно то, что у вас при себе. Заначки не считаются: то, что припрятано в книгах, на балконе, в платяном шкафу, – это не есть актуальный резерв, вы никогда не решитесь их потратить, как не соберетесь и похудеть. То, что на счету и на книжке, – тоже не считаем. Только если счет привязан к карточке. Короче, только то, что есть при вас. Допустим, в кошельке 3 тысячи, на одной карточке 20, на другой 10. Если в валюте – переводите в рубли. Просуммировали? Делите на число прожитых вами месяцев. Не лет, не дней – месяцев. Это очень важно. Полных: неполные не в счет. Сложили? Поделили? Если справились без калькулятора, съешьте шоколадку. Полученную цифру округляем до единиц, дроби нас не интересуют.
Теперь последнее: это вы узнаете только завтра, но финансовый коэффициент вообще никогда не рассчитывается за один день, это вам скажет любой экономист. Считаем так называемую дельту, или приращение. Проведите день как хотите, тратьте любые деньги, покупайте необходимую вещь – хоть дворники на машину, если сломались, хоть букет жене, если есть, хоть жвачку, если есть чем жевать. Назавтра рассчитаемся окончательно, сегодня можете сходить в кино, почитать книгу, вообще ни в чем себе не отказывайте. Я же предупредил, что наши упражнения необременительны и занимают очень мало времени. Спокойной ночи.
18 июля
Посчитайте, сколько составляет эта дельта от ВЧЕРАШНЕГО количества денег: скажем, у вас было 30 тысяч, вы потратили 3, получаем 0,1. Обратите внимание, рейтингу совершенно неважно, прибыло у вас или убыло. Иногда много потратить – еще больший знак финансовой состоятельности, чем много приобрести.
Прибавляем к дельте сумму вашего вчерашнего выигрыша в лотерею.
Все. Это и будет ваш Финансовый Индекс. Можете провести эксперимент в любые другие два дня и убедитесь, что это более или менее константа. И так бывает в каждом конкретном случае – кроме исключительных ситуаций, когда вам вдруг выдали литературную премию или взяли штраф за непристегнутость, но это эксцессы, а нас интересует норма.
Окончательная формула Финансового Индекса выглядит так:
ФР = № бил. × S + S1 + S2/L × D + S3;
где S – найденное;
S1 – поданное (добавленное, если вам так легче);
S2 – все, что есть при вас;
L – количество прожитых полных месяцев;
D – соотношение вашей вчерашней наличности и потраченного за сутки;
а S3 – выигрыш во вчерашнюю лотерею.
Например, у меня выиграл пятый билет, я нашел 5 рублей, мне помогли еще двадцатью, в кошельке у меня при этом 5 тысяч наличных и 25 тысяч на карточке, мне 32 года и 3 полных месяца, я потратил 2 тысячи 500 рублей на букет для женщины, которая меня не любит, но вас это не касается, важно, что я ее люблю и что в эту ночь я сплю по крайней мере не один – ничего, не отвлекайтесь, учитесь держать информацию в голове, – и вчера я выиграл 50 рублей, и в сумме это дает нам 133, прошу любить и жаловать.
Очень прилично. Не знаю, как вы, а я доволен.
Впишите ваш Финансовый Индекс в Паспорт «Квартала». Пригодится.
Отныне эта цифра значит для вас очень много. С учетом этого коэффициента вы будете выполнять многие из наших заданий, а иногда просто отжиматься столько раз.
Как, например, сегодня.
При условии, конечно, что у вас меньше 500. Если у вас больше 500, я вообще не понимаю, зачем вы читаете эту книгу. Впрочем, перестать ее читать вы уже не можете, потому что помните, что за это бывает. Хорошо, отжимайтесь 500.
Вам понадобится вещь из списка. Сегодня это будет Вещь, которую приятно взять в руки. Помните, что все вещи к 15 июля уже должны быть приготовлены; если нет – думайте быстро.
С этой вещью вы идете в точку Опасности – неважно, как вы называете ее про себя, – и оставляете там. Вот просто оставляете, на асфальте, или на видном месте, или на ступеньках подъезда. Не жалейте, вы же не навсегда прощаетесь с ней.
Завтра утром, когда сможете, заберете. Или обнаружите, что там ее нет.
19 июля
Если она на месте, забираем.
Если ее нет на месте, покупаем точно такую же и оставляем там же сегодня вечером.
Если вещь на месте, но как-то изменилась (сброшена со ступеньки, закинута в кусты, рядом оставлена записка – мало ли), забираем вещь и вечером на ее место кладем Вещь, напоминающую вам о вашей ошибке.
Если вместо вашей вещи там лежит другая вещь, можете смело зачислять себя в группу «Б».
Эту вещь берем и дарим на улице первому встречному ребенку. Он возьмет. Если не берет, исключаем себя из группы «Б» навсегда. Устами младенца глаголет истина.
