Страница:
В поликлиники и госпитали поступили 203 раненых. К одновременному приему такого количества пострадавших больницы города были явно не готовы. Врачи трудились не покладая рук, без сна и отдыха: обрабатывали раны, проводили операции, переливали кровь, накладывали шины, гипсовые повязки. К обслуживающему персоналу присоединилось и гражданское население, в основном женщины».
А немецкие летчики, в том числе Баумбах и Хёберлен, тем временем праздновали успешную атаку в казино, распивая красные крымские вина. Однако долго расслабляться им не дали. Командование, видимо, вдохновилось результатами налета и захотело еще потопленных кораблей. «В 22.00 Баумбаху позвонили по телефону, – вспоминал Хёберлен. – Я никогда не забуду тот разговор и грубые слова, которые я услышал. Из разговора мы могли слышать, что на следующий день получено задание снова атаковать порт Туапсе, на что Баумбах проревел в телефон: «Оберст, солдаты в барах не имеют ни малейшего представления о тактике. Мы не можем атаковать одну и ту же цель в то же время» – и бросил трубку. Расстроенный, он сказал нам, что мы должны совершить налет на следующий день в то же самое время».
Баумбах, конечно, мог позволить себе некоторые вольности в общении с начальством, но приказ есть приказ. Днем 24 марта Ju-88A из III./KG51 снова появились над Туапсе. На сей раз над Черным морем стояла облачная погода, и Вернер Баумбах придумал новую тактику. Сначала «Юнкерсы» летели на высоте 5000 метров, а на подходе к цели приглушили двигатели и в итоге, снизившись до 2000 метров, появились над портом. В результате силы ПВО снова были застигнуты врасплох! «Уже когда мы повернули к морю, начался мощный зенитный огонь, который тогда был несравненно сильнее, чем за день до этого», – делился впечатлениями Клаус Хёберлен.
Последствия налета, как и днем, ранее оказались тяжелыми. На территорию порта, судоремонтного завода № 201 и прилегающую к морю часть города упала 31 фугасная бомба. От взрывов и пожаров пострадали цеха судоремонтного завода, были разрушены Дворец культуры моряков, водная больница и пять жилых домов по улице Горького.
Из кораблей больше всех пострадала плавбаза подводных лодок «Нева» водоизмещением 3113 тонн. Одна из бомб пробила корпус выше ватерлинии и вышла за борт. Вторая попала в машинное отделение, пробила цистерну расходного топлива и там взорвалась. Погибли 16 членов экипажа и 13 подводников, включая двух командиров субмарин: капитана 3-го ранга И.Н. Киселева и капитан-лейтенанта Д.М. Денежко. Кроме того, был потоплен танкер «Ялта» водоизмещением 611 тонн. Однако главная цель налета – крейсер «Ворошилов» – не пострадала.
Потери гражданского населения на сей раз составили шесть человек погибшими и 85 ранеными.
Хотя и на сей раз все «Юнкерсы» благополучно вернулись на базу, злой Вернер Баумбах сопроводил доклад о налете массой грубых слов и эмоций. Он также пообещал, что после возвращения в штаб-квартиру люфтваффе будет жаловаться на самоуправство местного начальства лично Ешоннеку[21]. Ну а вскоре «светлый великан» отбыл из Крыма. Что же касается гауптмана Хёберлена, то его заслуги в налетах на Туапсе и прежние достижения были оценены командованием: 1 апреля он получил звание гауптмана, а позднее, в июне, был награжден Золотым знаком за боевые вылеты[22].
Тем временем уже 26 марта над Туапсе снова появились пикирующие бомбардировщики Ju-88 А. Только на сей раз из учебно-боевой авиагруппы III./LG1 гауптмана Карла-Фридриха Кнуста. До этого она базировалась на Средиземном море и получила большой опыт в атаках портов и кораблей. Прибыв в Евпаторию, «Юнкерсы» сразу же принялись за дело. В гавани Туапсе им удалось тяжело повредить крупный танкер «Советская нефть» водоизмещением 7886 тонн. Судно находилось в таком состоянии после попадания торпеды еще в октябре 1941 года. Повреждения получили также транспорт «Грузия» и портовый катер СП-44.
Через два дня группа атаковала Новороссийск и повредила там небольшой транспорт «Ахиллеон» и здесь же понесла первую потерю над Черным морем. Советскими истребителями был сбит Ju-88A командира 7-й эскадрильи LG1 гауптмана Теодора Хагена.
Конец марта вообще стал черной полосой для Черноморского флота. Помимо больших потерь от авиаударов по Туапсе, отличились торпедоносцы II./KG26. 23 марта ее экипажи заявили о потоплении одного судна водоизмещением 5000 тонн и двух по 2000 тонн. В реальности результаты были несколько скромнее.
В 19.40 в 40 милях южнее мыса Херсонес транспорт «Чапаев» водоизмещением 2700 тонн, шедший в охранении эсминца «Шаумян» и двух сторожевых катеров, был атакован одиночным Не-111. Судну удалось уклониться от первой торпеды, но вторая попала в корму. «Чапаев» затонул в течение 14 минут. Корабли охранения смогли спасти 173 человека, но 16 членов экипажа, 86 красноармейцев, 21 орудие, 6 автомашин, 276 лошадей и свыше 200 тонн грузов ушли в пучину…
28 марта в районе Новороссийска торпедами был сильно поврежден транспорт «Ворошилов» водоизмещением 3900 тонн, который выбросился на мель. А 2 апреля пять Не-111 из II./KG26 торпедировали танкер «Куйбышев» (4629 тонн), перевозивший на Керченский полуостров 2500 тонн бензина, 1000 тонн керосина и другие нефтепродукты. Судно не спасли ни сопровождавший эсминец «Незаможник», ни флотские истребители МиГ-3. Оно переломилось от взрыва и затонуло на мелководье. Причем пожар на торчавших из воды обломках продолжался потом целую неделю[23].
«За март авиация противника произвела 56 налетов на военно-морские базы с участием 245 самолетов, – сообщал с тревогой штаб Черноморского флота 2 апреля. – В результате чего были повреждены два танкера, один транспорт, плавучая база подводных лодок, две подводные лодки и плавучая батарея; потоплены минный заградитель, танкер, две баржи и два сторожевых катера, а также разрушено несколько цехов морского завода № 201; за этот же месяц было произведено 28 налетов на корабли в море с участием 31 бомбардировщика и 17 торпедоносцев, потопивших один и повредивших два транспорта.
