Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Альфонс Доде
Короли в изгнании
Альфонс Доде
Имя Альфонса Доде произносят наряду с именами таких прославленных писателей-реалистов, как Бальзак, Стендаль, Флобер, Золя, Мопассан. Его произведения обогатили французскую литературу, навсегда вошли в ее золотой фонд.
Доде родился на юге, и ему присуща вся пылкость воображения южанина. Но, как бы боясь необузданности своей фантазии, он писал о том, что видел и пережил. Прочтите автобиографические признания Доде, и вы увидите, как крепко держится писатель за достоверность фактов, подсказанных ему жизнью. Бальзак и Золя подчас уподоблялись Кювье, воссоздавая из ничтожнейших деталей целое. Бальзак смело вел нас в дом банкира Тайфера, в котором сам он никогда не бывал, он рассказывал о движении шуанов, которое происходило до его рождения. Золя заставлял нас жить среди шахтеров, наблюдать нравы куртизанок, хотя его собственная жизнь проходила вдали от этих людей. Доде редко отвлекался от знакомого ему жизненного материала. Он писал с натуры. «Да, у меня не было никогда другого метода работы. Подобно тому как художники тщательно берегут свои альбомы зарисовок, где наспех набросаны силуэты, позы, ракурсы, какое-нибудь движение руки, точно так же и я вот уже тридцать лет собираю великое множество маленьких тетрадок, где наблюдения, мысли выражены иной раз лишь одной скупой строчкой, но она напомнит какой-нибудь жест, интонацию, которые впоследствии будут развернуты и расширены в соответствии с требованиями большого произведения».
История книг Доде – это история его собственной жизни. Он изображал себя в «Письмах с мельницы», в романе «Малыш». Он встречался с героями своих романов – с настоящим Набобом, настоящим Джеком, настоящим Делобелем.
Бальзак и Золя стремились охватить в своем творчестве все общество, осмыслить закономерности его развития, запечатлеть в своих произведениях жизнь разных классов, разных сословий. Исходя из этих посылок, они не ограничивались личными наблюдениями, терпеливо собирали документы о событиях, при которых никогда не присутствовали, о людях, которых никогда не видели. Какую гигантскую работу нужно было проделать Бальзаку, чтобы из разрозненных частей «Человеческой комедии» создать единое целое, какой кропотливый труд вложил Золя в создание генеалогического древа «Ругон-Маккаров»! А Доде говорил: «Если бы в моих произведениях имелось родословное древо Ругон-Маккаров, как у Золя, я бы, кажется, повесился на одной из его веток».
Доде не был «доктором социальных наук», как называл себя Бальзак, не был ученым-экспериментатором, каким хотел себя видеть в литературе Золя. У него отсутствовала целостная концепция жизни и общества, а его политические взгляды проделали лишь небольшую эволюцию от умеренного легитимизма к позициям умеренного республиканизма. Доде – наблюдатель частного, но чутье подлинного реалиста не раз выводило его на дорогу больших обобщений. Об ограниченности творческих задач, которые ставил перед собой писатель, хорошо сказал однажды его младший современник Гюисманс: «Золя видит действительность в телескоп, Доде – в микроскоп, один воспроизводит ее в увеличенном, другой в уменьшенном виде». И все же Доде в чем-то дополняет таких гигантов, как Бальзак, Флобер, Золя. У него была своя манера видеть мир, подкупающий лиризм, неподражаемый, единственный в своем роде юмор. Творчество Доде – еще одно свидетельство безграничных возможностей реализма.
I
Предки Доде были крестьянами, жителями Севеннских гор. В начале восемнадцатого столетия здесь разразилось крестьянское восстание, которое под флагом протестантизма объединило широкие народные массы и нанесло серьезный удар абсолютизму. В истории Франции это восстание известно как движение «камизаров».
