Дмитрук Андрей. Ветви Большого Дома

   Петр вырос в редко встречающейся семье без родителей. Ее составляли трое братьев и сестра -- дети одного отца, но разных матерей. Мать двоих старших, Петра и Даниила, разошлась с отцом, оставив ему обоих сыновей. Мать младших детей, Климента и Юлии, совсем молоденькая, признала себя неспособной к воспитанию и, более того, сочла свое влияние на детей вредным, а потому поселилась отдельно. Отец, очень ее любивший, но не менее привязанный к потомству, буквально разрывался между их старым домом в Сицилии и усадьбою второй своей жены на Оби. При очередном обновлении организма он предпочел ослабить одно из враждовавших чувств -- любовь к детям... О нет, их совместная жизнь могла бы продолжаться, отец был человеком порядочным и деликатным,-- но тринадцатилетний Петр предпочел завести собственный дом и самолично опекать младших...
   Безусловно, он навещал и Сибирь, и Сицилию: однако действия Петра, как главы семьи, были вполне самостоятельны. Многое удавалось, хотя и не всегда легко. Вынужденные надеяться только на себя, четверо детей шагали к зрелости куда быстрее, чем их сверстники. Надо было видеть, как до седьмого пота натаскивает упрямый Дан легкомысленного Клима по эвроматике, а малышка Юля в это время, закусив губу от усердия, вносит в комнату на подносе собственноручно приготовленный пирог!.. Может быть, они меньше, чем их одногодки, резвились и играли, зато прослыли среди своих друзей исключительно надежными и рассудительными.
   Только один раз учинил Петр сногсшибательную глупость -- как-никак, было ему тогда неполных пятнадцать... Они в очередной раз отправились повидать мамашу Клима -- слава богу, хоть Юльку с собой не взяли!
   После обременительного свидания, на котором бестолковому вихрю слез, поцелуев, упреков и хохота противостояли сдержанные улыбки детей, Дан попросил Петра выполнить давнее обещание -- показать заброшенный мегаполис.
   Итак, они снова вызвали гравиход и полетели в город Сибирск, некогда подмявший три областных центра пятидесятимиллионный мегаполис, один из самых крупных в Федерации Евразии и Северной Америки, иначе -- в Аме-россии, положившей начало всемирному объединению; ныне -- ветшающий, почти мертвый Сибирск, не счищенный с лица Земли единственного из-за этого почти, из-за странной, болезненной жизни, теплившейся в сталебетонных недрах...
   Его кольцевые тоннели, горизонтальные уровни и лифтовые стволы, кое-где слагавшие толщу высотой с Монблан, были полны круглосуточным бесцельным движением и неумолчным шумом. Дряхлея, прогибались перекрытия; отпадали люки, лопались трубопроводы, садился усталый металл, коробилась пластмасса, трещины бежали по стеклу, вспыхивали давно лишенные питания фонари на уровневых проспектах...
   Пробравшись вдоль горизонта "эпсилон" до вертикального ствола "юго-восток-137", увидели братья свалившийся с эстакады линейный экспресс: он не заржавел и не потускнел, поскольку был сделан из нестареющих материалов, он лежал грудой колоссальных бело-голубых игрушек, приводя в бурный восторг малыша Клима. А дальше открылся пустынный стадион, районная арена на двести тысяч мест, и они сыграли там в футбол подобранной тут же облезлой клеенчатой сумкой; а сумка, надо полагать, упала из находившегося полууровнем выше супермаркета размером со стадион, откуда до сих пор несло гнилыми овощами.
   После того, как Петр блистательно провел очередной "мяч" в ворота, защищаемые Даном, тот раздраженно заявил, что игра ему надоела. Они покинули зловеще гулкую чащу высоченных трибун -- один из секторов осел, видимо, подмытый почвенными водами. Впереди, за просторной набережной с двумя-тремя скелетами электромобилей, лежал пешеходный мост через Томь -- черную, маслянистую, слабоумно говорливую Томь в ?келезобетонном корыте, Томь, более двух веков не видевшую солнца.
   Скоро им вовсе расхотелось играть, прятаться друг от друга, разбить случайно уцелевшие стекла. Тишина все сильнее гнула долу, всеобъемлющая, лишь подчеркиваемая безумным лепетом реки, далекими грохотами и близкими противно-одушевленными скрипами и царапаньями. Клим первый это высказал: наверх, наверх, к небу, пускай даже не синему, а самому злому и дождливому. "Небо где, небо?"--скулил Клим.
