Страница:
«Я был в восторге, – написал политик в своем послании, – узнав из последней сводки, что военно-воздушные силы метрополии насчитывают фактически сто эскадрилий истребительной авиации. Огромные изменения в военной обстановке, явившиеся следствием присоединения России к числу воюющих держав, и улучшение нашего положения на Среднем Востоке, включая Персию, склоняют меня к мысли послать на Средний Восток новые крупные подкрепления, чтобы повлиять на Турцию и (или) поддержать Россию на ее южном фланге. Я думаю отправить на театр Ирак – Персия – Сирия до двадцати полных эскадрилий истребительной авиации»[155].
«Свежие планы – для непредвиденных обстоятельств»[156].
К разработке стратегий он обратился не случайно. После нападения 7 декабря 1941 года ударного соединения японского императорского флота под командованием вице-адмирала Тюити Нагумо на базу военно-морских сил США в Перл-Харборе и вступления США во Вторую мировую войну положение Со единенного Королевства изменилось в лучшую сторону. Черчилль понимал, что сейчас, как никогда, нужны новая стратегия и новые планы, которые отвечали бы изменившимся условиям.
Спустя годы он вспоминал:
«Морское путешествие с вынужденным сокращением объема текущей работы, отсутствием необходимости посещать заседания кабинета и принимать людей позволило мне продумать весь ход войны, каким я его видел и представлял в свете внезапного огромного расширения сферы войны. Я подготовил три документа[157] относительно того курса, по которому, на мой взгляд, следовало направить ход войны в будущем. Работа была нетрудной, так как вся картина была у меня в голове»[158].
16 декабря Черчилль составил меморандум «Атлантический фронт», в котором указал, что первостепенной задачей для Великобритании и США является снабжение Красной армии «без задержек и срывов». Также необходимо было одержать победу над Францией в Северной Африке и предложить правительству Виши «благословение или проклятие»[159]. При этом под «благословением» Черчилль понимал предложение США и Великобритании «вновь утвердить Францию как великую державу со всеми ее территориями», за исключением Сирии и пограничной зоны Испанского Марокко.
Кроме того, Черчилль предложил послать американский контингент в Северную Ирландию. По мнению британского политика, этот шаг мог послужить «дополнительным и весьма внушительным средством устрашения Германии против ее вторжения» на Туманный Альбион. К тому же американские военно-воздушные силы могли бы использовать британские острова в качестве плацдарма для проведения бомбардировок Германии[160].
Свой меморандум Черчилль завершил следующими строками:
«Итак, война на Западе в 1942 году будет включать в качестве основных наступательных операций оккупацию Великобританией и Соединенными Штатами всех французских владений в Северной и Западной Африке и установление контроля с их стороны над этими территориями, а также установление контроля Великобритании над всем североафриканским побережьем от Туниса до Египта, что обеспечит, если это позволит положение на море, свободный проход через Средиземное море к Леванту и Суэцкому каналу»[161].
17 декабря Черчилль продиктовал второй меморандум – «Тихоокеанский фронт». В отличие от трех других документов, подготовленных на «Герцоге Йоркском», этот меморандум в мемуары не войдет. Упоминая его в одном из черновиков, Черчилль заметит лишь, что означенный документ «был связан с техническими особенностями военно-морской политики»[162], но ни словом не обмолвится о причинах, по которым он не включил его во «Вторую мировую войну». По всей видимости, политика смутил фрагмент, касающийся необходимости удерживать Сингапур[163], который капитулирует буквально через два месяца после составления меморандума.
В мемуарах под названием «Тихоокеанский фронт» Черчилль приведет четвертый меморандум, составленный им 20 декабря и в оригинале называвшийся «Заметки по Тихоокеанскому региону». В нем он определил совместные действия военно-морских флотов Великобритании и Соединенных Штатов (США здесь уже названы «союзником») против Японии. Также Черчилль поставил «основную стратегическую цель»: «Создание на Тихом океане боевого флота, обладающего безусловным превосходством над флотом противника». Указывались и временны́е рамки: «В качестве срока достижения этой цели мы должны наметить май 1942 года»[164].