Вот находим такую вещь. Лучше большую, чтобы занимала место в комнате или хоть на антресолях. Лучше принадлежавшую какому-нибудь родственнику, чтобы занимала место еще и в душе. Лучше, чтобы она им пахла. Не призываю выкидывать старый дедушкин пиджак или бабушкины медикаменты, но что-нибудь такое. Потому что если речь идет о старых запчастях для вашей собственной давно проданной машины, ржавеющих на балконе, – вы не представляете, сколько подобного хлама загромождает жизнь русских людей, – то это неинтересно. Не происходит того движения души, между раскрепощением и кощунством, без которого наши упражнения бессмысленны.
Я вообще не очень понимаю – это я даю вам время сосредоточиться, забалтываю, как анестезиолог перед операцией, – почему у нас столько всего хранят. Отчасти это лень, отчасти жалость, отчасти важная особенность местного нрава – и, стало быть, истории: терпеть до последнего, а потом вышвырнуть все, в том числе нужное. Например, ребенка с водой. Ребенок летит, пищит – а-вя-вя! – на хер, на хер, надоел, еще не родился, а уже тогда надоел! Просто способность что-либо делать возникает только в крайних ситуациях, а до них надо доводить. А все, что делается в последний момент, делается плохо, чрезмерно, быстро, с привкусом последнего момента. Мы больше не будем, не хотим так жить, поэтому сегодня мы выбрасываем ненужную вещь.
Это могут быть, например, давно не ходящие часы. У меня такое было. Сломались часы армянского производства, очень жалобно игравшие «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?». Первое мое представление о музыкальной шкатулке: валик с иголками, тонкие металлические полоски, которые он задевает, – я в первый раз поразился хитрости человеческого ума! – а в результате «тонкая рябина». Часть полосок отломалась, часы уже не ходили – вижу их с невероятной отчетливостью, белый пластмассовый кирпичик, квадратный циферблат, а рядом, собственно, музыкальная часть. Их пожалели выбрасывать, завернули в газету и положили на балкон, в ящик старого буфета, стоявшего там с незапамятных времен. Я в детстве часто просыпался среди ночи от невыносимой тоски, которую описать сейчас не смогу, потому что давно притерпелся, и на месте этого вечно болевшего участка души у меня теперь твердая мозоль, – но, в общем, это была смертельная жалость ко всему. Себя я в такие минуты не жалел, потому что был отдельно от прочего мира. Но эти часы, так жалобно игравшие, мне было особенно жалко: когда-то они стояли на теплой кухне, а теперь лежат на ледяном балконе, в ящике буфета, с которым им, вероятно, и поговорить не о чем, – буфет старый, еще довоенный, а они армянские, с совершенно другой биографией (я понятия не имел, какая такая бывает Армения, – только потом долгая жизнь меня научила, что армянским жалобам, неизменно очень слезным, надо верить с большой осторожностью). И я клялся, что завтра же их оттуда извлеку и отнесу в часовую мастерскую (в моем Квартале она расположена на улице Новогодней). Но утром всегда находились другие дела, да и лезть на заснеженный балкон мне было почему-то больно, я вообще, как все люди, отдергиваюсь от чужого страдания, мне нужно дополнительное усилие. И потом их выкинули вместе со всем буфетом, когда делали ремонт, – я был в это время на даче, летние каникулы. Иногда я и теперь еще просыпаюсь по ночам в тоске, принимающей теперь форму общей душевной тошноты – в которую всегда переходит слишком сильная и притом бессильная жалость, – и смотрю на заснеженный стадион за окном, который был виден и в нашей прежней квартире, только с другой стороны; и вид этого снежного поля вызывает у меня тонкую, комариную боль, напоминание о несделанном деле, о том, что надо достать с холодного балкона эти рябиновые часы, которые можно ведь еще починить, – хотя и часовая мастерская давно не существует, и армянский часовой завод двадцать раз с тех пор закрылся, и снесены, вероятно, здания, где он размещался. Хватит болтать. Берем вещь и выбрасываем. Не в мусоропровод – я же сказал, она должна быть большая. Несите ее в ближайший мусорный ящик. Никаких долгих прощаний. Швыряйте и мимо этого ящика сегодня больше не проходите.
Вам трудно, очень вас понимаю. Хорошо. Рассказываю тоже про себя, чтобы облегчить вам эту ситуацию. В квартире, где я живу, от старых хозяев осталась книжная полка. Мы на нее взгромоздили слишком много книг плюс сувениры из разных поездок, совершенно, в общем, ненужные, равно как и сами поездки, – и она в один прекрасный день рухнула на кота, успевшего, впрочем, отскочить. Рухнула она непоправимо, поскольку от нее оторвалась целая планка, долго еще торчавшая в стене. Книги мы переставили в новый шкаф (как мы его собирали по инструкции – отдельная песня, но сейчас не о том), а полка так и осталась лежать у стены, и все не доходили руки ее вышвырнуть, а может, мы перед ней испытывали суеверный страх. Все-таки она осталась от старых хозяев.
