– Деньги ваши наверняка уже спалились, – проворчал Сергей. – Впрочем, меня это мало интересует. Меня интересует, как бы мне не пойти за соучастие.
   – Надо, чтобы никто, кроме тебя, ничего не просек… И твоего сына, – Павел покосился на Егора.
   – Я ничего не знаю, – серьезно произнес Егор.
   – Женщинам, конечно, ни слова, – подтвердил Сергей. – Но они могут случайно до всего дознаться.
   – Тогда надо исключить любую случайность…
   Из комнаты донесся протяжный стон, затем послышалась явно тюремная брань.
   – Ваш главный? – спросил Сергей.
   – Какая разница? – ушел от ответа Павел.
   – Ты прав, в данном случае – никакой.
   В зал вошла Ирина.
   – Где ваш врач, Паша? – нервно спросила она. Мне этот ваш потерпевший совсем не нравится. У него татуировки зоновские – Надежда сказала, что девять куполов на церкви – это он девять лет отсидел… А на плече – полумесяц, на нем – то ли черт, то ли кошка; это ведь тоже что-то означает?
   Послышались два женских голоса – Надежда и девушка беседовали на повышенных тонах.
   – Эта ваша Карина – так ведь ее зовут? – тоже во всех ваших делах участвует?
   – К сожалению, да, – ответил Паша несколько загадочно.
   Женщины в комнате Егора, похоже, были уже близки к выяснению отношений. Мужчины почти одновременно перешли туда.
   – Да что ты в этом понимаешь? – девица зло сверкала глазами. – По-твоему, если наколки, так он не человек уже, что ли? И что с того даже, если сидел? Сейчас многие сидят, причем большинство ни за что.
   – Я кое-что знаю, поверь! – заявила Надежда. – Я, знаешь ли, в прокуратуре одно время работала…
   – Так ты что, ментовка, выходит?! – Девица картинно закатила глаза.
   – Прекращай, – обратился к ней Паша. – Нам не выбирать, ясно?
   – Все равно, мы попали! – заявила девица. – Ты что ж, Котел, не знал, к кому шхеришься? Зачем пургу мел – «свой человек, свой человек»?
   – Где врач? – опять задала вопрос жена Сергея. – Если врач не придет через минуту, я сама сообщу в милицию…
   Ира ушла из комнаты. В повисшей тишине послышался характерный звук снимаемой телефонной трубки.
   – Не работает, – сказала женщина. – Сережа, сдается мне, что твои так называемые друзья обрезали телефонные провода в подъезде… В общем, все. С меня хватит. Я пошла в райотдел…
   Не успела Ира нагнуться за туфлями, как Карина кошкой взметнулась от кровати и, буквально влетев в прихожую, схватила Иру за плечи и резко толкнула в сторону от двери. Женщина с трудом удержалась на ногах. Сергей моментально пришел в ярость.
   – Ты что же делаешь, дрянь?! – загремел он.
   И решительно направился к Карине, чтобы хорошенько влепить по щеке зарвавшейся девице, но резко остановился, потому что та неожиданно выхватила из-под куртки небольшой пистолет.
   – Никто никуда не пойдет! – уже знакомым истерическим тоном выкрикнула Карина.
   – Лучше не надо, – поддакнул Павел. – Давайте попробуем без проблем продержаться несколько дней… К тебе это тоже относится! – прикрикнул он сообщнице. – Не напрягай людей!
   Все замолчали.
   – Врача, наверное, не будет, – утвердительно произнесла Ира. – Меня вот что интересует: когда ваш приятель умрет, тогда вы наконец избавите нас от вашего присутствия?
   – Врач будет, – возразил Паша. – И наш друг не умрет – его надо обязательно поставить на ноги… Но придется ждать, когда он сможет самостоятельно передвигаться.
   – И не только передвигаться, – угрюмо сказала Карина. – Кроме него, никто не сможет отмыть наш хабар… Если с Барином что случится, баксы можно будет выбросить…
   – Я бы выбросил твой длинный язык, – зло сказал Павел. Карина бросила на Кутапина тоже не слишком добрый взгляд.
