Кроме того, казаки сами, помимо воинских дел, могли и землепашеством заниматься, а то и как стрельцы, к примеру, торговлей. Ну, и пограбить тоже можно, почему нет? Только не православный люд, конечно, а заграничных басурман каких. Царские-то воеводы пытались Стеньке всячески воспрепятствовать «за зипунами» в Персию ходить. Что тоже против Правды, по его понятиям, было…
Таким образом, «прелестные грамоты» Разина были одним из первых набросков радикально антиимперской программы.
Эта право-анархистская по сути своей модель и есть в основных чертах, собственно, Русская Правда. Реализация ее сегодня может оказаться актуальнее, чем даже во времена Разина. И крайне важно тут подчеркнуть, что казачество это не есть некий «братский» (а может, и не очень) русским народ. Подобные идеи популярны и сейчас, озвучивались они и прежде. Но проповедь их лжива и крайне вредоносна. Одним словом, ересь.
Казацкая Правда – это и есть наш особый национальный Путь. До поры, пока модель Царь + Собор Всея Земли не была демонтирована «Тишайшим», он был резервным, альтернативным. После катастрофы Раскола и окончательной ликвидации «рецидивов» народоправства становится единственным подлинно Русским.
Разин был казнен на Болотной площади в Москве. Сначала ему отрубили руку, потом ногу. И тут брат Фрол, потрясенный кровавым зрелищем, выкрикнул, что «готов сотрудничать со следствием». «Молчи, собака!» – прохрипел Степан. И тут же лишился головы…
В начале страшных дел
Обыкновенный фашизм
Таким образом, «прелестные грамоты» Разина были одним из первых набросков радикально антиимперской программы.
Эта право-анархистская по сути своей модель и есть в основных чертах, собственно, Русская Правда. Реализация ее сегодня может оказаться актуальнее, чем даже во времена Разина. И крайне важно тут подчеркнуть, что казачество это не есть некий «братский» (а может, и не очень) русским народ. Подобные идеи популярны и сейчас, озвучивались они и прежде. Но проповедь их лжива и крайне вредоносна. Одним словом, ересь.
Казацкая Правда – это и есть наш особый национальный Путь. До поры, пока модель Царь + Собор Всея Земли не была демонтирована «Тишайшим», он был резервным, альтернативным. После катастрофы Раскола и окончательной ликвидации «рецидивов» народоправства становится единственным подлинно Русским.
Разин был казнен на Болотной площади в Москве. Сначала ему отрубили руку, потом ногу. И тут брат Фрол, потрясенный кровавым зрелищем, выкрикнул, что «готов сотрудничать со следствием». «Молчи, собака!» – прохрипел Степан. И тут же лишился головы…
В начале страшных дел
У Петра было трудное детство (интриги, заговоры) и психическая травма (стрельцы напугали). Но антихристом он стал не поэтому. Просто вся логика царствования его батюшки подводила именно к тем выводам, которые он сделал. Ему надлежало стать уже не царем, а императором. Потому как империя имелась уже как данность. Была власть, ничем и никем не ограниченная. И она, по факту, была сама себе целью и смыслом.
Ведь если Святая Русь сгорала в скитах, а Третий Рим отменили греческие патриархи в 1666-м, то что же кроме языческого, тиранического могущества оставалось? Оставалось сделать к нему последний шаг. Но дорогу Петру в самом начале попытались преградить стрельцы.
Они, как мы видели, и прежде были неизменными участниками народных «правдоискательских» возмущений. И в Соляном бунте активно участвовали, и на сторону Стеньки многие перешли. Но они, в отличие от казаков, не были носителями некой альтернативной программы. Скорее, стрельцы по сути своей были «стражами» Третьего Рима – и как физической реальности, и как метафизической. Когда чуяли, что как-то вкривь политическая линия идет, пытались ее своими бердышами подправить. Но поскольку вслепую рубили, тоже криво выходило…
То, что конкретные стимулы выступлений были всегда связаны с ущемлением их корпоративных интересов (невыплата жалованья, произвол командиров), никоим образом «правдоискательский» мотив не опровергает. Просто стрельцы больше, чем кто-либо в тогдашних российских государственных рамках, были готовы и способны отстаивать свои права.