   Обратный путь оказался нестерпимо долгим, путаным; к тому же в заречной темноте словно бы кто-то ждал, пока они обернутся спинами, чтобы броситься вдогонку, и этот кто-то даже пару раз выдал себя тяжкими, с подвыванием, вздохами -- или то пленный ветер бродил среди решетчатых опор?..
   Воззвать к Великому Помощнику: "Забери нас отсюда!"-- они стыдились, а стыд был пуще страха... Поколебавшись немного, Осадчий-старший объявил, что они будут пробиваться по кратчайшей -- вверх, к небу! Точнее, попробуют запустить один из лифтов вертикального ствола "юго-восток-137".
   Но, надо полагать, плохо разбирались самоуверенные юнцы в отжившей технике. Сумели выжать малую толику энергии из аккумуляторов, сдвинули с места многотонные громады кабин и противовесов, однако сами, Петром ведомые, вбежали сдуру не на площадку перед пассажирским входом, а на грузовую платформу, предназначенную втаскивать ящики и мясные туши в лифт супермаркета; и платформа двинулась, унося их в широченный дверной проем, но что-то панически проскрежетало под ногами, и повалил вонючий резиновый дым, и платформу заклинило между гигантскими сдвигающимися створками. Двери лифта уже сминали трубчатые борта по обе стороны от ребят; и все же мальчишеский стыд удерживал их от призыва к Помощнику, позорным считалось в "семье" Петра обнаруживать слабость. Через несколько секунд великая нянька Кругов Обитания приняла бы телепатический крик раздавливаемой плоти...
   Однако, не доехав до полуметра, замерли сокрушительные двери.
   Братья сразу увидели того, кто спас их, раскрыв неприметный шкафчик на стене колодца и что-то переключив там, внутри. Спаситель был мал ростом -должно быть, мальчонка не старше Клима... должно быть, потому что голову его полностью скрывал глухой шлем, оснащенный наушниками, антеннами и сигналами. Вокруг стояли взрослые, образуя почтительную свиту, словно у принца крови. С головы до ног каждый был запакован в плотную ткань, металл и кожу; у одного на лице -- прозрачное забрало, у других безобразные темные очки, маски от противогазов.
   Лязгая подкованными сапогами, спаситель взобрался на платформу и встал перед тремя братьями. В руке у него был мощный электрический фонарь, из-под шлема, выглядевшего как орудие пытки, торчал бледный решительный подбородок, глаза прятались в тени козырька.
   -- Чего вы здесь ищете?--спросил ребенок, и как бы в ответ ему меж пандусов и ферм раздался давешний завывающий вздох, теперь куда более близкий.-- Чего, могу я узнать? Приключений? Игрушек? Тайны?
   -- Н-нет!... -- запинаясь, ответил Петр. Малец был ему чуть выше пояса, но производил жуткое, гнетущее впечатление.-- Мы просто давно хотели тут побывать... посмотреть, как жили когда-то люди.
   -- Если нельзя, мы уйдем,-- примирительно сказал Дан.-- Не сердитесь на нас, пожалуйста.
   Дан протянул руку Малышу, но тот возмущенно отдернул свою -- в огромной, из кожаных пластин сшитой перчатке. Тогда Клим, все время прижимавшийся к Петру, не выдержал и тихонько заплакал.
   -- Нельзя? Отчего же? Наоборот!--хрипло, с вызовом сказал спаситель.-Здесь должен побывать каждый землянин. Ходите. Смотрите. Думайте. Это истинная родина людей. Ум и талант проявляются в ограничении. Мудрость -- на грани тьмы и света. Хотите видеть миг истинного счастья? Оно в контрасте, бедные зверушки...
   Ребенок содрал с себя шлем, и Петр увидел, что перед ними девочка лет шести-семи, стриженная ежиком, с красной вмятиной на лбу и сердитыми воспаленными глазами.
   Девочка вновь надела шлем, и Петр ощутил укол пронзительной жалости.
   -- Я обманула вас. Здесь нельзя быть посторонним. На солнце, на солнце! Быстрее, ну!..
