Площадкой для корпоратива тут вообще и не пахло. Промзона, она и в Африке промзона. Вокруг был большой, пустоватый и неухоженный пыльный двор, окруженный высоким бетонным забором, оплетенным поверху «егозой»[66] на металлических кронштейнах. Посередине двора, засыпанного серым гравием, шла дорога, замощенная аэродромными бетонными плитами, которая упиралась в крепкие железные ворота. В щелях между плитами рядами выбивались пожухлые сухие стебли травы. Под забором, в высокой нескошенной траве, стрекотали какие-то насекомые, а вокруг порхали очень красивые бабочки, которых девчонки сразу стали ловить руками (пришлось приструнить). А в блеклом небе летало много птиц. Нет, это я неправильно выразился: птиц было неправдоподобно МНОГО. Впрочем, как и бабочек.
   – Может, я и дура, но это точно не Подмосковье, – раздался за моей спиной звонкий голос.
   – Африка, блин, – поддержал другой голос.
   – Все. Вроде пришли, – ответил я, не оборачиваясь. – Сейчас выясним, кто тут из вас не дура.
   Стоянка автомобилей закончилась, и в глухой стене бункера пошли двери. Солидные такие двери, железные и толстые, как в бомбоубежищах под сталинскими домами. И крашенные таким же суриком. Числом две.
   На первой была табличка: «Караульное помещение».
   На второй: «Иммиграционная служба Ордена».
   Надписи были русскими, но дублировались на английском языке.
   Над дверью Иммиграционной службы висела на кронштейне здоровенная такая, угловатая древняя видеокамера слежения.
   Тяжелая дверь на удивление легко открылась, едва ее потянули за ручку. За ней был короткий коридорчик с парочкой закрытых дверей офисного типа, а в торце коридор заворачивал. Стены и двери были покрашены серой офисной краской типа «ты курила?». На полу – простой серый линолеум.
   – Все за мной, – скомандовал я и пошел дальше, не оборачиваясь и не сомневаясь, что команду все выполнят в точности. Перепуганные девчата вели себя как отара покорных овец, ведомая козлом на мясокомбинат.
   За поворотом оказалось вполне просторное помещение, напоминающее холл современной московской парикмахерской или стоматологической клиники. Большие наружные стекла, стеклянная дверь, стойка ресепшн, кулер с чистой водой, пара диванов и журнальный столик. Не хватало только стопки затрепанных модных журналов на нем.
   За стойкой сидела симпатичная молодая брюнетка с волосами, собранными на затылке большим пучком, в такой же форме цвета «теплый песок», как на встречавшем нас охраннике.
   Когда она встала, рубашка аппетитно натянулась на мощном бюсте не меньше четвертого номера. Красивая баба, отметил я, но мои «пионерки» все же на класс повыше будут. На поясе у нее висела кобура с большим тяжелым пистолетом.
   Слишком большим для девушки.
   Слишком притягивающим к себе чужой взгляд.
   Даже не к себе, а к тому, что вокруг.
   На коротком левом рукаве ее форменной рубахи был пришит шеврон, напоминающий верхнюю часть пирамиды с однодолларовой бумажки. Глаз в треугольнике. Или нечто типа того.
   Оглядев нашу гоп-компанию, она заговорила с интонациями «холодного» коммивояжера[67], старающегося втюхать пылесос «Кирби»:
   – Здравствуйте. Приветствую вас на Базе по приему переселенцев и грузов «Россия и Восточная Европа». Меня зовут Оксана. В мои обязанности входит кратко ознакомить вас с основными принципами проживания на Новой Земле, помочь разобраться в ее финансовой системе и при необходимости снабдить вас стандартным набором переселенца. Более подробную информацию вы можете получить из этой памятки.