Старые хозяева периодически о себе напоминали, при этом мы ничего о них не знали, потому что квартиру купили у их дочери, тоже уже престарелой и довольно, надо сказать, противной. Но они, видимо, были неплохие люди, потому что она их любила и забрала почти все оставшиеся от них вещи – оставила нам за полной ненадобностью пару полок и, по особенной милости, гардероб. Иногда обнаруживались какие-то их вещи, про которые не вспомнили, – старая радиола, еще умевшая крутиться на 78 оборотов, и набор пластинок, среди них, в частности, уральский хор, исполнявший песню «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?», ужасны вообще эти лейтмотивы в биографии, – а также песня «Заело» в исполнении Шурова и Рыкунина, которую я отлично помню еще по собственному детству, поскольку у нас тоже имелся набор патефонных пластинок, пока я их все не переколотил. Ну вот, они слушали лирические и сатирические песни и были, значит, неплохие, еще там были «Брызги шампанского». И только потом мы с полной достоверностью узнали, что дом гэбэшный. Это выяснилось, когда при попытке вызвать сантехника районный ЖЭК отказался его присылать, потому что дом ведомственнный, сказали нам с неистребимым злорадством. Вот он у вас ведомственный, и вызывайте теперь другого сантехника где хотите. Ненависть осталась еще с тех пор, когда это был привилегированный гэбэшный дом. И хотя этот старик, обитатель квартиры, мог быть вполне невинным секретчиком где-нибудь на заводе или вообще канцелярской сошкой, но отношение к нему, пластинкам и даже тонкой рябине несколько переменилось. Я же говорю – никогда нельзя верить жалобным песням, хотя, возможно, это у меня просто самозащита от той самой жалости. А когда меняли обои, высунулась всякая газета «Правда», в нее же был завернут антресольный хлам, и она теперь тоже читалась под другим углом. Мне представился этот охранник, внимательно почитывающий ее по утрам, шевелящий губами, потом перечитывающий между строк, – солидный, основательный дядечка, строгий к продавцам окрестных магазинов, кормящий голубей, не чуждый прекрасному – у них даже на потолке, где люстра, укреплен был пластмассовый, но с понтом гипсовый акант. Античная гармония прежде всего. И жена его была, верно, добрая старушка, укоризненно качавшая головой при просмотре программы «Время» образца 1987 мерзкого года, насквозь гнилого, но якобы ренессансного. Короче, эта полка со всей своей амбивалентностью там стояла, пока у меня не образовалось свободное время и я не понес ее на свалку.
Она не покидала квартиру лет, вероятно, двадцать, но должна же была себе представлять день, когда ее отсюда потащат. Думаю, она со скорбным удовлетворением смотрела на лестницу и почтовые ящики – которых не узнавала, потому что в подъезде только что сделали ремонт. С таким же скорбно-удовлетворенным выражением однажды на моих глазах обосралась девушка, с которой мы в одной группе – практиковались такие поездки – ездили в Париж. Она там, экономя на еде, заработала страшное расстройство желудка и вечно спешила в уборную, но всегда успевала; а тут подъезжаем уже к Москве, все сортиры за сорок минут до нее заперли, и она-таки обосралась непосредственно у МКАД. И на кроличьем ее лице, вечно испуганном, появилось наконец выражение того самого мрачного удовлетворения – последней утехи людей и вещей, которые попали в плачевное положение, но всегда его предчувствовали. Думаю, что умирать мы все будем примерно с такими же мыслями. Но самое ужасное, что на дне этих мыслей всегда будет теплиться надежда, и полка, я полагаю, продолжала надеяться до тех самых пор, пока я не отнес ее на свалку и не поставил там вертикально в надежде, что ее подберет какой-нибудь бомж. Их в районе очень много, несмотря на растущее благосостояние, и они постоянно вытаскивают из ящиков бывшие джинсы. Если бы полку подобрал бомж, хотя бы на растопку, мне, честное слово, было бы легче – все-таки вещь продолжает существовать в своем исконном качестве, все-таки с людьми; но я два раза в тот день прошел мимо свалки – с работы и на работу (видите, я кому-то нужен, востребованный человек, хотя именно в тот день я никому особенно не был нужен, просто в квартире одному было тошно), и никто ее не подобрал. Когда я мимо нее проходил, она так и стояла, но я отчетливо ощущал толчок надежды, от нее исходящей: может, я передумаю и она все-таки сгодится. Ведь можно же починить. Она не могла, конечно, попросить об этом прямо – в ней было много гэбэшного достоинства, ненависти к молодым, вообще я был по всем параметрам представитель чуждого мира, – но, несмотря на все это, она явно просила ее забрать. Ужасная помойка, ужасный запах, она этого не заслужила, и, в конце концов, я сам ее перегрузил. Во второй раз она уже помирала, ее заморозило, она уже не могла подать никакого внятного сигнала, но из последних сил обозначила себя. Но я был тверд. Если мы не выбросим старую вещь, мы никогда не начнем новую жизнь. Все обросли таким количеством хлама, как вещественного, так и мысленного, что никак не можем прорваться к чему-то новому, и вообще – вот мы всех жалеем, а кто нас пожалеет? Жалела нас квартирная хозяйка, когда вывезла все вплоть до полочки в ванной? И полку увезли, и утром я это отметил с большим облегчением, потому что она утратила качество вещи и перешла в качество мусора, а мусор имеет другую душу, о которой нам лучше не задумываться.