18 декабря Черчилль составил третий меморандум – «Кампания 1943 года». Уже из названия видно, что этот документ преследовал постановку долговременных целей. Рассуждения о далеком будущем в те напряженные и тяжелые дни может показаться не совсем целесообразным, но, как мы уже упоминали в первой главе, Черчилль всегда считал полезным постановку долговременных задач и разработку планов на перспективу. Эту же мысль он повторил и в меморандуме:
«Нам придется столкнуться с обычным противоречием между планами на ближайший и более отдаленный период. Война – это постоянная борьба, которая должна вестись изо дня в день. Принимать необходимые меры на будущее трудно, и они могут быть лишь ограниченными. Опыт показывает, что прогнозы обычно не сбываются, а приготовления запаздывают. Тем не менее необходимо иметь общий план и перспективу для того, чтобы довести войну до победного конца без особых затяжек».
Свой меморандум политик закончил оптимистичным предположением:
«Если мы теперь поставим себе эти задачи, стараясь, чтобы они не слишком шли вразрез с удовлетворением наших текущих нужд, то мы можем надеяться, даже если в Германии до этого не произойдет крах, выиграть войну в конце 1943 года или в 1944 году»[165].
Читая эти строки, необходимо отдавать себе отчет, что они были написаны до падения Сингапура, сдачи Тобрука и неудач в пустыне. Сам Черчилль заметил по этому поводу следующее:
«Хотя составлять планы на будущее чрезвычайно важно, а само будущее можно до известной степени предвидеть, никто не может помешать тому, что намечаемые сроки таких великих событий иногда нарушаются в результате действий и контрударов противника»[166].
Подобное внесение изменений очень показательно. По мнению Черчилля, стратегические планы должны не только оставаться целостными в течение длительного времени, но и быть достаточно гибкими, предусматривая возможность корректировки для более точного соответствия тем изменениям, которые постоянно происходят в окружающей среде.
Когда в 1944 году союзное командование перешло к планированию самой масштабной высадки военного контингента в мировой истории, Черчилль предпринял дополнительные усилия для того, чтобы разрабатываемая операция максимально соответствовала ситуации.
«По мере того как поступали новые сведения о неприятеле, нам приходилось менять наши планы и обновлять их, – вспоминал он. – Нам были известны общее расположение войск неприятеля и его основные оборонительные сооружения, артиллерийские позиции, огневые точки и траншеи вдоль побережья. Однако после того, как в конце января командование перешло к Роммелю, начали появляться значительные дополнительные сооружения и усовершенствования. Нам особенно важно было обнаружить все препятствия новых типов, которые могли быть созданы, и найти средства против них.
Постоянная воздушная разведка давала нам сведения о том, что происходит по ту сторону Ла-Манша. Существовали, конечно, и другие способы выяснить это. Было предпринято множество поездок небольших групп на мелких судах для выяснения некоторых сомнительных вопросов, для измерения глубины моря у побережья, для осмотра новых препятствий, а также для выяснения крутизны берега и его характера. Все это надо было делать в темноте, бесшумно, незаметно производя разведку и своевременно возвращаясь обратно»[168].
Практикуемая Черчиллем гибкость рассматривается современными специалистами в области управления как одна из самых важных составляющих стратегического менеджмента. По словам профессора Ричарда Л. Дафта, «планирование с учетом текущих событий – это непрерывный, последовательный процесс, а не единовременное составление документа, не допускающее никаких изменений. Планирование должно быть эволюционным и интерактивным, позволяя с целью повышения конечных результатов проводить необходимые изменения в результате непредвиденных событий. Планирование с учетом текущих событий обеспечивает гибкость для адаптации к изменениям во внешней среде, а не жесткую привязку к плану, который больше не работает»[169].
18 апреля Черчилль направил премьер-министру Дэвиду Ллойд Джорджу специальный меморандум, где подробно анализировал изменения в стратегии, которые необходимо предпринять, если продвижение немецких войск будет продолжаться. «Задача первостепенной важности, – писал он, – обозреть ситуацию с учетом ее дальнейшего развития, а также составить ясное и глубокое мнение в связи с произошедшими изменениями»[171].
