Страница:
– Да… Слегка.
– А теперь?
– То же самое.
– А так?
– Да что ты гладишь меня!
– Я не глажу. Если бы у тебя был перелом, ты бы сейчас потерял сознание от боли. Если вывих – просто выл бы волком. И даже если простое растяжение, непременно попытался бы двинуть меня здоровой ногой. А вот здесь – как?
– Э, полегче. Это мое мясо.
– Очень хорошо.
– Не тяни, Катя. Нам сегодня еще работать.
– Боюсь… насчет работать… – она выразительно пожала плечами. Мол, и безногого можно научить бегать, только набегает он с гулькин причиндал.
– Объясни толком.
– Даня, это воздействие магического амулета, только очень хитрого и очень дорогого…
– Насколько дорогого?
– На нашем уровне такой добыть невозможно.
– Тогда какого рожна… – начал было генерал и вдруг осекся. Странная догадка посетила его.
– Должно быть похоже на обычное «лассо школьницы». Было что-то вроде «лассо школьницы»?
– Да.
– По идее, эту штука должна была отрезать тебе ногу, но что-то не сработало. А когда такие вещи не срабатывают, они убивают, – насколько я знаю их конструкторов. Но она и не убила тебя. Случаются же такие чудеса! Понять не могу, какой фактор помешал? Смотрю и не вижу…
– Я тебе потом расскажу, Катя, а ты давай, резче языком работай.
– Конечно. Хорошо. Так вот, Даня, остаточное магическое воздействие, оно вроде рулетки… Непонятно сказала? Ладно. Оно вроде игральной карты. Может рубашкой кверху лечь, а может картинкой. Пятьдесят на пятьдесят. Если ляжет, как надо, нога твоя получит назад потерянную чувствительность, да и вообще все будет нормально. А если… другой случай, то тебе каюк. И даже не знаю, сколько осталось до последней точки: то ли полчаса, то ли неделя.
Даня заулыбался. Весть о том, что смерть дышит ему в лицо, кажется, ничуть не расстроила генерала. Он лишь почесал лоб и сказал:
– Хоть отдохну от ваших морд. До чего ж вы меня достали!
Тэйки, улыбаясь тем же ласковым манером, ответила:
– Куда ты от нас, генералишка малосольный! Все равно скоро в одном месте будем.
– И ты думаешь, тебя в этом прикиде пустят в ад?
– А кто их будет спрашивать? Просто подойду к воротам – или какая там у них система на входе, – и займусь тем же, чем и здесь занимаюсь, разбором нелюди на запчасти, стало быть. Я так думаю, она что здесь, у нас, что там, на родине у них, из одного дерьма склеена.
Неожиданно Катя шлепнула генерала по середине бедра. Звук разнесся по всей комнате.
– Что за резкие движения? – осведомился Даня.
– Почувствовал?
– Почувствовал – что, Катя?
Та вздохнула и поморщилась. Ответила она тем же официальным голосом, каким Даня приказывал ей «доложить» диагноз.
– Пять минут назад, генерал, это место еще знало, что такое «больно». Теперь забыло. Твоя карта худо легла. Что будем делать?
Она знала, что ей придется делать, но оттягивала миг, когда это узнают все.
– А какие у нас варианты, Катюша? – столь же ровно спросил ее Даня.
– Рыжий Макс из команды Хряка, он тут один и врач, и маг, и еще много чего.
– Нет, Катя. Я могу сдохнуть до того, как он прибудет. И еще: почем ты знаешь, умеет ли Макс лечить такие вещи?
– Я и не знаю. Можно вызвать специалиста из Подземного магического круга…
Тэйки не удержалась и фыркнула. Вдруг Немо произнес, обращаясь к Кате:
– Извини, пожалуйста, но тебе придется…. – он сделал шаг вперед и погладил Катю по руке, как маленького ребенка.
Тем временем Даня рассуждал:
– Не хотелось бы. Либо за меня должает вся команда, и должает крепко. За такие вещи они просто в кабалу берут… Либо я выхожу из команды и должаю сам за себя. – Он хмыкнул. – Что ж, мало не покажется. А придется-то ей что, Немо, а?
– Даня… – замялась Катя, – Даня… или тебе нужна женщина. Срочно. А нас тут только две. И если Тэйки сама не пожелает…
– Стоп. Этот способ – сто процентов излечения?
– Да. – сухо ответила ему Катя.
– Дайте подумать…
Даня помрачнел.
– Как глупо.
Даня помотал головой все на тот же мотив: «Как глупо!»
– Тогда я склоняюсь к мысли выйти из команды…
Катя невесело улыбнулась:
– Ты же слышал, что сказал Немо. А он не умеет ошибаться…
– Не всегда, – опроверг ее генерал.
– Не всегда, – подтвердил Немо. – Но сейчас, скорее всего, так и будет.
– Посмотрим… Команда, слушай меня!
– Мы теряем время, Даня, болван, или ты не понимаешь?
– Заткнись, Тэйки, я сказал: слушать меня. Не стоит такой траты генерал, который не сумел в одиночку справиться с оравой дикой шпаны. Они – никто. А я дал себя ранить и почти дал себя убить. Легче кому-то из вас принять на себя командование, чем ограничивать ради меня свободу, принадлежащую каждой из вас… О тебе, Немо, не говорю, из тебя, старой жестянки, никакой генерал. Только если кто-то из девочек, или со стороны…
– Глупости, – мягко резюмировала Катя.
Тэйки подскочила к генералу и заорала на него:
– Сбрендил? Лучше тебя я не видела тактика. Да и стрелка, в общем, тоже. Среди нас ты – генерал. Понял? Только ты! Я и готова, если надо…
Тут она влепила Дане оглушительную пощечину. Сделала паузу и закатила вторую.
– Это еще за что?
– Первая – за то, что ты заставил меня признать тебя лучшим. А вторая – за сопли. Твои сопли тут никому не нужны.
Еще бы Тэйки не петушиться! Три с лишним года назад Гвоздь и Даня примкнули к остаткам команды Крохи, уже собравшимся разбрестись: команды из них не получалось, во всяком случае, сильной команды. Тогда долго решали, кому верховодить, и когда решили в пользу Дани, она дралась с ним, руку ему вывернула из сустава, могла бы вообще прибить… ну, или… если бы не повезло чуть-чуть, он бы ее прибил. Тоже ведь крепкий… Немо с Катей оттащили Тэйки и объяснили ей: «Подчинись или уйди!» Друзья называется! Она же с ними… не один год! Вместе от смерти спасались! Но вышло к лучшему, Даня оказался мужиком-на-своем-месте. Тэйки жутко не нравилось, что в команде есть кто-то, кому следует подчиняться, но этот кто-то хотя бы достоин был уважения. Ну, временами. Не как сейчас.