   Они возносились в прозрачной кабине, когда-то рассчитанной на сотню пассажиров, с кожаными сиденьями по периметру, взлетали, глядя, как слоями множатся внизу панели и эстакады, галереи, обросшие мохнатой пылью пучки кабелей, решетчатые конструкции, развязки висячих дорог... и сквозь все это еще долго была видна площадь у лифтового ствола, по которой неторопливо шествовала девочка со своей свитой. А за свитой, немного отставая, ползло нечто массивное, темное, помеченное огнями... верный страж -- не то танк, не то ящер вроде ископаемых, и отголоски его плаксивых вздохов, слабея, раскатывались под перекрытиями уровней.
   Вернувшись домой, к приемопередатчику, Петр первым делом навел справки об урбиках -- странной, замкнутой секте людей, которые демонстративно селились в покинутых городских агломерациях. Урбики были против упразднения городов. Травяному лугу предпочитали они асфальтовое покрытие, ручью -поток, заключенный в трубы, хлебу с поля -- синтетическую пищу. По мнению пророков урбизма, город не только воспитал все лучшие человеческие качества, но и поддерживал единство общества; вне стен мегаполиса, учили они, расползутся связи между людьми, исчезнут такие понятия, как долг, товарищество, взаимопомощь; погибнет культура, и раздробленное множество творцов-одиночек, капризных мизантропов, будет бессмысленно копошиться, покуда каждый из них не поймет, что его творчество уже никому не нужно. И ему самому -- тоже...
   Господи! Да разве мог он тогда предположить, сколь безгранично важной станет для него эта тема двадцать лет спустя?! Неужели правы урбики, и землян всего-навсего следует вернуть в несвободу нумерованных горизонтов, уровней и вертикальных стволов? И то, какие уж бунты амазонок в тысячеэтажном общежитии, в толчее общественного транспорта!
   Нет. Заманчивая прямолинейность решений -- удел дикаря. Украл -- чего там думать, руби руки по локоть! Так сказать, внутреннее, личностное обоснование живучести фашизма... Мир сложен, очень сложен... Одиннадцать шагов туда, одиннадцать обратно. Не торопится гроза, скручивающая облачный пласт, точно мокрое белье, над Дунаем. Не спешит видеокуб.
   ...Чтобы Помощник совершил действие, касающееся другого человека, не меня,-- необходим совокупный импульс, желание нескольких. Если я один захочу, скажем, отправить моего друга Нгале на Кристалл-Ривьеру, орбита Меркурия, или если я захочу сделать его кожу светлой, Помощник и ухом не поведет. А уж о делах политических, о влиянии на судьбы больших групп, и заикаться нечего. Спецкомиссия по проблеме амазонок -- для Помощника лишь трое обычных мужчин, собравшихся поболтать. Мировая машина устроена так, что подчиняется воле большинства по отношению к меньшинству, и никогда не наоборот. Любую идею приходится проводить через референдум. И, в общем, это правильно. Было правильным до сих пор.
   Наверное, бывают ситуации, как в древнем Риме, когда власть вынужден брать диктатор. Вынужден. По возможности, временно. Ненадолго. Чтобы по прошествии смутных времен вернуть эту власть сенату и народу римскому. В нашу постгосударственную эпоху диктатором...-- а не сошел ли я с ума?..-диктатором должен стать самый компетентный. Виртуоз управления, глубочайший знаток общественных связей. Стать с единственной целью: как можно скорее навести порядок и устраниться.
   Ну, хорошо: допустим, мы... Роже, я, Нгале, другие члены Совета.., мы сходимся на том, что некая сверхострая общеземная проблема неразрешима привычным демократическим путем, и надо поручить ее пяти лицам, наделенным громадной властью и несущим не меньшую ответственность. Или трем лицам. Или одному лицу. Но ведь управление Кругами осуществляется только через Помощника. А он приводится в ход только всеобщим голосованием. Значит, миллиарды людей должны дружно сообщить Помощнику, что отныне вместо референдума им, Помощником, будут командовать пятеро. Или трое. Или один. А с какой Стати миллиарды окажут такое доверие пятерым, троим, тем более -одному? Прошли времена гениальных кормчих, и слава богу, что прошли, и кол им осиновый!..
   Год назад в стране чистого разума, в горах Авалокитешвары, он, Петр Осадчий, бросил дерзкую мысль: проблема амазонок по силам лишь всемирному правительству! Теперь, когда уже почти готов к старту их суперзвездолет -"Орлеанская дева", волей-неволей мысль приходится воплощать. Каким образом? На этот вопрос они, кажется, сумели ответить вчера вечером. Там же, в Тибете. Кажется, сумели. Кажется.