Осознание стратегических инициатив
Ситуационное планирование
Адаптация к внешней средеВторой основной принцип, которому неукоснительно следовал Черчилль при составлении стратегических планов, заключался в том, что любая стратегическая инициатива должна соответствовать изменениям, которые непрерывно происходят во внешней среде. Он понял это еще в юные годы. В одном из своих первых трудов «От Лондона до Ледисмита через Преторию» (декабрь 1899 г.) он писал:
«Свежие планы – для непредвиденных обстоятельств»[156].
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Свежие планы – для непредвиденных обстоятельств».В декабре 1941 года Черчилль на борту линкора «Герцог Йоркский» отправился в США для личной встречи с президентом Франклином Д. Рузвельтом. Из соображений безопасности радиосвязь корабля с сушей с 16 по 18 декабря была полностью прекращена. Британский премьер, оказавшийся оторванным от мира, решил использовать три дня тишины для стратегического планирования.
К разработке стратегий он обратился не случайно. После нападения 7 декабря 1941 года ударного соединения японского императорского флота под командованием вице-адмирала Тюити Нагумо на базу военно-морских сил США в Перл-Харборе и вступления США во Вторую мировую войну положение Со единенного Королевства изменилось в лучшую сторону. Черчилль понимал, что сейчас, как никогда, нужны новая стратегия и новые планы, которые отвечали бы изменившимся условиям.
Спустя годы он вспоминал:
«Морское путешествие с вынужденным сокращением объема текущей работы, отсутствием необходимости посещать заседания кабинета и принимать людей позволило мне продумать весь ход войны, каким я его видел и представлял в свете внезапного огромного расширения сферы войны. Я подготовил три документа[157] относительно того курса, по которому, на мой взгляд, следовало направить ход войны в будущем. Работа была нетрудной, так как вся картина была у меня в голове»[158].
16 декабря Черчилль составил меморандум «Атлантический фронт», в котором указал, что первостепенной задачей для Великобритании и США является снабжение Красной армии «без задержек и срывов». Также необходимо было одержать победу над Францией в Северной Африке и предложить правительству Виши «благословение или проклятие»[159]. При этом под «благословением» Черчилль понимал предложение США и Великобритании «вновь утвердить Францию как великую державу со всеми ее территориями», за исключением Сирии и пограничной зоны Испанского Марокко.
Кроме того, Черчилль предложил послать американский контингент в Северную Ирландию. По мнению британского политика, этот шаг мог послужить «дополнительным и весьма внушительным средством устрашения Германии против ее вторжения» на Туманный Альбион. К тому же американские военно-воздушные силы могли бы использовать британские острова в качестве плацдарма для проведения бомбардировок Германии[160].
Свой меморандум Черчилль завершил следующими строками:
«Итак, война на Западе в 1942 году будет включать в качестве основных наступательных операций оккупацию Великобританией и Соединенными Штатами всех французских владений в Северной и Западной Африке и установление контроля с их стороны над этими территориями, а также установление контроля Великобритании над всем североафриканским побережьем от Туниса до Египта, что обеспечит, если это позволит положение на море, свободный проход через Средиземное море к Леванту и Суэцкому каналу»[161].
17 декабря Черчилль продиктовал второй меморандум – «Тихоокеанский фронт». В отличие от трех других документов, подготовленных на «Герцоге Йоркском», этот меморандум в мемуары не войдет. Упоминая его в одном из черновиков, Черчилль заметит лишь, что означенный документ «был связан с техническими особенностями военно-морской политики»[162], но ни словом не обмолвится о причинах, по которым он не включил его во «Вторую мировую войну». По всей видимости, политика смутил фрагмент, касающийся необходимости удерживать Сингапур[163], который капитулирует буквально через два месяца после составления меморандума.
В мемуарах под названием «Тихоокеанский фронт» Черчилль приведет четвертый меморандум, составленный им 20 декабря и в оригинале называвшийся «Заметки по Тихоокеанскому региону». В нем он определил совместные действия военно-морских флотов Великобритании и Соединенных Штатов (США здесь уже названы «союзником») против Японии. Также Черчилль поставил «основную стратегическую цель»: «Создание на Тихом океане боевого флота, обладающего безусловным превосходством над флотом противника». Указывались и временны́е рамки: «В качестве срока достижения этой цели мы должны наметить май 1942 года»[164].