Упрямый Даня сделал еще одну попытку:
– Мое предложение логично. Разве не так? Подумайте хорошенько, свистушки!
Вместо свистушек ему ответил Немо:
– Прости, генерал, не совсем. Твое предложение основано на недостаточном количестве информации.
– Что?
– Это не шпана. Не банда. Не стая. Отделение верных защитников, нештатно одетое и вооруженное.
– Как… ты… суть их почувствовал?
Немо кивнул. Даня провел тыльной стороной ладони по губам. Обычно он так делал, когда какое-то происшествие казалось ему непонятным, но настораживающим.
– Я… подумаю об этом. Позже. А теперь я забираю свое предложение назад и приказываю: Катя, займись мной.
Тэйки очень хотелось выяснить, чего ради генерал отверг ее, хотя и слышал… конечно, слышал!.. ее фразу про «если надо». Нет слов, как ей хотелось понять Даню, паршивца, идиота… Почему? Но поскольку Кате, их милой и доброй мамашке, выпала несуразная служба, Тэйки сдержалась. Иногда надо быть пай-девочкой. Такой тонкой и воспитанной, что хоть обосрись.
Может, он двинулся на перестарочках? Его же стерве Женьке Рытовой под двадцать пять годков! И охота ему с бабульками… Впрочем, пусть бы и двинулся генерал Даня на старой завали, какое ей, госпоже Тэйкемии, дело? Совершенно никакого дела.
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
– А теперь?
– То же самое.
– А так?
– Да что ты гладишь меня!
– Я не глажу. Если бы у тебя был перелом, ты бы сейчас потерял сознание от боли. Если вывих – просто выл бы волком. И даже если простое растяжение, непременно попытался бы двинуть меня здоровой ногой. А вот здесь – как?
– Э, полегче. Это мое мясо.
– Очень хорошо.
– Не тяни, Катя. Нам сегодня еще работать.
– Боюсь… насчет работать… – она выразительно пожала плечами. Мол, и безногого можно научить бегать, только набегает он с гулькин причиндал.
– Объясни толком.
– Даня, это воздействие магического амулета, только очень хитрого и очень дорогого…
– Насколько дорогого?
– На нашем уровне такой добыть невозможно.
– Тогда какого рожна… – начал было генерал и вдруг осекся. Странная догадка посетила его.
– Должно быть похоже на обычное «лассо школьницы». Было что-то вроде «лассо школьницы»?
– Да.
– По идее, эту штука должна была отрезать тебе ногу, но что-то не сработало. А когда такие вещи не срабатывают, они убивают, – насколько я знаю их конструкторов. Но она и не убила тебя. Случаются же такие чудеса! Понять не могу, какой фактор помешал? Смотрю и не вижу…
– Я тебе потом расскажу, Катя, а ты давай, резче языком работай.
– Конечно. Хорошо. Так вот, Даня, остаточное магическое воздействие, оно вроде рулетки… Непонятно сказала? Ладно. Оно вроде игральной карты. Может рубашкой кверху лечь, а может картинкой. Пятьдесят на пятьдесят. Если ляжет, как надо, нога твоя получит назад потерянную чувствительность, да и вообще все будет нормально. А если… другой случай, то тебе каюк. И даже не знаю, сколько осталось до последней точки: то ли полчаса, то ли неделя.
Даня заулыбался. Весть о том, что смерть дышит ему в лицо, кажется, ничуть не расстроила генерала. Он лишь почесал лоб и сказал:
– Хоть отдохну от ваших морд. До чего ж вы меня достали!
Тэйки, улыбаясь тем же ласковым манером, ответила:
– Куда ты от нас, генералишка малосольный! Все равно скоро в одном месте будем.
– И ты думаешь, тебя в этом прикиде пустят в ад?
– А кто их будет спрашивать? Просто подойду к воротам – или какая там у них система на входе, – и займусь тем же, чем и здесь занимаюсь, разбором нелюди на запчасти, стало быть. Я так думаю, она что здесь, у нас, что там, на родине у них, из одного дерьма склеена.
Неожиданно Катя шлепнула генерала по середине бедра. Звук разнесся по всей комнате.
– Что за резкие движения? – осведомился Даня.
– Почувствовал?
– Почувствовал – что, Катя?
Та вздохнула и поморщилась. Ответила она тем же официальным голосом, каким Даня приказывал ей «доложить» диагноз.
– Пять минут назад, генерал, это место еще знало, что такое «больно». Теперь забыло. Твоя карта худо легла. Что будем делать?
Она знала, что ей придется делать, но оттягивала миг, когда это узнают все.
– А какие у нас варианты, Катюша? – столь же ровно спросил ее Даня.
– Рыжий Макс из команды Хряка, он тут один и врач, и маг, и еще много чего.
– Нет, Катя. Я могу сдохнуть до того, как он прибудет. И еще: почем ты знаешь, умеет ли Макс лечить такие вещи?
– Я и не знаю. Можно вызвать специалиста из Подземного магического круга…
Тэйки не удержалась и фыркнула. Вдруг Немо произнес, обращаясь к Кате:
– Извини, пожалуйста, но тебе придется…. – он сделал шаг вперед и погладил Катю по руке, как маленького ребенка.
Тем временем Даня рассуждал:
– Не хотелось бы. Либо за меня должает вся команда, и должает крепко. За такие вещи они просто в кабалу берут… Либо я выхожу из команды и должаю сам за себя. – Он хмыкнул. – Что ж, мало не покажется. А придется-то ей что, Немо, а?
– Даня… – замялась Катя, – Даня… или тебе нужна женщина. Срочно. А нас тут только две. И если Тэйки сама не пожелает…
– Стоп. Этот способ – сто процентов излечения?
– Да. – сухо ответила ему Катя.
– Дайте подумать…
Даня помрачнел.
– Как глупо.
Даня помотал головой все на тот же мотив: «Как глупо!»
– Тогда я склоняюсь к мысли выйти из команды…
Катя невесело улыбнулась:
– Ты же слышал, что сказал Немо. А он не умеет ошибаться…
– Не всегда, – опроверг ее генерал.
– Не всегда, – подтвердил Немо. – Но сейчас, скорее всего, так и будет.
– Посмотрим… Команда, слушай меня!
– Мы теряем время, Даня, болван, или ты не понимаешь?
– Заткнись, Тэйки, я сказал: слушать меня. Не стоит такой траты генерал, который не сумел в одиночку справиться с оравой дикой шпаны. Они – никто. А я дал себя ранить и почти дал себя убить. Легче кому-то из вас принять на себя командование, чем ограничивать ради меня свободу, принадлежащую каждой из вас… О тебе, Немо, не говорю, из тебя, старой жестянки, никакой генерал. Только если кто-то из девочек, или со стороны…
– Глупости, – мягко резюмировала Катя.
