Страница:
Тем временем на помощь немцам неожиданно пришла погода. 29 февраля началось резкое потепление, вследствие чего передвижение наземных войск оказалось попросту невозможным. А 1 марта люфтваффе наконец принялись за дело. В этот день было выполнено в общей сложности 120 самолето-вылетов, в том числе 53 истребителями, 40 штурмовиками и остальные бомбардировщиками. Основной удар наносился по району вокруг Тулумшака, где оборонялась румынская дивизия. Завывая сиренами, «Штуки» пикировали на советские танки и вывели из строя 13 из них. Сам поселок Тулумшак и его окрестности также подвергся нещадной бомбардировке. А после удара пикирующих бомбардировщиков Ju-88 вся деревня полыхала в огне. Потери немецкой авиации за 1 марта составили один самолет. Это был Ju-88A из III./KG51.
Три торпедоносца патрулировали вдоль побережья Крыма. При этом один экипаж сообщил о безуспешной атаке транспорта водоизмещением 5000 тонн. Однако, по данным летчиков, упав в воду, торпеды преждевременно вышли из строя. Фактически речь шла о транспорте «Курск», который шел из Камыш-Буруна в Новороссийск. На его борту находилось 1100 раненых красноармейцев[13].
В течение следующих двух дней немецкие самолеты продолжали наносить удары по советским войскам. При этом, согласно сообщению II./KG26, возле побережья Кавказа двумя торпедами был потоплен транспорт водоизмещением 6000 тонн. Фактически же «Хейнкели» атаковали транспорт «Фабрициус» (2434 брт), который перевозил из Новороссийска в Камыш-Бурун 700 солдат, 6 минометов, 1200 тонн фуража, 20 лошадей и 12 повозок. Судно было атаковано со стороны берега с дистанции 300–500 метров. Однако судно не затонуло и выбросилось на мель в 150 метрах от берега.
Потери Авиационного командования «Зюд» в течение двух суток составили всего один Bf-109.
Попутно немецкие бомбардировщики постоянно бомбили порт Керчи и сам город – основную базу снабжения Крымского фронта. При этом была применена уже многократно доказавшая свою эффективность система наведения на цель по радиолучу. На северо-западном побережье Азовского моря был установлен радиопередатчик, посылавший узконаправленный сигнал на Керчь.
Держась в его створе, «Хейнкели» даже в плохую погоду выходили точно на цель. «2 марта 1942 года был ночной налет на Керчь, – вспоминал Ханс Райф. – После первоначальной хорошей погоды, за Днепром мы попали в снег и ледяной дождь, который шел на высоте между 2000 и 4000 метров. Однако радионаведение работало независимо от атмосферных явлений. Во всяком случае, мы прошли прямо над целью. Па обратном пути мы должны были приземлиться в Николаеве. Однако там и в Херсоне была низкая облачность, и лейтенант Вооге решил лететь в Запорожье, где погода была лучше»[14].
A4 марта во время налета на Керчь у Не-111Н-6 «1G+HK» лейтенанта Херберта Баумгартнера из 2-й эскадрильи KG27 отказал один из двигателей. На базу самолет так и не вернулся, и весь экипаж был объявлен пропавшим без вести. Однако через некоторое время советская фронтовая газета опубликовала письмо пленного летчика лейтенанта Баумгартнера, который призывал своих коллег отказаться от войны и переходить на сторону Красной армии. В публикации также сообщалось, что «Хейнкель» совершил вынужденную посадку на брюхо в районе Ленинска. Штурман и бортрадист при этом погибли, а пилот и бортмеханик «с радостью» сдались в плен. Это была в общем-то типичная история, многочисленные письма и обращения пленных немцев, в том числе и летчиков, регулярно появлялись в советских газетах с первых дней войны. Ранее летчики KG27 уже читали в «Правде» письмо бывшего командира первой группы Лессманна, который попал в плен 28 декабря прошлого года.
Тем временем к вечеру 5 марта наступление Красной армии постепенно выдохлось.
7 и 14 марта III./KG27 совершила два ночных налета на Новороссийск. Порт имел очень сильную ПВО, в чем некоторые летчики убедились на своем опыте. В ходе первой атаки пропал без вести Не-111Н-6 «1G+AO» командира 9-й эскадрильи гауптмана Вальтера Гроссбергера. Что конкретно стало причиной, так и осталось неизвестным.
По данным службы МПВО, на город было сброшено около 1000 зажигательных бомб, 7 SC250 и одна осветительная бомба. В результате сгорело 8 домов, было разрушено 140 метров железнодорожных путей, 300 метров электросвязи и 700 метров электроосвещения, еще три дома получили мелкие повреждения.
А второй налет едва не стал последним для Не-111Н-6 «1G+CS» унтер-офицера Роберта Вольфрама из 8-й эскадрильи.
«Сильная оборона, поэтому бомбардировка производится с большой высоты, – докладывал в рапорте штурман бомбардировщика унтер-офицер Ханс Цильх. – После относительного захода и бомбардировки мы решили также по прямой лететь домой. Бортмеханик сообщает о бомбардировке на командный пункт. Внезапно зенитный огонь значительно уменьшается и яркий свет захватил нас. Одновременно мы попадаем в целую кучу огней, и машина стала блестеть ярким светом… Не атакуют ли нас ночные самолеты-истребители иванов? Да! Мы даем полный газ, но они уже видят нас из темноты и поймали нас. Бортмеханик кричит вслух. Несколько реактивных снарядов пролетели левее нас. Мы все еще находимся в свете прожектора, и с земли по нас никто не стреляет. Следует новая атака, а мы стреляем из пулеметов, целясь по вспышкам выстрелов. Внезапно из темноты сверху показывается истребитель. Русские имеют хороший ночной истребитель? Это «Харрикейн» английского производства. «Охотник» появляется и исчезает в темноте. Теперь мы вышли из света прожекторов, и начинается зенитный огонь. Внезапно левый двигатель останавливается! Мы теряем высоту, кошмар, но она еще достаточна. Винт двигателя перестал вращаться. Мы не знаем, почему это произошло.
Обратный полет над Черным морем с неработающим мотором был нелегким. Наш бортмеханик сообщает наше положение на командный пункт, и посадка проходит нормально. После этого мы осмотрели двигатель. Оказалось, что на самом деле тяжелый русский зенитный снаряд калибра 7,62 см повредил масляный радиатор! Иван может стрелять очень хорошо!
