Доценко Виктор. Срок для Бешеного

   Именно тогда Савелий впервые соприкоснулся с этой удивительной борьбой. Точнее сказать, не борьбой, а с искусством индивидуального боя без оружия.
   Старый Укору никогда не разминал свои мышцы, по крайней мере, этого никто никогда не видел. Мышцы, говорил он, всегда должны быть готовы к бою — враг не будет ждать твоей разминки!.. Как же он был прав! Позднее, в Афганистане, Савелий часто вспоминал добрым словом старого тренера, наставления которого не раз спасали ему жизнь… Частые столкновения с душманами, нападавшими всегда неожиданно, не позволяли расслабляться тем, кто в наряде.
   Старый японец очень много рассказывал о происхождении этого боевого искусства. Его истоки идут от древних времен Японии, когда еще только возрождалась мощь династии Микадо…
   Для охраны императора отбирались наиболее одаренные и физически развитые дети из приближенных семей. Эти дети, едва оторвавшись от материнской груди, воспитывались в особых условиях, обучались приемам борьбы, которые держались в секрете и передавались по наследству из поколения в поколение. Среди воспитанников проводились своеобразные экзамены в три круга: в шесть лет, в одиннадцать и в шестнадцать… Не прошедшие первые два круга не прекращали своих занятий, но они уже готовились для охраны знати более низкого ранга. И только те, что прошли все испытания, допускались к особе императора…
   Единственным их оружием были руки и ноги: враг не должен знать, кто из приближенных императора охраняет его. Должность телохранителя также передавалась по наследству, как — и искусство боевой борьбы. Нарушивший тайну искусства или специальный кодекс чести должен был навеки «уснуть»: не сильным, но точным ударом по сопкой артерии его «усыплял» глава рода…
   Старый Магасаки говорил, что современное каратэ лишь примитивно напоминает то, что могли выполнять воины охраны императора. Скорее всего, эти приемы раскрыты теми, кто не прошел все три круга испытаний: некоторых с позором изгоняли из школы, взяв клятву держать в тайне полученное умение и применять его только в одном случае — при явной угрозе жизни…
   Когда Савелий в числе отобранных ребят прибыл к месту обучения, их командир представил им Укору Магасаки и серьезно сказал, что все те, кто прибыл, должны в совершенстве овладеть борьбой, которую будет преподавать «товарищ Магасаки»…
   Позднее ученики узнали печальную историю их наставника. Он оказался среди немногих, кто уцелел после взрыва американской атомной бомбы, хотя находился совсем недалеко от эпицентра… В то время Укеру, совсем еще молоденький парнишка, работал на свинцово-цинковом заводе. Возможно, именно Господин Случай и спас его жизнь: он заснул в толстом свинцовом контейнере, что и защитило его. Но сам он был уверен, что только его знание тайны древней борьбы помогло ему остаться в живых… Пораженный вероломством и жестокостью американцев, а более всего напуганный, что Страна восходящего солнца проклята богами. Укору покинул Японию и вскоре оказался во Владивостоке. Новая страна, добросердечные люди настолько понравились, что он принял решение навсегда остаться «у эти сиватичные руски»… В память о своем городе Нагасаки он взял себе фамилию, изменив только первую букву…
   Вспоминая, Савелий ничего не упускал из поля зрения: он видел, как из соседнего прохода вышел их бригадир Смолин. Решил, видно, избавиться от лишней жидкости в организме… А может, караулит? Хотя нет, вряд ли…
   И снова окунулся в прошлое. Когда их группа пришла на первое занятие в спортивный зал, пол которого был покрыт толстой кошмой, Магасаки предложил каждому из них подпрыгнуть вверх. При этом он не делал никаких заметок, полагаясь только на свою память, которая, нужно заметить, никогда не подводила его. Когда все отрыгались, Укору попросил Савелия попрыгать три минуты на месте, держа руки в стороны. Савелий же днем раньше вывихнул руку в плече и через несколько прыжков опустил руки, но продолжал прыгать. Все вокруг ехидно посмеивались, а старый наставник, удовлетворенно крякнув, то же самое предложил проделать всем остальным курсантам. После чего выстроил их полукругом и сказал, выговаривая букву "в" как "б":
   — Ей здесь бес смеялся над этим мальчик, но проходит бремя, и никто из бас не может побеждать с него… Есть еще двое, кто может равняться, но им надо много бремя и труд: много-много, чем он… Его предсказания оказались точными: через несколько месяцев Савелию Говоркову не было равных не только в части, но и в округе…
   Яркий луч карманного фонаря снова прервал его воспоминания: обход! Луч фонаря вспыхнул в дверях секции. Начальниц войскового наряда и дежурный прапорщик прошли по секции между кроватями, освещая спящих обитателей барака. Убедившись, что все на местах и в отряде порядок, они вышли, вскоре свет фонарика промелькнул в окнах и исчез в темноте. Савелий лежал с открытыми глазами. Фонарь за окном, который раскачивал сильный ветер, то освещал, то погружал во тьму проход около кровати Говоркова.