Тэйки подскочила к генералу и заорала на него:
– Сбрендил? Лучше тебя я не видела тактика. Да и стрелка, в общем, тоже. Среди нас ты – генерал. Понял? Только ты! Я и готова, если надо…
Тут она влепила Дане оглушительную пощечину. Сделала паузу и закатила вторую.
– Это еще за что?
– Первая – за то, что ты заставил меня признать тебя лучшим. А вторая – за сопли. Твои сопли тут никому не нужны.
Еще бы Тэйки не петушиться! Три с лишним года назад Гвоздь и Даня примкнули к остаткам команды Крохи, уже собравшимся разбрестись: команды из них не получалось, во всяком случае, сильной команды. Тогда долго решали, кому верховодить, и когда решили в пользу Дани, она дралась с ним, руку ему вывернула из сустава, могла бы вообще прибить… ну, или… если бы не повезло чуть-чуть, он бы ее прибил. Тоже ведь крепкий… Немо с Катей оттащили Тэйки и объяснили ей: «Подчинись или уйди!» Друзья называется! Она же с ними… не один год! Вместе от смерти спасались! Но вышло к лучшему, Даня оказался мужиком-на-своем-месте. Тэйки жутко не нравилось, что в команде есть кто-то, кому следует подчиняться, но этот кто-то хотя бы достоин был уважения. Ну, временами. Не как сейчас.
Упрямый Даня сделал еще одну попытку:
– Мое предложение логично. Разве не так? Подумайте хорошенько, свистушки!
Вместо свистушек ему ответил Немо:
– Прости, генерал, не совсем. Твое предложение основано на недостаточном количестве информации.
– Что?
– Это не шпана. Не банда. Не стая. Отделение верных защитников, нештатно одетое и вооруженное.
– Как… ты… суть их почувствовал?
Немо кивнул. Даня провел тыльной стороной ладони по губам. Обычно он так делал, когда какое-то происшествие казалось ему непонятным, но настораживающим.
– Я… подумаю об этом. Позже. А теперь я забираю свое предложение назад и приказываю: Катя, займись мной.
Тэйки очень хотелось выяснить, чего ради генерал отверг ее, хотя и слышал… конечно, слышал!.. ее фразу про «если надо». Нет слов, как ей хотелось понять Даню, паршивца, идиота… Почему? Но поскольку Кате, их милой и доброй мамашке, выпала несуразная служба, Тэйки сдержалась. Иногда надо быть пай-девочкой. Такой тонкой и воспитанной, что хоть обосрись.
Может, он двинулся на перестарочках? Его же стерве Женьке Рытовой под двадцать пять годков! И охота ему с бабульками… Впрочем, пусть бы и двинулся генерал Даня на старой завали, какое ей, госпоже Тэйкемии, дело? Совершенно никакого дела.
Глава 6
Любовь южанки
Даню оттащили в маленькую комнатку, где жила Катя, положили на убитый матрац, служивший ей постелью, а кое-кто даже попытался ему помочь со стягиванием штанных остатков, но на кое-кого генерал вяло шикнул:
– Отвали, бешеная овца.
Немо покинул Катину спальню, ободряюще улыбнувшись ее хозяйке. А Тэйки куражливо бросила:
– Счастливой брачной ночи, мадам!
Катя, как только дождалась антракта в детском утреннике, закрыла дверь на ключ. Повернулась к Дане лицом. Оперлась спиной о дверь. Сложила руки на груди.
– Почему я?
Даня заколебался. Не сказать ли правду? Нет, выйдет только хуже и, кстати, намного неправдоподобнее рабочей версии…
– Всего-навсего логика, ничего больше. Во-первых, ты лучше знаешь, какие фортели надо вытворять, чтобы я остался жив. Да нефиг тут гримасы лепить, я магические фортели имею в виду, а не это самое! Ведь одним этим самым дела-то не сделаешь, так?
– Да все несложно, Даня. Я бы научила.
– И, во-вторых, если бы я переспал с Тэйки, команда перестала бы существовать самое позднее через месяц.
– Почему?
– Интуиция, Катя. Я чувствую команду как свое тело, и что-то говорит мне совершенно ясно: здесь – больно, здесь не надо трогать…
– А со мной?
– Я понимаю, Катя. У тебя в башке и в сердце до сих пор Кроха. Так? Не отвечай, без того знаю.
– Я поклялась, дорогой мой генерал, не ложиться ни с кем, пока не отыщу достойного. И ты прости, юноша, хоть и хорош, но для меня ты сущее… – она запнулась.
– Дитя?
– Ты это сказал.
– Да мне не жалко.
– Ты приказываешь мне нарушить клятву? Так попросту, по-бытовому? И Тэйки…
– Никаких Тэйки, Катя! Просто поверь. Вы не зря сделали меня генералом, я вижу кое-что такое, чего не видит никто из вас, – вдохновенно врал Даня.
Его собеседница устало покачала головой.
– Растете вы… Кажется, совсем недавно знала вас всех, как облупленных, а теперь не очень знаю и почти совсем не понимаю…
– Блин, да как мне еще вывернуться, чтоб ты поверила? На ушах сплясать?!
Катя молча сняла куртку и принялась расстегивать рубашку.
– Погоди… Ты можешь поставить… у спящего человека?
– Что поставить?
– Ну… то. Сидора Сидорыча.
– Не понимаю тебя.
– Да член, Катя! Болт! Причиндал мужицкий! Банан! Факел! У тебя хватит умения проделать… все дела… со спящим?
Она уставилась на генерала удивленно. Потом в глазах Кати появился огонек понимания.
– Пожалуй, могу.
– У тебя тут есть запасная аптечка, я знаю. Возьми шприц и вколи мне морфинала… одну ампулу. Не больше! Вечером я должен быть на ногах. А потом… в общем, врачебное мероприятие.
Она легким движением поправила волосы. Молчала. Смотрела на Даню испытывающе.
– Разъясни-ка мне, это как же, не болтовня была детсадовская, а ты и на самом деле не хочешь меня?
Генерал усмехнулся.
– На свете есть много вещей поважнее.
– Положим, глупости говоришь.
– Ты не поняла меня, Катя. По правде сказать, я не знаю, хочу я тебя, или нет. Ты была для всех нас матерью, и до сих пор осталась. Мне и в голову не приходило…
Дане, конечно, приходило в голову, и не раз. Но сейчас ему нужна была команда, работающая как часы, старая добрая команда, которая до сегодняшнего утра готова была без посторонней помощи атаковать весь мир. Имелась еще и иная причина… В общем, генерал готов был сочинять убедительную ложь пудами и километрами, только бы Катя сыграла свою роль просто и без церемоний.
– Не очень-то я тебе верю… Но со шприцем, откровенно говоря, выйдет лучше, чем без него. Ты только не обижайся, Даня.
– Катя… Ты не станешь для меня женщиной, я не стану для тебя мужчиной. Все останется на своих местах. А теперь хватит болтать и выдрючиваться. Займись делом.
Катя молча раздела его. Торопливо, небрежно, как раздраженная мамашка стягивают с мальчугана майку, пропахшую потом. «Где ты гулял? Почему изгваздался, как поросенок?» Столь же торопливо сняла собственную рубашку… сняла, и только потом догадалась потушить верхний свет, а вместо него зажгла настольную лампу, но и ее загородила какой-то бытовой мелочью – Даня не обратил внимания, какой именно, – оставив в комнате лишь неровный плеск бледности… Катя суетилась. Такого генерал не замечал за ней прежде.
Он было подумал: «А она сама… не врет ли часом? Может, ей хотелось сделать меня своим мужчиной… Только кривлялась, мол, Кроха-Кроха… Четыре года нет его, а Катя – не железная». Но потом эту тщеславную мысль сменила другая, более здравая и для способа думать, присущего Дане, очень характерная: «Да все бабы волнуются, когда думают об этом…»
– Ты южанка?
– Что?
– Я говорю, ты родом с юга? Только не с юга Москвы, а вообще – с юга? Ты смуглая, как корка пшеничного хлеба… я ел такой несколько раз.
– Заметил-таки? Эту кожу ты видишь каждый день.
– Только ладони и лицо. А теперь разглядел побольше.
– Нравится? – тон, которым был задан этот вопрос, поставил Даню в тупик. Ему оставалось дать вежливый осторожный ответ:
– Конечно, нравится. Ужасно красиво… Но ты не ответила.
– Ты раньше никогда не спрашивал. Да, я из Харькова. Это город… это был город далеко-далеко на юге. Богатый город. Там очень тепло, теплее, чем в Москве… неважно. Лучше бы нам не болтать сейчас. Трепотня мешает моей работёнке, а мне бы надо сосредоточиться.
Генерал послушно заткнулся. Катя легонько пошумливала, расставляя вокруг постели разнообразную магическую мелочь. Тенькали по каменному полу склянки, глухо стукнул неведомый деревянный предмет, зашелестела старая бумага… новой бумаги Даня не видел никогда.
Раз или два ему удавалось различить в мутном сееве почти-света очертания ее тела. Сначала Катя ему не понравилась. Тяжела. Дане по душе были девочки легкие, стремительные, невесомые, резкие. Катя нисколько не подходила под это определение. Но ее пластичная мягкость, плавная округлость заставили генерала думать о ней.
Катя принялась вполголоса напевать гоблинское заклинание, отбивая ритм пятками об пол. Медленно, потом быстрее, быстрее, еще быстрее… Не замедляя ритма, она наполнила шприц и сделала укол. Затем полоснула себя по руке ножом, вымазала лицо кровью и точно так же залила ею Данино лицо. Человеческие маги любят рисовать на теле кровавые письмена и узоры; гоблинская магия более проста и прагматична: красного сока должно быть просто-напросто много, тогда его древний состав сам примется за работу…
Даня пытался уследить за женщиной, но уже не мог: всё двоилось у него в глазах. Размытые очертания плеч, бедер, шеи завораживали Даню. Линии плавных изгибов Катиного тела плыли вокруг ложа в ритме стремительного танца. В конце концов генерал пришел к выводу: его врачевательница хоть и стара, но очень красива… Он почти возжелал Катю, когда почувствовал на себе ее тяжесть. Однако в этот миг снотворное начало действовать всерьез, и желание завертелось вместе с потолком, лицом Кати и всем миром, чтобы через несколько мгновений исчезнуть…
– Отвали, бешеная овца.
Немо покинул Катину спальню, ободряюще улыбнувшись ее хозяйке. А Тэйки куражливо бросила:
– Счастливой брачной ночи, мадам!
Катя, как только дождалась антракта в детском утреннике, закрыла дверь на ключ. Повернулась к Дане лицом. Оперлась спиной о дверь. Сложила руки на груди.
– Почему я?
Даня заколебался. Не сказать ли правду? Нет, выйдет только хуже и, кстати, намного неправдоподобнее рабочей версии…
– Всего-навсего логика, ничего больше. Во-первых, ты лучше знаешь, какие фортели надо вытворять, чтобы я остался жив. Да нефиг тут гримасы лепить, я магические фортели имею в виду, а не это самое! Ведь одним этим самым дела-то не сделаешь, так?
– Да все несложно, Даня. Я бы научила.
– И, во-вторых, если бы я переспал с Тэйки, команда перестала бы существовать самое позднее через месяц.
– Почему?
– Интуиция, Катя. Я чувствую команду как свое тело, и что-то говорит мне совершенно ясно: здесь – больно, здесь не надо трогать…
– А со мной?
– Я понимаю, Катя. У тебя в башке и в сердце до сих пор Кроха. Так? Не отвечай, без того знаю.
– Я поклялась, дорогой мой генерал, не ложиться ни с кем, пока не отыщу достойного. И ты прости, юноша, хоть и хорош, но для меня ты сущее… – она запнулась.
– Дитя?
– Ты это сказал.
– Да мне не жалко.
– Ты приказываешь мне нарушить клятву? Так попросту, по-бытовому? И Тэйки…
– Никаких Тэйки, Катя! Просто поверь. Вы не зря сделали меня генералом, я вижу кое-что такое, чего не видит никто из вас, – вдохновенно врал Даня.
Его собеседница устало покачала головой.
– Растете вы… Кажется, совсем недавно знала вас всех, как облупленных, а теперь не очень знаю и почти совсем не понимаю…
– Блин, да как мне еще вывернуться, чтоб ты поверила? На ушах сплясать?!
Катя молча сняла куртку и принялась расстегивать рубашку.
– Погоди… Ты можешь поставить… у спящего человека?
– Что поставить?
– Ну… то. Сидора Сидорыча.
– Не понимаю тебя.
– Да член, Катя! Болт! Причиндал мужицкий! Банан! Факел! У тебя хватит умения проделать… все дела… со спящим?
Она уставилась на генерала удивленно. Потом в глазах Кати появился огонек понимания.
– Пожалуй, могу.
– У тебя тут есть запасная аптечка, я знаю. Возьми шприц и вколи мне морфинала… одну ампулу. Не больше! Вечером я должен быть на ногах. А потом… в общем, врачебное мероприятие.
Она легким движением поправила волосы. Молчала. Смотрела на Даню испытывающе.
– Разъясни-ка мне, это как же, не болтовня была детсадовская, а ты и на самом деле не хочешь меня?
Генерал усмехнулся.
– На свете есть много вещей поважнее.
– Положим, глупости говоришь.
– Ты не поняла меня, Катя. По правде сказать, я не знаю, хочу я тебя, или нет. Ты была для всех нас матерью, и до сих пор осталась. Мне и в голову не приходило…
Дане, конечно, приходило в голову, и не раз. Но сейчас ему нужна была команда, работающая как часы, старая добрая команда, которая до сегодняшнего утра готова была без посторонней помощи атаковать весь мир. Имелась еще и иная причина… В общем, генерал готов был сочинять убедительную ложь пудами и километрами, только бы Катя сыграла свою роль просто и без церемоний.
– Не очень-то я тебе верю… Но со шприцем, откровенно говоря, выйдет лучше, чем без него. Ты только не обижайся, Даня.
– Катя… Ты не станешь для меня женщиной, я не стану для тебя мужчиной. Все останется на своих местах. А теперь хватит болтать и выдрючиваться. Займись делом.
Катя молча раздела его. Торопливо, небрежно, как раздраженная мамашка стягивают с мальчугана майку, пропахшую потом. «Где ты гулял? Почему изгваздался, как поросенок?» Столь же торопливо сняла собственную рубашку… сняла, и только потом догадалась потушить верхний свет, а вместо него зажгла настольную лампу, но и ее загородила какой-то бытовой мелочью – Даня не обратил внимания, какой именно, – оставив в комнате лишь неровный плеск бледности… Катя суетилась. Такого генерал не замечал за ней прежде.
Он было подумал: «А она сама… не врет ли часом? Может, ей хотелось сделать меня своим мужчиной… Только кривлялась, мол, Кроха-Кроха… Четыре года нет его, а Катя – не железная». Но потом эту тщеславную мысль сменила другая, более здравая и для способа думать, присущего Дане, очень характерная: «Да все бабы волнуются, когда думают об этом…»
– Ты южанка?
– Что?
– Я говорю, ты родом с юга? Только не с юга Москвы, а вообще – с юга? Ты смуглая, как корка пшеничного хлеба… я ел такой несколько раз.
– Заметил-таки? Эту кожу ты видишь каждый день.
– Только ладони и лицо. А теперь разглядел побольше.
– Нравится? – тон, которым был задан этот вопрос, поставил Даню в тупик. Ему оставалось дать вежливый осторожный ответ:
– Конечно, нравится. Ужасно красиво… Но ты не ответила.
– Ты раньше никогда не спрашивал. Да, я из Харькова. Это город… это был город далеко-далеко на юге. Богатый город. Там очень тепло, теплее, чем в Москве… неважно. Лучше бы нам не болтать сейчас. Трепотня мешает моей работёнке, а мне бы надо сосредоточиться.
Генерал послушно заткнулся. Катя легонько пошумливала, расставляя вокруг постели разнообразную магическую мелочь. Тенькали по каменному полу склянки, глухо стукнул неведомый деревянный предмет, зашелестела старая бумага… новой бумаги Даня не видел никогда.
Раз или два ему удавалось различить в мутном сееве почти-света очертания ее тела. Сначала Катя ему не понравилась. Тяжела. Дане по душе были девочки легкие, стремительные, невесомые, резкие. Катя нисколько не подходила под это определение. Но ее пластичная мягкость, плавная округлость заставили генерала думать о ней.
Катя принялась вполголоса напевать гоблинское заклинание, отбивая ритм пятками об пол. Медленно, потом быстрее, быстрее, еще быстрее… Не замедляя ритма, она наполнила шприц и сделала укол. Затем полоснула себя по руке ножом, вымазала лицо кровью и точно так же залила ею Данино лицо. Человеческие маги любят рисовать на теле кровавые письмена и узоры; гоблинская магия более проста и прагматична: красного сока должно быть просто-напросто много, тогда его древний состав сам примется за работу…
Даня пытался уследить за женщиной, но уже не мог: всё двоилось у него в глазах. Размытые очертания плеч, бедер, шеи завораживали Даню. Линии плавных изгибов Катиного тела плыли вокруг ложа в ритме стремительного танца. В конце концов генерал пришел к выводу: его врачевательница хоть и стара, но очень красива… Он почти возжелал Катю, когда почувствовал на себе ее тяжесть. Однако в этот миг снотворное начало действовать всерьез, и желание завертелось вместе с потолком, лицом Кати и всем миром, чтобы через несколько мгновений исчезнуть…
Глава 7
Дракон горит
Дане снился сон.
Этот сон приходил к нему часто – чуть ли не раз в месяц.
Он вновь видел, как его родители жгли первого своего дракона.
Само место, где он тогда жил, называли по-разному. Иногда – «ферма номер 11». Иногда – «правительственное детское убежище». Иногда – «резерв генштаба Секретного войска». От тех времен у Дани сохранилось три отчетливых воспоминания. Во-первых, тогда его кормили три раза в день, и для того, чтобы получить пищу, ничего не требовалось предпринимать. Во-вторых, у него были родители. Целых два. Папа успел ему кое-что рассказать о прошлой жизни, той, которую отняли гоблинские дружины. Мама успела объяснить, что крестик на шее – это важно. В-третьих, люди, жившие по-соседству, умели убивать драконов. Конечно, взрослые. Защитники. Детей было много, очень много, но они только-только учились драться, а взрослые дрались уже много лет… Тем не менее, драконов они убивали худо, с большим трудом и большими потерями.
Особенно, когда им пришлось это делать в первый раз…
Незадолго до того дня Дане исполнилось пять лет. Он съел первое и последнее пирожное в своей жизни.
Стоял май. Даня удрал из подземного бункера, чтобы прогуляться снаружи, но далеко отойти не успел. Неожиданно над всем поселком разнесся вой сирены. Даня был научен тому, как вести себя в таких случаях. Он побежал ко входу в подземелье. Будь Даня чуть ближе, он бы скрылся в бункере, но ему не хватило всего лишь полсотни метров: входной люк закрылся прямо у него перед носом.
Пятилетний мальчик кричал, колотил по броне кулачками и, совсем потеряв голову, даже принялся ногтями скрести холодный металл, но люк оставался неподвижным. Никто не откликался на крики и мольбы Дани. Много лет спустя он понял: дежурные выполняли инструкцию – они пытались спасти многих, принеся в жертву одного… Но тогда он был не в состоянии задуматься над этим, а задумавшись, вряд ли понял бы. Тогда его сознание затопил вязкий первобытный ужас. Даня мог только кричать, плакать и трястись от страха.
В конце концов он сел спиной к люку, рыдая и всхлипывая. Тут неподалеку от Дани заработала зенитная установка. Грохот стоял такой, что у мальчика заложило уши. Странным образом оглушительный рев орудия не испугал его, а заинтересовал. «Куда они стреляют?» – подумал Даня.
Рыдания прекратились в одну секунду…
А стреляли они в небо, и там, загораживая ватные громады облаков, повисли грязные лохмотья разрывов. Большое черное существо, судорожно взмахивая крыльями, маневрировало, пытаясь избежать попадания. Даня едва-едва мог различить его контуры. «Что это? Большая птица? Дракон?» Два снаряда все-таки настигли цель, и мальчику показалось, будто из драконьего брюха выдрали ворох тряпок.
Огненные струи ударили с вышины – одна, вторая, третья, – и зенитка захлебнулась. Там, где она стояла, пылало все: дерево, металл, земля, трава… Оттуда слышались вопли обожженных, но еще живых артиллеристов.
Однако и дракону пришлось туго: правое его крыло разорвали осколки артиллерийских снарядов. Чудовище тяжко рухнуло, раздавив и разметав дюжину хибарок. По случайному стечению обстоятельств, место его падения оказалось совсем недалеко от маленькой ниши в холме, скрывавшей входной люк подземелья. Даня разглядел животное во всех подробностях и крепко-накрепко запомнил увиденное.
Дракон? Да, так его называли взрослые, поскольку более удачного слова не нашлось. И так назвал его сам Даня, когда увидел в первый раз. Но с добрыми и мудрыми сказочными драконами это чудовище не имело ничего общего. Кровь из его ран не лилась. Струи огня били не из пасти, а из отверстия, время от времени открывавшегося в груди. Оно же служило дракону ртом, – во всяком случае, ничего в большей степени подходящего на роль рта Даня не заметил. Голова и шея у зверя напрочь отсутствовали. Зато между крыльями на спине бугрился безобразный горб, и по нему свободно перемещались восемь или десять пар глаз. Из брюха выпячивалось огромное вымя, так же усаженное глазами. Длинное, веретенообразное туловище, четыре пары лап, плоский хвост – как у бобра… Никакого сходства с земными динозаврами или птицами.
По дракону били изо всех видов оружия. Пулеметную трескотню то и дело перекрывали взрывы гранат и глухое даханье стингеров. Чудовище топталось на месте, рефлекторно било ошметками крыльев, пускало огненные фонтаны и не собиралось умирать. Оно как будто не было по-настоящему живым и состояло, как тогда показалось мальчику, из черной резины, вроде покрышек у грузовиков. Через много лет Дане объяснили: у многих гоблинских зверушек нет ни крови, ни плоти, ни кожи в привычном смысле этих слов. Это псевдоплоть, и создают ее из крови, плоти и кожи мертвецов…
Небольшой отряд отчаянно храбрых мечников рванулся было дорубить изувеченную тушу, но дракон выпустил им навстречу губительный вал огня. Мало кто из атакующих уцелел. Наконец, кто-то ударил по чудовищу из огнемета, и оно само, как ни странно, запылало. По телу его поползли черные пузырящиеся «слезы». Через минуту дракон больше всего напоминал горящий ком пластилина, размером с трехэтажный дом… Кончено.
В тот день погибли родители Дани.
В тот день кончилось его детство.
В тот день он понял и прочувствовал – глубоко, до самых потрохов, – что означает слово «враг».
Драконы прилетали еще и еще. И это были не только «штурмовые», но и «транспортные» чудовища, приносившие на спине гоблинские десантные отряды. Все они умирали – и драконы, и гоблины, но защитников с каждым днем становилось все меньше. Даня иногда слышал фразы, наполненные неясной угрозой и не рассчитанные на детское разумение… Их произносили вполголоса: «программа истребления человеческих детей»… «нащупали – не отцепятся»… «срочно эвакуировать»… Он не видел боев, поскольку все время находился в убежище под землей и никогда не пытался, как раньше, сбегать. Просто иногда воспитатели и бойцы говорили: «Прилетал дракон». Или: «Таню схоронили вчера». Или: «Не меньше сотни латников, и ни чем их броню не возьмешь, хоть из пулемета. Едва справились…» Кто-то советовал выписать мага у подземных. Ему отвечали в духе: «Во что мы тогда превратимся? Человеческая суть должна оставаться неизменной. Надо сохранять старый культурный уклад». На это все чаще возражали, мол, ради детей надо попробовать…
Но ни эвакуировать бункер, ни раздобыть собственного мага защитники уже не успели. Однажды входной люк задраили, как всегда бывало во время сражений на поверхности, и очень долго не открывали. А потом клепаная броняжка со скрипом отошла в сторону, раздался стон и в бункер вполз офицер, с ног до головы запачканный кровью. Ему еще хватило сил произнести: «Бегите. Может, хоть кто-то спасется»…
Даня выскочил из подземелья первым. И он не смотрел назад, а потому не узнал, спасся ли кто-нибудь еще, кроме него. Даня мог погибнуть раз десять в тот день, но ему повезло выжить. Всякий раз, когда он уходил из-под носа у старухи с остро наточенной косой, перед глазами у него вставала картина: пылающий дракон. Тот самый. Первый. Других он в ту пору не видел.
Впоследствии этот сон приходил к нему часто…
Вот уже десять лет не было для Дани ничего святее пламени, убивающего дракона.
Этот сон приходил к нему часто – чуть ли не раз в месяц.
Он вновь видел, как его родители жгли первого своего дракона.
Само место, где он тогда жил, называли по-разному. Иногда – «ферма номер 11». Иногда – «правительственное детское убежище». Иногда – «резерв генштаба Секретного войска». От тех времен у Дани сохранилось три отчетливых воспоминания. Во-первых, тогда его кормили три раза в день, и для того, чтобы получить пищу, ничего не требовалось предпринимать. Во-вторых, у него были родители. Целых два. Папа успел ему кое-что рассказать о прошлой жизни, той, которую отняли гоблинские дружины. Мама успела объяснить, что крестик на шее – это важно. В-третьих, люди, жившие по-соседству, умели убивать драконов. Конечно, взрослые. Защитники. Детей было много, очень много, но они только-только учились драться, а взрослые дрались уже много лет… Тем не менее, драконов они убивали худо, с большим трудом и большими потерями.
Особенно, когда им пришлось это делать в первый раз…
Незадолго до того дня Дане исполнилось пять лет. Он съел первое и последнее пирожное в своей жизни.