   – То есть, что же это получается? Вы, значит, намерены надолго здесь обосноваться? – деревянным голосом спросила Ира.
   – Надолго, – подтвердил ее опасения Павел. И тоже без эмоций, лишь просто покачав красивой белокурой головой.
* * *
   В дверь купе затарабанили чем-то металлическим. Несмотря на ранний час, я уже собирал вещи, готовясь к выходу. Попутчики крепко спали, причем двое храпели. На часах было около половины пятого утра, я чувствовал соответствующую этому времени разбитость, но надеялся, что днем удастся немного вздремнуть. Покинув купе с ворохом белья в руках, я отправился по коридору в сторону служебного помещения. Освещение вагона еще не выключили, хотя рассвет уже вступал в свои права. Молодая проводница, затянутая в облегающее ладную фигурку трико, выглядела очень сексуально, несмотря на припухшие спросонья глаза.
   – Минут через двадцать подъедем, – хрипло сказала она. – Никто, кроме вас, тут не выходит.
   – Уж извините, что пришлось из-за меня вставать ни свет ни заря, – я изобразил сочувственную улыбку.
   Проводница с легкой нервозностью пожала плечиками. Под кофточкой у нее явно ничего не было – острые соски едва не протыкали тонкий трикотаж насквозь.
   – Здесь уже давно никто не выходит, – сказала она. – И никто не садится. Вроде бы и не совсем уж деревня. Но как-то запущено все выглядит… Командировка?
   Девушку вряд ли интересовала цель моей поездки. Она явно говорила со мной лишь затем, чтобы не уснуть.
   – По делам, – сказал я.
 
   – …Это соответствовало действительности? – спросили вы.
   – В общем, да. Я ведь действительно приехал, чтобы договориться насчет того, чтобы возобновить поставки запчастей. Местные раньше много у нас покупали, но полгода назад директор их фирмы что-то перестал обращаться, хотя бизнес у него, насколько мне известно, продолжался. А поскольку и я, и наш генеральный хорошо знали его лично, то было решено, что я приеду и договорюсь о том, чтобы продолжать наши дела.
   – Понятно. – Продолжайте.
 
   Город действительно выглядел «запущено». Поезд небыстро двигался по рельсам в окружении неопрятно выглядевших сооружений железнодорожной инфраструктуры – не то бараков, не то цехов. И ни одного человека – даже каких-нибудь обходчиков не было видно в этот час близ путей.
   Неожиданно резко неопрятные постройки уступили место привокзальным сооружениям, а спустя полминуты – и самому вокзалу. Поезд почти остановился, проводница открыла лязгнувшую дверь и высунулась наружу.
   – Как-то там… Неуютно, – проговорила она почти жалобно.
   И даже передернулась всем телом.
   – Что ж, спасибо, – сказал я. – Удачи.
   – И вам того же, – последовал ответ.
   Я спустился на замусоренный перрон и огляделся. Трудно поверить, но ни одного человека не было в пределах видимости. Действительно, «все запущено»… Дул прохладный ветер, гоняя мусор по асфальту платформы, низкое серое небо, казалось, касается шпиля вокзала. Такое впечатление, что и сам вокзал пуст… Рядом со мной стоял трактор – небольшое самоходное шасси для перевозки тележек с мелким грузом. У меня возникло ощущение, что этот трактор стоит тут не один год; у машины изрядно заржавел капот и спустили оба баллона на задних колесах. В этот миг мне очень захотелось запрыгнуть обратно в вагон… Но проводница уже захлопнула дверь. И все двери в других вагонах были закрыты. Да и поезд уже тронулся – тепловоз потащил состав, на мой взгляд, значительно раньше, чем истекли пять минут, отведенные для стоянки. И что именно тепловоз тянул поезд – это мне потом показалось важным.