Ну, а насчет Петра у них, похоже, изначально предчувствие какое-то нехорошее имелось…
В 1682 году стрельцы взбунтовались и перебили немало близких десятилетнему Петру людей. Да, подстрекали их сторонники Милославских (родственников первой жены Алексея Михайловича), но царевич не люб им был и без этого.
Непосредственным поводом для возмущения стали следующие события. Когда царь Федор Алексеевич скончался бездетным, то по старшинству следовало передать престол его брату Ивану – от той же матери (Милославской). Однако наследник был слаб здоровьем. И, ссылаясь на это, группировка, близкая к Наталье Нарышкиной (вторая жена «Тишайшего»), попыталась посадить на отцовский трон Петра.
Но Милославские и царевна Софья обратились перед лицом такого беззакония к стрельцам. Их воевода князь Хованский (он и дал имя всем этим событиям – хованщина) тоже готов был защитить права Ивана.
В итоге лидеров пропетровской коалиции порубили стрельцы. И царями были провозглашены оба брата, а сестра их Софья объявлена правительницей.
Ситуация «шатания» власти была использована «святорусским» элементом для того, чтобы попытаться вернуть Правду и Веру. Но здесь стрельцы (чьи требования об улучшении финансирования были, разумеется, правительством удовлетворены) показали, что они совсем не казаки. Когда холопы подали челобитную об отмене холопской зависимости, стрельцы их разогнали.
Правда, стрельцы вооруженной силой поддержали требование старообрядцев провести диспут о Вере. Начался он в Кремле на площади перед Архангельским собором. Но поскольку он явно грозил перерасти в новый бунт, власти пригласили диспутантов в царские палаты.
Старую Веру защищал суздальский протопоп Никита Добрынин. Князьям Церкви оказалось не под силу сбить его с толку тонкими своими аргументами. В пылу полемики он перешел к прямому действию – «заушал» архиепископа Холмогорского Афанасия.
И его сторонники сочли, что неспособность никониан совладать с Никитой – знак победы истинной веры. Кремль они покинули как триумфаторы. Но в ту же ночь Софья вызвала к себе стрелецких вожаков и потребовала отказаться от защиты старообрядцев, – мол, не воинское это дело – в тонкости теологии вникать. И Никиту «сдали». Мятежный протопоп был казнен на Красной площади «за оскорбление величества».
В том же году власть перешла к массовому террору в отношении старообрядцев. Она осознала, что пока жива Старая Вера, всегда найдется «протопоп», готовый спорить с самим государем. Противящихся новому обряду и «возлагающих хулу на Церковь» постановили сжигать в срубах.
Но недолго оставалось и стрельцам гулять. За «иудин» грех они расплатились еще на этом свете.
В 1698 году недовольные тем, что после тяжкого Азовского похода их перекинули на польскую границу, да и вообще никак не уважали их прежних вольностей, они двинулись на Москву.
Современники так передают их намерения: «Идти к Москве, разорить Немецкую слободу и побить немцев за то, что от них православие закоснело, побить и бояр; послать в иные полки, чтобы и они шли к Москве для того, что стрельцы от бояр и от иноземцев погибают; и к донским казакам ведомость послать; а если царевна в правительство не вступится и по коих мест возмужает царевич, можно взять и князя Василия Голицына: он к стрельцам и в Крымских походах, и на Москве милосерд был, а по коих мест государь здравствует, и нам Москвы не видать; государя в Москву не пустить и убить за то, что почал веровать в немцев, сложился с немцами».
Но в походе своем проявили они ту же непоследовательность, что и в хованщину. Созданное Иваном Грозным «третьеримское» по всем статьям воинство не в состоянии было выступить с какой-то самостоятельной программой. Действовать по-казачьи, на свой страх и риск, без водительства со стороны кого-то из царской фамилии, они не умели. Но заточенная в Новодевичьем монастыре Софья встать во главе их мятежа никак не могла.
Вернувшийся из зарубежной «командировки» Петр остался недоволен, что воеводы, подавившие стрелецкий бунт, казнили только зачинщиков. Царь заметил: «А смерти они достойны и за одну противность, что забунтовали и бились против Большого полка». И наступило «утро стрелецкой казни».
