Осталось чуть-чуть, всего ничего. Еще три перекрестка, потом поворот направо. Машину можно бросить прямо у подземного перехода. Бог с ним, с аккумулятором, кто-то из другого каравана потом снимет его и принесет. Договоримся, чай, не впервой. Мы все друг другу чего-то должны.
   Обидно и за себя, и за хабар. В мешках самый ценный груз. Надо успеть до того, как гарпии закроют собой небо. Понятно, что пятеро поисковиков трудный орешек, но у нас просто не хватит патронов, а если к гарпиям подтянется подкрепление в виде йети или тех же ходячих трупов, нам не сдюжить. Однозначно. И никто не придет на помощь.
   До Двадцатки осталось чуть-чуть, бегом я бы покрыл это расстояние меньше чем за минуту, но, видимо, на небесах поставили на другую карту. На призывный писк гнавшихся за нами гарпий прибывали все новые, некоторые летели практически на перехват. Одна вдруг круто спикировала и ринулась на лобовое стекло. То ли глупая, то ли решила пожертвовать собой ради остальных.
   Столкновения было не избежать, не спасла даже мгновенная реакция Антона. Черное плотное облако закрыло передний обзор, последовал глухой удар. Взвизгнули тормоза. Осколки фонтаном разлетелись по сторонам вместе с перьями, ошметками и липкой кровью – человеческой и твари. Антон сдавленно вскрикнул и тут же замолк. И все же он был из крепкой породы, таких теперь нет. Даже умирая, успел выполнить шоферской долг.
   «Газель» описала дугу, опасно накренилась, но потом стала как вкопанная. Я приподнял очки и вытер выступивший на лбу холодный пот.
   Правая передняя дверца распахнулась, из нее вывалился Ботвинник. Раненый и, похоже, не очень сильно. Димка не упал, он шатался, но все равно держался на ногах. Я подскочил к нему, но старшина отстранился и коротко приказал:
   – Отставить. Я справлюсь. – И добавил, с трудом шевеля разбитыми губами: – Разгружаемся и уходим. В темпе…
   Вскинул автомат и уставил ствол в небо. Все верно, кому-то придется прикрывать. Скоро здесь будет кишмя кишеть разная нечисть.
   Я машинально посмотрел на подсвеченный циферблат наручных часов. Еще минут сорок мы можем оставаться на поверхности, но гарпии справятся с нами гораздо быстрей.
   АКС Ботвинника застучал короткими очередями. Под аккомпанемент выстрелов мы похватали добычу и поволокли к станции.
   – Мать твою! – выругался Толик.
   Дорогу к спасению перегородила целая орава ходячих трупов. Похоже, их привлек шум, и они умудрились перекрыть нам путь. Хочешь – не хочешь, придется прорываться сквозь плотный строй.
   Я поднял автомат и, удерживая его в правой руке, стал методично, будто на учении, отстреливать одного зомбаря за другим. Мертвецы падали, но место окончательно почившего в бозе занимал следующий неупокоенный. Казалось, этому не будет конца. Патронов на всю ораву просто не хватит, а орудовать прикладами в таком скоплении невозможно. Нас могли задавить количеством, мы теряли драгоценные секунды. Этим не преминули воспользоваться гарпии.
   Они с клекотом пронеслись над нами на бреющем полете, будто штурмовики. Две замыкающие строй гадины ловко подхватили когтями Славку Терехина и без особых усилий подняли в небо. Это случилось так быстро, что никто не успел среагировать. Антон как раз расстрелял последнюю автоматную обойму и лез в кобуру за пистолетом, а мы были слишком увлечены мертвецами.
   Толик поднял автомат и тут же опустил: Славку утащили на такую высоту, что, если бы даже удалось сбить гарпий, не зацепив его случайной пулей, при падении он все равно бы разбился насмерть.
   Караван потерял еще одного поисковика.