 
   – … Почему тепловоз – так важно? – перебили вы.
   – Над путями я видел контактные провода. Но состав тащил дизельный локомотив, которому не нужно электричество. Я ехал во втором вагоне, потому не мог не обратить на это внимание.
   – И что из этого следует?
   – Может быть, и ничего. Но что было потом, как-то подтвердило мою догадку.
 
   Конечно, этот город деревней нельзя назвать. И даже на самых задрипанных полустанках в начале шестого утра на перроне всегда можно увидеть хотя бы двух-трех пассажиров, бомжа, дворника, какого-нибудь железнодорожного рабочего. Но здесь оказалось пусто даже в здании вокзала.
   То есть, абсолютно пусто. И, похоже, уже довольно давно.
   Не веря своим глазам, я осмотрел вестибюль. Светильники не горели – ни забрызганная известкой люстра под сводчатым потолком, ни настенные рожки. Сквозь довольно грязные окна, часть из которых была с разбитыми стеклами, снаружи пробивался неуверенный утренний свет. Он освещал запыленный пол, смятые газеты на жестких секционных креслах, наглухо закрытые амбразуры касс и пустующие киоски. Электронное табло не работало, рекламные и указательные лайтбоксы тоже были выключенными.
   Мне стало, мягко говоря, не по себе. Ну ведь дежурные-то должны быть здесь! Хотя бы один страж порядка ведь обязан торчать в обозримых пределах! Что все это значит?
   Мои шаги гулко отдавались под сводом вокзального вестибюля. Я прошел по направлению выхода в город, и только тут обратил внимание на придвинутые к стене малярные леса, сколоченные из грубо обработанных досок, а рядом с ними – пару испачканных цинковых ведер.
   Вот и ответ! Я даже хохотнул в голос. Старый вокзал закрыли на ремонт, а пассажиры, наверное, обслуживаются в каком-нибудь из сооружений в окрестностях перрона. И ничего удивительного – несколько лет тому назад, когда в Казани сгорел основной вокзал, на какое-то время там задействовали другое здание. Вот только какого лешего поезд остановился у бездействующей платформы?
   Я вышел на привокзальную площадь и уставился на пустые, частично разгромленные киоски, и на пустые, просевшие на спущенных шинах, автобусы. У многих из них были выбиты стекла.
   И опять-таки ни одной живой души в пределах видимости.
   Вот тут-то мне и стало страшно. Что тут произошло? Эпидемия? Какая-то катастрофа? Может, тут что-то шарахнуло, вроде как в Чернобыле, и всех людей эвакуировали? А я, получается, замотавшись работой, семьей и прочей рутиной, даже ни о чем таком не знал? Нет, это чушь. Тогда, может быть, меня высадили на другой станции? – мелькнула мысль. Но нет, ведь и вокзал я этот помню, и площадь та же, и дома вокруг знакомые… Дома вокруг… И что – они тоже пустые?
   В любом случае надо было что-то делать. Не стоять же тут столбом! Да и меры предосторожности не помешают – ведь не секрет, что в местах, откуда ушли добрые граждане, обычно появляются лихие ребята. К тому же, таскать на себе все свое барахло нет ни малейшего смысла.
   Я вернулся в здание вокзала в поисках помещения, где можно было бы оставить до лучших времен увесистую дорожную сумку. Попутно проверил висящие на стене таксофоны – местный и междугородный. В трубках – я в этом и так был почти уверен – ничего, кроме полной тишины, услышать не удалось.
   Камера хранения оказалась незапертой и тоже совершенно пустой, если не считать алюминиевого чайника и пачки из-под печенья на столике, застеленном выцветшей и изрезанной во многих местах клеенкой. Здесь же лежал средних размеров ключ от накладного, по всей видимости, замка, и я решил его прикарманить.
   Затем прошел через дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и проверил двери кабинетов и прочих служебных помещений. Все они оказались запертыми, но к одной из них подошел найденный в камере хранения ключ.