   Она немедленно выложила на стойку голубую брошюру с оригинальным названием «Памятка переселенцу» и затараторила дальше:
   – Ее необходимо вам всем внимательно прочитать до того, как вы покинете Базу. У нас довольно опасный мир. Кроме того, вы можете купить подробные карты и путеводитель по основным населенным пунктам и анклавам Новой Земли. Если у вас остались какие-нибудь наличные деньги со Старой Земли, то лучше потратить их тут, на Базе. В других местах они не в ходу и дальше практически не принимаются. Набор карт стоит двадцать экю, путеводитель – десять. Рубли конвертируются к американскому доллару по тамошнему курсу, а потом из долларов в экю уже по местному. А сейчас я зарегистрирую ваше прибытие и проведу все необходимые формальности. Могу я посмотреть на ваши идентификационные карты?
   Мы молча, всей толпой, стояли в столбняке, пока Оксана произносила эту тираду. И когда она замолкла, наш ступор все еще продолжался.
   Потом кто-то из девчат очнулся раньше меня и спросил:
   – А что такое эта идентификационная карта? Карта москвича?
   – Хорошая шутка, – улыбнулась Оксана. – Идентификационную карту или, как ее тут повсеместно сокращенно называют, Ай-Ди, вам выдали еще на Старой Земле, перед отправкой сюда. Вспоминайте. Вот такую, в точности. – Она вынула из кармана на груди нечто похожее на водительское удостоверение и показала нам всем.
   – Можно водички попить? – спросил я, чтобы хоть немного оттянуть разговор. Потому, как в голове переклинило и срочно нужен был тайм-аут. Во избежание… Да много чего во избежание.
   – Пожалуйста, – спокойно ответила Оксана и показала рукой на кулер.
   Пока я наливал воду в пластиковый стаканчик, удивленная до предела одна из наших украинок протянула недоуменно:
   – А где тут наша корпоративная вечеринка?
   – Вообще-то здесь Орден проводит корпоративы только для своих служащих, – все тем же завораживающим голосом образцового менеджера по холодным продажам ответила Оксана. – Ни про какие другие вечеринки я не слышала. Да их и в принципе не может здесь быть. Разве что в Порто-Франко.
   Тут мои девчонки возмущенно наперебой загалдели, выкрикивая названия «Сибнедр», «АйвиЛи» и своих агентств. Требуя немедленно доставить их на главную площадку корпоратива, так как их ждут там ТАКИЕ люди, что их недовольство скажется на всех, в том числе и на должностном положении самой Оксаны, которую непременно поставят в позу пьющего оленя и…
   Оксана невозмутимо склонила голову набок, внешне равнодушно выслушивая все эти эмоциональные и бессвязные возмущения. Чувствовалось, что у нее на такие выплески эмоций – большая практика. Этакий стойкий оловянный солдатик с титьками четвертого размера. Только по разгоревшемуся блеску карих глаз чувствовалось, что этот эмоциональный порыв моих «пионерок», которые уже заподозрили, что их нагло лишают сладкого – для нее нечто вроде развлечения на скучной работе.
   – Момент, дамы, возьмите себя в руки и экстрактно обрисуйте мне свою проблему, – заявила Оксана.
   Но мои «пионерки» ее слова игнорировали и талдычили свои возмущения уже по третьему кругу.
   Я все это время пил воду мелкими глоточками и старательно пытался сообразить, что же именно произошло? Ясно было только то, что мы точно не там, куда ехали. Корпоратив неизвестно где, а мы тут, также неизвестно где. Что-то раньше за собой я таких косяков не замечал. Пробормотав под нос «ну, здравствуй, жопа, Новый год», я смял пластиковый стаканчик и бросил его в урну, стоящую для этой цели рядом с кулером.
   – Тихо, девочки, – попытался успокоить свой курятник. – Тут надо разбираться документально.
   Повернувшись к Оксане и не обращая внимания на начавшиеся тихие всхлипы своих «пионерок», я выложил на стойку список-пропуск с подписями и печатями должностных лиц «Сибнедр». И внушительно сказал:
   – Вот документ, по которому мы полчаса назад въехали в подмосковное имение добывающей компании «Сибнедра» на корпоративную вечеринку для ВИП-персон. Между прочим, пятой в мире по размеру майнинговой компании. И было это в Подмосковье. Всего полчаса назад. Как вы нам объясните, почему мы здесь? Непонятно где? В этой жаре? В этом непонятном бункере? Что вообще тут творится? Конкретно я хотел бы услышать от вас ответы на вопросы. Что вообще происходит? Кто в этом виноват? И что нам теперь делать? Если вы некомпетентны, то свяжите нас с вашим начальством.
   – Отправьте нас обратно! – раздался требовательный взвизг из середины табуна моих «пионерок».
   – Я бы с радостью, – ответила Оксана, садистски-обворожительно улыбаясь, – но переход в Новый Мир – это билет в один конец. Назад возврата нет. Неужели этого вам вербовщики не говорили?
   Последующей за этой фразой немой сцене мог позавидовать сам товарищ Яновский. Ну тот который Гоголь.
 
   Новая Земля. Территория Ордена. База по приему
   переселенцев и грузов «Россия и Восточная Европа».
   22 год, 22 число 5 месяца, понедельник, 9:26
   Наружная дверь открылась, и перед нами явилась плоская худая белобрысая мымра, явно американка, но очень похожая на Псюшу Собчачку в старости. Лет сорока, с бесцветными глазами, выгоревшими бровями, потасканным лошадиным лицом, щеки которого просекали глубокие вертикальные морщины. Этакая типичная для Америки крутая стерва, сдвинутая на феминизме и лесбиянстве. Из тех, для которых Леди Гага[68] – мессия. Я на них в Нью-Йорке в свое время насмотрелся до отрыжки. Одета она была в такую же униформу песочного цвета, как и Оксана, только на голове этой мымры красовался малиновый берет, из-под которого выбивались светлые волосы, напоминающие мочало. На берете блестела золотистая кокарда, повторяющая рисунок нашивки с Оксаниного плеча. На воротнике рубашки были какие-то знаки различия, впрочем, ничего мне не говорящие, но, судя по тому, как подобралась Оксана, – явно начальствующие. На поясе также висела около пряжки кобура, из которой торчала изогнутая слоновой кости рукоятка небольшого никелированного револьвера. Кажется, рукоятки такой формы называются «клюв попугая».
   Всеобщее вооружение тут, однако. Интересно, с кем воюют?
   Пришедшая дама была явно очень недовольна – скорее всего тем, что оторвали ее тощий зад от уютного кресла. Не успев еще окончательно войти в помещение, эта мымра сразу открыла пасть и попыталась наехать на нас с громкими выкриками на английском языке, типа «всем строиться!».
   Ага…
   Щас!
   Только шнурки погладим.
   Я ее тут же резко оборвал, идеальным образчиком вежливого хамства:
   – Простите, мэм, это та самая База, которая называется «Россия»? – спросил ее по-английски.
   – Да, – согласилась она, немного оторопев. Похоже, у дамочки случился разрыв шаблона.
   – Тогда почему вы разговариваете с нами на английском языке, да еще таким чудовищным диалектом тупых реднэков[69] со Скалистых гор, который образованные люди плохо понимают?
   Вот так уже лучше. Глазки-то поплыли. Видно, не привыкла она к такому обращению. Похоже, ей тут все в рот смотрят и задницу вылизывают. Мой же расчет был на то, чтобы хоть немного сбить с этого кобла спесь с первой же минуты. Полностью сбивать апломб с таких дамочек не удается никогда и никому. Однако мой английский был отшлифован в Оксфорде, и именно такой оксбриджский[70] прононс частенько заставляет американцев сокращать свое раздутое самомнение. Родимые пятна колониализма. Когда твои предки столетиями исполняли два «ку» перед малиновыми штанами, то это генетически отражается на поведенческой программе потомков.
   – Но вы же меня понимаете? Не вижу проблемы, – уперлась она.
   – Проблема в том, что вы не в Индии, и тут вас мемсахиб[71] никто называть не будет. Извольте изъясняться на языке большинства присутствующих.
   – Я не знаю русского, – гордо ответила мымра.
   – Это очень плохо. Хвалиться своей необразованностью не к лицу человеку, работающему в сфере обслуживания. К тому же это совсем не извиняет вашего хамства. Вы не представились, не назвали своих полномочий и даже не поздоровались. А незнание вами основного языка Базы «Россия», которой вы командуете, это, как мне кажется, уже недоработка айч-ар менеджеров[72] вашей компании. Налицо неполное служебное соответствие вашей должности, – получи, фашист, гранату. Не нравится?