Нечего тут. Отложили книгу. Встали, взяли, понесли.
20 июля
На самом деле, конечно, он не занимается ничем важным – потому что человек, занимающийся чем-либо важным, понимает иерархию вещей и не станет вытирать ноги об окружающих ради самоутверждения. Он просто вытирает ноги или дает ей в морду, но она из этого по дефолту делает вывод, что он ну правда занят чем-то великим. Большинство людей, якобы занятых чем-то великим, большую часть времени блядуют и пьянствуют, но поскольку они вытирают ноги и вообще ведут себя как свиньи, то и возникает ощущение величия. Люди, которым в качестве помощи нужны уси-пуси, охотно покупаются на это, потому что строят представления о мире, опираясь на внешние вещи.
Нет. Я считаю, что помощь – это дать денег, чтобы вы помогли себе сами. Деньги – это символ свободы. И ваш Финансовый Индекс – это именно степень вашей свободы и удачливости, а не хищничества и не каких-то «способностей к бизнесу», которых никто никогда не видел. Ваши способности к бизнесу – это количество ваших денег, и только. И ничего тут списывать все на внешние обстоятельства. Если у вас есть способности, но нет результатов – это значит всего лишь, что у вас нет способностей. Займитесь чем-нибудь другим.
Это все, как вы понимаете, был не праздный треп, а тонкая настройка вашей психики на то, что мы сейчас будем делать. А делать мы будем вот что: мы выходим на улицу и идем в сбербанк или любое другое место неподалеку, где продаются лотерейные билеты. Да, именно лотерейные билеты любого тиража, мгновенного действия. Такие как «Святая Русь» или что-то там про животных, с изображением симпатичных утконосов, которые как бы смотрят на вас и говорят: ну что, лох? Я тоже лох. Я не утка и не бобер, я переходный вид, идиотское яйценосное млекопитающее. Но вот тут есть еще один билет, с изображением настоящего бобра, упорного истребителя деревьев, вечного труженика. Купи его, и он выиграет. Ладно, вы покупаете бобра, и спустя пять секунд ожесточенного трения монеткой о серебристую надпись «Стирать здесь» вы уже как бы слышите его бодрый, бобрый голос: ну что, лох? Я тоже лох. Всю жизнь грызу, а толку. Никто не любит. Если у кого-нибудь сосед – вечный труженик, долбящий стену с утра по воскресеньям, про него непременно говорят, что он похож на бобра. Юрий Михайлович Лужков был похож на бобра, но это ему не помогло. Но вот перед нами рысь, хищная рысь. Эта не будет рассусоливать, она нам точно выиграет. И продающая билеты девушка смотрит на нас так заискивающе. От нашей доверчивости зависит ее прибыль. И вот мы покупаем рысь, и спустя пять секунд она уже смотрит на нас, как бы говоря: ну что, лох? Я тоже лох. Со мной случилась однажды такая история. В одном зоопарке сотрудник, который нам вольеры чистил, такой же лох, плохо запер дверцу между мной и тигром. Ну и все – кровь, кишки, клочья меха. Наш лох-уборщик со своей шваброй возвращается, смотрит на это дело, кладет в штаны огромную кучу и бежит к директору. Кранты, скандал, увольнение – так это, значит, он думает, пока бежит, и мучительно на бегу пытается сочинить отмазку. Ну и влетает к директору – а время раннее, серое. «Т-т-там, т-т-там… Там у н-нас… Там ТИГР СЪЕЛ РЫСЬ!» Директор сидит за столом сонный, замученный, пожарные на него наехали, денег нет, все достали, кругом не люди, а звери. Смотрит он на уборщика красными глазами, достает из ящика толстенную книгу учета и помечает, бормоча: «Минус рысь». Вот так вот – минус рысь, и вся моя короткая несчастливая жизнь и ужасная смерть умещаются в два слова.
Но на ком-то нам непременно повезет, мы в это верим, как и Святая Русь на что-то надеется в 121-й раз. Слава богу, эти билеты дешевые. Мы играем ровно до тех пор, пока нам не выпадает первый выигрыш, хотя бы самый мизерный: пусть даже еще один лотерейный билет. Словом, пока вместо рокового «билет без выигрыша» не откроется роковое «30 рублей».
Берем деньгами, ни в коем случае не билетом! Эти деньги храним, что с ними делаем – объясню потом. Запоминаем порядковый номер выигрышного билета – 5-й, 10-й, 30-й, неважно. Если повезло на первом, то поздравляем, единица – хорошее начало.