Вот тут, когда он лично орудовал топором, народ и опознал его окончательно. По всем статьям. Вспомнили кстати, что, вернувшись из-за границы, вместо поклонения святыням, поехал прямо к Анне Монс и «зажигал» с ней всю ночь.
В народе пошел слух, что и не царь это вовсе, что подменили Петра в «Стеклянном государстве», а в Москве воцарился «жидовин из колена Данова». Согласно пророчествам, такова ведь этническая принадлежность антихриста. Да, Петр и внешне, кстати, судя по портретам, вызывал в этом смысле подозрения…
Ведь если Святая Русь сгорала в скитах, а Третий Рим отменили греческие патриархи в 1666-м, то что же кроме языческого, тиранического могущества оставалось? Оставалось сделать к нему последний шаг. Но дорогу Петру в самом начале попытались преградить стрельцы.
Они, как мы видели, и прежде были неизменными участниками народных «правдоискательских» возмущений. И в Соляном бунте активно участвовали, и на сторону Стеньки многие перешли. Но они, в отличие от казаков, не были носителями некой альтернативной программы. Скорее, стрельцы по сути своей были «стражами» Третьего Рима – и как физической реальности, и как метафизической. Когда чуяли, что как-то вкривь политическая линия идет, пытались ее своими бердышами подправить. Но поскольку вслепую рубили, тоже криво выходило…
То, что конкретные стимулы выступлений были всегда связаны с ущемлением их корпоративных интересов (невыплата жалованья, произвол командиров), никоим образом «правдоискательский» мотив не опровергает. Просто стрельцы больше, чем кто-либо в тогдашних российских государственных рамках, были готовы и способны отстаивать свои права.
Ну, а насчет Петра у них, похоже, изначально предчувствие какое-то нехорошее имелось…
В 1682 году стрельцы взбунтовались и перебили немало близких десятилетнему Петру людей. Да, подстрекали их сторонники Милославских (родственников первой жены Алексея Михайловича), но царевич не люб им был и без этого.
Непосредственным поводом для возмущения стали следующие события. Когда царь Федор Алексеевич скончался бездетным, то по старшинству следовало передать престол его брату Ивану – от той же матери (Милославской). Однако наследник был слаб здоровьем. И, ссылаясь на это, группировка, близкая к Наталье Нарышкиной (вторая жена «Тишайшего»), попыталась посадить на отцовский трон Петра.
Но Милославские и царевна Софья обратились перед лицом такого беззакония к стрельцам. Их воевода князь Хованский (он и дал имя всем этим событиям – хованщина) тоже готов был защитить права Ивана.
В итоге лидеров пропетровской коалиции порубили стрельцы. И царями были провозглашены оба брата, а сестра их Софья объявлена правительницей.
Ситуация «шатания» власти была использована «святорусским» элементом для того, чтобы попытаться вернуть Правду и Веру. Но здесь стрельцы (чьи требования об улучшении финансирования были, разумеется, правительством удовлетворены) показали, что они совсем не казаки. Когда холопы подали челобитную об отмене холопской зависимости, стрельцы их разогнали.
Правда, стрельцы вооруженной силой поддержали требование старообрядцев провести диспут о Вере. Начался он в Кремле на площади перед Архангельским собором. Но поскольку он явно грозил перерасти в новый бунт, власти пригласили диспутантов в царские палаты.
Старую Веру защищал суздальский протопоп Никита Добрынин. Князьям Церкви оказалось не под силу сбить его с толку тонкими своими аргументами. В пылу полемики он перешел к прямому действию – «заушал» архиепископа Холмогорского Афанасия.
И его сторонники сочли, что неспособность никониан совладать с Никитой – знак победы истинной веры. Кремль они покинули как триумфаторы. Но в ту же ночь Софья вызвала к себе стрелецких вожаков и потребовала отказаться от защиты старообрядцев, – мол, не воинское это дело – в тонкости теологии вникать. И Никиту «сдали». Мятежный протопоп был казнен на Красной площади «за оскорбление величества».
В том же году власть перешла к массовому террору в отношении старообрядцев. Она осознала, что пока жива Старая Вера, всегда найдется «протопоп», готовый спорить с самим государем. Противящихся новому обряду и «возлагающих хулу на Церковь» постановили сжигать в срубах.
Но недолго оставалось и стрельцам гулять. За «иудин» грех они расплатились еще на этом свете.