   Чтобы проверить готовность своих мышц, Савелий несколько раз сжал пальцы в кулак и вдруг улыбнулся, вспомнив сержанта «спецназа», с которым их группа была заброшена под палящее солнце Казахстана, в условия, «приближенные к боевым».
   …Нещадно палило яркое солнце. Вокруг — ни кустика. Казалось, что земля, изнывающая без воды, сморщилась, потрескалась…
   Четверо курсантов, стоя на линии круга диаметром четыре метра, не давали вырваться из него пятому. Раз за разом бросался он на них, но оказывался на сухой, пыльной земле.
   Со спокойной уверенностью наблюдал за этой схваткой сержант Малешко из-под желто-зеленой воинской шляпы, лениво поглядывая за стрелкой секундомера. Дал же Бог фамилию, противоположную тому, кто ее носил: под два метра ростом, мощный торс, округлые бицепсы выпирали настолько, что, казалось, вот-вот лопнет его гимнастерка. На квадратном лице сержанта застыла добродушная усмешка, словно он сам стеснялся своей мощи в силы. Как же они, курсанты, ненавидели его в то время. И как были благодарны потом там, за Речкой…
   — Минута на починку! — объявил он, и все курсанты повалились на землю. Их мокрые, покрытые желтоватой пылью тела, обнаженные по пояс, лежали неподвижно, и лишь грудные клетки от частого дыхания вздымались чуть нервно. Савелий лежал на спине, бессильно разбросав руки. Он попытался облизнуть кровоточащие губы, но поморщился от боли: во рту было сухо, и шершавый язык только усилил кровотечение.
   — Время! Встать! — бесстрастно бросил сержант. И пока они медленно поднимались, стараясь растянуть на секунды свой отдых, сержант вытащил из-под планшета на земле алюминиевую фляжку в матерчатом чехле, нарочито не торопясь, отвинтил колпачок и, специально не отворачиваясь от курсантов, смакуя каждый глоток, начал пить.
   С завистью и злостью смотрели они на него, сжимая кулаки.
   — Курсант Клеман! Тебя, что ли, не касается? Встать! — скомандовал сержант, на миг оторвавшись от фляжки, из которой выплеснулась струйка воды, и жадные взгляды ребят провожали живительную влагу, текущую по мощному подбородку, по вздыбившейся груди сержанта и падающую на сухую землю, мгновенно высыхающую под беспощадными лучами светила… Завинтив, снова не торопясь, фляжку, Малешко вернул ее на место и тут псе скомандовал:
   — Курсант Клеман — у круг! Надо заметить, что это испытание, максимально приближенное к настоящему бою, требует от каждого участника полного внимания, стремительной реакции, умелого владения искусством рукопашной борьбы. Суть испытания заключалась в следующем: четверо занимают места по периметру круга, пятый, как говорилось, становится в центр. По сигналу сержанта курсант, стоящий в центре, за определенный промежуток времени должен вырваться из круга, а его соперники не должны допустить этого. Дозволительны все приемы и способы…
   Тот, по чьей вине упустят «центрового», должен занять его место, и все начинается сначала. Все действия оценивает сержант…
   Они только что проделали марш-бросок на пять километров и не успели восстановить силы, как им было приказано выполнять это задание.