   Одиннадцать шагов по кремовым шестиугольным плитам веранды. Туда и обратно, туда и обратно, мимо столика с остатками кофе и винограда. Запах кофе вдруг показался Петру назойливым: чашка мигом исчезла, перенесенная на нижний этаж, в умывальник. Да, такие индивидуальные заказы Помощник выполняет. Но чтобы, например, снести вон ту зазубренную гору, нужен совокупный импульс жителей целой округи.
   Одиннадцать шагов из угла в угол... Счастье в контрастах--временных, пространственных; счастье -- на тончайшей волосяной линии перехода от света к тьме, от тьмы к снегу... Права была девочка-урбик. Восторг не может продолжаться больше мгновения. Вот, Осадчий был восхищен Валаром -- вчера вечером, когда потомок крестоносцев додумался... А сегодня, точно гласа ангельского, ждет сигнала информсети, и ничто ему не в радость, и даже если все случится так, как они хотят,-- выпадет горький осадок. Мучительные усилия обесценивают результат. Ощущаешь блаженство просто оттого, что кончилась пытка.
   Наверное, в любой, даже самой благородной политической акции есть доля обмана. Манипулируя людьми, нельзя сохранить руки стерильно чистыми. Первый референдум, который провела комиссия по поводу амазонок, с откровенно поставленным вопросом: "Что делать с общиной?"-- первый референдум трескуче провалился. Вопрос никого в Кругах не заинтересовал, не отвлек от самопогруженности... Если то же повторится сегодня, Петр сложит с себя обязанности Координатора и займется чем-нибудь поспокойнее. Скажем, выращиванием шампиньонов в старинных шахтах. А что? Милое дело, ныне почти забытое. Контрасты, контрасты...
   Никак не разродится брюхо грозовых туч. Одиннадцать шагов туда...
   СИГНАЛ. Старинная роговая музыка, дружное звенение пчел.
   Петр опрометью бросился в гостиную.
   Вчера Роже Вилар предложил одну каверзу, в недобром духе древнего политиканства, и все согласились. Правда, после изрядных колебаний, но согласились. Сначала коллеги пф -комиссии, затем остальной Совет. Сегодня -разыграли маленький спектакль. Передали по информсети, что некий Осадчпй Петр Максимович хотел бы заняться конструированием этики. Творить наилучшие, самые добрые и правильные отношения между людьми. У Осадчего есть друзья, готовые помогать ему. Вопрос ко всем обитателям Кругов: "МОЖЕТ ЛИ БЫТЬ СОЗДАНА РАВНОПРАВНАЯ С ИНЫМИ ТВОРЧЕСКИМИ СООБЩЕСТВАМИ КОРПОРАЦИЯ ХУДОЖНИКОВ ЭТИКИ?"
   Кто же из них, бесчисленных стеклоделов и биомоделистов, резчиков по лаку и эвроматиков, мозаичистов и абсолют-физиков, пивоваров и космоинженеров,-- кто из них отказал бы согражданину в праве на творчество? На святое художество?! Конструирование этики -- как здорово, необычно, революционно! Дерзай, брат Осадчий, основывай корпорацию!..
   Расчет был точен. Безупречно красивая (потому что несуществующая) дикторша голосом дивного благозвучия сообщает, что Помощник не принял ни одного отрицательного импульса. Более того -- почти не было равнодушных, тех, кто не обратил бы внимания на призыв. Круги Обитания -- от Солнца до Плутона -- проголосовали "за".
   Значит, может быть создана новая корпорация-- Совет Координаторов Этики. И звездная силища Помощника будет в любую секунду отдана зодчим людских отношений -- по первому требованию, как она была бы отдана экологам, селекционерам или дизайнерам морских курортов. Энергия и материал -- всегда к услугам мастеров.
   Но ведь их материал -- человеческие отношения. Следовательно, судьбы и жизни.
   Стоя перед видеокубом, Петр засунул руку в карманы и покачнулся на каблуках. Наконец-то дошло до чувств, до кончиков нервов: он получил сейчас власть, о которой не грезили ни каганы Востока, ни императоры Запада. Власть бога-громовержца. И захоти он использовать эту власть во зло, разобщенное человечество не скоро сообразило бы, как сопротивляться. Это вам не консилиум психиатров, разбирающих какое-нибудь преступление, и не суд чести корпорации. Всемирный Совет Этики; и он, Осадчий, Первый Координатор! Почти что первый консул...