18 декабря Черчилль составил третий меморандум – «Кампания 1943 года». Уже из названия видно, что этот документ преследовал постановку долговременных целей. Рассуждения о далеком будущем в те напряженные и тяжелые дни может показаться не совсем целесообразным, но, как мы уже упоминали в первой главе, Черчилль всегда считал полезным постановку долговременных задач и разработку планов на перспективу. Эту же мысль он повторил и в меморандуме:
«Нам придется столкнуться с обычным противоречием между планами на ближайший и более отдаленный период. Война – это постоянная борьба, которая должна вестись изо дня в день. Принимать необходимые меры на будущее трудно, и они могут быть лишь ограниченными. Опыт показывает, что прогнозы обычно не сбываются, а приготовления запаздывают. Тем не менее необходимо иметь общий план и перспективу для того, чтобы довести войну до победного конца без особых затяжек».
Свой меморандум политик закончил оптимистичным предположением:
«Если мы теперь поставим себе эти задачи, стараясь, чтобы они не слишком шли вразрез с удовлетворением наших текущих нужд, то мы можем надеяться, даже если в Германии до этого не произойдет крах, выиграть войну в конце 1943 года или в 1944 году»[165].
Читая эти строки, необходимо отдавать себе отчет, что они были написаны до падения Сингапура, сдачи Тобрука и неудач в пустыне. Сам Черчилль заметил по этому поводу следующее:
«Хотя составлять планы на будущее чрезвычайно важно, а само будущее можно до известной степени предвидеть, никто не может помешать тому, что намечаемые сроки таких великих событий иногда нарушаются в результате действий и контрударов противника»[166].
МЕНЕДЖМЕНТ ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: по мнению Черчилля, стратегические планы должны не только оставаться целостными в течение длительного времени, но и быть достаточно гибкими, предусматривая возможность корректировки для более точного соответствия тем изменениям, которые постоянно происходят в окружающей среде.После встреч с Рузвельтом Черчилль внес изменения в свои меморандумы в соответствии с вновь принятыми решениями. В частности, он предложил рассмотреть вариант отправки американского контингента в Персию[167].
Подобное внесение изменений очень показательно. По мнению Черчилля, стратегические планы должны не только оставаться целостными в течение длительного времени, но и быть достаточно гибкими, предусматривая возможность корректировки для более точного соответствия тем изменениям, которые постоянно происходят в окружающей среде.
Когда в 1944 году союзное командование перешло к планированию самой масштабной высадки военного контингента в мировой истории, Черчилль предпринял дополнительные усилия для того, чтобы разрабатываемая операция максимально соответствовала ситуации.
«По мере того как поступали новые сведения о неприятеле, нам приходилось менять наши планы и обновлять их, – вспоминал он. – Нам были известны общее расположение войск неприятеля и его основные оборонительные сооружения, артиллерийские позиции, огневые точки и траншеи вдоль побережья. Однако после того, как в конце января командование перешло к Роммелю, начали появляться значительные дополнительные сооружения и усовершенствования. Нам особенно важно было обнаружить все препятствия новых типов, которые могли быть созданы, и найти средства против них.
Постоянная воздушная разведка давала нам сведения о том, что происходит по ту сторону Ла-Манша. Существовали, конечно, и другие способы выяснить это. Было предпринято множество поездок небольших групп на мелких судах для выяснения некоторых сомнительных вопросов, для измерения глубины моря у побережья, для осмотра новых препятствий, а также для выяснения крутизны берега и его характера. Все это надо было делать в темноте, бесшумно, незаметно производя разведку и своевременно возвращаясь обратно»[168].
Практикуемая Черчиллем гибкость рассматривается современными специалистами в области управления как одна из самых важных составляющих стратегического менеджмента. По словам профессора Ричарда Л. Дафта, «планирование с учетом текущих событий – это непрерывный, последовательный процесс, а не единовременное составление документа, не допускающее никаких изменений. Планирование должно быть эволюционным и интерактивным, позволяя с целью повышения конечных результатов проводить необходимые изменения в результате непредвиденных событий. Планирование с учетом текущих событий обеспечивает гибкость для адаптации к изменениям во внешней среде, а не жесткую привязку к плану, который больше не работает»[169].
МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА: «Планирование с учетом текущих событий – это непрерывный, последовательный процесс, а не едино временное составление документа, не допускающее никаких изменений».После кардинальных изменений во внешней среде Черчилль нередко допускал замену уже разработанных планов новыми редакциями. Так, например, случилось в годы Первой мировой войны, когда после неожиданного удара немецких войск в марте 1918 года – так называемого весеннего наступления – он был вынужден полностью переработать существующие планы[170].
Профессор Ричард Л. Дафт
18 апреля Черчилль направил премьер-министру Дэвиду Ллойд Джорджу специальный меморандум, где подробно анализировал изменения в стратегии, которые необходимо предпринять, если продвижение немецких войск будет продолжаться. «Задача первостепенной важности, – писал он, – обозреть ситуацию с учетом ее дальнейшего развития, а также составить ясное и глубокое мнение в связи с произошедшими изменениями»[171].
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Задача первостепенной важности – обозреть ситуацию с учетом ее дальнейшего развития, а также составить ясное и глубокое мнение в связи с произошедшими изменениями».Именно отсутствие должной гибкости и стало основным аргументом против использования формального планирования в современной науке управления. «Формальные планы приводят к „блокированию“ деятельности организаций, жестко направляя ее на достижение четко определенных целей в рамках конкретных временных графиков, – считает профессор Государственного университета Сан-Диего Стивен Роббинз. – При назначении целей организации в ходе формального планирования менеджеры исходят из того, что внешняя среда не будет изменяться на протяжении времени, необходимого для их достижения. Если же это предположение оказывается ошибочным, управленческий персонал, продолжая строго придерживаться исходного плана, может оказаться в весьма сложной ситуации. Если менеджер не способен проявить достаточную гибкость – иногда до полного отказа от первоначального плана – и продолжает выполнять все, что было намечено для достижения исходного набора целей, он, по всей видимости, не справится с изменяющейся внешней средой. Неуклонное следование в четко определенном направлении без учета изменения окружающих условий нередко приводит к весьма печальным последствиям»[172].
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Я помню, как мой отец говорил: „Если ты ухватишься за что-нибудь хорошее, то держись за это“. Это важный стратегический принцип».В заключение добавим, что, по мнению Черчилля, гибкость планирования должна соответствовать изменениям в окружающей среде, но ни в коем случае не являться самоцелью. «Я помню, как мой отец говорил: „Если ты ухватишься за что-нибудь хорошее, то держись за это“. Это важный стратегический принцип», – признался однажды великий политик[173].
Осознание стратегических инициатив
Одной из отличительных особенностей Черчилля как стратега было трепетное отношение к прошедшим событиям. «Давайте сначала обратимся к прошлому и извлечем мудрость и мужество из опыта великих людей, которые жили до нас», – советовал британский политик[174].
«Как странно, что прошлое совершенно не анализируется и так быстро забывается. Мы живем в самом бездумном веке. Кругом лишь одни заголовки и отрывистые мнения. Я пытаюсь приблизить историю немного ближе к современности, чтобы она смогла помочь нам разрешить сегодняшние трудности», – сокрушался он в одном из своих писем в апреле 1929 года[175].
Отчасти подобная позиция объяснялась мировоззрением нашего героя. Истории он всегда отводил особое место, а здравый смысл подсказывал ему, что при составлении стратегических планов полезно использовать уроки прошлого. «Будущее неизвестно, но прошлое дарит нам надежду», – считал Черчилль[176]. Выступая в марте 1944 года в Королевском колледже терапевтов, он скажет:
«Чем дольше вы можете смотреть назад, тем дальше вы сможете увидеть впереди»[177].