   Курсант Клеман, плотный крепыш невысокого роста, по сигналу сержанта — «Схватка!» — бросился на высокого грузина, но туг же был сбит с юг ловким ударом в грудь. Моментально вскочив, Клеман попытался обмануть своих соперников, сделав выпад в одну сторону и сразу метнувшись в другую, но и здесь его постигла неудача: жестким двойным ударом мощный латыш бросил его в центр круга. Из носа потекла кровь, но Клеман, мазнув под носом рукой, не глядя выпрыгнул в сторону Савелия, нацеливая удар в грудь, но Савелий сделал резкий пируэт и точным ударом попал Клеману пяткой в живот, тот, жалобно вскрикнув, упал на землю, обхватив место удара руками. Скривившись от жалости, Савелий наклонился над ним, чтобы помочь, но тот неожиданно изо всех сил ударил его ногами в грудь, кувыркнулся через спину и — оказался за чертой круга…
   — Молодец, курсант Клеман! Уложивси! — Сержант брезгливо поморщился, щелкнул секундомером. — Курсант Говорков, колы такыв доверчив та жалостна — зараз у круг! Время — двойное!
   «Время двойное» означало то, что обычное время сокращено наполовину — как наказание для провинившегося, если не уложится, то испытание повторится…
   Чертыхнувшись, они, с трудом сдерживая злость, заняли свои места, а Савелий стал вырываться из круга… Раз, другой, третий, и всякий раз — неудача: силы были на исходе… Поднимаясь после очередного падения, Савелий перехватил взгляд своего приятеля, высокого грузина, незаметно подмигнувшего ему. Поняв его намек, Савелий выпрыгнул с поворотом в сторону грузина, и тот, как бы пытаясь перехватить его ноги, захватил только одну, и Савелий по инерции занесло за черту злополучного круга… Технически это было проделано настолько убедительно, что даже сержант удивленно развел руками… Однако, что-то почувствовав, он решил найти другую причину… Взглянув на курсантов, которые, не дожидаясь команды, в изнеможении повалились на раскаленную землю, жадно хватая раскрытыми ртами горячий воздух, он небрежно заметил:
   — Непогано! Но… в норму не вложилысь Три хвылины пышны. Още раз! К бою!
   — Ты что, сержант? — со злостью выкрикнул Савелий, вскочив с земли, угрожающе двинулся на Малешко.
   — Дай дышат, командыр! — К Савелию присоединился и грузин.
   Тяжело дыша, встали и латыш с приятелем: пошли рядом. И только Клеман, ехидно глядя им велел, остался сидеть на земле.
   Хитро улыбаясь, сержант отрицательно качал головой, глядя на идущую к нему четверку курсантов. Поняв, что они и не думают останавливаться, Малешко неторопливо снял шляпу, аккуратно положил ее на планшет, опустил сверху секундомер и спокойно выпрямился. Вздохнул, словно жалея о чем-то. Когда же ребята оказались совсем рядом, он вдруг провел несколько молниеносных ударов руками и ногами, удивительных для такого с виду увальня. Четверка «непокорных» тут же оказалась на земле. Потирая ушибленные места, сконфуженно, но не без восхищения поглядывали парни на своего командира… И вдруг все, и сержант в том числе, громко расхохотались, снимая нервное напряжение. Не смеялся лишь курсант Клеман, стыдливо пряча глаза…
   Оборвав смех, сержант, словно ничего не случилось, спокойно взял секундомер, небрежно набросил на себя шляпу и повернулся к ним.