Мы долго думали и обсуждали, почему русский летчик помахал нам и не сделал повторного нападения. Кто знает?»
Во время вылета получили ранения бортмеханик и бортстрелок[15].
Командир 1-й эскадрильи KG100 Ханс Бётхер, которому 1 марта было присвоено звание гауптмана, также продолжал свою боевую работу в Крыму. 5 марта он в течение четырех часов летал над Черным морем и атаковал пятью бомбами SC50 советскую подводную лодку, шедшую в надводном положении. А после шестидневного перерыва он совершил очередной налет на гавань Керчи, сбросив на нее четыре 250-кг фугаски. На следующий вечер Не-111 Бётхера снова появился над Керчью, на этот раз на многострадальный город с высоты 2800 метров посыпались 17 фугасных бомб.
Тем временем 13 марта войска Крымского фронта снова перешли в наступление. В результате на нескольких участках фронта сложилась весьма критическая ситуация. Немцам пришлось бросить в бой даже только что сформированную 22-ю танковую дивизию. Последняя едва прибыла на фронт и с ходу была брошена отражать атаки. Дивизия сразу понесли большие потери (32 танка были подбиты за несколько часов), тем не менее само ее присутствие на фронте добавило сил обороняющимся.
Ну а решающий вклад снова внесли люфтваффе. Благодаря тому, что положение в районе Изюма к концу месяца стабилизировалось, для операций в Крыму удалось привлечь часть подразделений из IV авиакорпуса. В том числе «Штуки» и тяжелые истребители Bf-110. Штурмовики непрерывными ударами вывели из строя десятки танков и грузовиков, разрушили множество бункеров, артиллерийских батарей и других объектов. Ну а Ханс Бётхер с 14 по 15 марта нанес четыре авиаудара по наступающим советским войскам, сбросив на них в общей сложности четыре фугасные и 64 осколочные бомбы. Стандартная загрузка Не-111 во время таких операций состояла из одной SC500 и 16 SD50. А16 марта «Хейкель» Бётхера опять бомбил Керчь[16].
Между тем 12 марта Главное командование люфтваффе отдало приказ для 4-го воздушного флота о приоритете целей. Главными объектами операций на Черном море должны были оставаться порты Севастополя, Керчи и Камыш-Буруна и подходы к ним. Цели, не имеющие прямого отношения к снабжению крепости, в том числе Новороссийск и др., нужно было атаковать в последнюю очередь. Основной задачей авиации был четко обозначен срыв снабжения Севастополя. «Фюрер ожидает, что отныне снабжение Севастополя и судоходство вокруг него должно прекратиться», – говорилось в приказе.
Оберет Вилд в рамках полученных инструкций решил проводить атаки советских судов методом быстрых последовательных нападений небольшими группами бомбардировщиков или торпедоносцев. Аналогичным образом стали планироваться и авиаудары по Севастополю и другим портам.
18 апреля во время полета над Черным морем обер-лейтенант Бётхер обнаружил советский конвой, направлявшийся в Севастополь. Фактически это были танкеры «Серго» и «Передовик» в охранении крейсера «Красный Кавказ» и эсминца «Незаможник». Бётхер сбросил на суда пять фугасных бомб, а затем сохранял контакт с ним до тех пор, пока не появились другие бомбардировщики и торпедоносцы II./KG26. По советским данным, конвой был атакован девять раз, однако все сброшенные бомбы и торпеды не достигли цели[17].
20 марта после долгого перерыва немецкие самолеты нанесли авиаудар по судам, разгружавшимся в порту Севастополя. К этому времени благодаря постоянным поставкам с материка противовоздушная оборона города стала одной из самых сильных в стране. «Сопровождение «Штук» на Севастополь. Черт возьми, это был фейерверк! – писал в дневнике оберлейтенант Хайнрих Сец из III./JG77. – Все воздушное пространство прикрыто огнем». Тем не менее штурмовики добились успеха. В результате близких попаданий был тяжело поврежден стоявший у причала танкер «Серго» водоизмещением 7600 тонн. На судне выгорели носовые помещения, но силовая установка уцелела, поэтому оно через некоторое время смогло своим ходом уйти на Кавказ.
Правда, не всегда намеченные операции шли гладко. К примеру, 21 марта I./KG27 «Бёльке» получила приказ совершить налет на Керчь. Однако вылет прошел несколько не по плану. «Несмотря на относительно хорошую погоду, лидирующее звено испытало трудности в поисках города, – писал в рапорте Ханс Райф из 3-й эскадрильи. – Как сумасшедшие мы кружили в пространстве Таманская – Темрюк – Новороссийск, где большинство экипажей в конечном итоге от отчаяния разбросали свои бомбы. Наконец, мы все оказались примерно в 25 километрах к северо-западу от г. Керчь. Нам уже было не до «дисциплины» и маневров, поэтому наши бомбы попадали на конечной станции и промышленных предприятиях на восточной окраине Керчи. Тяжелые зенитки несильно беспокоили нас здесь. Просто интересно, почему внимательные русские истребители не поймали нас над морем. Может быть, они приняли нас за красные бомбардировщики, которые практикуют полет на высоте 4000 метров».
Отразив удары Красной армии, командующий 11-й армией Эрих Манштейн сам планировал, как ему побыстрее закончить затянувшуюся Крымскую кампанию. Генерал-оберст так же, как и Гитлер, понимал, что для успеха в первую очередь необходимо окончательно изолировать полуостров от внешнего мира, прекратить или свести к минимуму снабжение оставшихся на нем советских войск.
Важную роль в этой задаче играла воздушная разведка. Манштейн попросил проводить подробную аэрофотосъемку вражеских укреплений, мобилизационных пунктов, складов и транспортных маршрутов по территории Крыма, а также морских путей, аэродромов и дорог на Северном Кавказе.
Основную работу в этом направлении по-прежнему выполняла 4-я эскадрилья Aufkl.Gr. 122. К примеру, 25 марта Ju-88D сфотографировали порты Керчи, Севастополя, Камыш-Буруна и Таманской, шоссе вдоль побережья Кавказа от Новороссийска до Туапсе, а также советские аэродромы и железнодорожные станции на северо-западном Кавказе (Крымская, Краснодар и Кропоткин).