В 1698 году недовольные тем, что после тяжкого Азовского похода их перекинули на польскую границу, да и вообще никак не уважали их прежних вольностей, они двинулись на Москву.
Современники так передают их намерения: «Идти к Москве, разорить Немецкую слободу и побить немцев за то, что от них православие закоснело, побить и бояр; послать в иные полки, чтобы и они шли к Москве для того, что стрельцы от бояр и от иноземцев погибают; и к донским казакам ведомость послать; а если царевна в правительство не вступится и по коих мест возмужает царевич, можно взять и князя Василия Голицына: он к стрельцам и в Крымских походах, и на Москве милосерд был, а по коих мест государь здравствует, и нам Москвы не видать; государя в Москву не пустить и убить за то, что почал веровать в немцев, сложился с немцами».
Но в походе своем проявили они ту же непоследовательность, что и в хованщину. Созданное Иваном Грозным «третьеримское» по всем статьям воинство не в состоянии было выступить с какой-то самостоятельной программой. Действовать по-казачьи, на свой страх и риск, без водительства со стороны кого-то из царской фамилии, они не умели. Но заточенная в Новодевичьем монастыре Софья встать во главе их мятежа никак не могла.
Вернувшийся из зарубежной «командировки» Петр остался недоволен, что воеводы, подавившие стрелецкий бунт, казнили только зачинщиков. Царь заметил: «А смерти они достойны и за одну противность, что забунтовали и бились против Большого полка». И наступило «утро стрелецкой казни».
Вот тут, когда он лично орудовал топором, народ и опознал его окончательно. По всем статьям. Вспомнили кстати, что, вернувшись из-за границы, вместо поклонения святыням, поехал прямо к Анне Монс и «зажигал» с ней всю ночь.
В народе пошел слух, что и не царь это вовсе, что подменили Петра в «Стеклянном государстве», а в Москве воцарился «жидовин из колена Данова». Согласно пророчествам, такова ведь этническая принадлежность антихриста. Да, Петр и внешне, кстати, судя по портретам, вызывал в этом смысле подозрения…
Обыкновенный фашизм
Петр упраздняет патриаршество в «никонианской» Церкви и обрушивает новые массированные гонения на старообрядцев.
Те делают однозначный вывод: «Сатанинские власти Бог, словами пророка, яко врагов истине повелевает ненавидити, глаголя, ненавидящие тя, Господи, возненавидех, совершенною ненавистью возненавидех их, бо враги быше мои».
Империя, учрежденная Петром, и ее ритуалы есть, с их точки зрения, «служение новым Ваалам и Астартам». Император стал для них лже-Христом, который «нача превозношатися паче всех глаголемых Богов».
Те поэтические славословия, с которыми обращались к императору, истолковывались просто как откровенное кощунство:
Петр резко и кроваво трансформирует «третьеримскую» идеологическую модель в совершенно сатанинском ключе. Он изымает из нее смысл и оправдание, замыкая на себя.
Последователи Иосифа Санина учили, что служение государству Русскому есть служение самому Господу, поскольку Самодержец отвечает перед небесным владыкой не только за тела, но и за души подданных. Именно поэтому Грозный считал себя вправе вести их к Свету через казни, адским подобные.
При Петре же Третий Рим фактически превращается в новое издание первого – имперско-милитаристского. Но государство не для того на Руси создавалось, чтоб ему, как идолу языческому, тысячами людей в жертву приносили в ингерманландских болотах.
Какой там террор опричный, Петр учиняет форменный геноцид. И дело не только в том, что Петербург, мол, «на костях построен». Он изъял прежний смысл из жизни русских и дал иной – чужой и чуждый. Вот она подмена, которая в «Стеклянном государстве» случилась…
Система, созданная Петром, – это обыкновенный фашизм (странно, что этого не замечают чтущие «великого реформатора» наши либералы-западники). Причем он был куда более последователен в реализации базовых фашистских принципов, нежели сам Муссолини.
Дуче в «Доктрине фашизма» писал: «Фашистская концепция государства антииндивидуалистична; фашизм признает индивида, поскольку он совпадает с государством… для фашиста все в государстве и ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства».
Тут, кстати, коренное отличие фашизма от национал-социализма. Для первого – государство превыше всего, и народ фактически – его продукт и его инструмент. Для «гитлеристов» же абсолют – это нация.