   – Это не вам судить. – Да, эта мадам быстро возвращает утраченные позиции. – Говорите: реально в чем проблема?
   – Проблема в том, – я отошел на два шага в сторону и показал на своих «пионерок», – что они вас не понимают. И это нехорошо даже чисто юридически. Не считая того, что просто невежливо. Я уже не говорю о гуманитарной составляющей. У вас есть независимый переводчик?
   – Вэл, – ответила она, слегка наморщив лоб. – Переводчик сейчас будет.
   И, повернувшись к Оксане, резко приказала:
   – Вызови сюда Беляеву.
   И отошла к окну, повернувшись к нам спиной, демонстрируя не столько свою плоскую задницу, сколько полное нежелание с нами общаться.
 
   Новая Земля. Территория Ордена. База по приему
   переселенцев и грузов «Россия и Восточная Европа».
   22 год, 22 число 5 месяца, понедельник, 9:45
   Прибежала еще одна девушка, также с большим пистолетом на аккуратной попке, обтянутой такой же песочной формой, но уже блондинка. Причем именно прибежала, а не пришла быстрым шагом. Это я отдельно отметил.
   – Страна амазонок, блин, – проворчал я себе под нос. – Дас ист фантастиш.
   Эта красивая блондинка о чем-то накоротке пошепталась с мымрой, потом обернулась к нам и громко сказала по-русски твердым голосом:
   – Прошу внимания. Все меня слышат?
   Мы нестройно утвердительно пробурчали в ответ.
   – Меня зовут Светлана Беляева, я представляю Иммиграционную службу Ордена. Рядом со мной стоит мисс Майлз – полномочный представитель Ордена, заместитель начальника Базы по приему переселенцев и грузов «Россия и Восточная Европа». Она желает знать, что вы от нее хотите?
   Приглядевшись, я заметил, что веки девушки были слегка опухшими, белки глаз – красными. Было похоже, что она недавно плакала. Но голос ее был звонок и тверд.
   – От нее лично мы ничего не хотим. Но нас возмущает киднеппинг, – сказал я по-русски тоном прокурора, обвиняющего в процессе.
   Светлана перевела это мисс Майлз, которая тут же заорала, опять-таки по-английски:
   – Какой, на хрен, киднеппинг? Вы в своем уме?
   Вот так вот: вам нокдаун, мисс, констатировал я про себя. Вслух же ответил:
   – Именно киднеппинг, мисс-с-с… – вот так, с этаким издевательским «польским» пришипением на букву «с», довольно констатировал я, переходя на русский язык и юридический канцелярит. – Именно киднеппинг. То есть: похищение людей, совершенное вами, или вашей организацией под вашим руководством, по крайней мере, с вашим участием, в отношении четырнадцати человек, среди которых большинство – несовершеннолетние, – отчеканил я. – То есть: налицо похищение детей, что в любой цивилизованной стране является тяжким уголовным преступлением.
   Пока Светлана переводила, я лишний раз мысленно поощрительно пошлепал себя по лысине. Наличие переводчика всегда позволяет стороне, которая знает оба языка, контролировать не только точность перевода и комментарии переводчика, но и иметь необходимую паузу для просчета вариантов. Сейчас моей задачей было вывести эту мымру из себя и заставить совершать ошибки. А мои девочки уже сами догадались, что им пора снимать ее на мобильники, как зарвавшегося гаишника. Блики вспышек уже пару раз сверкали за спиной.
   – Ничего не понимаю, – уперлась Майлз. – Почему вы не хотите пройти нормальную стандартную процедуру регистрации переселенцев?
   – Они не переселенцы, – робко вклинилась Оксана. – У них нет Ай-Ди. Совсем. Ни у кого. И я не понимаю, как это вообще могло произойти. Есть только это, – она протянула начальнице наш список-пропуск на корпоративную вечеринку.