Это означает, что скудный тоннаж, которым обладает Черноморский флот, непрерывно уменьшается. Из бывших в эксплуатации на 1 февраля 1942 г. сухогрузных транспортов общей грузоподъемностью в 43 200 т было потеряно шесть транспортов грузоподъемностью в 10 300 т и подлежало ремонту тоже шесть транспортов грузоподъемностью в 6200 т. На 1 апреля оставалось в эксплуатации 16 транспортов общей грузоподъемностью в 27 400 т».
Манштейн над Новороссийском
Глава 3
Фюрер выбирает бомбы
А немецкие летчики, в том числе Баумбах и Хёберлен, тем временем праздновали успешную атаку в казино, распивая красные крымские вина. Однако долго расслабляться им не дали. Командование, видимо, вдохновилось результатами налета и захотело еще потопленных кораблей. «В 22.00 Баумбаху позвонили по телефону, – вспоминал Хёберлен. – Я никогда не забуду тот разговор и грубые слова, которые я услышал. Из разговора мы могли слышать, что на следующий день получено задание снова атаковать порт Туапсе, на что Баумбах проревел в телефон: «Оберст, солдаты в барах не имеют ни малейшего представления о тактике. Мы не можем атаковать одну и ту же цель в то же время» – и бросил трубку. Расстроенный, он сказал нам, что мы должны совершить налет на следующий день в то же самое время».
Баумбах, конечно, мог позволить себе некоторые вольности в общении с начальством, но приказ есть приказ. Днем 24 марта Ju-88A из III./KG51 снова появились над Туапсе. На сей раз над Черным морем стояла облачная погода, и Вернер Баумбах придумал новую тактику. Сначала «Юнкерсы» летели на высоте 5000 метров, а на подходе к цели приглушили двигатели и в итоге, снизившись до 2000 метров, появились над портом. В результате силы ПВО снова были застигнуты врасплох! «Уже когда мы повернули к морю, начался мощный зенитный огонь, который тогда был несравненно сильнее, чем за день до этого», – делился впечатлениями Клаус Хёберлен.
Последствия налета, как и днем, ранее оказались тяжелыми. На территорию порта, судоремонтного завода № 201 и прилегающую к морю часть города упала 31 фугасная бомба. От взрывов и пожаров пострадали цеха судоремонтного завода, были разрушены Дворец культуры моряков, водная больница и пять жилых домов по улице Горького.
Из кораблей больше всех пострадала плавбаза подводных лодок «Нева» водоизмещением 3113 тонн. Одна из бомб пробила корпус выше ватерлинии и вышла за борт. Вторая попала в машинное отделение, пробила цистерну расходного топлива и там взорвалась. Погибли 16 членов экипажа и 13 подводников, включая двух командиров субмарин: капитана 3-го ранга И.Н. Киселева и капитан-лейтенанта Д.М. Денежко. Кроме того, был потоплен танкер «Ялта» водоизмещением 611 тонн. Однако главная цель налета – крейсер «Ворошилов» – не пострадала.
Потери гражданского населения на сей раз составили шесть человек погибшими и 85 ранеными.
Хотя и на сей раз все «Юнкерсы» благополучно вернулись на базу, злой Вернер Баумбах сопроводил доклад о налете массой грубых слов и эмоций. Он также пообещал, что после возвращения в штаб-квартиру люфтваффе будет жаловаться на самоуправство местного начальства лично Ешоннеку[21]. Ну а вскоре «светлый великан» отбыл из Крыма. Что же касается гауптмана Хёберлена, то его заслуги в налетах на Туапсе и прежние достижения были оценены командованием: 1 апреля он получил звание гауптмана, а позднее, в июне, был награжден Золотым знаком за боевые вылеты[22].
Тем временем уже 26 марта над Туапсе снова появились пикирующие бомбардировщики Ju-88 А. Только на сей раз из учебно-боевой авиагруппы III./LG1 гауптмана Карла-Фридриха Кнуста. До этого она базировалась на Средиземном море и получила большой опыт в атаках портов и кораблей. Прибыв в Евпаторию, «Юнкерсы» сразу же принялись за дело. В гавани Туапсе им удалось тяжело повредить крупный танкер «Советская нефть» водоизмещением 7886 тонн. Судно находилось в таком состоянии после попадания торпеды еще в октябре 1941 года. Повреждения получили также транспорт «Грузия» и портовый катер СП-44.
Через два дня группа атаковала Новороссийск и повредила там небольшой транспорт «Ахиллеон» и здесь же понесла первую потерю над Черным морем. Советскими истребителями был сбит Ju-88A командира 7-й эскадрильи LG1 гауптмана Теодора Хагена.
Конец марта вообще стал черной полосой для Черноморского флота. Помимо больших потерь от авиаударов по Туапсе, отличились торпедоносцы II./KG26. 23 марта ее экипажи заявили о потоплении одного судна водоизмещением 5000 тонн и двух по 2000 тонн. В реальности результаты были несколько скромнее.
В 19.40 в 40 милях южнее мыса Херсонес транспорт «Чапаев» водоизмещением 2700 тонн, шедший в охранении эсминца «Шаумян» и двух сторожевых катеров, был атакован одиночным Не-111. Судну удалось уклониться от первой торпеды, но вторая попала в корму. «Чапаев» затонул в течение 14 минут. Корабли охранения смогли спасти 173 человека, но 16 членов экипажа, 86 красноармейцев, 21 орудие, 6 автомашин, 276 лошадей и свыше 200 тонн грузов ушли в пучину…
28 марта в районе Новороссийска торпедами был сильно поврежден транспорт «Ворошилов» водоизмещением 3900 тонн, который выбросился на мель. А 2 апреля пять Не-111 из II./KG26 торпедировали танкер «Куйбышев» (4629 тонн), перевозивший на Керченский полуостров 2500 тонн бензина, 1000 тонн керосина и другие нефтепродукты. Судно не спасли ни сопровождавший эсминец «Незаможник», ни флотские истребители МиГ-3. Оно переломилось от взрыва и затонуло на мелководье. Причем пожар на торчавших из воды обломках продолжался потом целую неделю[23].