   Что ж, мы знали, на что идем. Бравада на острие бритвы не может быть вечной. Рано или поздно наступает расплата. Прощай, Славка! Ты был отличным парнем.
   Стая, сделав над площадью круг, возвращалась. Тогда я понял, что мы влипли. Патроны на исходе, бери голыми руками – не хочу.
   Безоружному с крылатой тварью не совладать, а уж когда их штук по десять на одного, о сопротивлении можно и не мечтать. Осталось одно: продать наши жизни как можно дороже, а перед уходом в небытие выпустить в висок прибереженный по такому случаю последний патрон.
   Что же, в какой-то степени моя жизнь удалась. Не все, разумеется, переделал, не все довел до конца, но перед смертью будет что вспомнить, а ради этого стоило жить и умереть. Жаль, рубаха на мне не чистая, ну да ладно. Кому надо, поймет и простит.
   Я вставил новую обойму, отбросил старую и попер на скопище зомби, как бульдозер. Выстрел, горячая гильза падает на асфальт, во лбу жертвы расцветает розовым бутон-дырка, следующая пуля укладывает другого монстра, и так шаг за шагом. Наверное, моя песенка спета, но последний куплет просто обязан остаться бравурным.
   И тут ситуация коренным образом изменилась. Вмешалась другая, дотоле неведомая сила.
   Я присвистнул от удивления, не поверил своим глазам. Здоровенный черный джип размером с вагон ворвался на площадь и врезался прямиком в скопление тварей, принеся с собой сумасшедшую какофонию: оглушающий рев двигателя, протяжный звук клаксона и громогласная музыка из колонок – что-то хардроковое, похожее на гитарный «запил».
   Не знаю, что за «металлюга» в этом «вагоне» сидел, но ловкости водителю прожорливого механического чудовища было не занимать. Джип десятками давил ходячих трупов, валил приземлившихся и потому не очень поворотливых гарпий, сминал нечисть поменьше калибром.
   Теперь к какофонии примешались треск ломаемых костей, хлопки кожистых крыльев и хлюпанье крови.
   Помощь пришла как нельзя вовремя. Еще немного, и нам был бы каюк.
   Что касается личности водилы – сейчас меня мало интересовал вопрос, кто сидит за рулем. Если уничтожает наших врагов, значит, пока что он на нашей стороне.
   Водитель, утюживший монстров, решил перейти к более активным действиям. Джип остановился метрах в десяти от нас, блестящая лакированная дверца распахнулась. Стройная высокая фигура в армейском камуфляже с двумя автоматами наперевес выскочила из салона и, взгромоздившись на крышу автомобиля, открыла поистине ураганный огонь. Подстреленные гарпии градом посыпались с неба.
   – Баба! Дери меня за ногу, это же баба! – Толик, не сдержав удивления, хлопнул себя по ляжкам.
   Отстреляв два рожка, фигура спрыгнула с крыши и, молниеносно преодолев разделяющие метры, оказалась возле нас. Все верно, чутье не подвело Толика. Водителем черного джипа и нашим спасителем оказалась девушка. Я не успел толком разглядеть ее лицо, но что-то в нем сразу показалось неправильным.
   Не сразу, но до меня дошло: поисковики всегда выходят на поверхность в защитных очках, а наша спасительница совершенно спокойно обходилась без них.
   У нее были большие зеленые глаза, как у кошки. Их взгляд притягивал как магнит.
   Я так и не понял, когда она успела сменить обойму, но теперь девушка заняла позицию между нами и толпой перекрывших дорогу мертвецов. Два автомата застучали в унисон. В рядах живых трупов образовалась неширокая, но вполне достаточная для нас прореха. Девушка без всяких раздумий шагнула первой, мы, трое выживших, за ней.
   Зомби вдруг будто бы сами потеснились, давая нам коридор. Что-то заставило их поступить таким образом. Однако гарпии облепили джип чуть ли не в два слоя, обходили его справа и слева. Шипели, угрожающе вытягивали шеи и не собирались оставить нас в покое.