Но Муссолини не додумался упразднить папство и заменить понтифика советом кардиналов, за которыми надзирал бы партийный обер-прокурор. А первый россиянский император подобное с успехом проделал.
При Петре все тотально и безысходно служат государству. А «государство это – он». Впрочем, «мореплаватель и плотник», в отличие Людовика XIV (автора этой формулы абсолютизма), и сам служил, а не сибаритствовал. Но его труды – труды во славу опять-таки идола империи.
Дворяне при Петре поголовно и практически бессрочно военную лямку тянут, а крестьяне уравниваются с холопами. И мало того что пашут на бар, так еще и в казну каждый раб Божий налоги повышенные платит. Да к тому же в рекруты их забирают, чего раньше не бывало. И никакого высшего смысла у этой всероссийской казармы нет.
Те делают однозначный вывод: «Сатанинские власти Бог, словами пророка, яко врагов истине повелевает ненавидити, глаголя, ненавидящие тя, Господи, возненавидех, совершенною ненавистью возненавидех их, бо враги быше мои».
Империя, учрежденная Петром, и ее ритуалы есть, с их точки зрения, «служение новым Ваалам и Астартам». Император стал для них лже-Христом, который «нача превозношатися паче всех глаголемых Богов».
Те поэтические славословия, с которыми обращались к императору, истолковывались просто как откровенное кощунство:
Ревнители Русской Веры так комментировали этот скандальный текст: «И паки именовался божеством России»… «Ибо он древний змий, сатан, прелестник, свержен бысть за свою гордыню от горних ангельских чинов, взяв члены себе плотские, якоже святии пишут Ефрем и Ипполит: родится сосуд скверный от жены, и сатана в него вселится и начнет творити волею своею».
Он бог твой, бог твой, о Россия!
Он члены взял в тебе плотские
Сошед к тебе от горних мест…
Петр резко и кроваво трансформирует «третьеримскую» идеологическую модель в совершенно сатанинском ключе. Он изымает из нее смысл и оправдание, замыкая на себя.
Последователи Иосифа Санина учили, что служение государству Русскому есть служение самому Господу, поскольку Самодержец отвечает перед небесным владыкой не только за тела, но и за души подданных. Именно поэтому Грозный считал себя вправе вести их к Свету через казни, адским подобные.
При Петре же Третий Рим фактически превращается в новое издание первого – имперско-милитаристского. Но государство не для того на Руси создавалось, чтоб ему, как идолу языческому, тысячами людей в жертву приносили в ингерманландских болотах.
Какой там террор опричный, Петр учиняет форменный геноцид. И дело не только в том, что Петербург, мол, «на костях построен». Он изъял прежний смысл из жизни русских и дал иной – чужой и чуждый. Вот она подмена, которая в «Стеклянном государстве» случилась…
Система, созданная Петром, – это обыкновенный фашизм (странно, что этого не замечают чтущие «великого реформатора» наши либералы-западники). Причем он был куда более последователен в реализации базовых фашистских принципов, нежели сам Муссолини.
Дуче в «Доктрине фашизма» писал: «Фашистская концепция государства антииндивидуалистична; фашизм признает индивида, поскольку он совпадает с государством… для фашиста все в государстве и ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства».
Тут, кстати, коренное отличие фашизма от национал-социализма. Для первого – государство превыше всего, и народ фактически – его продукт и его инструмент. Для «гитлеристов» же абсолют – это нация.
Но Муссолини не додумался упразднить папство и заменить понтифика советом кардиналов, за которыми надзирал бы партийный обер-прокурор. А первый россиянский император подобное с успехом проделал.
При Петре все тотально и безысходно служат государству. А «государство это – он». Впрочем, «мореплаватель и плотник», в отличие Людовика XIV (автора этой формулы абсолютизма), и сам служил, а не сибаритствовал. Но его труды – труды во славу опять-таки идола империи.
Дворяне при Петре поголовно и практически бессрочно военную лямку тянут, а крестьяне уравниваются с холопами. И мало того что пашут на бар, так еще и в казну каждый раб Божий налоги повышенные платит. Да к тому же в рекруты их забирают, чего раньше не бывало. И никакого высшего смысла у этой всероссийской казармы нет.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента