— А-а-а! — вскрикнула она.
   — Что, милая? — с удивлением прошептал Лассардо, замерев на мгновение.
   — Мне больно! — также шепотом ответила девушка со слезами на глазах.
   — Отпустить?
   — Нет! — решительно воскликнула Лариса и страстно впилась в многоопытные мужские губы.
   Словно поддавшись ее призыву, Лассардо еще энергичнее вошел в нее; теперь из груди девушки вырвался лишь тихий стон. И чем интенсивнее двигался мужчина, тем быстрее проходила боль и наступало невиданное блаженство, которое она никогда доселе не испытывала.
   — Боже! Боже! Мамочка! Ой, мамочка! Еще! Еще! — иступленно вскрикивала девушка, все сильнее прижимаясь к широкой груди Шакала, пока наконец не зашлась в истошном крике. Тело ее забилось в судорогах, а он, словно маятник, раскачивался взад-вперед, пока не замер в оцепенении, прислушался к самому себе, конвульсивно изогнулся, зарычал по-звериному и выпустил из себя любовный поток.
   В изнеможении опустив девушку на пол, Лассардо с изумлением увидел, что вся его плоть в крови.
   — Господи! — воскликнул француз. — Черт бы тебя побрал: ты что, девушка?
   — Была когда-то! — с вызовом бросила Лариса, но тут же смутилась:
   — А что, тебе было плохо?
   — Мне? — ласково улыбнулся победитель, — Глупая, мне просто удивительно! А тебе? — прошептал он, целуя ее в ушко.
   — Что со мной было? — спросила Лариса.
   — Все очень просто: ты стала женщиной!
   — Господи, как хорошо-то! А это только в первый раз так бывает? — вдруг спросила она.
   — Ты о боли?
   — Нет, о… ну, сам знаешь о чем! — Лариса капризно притопнула.
   — Ах, вот оно что! — усмехнулся Лассардо. — Всякий раз, когда тебе самой захочется!
   — А если мне уже хочется? — хитро улыбнулась девушка.
   — Не так сразу! — усмехнулся француз. — Ему нужно набраться сил!
   — Кому это?
   — Ему! — приподнял он свою обмякшую плоть, смыл кровь и нежно коснулся лона партнерши.
   Эти ласки вновь напомнили ей о только что изведанном. Девушка томно ахнула и стала извиваться всем телом.
   — Я еще хочу! Сейчас! Сразу! — твердила она, как когда-то перед витриной «Детского мира».
   — А ты поцелуй его! — шепнул мужчина.
   — Зачем? — испугалась девушка.
   — Так он быстрее наберет силу!
   — Ты хочешь меня развратить? — спросила она, но тем не менее стала медленно опускаться, покрывая тело бандита поцелуями.
   — Очень хочу! — подтвердил Лассардо, дотянулся до своего пиджака на крючке и незаметно вытащил из кармана миниатюрную фотокамеру.
   — Какой он милый и смешной! — улыбнулась Лариса, поигрывая плотью.
   — Ну, что же ты? — с трудом сдерживаясь, спросил француз, затем положил левую руку на затылок девушки и подался вперед.
   Плоть, словно по внутреннему его приказу, мгновенно встопорщилась, и не успела девушка глазом моргнуть, как восхитительная игрушка оказалась у нее во рту. Ощущение было настолько странным и непонятным, что Лариса невольно отшатнулась, но мужская рука держала крепко. Вскоре новая забава показалась девушке приятной. Правда, действовала она неумело, издавая при этом странные звуки, но постепенно по телу ее вновь разлилась сладкая истома. За лавиной новых впечатлений девушка даже не заметила нескольких вспышек. Вдобавок ко всему она вдруг вновь резко дернулась всем телом, а по ее ногам заструилось что-то теплое…
   «Неужели снова кровь?» — промелькнуло в голове, но на очереди была новая загадка. В горло ей внезапно ударила струя какой-то тягучей жидкости со странноватым привкусом. Лариса вновь отшатнулась, но рука и на этот раз удержала ее. Чтобы не захлебнуться, пришлось сделать глоток, потом другой… Опустошенная, но благодарная, Лариса поцеловала успокоившуюся плоть, потом еще и еще…
   — Милый… Милый… — повторяла девушка.