   Девушка круто развернулась и сунула мне свои автоматы:
   – Держи!
   Я оторопело схватил оружие, выпустив из рук мешок с хабаром.
   – Беги вниз! – приказным тоном велела девушка.
   – Что?! – вскинулся я.
   Спасительница повторять не стала. Вытащила из кармана разгрузки ручную гранату, выдернула чеку и метнула, угодив в открытое окно джипа. Лимонка влетела в него, как шар в бильярдную лузу. Меткость была потрясающей. Я бы точно не попал. Это могло быть как чистым везением, так и… Додумать я не успел.
   – Сматываемся! – завопил сообразивший, что к чему, Толик.
   Второй раз надрывать голосовые связки ему не пришлось.
   Мы пулей влетели в темный коридор подземного перехода и услышали за спиной отголоски взрыва. Тряхнуло так, словно мы оказались в эпицентре землетрясения. С потолка посыпались известка и мелкие камни. Грохот едва не разорвал барабанные перепонки, а конец перехода озарился ярко-красной вспышкой. В салоне была не одна канистра с горючкой, иначе бы так не рвануло.
   – Нехило, – резюмировал Димка.
   Мы домчались до гермоворот. Ботвинник застучал по ним прикладом автомата, выбивая заветную комбинацию, но реакции не последовало. Ворота остались закрытыми. Нас упорно не хотели впускать или почему-то медлили. Могла быть тысяча причин, но нам-то какое дело? Когда столько пережито, кажется, что до спасения рукой подать, нервы на пределе.
   – Откройте, суки! – зашелся в истошном крике Толик.
   Его паника заразила остальных. Взрыв взрывом, но в любой момент переходы могут заполниться наземными монстрами, и все. Не отобьемся. И рады бы, но нечем.
   Только девушка выглядела абсолютно спокойной и уверенной на все сто. Я поразился столь редкому самообладанию. Такое у мужика редко встретишь.
   Она уловила мой взгляд. Наши глаза встретились. Ее зрачки расширились, стали большими, как у кошки. Началась вечная как мир игра: кто не выдержит первым?
   Партию в «гляделки» продул я. Стало не по себе, отвернулся и тоже заколотил по гермоворотам.
   Створки приподнялись. Испуганные охранники, явно слышавшие отзвуки взрыва, суетясь, помогли нам войти и занести ценный хабар.
   Но, даже оказавшись на спасительной территории, я не сразу перевел дух. Сердце бешено колотилось. Каждый удар болью отдавался в висках.
   Я сделал жадный вдох, наполнив все легкие. Спертый воздух станции показался вдруг таким живительным и родным, что я едва не заплакал. Кажется, все позади. Мы спаслись. От этой мысли стало хорошо и спокойно. В этот миг я не думал о цене нашей удачи, о погибших товарищах. Я был страшным эгоистом в первые секунды возвращения.
   А потом хлынули воспоминания.
   – Ну че, мужики, покурить притащили? – заканючил охранник, договаривавшийся с Игорем. – Мы ж вроде порешили. Вы курево подгоните, моя баба – мяса.
   Что-то щелкнула у меня голове, завело с полоборота.
   – С дуба рухнул?! – заорал я. – Ты, урод! Мать твою, сука…
   Мы только-только отбились от сотен монстров, вырвались из цепких лап смерти, потеряли товарищей. Вопрос о куреве был не просто бестактным, никогда в жизни не слышал чего-то другого, способного вызвать у меня столь яростный припадок.
   Я просто взбесился, сорвался с катушек. Ничего не соображал, туман застил мне голову.
   Охранник испуганно прижался к стене, я пошел к нему с намерением задушить голыми руками. Не знаю, что со мной случилось, но я едва не убил этого идиота. Вцепился ему в глотку и надавил со всей силы, не обращая внимания на крики товарищей.