   Внутри не обнаружилось ничего интересного – маленькая комнатушка хозяйственно-канцелярского назначения. Несколько металлических шкафчиков, либо пустых, либо со спецодеждой, стеллаж, где обнаружилось несколько папок с бумагами, да книг специальной литературы плюс допотопный шифоньер и не менее допотопный офисный стол с выдвижными ящиками и молчащим телефоном под настольной лампой. В шифоньер я спрятал большую дорожную сумку и пакет, предварительно достав из нее банку консервов, остатки тостового хлеба и небольшую бутылку минеральной. Потрапезничав, рассовал по внутренним карманам документы, банковские карты и деньги, взял пачку сигарет с зажигалкой, и положил наготове ключ от помещения, решив дальше двигаться сравнительно налегке – с собой у меня была только небольшая сумка на ремне с необходимым набором того, что не дает человеку опускаться…
   Но перед выходом проверил содержимое ящиков стола. В верхнем нашелся журнал приема-выдачи чего-то. Мне хотелось посмотреть на последнюю отмеченную дату, но несколько страниц было вырвано, и информации я не получил. В других ящиках обнаружились комплект вагонных ключей, складной нож с вылетающим лезвием (не бандитский, всего лишь made in China, но если у вас такой обнаружит милиция, доказывать, что вы не верблюд, придется основательно), а также небольшой моток капронового шнура с крючком. Все это не оттягивало сумку, потому я решил взять трофеи с собой, после чего покинул вокзал и отправился по известному мне адресу.
 
   – …Все телефоны молчали? – уточнили вы.
   – Да, все, какие мне попадались.
   – У вас не было мобильного?
   – Был. Но беда в том, что я забыл его подзарядить в поезде, пока была возможность, а потом, когда ушел с вокзала, оставил зарядник в дорожной сумке. Все равно его некуда было включать.
   – Вы сразу пошли в офис вашего заказчика? У вас не возникло желания выйти на перрон еще раз, посмотреть, нет ли другого поезда, например? Потом, наверняка где-нибудь могла стоять электричка – они проходят довольно часто.
   – Верно, так я и сделал. Электричка стояла на четвертом пути. Двери закрыты, токоприемники опущены, кабины и вагоны пустые. И все тихо. Я постоял минут десять, за это время слышал только шум ветра.
   – И никакого движения?
   – Никакого. Из живых существ только вороны и голуби. Да еще увидел трех собак, бегающих по путям. Знаете, я побоялся оставаться на перроне, и скрылся в вокзале. Не внушали доверия эти собаки – как-то нехорошо они выглядели.
   – Ясно. Продолжайте.
 
   Адрес офиса был мне известен. Как и адрес квартиры директора – все же у нас с ним когда-то отношения были чуть больше, чем просто деловые. От вокзала до его квартиры путь неблизкий. Пересекать пешком город, подобный тому, в каком я очутился – занятие не для слабонервных. Был бы транспорт…
   Но офис, где он вел бизнес, должен находиться гораздо ближе. Вот туда и можно заглянуть, может, все-таки удастся разобраться, что тут, черт возьми, произошло…
   Июньский день вступил в свои права, но высокие облака были уж очень плотными; солнца не видно, небо тусклое. Ветер подвывает в проводах и шелестит гоняемым по асфальту мусором. Где-то каркает ворона. Звуков же, присущих цивилизации, нет и в помине… Довольно прохладно, но осадки, вроде бы, выпадать не собираются.
   Это и к лучшему. Неизвестно, что хуже в моем положении – бродить по жаре или под струями дождя. И без того тошно.