Гражданская война в Севеннах продолжалась почти целое столетие, и часто в одной и той же деревне жили заклятые враги – те, кто исповедовал католицизм, и те, кто оставался верен протестантизму. В начале буржуазной революции 1789 года дед Альфонса – Жак Доде – вместе с братом Клодом покинул горы и поселился в городе Ниме. Оба они были роялистами и католиками. Приверженность королю стоила жизни Клоду и едва не привела к гибели Жака. Спасшись от гильотины, простой ремесленник Жак проделал короткий путь от нищеты к богатству. Винцента Доде – одного из сыновей Жака и будущего отца Альфонса – мы застаем владельцем суконной фабрики. В 1829 году Винцент женится на дочери богатого торговца шелком Аделине Рено. В своих произведениях Доде с нежностью вспоминает эту женщину – ласковую и грустную, задумчивую и болезненную. Среди родственников Аделины достоин быть отмеченным ее дядя по имени Гильом, который во время революции бежал из Франции и через некоторое время очутился в России. Его судьба поистине фантастична. Владелец крупного магазина в Петербурге, поставщик его императорского величества, Гильом по обвинению в заговоре был сослан в Сибирь. Ему удалось бежать и добраться до границы с Китаем, но, схваченный снова, он был отправлен на каторжные работы. Гильома помиловал при восшествии на престол Александр Первый. Эта история, о которой вспоминали не раз в семье Доде, должна была запомниться и Альфонсу, рано узнавшему о России и рано познакомившемуся с ее литературой, в частности с «Записками охотника» Тургенева, прочитанными им в начале 60-х годов, вскоре после их опубликования.
Альфонс Доде родился в городе Ниме 13 мая 1840 года. Один из его старших братьев умер совсем молодым, и эта смерть произвела неизгладимое впечатление на будущего писателя. О ней он рассказал в романе «Малыш», в главе «Он умер. Молитесь за него». Другой брат – Эрнест – пережил Альфонса и написал о нем книгу. Это был известный историк, посредственный журналист и плохой романист.
Раннее детство Альфонса протекало недалеко от Нима, на фабрике, принадлежавшей отцу. Доде хорошо изобразил пустынный фабричный двор в первой главе «Малыша», двор, который его детское воображение превращало в необитаемый остров, на котором он чувствовал себя Робинзоном. То были самые счастливые и беззаботные дни его детства, и Доде нимало не подозревал, что отец его близок к полному разорению. И оно пришло, это разорение, грозное и непоправимое, после революции 1848 года. Фабрику пришлось ликвидировать, и вся семья переехала в Лион. Начались годы учения, сначала в церковной школе, затем в лионском лицее.
И Альфонс, и Эрнест в полной мере испытали на себе, что такое клеймо бедности. Дети богатых родителей встретили их враждебно, старались унизить их, сторонились общения с ними. Однако Альфонса спасали его незаурядные способности, и вскоре он понял, что не все в жизни достигается богатством. Здесь, в лицее, Альфонс Доде впервые полюбил книги и сам начал писать стихи.
Многое из того, что рассказано в романе «Малыш», происходило в действительности. Однако читатель был бы очень далек от истины, если бы отождествил Даниэля Эйсета с Альфонсом Доде. Рассказывая о том, как создавался «Малыш», Доде писал: «Как мог я, рисуя Малыша, ничего не сказать о демоническом водовороте, в который он погрузился на тринадцатом году, влекомый бурным желанием жить, растрачивать силы, оторваться от зачерствевших горестей, от слез, душивших родителей? То была вспышка южного темперамента… Он пропускал уроки, проводил дни на реке, среди людей, сутолоки катеров, буксиров, греб под дождем, с трубкой в зубах, с бутылкой абсента или водки в кармане, ускользал от тысячи смертей». Прочитавший эти строки читатель должен почувствовать всю разницу между застенчивым и робким Даниэлем, каким он изображен в «Малыше», и юным Альфонсом, обладавшим уже в ту пору неудержимым темпераментом и энергией.
Шли годы, приближался срок окончания лицея. Дела отца вконец расстроились. Надо было думать о работе. Не окончив лицея, Эрнест уже трудился в почтовой конторе, а вскоре и Альфонс отправился учительствовать в коллеж городка Але. Ему было шестнадцать лет, когда он оказался среди маленьких сорванцов, сразу же почувствовавших его неопытность и беззащитность. То была вторая жизненная школа после детства, которая еще раз напомнила ему о том, что мир не для всех устроен одинаково хорошо. Однако жизнь в коллеже продолжалась недолго. Первого ноября 1857 года Альфонс переехал в Париж, где его брат Эрнест уже работал в редакции одной из роялистских газет.