Помощник Черчилля в написании «Истории англоязычных народов» вспоминал, как весной 1940 года, в самый разгар проведения Норвежской операции, когда буквально все Военно-морское министерство превратилось в комок нервов, его шеф занялся изучением истории нормандского завоевания. Или другой пример: в день присоединения Гитлером Богемии в марте 1939 года Черчилль погрузился в историю XVII века. Вечером он скажет своему сыну Рандольфу:
– Очень трудно быть в курсе сегодняшних событий и одновременно работать над эпохой правления короля Якова II, но я справлюсь с этим![178]
Обращение к прошлому было для британского политика сродни релаксации. «Это счастье, что в столь напряженное время можно забыться в прошлых веках», – заметит Черчилль одному из своих помощников в последний день лета 1939 года[179].
Черчилль считал изучение истории обязательным для лиц, занимающихся стратегическим планированием. Проводя аналогию с военным искусством, он признался однажды:
«Только сама война или изучение истории войн может научить, к каким результатам приведет та или иная политика в военной сфере»[180].
Приступив к созданию военно-морского штаба в 1911 году, Черчилль был неприятно удивлен отсутствием системного образования в области военной и политической истории. «Большинство офицеров, вступивших в командование кораблями и являющихся потенциальными первыми морскими лордами, никогда не читали Парижскую декларацию и никогда не изучали историю блокады Бреста», – констатировал он с прискорбием[181].
Чтобы исправить ситуацию, было предложено в срочном порядке подготовить авторизированный учебник по военно-морской стратегии, а до тех пор, пока учебник не будет издан, включить в перечень обязательной литературы для каждого офицера штаба работы Альфреда Мэхена, Филипа Коломба и Джулиана Корбетта[182][183].
Несмотря на все вышесказанное, Черчилль не обольщался тем, что изучение прошлого всегда дает правильный ответ при определении стратегии будущего. Он отдавал себе отчет в ограниченности исторического опыта. Именно Черчиллю принадлежит известный афоризм: «Главный урок, который можно извлечь из истории, заключается в том, что человечество не обучаемо»[184][185][186]. И уж тем более Черчилль был против того, чтобы при стратегическом планировании ошибки прошлого не анализировались, а просто ставились во главу угла, фактически превращаясь в фундамент для планов на будущее.
Неслучайно в Англии популярна поговорка: «Генералы всегда готовятся к прошлой войне». О том, к чему это может привести, наглядно демонстрирует строительство линии Мажино. Французское правительство вложило в нее огромные средства, но мощная система укреплений не смогла остановить атаку немецких бронетанковых войск через Арденнские горы.
Черчилль придерживался сбалансированного взгляда, считая, что, хотя прошлое и нельзя полностью перенести на современные события, его уроки должны быть учтены, а из ошибок сделаны соответствующие выводы. Так, например, спустя всего три дня после вступления в должность военно-морского министра он собрал совещание, на котором постановил использовать для охраны торгового флота систему конвоев. Официальный биограф Черчилля сэр Мартин Гилберт прокомментировал этот эпизод:
«Вот так, всего через три дня после вступления в войну, без споров и пререканий была внедрена система, к которой так и не смогли прийти за три года Первой мировой войны после тяжелейших потерь и бесконечных дискуссий»[188].
«Как странно, что прошлое совершенно не анализируется и так быстро забывается. Мы живем в самом бездумном веке. Кругом лишь одни заголовки и отрывистые мнения. Я пытаюсь приблизить историю немного ближе к современности, чтобы она смогла помочь нам разрешить сегодняшние трудности», – сокрушался он в одном из своих писем в апреле 1929 года[175].
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Давайте сначала обратимся к прошлому и извлечем мудрость и мужество из опыта великих людей, которые жили до нас».«Я пытаюсь приблизить историю немного ближе к современности, чтобы она смогла помочь нам разрешить сегодняшние трудности».
Отчасти подобная позиция объяснялась мировоззрением нашего героя. Истории он всегда отводил особое место, а здравый смысл подсказывал ему, что при составлении стратегических планов полезно использовать уроки прошлого. «Будущее неизвестно, но прошлое дарит нам надежду», – считал Черчилль[176]. Выступая в марте 1944 года в Королевском колледже терапевтов, он скажет:
«Чем дольше вы можете смотреть назад, тем дальше вы сможете увидеть впереди»[177].