   — Вы — курсанты спецназу, и юшка з носу, но сделаю з вас настоящих бойцов! И не видстану до того… У круг, робяты! У круг! Ще одна схватка и марш-бросок на червонец…
   Савелий снова улыбнулся и стал энергичнее разминать мышцы. Вокруг все спали, и тишина нарушалась лишь поскрипыванием кроватей, если кто-либо поворачивался на другой бок, да мощным храпом молодого парня, обрывавшимся ненадолго после привычного «оглаживания» соседским валенком…
   Скрипнула входная дверь, и Савелий мгновенно повернулся — они? Что-то он нервничает, нужно успокоиться: если человек нервничает, то он, еще не начав боя, уже наполовину проигрывает — так учил их старый японец Укору Магасаки… Нужно думать о чем-нибудь постороннем, например о Кошке… Какие грехи привели его сюда, в зону? Проворовался? В это не верится… Может, по халатности? Хотя он всегда отличался осторожностью и был очень скрупулезен даже в мелочах… Трудно гадать, если не видел столько времени человека… Но главное, необходимо держать глаза все время открытыми, чтобы четко видеть в полумраке секции… Еще повезло, что краевая лампочка ночника дает мягкий свет в бараке. Что еще? Так, лишний раз запомнить расположение «мебели» в бараке: во время схватки будет не до того. Конечно, будь свободного места больше, было бы лучше, но… Савелий улыбнулся: пользуйся тем, что имеешь… Опять он «накачивает» себя! Разве больше не о чем думать?.. Хотя бы Афганистан…

АФГАНИСТАН

   Этот день он не забудет до самой смерти. Он будет его помнить всегда потому, что именно в тот день он потерял самого близкого человека, своего друга. Того, с кем делился последним куском еще в «спецназе»…
   В тот день, после выполнения сложного задания, был тяжело ранен Васе: вовремя отхода ему оторвало по локоть руку и осколком гранаты задело живот… Им нужно было быстрее добраться до подходящей площадки в горах, чтобы принять вертолет. Спешить следовало и потому, что Васе как можно скорее нужен был доктор. Савелий тащил его на спине, и при каждом шаге из груди раненого вырывался тяжелый хрип.
   Первым шел сержант Варламов — угрюмый скуластый парень лет двадцати пяти. Его лоб, задевая бровь, пересекал красноватый неровный шрам, придававший лицу несколько удивленное выражение. Держа автомат наготове, сержант внимательно вглядывался вперед.
   За ним шел Савелий с раненым, потока двое совсем молодых новобранцев, их гимнастерки выглядели новыми по сравнению с пропотевшими и выгоревшими остальных членов группы. Эти двое тащили рюкзаки и автоматы Савелия и грузина. Замыкал группу невысокий, но плечистый казах Шалимов. Своими узкими карими глазами он успевал зыркать не только по сторонам, но и видеть, что творится за его спиной.
   — Потерпи, Васе! Потерпи, дорогой! Немного осталось: скоро до места доберемся!.. — задыхаясь, успокаивал Савелий своего друга.
   — Духи! — неожиданно выкрикнул казах и тут же пустил длинную очередь в сторону душманов.
   Варламов и молодые солдаты мгновенно спрятались за скалистые выступы, а Савелий, щадя раненого от резких дерганий, начал осторожно спускать его по спине.
   — Сейчас, браток, сейчас я те… — Выстрелы душманов заглушили его слова, словно смертельные осы зажужжали вокруг, вгрызаясь в каменную породу, вырывая износ куски. Однако две пули наткнулись и на живое: одна ударилась в спину Васе, другая размозжила его голову… Смерть настигла мгновенно.
   — Василий — тихо окликнул Савелий, осторожно опуская тело на гладкую поверхность скалы, не обращая внимания на взвизгивающие вокруг него пули. — Васе! — позвал он громче. И вдруг, осознав невосполнимость случившегося, зарычал в безнадежной тоске: — Ва-а-а-со-о!..