В романе «Малыш» и в книге «Тридцать лет в Париже» Доде красочно описал этот первый свой день в столице. Он испытал истинную радость оттого, что покинул Але и вновь встретился с братом. Но впереди была полная неизвестность. Началось полубогемное существование. Доде часто меняет жилища, недоедает. Однажды он провел полночи на бульварах: просто не мог заплатить за квартиру. Единственным его развлечением было посещение Латинского квартала. Здесь пестрая толпа студентов и приезжей молодежи обсуждала вопросы политики, литературы, театра. Именно тут встретил Доде Гамбетту, Жюля Валлеса, будущего писателя. Позднее Доде стал посетителем не только кафе Латинского квартала, но и литературных салонов – их было тогда несметное количество. Через год Доде удалось опубликовать свою первую книгу. Это был сборник стихов, написанных в духе Мюссе. Назывался он «Возлюбленные». К счастью для Доде, книга понравилась и публике, и критикам. О нем заговорили. Доде начинает сотрудничать в одной из наиболее популярных газет – «Фигаро». Судьба его как писателя решена. Спустя некоторое время в жизни Альфонса Доде происходит еще одно важное событие. Всесильный временщик Второй империи, председатель Законодательного корпуса, один из участников государственного переворота, приведшего к власти Наполеона Третьего, герцог де Морни предлагает ему место третьего секретаря в своей канцелярии. В течение нескольких лет оба брата занимают должности-синекуры, которые оставляют им уйму времени.
Доде продолжает писать, совершает поездки на юг: в Прованс, страну своего детства, в Алжир, куда его на несколько месяцев посылают врачи, на Корсику, где он отдыхает. Каждая такая поездка дает ему много интересных сведений, материала, заносимого в виде заметок в заветные тетради. Из Прованса он выслал свой первый рассказ из цикла «Письма с мельницы», Алжир дал ему фон для приключений Тартарена, Корсика помогла написать сцену выборов в романе «Набоб».
В 1867 году Доде женился на Юлии Аллар, молодой женщине, увлекавшейся музыкой и литературой. Юлия хорошо чувствовала искусство, писала сама и была верным помощником мужу в его литературной деятельности. «Нет ни одной страницы, которую она не просмотрела бы», – писал Доде.
Во время одной из своих поездок на юг Доде начал писать рассказы. Эти рассказы в течение всего 1865 года под псевдонимом Мари Гастон (один из псевдонимов О. Бальзака) печатались в газетах «Эвенман» и «Фигаро». Они составили сборник «Письма с мельницы» и вышли отдельным изданием в 1869 году.
«Письма с мельницы» явились первым значительным произведением Доде. Они и по сей день остаются одной из его лучших книг. Доде во всех подробностях знал жизнь Прованса, знал его природу, населяющих его людей. Сердцу художника были милы выжженные солнцем поля, цветущие виноградники, покрытые лесами горы и даже обжигающий ветер – мистраль. Маленькие рассказы и сказки, составляющие сборник, звучат как стихотворения в прозе – столько в них внутреннего изящества, неподдельной поэзии, неповторимого аромата. То веселые и озорные, то печальные, они бесконечно разнообразны по своим темам, лишены всякой искусственности и книжности. Все эти истории Доде черпал в беседах с крестьянами, в старинных легендах и преданиях, передаваемых из поколения в поколение, в общении с природой Прованса.
Еще до опубликования «Писем с мельницы» Доде поставил в театре «Одеон» свою первую одноактную пьесу – «Последний кумир». Пьеса не отличалась художественными достоинствами, но была тепло принята публикой. Доде страстно хотел получить признание как драматический автор, и этот успех окрылил его. С 1862 года по 1869 год он ставит на сценах парижских театров свои пьесы: «Последний кумир» (1862), «С глаз долой – к сердцу ближе» (1864), «Белая гвоздика» (1865), «Старший брат» (1867), «Жертва» (1869).
Пьесы эти не затрагивают глубоких общественных проблем и по своей форме значительно уступают прозе Доде. Сценический успех их был незначителен, а некоторые потерпели полный провал.