Стоял май. Даня удрал из подземного бункера, чтобы прогуляться снаружи, но далеко отойти не успел. Неожиданно над всем поселком разнесся вой сирены. Даня был научен тому, как вести себя в таких случаях. Он побежал ко входу в подземелье. Будь Даня чуть ближе, он бы скрылся в бункере, но ему не хватило всего лишь полсотни метров: входной люк закрылся прямо у него перед носом.
Пятилетний мальчик кричал, колотил по броне кулачками и, совсем потеряв голову, даже принялся ногтями скрести холодный металл, но люк оставался неподвижным. Никто не откликался на крики и мольбы Дани. Много лет спустя он понял: дежурные выполняли инструкцию – они пытались спасти многих, принеся в жертву одного… Но тогда он был не в состоянии задуматься над этим, а задумавшись, вряд ли понял бы. Тогда его сознание затопил вязкий первобытный ужас. Даня мог только кричать, плакать и трястись от страха.
В конце концов он сел спиной к люку, рыдая и всхлипывая. Тут неподалеку от Дани заработала зенитная установка. Грохот стоял такой, что у мальчика заложило уши. Странным образом оглушительный рев орудия не испугал его, а заинтересовал. «Куда они стреляют?» – подумал Даня.
Рыдания прекратились в одну секунду…
А стреляли они в небо, и там, загораживая ватные громады облаков, повисли грязные лохмотья разрывов. Большое черное существо, судорожно взмахивая крыльями, маневрировало, пытаясь избежать попадания. Даня едва-едва мог различить его контуры. «Что это? Большая птица? Дракон?» Два снаряда все-таки настигли цель, и мальчику показалось, будто из драконьего брюха выдрали ворох тряпок.
Огненные струи ударили с вышины – одна, вторая, третья, – и зенитка захлебнулась. Там, где она стояла, пылало все: дерево, металл, земля, трава… Оттуда слышались вопли обожженных, но еще живых артиллеристов.
Однако и дракону пришлось туго: правое его крыло разорвали осколки артиллерийских снарядов. Чудовище тяжко рухнуло, раздавив и разметав дюжину хибарок. По случайному стечению обстоятельств, место его падения оказалось совсем недалеко от маленькой ниши в холме, скрывавшей входной люк подземелья. Даня разглядел животное во всех подробностях и крепко-накрепко запомнил увиденное.
Дракон? Да, так его называли взрослые, поскольку более удачного слова не нашлось. И так назвал его сам Даня, когда увидел в первый раз. Но с добрыми и мудрыми сказочными драконами это чудовище не имело ничего общего. Кровь из его ран не лилась. Струи огня били не из пасти, а из отверстия, время от времени открывавшегося в груди. Оно же служило дракону ртом, – во всяком случае, ничего в большей степени подходящего на роль рта Даня не заметил. Голова и шея у зверя напрочь отсутствовали. Зато между крыльями на спине бугрился безобразный горб, и по нему свободно перемещались восемь или десять пар глаз. Из брюха выпячивалось огромное вымя, так же усаженное глазами. Длинное, веретенообразное туловище, четыре пары лап, плоский хвост – как у бобра… Никакого сходства с земными динозаврами или птицами.
По дракону били изо всех видов оружия. Пулеметную трескотню то и дело перекрывали взрывы гранат и глухое даханье стингеров. Чудовище топталось на месте, рефлекторно било ошметками крыльев, пускало огненные фонтаны и не собиралось умирать. Оно как будто не было по-настоящему живым и состояло, как тогда показалось мальчику, из черной резины, вроде покрышек у грузовиков. Через много лет Дане объяснили: у многих гоблинских зверушек нет ни крови, ни плоти, ни кожи в привычном смысле этих слов. Это псевдоплоть, и создают ее из крови, плоти и кожи мертвецов…
Небольшой отряд отчаянно храбрых мечников рванулся было дорубить изувеченную тушу, но дракон выпустил им навстречу губительный вал огня. Мало кто из атакующих уцелел. Наконец, кто-то ударил по чудовищу из огнемета, и оно само, как ни странно, запылало. По телу его поползли черные пузырящиеся «слезы». Через минуту дракон больше всего напоминал горящий ком пластилина, размером с трехэтажный дом… Кончено.
В тот день погибли родители Дани.
В тот день кончилось его детство.
В тот день он понял и прочувствовал – глубоко, до самых потрохов, – что означает слово «враг».
Драконы прилетали еще и еще. И это были не только «штурмовые», но и «транспортные» чудовища, приносившие на спине гоблинские десантные отряды. Все они умирали – и драконы, и гоблины, но защитников с каждым днем становилось все меньше. Даня иногда слышал фразы, наполненные неясной угрозой и не рассчитанные на детское разумение… Их произносили вполголоса: «программа истребления человеческих детей»… «нащупали – не отцепятся»… «срочно эвакуировать»… Он не видел боев, поскольку все время находился в убежище под землей и никогда не пытался, как раньше, сбегать. Просто иногда воспитатели и бойцы говорили: «Прилетал дракон». Или: «Таню схоронили вчера». Или: «Не меньше сотни латников, и ни чем их броню не возьмешь, хоть из пулемета. Едва справились…» Кто-то советовал выписать мага у подземных. Ему отвечали в духе: «Во что мы тогда превратимся? Человеческая суть должна оставаться неизменной. Надо сохранять старый культурный уклад». На это все чаще возражали, мол, ради детей надо попробовать…
Но ни эвакуировать бункер, ни раздобыть собственного мага защитники уже не успели. Однажды входной люк задраили, как всегда бывало во время сражений на поверхности, и очень долго не открывали. А потом клепаная броняжка со скрипом отошла в сторону, раздался стон и в бункер вполз офицер, с ног до головы запачканный кровью. Ему еще хватило сил произнести: «Бегите. Может, хоть кто-то спасется»…
Даня выскочил из подземелья первым. И он не смотрел назад, а потому не узнал, спасся ли кто-нибудь еще, кроме него. Даня мог погибнуть раз десять в тот день, но ему повезло выжить. Всякий раз, когда он уходил из-под носа у старухи с остро наточенной косой, перед глазами у него вставала картина: пылающий дракон. Тот самый. Первый. Других он в ту пору не видел.
Впоследствии этот сон приходил к нему часто…
Вот уже десять лет не было для Дани ничего святее пламени, убивающего дракона.
Глава 8
Недолгое счастье
…Катя покинула генерала. Они перестали быть единым целым. Его пламя больше не жгло ее плоть.
Катя легла рядом, положив голову ему на плечо. Счастье, ее переполнявшее, медленно вытекало через глаза и уста, через поры на коже. Катя не могла остановить его уход и даже задержать его. Нежность – пена на счастье, она первой является, и первой покидает пару влюбленных. В памяти останутся только случайные обстоятельства, да еще чувство драгоценности: все, что происходило между двумя людьми, сохранится наподобие сияния, исходящего от бриллианта, рубина или изумруда… Память о любви – память о свете.