«За март авиация противника произвела 56 налетов на военно-морские базы с участием 245 самолетов, – сообщал с тревогой штаб Черноморского флота 2 апреля. – В результате чего были повреждены два танкера, один транспорт, плавучая база подводных лодок, две подводные лодки и плавучая батарея; потоплены минный заградитель, танкер, две баржи и два сторожевых катера, а также разрушено несколько цехов морского завода № 201; за этот же месяц было произведено 28 налетов на корабли в море с участием 31 бомбардировщика и 17 торпедоносцев, потопивших один и повредивших два транспорта.
Это означает, что скудный тоннаж, которым обладает Черноморский флот, непрерывно уменьшается. Из бывших в эксплуатации на 1 февраля 1942 г. сухогрузных транспортов общей грузоподъемностью в 43 200 т было потеряно шесть транспортов грузоподъемностью в 10 300 т и подлежало ремонту тоже шесть транспортов грузоподъемностью в 6200 т. На 1 апреля оставалось в эксплуатации 16 транспортов общей грузоподъемностью в 27 400 т».
Манштейн над Новороссийском
7 и 8 апреля немцами были проведены два удачных налета на Новороссийск, в результате которых сгорела часть нефтебаз, а также 600 тонн сена, 190 тонн сухарей, 60 тонн томатов и сотни тонн иных грузов, предназначенных для доставки в осажденный Севастополь. Кроме того, было разрушено 150 метров железной дороги, а в порту потоплено два и повреждено одно транспортное судно.
По ночам торпедоносцы летали в районе Новороссийска, Керченского пролива и порта Камыш-Буруна. В первой декаде апреля они заявили о потоплении шести судов общим водоизмещением 22 000 тонн. Фактически же, кроме упомянутого выше «Куйбышева», все атаки оказались безрезультатными. Только 17-го числа II./KG26 удастся добиться нового успеха, отправив на дно санитарный транспорт «Сванетия» водоизмещением 5500 тонн. Вместе с ним погибли 753 человека, в том числе почти все раненые, которых везли из Севастополя в Новороссийск. Атака была выполнена в классическом для немецких торпедоносцев стиле: на судно одновременно справа и слева заходили девять Не-111, сбросивших множество торпед. Теплоход был взят в клещи и не мог уклониться, в результате чего получил сразу два попадания и затонул в течение 18 минут с дифферентом на нос. При этом сами торпедоносцы в течение марта – апреля не понесли никаких потерь, несмотря на то что все потопленные суда прикрывались эсминцами и сторожевыми катерами.
В начале апреля активность некоторых подразделений была парализована нелетной погодой, практически повсеместно захватившей весь южный сектор Восточного фронта. «Мы испытывали большие трудности из-за непостоянной погоды в последние зимние дни и в начале апреля, – вспоминал Ханс Райф. – На земле из-за таяния снега все заливало водой. Тяжелые, низкие облака, мокрый снег, туман и обледенение препятствовали проведению операций. На улицах города Кировоград были построены мостки над огромными потоками воды».
Полеты стали возможны только 10 апреля, когда аэродром в Кировограде чуть-чуть подсох, а погода несколько улучшилась. В тот день «Хейнкели» I./KG27 совершили налеты на порты Керчи и Камыш-Буруна. К этому времени через Керченский пролив было переправлено уже большое количество зенитных орудий, так что противовоздушная оборона этих объектов значительно усилилась. «Хотя мы летели высоко на 5000 метрах, тяжелый зенитный огонь был довольно точен, так что строй подразделения после близких разрывов распадается, – писал в своем рапорте Райф. – Встревоженные истребители преследовали нас около половины Азовского моря, затем отстали. Во всяком случае, мы вернулись без потерь»[24].
Война войной, а досуг по расписанию. Уже вечером Райф и его коллеги сидели в украинском театре, где смотрели, по его словам, сентиментальную комедию про то, как молодые украинцы освобождают из турецкого плена девушку. На немцев произвели большое впечатление цветные национальные костюмы и игра балалаечников, а также веселые танцы.
A Ju-88D «Т5+НК» оберлейтенанта Тишендорфа из 2-й эскадрильи Aufkl.Gr.Ob.d.L 10 апреля совершил сверхдальний вылет по маршруту Сочи – Сухуми – Поти – Батуми – Тбилиси – Баку – Махачкала – Грозный – Минеральный Воды – Пятигорск – Армавир. Внизу летчики могли отчетливо видеть вышки на нефтяных полях и большие хранилища черного золота. «Здесь находится огромное количество нефтебаз, – делился впечатлениями бортрадист Макс Лагода. – Огромное богатство, которое было необходимо отнять у русских. Это было одной из целей войны, объявленной Гитлером», – вспоминал потом Лагода[25].
С 12 по 18 апреля «Хейнкели» 3-й эскадрильи занимались вооруженной разведкой в районе восточнее Харькова и к северу от Шахт и наносили удары по железнодорожным линиям. Один из таких полетов стал последним для экипажа Не-111Н-6 «1G+IL». Бортрадист самолета фельдфебель Армии Гоерке попал в плен, остальные летчики погибли.
А 19 апреля Ханс Райф снова участвовал в налете на Камыш-Бурун. На сей раз маршрут полета проходил над горами Яйла, пролетев над которыми «Хейнкели» достигли Черного моря, а затем повернули на северо-восток. Над Керченским проливом самолеты появились с юга на высоте 4400 метров. «Далеко внизу белым серфингом извивается береговая линия, – писал в своем рапорте Райф. – Видимость была отличная, над целью и далее к востоку было безоблачное небо… Густые облака дыма поднимались в небо из района, который мы атаковали. Очевидно, это были последствия налета других подразделений. Теперь наша очередь. Боясь огня зенитных орудий, уже известных нам по предыдущим миссиям, мы внесли некоторые изменения в тактику, но последний отрезок захода на цель все равно нужно было идти по прямой, если мы хотим, чтобы наши бомбы падали там, где надо.
Эскадрилья дисциплинированно держалась на курсе, даже несмотря на сильный и точный зенитный огонь. Бомбы вряд ли легли кучно, потому что мы сильно удалились друг от друга, чтобы избежать массированного огня.