   Потом они минут пятнадцать молча стояли под душем. Он размышлял о своей неожиданной удаче, а девушка пыталась осмыслить происшедшее. Наконец оба решили искупаться в бассейне. Лассардо подплыл к ней сзади, обхватил руками ее бедра, затем вошел в лоно пальцем и вновь раззадорил ее, после чего наклонил прямо в воде и… энергично задвигал чреслами. Урок «науки страсти нежной» продолжался…
   Несмотря на то что Мэйсона разыскали довольно быстро, после чего он с тремя сотрудниками сразу же отправился к Марку Лифшицу, было уже поздно. Жуликоватый еврей болтался в петле. С оконного карниза свисала веревка, на полу валялся опрокинутый стул. Эта деталь сразу же бросилась в глаза Мэйсону. Зачем самоубийце было взбираться на стул, ведь легче спрыгнуть с подоконника? И несмотря на традиционную записку на столе с просьбой в смерти никого не винить, конечно же написанную рукой покойного, Мэйсон был твердо уверен в том, что беднягу убили.
   Но полиция не нашла никакого тому подтверждения и сделала заключение о самоубийстве. Подробно доложив обо всем адмиралу, Мэйсон решил побродить по излюбленным местам прогулок покойного. Адмирал дал добро и велел связаться с ним в любое время, если обнаружится что-нибудь важное.
   Закончив разговор, Майкл повесил трубку и повернулся к Савелию:
   — Слышал?
   — Да уж, — поморщился Говорков. — Остается еще один бедолага, которому грозит такая же участь.
   — Джерри, — проворчал адмирал и снова взялся за телефон. — Крис? Что скажешь? Новости есть?
   — Это надо же, а я вам звоню, господин адмирал? — удивленно воскликнул капитан Панкрофт.
   — Рассказывай, что откопал! — хмыкнул Джеймс и, прикрыв рукой трубку, сообщил Савелию: — Этот малый иголку в стоге сена найдет, если таковая хоть раз попала в печать или полицейскую сводку! Возьми вторую трубку!
   — С месяц назад в Париже произошло странное убийство некоего Петра Бахметьева и нескольких его телохранителей. Этот самый Бахметьев, как пишет журналист, ссылаясь на источники информации среди высокопоставленных лиц, занимал одно из ведущих положений в тайном Ордене.
   — Какая же тут связь с нашим Джерри? — удивился адмирал.
   — В заметке сказано, что рядом с трупом Петра Бахметьева был обнаружен еще один труп. С пальцев его была срезана кожа, чтобы скрыть отпечатки…
   — Не тяни! — оборвал Майкл.
   — Помог случай: один из полицейских опознал труп. Недели за две до этой трагедии он оштрафовал покойного за неправильную парковку. Это был некто Барри Диксон. При попытке открыть сейф Бахметьева он отравился ядовитым газом…
   — Тем не менее сейф оказался пустым… — догадался Савелий.
   — Да, а с сейфом что? — спросил адмирал.
   — О сейфе в статье ничего не говорится, более того, с тех пор обо всем этом в газетах — молчок, что само по себе весьма странно для Парижа! Такие преступления месяцами муссируются на странице парижских изданий. Судя по всему, кто-то весьма влиятельный надавил на печать и полицию…
   — И все-таки, при чем здесь наш Джерри? — гнул свое адмирал.
   — Джерри и Барри близнецы. На них часто заводились дела о разбоях и грабежах, и всякий раз им удавалось отделываться либо штрафами, либо дела закрывались за недостаточностью улик. А однажды Барри подозревался во взломе сейфа в одной фирме, но истец неожиданно забрал свое заявление. Тем не менее Джерри повезло меньше, чем брату: за грабеж он получил тринадцать месяцев и отбывал наказание в тюрьме Райкерс. На всякий случай я сделал запрос в эту тюрьму и узнал, что в это же время там отбывал наказание и Марк Лифшиц!