   ...Что за чепуха! Надо как можно быстрее помочь мальчикам и девочкам, идущим по границе света и тьмы и не знающим, куда свернуть. Помочь -- и скромно исчезнуть, снова стать рядовым землянином. Еще говорят ветхие книги, что в рудничных выработках созревает какой-то особенный виноград...
   С оглушительным треском разодралась небесная ткань, полыхнуло сквозь разрыв лиловое пламя, а за ним стеной пошел по излучине Дуная сплошной ливень.
   Переключив видеокуб на прием, Петр объявил селекторное совещание.
   8. Сближение с Ханкой произошло неожиданно и быстро, как во сне.
   Сай Мои вместе с другими воспитанниками благополучно завершил проект звездолета. Состоялась проверка на имитационных моделях, удовлетворившая самых строгих экспертов, старейшин цеха кораблестроителей. Машина вероятностей проиграла почти миллион нештатных ситуаций, был найден выход из каждой. И вот -- сползлись в приднепровскую степь мощные усагры, над их формирующими антеннами встали струистые столбы, распугивая птиц и диких коней. Сначала туманные и колеблющиеся, затем все более плотные, сложились формы гиганта, похожего на рыцарский замок. Из приплюснутого купола силовых установок вырастали три башни в тусклой зеленоватой броне. Амазонки могли быть спокойны за все узлы своей "Орлеанской девы", в том числе и за гравизащиту при досветовых скоростях.
   Сай участвовал в сдаче изделия заказчицам. Предводительница общины Кларинда Фергюсоп, рыжая горбоносая особа с королевскими манерами, немного пугавшая Сая, обняла гуру Меака и повесила ему на шею венок из роз. Гуру сказал короткую речь, пересыпанную перлами индо-тибетской мудрости; Кларинда ответила энергичной благодарственной тирадой. Над мошками-людьми проблескивал, словно портал готического собора, транспортный шлюз корабля. Ханка стояла в строю амазонок, опустив ресницы, в простеньком своем комбинезоне. Сай мог бы поклясться, что она то и дело поглядывает в его сторону.
   Он не ошибся. После окончания церемонии женщины весело смешались с воспитанниками ашрама, повели их показывать местность, близкое скифское городище. Ханка подошла к нему в сопровождении долговязого, похожего на фламинго Мельхиора Демла. Сердце у Сая дало перебой: он сразу понял, что девушка уже давно встречается с его старшим соучеником, грихастхой. Впрочем, что же тут удивительного, к этому шло с самого начала...
   Сай Мои достаточно владел собой, чтобы не портить настроение друзьям, но все-таки помрачнел и сделался молчалив. Впрочем, быстрые боковые взгляды Ханки настраивали на иной, тревожно-выжидательный лад, отогревали совсем уже замерзшую надежду. Сай разрывался на части... и покорно шел за девушкой, которая вела обоих поклонников куда-то в гору.
   Кокетливо улыбаясь на обе стороны и щебеча о необязательных вещах, Ханка заставила Мельхиора и Сая подняться по выгоревшей за лето траве откоса. Дальше было поле, а в нем стояла непроходимая чащоба лопухов и высоченной конопли, чертополоха, сиренево-седой материнки...
   Ханка привела их туда, где росла на краю склона корявая груша-дичка, и усадила под дерево. Отсюда не были видны башни звездолета. Тишина их окружили особая, отстоявшаяся, целительная, будто заварка из душистых трав.
   Сначала Ханка оживленно рассказывала, какой здесь жил удивительный народ, впервые вспахавший этот обширный плоский холм и другие холмы, что лежат вокруг. Сай Мои вежливо молчал, поскольку знал о скифах куда больше, чем эта девочка: ведь они с гуру беседовали и о незапамятно-древних путях между Днепром и Индом, и о высокой философии, запечатленной в тайных письменах по золоту, которые до недавних пор принимали за чеканные узоры.
   -- Наверное, от них, любивших степь и свободу, наша страсть к далекому космосу...-- сказала Ханка, и глаза ее стали неподвижно-отрешенными, словно воочию, не через Восстановитель Событий, увидела она бородатых всадников, одетых в меха и железо, на приземистых конях, покрытых чепраками из человеческих кож.