Внезапно сверху и между нами появились русские истребители, прежде чем мы могли бы снова собраться в закрытый оборонительный строй. Я мог видеть только три Як-16, один из которых был сбит Me-109 из нашего эскорта.
Хотя большинство машин уходили курсом на север над Азовским морем, мы решили искать спасение в плотном облачном слое на западе. И в самом деле, нам удалось быстро укрыться невредимыми под «белое одеяло». К сожалению, чуть севернее линии фронта, проходившей в то время на перешейке к северу от Феодосии, облака рассеялись».
Там Не-111 «1G+FL», в котором летел Райф, подстерегал сюрприз. По самолету, внезапно появившемуся из облаков на высоте 2 километра, открыла огонь немецкая зенитная артиллерия. Перед самолетом вспухли характерные черные облака разрывов 88-мм снарядов, а затем и белые облачка малокалиберных снарядов.
«Должны ли мы быть сбиты теперь, после того как с удовольствием избежали русской противовоздушной обороны, причем собственными зенитками?! – возмущался летчик. – В отчаянии я выстрелил из сигнальной ракетницы. Товарищи увидели нас и прекратили огонь… Мы в очередной раз были на волоске от смерти!»[26]
Однако далеко не всем так везло, как Райфу. На следующий день во время налета уже III./KG27 на Керчь зенитным огнем был сбит Не-111Н-6 «1G+HR» лейтенанта Хайнца Швеппе из 7-й эскадрильи. При этом сам пилот, которому незадолго до этого исполнилось 22 года, выпрыгнул с парашютом и попал в плен, а вот остальные члены экипажа пропали без вести.
Попутно с налетами на Керчь и порты Кавказа в апреле бомбардировщики 4-го воздушного флота провели серию стратегических авиаударов по железным дорогам к востоку от Дона, а также совершили налеты на химический завод № 204 в Котовске (рядом с Тамбовом), авиазавод в Воронеже, а 22 апреля командир I./KG27 «Бёльке» получил приказ произвести налет на Сталинград.
Как только стемнело, «Хейнкели» поднялись в воздух и, набрав высоту 5000 метров, направились на восток. Расстояние до города составляло около 900 километров, поэтому операция представлялась довольно сложной. Бомбардировщики шли в легком облачном слое, при этом ясная лунная ночь облегчала ориентирование на местности. При подходе к цели облака рассеялись, и вскоре летчики увидели внизу блестящую ленту реки. Пройдя над большим изгибом Волги и островом Сарпинский, являвшимися основными ориентирами, самолеты повернули в сторону Сталинграда.
Райф, летевший в Не-111 «1G+FL» из III./KG27, впоследствии вспоминал: «Город можно было легко найти и без этой светлой ночи, так как там был сильный зенитный огонь, но разрывы были на дистанции от нашей атакующей машины, к тому же небо освещали более 50 прожекторов. При атаке цели мы использовали тактику бесшумного полета с приглушенными, сильно задросселированными моторами на пониженных оборотах. Благодаря этому мы вводили в заблуждение звукоулавливатели так, что ни зенитки, ни прожекторы не могли нас «прихватить».
Объекты атаки были поделены между экипажами, в частности, Не-111 «1G+LH» лейтенанта Хорста Эйхлера наносил удар по артиллерийскому заводу «Баррикады». В ходе налета на город были сброшены несколько десятков тяжелых фугасных бомб и тысячи мелких зажигалок. Только на тракторный завод и прилегающую территорию упали около 1500 зажигательных бомб и 15 фугасок. Были повреждены цеха, полыхали дома в жилом секторе. Многочисленные очаги пожаров возникли на заводах «Баррикады» и «Красный Октябрь». Кроме того, несколько бомб разорвались на железнодорожной станции Сталинград-2 и в речном порту. Несмотря на сильный заградительный огонь, все «Хейнкели» благополучно вернулись обратно в Кировоград после шести с половиной часов полета. При этом советских ночных истребителей в воздухе замечено не было[27].
Этот неожиданный удар стал первым серьезным налетом на Сталинград с начала войны. К этому времени в городе имелось 66 километров открытых и закрытых щелей для укрытия населения, в которых могли разместиться 132 000 человек. Для газо– и бомбоубежищ предназначались 237 подвалов на 33 500 человек. Имевшихся в городе укрытий было тем не менее недостаточно. Вблизи многих домов до сих пор вообще отсутствовали какие-либо щели. Все это заставляло принимать срочные меры для увеличения убежищ. Кроме того, Сталинградский горкомитет обороны поручил предприятиям области дополнительно изготовить 50 000 противогазов, дегазаторов, защитных комбинезонов и фартуков. Поскольку соответствующих промышленных мощностей не было, приняли решение создать специальную мастерскую по производству средств индивидуальной защиты.
На следующий день после бомбежки комитет принял несколько постановлений, в том числе «Об охране судоходства по р. Волге от воздушного нападения противника на участке Камышин – Астрахань». В этом документе говорилось о необходимости ввести патрулирование Волги истребительной авиацией, установить зенитные батареи на берегу для прикрытия стоянок судов и затонов, вооружить крупные буксировщики-нефтевозы. Однако из-за нехватки сил и средств эти заблаговременные решения остались невыполненными. Тогда еще никто не подозревал, что всего через четыре месяца именно Сталинград станет ареной самых ожесточенных боев за всю войну.
Однако основной целью по-прежнему оставались Крым и порты Кавказа. 24 и 25 апреля Авиационное командование «Зюд» и ТУ авиакорпус провели два подряд массированных налета на Новороссийск. Причем в первом случае люфтваффе выполнили 400 самолето-вылетов.
Самое интересное, что за дневной бомбардировкой лично наблюдал командующий 11-й армией генерал-оберст фон Манштейн! Согласно записям в летной книжке обер-фельдфебеля Виетхаупа из 3-й эскадрильи KG27 «Бёльке», на борту его Не-111 «1G+OL», выполнявшего специальный «экскурсионный» вылет, в качестве «гостей» также находились командир эскадры оберстлейтенант фон Бёст и начальник штаба 4-го воздушного флота генерал Кортен. Помимо них на борту был только один бортстрелок унтер-офицер Вальтер Хольцапфель. Самолет с именитыми пассажирами поднялся в воздух в 12.30 и приземлился в 15.15[28].