Дальше нам надо найти монету. Любую, неважно какую, любого достоинства и страны. Ищите вдоль всего Квартала. Обычно они валяются у газетных киосков, у того же сбербанка, просто на асфальте. Обойдите весь Квартал. У табачных еще бывают. Не отчаиваемся. Я же говорю, деньги валяются под ногами, и это лучший символ денег, валяющихся под ногами. Нашли? Подняли? Отлично. Рубль берем за единицу. Номер вашего счастливого билета умножаем на достоинство монеты. Если нашли полтинник – на 0,5, если 10 копеек – на 0,1.
Дальше самое трудное. Если не можете этого сделать, не делайте. Но тогда вы честно приплюсуете себе ноль, а это не очень хорошо для Финансового Индекса. Не страшно, но нехорошо. Короче, стоя около магазина, или табачного киоска, или метро, если оно есть у вас в Квартале, вы должны попросить у любого понравившегося вам человека – не милостыни, нет, но немного добавить. Исходя из вашего внешнего вида, возраста, костюма, можете выбрать:
• на пиво;
• на мороженое;
• забыл дома кошелек, умоляю, больной ребенок, на бутылку молока;
• ограбили, помогите на билет в метро, вечно буду за вас молиться;
• ограбили, помогите на билет в Таджикистан, вся Москва будет вечно за вас молиться;
• расскажите стишок, спойте песенку;
• сыграйте на скрипке.
Цифра первого подаяния – обычно это бывает 10 рублей, но если вы хорошенькая девушка, то может повезти и на 50, а может, вся жизнь наконец устроится – прибавляется к получившемуся результату. Это важный показатель. Если первая цифра говорит о вашей удачливости, а вторая – о находчивости, то третья характеризует способность и желание других людей помочь вам: это не последняя вещь в финансах.
Теперь нетрудное, но сложное: заодно поймете, в чем разница между трудным и сложным. Берете свой кошелек. Если кошелька у вас нет, покупаете. Если не на что – выбываете: с безнадежными случаями я не вожусь. Итак, кошелек. Это можно уже дома. Подсчитываете ВСЕ деньги, которые там есть, включая те, что на пластиковых картах. (Льготные карточки, всякие скидки и прочая в счет не идут: только то, что можете снять.) Не забудьте подойти к банкомату и проверить. Если вдруг у вас нет пластиковых карточек, считаете только наличность, всю, до последней копейки. Вот ровно то, что у вас при себе. Заначки не считаются: то, что припрятано в книгах, на балконе, в платяном шкафу, – это не есть актуальный резерв, вы никогда не решитесь их потратить, как не соберетесь и похудеть. То, что на счету и на книжке, – тоже не считаем. Только если счет привязан к карточке. Короче, только то, что есть при вас. Допустим, в кошельке 3 тысячи, на одной карточке 20, на другой 10. Если в валюте – переводите в рубли. Просуммировали? Делите на число прожитых вами месяцев. Не лет, не дней – месяцев. Это очень важно. Полных: неполные не в счет. Сложили? Поделили? Если справились без калькулятора, съешьте шоколадку. Полученную цифру округляем до единиц, дроби нас не интересуют.
Теперь последнее: это вы узнаете только завтра, но финансовый коэффициент вообще никогда не рассчитывается за один день, это вам скажет любой экономист. Считаем так называемую дельту, или приращение. Проведите день как хотите, тратьте любые деньги, покупайте необходимую вещь – хоть дворники на машину, если сломались, хоть букет жене, если есть, хоть жвачку, если есть чем жевать. Назавтра рассчитаемся окончательно, сегодня можете сходить в кино, почитать книгу, вообще ни в чем себе не отказывайте. Я же предупредил, что наши упражнения необременительны и занимают очень мало времени. Спокойной ночи.
18 июля
1.
Сегодня мы заканчиваем рассчитывать ваш Финансовый Индекс. Для начала нам понадобится дельта. Вечером, в 20:00 (строго в это время! Не раньше, не позже!), подсчитайте во второй раз все деньги, которые есть у вас в кошельке, плюс все, что есть на карточках, которые с собой. То есть прибавление – или убавление – за одни сутки. Может, вы много потратили, купив полезную вещь, или, напротив, вам перечислили зарплату, или вы где-то получили наличные, типа вернули долг, да мало ли откуда могут взяться деньги! В общем, считаем. Возникает вопрос: а если вы сняли с карты и перевели в наличность? Ну тогда сами посудите: прибавилось у вас или убавилось. Видите, как полезно иногда немного подумать: все вопросы отпадают. Допустим, вы потратили на дворники и букет 3 тысячи, но старый друг вернул вам 5, а к тому же перевели зарплату, но вы при этом обедали. Не знаю, сколько у вас зарплата и на сколько вы обедаете, посчитайте сами. Заодно научитесь наконец считать деньги. Короче, полная сумма имеющегося у вас в кошельке минус аналогичный показатель за вчерашний день и есть дельта – последний параметр, которого вам не хватало.Посчитайте, сколько составляет эта дельта от ВЧЕРАШНЕГО количества денег: скажем, у вас было 30 тысяч, вы потратили 3, получаем 0,1. Обратите внимание, рейтингу совершенно неважно, прибыло у вас или убыло. Иногда много потратить – еще больший знак финансовой состоятельности, чем много приобрести.