Дальние разведывательные вылеты над Черным морем также выполняла 2-я эскадрилья группы дальней разведки при главнокомандующем люфтваффе (2./Aufkl.Gr.Ob.d.L.). Подразделение под командованием гауптмана Клауса Притцеля базировалось в Николаеве и занималось стратегической разведкой. В феврале – апреле основной задачей эскадрильи был контроль за передвижениями и местами базирования советского Черноморского флота. Объектами аэрофотосъемки были порты Новороссийска, Туапсе, Сухуми, Поти и Батуми. «Последний порт Батум был всего в 20 км от турецкого побережья, – вспоминал бортрадист Макс Лагода. – Он имел для нас особое стратегическое значение до конца года, потому что он находился рядом с Турцией. В случае чего мы могли уйти туда и интернироваться. Никто не хотел оказаться в русском плену, скорее мы были готовы приземлиться в Турции. Эта тема часто обсуждалась товарищами из летного персонала после боевых вылетов».
Маршруты полетов проходили от Новороссийска вниз вдоль побережья до Батуми. Порты имели довольно сильную противовоздушную оборону, поэтому из каждого из них по разведчикам велся сильный зенитный огонь. Высота полетов составляла не менее 8 километров. Главную опасность для самолетов представляли истребители, однако не стоило забывать и о зенитках. «Зачастую мы проходили над городом или портом на высоте 8000 метров, не сосредоточившись на зенитках, а лишь осматривали небо в поиске истребителей. В то же время внезапно раздавалась серия разрывов тяжелых зенитных снарядов в непосредственной близости от машины, – рассказывал Лагода. – Каждый большой город с военно-морской базой имел соответствующие аэродромы, по крайней мере, простые полевые аэродромы. Это были временные площадки, где истребители могли взлетать прямо с земли и в любое время. Пролетать над Сухуми, Поти и Батуми зачастую было очень неприятно. Стоящие там корабли стреляли по нас шквальным огнем. Если он был достаточно опасным, мы летели в западном направлении в сторону моря. Затем через 10 минут ложились на прежний курс»[18].
Дойдя до турецкой границы, «Юнкерсы» поворачивали на северо-запад и над морем летели обратно в Николаев.
«Светлый великан» против Туапсе
Три торпедоносца патрулировали вдоль побережья Крыма. При этом один экипаж сообщил о безуспешной атаке транспорта водоизмещением 5000 тонн. Однако, по данным летчиков, упав в воду, торпеды преждевременно вышли из строя. Фактически речь шла о транспорте «Курск», который шел из Камыш-Буруна в Новороссийск. На его борту находилось 1100 раненых красноармейцев[13].
В течение следующих двух дней немецкие самолеты продолжали наносить удары по советским войскам. При этом, согласно сообщению II./KG26, возле побережья Кавказа двумя торпедами был потоплен транспорт водоизмещением 6000 тонн. Фактически же «Хейнкели» атаковали транспорт «Фабрициус» (2434 брт), который перевозил из Новороссийска в Камыш-Бурун 700 солдат, 6 минометов, 1200 тонн фуража, 20 лошадей и 12 повозок. Судно было атаковано со стороны берега с дистанции 300–500 метров. Однако судно не затонуло и выбросилось на мель в 150 метрах от берега.
Потери Авиационного командования «Зюд» в течение двух суток составили всего один Bf-109.
Попутно немецкие бомбардировщики постоянно бомбили порт Керчи и сам город – основную базу снабжения Крымского фронта. При этом была применена уже многократно доказавшая свою эффективность система наведения на цель по радиолучу. На северо-западном побережье Азовского моря был установлен радиопередатчик, посылавший узконаправленный сигнал на Керчь.
Держась в его створе, «Хейнкели» даже в плохую погоду выходили точно на цель. «2 марта 1942 года был ночной налет на Керчь, – вспоминал Ханс Райф. – После первоначальной хорошей погоды, за Днепром мы попали в снег и ледяной дождь, который шел на высоте между 2000 и 4000 метров. Однако радионаведение работало независимо от атмосферных явлений. Во всяком случае, мы прошли прямо над целью. Па обратном пути мы должны были приземлиться в Николаеве. Однако там и в Херсоне была низкая облачность, и лейтенант Вооге решил лететь в Запорожье, где погода была лучше»[14].
A4 марта во время налета на Керчь у Не-111Н-6 «1G+HK» лейтенанта Херберта Баумгартнера из 2-й эскадрильи KG27 отказал один из двигателей. На базу самолет так и не вернулся, и весь экипаж был объявлен пропавшим без вести. Однако через некоторое время советская фронтовая газета опубликовала письмо пленного летчика лейтенанта Баумгартнера, который призывал своих коллег отказаться от войны и переходить на сторону Красной армии. В публикации также сообщалось, что «Хейнкель» совершил вынужденную посадку на брюхо в районе Ленинска. Штурман и бортрадист при этом погибли, а пилот и бортмеханик «с радостью» сдались в плен. Это была в общем-то типичная история, многочисленные письма и обращения пленных немцев, в том числе и летчиков, регулярно появлялись в советских газетах с первых дней войны. Ранее летчики KG27 уже читали в «Правде» письмо бывшего командира первой группы Лессманна, который попал в плен 28 декабря прошлого года.
Тем временем к вечеру 5 марта наступление Красной армии постепенно выдохлось.
7 и 14 марта III./KG27 совершила два ночных налета на Новороссийск. Порт имел очень сильную ПВО, в чем некоторые летчики убедились на своем опыте. В ходе первой атаки пропал без вести Не-111Н-6 «1G+AO» командира 9-й эскадрильи гауптмана Вальтера Гроссбергера. Что конкретно стало причиной, так и осталось неизвестным.
По данным службы МПВО, на город было сброшено около 1000 зажигательных бомб, 7 SC250 и одна осветительная бомба. В результате сгорело 8 домов, было разрушено 140 метров железнодорожных путей, 300 метров электросвязи и 700 метров электроосвещения, еще три дома получили мелкие повреждения.
А второй налет едва не стал последним для Не-111Н-6 «1G+CS» унтер-офицера Роберта Вольфрама из 8-й эскадрильи.