   — Откуда тебе известно о Лифшице? Насколько мне помнится, я тебе ничего не говорил… — нахмурился адмирал.
   — После вашего звонка со мной связалась Стефания Скардино и просила навести справки об этом Лифшице, а сложить два и два… — Полицейский многозначительно замолчал.
   — Отличная работа, капитан! — похвалил Джейсон. — Может быть, ты мне еще расскажешь, на кого работали эти братья?
   — А как же! — воскликнул Панкрофт. — До прошлого года братья промышляли раздельно, каждый сам по себе, но в прошлом году их взял к себе некто Дик Беннет…
   При упоминании фамилии Беннета Савелий мгновенно переглянулся с Майклом. «Все сходится, — одновременно подумали они, — братья работали на Дика Беннета, а тот, в свою очередь, возглавлял службу безопасности господина Рассказова».
   — Молодец, Крис, теперь предстоит выяснить, где сейчас находится Джерри! — задумчиво проговорил адмирал.
   — Ну, это-то совсем легко! — усмехнулся капитан. — Можете записать: Джерри Диксон, отель «Беверли», номер триста шестнадцать!
   — Да тебе цены нет, Крис! — обрадован но воскликнул адмирал.
   — Надеюсь, что вы вспомните об этом при очередном представлении на звание! — заметил капитан.
   — Резонно! — согласно кивнул Майкл и положил трубку. — Что скажешь, Сергей?
   Савелий удивленно покачал головой.
   — Лично я ничего не понимаю! Неужели Рассказов настолько уверенно себя почувствовал, что плюнул на осторожность?
   — Мне кажется, здесь другое: он был тяжело ранен, выдержал очень серьезную операцию, прикован пока к постели и чисто психологически как бы вне серьезных игр! В таком положении есть свои преимущества, вот он ими и воспользовался!
   — Не думаю, — вздохнул Савелий. — Нужно хорошо знать Рассказова, чтобы понять, что с его характером долго оставаться не у дел смерти подобно. Мне кажется, здесь все дело в неожиданности!
   — В каком смысле? — не понял адмирал.
   — Близнецы работают на Рассказова и оказываются замешаны в убийстве одного из руководителей Великого Братства в далеком Париже!
   — Хочешь сказать, что именно Рассказов отправил их туда?
   — Не сомневаюсь!
   — Но почему?
   — Вспомни, как погибла его Любава, — заметил Савелий.
   — Отлично помню! Ее застрелила Двигубская. Анжелика, кажется…
   — Вот именно: Анжелика Двигубская! А кем был ее покойный супруг? — Савелий хитро прищурился.
   — Ты хочешь сказать, что Рассказов затаил злобу на весь Орден? Не слишком ли?
   — На весь Орден или нет, но уж больно все сходится! А если предположить, что Рассказову известно больше, чем нам, и расправиться с ним Анжелику послал этот самый Бахметьев?
   — Да, но погибла-то Любава, а Рассказов остался жив! — возразил адмирал.
   — Согласен! Но мы с тобой при всем этом не были, а предположить можно что угодно! Вплоть до того, что Любава могла прикрыть собой Рассказова или Двигубская промахнулась!
   — Ну ты, парень, голова! — восхищенно проговорил адмирал. — В этом действительно что-то есть! Но о какой неожиданности ты говорил?
   — Если наша версия об убийстве Бахметьева с подачи Рассказова верна, то будем рассуждать дальше… Давай предположим, что близнецы, прикончив Бахметьева, решили поживиться за счет покойничка и наткнулись на сейф. А Барри, как ты помнишь, был медвежатник экстра-класса и погиб, вскрывая «медведя»! Видно, парень никогда не имел дело с такими примочками!