   Но тут произошло событие, разом охладившее мой пыл.
   Щелкнул взведенный курок пистолета. Я отпустил незадачливого охранника, обернулся на звук и застыл.
   Щелчок адресовался не мне. На мою выходку вообще не обратили внимания. Взгляды всех были прикованы к другому событию: Димка Ботвинник приставил дуло «Макарова» к виску девушки.
   – Лапки вверх, красавица, – приказал старшина. – И не вздумай рыпаться – пристрелю!

Глава 4

   Лицо девушки не дрогнуло. Такой выдержке можно только позавидовать. А уж как она себя повела! Я бы точно не смог с каменным спокойствием отвести ствол пистолета в сторону и нарочито медленно сказать:
   – Убери пукалку. Если бы хотела вашей смерти, подъехала бы на пару минут позже.
   И демонстративно отвернулась.
   Дела… Мы переглянулись. Ситуация складывалась не из разряда обычных, особенно если учесть недавние обстоятельства.
   Брошенная девушкой фраза подействовала. Я почувствовал угрызения совести. Как ни крути, она вытащила нас с того света. За такое полагается в ножки кланяться. Но Ботвинник был непреклонен. Похоже, он собрался шлепнуть нашу спасительницу прямо возле гермоворот. Надо бы его остановить, но как? Не полезу же я на него с кулаками. Осталось взывать к голосу разума. Ну и совести, конечно.
   – И вправду, Димыч, чего ты как с цепи сорвался? – заговорил я. – Если бы не она, от нас бы одни рожки да ножки остались.
   Ботвинник посмотрел на меня с плохо скрываемой злостью:
   – Лось, ты что, не видишь: она не такая, как мы. У нее смуглая кожа, она прекрасно обходится без очков. Более того, мы понятия не имеем, сколько она провела на поверхности. Думаю, если мы ее сейчас грохнем, то избежим больших проблем.
   Я кивнул. Логика в словах Ботвинника присутствовала. С большой вероятностью он был прав и, возможно, сейчас спасал наши задницы от будущих опасностей. Но однозначно принимать его сторону я не собирался.
   – Убить ее никогда не поздно. Не забывай, что она спасла нас от верной смерти. Нехорошо так с ней поступать, неблагородно.
   Ботвинник безнадежно махнул рукой. Он прекрасно понимал, что ему заговаривают зубы, и произнес через силу:
   – Есть варианты лучше?
   Я повеселел. Пациент скорее жив, чем мертв, и реагирует на уговоры. Попробую уболтать.
   – Найдутся. Отведем ее к Полковнику, пусть решает.
   Димка обвел остальных помутневшим взором:
   – Мужики, а вы что скажете?
   Поисковики потупились, замялись. Иногда взывать к коллективному разуму – абсолютно бесперспективное занятие.
   Но тут ситуация переломилась.
   Вот чего не ожидал, так того, что получу поддержку со стороны Толика. Иногда даже его голову посещают умные мысли. Долго не задерживаются, но все же.
   – Лось дело говорит. Я за то, чтобы отправить ее к начальству. Остальное нас не касается.
   Он потер щетинистый подбородок и замолчал.
   Спасибо, Толян. Я твой должник.
   Больше предложений не последовало, но чувствовалось, что народ в своей массе склоняется к его точке зрения.
   – Вы что, мужики, офонарели? – взорвался Ботвинник. – А если это какая-то новая разновидность мутантов или того хуже – голем?
   Толик фыркнул:
   – Старшина, ты вроде у нас большой мальчик, а до сих пор веришь в сказки про големов, которые живут среди нас, пытаются нами рулить и втихаря нас же и кушают. – Он обратился к девушке: – Слышь, красавица, ты у нас как: каннибализмом балуешься? Практикуешь? Если да, может, я сгожусь? А там, глядишь, и еще для каких нужд понадоблюсь…
   При этом Толик произвел жест из тех, что обычно не принято показывать детям до шестнадцати.