«Сильная оборона, поэтому бомбардировка производится с большой высоты, – докладывал в рапорте штурман бомбардировщика унтер-офицер Ханс Цильх. – После относительного захода и бомбардировки мы решили также по прямой лететь домой. Бортмеханик сообщает о бомбардировке на командный пункт. Внезапно зенитный огонь значительно уменьшается и яркий свет захватил нас. Одновременно мы попадаем в целую кучу огней, и машина стала блестеть ярким светом… Не атакуют ли нас ночные самолеты-истребители иванов? Да! Мы даем полный газ, но они уже видят нас из темноты и поймали нас. Бортмеханик кричит вслух. Несколько реактивных снарядов пролетели левее нас. Мы все еще находимся в свете прожектора, и с земли по нас никто не стреляет. Следует новая атака, а мы стреляем из пулеметов, целясь по вспышкам выстрелов. Внезапно из темноты сверху показывается истребитель. Русские имеют хороший ночной истребитель? Это «Харрикейн» английского производства. «Охотник» появляется и исчезает в темноте. Теперь мы вышли из света прожекторов, и начинается зенитный огонь. Внезапно левый двигатель останавливается! Мы теряем высоту, кошмар, но она еще достаточна. Винт двигателя перестал вращаться. Мы не знаем, почему это произошло.
Обратный полет над Черным морем с неработающим мотором был нелегким. Наш бортмеханик сообщает наше положение на командный пункт, и посадка проходит нормально. После этого мы осмотрели двигатель. Оказалось, что на самом деле тяжелый русский зенитный снаряд калибра 7,62 см повредил масляный радиатор! Иван может стрелять очень хорошо!
Мы долго думали и обсуждали, почему русский летчик помахал нам и не сделал повторного нападения. Кто знает?»
Во время вылета получили ранения бортмеханик и бортстрелок[15].
Командир 1-й эскадрильи KG100 Ханс Бётхер, которому 1 марта было присвоено звание гауптмана, также продолжал свою боевую работу в Крыму. 5 марта он в течение четырех часов летал над Черным морем и атаковал пятью бомбами SC50 советскую подводную лодку, шедшую в надводном положении. А после шестидневного перерыва он совершил очередной налет на гавань Керчи, сбросив на нее четыре 250-кг фугаски. На следующий вечер Не-111 Бётхера снова появился над Керчью, на этот раз на многострадальный город с высоты 2800 метров посыпались 17 фугасных бомб.
Тем временем 13 марта войска Крымского фронта снова перешли в наступление. В результате на нескольких участках фронта сложилась весьма критическая ситуация. Немцам пришлось бросить в бой даже только что сформированную 22-ю танковую дивизию. Последняя едва прибыла на фронт и с ходу была брошена отражать атаки. Дивизия сразу понесли большие потери (32 танка были подбиты за несколько часов), тем не менее само ее присутствие на фронте добавило сил обороняющимся.
Ну а решающий вклад снова внесли люфтваффе. Благодаря тому, что положение в районе Изюма к концу месяца стабилизировалось, для операций в Крыму удалось привлечь часть подразделений из IV авиакорпуса. В том числе «Штуки» и тяжелые истребители Bf-110. Штурмовики непрерывными ударами вывели из строя десятки танков и грузовиков, разрушили множество бункеров, артиллерийских батарей и других объектов. Ну а Ханс Бётхер с 14 по 15 марта нанес четыре авиаудара по наступающим советским войскам, сбросив на них в общей сложности четыре фугасные и 64 осколочные бомбы. Стандартная загрузка Не-111 во время таких операций состояла из одной SC500 и 16 SD50. А16 марта «Хейкель» Бётхера опять бомбил Керчь[16].
Между тем 12 марта Главное командование люфтваффе отдало приказ для 4-го воздушного флота о приоритете целей. Главными объектами операций на Черном море должны были оставаться порты Севастополя, Керчи и Камыш-Буруна и подходы к ним. Цели, не имеющие прямого отношения к снабжению крепости, в том числе Новороссийск и др., нужно было атаковать в последнюю очередь. Основной задачей авиации был четко обозначен срыв снабжения Севастополя. «Фюрер ожидает, что отныне снабжение Севастополя и судоходство вокруг него должно прекратиться», – говорилось в приказе.
Оберет Вилд в рамках полученных инструкций решил проводить атаки советских судов методом быстрых последовательных нападений небольшими группами бомбардировщиков или торпедоносцев. Аналогичным образом стали планироваться и авиаудары по Севастополю и другим портам.
18 апреля во время полета над Черным морем обер-лейтенант Бётхер обнаружил советский конвой, направлявшийся в Севастополь. Фактически это были танкеры «Серго» и «Передовик» в охранении крейсера «Красный Кавказ» и эсминца «Незаможник». Бётхер сбросил на суда пять фугасных бомб, а затем сохранял контакт с ним до тех пор, пока не появились другие бомбардировщики и торпедоносцы II./KG26. По советским данным, конвой был атакован девять раз, однако все сброшенные бомбы и торпеды не достигли цели[17].
20 марта после долгого перерыва немецкие самолеты нанесли авиаудар по судам, разгружавшимся в порту Севастополя. К этому времени благодаря постоянным поставкам с материка противовоздушная оборона города стала одной из самых сильных в стране. «Сопровождение «Штук» на Севастополь. Черт возьми, это был фейерверк! – писал в дневнике оберлейтенант Хайнрих Сец из III./JG77. – Все воздушное пространство прикрыто огнем». Тем не менее штурмовики добились успеха. В результате близких попаданий был тяжело поврежден стоявший у причала танкер «Серго» водоизмещением 7600 тонн. На судне выгорели носовые помещения, но силовая установка уцелела, поэтому оно через некоторое время смогло своим ходом уйти на Кавказ.
Правда, не всегда намеченные операции шли гладко. К примеру, 21 марта I./KG27 «Бёльке» получила приказ совершить налет на Керчь. Однако вылет прошел несколько не по плану. «Несмотря на относительно хорошую погоду, лидирующее звено испытало трудности в поисках города, – писал в рапорте Ханс Райф из 3-й эскадрильи. – Как сумасшедшие мы кружили в пространстве Таманская – Темрюк – Новороссийск, где большинство экипажей в конечном итоге от отчаяния разбросали свои бомбы. Наконец, мы все оказались примерно в 25 километрах к северо-западу от г. Керчь. Нам уже было не до «дисциплины» и маневров, поэтому наши бомбы попадали на конечной станции и промышленных предприятиях на восточной окраине Керчи. Тяжелые зенитки несильно беспокоили нас здесь. Просто интересно, почему внимательные русские истребители не поймали нас над морем. Может быть, они приняли нас за красные бомбардировщики, которые практикуют полет на высоте 4000 метров».