   — А что, скорее всего, так оно и было! И теперь понятно, откуда у Рассказова такие счета в швейцарском банке и такие документы! — Адмирал задумался и после секундной паузы воскликнул: — Но это все равно что самому себе подписать смертный приговор! Уж на что я серьезную контору представляю — и то, как подумаю про этот Орден, аж полжилки трясутся…
   — А знаешь, Майкл, мне кажется, что Джерри нужен Рассказову больше живой, чем мертвый, — задумчиво проговорил Савелий.
   — Не понял?
   — Коль скоро твой чудо-капитан с такой легкостью вышел на Джерри, то, по-моему, и у Великого Братства на это шансов не меньше!
   — Хочешь сказать, что Рассказов оставит в живых этого Джерри, чтобы им в случае чего прикрыться? Не похоже на «старого приятеля»!
   — Люди со временем меняются!
   — Это точно! И зачастую не в лучшую сторону… — процедил сквозь зубы Джеймс. — Значит, пока будем ждать?
   — Думаю, это лучший вариант при том, что мы имеем. Но наблюдение за людьми Рассказова я бы усилил.
   — Может быть, усилить и контроль на таможне?
   — Обязательно! Причем обратить особое внимание на рейсы, прибывающие из Западной Европы, в частности из Парижа!
   — Ты словно читаешь мои мысли! — улыбнулся адмирал. — Какие планы на вечер?
   — Хотел с Вороновым встретиться, но у него сплошные амуры. Так что пойду к себе и просто поваляюсь на кровати.
   — А может быть, ко мне в гости? Я своим про тебя все уши прожужжал, и они мне плешь проели: где же этот твой чудо-русский? Особенно Трэйси, жена моя.
   — И много ты им понарассказывал? — нахмурился Савелий.
   — Нет, только то, что ты меня и Америку от гибели спас! — ответил адмирал. — Да не беспокойся ты: Трэйси похитители в свое время палец отрубили, чтобы заставить позвонить мне и уговорить прийти за ней. Но она все выдержала!
   — Серьезная женщина! — с уважением заметил Савелий. — Кто она по профессии?
   — Учительница. Простая учительница!
   — Передай огромный привет и скажи, что я обязательно загляну к вам в самое ближайшее время!
   — Ловлю на слове! — лукаво подмигнул адмирал.
   — Ну, пока! — Савелий крепко пожал Майклу руку и вышел.
   История жены адмирала не давала Говоркову покоя.
   Это как же нужно любить человека, чтобы выдержать такое?! Савелий тут же подумал о Розочке. Разве он не пошел бы ради нее на любые мучения? Пошел бы, не задумываясь ни на секунду! Бедная девочка! Сколько ей приходится сейчас учиться?! Тихий ужас! По просьбе Савелия Майкл выделил своего сотрудника, который осторожно приглядывал за Розочкой и каждые два дня передавал записи о наблюдениях. Поэтому Говорков отслеживал каждый шаг Розочки и даже имел ее фотографии. Как же она повзрослела! Разве ей дашь пятнадцать лет? Восемнадцать-девятнадцать, ну семнадцать, не меньше!
   Как же Савелию хотелось поздравить Розочку, когда она получила права! Огромного труда ему стоило не послать ей цветы — ведь девочка сразу бы догадалась, от кого букет… Хорошо хоть Розочка нашла себе на курсах подружку — правда, немного постарше и довольно вульгарную, но — все-таки не так одиноко будет в чужой стране…
   Несколько раз перед сном Савелий явственно слышал голос Розочки. Конечно, он прекрасно понимал, что она совсем еще ребенок, а он ей почти что в отцы годится. Но всякий раз, вспоминая ее поцелуй, ее слова, ее глаза, все доводы меркли, а эти воспоминания сильнее голоса разума.
   И постепенно Савелий утверждался в мысли, что жизни без Розочки он просто не представляет. Да, ей пятнадцать лет, но какое это имеет значение?! Говорят, в Индии выходят замуж и в десять.