   — Их трое, командор! — громко доложил Шалимов, не прекращая огня.
   — Молодец, Налимов! — отозвался Варламов. Затем, прикрываясь за выступами скалы, подскочил к Савелию, притронулся к его плечу и тихо проговорил:
   — Что тут поделаешь, Савва?.. Нету у нас времени горевать… Потом… Через двадцать минут вертушка будут. Эти могут помешать… Слышишь…
   — Что? Эти?! — рассвирепел. Савелий и бросил молодому солдату: — Акимов — автомат!
   На миг перестав стрелять, парень подхватил автомат Савелия и бросил ему.
   — Второй!
   Автомат Баса также оказался у Савелия, ловко им подхваченный.
   — Пойду я, командир?! — полуспрашивая, проговорил Савелий.
   — Возьми Шалимова… — предложил Варламов, понимая, что сейчас никакая сила не удержит Говоркова.
   — Нет, не надо: одному сподручнее… Да и плакать некому будет. — Савелий зло ухмыльнулся, ласково погладил единственную руку убитого друга, подмигнул сержанту и быстро скрылся за скалой…
   — Ребятки, не давайте духам поднимать головы! крикнул Варламов и открыл огонь.
   Выбирая самые удобные скалистые выступы, Савелий резко перебегал от одного к другому, все ближе подбираясь к тому месту, откуда стреляли душманы. Вскоре он услышал гортанную речь. Он слился со скалой, переводя дыхание, осторожно выглянул: «духов» было не трое, как говорил Шалимов, а четверо и последний внимательно следил за дорогой, когда его приятели огрызались редкими очередями по группе Варламова.
   «Значит, вы кого-то ждете? — усмехнулся ехидно Савелий. — Сейчас! Сейчас вы у меня дождетесь, суки!» Он внимательно осмотрел свои автоматы, прикинул расстояние до противника и решил подойти к нему ближе, чтоб бить наверняка, чтоб ни одна не ушел…
   До укрытия душманов оставалось метров десять, но они все еще ее замечали его. Неожиданно нога Савелия соскользнула, и предательский камешек глухо, но Савелию показалось громко, застучал по камням. Мгновенно оценив, что сейчас четыре автоматных ствола ударят по нему, Савелий выскочил из укрытия и, во весь голос страшно ругаясь, начал поливать «духов» из автоматов. Он шел прямо, во весь рост, не пригибаясь, и стрелял, стрелял, стрелял, выкрикивая в безумной ярости: «Это вам за Васо! За Васо!.. Вот вам!.. За Васо-о-о!..»
   Сзади подбежали Варламов и Шалимов. Варламов обхватил Говоркова за плечи:
   — Все, Савва! Слышишь, все! Они уже трупы! Слышишь, трупы!
   Страшное, безумное выражение на лице Савелия постепенно стерлось, он увидел перед собой испуганное лицо сержанта. Взглянув в сторону душманов, Савелий нахмурился и вдруг резко оттолкнул Варламова, который стукнулся спиной о скалу.
   — Ты что, озверел? Бешеный! — закричал он на Савелия. — Они асе мертвы все!
   — Трое! — не слушая его, кричал Савелий и бежал к тому месту, где лежал четвертый, следивший за дорогой. — Четвертый?! Куда делся четвертый? — Осмотревшись, Савелий заметил узкий лаз в скале. — Вот!
   Подбежали сержант с Варламовым, а казах дал длинную очередь в темноту лаза.
   — Бесполезно, — заметил огорченный Варламов. — там же изгибы всякие… наверняка…
   — Бесполезно? — обозлился Савелий. — Ну уж нет! — Сняв с пояса гранату, дернул за чеку. — Ложись! — крикнул он и со всей силы бросил гранату в зева пещеры.