У нее есть еще немного времени, побыть собой и попрощаться с недолгим своим счастьем… Катя три года мечтала о Дане! И получила его на четверть часа… Даня никогда не вспомнит о ее руках и губах и никогда не услышит от нее о подробностях. Пусть! Оно того стоило.
Катя полюбила его, как только увидела, сначала как сына, а через пару лет – как мужчину, и уже тогда знала, что этот блистательный мальчик никогда не будет ее. Она видела в снах, как возвращается старая, спокойная и сытая жизнь, как гуляют они с Даней рука об руку по аллеям старого парка, и каждое дерево, каждая пичуга, каждая лужа поет их любовь… Но то – призрачное прошлое, а в настоящем Катя не чаяла даже сегодняшней скудной радости.
Даня любил Тэйки, а девочка – его, хотя оба, по молодости и дурости, еще не сумели понять эту простую правду. Но если б даже они были холодны и равнодушны друг к другу, Катя не посягнула бы на Даню. Он – Генерал, человек, стоивший десятка их групп. Бог весть, откуда взялся и по чьей милости прорезался в мальчишке военный талант, но видели и признавали его все. Ни одна группа не совершила столько рискованных и славных дел без потерь. Только их сумасшедшая четверка.
Когда-то Катя провела два года в Кремле – как имущество старого гоблинского мага, которому втемяшилось отведать прелестей любовницы-человека. Высокое положение хозяина ограждало Катю от тяжелых работ, оскорблений и прочих мук рабства. Он даже учил ее, бывало, азам магии, запретной для людей. То ли не боялся найти в постельном быдле способную ученицу, то ли не намеревался отпустить ее от себя живой, когда страсть иссякнет.
Она не привыкла к нему. Каждую ночь, когда гоблин являлся к ней, он был так же отвратителен, как и в первый раз.
И Катя бежала. Очень опасным способом. От верной смерти ее спасли уроки хозяина, крепко усвоенные ею.
С тех пор она очень высоко ценила тот женский выбор, который совершала ее душа. Она допустила к себе Кроху, любя его. Она соединялась сегодня с Даней, любя его. А не будь этого чувства, Катя просто не подчинилась бы приказу генерала. Как, впрочем, приказу или просьбе любого другого мужчины…
Даня пошевелился.
Она отпрянула. Как быстро! Слишком быстро… Катя принялась одеваться, гоня из головы все лишнее. И когда генерал открыл глаза, она спокойно ответила на его безмолвный вопрос:
– Я сделала все необходимое. И… между нами все осталось на своих местах, Даня. Ты не стал моим мужчиной, я не стала твоей женщиной. А теперь отвернись-ка, дружок, мне еще надо натянуть последние шмотки.
Катя легла рядом, положив голову ему на плечо. Счастье, ее переполнявшее, медленно вытекало через глаза и уста, через поры на коже. Катя не могла остановить его уход и даже задержать его. Нежность – пена на счастье, она первой является, и первой покидает пару влюбленных. В памяти останутся только случайные обстоятельства, да еще чувство драгоценности: все, что происходило между двумя людьми, сохранится наподобие сияния, исходящего от бриллианта, рубина или изумруда… Память о любви – память о свете.
У нее есть еще немного времени, побыть собой и попрощаться с недолгим своим счастьем… Катя три года мечтала о Дане! И получила его на четверть часа… Даня никогда не вспомнит о ее руках и губах и никогда не услышит от нее о подробностях. Пусть! Оно того стоило.
Катя полюбила его, как только увидела, сначала как сына, а через пару лет – как мужчину, и уже тогда знала, что этот блистательный мальчик никогда не будет ее. Она видела в снах, как возвращается старая, спокойная и сытая жизнь, как гуляют они с Даней рука об руку по аллеям старого парка, и каждое дерево, каждая пичуга, каждая лужа поет их любовь… Но то – призрачное прошлое, а в настоящем Катя не чаяла даже сегодняшней скудной радости.
Даня любил Тэйки, а девочка – его, хотя оба, по молодости и дурости, еще не сумели понять эту простую правду. Но если б даже они были холодны и равнодушны друг к другу, Катя не посягнула бы на Даню. Он – Генерал, человек, стоивший десятка их групп. Бог весть, откуда взялся и по чьей милости прорезался в мальчишке военный талант, но видели и признавали его все. Ни одна группа не совершила столько рискованных и славных дел без потерь. Только их сумасшедшая четверка.
Когда-то Катя провела два года в Кремле – как имущество старого гоблинского мага, которому втемяшилось отведать прелестей любовницы-человека. Высокое положение хозяина ограждало Катю от тяжелых работ, оскорблений и прочих мук рабства. Он даже учил ее, бывало, азам магии, запретной для людей. То ли не боялся найти в постельном быдле способную ученицу, то ли не намеревался отпустить ее от себя живой, когда страсть иссякнет.
Она не привыкла к нему. Каждую ночь, когда гоблин являлся к ней, он был так же отвратителен, как и в первый раз.
И Катя бежала. Очень опасным способом. От верной смерти ее спасли уроки хозяина, крепко усвоенные ею.
С тех пор она очень высоко ценила тот женский выбор, который совершала ее душа. Она допустила к себе Кроху, любя его. Она соединялась сегодня с Даней, любя его. А не будь этого чувства, Катя просто не подчинилась бы приказу генерала. Как, впрочем, приказу или просьбе любого другого мужчины…
Даня пошевелился.
Она отпрянула. Как быстро! Слишком быстро… Катя принялась одеваться, гоня из головы все лишнее. И когда генерал открыл глаза, она спокойно ответила на его безмолвный вопрос:
– Я сделала все необходимое. И… между нами все осталось на своих местах, Даня. Ты не стал моим мужчиной, я не стала твоей женщиной. А теперь отвернись-ка, дружок, мне еще надо натянуть последние шмотки.
Глава 9
Тайная угроза
– …Это последняя банка, – сообщила Катя, рассыпая кофе по кружкам.
Даня сидел за столом, уплетая черствый хлеб с сыром. Немо с хрустом грыз фиолетовую луковицу, не роняя слез и никак не выказывая намерения запить убийственный харч. Тэйки выскребывала «бомбу» – старого армейского образца банку с гречневой кашей, кое-где украшенной тоненькими ниточками говядины.
Даня сидел за столом, уплетая черствый хлеб с сыром. Немо с хрустом грыз фиолетовую луковицу, не роняя слез и никак не выказывая намерения запить убийственный харч. Тэйки выскребывала «бомбу» – старого армейского образца банку с гречневой кашей, кое-где украшенной тоненькими ниточками говядины.