   «О чем ты, опомнись! Какая любовь, какой брак! Это просто детское обожание, через которое проходит каждая девчонка!» — говорил он сам себе, но тут же вспоминал о том, как Розочка смотрела на него, с каким восторгом рассказывала о поцелуе…
   А иногда он вдруг задавал себе вопрос: интересно, какие у них с Розочкой будут дети? Вероятно, очень красивые: он — блондин с голубыми глазами — и кареглазая Розочка с волосами цвета темно-красной меди. Господи, а какая у нее фигурка! Словно старинная фарфоровая статуэтка: стройные ножки, сильные бедра, а от талии просто обалдеть можно и, наконец, еще не сформировавшаяся, но удивительно красивая грудь! При этих мыслях у Савелия бешено колотилось сердце, а иногда он даже приходил в самое настоящее возбуждение. Вот почему Говорков боялся встречи с Розочкой и все время откладывал ее…
   Конечно, он любил раньше, и как любил! И Ларису, которая его предала, и милую Варюшу, и Лану, и, конечно же, нежную Наташу! Может быть, со стороны это напоминает песенку про Иветту и Лизетту, но никаким донжуанством тут и не пахло. А уж Наташа и Варюша… При воспоминании о них у Савелия всякий раз отчаянно щемило сердце. И всегда при этом в их гибели он винил себя. Но время залечивает даже такие раны…
   Да, он очень любил всех этих женщин, но как-то так получалось (может, просто не до того было?), что до Розочки никогда не думал о семье и детях, а вот теперь!.. Но сможет ли он стать ей настоящей опорой? Не привнесет ли в ее жизнь постоянную опасность? В чем, в чем, а в том, что он никогда не сможет отказаться от того, чем он живет сейчас, Говорков был уверен на все сто. Тогда о какой тихой гавани может идти речь? Господи, о чем это он? А вдруг они просто-напросто придумали друг друга?
   Три с лишним месяца Савелий мучился сомнениями и наконец решил встретиться со своей желанной. Тогда он надел элегантный светлый костюм, повязал ярко-синий галстук и отправился к Розочке, чтобы поддержать перед трудным вступительным испытанием. Не вдаваясь в подробности, Говорков попросил Майкла помочь с машиной и съездить по одному адресу, а потом в Колумбийский университет. Адмирал кое-что знал о юной подопечной Савелия и потому ничего не стал спрашивать. Более того, он сделал своему другу сюрприз, выделив в качестве водителя лейтенанта, который в свое время заканчивал именно Колумбийский университет. Этот коренастый парень, на вид лет тридцати или чуть больше, оказался весьма словоохотлив и дружелюбен.
   — Лейтенант Ричард Митчел к вашим услугам, капитан! — представился он. — Вас кажется Сергеем зовут?
   — Да, Сергей! — кивнул Савелий, крепко пожимая руку лейтенанту.
   — Можете называть меня Риччи: так короче! — Парень расплылся в широкой улыбке в тридцать два зуба. — Куда поедем?
   — На Хуберт-стрит: ближе к мостам!
   Через несколько минут они уже были перед особняком, где проживала Розочка со своей теткой.
   Дверь открыла спортивного вида молодая женщина, судя по всему, горничная. Она сообщила, что мисс Роза уже отправилась на экзамен.
   — Ну что, в университет? — спросил лейтенант.
   — Да, и как можно быстрее! — кивнул Савелий. — Но по дороге нужно купить розы.
   — Уверены, что сдаст? — улыбнулся улыбчивый полицейский.
   — Отку… — начал было Савелий, но вспомнив, в каком учреждении работает лейтенант, осекся. — На все сто! — откликнулся он.
   — Вот это и есть самый скоростной хайвей во всем Нью-Йорке! — произнес Митчел тоном обаятельно-настырного рекламного агента. — Итак, мы едем вдоль реки Гудзон, на том берегу расположился штат Ныо-Джерси. А видишь вон те обшарпанные здания?
   — С колючей проволокой?
   — Да, это тюрьма, но она так обветшала, что заключенных стали переводить в Райкерс. Снести же ее городским властям не по карману.
   — Ну вы даете! — усмехнулся Савелий.
   — То есть? — не понял лейтенант.
   — Везет же мне на добровольных гидов! Да еще и патриотов своего города.
   Лейтенант удивился, но продолжил:
   — Сейчас придется свернуть на Кларксонстрит, это один из старейших районов города, но совсем неинтересный! — Лейтенант на мгновение умолк, чтобы перевести дух. — А вот Гринвичстрит! Отсюда начинается Гринвич-Виледж, богемный район Нью-Йорка! Наш Монмартр. Здесь живут художники, писатели, поэты, артисты. Отсюда уже начинается Карлмайн-стрит, на этой улице много кафе, ресторанов. Летом здесь народу полно, со всего города приезжают погулять. Вроде как у вас этот… Арбат! А сейчас мы поворачиваем на Шестую авеню и по ней поедем до самого центра города, где выедем на Бродвей, на Таймс-сквер… А вон видишь синий знак?
   — Джаз?
   — Да! Это один из старейших и наиболее известных джаз-клубов. В нем выступали знаменитые джазмены: Макс Роудж, Рей Чарлдз и другие…
   — А что это впереди за башня с часами? Совсем как в Риге или Таллине!
   — Раньше была церковь, а сейчас — библиотека.
   — Выходит, не только в России церкви закрывали? — хмыкнул Савелий.
   — Никто ее не закрывал. Просто поменялся владелец и решил разместить здесь библиотеку, — возразил лейтенант и вроде бы даже обиделся, но тут же воскликнул, указывая направо: — Видишь шпиль? Это Эмпайр Стейт Билдинг. Пятая авеню и Тридцать четвертая улица! Символ штата Нью-Йорк! Более того, этот штат так и называют: Эмпайр Стейт, что означает Императорский штат! Этот небоскреб построили в тридцатые годы, и долгое время он был самым высоким зданием в мире. По вечерам его подсвечивают разными цветами. Такая красота! На первом этаже находится музей Гиннесса! А сейчас мы въезжаем в своеобразный центр коммерческого Нью-Йорка, где очень много больших магазинов, бизнес-центров, банков!
   В разгар экскурсии Савелий заметил цветочный магазин.
   — Извини, Риччи, можно притормозить? — воскликнул он.
   — Что за вопрос! — понимающе усмехнулся полицейский и остановился прямо напротив входа.
   Через несколько минут Савелий вернулся с огромным букетом алых роз.
   — Красиво! — заметил лейтенант и продолжил экскурсию. — А сейчас мы поворачиваем на Западную Сорок вторую улицу. В свое время здесь был «квартал красных фонарей», но сейчас заведений определенного сорта осталось всего ничего. А вот Таймс-сквер! Видишь слева высотное здание? Это городская автобусная станция. А теперь выезжаем на Восьмую авеню, а оттуда на Бродвей! Здесь много театров, мюзик-холлов. Это здания комплекса Рокфеллер-центра.
   — Наслышан, наслышан, — кивнул Савелий. — Строительство велось с начала века, не так ли?
   — Да, в двадцатых годах. А вот слева статуя Колумба! А вон, на углу Шестьдесят шестой улицы, самый большой в городе книжный магазин. Он четырехэтажный, площадь огромная, на каждом этаже книги, книги на кассетах, музыка!.. Слева, через авеню, пролегает Центральный парк, крупнейший парк в мире! Это настоящие легкие города!
   — А до университета далеко? — спросил Савелий.
   — Колумбийский университет находится между Сто четырнадцатой и Сто двадцатой улицами и между Бродвеем справа и Амстердамом слева! И центральный вход в университет с Бродвея! Ну вот мы и приехали! Въезд на территорию университета на машинах только по пропускам, так что придется идти пешком. Какой у нее факультет?
   — Экономический!
   — Это рядом.
   Они вышли из машины и устремились за толпой студентов.