   Иду прочь от вокзала по широкой асфальтированной улице. Если не ошибаюсь, не так давно она носила имя Энгельса, теперь на табличках читаю – «улица А. Колчака». Ну что ж, все в духе времени… Правая сторона – вдоль «красной линии» пятиэтажки, все сплошь с офисами и магазинами на первых этажах, левая – старые двух– и трехэтажные дома. Кое-где прямо на окнах квартир написано крупно «Продам», а то и «Sale» – прямо-таки в столичном духе. Первые этажи, с подоконниками вровень с асфальтом, как правило, сложены из кирпича, над ними надстроено из потемневшего бруса. В первых этажах либо парикмахерские, либо ателье-мастерские… Один из домов почти полностью сгорел – обугленные балки нелепо торчат в разные стороны. На конце одной из них дремлет ворона. Неподалеку пожарная автоцистерна – стоит тут по всем признакам далеко не первый день, если не первый месяц. Размотанные пожарные рукава валяются на тротуаре.
   По-прежнему нет ни единого намека на то, что в этих домах хоть кто-то живет. Я захожу то в один подъезд, то в другой, наугад стучу в двери квартир… Пытаюсь попасть в магазин или аптеку – входы у многих крепко заперты, кое-где двери выломаны. Гастроном №7 на углу Колчака и Старокаменской разграблен – особенно хорошо заметно, где в нем ранее находился винный отдел. В расположенном поблизости здании сбербанка тщательно рылись – наверняка рассчитывали на хорошую поживу; вопрос только, удалось ли чего найти.
 
   – …Улица Колчака? – вы очень удивились.
   – Да, так было написано.
   – От железнодорожного вокзала к зданию сбербанка ведет улица, которая действительно раньше называлась Энгельса. Но ее переименовали не в Колчака, а в Януша Корчака, уважаемый. Возможно, на какой-то из табличек заглавная буква «Я» была похожа на «А», а фамилию вы уже сами домыслили. Ведь могло же такое быть, если вы своими глазами увидели якобы разграбленный седьмой гастроном!
   – Почему «якобы»? Да и насчет названия улицы я вряд ли ошибся.
   – Это вы так думаете. Ладно. Вы нашли офис?
   – Да, и довольно быстро.

Глава вторая

   Из комнаты донесся приглушенный вскрик, что-то покатилось по полу. Карина опять грубо выругалась. Сергей вошел в комнату, некоторое время ошалело смотрел на то, как девица затаптывает окурок на полу. В комнате ощутимо воняло табачным дымом, несмотря на приоткрытые оконные рамы; наверное, за все время с того момента, как в эту квартиру въехали Лихомановы, курили здесь впервые.
   – Послушай, я же тебе русским языком сказал: здесь не курят! – зло произнес Сергей. – И я тебе запрещаю свинячить! Давай, быстро прибирай тут!
   – Да ты кто, в натуре, такой, чтобы мне запрещать?! – взвилась Карина.
   – Я хозяин этого дома! – заявил Сергей. – И потом – я предупреждал, что не надо ругаться при моем сыне… Давай, бери тряпку, отмывай пол. Что за дурдом! Да ты еще линолеум прожгла!
   Карина выпучила на Сергея глаза – большие, голубые, но с неестественно большими зрачками, а потому казавшиеся слегка безумными. Сергей с неохотой признавался себе, что он побаивается эту девицу и ждет от нее какой-нибудь гадости. И вот – прошло всего несколько часов, а свинство уже цветет пышным цветом. И пахнет.
   – Да ты вообще масть не чухаешь, что ли? – искренне удивилась Карина. – Мне же в падлу с тряпкой шнырять.
   – Почему? – наивно спросил Сергей.
   – Да нельзя мне! – почти с отчаянием выкрикнула девица. – Это же для опущенных занятие – полы мыть…
   Действительно, день только начался, а столкновение интересов уже имело место в квартире Лихомановых. Маленькую комнату прочно оккупировали бандиты, и теперь хозяева были вынуждены потесниться, чтобы устроить место в зале для Нади. Егору было проще – убедившись, что на чулан никто не претендует, и что взрослым не до него, он занавесил проем пледом и включил компьютер. Судя по реву самолетных двигателей и стрекоту пулеметных очередей, сын окончательно завязал с виртуальными монстрами и прочей нежитью (чему Сергей был только рад), переключившись на авиасимуляторы.