Примечательно, что уже следующим вечером упомянутые Виетхауп и Хольцапфель снова появились над Новороссийском, только уже на другом самолете – «1G+EL», и на сей раз просто сбрасывали бомбы на порт. А во время посадки в Херсоне «Хейнкель» потерпел аварию и был полностью разбит. Экипаж, правда, не пострадал.
В результате четырех налетов городу и порту были причинены большие разрушения, а возникшие пожары были видны за десятки километров от берега. Среди прочего полностью сгорело здание городского театра.
В тот же день, то есть 24 апреля, отличилась учебно-боевая авиагруппа III./LG1. Шесть Ju-88A нанесли авиаудар по авиационным мастерским, расположенным в районе Круглой бухты Севастополя. В результате сгорели девять самолетов, погибли 48 человек, в том числе генерал-майор авиации H.A. Остряков и генерал Коробков. Еще 13 человек получили ранения.
Тем временем 3-я эскадрилья вместе с Хансом Райфом перебазировалась из уже ставшего родным Кировограда в Херсон, поближе к Крыму. Там летчики были размещены в здании старой школы и жили в комнатах по 26 человек. Местные условия сам Райф назвал идеальными для действий над Черным морем. В следующие дни он выполнил несколько вылетов на разведку погоды, а 28 апреля снова пролетал над хорошо знакомой Керчью. Неожиданно вывалившись из облаков на высоте 2000 метров, «Хейнкель» сбросил бомбы на порт. При этом зенитки даже не успели открыть огонь, а истребители начали взлетать, когда самолет уже уходил в сторону моря.
Немецкие аэродромы, в том числе в Херсоне, периодически подвергались ударам советской авиации. Штабной врач III./KG27 доктор Келлер 30 апреля писал в письме своей жене: «Вчера я не смог писать, потому что весь день делал прививки. В разгар этой деятельности прогремело подряд четыре мощных взрыва. Когда мы выбежали из наших казарм, то увидели в нескольких километрах к северу четыре гриба, поднимающиеся в небе, а вверху на высоте 6000 м инверсионные следы русских бомбардировщиков. Они, вероятно, искали стоянку самолетов и не рассчитали траекторию бомб. Совсем рядом с ними виднелись разрывы снарядов наших зенитных орудий, так что русские предпочли быстро повернуть! Сегодня днем снова были сброшены бомбы, но они упали в 20 км от нашей казармы.
Я снова продолжал делать свою работу. Бортмеханик «1G+BS» вернулся с осколками в правой руке и предплечье. Теперь у русских на Кавказе используются ночные истребители. Эта машина имела 5 попаданий, и он получил от некоторых осколки».
Помимо бомбовых ударов в марте – апреле Авиационное командование «Зюд» активно практиковало и постановку донных мин.
21 марта специализированная авиагруппа I./KG100 «Викинг» получила новое ответственное задание – забросать минами гавань Севастополя. Надо сказать, что это была отнюдь не первая операция такого рода. Собственно, именно с минирования Северной бухты для люфтваффе, по сути, и началась война на Восточном фронте рано утром 5 сентября 1941 года. Тогда эту миссию довольно успешно выполнили 5-я и 6-я эскадрильи KG4 «Генерал Вефер». Впоследствии различные подразделения периодически подкидывали в главную базу Черноморского флота новые порции «адских машин». Теперь же, выполняя указание изолировать Севастополь от внешнего мира, «Хейнкели» I./KG100 должны были возобновить минные постановки.
Первый вылет к Севастополю группа выполнила в ночь на 21 марта. Согласно записям в летной книжке оберлейтенанта Бётхера, его самолет поднялся в воздух в 3.41, а обратно вернулся в 5.33. На следующую ночь он сбросил на гавань Севастополя две мины ВМ1000 (Nr. 1609 и 1699). На сей раз в воздухе были замечены три ночных истребителя, однако в 6.15 Не-111 Бётхера благополучно приземлился в Саки. Следующие три ночи группа снова минировала Северную бухту, а в ночь на 3 апреля начала постановку мин уже в Керченском проливе на трассе между Анапой и Керчью. На сей раз вместо ВМ1000, для сброса на парашюте которых требовалась высота 2000 метров, использовались донные мины LMB, которые можно было сбрасывать с высоты всего 800 метров. В связи с этим сброс происходил более точно. Причем если вылеты к Севастополю проходили после полуночи, в Керченский пролив «Хейнкели», наоборот, летали поздно вечером. Например, 1 апреля Бётхер поднялся в воздух в 22.00, а вернулся на базу в 0.39 после 2 часов 40 минут полета.
Операция продолжалась до раннего утра 6 мая, когда последние «адские машины» опустились на дно Керченского пролива. Всего с 21 марта по 6 мая Ханс Бётхер выполнил 19 вылетов на минирование, сбросив в Черное море 38 донных мин. Лишь иногда в этот период «Хейнкели» I./KG100 отвлекались от основной «работы» для других целей. К примеру, днем 5 мая Бётхер участвовал в налете на Севастополь, сбросив на него одну бомбу SC500 и четыре SC250[29].
По ночам торпедоносцы летали в районе Новороссийска, Керченского пролива и порта Камыш-Буруна. В первой декаде апреля они заявили о потоплении шести судов общим водоизмещением 22 000 тонн. Фактически же, кроме упомянутого выше «Куйбышева», все атаки оказались безрезультатными. Только 17-го числа II./KG26 удастся добиться нового успеха, отправив на дно санитарный транспорт «Сванетия» водоизмещением 5500 тонн. Вместе с ним погибли 753 человека, в том числе почти все раненые, которых везли из Севастополя в Новороссийск. Атака была выполнена в классическом для немецких торпедоносцев стиле: на судно одновременно справа и слева заходили девять Не-111, сбросивших множество торпед. Теплоход был взят в клещи и не мог уклониться, в результате чего получил сразу два попадания и затонул в течение 18 минут с дифферентом на нос. При этом сами торпедоносцы в течение марта – апреля не понесли никаких потерь, несмотря на то что все потопленные суда прикрывались эсминцами и сторожевыми катерами.
В начале апреля активность некоторых подразделений была парализована нелетной погодой, практически повсеместно захватившей весь южный сектор Восточного фронта. «Мы испытывали большие трудности из-за непостоянной погоды в последние зимние дни и в начале апреля, – вспоминал Ханс Райф. – На земле из-за таяния снега все заливало водой. Тяжелые, низкие облака, мокрый снег, туман и обледенение препятствовали проведению операций. На улицах города Кировоград были построены мостки над огромными потоками воды».