Отразив удары Красной армии, командующий 11-й армией Эрих Манштейн сам планировал, как ему побыстрее закончить затянувшуюся Крымскую кампанию. Генерал-оберст так же, как и Гитлер, понимал, что для успеха в первую очередь необходимо окончательно изолировать полуостров от внешнего мира, прекратить или свести к минимуму снабжение оставшихся на нем советских войск.
Важную роль в этой задаче играла воздушная разведка. Манштейн попросил проводить подробную аэрофотосъемку вражеских укреплений, мобилизационных пунктов, складов и транспортных маршрутов по территории Крыма, а также морских путей, аэродромов и дорог на Северном Кавказе.
Основную работу в этом направлении по-прежнему выполняла 4-я эскадрилья Aufkl.Gr. 122. К примеру, 25 марта Ju-88D сфотографировали порты Керчи, Севастополя, Камыш-Буруна и Таманской, шоссе вдоль побережья Кавказа от Новороссийска до Туапсе, а также советские аэродромы и железнодорожные станции на северо-западном Кавказе (Крымская, Краснодар и Кропоткин).
Дальние разведывательные вылеты над Черным морем также выполняла 2-я эскадрилья группы дальней разведки при главнокомандующем люфтваффе (2./Aufkl.Gr.Ob.d.L.). Подразделение под командованием гауптмана Клауса Притцеля базировалось в Николаеве и занималось стратегической разведкой. В феврале – апреле основной задачей эскадрильи был контроль за передвижениями и местами базирования советского Черноморского флота. Объектами аэрофотосъемки были порты Новороссийска, Туапсе, Сухуми, Поти и Батуми. «Последний порт Батум был всего в 20 км от турецкого побережья, – вспоминал бортрадист Макс Лагода. – Он имел для нас особое стратегическое значение до конца года, потому что он находился рядом с Турцией. В случае чего мы могли уйти туда и интернироваться. Никто не хотел оказаться в русском плену, скорее мы были готовы приземлиться в Турции. Эта тема часто обсуждалась товарищами из летного персонала после боевых вылетов».
Маршруты полетов проходили от Новороссийска вниз вдоль побережья до Батуми. Порты имели довольно сильную противовоздушную оборону, поэтому из каждого из них по разведчикам велся сильный зенитный огонь. Высота полетов составляла не менее 8 километров. Главную опасность для самолетов представляли истребители, однако не стоило забывать и о зенитках. «Зачастую мы проходили над городом или портом на высоте 8000 метров, не сосредоточившись на зенитках, а лишь осматривали небо в поиске истребителей. В то же время внезапно раздавалась серия разрывов тяжелых зенитных снарядов в непосредственной близости от машины, – рассказывал Лагода. – Каждый большой город с военно-морской базой имел соответствующие аэродромы, по крайней мере, простые полевые аэродромы. Это были временные площадки, где истребители могли взлетать прямо с земли и в любое время. Пролетать над Сухуми, Поти и Батуми зачастую было очень неприятно. Стоящие там корабли стреляли по нас шквальным огнем. Если он был достаточно опасным, мы летели в западном направлении в сторону моря. Затем через 10 минут ложились на прежний курс»[18].
Дойдя до турецкой границы, «Юнкерсы» поворачивали на северо-запад и над морем летели обратно в Николаев.
«Светлый великан» против Туапсе
Еще 14 марта, выполняя соответствующее поручение фюрера о срыве снабжения Севастополя, в Николаев прибыл командир I./KG30 «Адлер» оберлейтенант Вернер Баумбах.
Его фамилия точно соответствовала его роду деятельности. Один из самых известных пилотов бомбардировочной авиации, он еще два года назад, во время Норвежской кампании, заслужил славу специалиста по атаке морских целей. Тогда Баумбаху и его коллегам удалось серьезно повредить британский тяжелый крейсер «Саффолк», эсминец «Киплинг», затем французский крейсер «Эмиль Берти». Он лично всадил бомбу в линкор «Худ» – флагман королевского флота. Затем была битва за Англию, минирование Темзы, налеты на Лондон. А с января по июнь 1941 года Баумбах отправил на дно корабли общим тоннажем 200 000 брт, за что 14 июля был награжден дубовыми листьями к Рыцарскому кресту. Именно после этого он возглавил вооруженную пикирующими бомбардировщиками Ju-88A I./KG30, которая в основном специализировалась на атаках морских целей, а с лета 1941 года начала бомбардировки Мурманска и советских кораблей в Баренцевом море. «Там, где были корабли, там отныне был и «светлый великан», – говорил один из товарищей Баумбаха.
В Крым он прибыл по личному приказу начальника Генерального штаба люфтваффе генерал-оберста Ешоннека. Тот напутствовал Баумбаха: мол, фюрер лично приказал прервать снабжение Севастополя по морю. Поскольку Баумбах сам летал на Ju-88A и был специалистом именно по атакам с пикирования, то наиболее подходящим подразделением для стажировки ему показалась III./KG51 гауптмана Эрнста фон Бибры, базировавшаяся в Николаеве.
До этого эскадра «Эдельвейс», на счету которой был крейсер «Червона Украина», потопленный в гавани Севастополя 12 ноября 1942 года, тем не менее не сильно преуспела в атаках транспортов. Экипаж оберлейтенанта Клауса Хёберлена, в течение зимы находившегося на излечении после ранения в ногу, долгое время летал на задания с другими пилотами, в том числе с командиром группы фон Биброй. Тот неоднократно атаковал различные суда, но не мог добиться даже близких попаданий. Однажды сброшенные с пикирования три 500-кг бомбы упали настолько далеко от цели, что удрученный Бибра всю обратную дорогу до аэродрома молчал, а после приземления устроил разнос летчикам: «Пошли вы все трое к дьяволу, я не понимаю, что происходит с вами!»[19]
Сам Хёберлен вернулся в III./KG51, в которой он служил адъютантом, как раз перед визитом Баумбаха. Его карьера была не столь впечатляющей, но вполне типичной для молодого поколения немцев, с энтузиазмом воспринявшего речи Гитлера и захваченного авиационной романтикой 1930-х годов. Хёберлен поступил в авиационную школу сразу после создания люфтваффе, а 1 апреля 1937 года в звании оберфенриха его зачислили в III./KG255. Как и все будущие пилоты бомбардировщиков, за время обучения и практики он успел полетать на 27 типах самолетов, от допотопных Do-XI, Не-45 и FW-44 до новейших Ju-87 и Не-111. Однако поучаствовать в боевых действиях ему было суждено только осенью 1940 года. До этого Хёберлен занимал различные штабные должности, а 7 октября 1940 года, после переучивания на пикирующий бомбардировщик Ju-88, стал адъютантом III./KG51.