Прибавляем к дельте сумму вашего вчерашнего выигрыша в лотерею.
Все. Это и будет ваш Финансовый Индекс. Можете провести эксперимент в любые другие два дня и убедитесь, что это более или менее константа. И так бывает в каждом конкретном случае – кроме исключительных ситуаций, когда вам вдруг выдали литературную премию или взяли штраф за непристегнутость, но это эксцессы, а нас интересует норма.
Окончательная формула Финансового Индекса выглядит так:
ФР = № бил. × S + S1 + S2/L × D + S3;
где S – найденное;
S1 – поданное (добавленное, если вам так легче);
S2 – все, что есть при вас;
L – количество прожитых полных месяцев;
D – соотношение вашей вчерашней наличности и потраченного за сутки;
а S3 – выигрыш во вчерашнюю лотерею.
Например, у меня выиграл пятый билет, я нашел 5 рублей, мне помогли еще двадцатью, в кошельке у меня при этом 5 тысяч наличных и 25 тысяч на карточке, мне 32 года и 3 полных месяца, я потратил 2 тысячи 500 рублей на букет для женщины, которая меня не любит, но вас это не касается, важно, что я ее люблю и что в эту ночь я сплю по крайней мере не один – ничего, не отвлекайтесь, учитесь держать информацию в голове, – и вчера я выиграл 50 рублей, и в сумме это дает нам 133, прошу любить и жаловать.
Очень прилично. Не знаю, как вы, а я доволен.
Впишите ваш Финансовый Индекс в Паспорт «Квартала». Пригодится.
Отныне эта цифра значит для вас очень много. С учетом этого коэффициента вы будете выполнять многие из наших заданий, а иногда просто отжиматься столько раз.
Как, например, сегодня.
При условии, конечно, что у вас меньше 500. Если у вас больше 500, я вообще не понимаю, зачем вы читаете эту книгу. Впрочем, перестать ее читать вы уже не можете, потому что помните, что за это бывает. Хорошо, отжимайтесь 500.
2.
Вторая часть задания на сегодня совсем несложная.Вам понадобится вещь из списка. Сегодня это будет Вещь, которую приятно взять в руки. Помните, что все вещи к 15 июля уже должны быть приготовлены; если нет – думайте быстро.
С этой вещью вы идете в точку Опасности – неважно, как вы называете ее про себя, – и оставляете там. Вот просто оставляете, на асфальте, или на видном месте, или на ступеньках подъезда. Не жалейте, вы же не навсегда прощаетесь с ней.
Завтра утром, когда сможете, заберете. Или обнаружите, что там ее нет.
19 июля
1.
С утра, ровно в 8:00, идем в точку Опасности и смотрим, где наша вещь.Если она на месте, забираем.
Если ее нет на месте, покупаем точно такую же и оставляем там же сегодня вечером.
Если вещь на месте, но как-то изменилась (сброшена со ступеньки, закинута в кусты, рядом оставлена записка – мало ли), забираем вещь и вечером на ее место кладем Вещь, напоминающую вам о вашей ошибке.
Если вместо вашей вещи там лежит другая вещь, можете смело зачислять себя в группу «Б».
Эту вещь берем и дарим на улице первому встречному ребенку. Он возьмет. Если не берет, исключаем себя из группы «Б» навсегда. Устами младенца глаголет истина.
2.
Сегодня мы выбрасываем Cтарую вещь. Ту, про которую мы давно думали, что ее пора выбросить, но как-то все было жалко. Мы обманывали себя, говоря, что у нас нет времени, что еще, может быть, зачем-нибудь склеим и починим, что вообще она лежит, места не занимает – но занимает, ничего не поделаешь. Просто если мы этого не сделаем, то все наше долгое путешествие бессмысленно. Мы никуда не уедем. У нас никогда не будет денег.Вот находим такую вещь. Лучше большую, чтобы занимала место в комнате или хоть на антресолях. Лучше принадлежавшую какому-нибудь родственнику, чтобы занимала место еще и в душе. Лучше, чтобы она им пахла. Не призываю выкидывать старый дедушкин пиджак или бабушкины медикаменты, но что-нибудь такое. Потому что если речь идет о старых запчастях для вашей собственной давно проданной машины, ржавеющих на балконе, – вы не представляете, сколько подобного хлама загромождает жизнь русских людей, – то это неинтересно. Не происходит того движения души, между раскрепощением и кощунством, без которого наши упражнения бессмысленны.