Полеты стали возможны только 10 апреля, когда аэродром в Кировограде чуть-чуть подсох, а погода несколько улучшилась. В тот день «Хейнкели» I./KG27 совершили налеты на порты Керчи и Камыш-Буруна. К этому времени через Керченский пролив было переправлено уже большое количество зенитных орудий, так что противовоздушная оборона этих объектов значительно усилилась. «Хотя мы летели высоко на 5000 метрах, тяжелый зенитный огонь был довольно точен, так что строй подразделения после близких разрывов распадается, – писал в своем рапорте Райф. – Встревоженные истребители преследовали нас около половины Азовского моря, затем отстали. Во всяком случае, мы вернулись без потерь»[24].
Война войной, а досуг по расписанию. Уже вечером Райф и его коллеги сидели в украинском театре, где смотрели, по его словам, сентиментальную комедию про то, как молодые украинцы освобождают из турецкого плена девушку. На немцев произвели большое впечатление цветные национальные костюмы и игра балалаечников, а также веселые танцы.
A Ju-88D «Т5+НК» оберлейтенанта Тишендорфа из 2-й эскадрильи Aufkl.Gr.Ob.d.L 10 апреля совершил сверхдальний вылет по маршруту Сочи – Сухуми – Поти – Батуми – Тбилиси – Баку – Махачкала – Грозный – Минеральный Воды – Пятигорск – Армавир. Внизу летчики могли отчетливо видеть вышки на нефтяных полях и большие хранилища черного золота. «Здесь находится огромное количество нефтебаз, – делился впечатлениями бортрадист Макс Лагода. – Огромное богатство, которое было необходимо отнять у русских. Это было одной из целей войны, объявленной Гитлером», – вспоминал потом Лагода[25].
С 12 по 18 апреля «Хейнкели» 3-й эскадрильи занимались вооруженной разведкой в районе восточнее Харькова и к северу от Шахт и наносили удары по железнодорожным линиям. Один из таких полетов стал последним для экипажа Не-111Н-6 «1G+IL». Бортрадист самолета фельдфебель Армии Гоерке попал в плен, остальные летчики погибли.
А 19 апреля Ханс Райф снова участвовал в налете на Камыш-Бурун. На сей раз маршрут полета проходил над горами Яйла, пролетев над которыми «Хейнкели» достигли Черного моря, а затем повернули на северо-восток. Над Керченским проливом самолеты появились с юга на высоте 4400 метров. «Далеко внизу белым серфингом извивается береговая линия, – писал в своем рапорте Райф. – Видимость была отличная, над целью и далее к востоку было безоблачное небо… Густые облака дыма поднимались в небо из района, который мы атаковали. Очевидно, это были последствия налета других подразделений. Теперь наша очередь. Боясь огня зенитных орудий, уже известных нам по предыдущим миссиям, мы внесли некоторые изменения в тактику, но последний отрезок захода на цель все равно нужно было идти по прямой, если мы хотим, чтобы наши бомбы падали там, где надо.
Эскадрилья дисциплинированно держалась на курсе, даже несмотря на сильный и точный зенитный огонь. Бомбы вряд ли легли кучно, потому что мы сильно удалились друг от друга, чтобы избежать массированного огня.
Внезапно сверху и между нами появились русские истребители, прежде чем мы могли бы снова собраться в закрытый оборонительный строй. Я мог видеть только три Як-16, один из которых был сбит Me-109 из нашего эскорта.
Хотя большинство машин уходили курсом на север над Азовским морем, мы решили искать спасение в плотном облачном слое на западе. И в самом деле, нам удалось быстро укрыться невредимыми под «белое одеяло». К сожалению, чуть севернее линии фронта, проходившей в то время на перешейке к северу от Феодосии, облака рассеялись».
Там Не-111 «1G+FL», в котором летел Райф, подстерегал сюрприз. По самолету, внезапно появившемуся из облаков на высоте 2 километра, открыла огонь немецкая зенитная артиллерия. Перед самолетом вспухли характерные черные облака разрывов 88-мм снарядов, а затем и белые облачка малокалиберных снарядов.
«Должны ли мы быть сбиты теперь, после того как с удовольствием избежали русской противовоздушной обороны, причем собственными зенитками?! – возмущался летчик. – В отчаянии я выстрелил из сигнальной ракетницы. Товарищи увидели нас и прекратили огонь… Мы в очередной раз были на волоске от смерти!»[26]
Однако далеко не всем так везло, как Райфу. На следующий день во время налета уже III./KG27 на Керчь зенитным огнем был сбит Не-111Н-6 «1G+HR» лейтенанта Хайнца Швеппе из 7-й эскадрильи. При этом сам пилот, которому незадолго до этого исполнилось 22 года, выпрыгнул с парашютом и попал в плен, а вот остальные члены экипажа пропали без вести.
Попутно с налетами на Керчь и порты Кавказа в апреле бомбардировщики 4-го воздушного флота провели серию стратегических авиаударов по железным дорогам к востоку от Дона, а также совершили налеты на химический завод № 204 в Котовске (рядом с Тамбовом), авиазавод в Воронеже, а 22 апреля командир I./KG27 «Бёльке» получил приказ произвести налет на Сталинград.
Как только стемнело, «Хейнкели» поднялись в воздух и, набрав высоту 5000 метров, направились на восток. Расстояние до города составляло около 900 километров, поэтому операция представлялась довольно сложной. Бомбардировщики шли в легком облачном слое, при этом ясная лунная ночь облегчала ориентирование на местности. При подходе к цели облака рассеялись, и вскоре летчики увидели внизу блестящую ленту реки. Пройдя над большим изгибом Волги и островом Сарпинский, являвшимися основными ориентирами, самолеты повернули в сторону Сталинграда.
Райф, летевший в Не-111 «1G+FL» из III./KG27, впоследствии вспоминал: «Город можно было легко найти и без этой светлой ночи, так как там был сильный зенитный огонь, но разрывы были на дистанции от нашей атакующей машины, к тому же небо освещали более 50 прожекторов. При атаке цели мы использовали тактику бесшумного полета с приглушенными, сильно задросселированными моторами на пониженных оборотах. Благодаря этому мы вводили в заблуждение звукоулавливатели так, что ни зенитки, ни прожекторы не могли нас «прихватить».