   Женщины выглядели потерянными. Ира с трудом верила во все происходящее, хотя бы потому, что впервые за все время своей семейной жизни потеряла возможность хоть как-то влиять на ситуацию; она чувствовала, что потеряла управление квартирой, и если бы могла, то сравнила бы свое ощущение с чувством рулевого, чей корабль вдруг перестал слушаться поворотов штурвала, а машины не реагируют на команды и несут судно совершенно неведомым курсом. Надя в свою очередь убедилась, что приехала погостить не в самый удачный момент, и потихоньку прикидывала возможность убраться восвояси. Квартира ее сестры казалась теперь не самым уютным местом на свете, да и более глупая женщина могла бы догадаться, что Ирине сейчас не до Надежды с ее проблемами на любовном фронте.
   – Послушай, Пашка, ты сам хоть маленько веди себя по-человечески, – с досадой сказал Сергей, видя, что и Павел уже засунул в рот сигарету.
   – Но ведь мы же курим, – с неменьшей досадой произнес Паша, не торопясь все же пока прикуривать. – Мы же не можем выходить в подъезд, ну, блин, прости подлецов… Скажи спасибо, что сейчас лето, можно окно открывать. Зимой вообще атас был бы.
   – Спасибо, – ядовито произнес Сергей. – А когда Карина тушит бычки на полу, это что? Показатель ее крутости? Почему бы ей не прибрать за собой теперь?
   – Карина? – немного озадаченно произнес Паша. – Ну да, Карина. Да, ладно, больше она не будет. А где это видано, чтобы гости убирались в хате, если уж на то пошло?
   – Если уж на то пошло, – не меняя ядовитого тона, возразил Сергей, – то где это видано, чтобы гости… Особенно тех, которых никто не звал, гадили в комнате?
   – Да не будет она больше, я тебе отвечаю! – крикнул Паша.
   – Мог бы пепелку тогда найти, что, догадаться трудно было? – подала голос Карина.
   Если ее действительно так зовут, подумал Сергей. Он начал уже закипать не на шутку, но тут открыл глаза раненый.
   – Так, заглохли, все, – сказал он и с тяжелым всхлипом перевел дыхание. – Курить вы пока здесь не будете, поняли? Я дышать не могу. Попросите хозяина, в туалете чтоб разрешил, ясно? И вообще, пусть врача ищет, сколько можно ждать…
   С этими словами главарь отключился.
   Сергей оторопел.
   – Что это значит? – не помня себя от злости, он схватил Павла за грудки.
   – Убери ветки, – мрачно сказал тот, отдирая пальцы Сергея от своей рубашки. – Ну не проканало у нас с костоправом, видишь, какая несрастуха… Послушай, ну ты же теперь крутой, в городе всех знаешь. Наверняка у тебя есть врач, которому можно доверять. Потом, ему можно дать баксов столько, сколько потребуется.
   – Ты меня за нового русского не держи, – проворчал Сергей. – Сам же видишь: как я жил в старой «двушке», так и живу здесь по-прежнему.
   – Непруха в делах? – с сочувствием, может быть, даже неподдельным, спросил Паша.
   – Вроде того.
   – Ну вот тебе и самому подогрев будет. Чем быстрее Барина поднимем на ноги, тем быстрее мы слиняем, и тем быстрее с тобой расчет сделаем. Ага?
   Сергей посмотрел на друга, лицо которого горело явным отчаянием и готовностью идти на крайние меры, затем перевел взгляд на Карину, в чьих глазах прыгали искры сумасшествия, тяжело вздохнул и перешел в зал. Женщины сидели перед показывающим какой-то сериал телевизором, но вряд ли они внимательно следили за разворачивающейся в фильме интригой. Напряжение в комнате казалось почти физически ощутимым.
   – Ир. Дай какую-нибудь жестянку. Банку там из-под консервов, или еще что подобное. В туалет надо поставить.
   – Зачем? – после секундной паузы спросила жена.