   Савелий и его гид прошли за огромные металлические ворота и вышли на аккуратную брусчатку, которую Говорков метко окрестил каменным паркетом.
   — Слева факультет журналистики имени Пулитцера! — объявил «экскурсовод».
   — Это в его честь Пулитцеровская премия?
   — Именно! Этот факультет настолько известен, что благодаря ему Колумбийский университет и прославился на весь мир! А вон слева университетская библиотека, свыше пяти миллионов книг. А вот это старое здание университета. Здесь принимают гостей, а библиотека поменьше, чем главная, но тоже неплохая! А экономический факультет прямо за этим старейшим зданием. Он занимает целых девять этажей. Но учатся только на первых трех, а с четвертого по восьмой — офисы профессуры и преподавателей!
   — А девятый?
   — Там хозяйственные помещения.
   Вскоре Савелий и лейтенант уже входили в здание экономического факультета. В огромном вестибюле бросились в глаза настенные часы, которые показывали время нескольких столиц мира. Дежурный администратор сразу же подсказал, где принимают вступительный экзамен. Савелий быстро отыскал нужную аудиторию и, несмотря на удивленные взгляды абитуриентов, решительно приоткрыл дверь.
   Розочка стояла перед солидной комиссией «яйцеголовых» — так американцы называют ученых. Казалось, девочка нисколько не волнуется, так уверенно она отвечала. Савелий же, словно тигр в клетке, нетерпеливо прохаживался взадвперед по длинному коридору. Наконец дверь заветной аудитории распахнулась, и из нее выскочила Розочка. Они столкнулись нос к носу и так и замерли в изумлении, не в силах произнести ни слова. Первым опомнился Савелий.
   — Удивительные розы удивительной Розочке! — провозгласил он, смутился и после секундной паузы добавил: — Поздравляю с успешной сдачей!
   — Са… — удивленно начала девочка, но тут же поправилась: — Сереженька! Как ты здесь оказался? И откуда ты знаешь, что я сдала?
   — Чтоб я да пропустил такой день! А не сдать тыне могла, ты же у меня такая!..
   — Ой, спасибо, милый Сереженька! — совсем по-детски взвизгнула Розочка и, нимало не стесняясь, чмокнула Савелия в щеку.
   Раскованные американские студенты и даже профессора неожиданно зааплодировали. Лейтенант вздохнул и медленно попятился назад, чтобы ненароком не смутить своего пассажира.
   — Может, познакомишь меня со своим приятелем? — сказал вдруг кто-то по-русски.
   Савелий с удивлением обернулся и увидел перед собой высокую симпатичную блондинку. В этот раз Лариса из уважения к столь серьезному мероприятию сменила свою «крутую» униформу на ярко-синий брючный костюм с ажурной белой кофточкой, а волосы красиво уложила в пучок. Но даже такой официальный наряд не скрывал ее прелестей.
   — Ой, извини, подружка! — смутилась вдруг Розочка. — Это Сережа, а это Лариса!
   — Очень приятно! — тоже почему-то смущенно произнес Савелий и не пожал, а церемонно поцеловал протянутую руку.
   — Между прочим, я тоже сдала этот чертов экзамен! — заметила Лариса, недвусмысленно глядя прямо в глаза Савелию.
   Неожиданно выручила Розочка. Она чуть заметно кивнула Савелию на свой букет. Тот все понял и, вытащив одну розу, протянул Ларисе.
   — От души поздравляю! — сказал он.
   — Нет, так не пойдет! — капризно топнула очаровательная блондинка.
   — А поцеловать? Можно? — повернулась она к подруге.
   — Конечно же! — сказала Розочка и покраснела как маков цвет.
   Лариса тотчас с вызовом обняла Савелия за шею и одарила его долгим поцелуем. Парень и ахнуть не успел, как почувствовал на своих губах ее губы, впрочем, он быстро пришел в себя и, мягко и решительно отстранив Ларису, многозначительно кашлянул.