После этого молодой пилот оказался в самой гуще событий. Налеты на Лондон, «выжигание» Ковентри, потом Югославия, Греция и, наконец, «Барбаросса». В течение лета – осени 1941 года «Юнкерсы» с эмблемой горного цветка поддерживали наступление группы армий «Юг», бомбили позиции советских войск, железные дороги, переправы через Днепр, Перекопский перешеек и, наконец, Севастополь. III./KG51 понесла довольно большие потери по сравнению с другими подразделениями, однако сбивали по большей части молодые, неопытные экипажи. Хёберлен же вплоть до своего ранения 26 ноября всегда выходил сухим из воды.
Вернувшийся в свое подразделение Хёберлен так описывал Баумбаха: «У нас несколько дней находился один из самых известных летчиков люфтваффе гауптман Вернер Баумбах, он прибыл в нашу группу, чтобы участвовать с нами в некоторых операциях против русских кораблей в портах на Кавказе. Он должен передать нам его большой опыт в бою против корабля… Он не только красивый и умный человек, но еще и разговорчивый, этим он просто очаровал меня. Он был отнюдь не властным, а, наоборот, очень располагающим к себе с самого начала».
15 марта Баумбах совершил первый вылет над Черным морем, чтобы ознакомиться с местными условиями. А 18 марта он участвовал в налете III./KG51 на Новороссийск. Из-за сильной противовоздушной обороны «Юнкерсы», которые несли бронебойные бомбы PC 1000, не смогли выполнить атаку с первого захода. По самолетам стреляли как зенитки, стоящие в порту и на кораблях, так и орудия, расположенные на склонах соседних гор. Тем не менее ведомые Баумбахом Ju-88 смогли сделать повторный заход, сбросить бомбы и избежать попаданий. Впрочем, попасть в корабли все равно не удалось, а бронебойными бомбами были разрушены школа и ДК железнодорожников.
21 марта тройка Ju-88 А, одним из которых управлял Баумбах, атаковала самую сложную цель – гавань Севастополя. Самолеты подошли к цели на малой высоте, почти над самой водой, вследствие чего им удалось избежать зенитного огня и атак истребителей. Прямым попаданием был потоплен транспорт «Георгий Димитров» водоизмещением 2482 тонны.
Самой удачной атакой стала операция «Нептун» – налет девяти Ju-88A на порт Туапсе днем 23 марта.
«Воздушная разведка показала, что в гавани находится флотилия подводных лодок, большой эсминец, несколько фрегатов и два торговых судна, – вспоминал Клаус Хёберлен. – Баумбах распределил различную загрузку машин, он сам хотел взять подлодки в качестве цели, подвесив три противокорабельные бомбы по 500 кг. Наш экипаж полетел справа, Хайнц Купце на левом фланге.
Баумбах вел нас курсом с запада на восток над морем на высоте 5000 метров, была хорошая погода и отличная видимость. В место назначения мы прибыли в обеденное время, поскольку предполагалось, что это было лучшее время для внезапного нападения. Однако, как оказалось, эта затея не очень удалась: перед нашим соединением разорвалось несколько снарядов тяжелой зенитной артиллерии. Баумбах и другие экипажи сделали несколько маневров в сторону после этого, а вскоре мы увидели цель. Портовые сооружения находились в конце узкого фьорда, настоящая морская крепость. Я сразу же обратил внимание на большое торговое судно. Поскольку во время подхода строй несколько нарушился, Баумбах оказался всего в нескольких метрах перед нами. Мы могли пострадать от взрывов наших бомб, если бы его машина сбросила их прямо перед нами. В то же время по нас стреляли зенитные орудия всех калибров.
Когда самолет пикировал, я видел мои цели точно в перекрестии прицела, сбросил бомбы, быстро убрал тормозные щитки и пошел по крутой траектории вверх. Я видел, что большинство экипажей также были точны. Несмотря на сильный зенитный огонь, все девять машин медленно ушли вверх и приземлились на Николаев-Зюд после почти четырех часов полета исключительно над открытым морем.
Эта атака была одной из самых успешных для группы из налетов на суда и порты. Баумбах потопил 4 подводные лодки и повредил несколько других. Два экипажа поразили эсминец, а мы записали на свой счет торговое судно. Наша разведка ранним вечером того же дня показала, что грузовое судно лежало на борту. Кроме того, были серьезно повреждены портовые сооружения»[20].
Согласно записям в летной книжке оберлейтенанта Хёберлена, «Юнкерсы» стартовали в 12.35, а сброс двух бомб SC500 и одной SC250 был произведен ровно в 15.00 с высоты 1000 метров. Посадка состоялась в 17.15.
Что интересно, расчет Баумбаха на «обеденное время» оказался верным. «Этот день вошел в историю Туапсе как «черный понедельник», – пишет туапсинский историк Сергей Феоктистов. – Как вспоминали старожилы, день был теплый, по-настоящему весенний, ярко светило солнце. Лучи его, отражаясь от спокойной поверхности моря, слепили глаза. После капитального ремонта, завершенного досрочно, в ковше Туапсинского судоремонтного завода готовился к проведению швартовых испытаний минный заградитель «Николай Островский». На корабле кроме команды находились бригады ремонтников и подростков из ремесленных училищ, заканчивающих отделочные работы. Начался обед. Люди высыпали из цехов СРЗ, заспешили в столовые или, устраиваясь прямо на открытом воздухе, развертывали пакеты с едой. Никто как-то не обратил внимания на появившиеся со стороны моря самолеты. Не был замечен и сигнал воздушной тревоги, поданный кораблями. А над заводом на изрядной высоте повисла большая группа самолетов, которые внезапно ринулись в пике. Свист бомб, стрельба зениток, рев выходящих из пике бомбардировщиков – все это в какие-то доли минуты обрушилось на мирно обедающих людей.