   Девушка презрительно повела бровью:
   – Вряд ли. Даже если тебя хорошенько продезинфицируют.
   Привычный к обидам Толик не смутился.
   – Видите, я же говорил, что она совершенно нормальная. Пошли к Полковнику. Пущай голову ломает: голем она, не голем или вообще непонятная зверушка, – резюмировал он.
   – Знаешь, Толик, – устало вздохнул Ботвинник, – те, кто жил на Тридцать Пятой, тоже, наверное, не верили в големов, зато сейчас…
   – А что сейчас? Кто-то что-то может толком сказать, что у них там творится?
   Ботвинник покачал головой.
   Это верно, никто.
   Толик довольно продолжил:
   – Видишь, ничего, кроме слухов, да и те разные. Я тебе вот что скажу: не захотели пацаны с Тридцать Пятой с Генералом общаться, устроили у себя автокефальное государство а-ля Запорожская Сечь. Их забота. Нам от этого ни жарко ни холодно.
   Я поддакнул:
   – Не умножай сущностей сверх меры, Ботвинник. И без големов проблем выше крыши.
   Что на самом деле произошло на злополучной Тридцать Пятой станции, не знает никто, зато домыслов хоть отбавляй. Ясно лишь одно: с недавних пор станция эта все равно что отрезанный ломоть. Связи с остальными обитатели не поддерживают, энергию добывают собственными способами. Ушла, как подводная лодка, в автономное «плавание». Гостей не впускают, туннели перекрыли. Главное, нас не трогают, и то хорошо.
   А что касается големов… Ну не знаю. Я всякого насмотрелся. Может, и есть такие, с виду человек человеком, а на самом деле тварь замаскированная. Если бы показали хоть одного, я бы поверил, а так чего расстраиваться? И без того по поверхности впечатляющий бестиарий гуляет. Слава богу, вниз не лезет. Пока, во всяком случае. Вот если полезет, тогда да, будем разбираться.
   Димка сдался:
   – Ладно, будь по-вашему. Только помните, что я предупреждал.
   Пока нас в особой комнатушке поливали всякими спецрастворами, девушку держали под охраной аж два автоматчика. И было у меня такое чувство, что при желании гостья запросто свернула бы ребяткам шеи, а те и пикнуть бы не успели. Я же видел, как лихо она тварей на поверхности кромсала, круче, чем в кино. Можно сказать, одной левой уделала что гарпий, что мертвяков. Мне б хотя бы половину ее бойцовских талантов.
   После того как нас перестали мучить ужасно пахучей дрянью, пришла очередь пленницы. Две тетки окатили ее раствором из шланга, потом загнали в сушилку, а уж оттуда она выплыла таким лебедем, что ни в сказке сказать, ни пером описать. В общем, не будь она столь холодной и неприступной, я бы на ней женился. В штанах сразу тесно стало.
   Не скажу, что обладаю безупречным вкусом, но уверен, многие мужики меня поддержали бы. Девчонка была настоящей красавицей. Загорелая, будто полжизни провела на поверхности. Не смуглая, а именно загорелая. У нас под землей даже негры бледнеют, все-таки с витаминами неважно, о солнечных ваннах можно только мечтать, да и условия далеко не оранжерейные. А у нее кожа гладкая, шелковистая, светло-шоколадного цвета. Глазищи пронзительные – как ресницами хлопнет, так дух сначала вверх подымется, а потом к ногам спадет и там распластается. Носик… Ну это вообще просто отпад, идеальный. На щеках очаровательные ямочки, если бы она почаще улыбалась, милее улыбки на свете не найти. Фигурка точеная, в лучшие времена с такой можно было смело купальники в журналах рекламировать или дефилировать по подиуму, пока мужики вокруг слюной захлебываются. При этом чувствуется, что красота эта как у розы – с шипами. При желании можно получить сдачу в полном объеме: до конца дней хватит.