   Вдруг девушка повернулась к затаившим дыхание ребятам и сказала, точно отдавая приказание:
   -- Мельхиор, наши встречи с тобой были ошибкой. Я проверила свои чувства. У нас должен был быть ребенок, теперь его не будет...-- Демл сразу посерел, осунулся, дрожащей рукой утер лоб.-- Извини, но я хочу остаться с Саем.
   Мельхиор, пошатываясь, встал... оскалил стиснутые зубы, сжал кулаки... но взяла верх выучка ашрама, и он, приложив пальцы к груди и слегка поклонившись, пошел обратно вдоль откоса. Сай чувствовал, как горят его уши и шея.
   -- Что ты?-- спросила Ханка. В ее голосе еще вибрировали металлические ноты.-- Ты не рад?..
   Сай, нахохлившись, продолжал смотреть себе под ноги. Тогда девушка расстегнула рукав комбинезона и одним движением задрала его до плеча, обнажив тонкую загорелую руку.
   -- Видишь? Это из-за тебя. Специально не заживила полностью...
   Выше запястья багровел недавний рубец.
   Сай Мои даже не предполагал, что такое возможно в современном мире. Неужели столь живучи в нас и рабовладелец, и раб? А ведь и то сказать: всего десять поколений минуло с тех пор, как предки наши гнули спину на заводчика, на помещика или, хуже того, пол дулами пулеметов строили какой-нибудь автобан или канал в пустыне...
   Кларинда ввела в общине жесткую дисциплину, и большинство женщин охотно подчинялось ей. В беспрекословном повиновении всегда есть нечто заманчивое -- добровольный идиотизм, блаженство ни за что не отвечать... Слово руководительницы было для амазонок законом, а на случай неповиновения имелась при Кларинде целая свита помощниц, вихрем скакавших на могучих конях,-- великолепная игра, ожившая сказка о скифских всадницах... Те же "приближенные" амазонки выполняли и роль соглядатаев. Кларинда сразу узнала и о встречах Ханки с Мельхиором, и о том, что настоящий избранник девушки -Сай Мои. Призвав к себе Хапку, глава общины распорядилась как можно скорее навлечь Сая, сблизиться с ним и уговорить остаться у амазонок. Нужны мужчины с собой на корабль, для создания нового человечества в прекрасном мире возле другой звезды... Ханка, не привыкшая лгать или утаивать, отказалась без размышлений, наотрез. Уж лучше она оставит общину и будет ждать Сая из ашрама.
   Тут, повествуя о случившемся, возлюбленная Сая замялась: йоговским чутьем постиг он, что Ханка не договаривает нечто крайне важное. Что-то еще произошло между ней и Клариндой, тяжко гнетущее теперь душу Ханки... Из деликатности, особенно сильной у влюбленных на первой поре чувства, Сай ничего не спросил. Она же, признательно вздохнув, поторопилась окончить рассказ.
   Поединок двух женщин кончился бешенством Кларинды. Верховная амазонка закатила ослушнице пощечину, та ответила, и вышло неловко: рука-то крепкая, с детства Ханка на коне... Кларинда упала, рассекла себе весок, вскрикнула; ворвавшаяся телохранительница наотмашь хлестнула Ханку кожаной плетью... Конечно, Кларинда сделала выговор непрошеной защитнице, обе они извинились перед девушкой, регенератор моментально заживил раны.
   По поводу происшедшего Ханка могла созвать референдум, и не исключено, что общину распустили бы, а Кларинду с "придворными" направили на восстановление морали. Но девушка была многим обязана амазонкам, в общине жила ее мать, даже после этой истории оставшаяся верной предводительнице. Поэтому Ханка решила просто уйти. Никого ни в чем не виня, ни у кого не спрашивая разрешения. Сай оканчивает ступень брахмачарии, скоро он получит права жить общественной и семейной жизнью -- права грихастхи... Если Сай не против, они поселятся вместе.
   -- Тогда у меня есть к тебе предложение,-- сказала Ханка, отодвинувшись и поправив волосы после того, как Сай наглядно, и убедительно показал ей, насколько он не против.-- Ты всегда собираешься заниматься грави-защитой, или это была только выпускная работа в учебном городе?..
   -- Да как тебе сказать... ("В такую минуту она говорит о гравизащите!") Боюсь, что мое призвание еще не определилось. Иногда мне кажется, что люди интересуют меня намного больше, чем...