В воздух мгновенно взлетели обломки металлических конструкций и камни, смешанные с огнем и дымом. Рабочие бросились кто куда, у проходных образовались пробки. А самолеты, сделав новый заход, начали расстреливать людей из пушек и пулеметов…
От прямого попадания двух фугасных бомб «Николай Островский» буквально за минуты повалился на правый борт и затонул. Пожарные бросились сбивать пламя, охватившее деревообрабатывающий цех. В это время рядом взорвалась бомба. Сами пожарные получили тяжелые ранения. Объятая пламенем, сгорела только что подъехавшая вторая машина… Всю территорию словно вспахало тяжелым плугом: груды вывороченной земли, воронки, покосившиеся столбы с оборванными проводами.
Но самые страшные последствия налета – убитые, раненые, попавшие в завалы, засыпанные в щелях…»
Всего в результате налета погибло 119 человек, в том числе 27 работников судоремонтного завода, 19 моряков с «Николая Островского» и 73 мирных жителя. Еще 395 человек получили ранения и контузии!
Немцы несколько преувеличили свои достижения. В действительности помимо минного заградителя «Николай Островский» в Туапсе были потоплены гидрографическое судно ГС-13 и портовый катер «Вежилов». Подводные лодки С-33 и Д-5 получили тяжелые повреждения.
«Едва улетели самолеты, на помощь пострадавшим бросились санитары, врачи, аварийные команды противовоздушной обороны, – продолжает Сергей Феоктистов. – Группа водолазов немедленно спустилась под воду, пытаясь спасти оставшихся на «Николае Островском» людей, однако спасти удалось только трех человек. Спасательная шлюпка с теплохода «Грузия», стоящего на ремонте рядом с минным заградителем, подобрала с воды восемь раненых и обожженных моряков.
А врачи завода еще под бомбежкой начали оказывать помощь пострадавшим и не ушли со своего поста, пока не эвакуировали раненых в больницу. Все машины городской «скорой помощи» и других медицинских учреждений прибыли в порт…
Его фамилия точно соответствовала его роду деятельности. Один из самых известных пилотов бомбардировочной авиации, он еще два года назад, во время Норвежской кампании, заслужил славу специалиста по атаке морских целей. Тогда Баумбаху и его коллегам удалось серьезно повредить британский тяжелый крейсер «Саффолк», эсминец «Киплинг», затем французский крейсер «Эмиль Берти». Он лично всадил бомбу в линкор «Худ» – флагман королевского флота. Затем была битва за Англию, минирование Темзы, налеты на Лондон. А с января по июнь 1941 года Баумбах отправил на дно корабли общим тоннажем 200 000 брт, за что 14 июля был награжден дубовыми листьями к Рыцарскому кресту. Именно после этого он возглавил вооруженную пикирующими бомбардировщиками Ju-88A I./KG30, которая в основном специализировалась на атаках морских целей, а с лета 1941 года начала бомбардировки Мурманска и советских кораблей в Баренцевом море. «Там, где были корабли, там отныне был и «светлый великан», – говорил один из товарищей Баумбаха.
В Крым он прибыл по личному приказу начальника Генерального штаба люфтваффе генерал-оберста Ешоннека. Тот напутствовал Баумбаха: мол, фюрер лично приказал прервать снабжение Севастополя по морю. Поскольку Баумбах сам летал на Ju-88A и был специалистом именно по атакам с пикирования, то наиболее подходящим подразделением для стажировки ему показалась III./KG51 гауптмана Эрнста фон Бибры, базировавшаяся в Николаеве.
До этого эскадра «Эдельвейс», на счету которой был крейсер «Червона Украина», потопленный в гавани Севастополя 12 ноября 1942 года, тем не менее не сильно преуспела в атаках транспортов. Экипаж оберлейтенанта Клауса Хёберлена, в течение зимы находившегося на излечении после ранения в ногу, долгое время летал на задания с другими пилотами, в том числе с командиром группы фон Биброй. Тот неоднократно атаковал различные суда, но не мог добиться даже близких попаданий. Однажды сброшенные с пикирования три 500-кг бомбы упали настолько далеко от цели, что удрученный Бибра всю обратную дорогу до аэродрома молчал, а после приземления устроил разнос летчикам: «Пошли вы все трое к дьяволу, я не понимаю, что происходит с вами!»[19]
Сам Хёберлен вернулся в III./KG51, в которой он служил адъютантом, как раз перед визитом Баумбаха. Его карьера была не столь впечатляющей, но вполне типичной для молодого поколения немцев, с энтузиазмом воспринявшего речи Гитлера и захваченного авиационной романтикой 1930-х годов. Хёберлен поступил в авиационную школу сразу после создания люфтваффе, а 1 апреля 1937 года в звании оберфенриха его зачислили в III./KG255. Как и все будущие пилоты бомбардировщиков, за время обучения и практики он успел полетать на 27 типах самолетов, от допотопных Do-XI, Не-45 и FW-44 до новейших Ju-87 и Не-111. Однако поучаствовать в боевых действиях ему было суждено только осенью 1940 года. До этого Хёберлен занимал различные штабные должности, а 7 октября 1940 года, после переучивания на пикирующий бомбардировщик Ju-88, стал адъютантом III./KG51.
После этого молодой пилот оказался в самой гуще событий. Налеты на Лондон, «выжигание» Ковентри, потом Югославия, Греция и, наконец, «Барбаросса». В течение лета – осени 1941 года «Юнкерсы» с эмблемой горного цветка поддерживали наступление группы армий «Юг», бомбили позиции советских войск, железные дороги, переправы через Днепр, Перекопский перешеек и, наконец, Севастополь. III./KG51 понесла довольно большие потери по сравнению с другими подразделениями, однако сбивали по большей части молодые, неопытные экипажи. Хёберлен же вплоть до своего ранения 26 ноября всегда выходил сухим из воды.
Вернувшийся в свое подразделение Хёберлен так описывал Баумбаха: «У нас несколько дней находился один из самых известных летчиков люфтваффе гауптман Вернер Баумбах, он прибыл в нашу группу, чтобы участвовать с нами в некоторых операциях против русских кораблей в портах на Кавказе. Он должен передать нам его большой опыт в бою против корабля… Он не только красивый и умный человек, но еще и разговорчивый, этим он просто очаровал меня. Он был отнюдь не властным, а, наоборот, очень располагающим к себе с самого начала».