Объекты атаки были поделены между экипажами, в частности, Не-111 «1G+LH» лейтенанта Хорста Эйхлера наносил удар по артиллерийскому заводу «Баррикады». В ходе налета на город были сброшены несколько десятков тяжелых фугасных бомб и тысячи мелких зажигалок. Только на тракторный завод и прилегающую территорию упали около 1500 зажигательных бомб и 15 фугасок. Были повреждены цеха, полыхали дома в жилом секторе. Многочисленные очаги пожаров возникли на заводах «Баррикады» и «Красный Октябрь». Кроме того, несколько бомб разорвались на железнодорожной станции Сталинград-2 и в речном порту. Несмотря на сильный заградительный огонь, все «Хейнкели» благополучно вернулись обратно в Кировоград после шести с половиной часов полета. При этом советских ночных истребителей в воздухе замечено не было[27].
Этот неожиданный удар стал первым серьезным налетом на Сталинград с начала войны. К этому времени в городе имелось 66 километров открытых и закрытых щелей для укрытия населения, в которых могли разместиться 132 000 человек. Для газо– и бомбоубежищ предназначались 237 подвалов на 33 500 человек. Имевшихся в городе укрытий было тем не менее недостаточно. Вблизи многих домов до сих пор вообще отсутствовали какие-либо щели. Все это заставляло принимать срочные меры для увеличения убежищ. Кроме того, Сталинградский горкомитет обороны поручил предприятиям области дополнительно изготовить 50 000 противогазов, дегазаторов, защитных комбинезонов и фартуков. Поскольку соответствующих промышленных мощностей не было, приняли решение создать специальную мастерскую по производству средств индивидуальной защиты.
На следующий день после бомбежки комитет принял несколько постановлений, в том числе «Об охране судоходства по р. Волге от воздушного нападения противника на участке Камышин – Астрахань». В этом документе говорилось о необходимости ввести патрулирование Волги истребительной авиацией, установить зенитные батареи на берегу для прикрытия стоянок судов и затонов, вооружить крупные буксировщики-нефтевозы. Однако из-за нехватки сил и средств эти заблаговременные решения остались невыполненными. Тогда еще никто не подозревал, что всего через четыре месяца именно Сталинград станет ареной самых ожесточенных боев за всю войну.
Однако основной целью по-прежнему оставались Крым и порты Кавказа. 24 и 25 апреля Авиационное командование «Зюд» и ТУ авиакорпус провели два подряд массированных налета на Новороссийск. Причем в первом случае люфтваффе выполнили 400 самолето-вылетов.
Самое интересное, что за дневной бомбардировкой лично наблюдал командующий 11-й армией генерал-оберст фон Манштейн! Согласно записям в летной книжке обер-фельдфебеля Виетхаупа из 3-й эскадрильи KG27 «Бёльке», на борту его Не-111 «1G+OL», выполнявшего специальный «экскурсионный» вылет, в качестве «гостей» также находились командир эскадры оберстлейтенант фон Бёст и начальник штаба 4-го воздушного флота генерал Кортен. Помимо них на борту был только один бортстрелок унтер-офицер Вальтер Хольцапфель. Самолет с именитыми пассажирами поднялся в воздух в 12.30 и приземлился в 15.15[28].
Примечательно, что уже следующим вечером упомянутые Виетхауп и Хольцапфель снова появились над Новороссийском, только уже на другом самолете – «1G+EL», и на сей раз просто сбрасывали бомбы на порт. А во время посадки в Херсоне «Хейнкель» потерпел аварию и был полностью разбит. Экипаж, правда, не пострадал.
В результате четырех налетов городу и порту были причинены большие разрушения, а возникшие пожары были видны за десятки километров от берега. Среди прочего полностью сгорело здание городского театра.
В тот же день, то есть 24 апреля, отличилась учебно-боевая авиагруппа III./LG1. Шесть Ju-88A нанесли авиаудар по авиационным мастерским, расположенным в районе Круглой бухты Севастополя. В результате сгорели девять самолетов, погибли 48 человек, в том числе генерал-майор авиации H.A. Остряков и генерал Коробков. Еще 13 человек получили ранения.
Тем временем 3-я эскадрилья вместе с Хансом Райфом перебазировалась из уже ставшего родным Кировограда в Херсон, поближе к Крыму. Там летчики были размещены в здании старой школы и жили в комнатах по 26 человек. Местные условия сам Райф назвал идеальными для действий над Черным морем. В следующие дни он выполнил несколько вылетов на разведку погоды, а 28 апреля снова пролетал над хорошо знакомой Керчью. Неожиданно вывалившись из облаков на высоте 2000 метров, «Хейнкель» сбросил бомбы на порт. При этом зенитки даже не успели открыть огонь, а истребители начали взлетать, когда самолет уже уходил в сторону моря.
Немецкие аэродромы, в том числе в Херсоне, периодически подвергались ударам советской авиации. Штабной врач III./KG27 доктор Келлер 30 апреля писал в письме своей жене: «Вчера я не смог писать, потому что весь день делал прививки. В разгар этой деятельности прогремело подряд четыре мощных взрыва. Когда мы выбежали из наших казарм, то увидели в нескольких километрах к северу четыре гриба, поднимающиеся в небе, а вверху на высоте 6000 м инверсионные следы русских бомбардировщиков. Они, вероятно, искали стоянку самолетов и не рассчитали траекторию бомб. Совсем рядом с ними виднелись разрывы снарядов наших зенитных орудий, так что русские предпочли быстро повернуть! Сегодня днем снова были сброшены бомбы, но они упали в 20 км от нашей казармы.
Я снова продолжал делать свою работу. Бортмеханик «1G+BS» вернулся с осколками в правой руке и предплечье. Теперь у русских на Кавказе используются ночные истребители. Эта машина имела 5 попаданий, и он получил от некоторых осколки».
Помимо бомбовых ударов в марте – апреле Авиационное командование «Зюд» активно практиковало и постановку донных мин.