   Раздался глухой взрыв, вздрогнула земля под ними, и наружу вылетели камни, осколки и пыль…
   — Готов: вряд ли успел далеко уйти! — заметил Варламов и вытащил из планшета карту. — Это надо же, ребята: площадка-то наша! — радостно воскликнул он. — Вот-вот вертушки придут… Надо Босо сюда принести, — тихо добавил он и направился в сторону молодых солдат, оставленных для наблюдения.
   — Подожди, сержант, я сам! — остановил его Савелий и вдруг не выдержал, застонал от жалости и непоправимой потери друга…
   — Машина! Командир, машина! — прокричал глазастый Шалимов, следящий за дорогой.
   — Остановить! — нахмурился сержант. Выстрелив в воздух, Шалимов начал спускаться к дороге, но малолитражка прибавила скорость и вскоре могла скрыться за поворотом. Быстро сменив рожок в автомате, Савелий прицелился и дал короткую очередь. Вильнув в сторону пропасти, машина резко повернула в сторону горы, въехала метров на пять вверх по пологому склону и медленно сползла назад, на дорогу. Мотор заглох.
   — Говорков, за мной! Шалимов — за дорогой! — приказал Варламов и устремился к серой малолитражке.
   Осторожно, держа оружие наготове, они подошли с двух сторон к автомобилю. Водитель-афганец, лет тридцати, был мертв. Рядом с ним сидела молодая афганка, она была ранена в плечо. На заднем сиденье — пожилой афганец. Из-под чалмы глядели злые глаза.
   Варламов постучал прикладом по крыше машины и жестом приказал им выйти. Молодая женщина медленно вылезла наружу и, с ненавистью поглядывая на Савелия, подняла вверх левую руку, правая висела плетью вдоль плеча. Нехотя вылез и пожилой афганец, придерживая пиджак из тонкой белой ткани левой рукой: видно, его тоже задело. Пряча глаза, он облокотился о машину плечом и тоже поднял одну руку.
   — Посмотри машину! — бросил сержант, не выпуская пленников из поля зрения.
   Говорков открыл крышку багажника увидел несколько рюкзаков и мешков, набитых различными консервами и хлебом, солью и крупами. Внутри салона ничего не обнаружил. За поясом убитого заметил револьвер, но не стал его трогать. В бардачке нашел толстый бумажник, набитый долларами. Бросив, его назад, повернулся к Варламову.
   — Они, сержант, везли тем продовольствие и деньги… Варламов достал рацию:
   — Клумба! Клумба! Я Тюльпан! Я Тюльпан! Прием!
   — Тюльпан! Тюльпан! Клумба на связи! Прием!
   — Повстречал родственников: отправил с почетом… Коробушка навстречу опоздала… Один из троих опоздавших уснул, двое — неважно себя чувствуют… Прием!
   — Свидетелей не оставлять!.. — раздался недовольный голос по рации. — Как поняли? Прием!
   — Хорошо! Действуем! Вертушки на подходе! До встречи!.. Отбой!
   Сунув рацию в рюкзак, Варламов немного помолчал, переглянулся с Савелием, потом посмотрел на злобно поглядывающую афганку, на хмурого старика и крикнул им, показывая на машину:
   — Туда, быстро!
   Молодая афганка упрямо покачала головой а неожиданно начала плевать в его сторону, выкрикивая что-то на афгани.
   — В машину… твою мать! — зарычал Варламов, дергая затвор автомата.
   Старик зло усмехнулся и молча полез спиной на заднее сиденье.
   Глядя на него, примолкла и женщина, тоже полезла в машину.
   Сержант Варламов медленно поднял автомат, не глядя в их сторону, но Савелий неожиданно выпрыгнул и ударил ногой по стволу очередь пробарабанила по скале, выбивая из нее яркие искры.
   — Пусть едут! — закричал Савелий с искаженным от злости лицом.
   — Ты что, не слышал приказа?