   Стояли мы, на нее глазели, будто полные придурки. Первым Ботвинник опомнился. Ему по должности быстрее соображать положено, вот он и соответствует.
   – Пошли к Полковнику, – приказал Димыч.
   Вот мы и пошли. До самого штабного вагончика топали в каком-то оцепенении. Не знаю, кто о чем думал, а у меня мысли все сплошь о греховном. Потом, правда, настроился на нужный лад. Тетка как тетка, есть и на Двадцатке не хуже. Нет, вру… Хуже, конечно, но зачем мне разевать хавальник на чужой каравай? И без того ясно, что треснет.
   Первым на расправу пошел Димка. Как ни крути, вылазка наша получилась сегодня не из тех, которыми принято гордиться. Нарвались на гнездо, потеряли половину каравана. Не гладят за такое по головке. И не отмажешься ведь. Невинную овечку не состроишь.
   Полковник кричал так, что на Центральной небось слышали. Потом из-за дверей показалась Димкина рука, он помахал нам, приглашая. Мы обреченно переглянулись и пошли на зов.
   В кабинете Полковника до нашего появления уже были люди: его заместитель – Козлов недоделанный, Федя-безопасник – без него разбор полетов не начинается. С нами всего семеро вышло. Кворум, короче.
   Полковнику уже все доложили, осталось только выяснить детали.
   При виде меня он недовольно скривился. Помнит, сволочь, наши разногласия. А раз помнит, значит, еще отомстит, и не раз. Так уж его нутро паскудное устроено, будет гадости делать, пока не сочтет, что натешился.
   Шут его знает, что на меня нашло, но я подмигнул ему: типа, никуда ты от меня не денешься, начальника, да и я от тебя тоже. Морда у главы Двадцатки сразу стала пунцовой. Поставленный мною синяк то ли прошел, то ли был тщательно запудрен.
   Бывают такие личности, что с ходу вызывают неприязнь. С виду человек человеком, а гадская натура так и лезет из него наружу, не словом, так жестом, поступком каким-нибудь. Иные, наверное, в начальство и не пробиваются.
   Возьмем нашего Полковника. По первому впечатлению старичок-мудачок предпенсионного возраста: голова большая, седая почти вся. Глаза строгие, то ли карие, то ли серые, непонятно. Зависит, с какой стороны посмотреть, под каким освещением. Щеки бульдожьи, брыластые, отъеденные. У нас половина обитателей дистрофики, а этот поперек себя шире и ведь не от голода пухнет.
   Самое противное в нем – это голос, визгливый, как у поросенка, которого режут. Когда начинает говорить, по ушам будто наждачной бумагой водят.
   По имени-отчеству его величать не любят. Сам отучил, если честно. Старый замшелый пень, пороху никогда не нюхавший, но влюбленный в армейские штучки-дрючки по самые гланды. Когда его к нам привезли с Центральной, все сначала думали, что ошибочка вышла. Не понимали, с каких таких радостей нам эту обузу навесили. Хлипкий, полувялый… Помрет еще при исполнении. Но вот сколько лет уже, сколько зим, а Полковник как мертвой хваткой вцепился в руль, так и не отпускает.
   Допрос между тем шел своим чередом, и страсти накалялись. Новоявленная гостья вела себя независимо, половину вопросов игнорировала, на другую отвечала с ленцой, и хоть что-нибудь путное из нее нельзя было вытащить даже клещами. Уж на что Козлов старался: то кулачками размахивал, то пытками грозил, но и у него ничего не получилось. Даже имени своего девушка не назвала. Ее потрясающей выдержке оставалось только позавидовать.