   – Этим вахлакам курить где-то надо, – испытывая мучительную неловкость, сказал Лихоманов.
   – Курить? У нас не курят, ты что, не знаешь? – Ирина словно бы не поверила своим ушам. – У нас же ребенок.
   Сергей мог бы сказать, что пару недель назад самолично отобрал у «ребенка» початую пачку «Честерфилда», но не стал тогда раздувать скандал, щадя чувства жены и отлично понимая, что только усилит этим у сына чувство протеста.
   Сейчас он тем более не собирался говорить об этом.
   – Пусть курят, – сказал он. – Это же не навсегда.
   – Возьми на кухне под мойкой, – тихо сказала жена.
   Сергей отправился в кухню, понимая, что этот раунд их семья проиграла. Хотя, что значит «проиграла»? Ведь никакой схватки между гостями и хозяевами нет – есть просто идиотская ситуация, прямо по Троцкому – «ни мира, ни войны».
   – В туалете будете курить, – сердито сообщил он налетчикам, зайдя в комнату. – И попытайтесь все-таки обойтись без хамства.
   Затем вышел в коридор, не испытывая ни малейшего желания долее общаться с гостями. За ним из комнаты выскочил Павел.
   – Я же не гад, Серега, – горячо заговорил он, – я вижу, что мы тебя и твоих напрягаем по полной. Но и ты пойми меня правильно: у меня не было другого выхода. Мы ведь на полную раскручиваемся – все-таки пришлось грохнуть мусора.
   Лихоманов хотел что-то ответить, но передумал.
   …В любом углу Земли известно, что если хочешь гарантированно попасть в тюрьму – убей стража порядка. Потому что его коллеги расшибутся в лепешку, но найдут и отомстят. А резонансом крепко достанется и тем, кто хоть как-то помогал преступникам.
   Преступникам, вот такая штука. Сергей теперь знал, что старый друг Пашка отсидел четыре года за кражу со взломом, и что именно на зоне нелегкая свела его с рецидивистом по имени Андрей Половод, более известным под кличкой Барин… Его настоящее имя назвали в повторе криминальных новостей, также как и имя Паши по кличке Котел. Как в действительности зовут девчонку-налетчицу, репортеры не сказали, а Сергей подозревал, что главарь, произнося в полубреду слово «Карина», имел в виду вовсе не подельницу, а авто бандитов, вынужденно брошенное ими у здания банка… Надо отдать Половоду должное – будучи с пулей под ребром, Барин все же смог урезонить своих сообщников, когда те подзабыли, что находятся в гостях, да еще в незваных…
   Врач для Барина на самом деле оказался мифом. Потому сейчас Сергей ехал на своем темно-зеленом «Крауне» вовсе не на работу, а к хорошо знакомому хирургу с надеждой выручить из дурацкой ситуации не старого друга Пашку с подельниками, но свою семью и себя самого.
   Сергей уверенно вел машину по улицам Вантайска, к этому моменту почти освободившимся от транспорта. Час пик прошел, автобусов стало заметно меньше, а легковых не прибавилось. Легковых машин в городе вообще не становилось больше. К сожалению. Для Лихоманова это означало лишь одно – стагнацию. Болотный застой в делах.
   Еще лет десять тому назад казалось, что все налаживается. Почти остановившаяся в начале девяностых городская промышленность вдруг обрела второе дыхание, квартиры начали расти в цене, забурлила торговля, на дорогах стало больше машин, в том числе и дорогих. Сергей тогда как раз прикидывал: продолжать ли ему тянуть бизнес здесь, или же перебираться в областной центр? Здесь и аренда была дешевле, и конкурентов не наблюдалось, а вот обменять двухкомнатную квартиру в Вантайске на аналогичную там не представлялось возможным без очень хорошей доплаты. Так что Сергей в конце концов решил продолжить торговлю в пределах насиженного места, не подозревая о том, что не второе дыхание обрел город, а лишь испытал короткую ремиссию.