Помощник Черчилля в написании «Истории англоязычных народов» вспоминал, как весной 1940 года, в самый разгар проведения Норвежской операции, когда буквально все Военно-морское министерство превратилось в комок нервов, его шеф занялся изучением истории нормандского завоевания. Или другой пример: в день присоединения Гитлером Богемии в марте 1939 года Черчилль погрузился в историю XVII века. Вечером он скажет своему сыну Рандольфу:
– Очень трудно быть в курсе сегодняшних событий и одновременно работать над эпохой правления короля Якова II, но я справлюсь с этим![178]
Обращение к прошлому было для британского политика сродни релаксации. «Это счастье, что в столь напряженное время можно забыться в прошлых веках», – заметит Черчилль одному из своих помощников в последний день лета 1939 года[179].
Черчилль считал изучение истории обязательным для лиц, занимающихся стратегическим планированием. Проводя аналогию с военным искусством, он признался однажды:
«Только сама война или изучение истории войн может научить, к каким результатам приведет та или иная политика в военной сфере»[180].
Приступив к созданию военно-морского штаба в 1911 году, Черчилль был неприятно удивлен отсутствием системного образования в области военной и политической истории. «Большинство офицеров, вступивших в командование кораблями и являющихся потенциальными первыми морскими лордами, никогда не читали Парижскую декларацию и никогда не изучали историю блокады Бреста», – констатировал он с прискорбием[181].
Чтобы исправить ситуацию, было предложено в срочном порядке подготовить авторизированный учебник по военно-морской стратегии, а до тех пор, пока учебник не будет издан, включить в перечень обязательной литературы для каждого офицера штаба работы Альфреда Мэхена, Филипа Коломба и Джулиана Корбетта[182][183].
Несмотря на все вышесказанное, Черчилль не обольщался тем, что изучение прошлого всегда дает правильный ответ при определении стратегии будущего. Он отдавал себе отчет в ограниченности исторического опыта. Именно Черчиллю принадлежит известный афоризм: «Главный урок, который можно извлечь из истории, заключается в том, что человечество не обучаемо»[184][185][186]. И уж тем более Черчилль был против того, чтобы при стратегическом планировании ошибки прошлого не анализировались, а просто ставились во главу угла, фактически превращаясь в фундамент для планов на будущее.
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Чем дольше вы можете смотреть назад, тем дальше вы сможете увидеть впереди».«Я уверен, что ошибки Первой мировой войны повторены не будут, в этой войне мы совершим множество новых», – заметит Черчилль в июне 1944 года[187].
«Главный урок, который можно извлечь из истории, заключается в том, что человечество не обучаемо».
Неслучайно в Англии популярна поговорка: «Генералы всегда готовятся к прошлой войне». О том, к чему это может привести, наглядно демонстрирует строительство линии Мажино. Французское правительство вложило в нее огромные средства, но мощная система укреплений не смогла остановить атаку немецких бронетанковых войск через Арденнские горы.
Черчилль придерживался сбалансированного взгляда, считая, что, хотя прошлое и нельзя полностью перенести на современные события, его уроки должны быть учтены, а из ошибок сделаны соответствующие выводы. Так, например, спустя всего три дня после вступления в должность военно-морского министра он собрал совещание, на котором постановил использовать для охраны торгового флота систему конвоев. Официальный биограф Черчилля сэр Мартин Гилберт прокомментировал этот эпизод:
«Вот так, всего через три дня после вступления в войну, без споров и пререканий была внедрена система, к которой так и не смогли прийти за три года Первой мировой войны после тяжелейших потерь и бесконечных дискуссий»[188].
Ситуационное планирование
В связи с тем, что Черчиллю нередко приходилось осуществлять стратегическое планирование в условиях неопределенности, он старался избегать разработки жестких планов. «Лучший способ обеспечить гибкость – это разработать в деталях несколько планов с учетом непредвиденных обстоятельств», – делился он своим опытом[189].