15 марта Баумбах совершил первый вылет над Черным морем, чтобы ознакомиться с местными условиями. А 18 марта он участвовал в налете III./KG51 на Новороссийск. Из-за сильной противовоздушной обороны «Юнкерсы», которые несли бронебойные бомбы PC 1000, не смогли выполнить атаку с первого захода. По самолетам стреляли как зенитки, стоящие в порту и на кораблях, так и орудия, расположенные на склонах соседних гор. Тем не менее ведомые Баумбахом Ju-88 смогли сделать повторный заход, сбросить бомбы и избежать попаданий. Впрочем, попасть в корабли все равно не удалось, а бронебойными бомбами были разрушены школа и ДК железнодорожников.
21 марта тройка Ju-88 А, одним из которых управлял Баумбах, атаковала самую сложную цель – гавань Севастополя. Самолеты подошли к цели на малой высоте, почти над самой водой, вследствие чего им удалось избежать зенитного огня и атак истребителей. Прямым попаданием был потоплен транспорт «Георгий Димитров» водоизмещением 2482 тонны.
Самой удачной атакой стала операция «Нептун» – налет девяти Ju-88A на порт Туапсе днем 23 марта.
«Воздушная разведка показала, что в гавани находится флотилия подводных лодок, большой эсминец, несколько фрегатов и два торговых судна, – вспоминал Клаус Хёберлен. – Баумбах распределил различную загрузку машин, он сам хотел взять подлодки в качестве цели, подвесив три противокорабельные бомбы по 500 кг. Наш экипаж полетел справа, Хайнц Купце на левом фланге.
Баумбах вел нас курсом с запада на восток над морем на высоте 5000 метров, была хорошая погода и отличная видимость. В место назначения мы прибыли в обеденное время, поскольку предполагалось, что это было лучшее время для внезапного нападения. Однако, как оказалось, эта затея не очень удалась: перед нашим соединением разорвалось несколько снарядов тяжелой зенитной артиллерии. Баумбах и другие экипажи сделали несколько маневров в сторону после этого, а вскоре мы увидели цель. Портовые сооружения находились в конце узкого фьорда, настоящая морская крепость. Я сразу же обратил внимание на большое торговое судно. Поскольку во время подхода строй несколько нарушился, Баумбах оказался всего в нескольких метрах перед нами. Мы могли пострадать от взрывов наших бомб, если бы его машина сбросила их прямо перед нами. В то же время по нас стреляли зенитные орудия всех калибров.
Когда самолет пикировал, я видел мои цели точно в перекрестии прицела, сбросил бомбы, быстро убрал тормозные щитки и пошел по крутой траектории вверх. Я видел, что большинство экипажей также были точны. Несмотря на сильный зенитный огонь, все девять машин медленно ушли вверх и приземлились на Николаев-Зюд после почти четырех часов полета исключительно над открытым морем.
Эта атака была одной из самых успешных для группы из налетов на суда и порты. Баумбах потопил 4 подводные лодки и повредил несколько других. Два экипажа поразили эсминец, а мы записали на свой счет торговое судно. Наша разведка ранним вечером того же дня показала, что грузовое судно лежало на борту. Кроме того, были серьезно повреждены портовые сооружения»[20].
Согласно записям в летной книжке оберлейтенанта Хёберлена, «Юнкерсы» стартовали в 12.35, а сброс двух бомб SC500 и одной SC250 был произведен ровно в 15.00 с высоты 1000 метров. Посадка состоялась в 17.15.
Что интересно, расчет Баумбаха на «обеденное время» оказался верным. «Этот день вошел в историю Туапсе как «черный понедельник», – пишет туапсинский историк Сергей Феоктистов. – Как вспоминали старожилы, день был теплый, по-настоящему весенний, ярко светило солнце. Лучи его, отражаясь от спокойной поверхности моря, слепили глаза. После капитального ремонта, завершенного досрочно, в ковше Туапсинского судоремонтного завода готовился к проведению швартовых испытаний минный заградитель «Николай Островский». На корабле кроме команды находились бригады ремонтников и подростков из ремесленных училищ, заканчивающих отделочные работы. Начался обед. Люди высыпали из цехов СРЗ, заспешили в столовые или, устраиваясь прямо на открытом воздухе, развертывали пакеты с едой. Никто как-то не обратил внимания на появившиеся со стороны моря самолеты. Не был замечен и сигнал воздушной тревоги, поданный кораблями. А над заводом на изрядной высоте повисла большая группа самолетов, которые внезапно ринулись в пике. Свист бомб, стрельба зениток, рев выходящих из пике бомбардировщиков – все это в какие-то доли минуты обрушилось на мирно обедающих людей.
В воздух мгновенно взлетели обломки металлических конструкций и камни, смешанные с огнем и дымом. Рабочие бросились кто куда, у проходных образовались пробки. А самолеты, сделав новый заход, начали расстреливать людей из пушек и пулеметов…
От прямого попадания двух фугасных бомб «Николай Островский» буквально за минуты повалился на правый борт и затонул. Пожарные бросились сбивать пламя, охватившее деревообрабатывающий цех. В это время рядом взорвалась бомба. Сами пожарные получили тяжелые ранения. Объятая пламенем, сгорела только что подъехавшая вторая машина… Всю территорию словно вспахало тяжелым плугом: груды вывороченной земли, воронки, покосившиеся столбы с оборванными проводами.
Но самые страшные последствия налета – убитые, раненые, попавшие в завалы, засыпанные в щелях…»
Всего в результате налета погибло 119 человек, в том числе 27 работников судоремонтного завода, 19 моряков с «Николая Островского» и 73 мирных жителя. Еще 395 человек получили ранения и контузии!
Немцы несколько преувеличили свои достижения. В действительности помимо минного заградителя «Николай Островский» в Туапсе были потоплены гидрографическое судно ГС-13 и портовый катер «Вежилов». Подводные лодки С-33 и Д-5 получили тяжелые повреждения.
«Едва улетели самолеты, на помощь пострадавшим бросились санитары, врачи, аварийные команды противовоздушной обороны, – продолжает Сергей Феоктистов. – Группа водолазов немедленно спустилась под воду, пытаясь спасти оставшихся на «Николае Островском» людей, однако спасти удалось только трех человек. Спасательная шлюпка с теплохода «Грузия», стоящего на ремонте рядом с минным заградителем, подобрала с воды восемь раненых и обожженных моряков.
А врачи завода еще под бомбежкой начали оказывать помощь пострадавшим и не ушли со своего поста, пока не эвакуировали раненых в больницу. Все машины городской «скорой помощи» и других медицинских учреждений прибыли в порт…