   Кончился допрос тем, что доведенный до бешенства Полковник вытащил из кобуры табельный «Макаров» и едва не нажал на спусковой крючок. Тут-то я и проснулся – едва успел выбить оружие из руки. Реакция у меня хорошая, детей, правда, пока нет, но наверняка будут.
   Пистолет мягко упал на ковровую дорожку. Любит наш Полковник комфорт и берлогу обустраивает в полном соответствии.
   – Убью! – бешено вращая зрачками, закричал глава Двадцатки. – Ее убью и тебя убью, Лосев, скотину такую!
   Он попытался засветить мне в глаз (в горячке некстати забыл, что тягаться ему со мной не стоит), но я с легкостью увернулся. Эх, если бы за его спиной не стояла Центральная…
   Выручил нас, как это ни странно, заместитель. Он кашлянул и затараторил:
   – Стойте, товарищ полковник! Не стоит с ним связываться!
   Полковник нашел в себе силы кивнуть:
   – Верно говорите, Козлов. Зачем руки марать?! Живи пока, Лосев.
   Можно было подумать, что он успокоился, но я видел, что это не так. Грудная клетка его по-прежнему вздымалась и опускалась, а во взгляде зажегся недобрый огонь, совсем не тот, который принес Прометей людям.
   Заместитель продолжил:
   – Я вот что вспомнил: на прошлой неделе пришла телефонограмма от товарища генерала. Я ее в журнал еще записал. Сейчас найду.
   Он вытащил из стопки амбарных книг нужную, пролистал и принялся зачитывать:
   – Вот она, номер двести шестьдесят семь. «В случае появления на станции подозрительных человеческих объектов немедленно под конвоем отправлять их на Центральную станцию, в пункт главного командования…» Думаю, мы должны выполнить приказ товарища генерала. Девку эту отправим на Центральную. Так сказать, по эстафете передадим. Убьем сразу нескольких зайцев.
   – Я считаю, к мнению товарища Козлова стоит прислушаться, – кивнул безопасник. – Это в их компетенции, пусть они и разбираются. Не нам тут порядки устанавливать.
   Полковник окончательно успокоился, перевел дух. Козлов накапал ему сто грамм из зеленой бутылки, спрятанной в несгораемом сейфе. Я по запаху понял, что это не вода. Толик повел носом. Спиртное он чувствовал за версту.
   Полковник выпил залпом. Толик внимательно наблюдал за его ходившим вверх-вниз кадыком, судорожно сглатывал и облизывал сухие губы.
   «Лекарство» подействовало. Лицо главы администрации вновь приняло естественный цвет, зрачки перестали вращаться, однако взгляд, направленный на меня, не предвещал ничего хорошего. По моему позвоночнику пробежал холодный импульс, предупреждающий об опасности. Я напрягся, сжал кулаки.
   – Пожалуй, это тот случай, когда правильным будет решение, принятое коллегиально, – криво улыбаясь, сказал Полковник. – Это не значит, что я умываю руки, снимаю с себя ответственность. Но раз присутствующие должностные лица считают, что данный случай подпадает под действие приказа двести шестьдесят семь, – в голосе его зазвучали канцелярские интонации, – мы просто обязаны поступить в строгом соответствии с документом. Поэтому неизвестное лицо женского пола будет отправлено под конвоем на Центральную станцию, где ее передадут в соответствующую структуру. Все, что от нас требуется, мы обеспечим. Козлов, пишите распоряжение.
   Заместитель угодливо изогнулся.
   – С завтрашнего дня приказываю отправить в командировку на Центральную станцию поисковика Лосева Александра сроком на… – Полковник замешкался.
   Козлов поспешил на помощь начальству:
   – За неделю, я думаю, обернется. По всем прикидкам, ему за глаза хватит.
   – Неделя так неделя, – согласился Полковник. – Лосева с довольствия снять, провиант выдать сухим пайком на двух человек. Боеприпасы тоже выдать в двойной норме. Оставьте место для подписи. Завизирую позже.