21 марта специализированная авиагруппа I./KG100 «Викинг» получила новое ответственное задание – забросать минами гавань Севастополя. Надо сказать, что это была отнюдь не первая операция такого рода. Собственно, именно с минирования Северной бухты для люфтваффе, по сути, и началась война на Восточном фронте рано утром 5 сентября 1941 года. Тогда эту миссию довольно успешно выполнили 5-я и 6-я эскадрильи KG4 «Генерал Вефер». Впоследствии различные подразделения периодически подкидывали в главную базу Черноморского флота новые порции «адских машин». Теперь же, выполняя указание изолировать Севастополь от внешнего мира, «Хейнкели» I./KG100 должны были возобновить минные постановки.
Первый вылет к Севастополю группа выполнила в ночь на 21 марта. Согласно записям в летной книжке оберлейтенанта Бётхера, его самолет поднялся в воздух в 3.41, а обратно вернулся в 5.33. На следующую ночь он сбросил на гавань Севастополя две мины ВМ1000 (Nr. 1609 и 1699). На сей раз в воздухе были замечены три ночных истребителя, однако в 6.15 Не-111 Бётхера благополучно приземлился в Саки. Следующие три ночи группа снова минировала Северную бухту, а в ночь на 3 апреля начала постановку мин уже в Керченском проливе на трассе между Анапой и Керчью. На сей раз вместо ВМ1000, для сброса на парашюте которых требовалась высота 2000 метров, использовались донные мины LMB, которые можно было сбрасывать с высоты всего 800 метров. В связи с этим сброс происходил более точно. Причем если вылеты к Севастополю проходили после полуночи, в Керченский пролив «Хейнкели», наоборот, летали поздно вечером. Например, 1 апреля Бётхер поднялся в воздух в 22.00, а вернулся на базу в 0.39 после 2 часов 40 минут полета.
Операция продолжалась до раннего утра 6 мая, когда последние «адские машины» опустились на дно Керченского пролива. Всего с 21 марта по 6 мая Ханс Бётхер выполнил 19 вылетов на минирование, сбросив в Черное море 38 донных мин. Лишь иногда в этот период «Хейнкели» I./KG100 отвлекались от основной «работы» для других целей. К примеру, днем 5 мая Бётхер участвовал в налете на Севастополь, сбросив на него одну бомбу SC500 и четыре SC250[29].
Глава 3
ДЬЯВОЛЬСКИЙ ТАНДЕМ
Фюрер выбирает бомбы
Гитлер полагал, что захват Севастополя значительно уменьшит оперативный потенциал Черноморского флота. Еще в ноябре он заявил министру иностранных дел Италиии Чиано: «Падение Севастополя не за горами. А с ним серьезная угроза от русских военно-морских сил на Черном море рухнет». Фюрер также считал, что с полным захватом Крыма появится возможность значительно расширить судоходство стран оси, после чего можно будет снабжать по морю немецкие армии, продвигающиеся на Кавказ.
30 апреля Гитлер заявил Бенито Муссолини, что, за исключением нескольких «пятен», которые будут вскоре уничтожены, «Крым находится в наших руках». Однако фюрер, желавший подбодрить неуверенного союзника, прекрасно знал, что это, мягко говоря, не совсем правда. В апреле 1942 года Крым еще не был в руках немцев. Это был отнюдь не «бастион в Черном море», как он описал его своему итальянскому коллеге. Напротив, советские войска все еще прочно удерживали Севастополь, главную военно-морскую базу и верфь на Черном море, а также стратегически важный Керченский полуостров, который сам Гитлер планировал использовать в качестве плацдарма для наступления на Кавказ. Поэтому не случайно в своей директиве о предстоящей летней кампании 1942 года он указал, что, прежде чем начать крупное наступление на Кавказ, следовало «очистить Керченский полуостров в Крыму и добиться падения Севастополя»[30].
Получив подробные данные воздушной разведки, Эрих Манштейн понял, что ему предстоит непростая задача. Силы Красной армии на полуострове значительно превосходили его собственные. Севастополь обороняли семь стрелковых дивизий, одна стрелковая бригада, две бригады морской пехоты и одна спешившаяся кавалерийская дивизия. На Керченском полуострове численное превосходство противника было еще больше. Основная линия обороны состояла из восстановленных остатков древних турецких укреплений, а также из огромного противотанкового рва 10 метров шириной и 5 метров глубиной. Он был построен еще в 1941 году, а затем существенно расширен советскими инженерами в январе– марте 1942 года. Позади рва находились минные поля, линии колючей проволоки, «испанские всадники» (огромные «ежи», сваренные из железнодорожных рельсов), бетонные бункеры, замаскированные позиции артиллерии и пулеметов.
30 апреля Гитлер заявил Бенито Муссолини, что, за исключением нескольких «пятен», которые будут вскоре уничтожены, «Крым находится в наших руках». Однако фюрер, желавший подбодрить неуверенного союзника, прекрасно знал, что это, мягко говоря, не совсем правда. В апреле 1942 года Крым еще не был в руках немцев. Это был отнюдь не «бастион в Черном море», как он описал его своему итальянскому коллеге. Напротив, советские войска все еще прочно удерживали Севастополь, главную военно-морскую базу и верфь на Черном море, а также стратегически важный Керченский полуостров, который сам Гитлер планировал использовать в качестве плацдарма для наступления на Кавказ. Поэтому не случайно в своей директиве о предстоящей летней кампании 1942 года он указал, что, прежде чем начать крупное наступление на Кавказ, следовало «очистить Керченский полуостров в Крыму и добиться падения Севастополя»[30].
Получив подробные данные воздушной разведки, Эрих Манштейн понял, что ему предстоит непростая задача. Силы Красной армии на полуострове значительно превосходили его собственные. Севастополь обороняли семь стрелковых дивизий, одна стрелковая бригада, две бригады морской пехоты и одна спешившаяся кавалерийская дивизия. На Керченском полуострове численное превосходство противника было еще больше. Основная линия обороны состояла из восстановленных остатков древних турецких укреплений, а также из огромного противотанкового рва 10 метров шириной и 5 метров глубиной. Он был построен еще в 1941 году, а затем существенно расширен советскими инженерами в январе– марте 1942 года. Позади рва находились минные поля, линии колючей проволоки, «испанские всадники» (огромные «ежи», сваренные из железнодорожных рельсов), бетонные бункеры, замаскированные позиции артиллерии и пулеметов.