   — Пусть едут! — снова прокричал Савелий.
   — Хорошо, Савва, хорошо! — Варламов согласно похлопал его по плечу. — Иди к Васо, дружан, я только документы заберу у них…
   В этот момент Савелий резко толкнул сержанта в сторону, сам кувыркнулся в другую и в полете выстрелил по машине…
   Чуть выждав и не услышав никакого шума, они встали и осторожно подошли к машине.
   — А ты говоришь… — устало прошептал сержант, вытирая пот и кровь с ободранного о дорогу лба.
   — Падаль! — Савелий пнул по небольшому десантному автомату, выпавшему из рук старика-афганца. — Хотел нам в снизу… — пересохшими губами выдавил он.
   Его очередь прошила старику грудь и прошлась по спине женщины.
   — Помоги! — бросил Варламов, упираясь руками в багажник машины.
   Савелий ухватился за переднюю дверь одной рукой, а другой стал выворачивать руль, направляя машину в пропасть. Скользнув с обрыва, она, подпрыгивая на скалистых выступах, теряя по пути колеса, рухнула в ущелье… Внизу раздался взрыв…
   — Видно, не только консервы там были… — покачал головой Савелий.

РАЗБОР

   — Эх, сюда бы несколько баночек… — прошептал он.
   У двери послышался шум, и Савелий вновь повернулся к выходу: «Они! Наконец-то!.. Жаль, что свободного места маловато… Встать сразу или подождать, когда подойдут?» Решил ждать: какой-никакой, а элемент неожиданности для них будет, что тоже на руку…
   Это действительно были «они». Немного, постояв у входа, верно, для того, чтобы глаза свыклись с полутьмой, они направились прямо к проходу Савелия: значит, кто-то рассказал о том, где он спит.
   Из-под руки Савелий хорошо видел фигуры пришедших. «Раз, два, три… Четверо! — отметил он. — Хорошо, что не больше!» Четыре месяца Бутырки и рвотный суп «из рыбьих глаз» ослабили его организм: удары, конечно, будут не те. Следовало рассчитывать только на реакцию и бить только по важным, жизненно важным точкам… Савелий несколько раз быстро напряг и расслабил мышцы, проверяя их готовность… Нет, их все-таки пятеро!.. Но пятый остался при выходе, на стреме…
   Четверка двигалась медленно, осторожно шагая на носках, стараясь не привлекать внимания. Впереди шел квадратный мужик, за ним Аршин. Оба держали руки в карманах.
   «Ножи? Кастеты? С них и нужно начинать, в первую очередь выключать их…» — мысль Савелия работала быстро. С некоторым удовлетворением он отметил, что среди пришедших отсутствуют те, кто был с Аршином в бане, значит, пошла наука на пользу!
   Едва непрошеные «гости» остановились у его прохода, Савелий откинул одеяло и быстро вскочил на ноги. Он оказался прав: внезапность настолько ошеломила их, что они растерялись, остолбенели, а это позволило Савелию взять инициативу в свои руки.
   — А я уж заждался! — презрительно хмыкнул он.
   — Аршин, кто расправился с Митяем? — серьезно, не повышая голоса, спросил Савелий. Он говорил настолько уверенно и спокойно, что можно было подумать — не он находится в окружении противника, а наоборот.
   — Не выдавай меня, Аршин, боюсь! — куражась, противно захныкал квадратный мужик с приплюснутым носом, который пересекал небольшой шрам. И сам рассмеялся своей шутке.
   Подхватить его смех никто не успел: Савелий резко выбросил правую ногу вверх — влево, нанося удар носком сапога чуть ниже виска «шутника», и сразу, не останавливаясь, выпрыгнул вверх с поворотом на сто восемьдесят градусов, ударив Аршина пяткой левой ноги в живот. Третьего, здоровячка с переломанными ушами, вероятно бывшего борца, вырубил коронным своим ударом: наотмашь, ребром ладони в шею…