Я вообще не очень понимаю – это я даю вам время сосредоточиться, забалтываю, как анестезиолог перед операцией, – почему у нас столько всего хранят. Отчасти это лень, отчасти жалость, отчасти важная особенность местного нрава – и, стало быть, истории: терпеть до последнего, а потом вышвырнуть все, в том числе нужное. Например, ребенка с водой. Ребенок летит, пищит – а-вя-вя! – на хер, на хер, надоел, еще не родился, а уже тогда надоел! Просто способность что-либо делать возникает только в крайних ситуациях, а до них надо доводить. А все, что делается в последний момент, делается плохо, чрезмерно, быстро, с привкусом последнего момента. Мы больше не будем, не хотим так жить, поэтому сегодня мы выбрасываем ненужную вещь.
Это могут быть, например, давно не ходящие часы. У меня такое было. Сломались часы армянского производства, очень жалобно игравшие «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?». Первое мое представление о музыкальной шкатулке: валик с иголками, тонкие металлические полоски, которые он задевает, – я в первый раз поразился хитрости человеческого ума! – а в результате «тонкая рябина». Часть полосок отломалась, часы уже не ходили – вижу их с невероятной отчетливостью, белый пластмассовый кирпичик, квадратный циферблат, а рядом, собственно, музыкальная часть. Их пожалели выбрасывать, завернули в газету и положили на балкон, в ящик старого буфета, стоявшего там с незапамятных времен. Я в детстве часто просыпался среди ночи от невыносимой тоски, которую описать сейчас не смогу, потому что давно притерпелся, и на месте этого вечно болевшего участка души у меня теперь твердая мозоль, – но, в общем, это была смертельная жалость ко всему. Себя я в такие минуты не жалел, потому что был отдельно от прочего мира. Но эти часы, так жалобно игравшие, мне было особенно жалко: когда-то они стояли на теплой кухне, а теперь лежат на ледяном балконе, в ящике буфета, с которым им, вероятно, и поговорить не о чем, – буфет старый, еще довоенный, а они армянские, с совершенно другой биографией (я понятия не имел, какая такая бывает Армения, – только потом долгая жизнь меня научила, что армянским жалобам, неизменно очень слезным, надо верить с большой осторожностью). И я клялся, что завтра же их оттуда извлеку и отнесу в часовую мастерскую (в моем Квартале она расположена на улице Новогодней). Но утром всегда находились другие дела, да и лезть на заснеженный балкон мне было почему-то больно, я вообще, как все люди, отдергиваюсь от чужого страдания, мне нужно дополнительное усилие. И потом их выкинули вместе со всем буфетом, когда делали ремонт, – я был в это время на даче, летние каникулы. Иногда я и теперь еще просыпаюсь по ночам в тоске, принимающей теперь форму общей душевной тошноты – в которую всегда переходит слишком сильная и притом бессильная жалость, – и смотрю на заснеженный стадион за окном, который был виден и в нашей прежней квартире, только с другой стороны; и вид этого снежного поля вызывает у меня тонкую, комариную боль, напоминание о несделанном деле, о том, что надо достать с холодного балкона эти рябиновые часы, которые можно ведь еще починить, – хотя и часовая мастерская давно не существует, и армянский часовой завод двадцать раз с тех пор закрылся, и снесены, вероятно, здания, где он размещался. Хватит болтать. Берем вещь и выбрасываем. Не в мусоропровод – я же сказал, она должна быть большая. Несите ее в ближайший мусорный ящик. Никаких долгих прощаний. Швыряйте и мимо этого ящика сегодня больше не проходите.
Вам трудно, очень вас понимаю. Хорошо. Рассказываю тоже про себя, чтобы облегчить вам эту ситуацию. В квартире, где я живу, от старых хозяев осталась книжная полка. Мы на нее взгромоздили слишком много книг плюс сувениры из разных поездок, совершенно, в общем, ненужные, равно как и сами поездки, – и она в один прекрасный день рухнула на кота, успевшего, впрочем, отскочить. Рухнула она непоправимо, поскольку от нее оторвалась целая планка, долго еще торчавшая в стене. Книги мы переставили в новый шкаф (как мы его собирали по инструкции – отдельная песня, но сейчас не о том), а полка так и осталась лежать у стены, и все не доходили руки ее вышвырнуть, а может, мы перед ней испытывали суеверный страх. Все-таки она осталась от старых хозяев.