   Светлана вполголоса отбубнила Майлз перевод списка-пропуск и даже дала на удивление краткую, но точную характеристику корпорации «Сибнедра». Потом повернулась ко мне и спросила дополнительно:
   – Я правильно понимаю, что это именно та корпорация, которую контролирует из Лондона сам…
   – Вы все правильно понимаете, Светлана, – резко перебил я ее. – Передайте мисс Майлз мои поздравления в том, что сегодня она лично наложила ему в праздничный торт. И я думаю, что он очень скоро узнает, кому за это выразить благодарность.
   – Плевать, – уже спокойно сказала мисс Майлз, игнорируя нас и обращаясь только к Светлане и Оксане. – Все равно они уже здесь. Назад им дороги нет, и никуда они не денутся с подводной лодки. Оксана, оформите им Ай-Ди и пропустите по программе «В» для неимущих переселенцев. Все. Вопрос исчерпан. Беляева, за мной.
   Но именно такой оборот дел меня абсолютно не устраивал.
   – Эй ты, старая извращенка, как тебя там… Майлз, – окликнул я ее в спину, когда она была уже в дверях, – заруби себе на своем длинном носу: во-первых: мы не переселенцы и никогда ими не желали стать. Тем более, СЮДА. Второе, мы не неимущие, а вполне обеспеченные работой и недвижимостью высокооплачиваемые специалисты. Третье, и главное – верни нас обратно, тогда мы заберем все свои претензии назад и даже не будем против вас возбуждать уголовное преследование.
   Вот так-то вот. Мы-то дураки, а вы-то – нет?
   – Вернуть вас обратно не может никто на ЭТОЙ Земле, – взвизгнула, оборачиваясь, мисс Майлз, явно задетая моей эскападой.
   – А может, у вас для этого просто не хватает компетенции? Тогда не нужно лишнего административного восторга. Просто передайте наш вопрос по инстанции своему руководству. Учтите, замять и даже локализовать этот инцидент вам уже не удастся. Так что настоятельно требую поставить в известность руководителя Базы.
   В ответ Майлз ехидно улыбнулась, как доберман при виде захлебывающегося в злобном лае пекинеса.
   – На данный момент я – самое старшее руководство на Базе. Начальник Базы сейчас в отъезде.
   – Значит, я правильно понял: вы отказываетесь отправлять нас обратно? – упрямо гнул я свою линию. А что еще оставалось делать? Только хорошую мину при этой плохой игре.
   – Не отказываюсь, а просто не могу. Такой возможности не предусмотрено. Ну почему вы такой тупица? – Она даже вздохнула удрученно.
   – Хорошо, мисс, зададим вам вопрос по-другому: вы лично отказываетесь совершить некие действия, результатом которых будет наше возвращение домой? – и даже пальцем ткнул в ее плоскую грудь.
   – Ты все еще не понял, – взвизгнула Майлз, – да вы тут хоть облупитесь, вы никогда не вернетесь назад. НИКОГДА! Это я вам говорю.
   И поглядела в глаза Беляевой, как бы ища у той поддержки. Та только плечами пожала.
   Оксана стояла за стойкой ресепшн, пытаясь прикинуться невидимкой.
   – Тогда, будьте любезны, просветите меня по поводу нашего статуса, – пошел я в наступление. – Мы кто здесь для вас: заложники или военнопленные?
   – Вы переселенцы! Другого статуса у вас не будет, – отрезала Майлз, а Светлана добросовестно перевела на русский.
   – Ответ неправильный. – Я принял позу Цицерона[73] на его процессе против Катилины[74]. – В наличии имеется группа невооруженных гражданских людей, даже не нон-комбатантов[75], большинству которых нет двадцати одного года. То есть они по международным правилам – несовершеннолетние. Они насильственно вырваны из привычной среды обитания и лишены свободы вооруженными людьми по предварительному сговору. К примеру, по законам штата Нью-Йорк это тянет от двадцати лет отсидки до пожизненного срока. Пожизненного лично вам, мисс Майлз, как главному организатору этого киднеппинга. Это в случае статуса заложников. Тогда у нас к вам нет никаких претензий, кроме возбуждения против вас уголовного преследования. Если же мы военнопленные, пусть даже депортированные гражданские лица, то в этом случае вы, согласно международным правилам, обязаны нас содержать: поить, кормить, предоставить жилье и медицинскую помощь. В этом случае действует Женевская конвенция, согласно которой вы, в случае гуманного обращения с пленными, можете и избежать наказания.