16 мая 1940 года, спустя шесть дней после того, как Черчилль стал главой правительства, он обратился к Бенито Муссолини со следующим письмом:
«В настоящий момент, когда я занял пост премьер-министра и министра обороны, я вспоминаю наши встречи в Риме и испытываю желание обратиться через нечто, подобное быстро расширяющейся пропасти, со словами доброжелательства к вам как к главе итальянской нации. Разве уже слишком поздно помешать тому, чтобы между английским и итальянским народами потекла река крови? Мы, несомненно, можем нанести друг другу тяжелые раны, жестоко изувечить друг друга и омрачить Средиземноморье нашей борьбой.
Если вы решите, что так должно быть, пусть так и будет, но я заявляю, что никогда не был противником величия Италии и в душе никогда не был врагом итальянского законодателя. Тщетно было бы предсказывать ход великих сражений, бушующих сейчас в Европе, но я уверен, что независимо от того, что про изойдет на континенте, Англия пойдет до конца даже в полном одиночестве.
Прошу вас поверить, что я обращаюсь к вам с этим торжественным призывом, который войдет в историю, отнюдь не вследствие своей слабости или страха. На протяжении веков над всеми другими призывами возвышается возглас тех, кто требует, чтобы общие наследники латинской и христианской цивилизации не противостояли друг другу в смертельной борьбе. Я со всей честью и уважением прошу вас прислушаться к этому призыву, прежде чем будет дан ужасный сигнал. Он никогда не будет дан нами»[190].
Дуче ответил холодно, но прямо:
«Отвечаю на послание, в котором вы называете причины, заставившие обе наши страны оказаться в противоположных лагерях. Не обращаясь к слишком далекому прошлому, я напомню вам об инициативе, проявленной в 1935 году вашим правительством с целью организовать в Женеве принятие санкций против Италии, стремившейся обеспечить себе небольшое пространство под африканским солнцем без малейшего ущерба для интересов и территорий вашей страны или других стран.
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Лучший способ обеспечить гибкость – это разработать в деталях несколько планов с учетом непредвиденных обстоятельств».Как правило, Черчилль выделял наиболее важные факторы внешней среды, просчитывал возможные варианты развития событий и после этого приступал к составлению гибких планов. Примером, как это реализовывалось на практике, могут служить шаги, предпринятые британским премьер-министром в мае 1940 года для разрешения итальянской головоломки.
16 мая 1940 года, спустя шесть дней после того, как Черчилль стал главой правительства, он обратился к Бенито Муссолини со следующим письмом:
«В настоящий момент, когда я занял пост премьер-министра и министра обороны, я вспоминаю наши встречи в Риме и испытываю желание обратиться через нечто, подобное быстро расширяющейся пропасти, со словами доброжелательства к вам как к главе итальянской нации. Разве уже слишком поздно помешать тому, чтобы между английским и итальянским народами потекла река крови? Мы, несомненно, можем нанести друг другу тяжелые раны, жестоко изувечить друг друга и омрачить Средиземноморье нашей борьбой.
Если вы решите, что так должно быть, пусть так и будет, но я заявляю, что никогда не был противником величия Италии и в душе никогда не был врагом итальянского законодателя. Тщетно было бы предсказывать ход великих сражений, бушующих сейчас в Европе, но я уверен, что независимо от того, что про изойдет на континенте, Англия пойдет до конца даже в полном одиночестве.
Прошу вас поверить, что я обращаюсь к вам с этим торжественным призывом, который войдет в историю, отнюдь не вследствие своей слабости или страха. На протяжении веков над всеми другими призывами возвышается возглас тех, кто требует, чтобы общие наследники латинской и христианской цивилизации не противостояли друг другу в смертельной борьбе. Я со всей честью и уважением прошу вас прислушаться к этому призыву, прежде чем будет дан ужасный сигнал. Он никогда не будет дан нами»[190].
Дуче ответил холодно, но прямо:
«Отвечаю на послание, в котором вы называете причины, заставившие обе наши страны оказаться в противоположных лагерях. Не обращаясь к слишком далекому прошлому, я напомню вам об инициативе, проявленной в 1935 году вашим правительством с целью организовать в Женеве принятие санкций против Италии, стремившейся обеспечить себе небольшое пространство под африканским солнцем без малейшего ущерба для интересов и территорий вашей страны или других стран.