Старые хозяева периодически о себе напоминали, при этом мы ничего о них не знали, потому что квартиру купили у их дочери, тоже уже престарелой и довольно, надо сказать, противной. Но они, видимо, были неплохие люди, потому что она их любила и забрала почти все оставшиеся от них вещи – оставила нам за полной ненадобностью пару полок и, по особенной милости, гардероб. Иногда обнаруживались какие-то их вещи, про которые не вспомнили, – старая радиола, еще умевшая крутиться на 78 оборотов, и набор пластинок, среди них, в частности, уральский хор, исполнявший песню «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?», ужасны вообще эти лейтмотивы в биографии, – а также песня «Заело» в исполнении Шурова и Рыкунина, которую я отлично помню еще по собственному детству, поскольку у нас тоже имелся набор патефонных пластинок, пока я их все не переколотил. Ну вот, они слушали лирические и сатирические песни и были, значит, неплохие, еще там были «Брызги шампанского». И только потом мы с полной достоверностью узнали, что дом гэбэшный. Это выяснилось, когда при попытке вызвать сантехника районный ЖЭК отказался его присылать, потому что дом ведомственнный, сказали нам с неистребимым злорадством. Вот он у вас ведомственный, и вызывайте теперь другого сантехника где хотите. Ненависть осталась еще с тех пор, когда это был привилегированный гэбэшный дом. И хотя этот старик, обитатель квартиры, мог быть вполне невинным секретчиком где-нибудь на заводе или вообще канцелярской сошкой, но отношение к нему, пластинкам и даже тонкой рябине несколько переменилось. Я же говорю – никогда нельзя верить жалобным песням, хотя, возможно, это у меня просто самозащита от той самой жалости. А когда меняли обои, высунулась всякая газета «Правда», в нее же был завернут антресольный хлам, и она теперь тоже читалась под другим углом. Мне представился этот охранник, внимательно почитывающий ее по утрам, шевелящий губами, потом перечитывающий между строк, – солидный, основательный дядечка, строгий к продавцам окрестных магазинов, кормящий голубей, не чуждый прекрасному – у них даже на потолке, где люстра, укреплен был пластмассовый, но с понтом гипсовый акант. Античная гармония прежде всего. И жена его была, верно, добрая старушка, укоризненно качавшая головой при просмотре программы «Время» образца 1987 мерзкого года, насквозь гнилого, но якобы ренессансного. Короче, эта полка со всей своей амбивалентностью там стояла, пока у меня не образовалось свободное время и я не понес ее на свалку.
Она не покидала квартиру лет, вероятно, двадцать, но должна же была себе представлять день, когда ее отсюда потащат. Думаю, она со скорбным удовлетворением смотрела на лестницу и почтовые ящики – которых не узнавала, потому что в подъезде только что сделали ремонт. С таким же скорбно-удовлетворенным выражением однажды на моих глазах обосралась девушка, с которой мы в одной группе – практиковались такие поездки – ездили в Париж. Она там, экономя на еде, заработала страшное расстройство желудка и вечно спешила в уборную, но всегда успевала; а тут подъезжаем уже к Москве, все сортиры за сорок минут до нее заперли, и она-таки обосралась непосредственно у МКАД. И на кроличьем ее лице, вечно испуганном, появилось наконец выражение того самого мрачного удовлетворения – последней утехи людей и вещей, которые попали в плачевное положение, но всегда его предчувствовали. Думаю, что умирать мы все будем примерно с такими же мыслями. Но самое ужасное, что на дне этих мыслей всегда будет теплиться надежда, и полка, я полагаю, продолжала надеяться до тех самых пор, пока я не отнес ее на свалку и не поставил там вертикально в надежде, что ее подберет какой-нибудь бомж. Их в районе очень много, несмотря на растущее благосостояние, и они постоянно вытаскивают из ящиков бывшие джинсы. Если бы полку подобрал бомж, хотя бы на растопку, мне, честное слово, было бы легче – все-таки вещь продолжает существовать в своем исконном качестве, все-таки с людьми; но я два раза в тот день прошел мимо свалки – с работы и на работу (видите, я кому-то нужен, востребованный человек, хотя именно в тот день я никому особенно не был нужен, просто в квартире одному было тошно), и никто ее не подобрал. Когда я мимо нее проходил, она так и стояла, но я отчетливо ощущал толчок надежды, от нее исходящей: может, я передумаю и она все-таки сгодится. Ведь можно же починить. Она не могла, конечно, попросить об этом прямо – в ней было много гэбэшного достоинства, ненависти к молодым, вообще я был по всем параметрам представитель чуждого мира, – но, несмотря на все это, она явно просила ее забрать. Ужасная помойка, ужасный запах, она этого не заслужила, и, в конце концов, я сам ее перегрузил. Во второй раз она уже помирала, ее заморозило, она уже не могла подать никакого внятного сигнала, но из последних сил обозначила себя. Но я был тверд. Если мы не выбросим старую вещь, мы никогда не начнем новую жизнь. Все обросли таким количеством хлама, как вещественного, так и мысленного, что никак не можем прорваться к чему-то новому, и вообще – вот мы всех жалеем, а кто нас пожалеет? Жалела нас квартирная хозяйка, когда вывезла все вплоть до полочки в ванной? И полку увезли, и утром я это отметил с большим облегчением, потому что она утратила качество вещи и перешла в качество мусора, а мусор имеет другую душу, о которой нам лучше не задумываться.
Нечего тут. Отложили книгу. Встали, взяли, понесли.