   – Вы лоер?[76] – усмешка мисс Майлз была очень ехидной.
   – Нет, мисс, не имею такого статуса. Но право учил в университете хорошо.
   – К чему вы ведете?
   – К тому, старая стерва, что мои несовершеннолетние девочки не спали уже больше суток и последний раз ели больше восьми часов назад. А именно ты, как руководитель всего этого бардака, оторвала их от дома, от родных и близких, от работы, от сбережений, обрекла на страдания голодом и пыткой лишения сна. И после этого стоишь тут довольная, сытая, выспавшаяся, не испытывающая жажды и измываешься над детьми. Я смотрю, вы тут плотно забыли основные ценности не только демократии и гуманизма, но и паблик рилейшнз. Общественностью это может быть расценено, как пытки детей лицом, злоупотребляющим своей властью и имеющим садистские наклонности.
   – Ты, кондом[77] штопаный, – взревела Майлз: видать, где-то я ее все же зацепил за живое, – ты здесь никто. И не тебе мне указывать, что мне с вами делать. На это у меня есть утвержденная инструкция, и я действую точно по ней.
   – И в ней конечно же прописано, как похищать людей и применять к ним пытки? – это я произнес с издевательской ухмылкой. – Что-то сомневаюсь. Кстати, я могу увидеть эту инструкцию?
   – Нет. Она для служебного пользования.
   – Я так и думал, – еще шире усмехаясь ей в лицо. – Я могу видеть прокурора?
   – Нет. Такового здесь нет. – Мисс Майлз вернула мне усмешку.
   – Я могу увидеть судью?
   – Нет. На Базе такого не предусмотрено.
   – Я могу увидеть атторнея?[78]
   – Нет. Такого тоже не предусмотрено.
   – Я могу увидеть коронера?[79]
   – Нет. Такого здесь тоже не предусмотрено.
   – Я могу увидеть местного шерифа?[80]
   – Нет. Такового здесь не предусмотрено.
   – А кто здесь предусмотрен?
   – Я. – Майлз как будто привстала на пьедестал.
   – Вот как… – констатировал я. – Значит, никакой демократии, никакого правового и гражданского общества у вас тут нет, а в наличии только голимый тоталитаризм и вождизм мисс Майлз. В таком случае именно вы и ответственны за все. Я могу связаться с вашим прямым начальством, фюрерин[81] Майлз?
   – Нет, – ответила она твердо. – Советую вам всем оформить статус переселенца и не устраивать тут Жакерию[82].
   Вот это стерва! Надо отдать ей должное – умеет держать удар. Я просто в восхищении.
   – А то что? – продолжил свой нажим. – Вы нам уже угрожаете? Чем? Необоснованными репрессиями? Вы нас расстреляете? Или будете публично вешать? Я этому уже не удивлюсь, ведь пытки к нам вы уже применили.
   – Не валяйте дурака, мистер законник, – вновь высокомерно заявила Майлз, как бы отмахиваясь от меня, – оформляйте статус переселенца. В этом случае каждый из вас получит пособие от Ордена в размере одной тысячи экю и сможет свободно реализовать все свои планы по поводу еды, ночлега и прочих потребностей. Другого все равно вам никто не предложит.
   После этой тирады она победоносно окинула нас презрительным взглядом и вышла в стеклянную дверь.
   За ней, не глядя на нас, молча, ушла Беляева, которая после синхронного перевода стояла за Майлз тенью.
   Ну что ж, один-ноль.
   В пользу Майлз.
   Но, как пел Высоцкий, «еще не вечер».
   Оксана, оставшаяся одна на посту разбираться с нами, только развела руками, показывая нам, что она тут вообще ни при чем и ничего другого для нас сделать, увы, не может.
   – О’кей, – сказал я, не обращаясь непосредственно ни к кому, – значит, мы все же заложники, а вы, – я указал пальцем на Оксану, – вооруженные террористы. Так вышло, и прошу не судить строго нас за последствия. Никакого бизнеса, это уже личное[83].