Известный интерес представляет трехактная комедия «Жертва», в которой изображается жизнь талантливого художника, вынужденного поступить рисовальщиком на обойную фабрику. Он продает свой талант, закабаляет себя из-за денег, которых не может заработать настоящим искусством. Любопытны алжирские мотивы в пьесе (она писалась одновременно с «Приключениями Тартарена»): маленький бедуин Намун, слуга художника, удивлен, что его отчитывают за кражу денег у богатого фабриканта. Как, говорит Намун, у французов воровать нельзя, а сами французы ограбили всю Африку. Пьеса любопытна и тем, что в ней содержатся зерна будущих произведений Доде: обойная фабрика станет предметом изображения в романе «Фромон младший и Рислер старший», африканец Намун позднее превратится в дагомейского мальчика Маду («Джек»), мир художников, их отношения с любовницами вновь возникают в романе «Сафо».
В 1868 году появился «Малыш», и, как рассказывает Доде, появился совершенно для него неожиданно. Доде отдыхал на юге, между Бокером и Нимом, намереваясь завершить начатую драму. Но это ему никак не удавалось. Природа Прованса невольно возвращала его к воспоминаниям детства, и он принялся писать «нечто вроде автобиографии». Случилось это в первых числах февраля 1866 года, и вплоть до второй половины марта Доде не прекращал работы над романом. Затем он уехал в Париж и вновь возвратился к «Малышу» лишь летом 1867 года. К осени книга была готова и начала печататься в газете «Пти Монитер».
«Малыш» – первый роман Доде. Автобиографическим его можно назвать лишь условно. Многие эпизоды романа, особенно во второй его части, выдуманы и не имеют никакого отношения к его автору. «Малыш, – писал Доде, – никогда не был актером… никогда не торговал фаянсом, Пьерот и Черные глаза, дама из бельэтажа и ее негритянка, Белая кукушка – также плод воображения». К этому можно добавить, что вымышленными были литературные неудачи Даниэля, смерть Жака и многое другое. Как уже говорилось выше, и сам Даниэль Эйсет своим характером мало напоминает Альфонса Доде.
Роман «Малыш» с его достоинствами и недостатками – произведение характерное, во многом определившее последующее творчество Доде. В нем заключены некоторые идейные мотивы, которые, как мы увидим, получат свое развитие в последующих произведениях писателя.
Незадолго до падения Второй империи, в 1869 году, вышла первая часть знаменитой трилогии Доде – «Необычайные приключения Тартарена из Тараскона».
На первый взгляд книга о приключениях Тартарена примечательна прежде всего своим непревзойденным юмором, порою даже кажется, что главным ее героем является смех. И действительно, в основе этой чудесной книги лежит народный провансальский юмор. «Провансалец любит посмеяться, – писал Доде, – смех является для него выражением всех чувств… самых страстных и самых нежных».
Однако «Тартарен» написан не только для того, чтобы порадовать читателя искрящимся провансальским юмором. За внешней развлекательностью романа скрывается много глубоких обобщений, тонких зарисовок современной действительности. Так некогда Рабле сравнил свою книгу о Гаргантюа и Пантагрюэле с причудливым и затейливым ларцом, который скрывает бесценное содержимое. «А посему, – говорил он, – раскройте мою книгу и вдумайтесь хорошенько, о чем в ней говорится. Тогда вы уразумеете, что снадобье, в ней заключенное, совсем не похоже на то, какое сулил ларец; я хочу сказать, что предметы, о которых она толкует, вовсе не так нелепы, как можно было подумать, прочитав заглавие».
У книги Доде есть много общего с книгой Рабле, и Анатоль Франс не без основания заметил, что Тартарен – такой же «народный тип, как Гаргантюа». Но есть у Доде и другой предшественник – Сервантес с его несравненным «Дон Кихотом». Только в Тартарене соединены оба героя прославленного испанца – Дон Кихот и Санчо Панса.
Доде создал тип большого общественного звучания. Вспомним, что писатель и сам к этому стремился, когда сразу же после посвящения поставил следующие слова: «Во Франции все немножко тарасконцы».
Как всегда, Доде идет от конкретных наблюдений. Через пятнадцать лет после опубликования романа он точно указал родину своего героя. Она лежит в милях пяти-шести от Тараскона. «Там, будучи еще ребенком, я видел, как чах баобаб в горшке из-под резеды… Именно там пели дуэт из „Роберта Дьявола“…»
Доде изображал действительную жизнь южного провинциального городка, мещанскую узость интересов его обитателей, которые охотятся за фуражками, играют в карты, поют забытые романсы, сплетничают, болтают, фантазируют, для которых прибытие зверинца – уже целое событие, запоминающееся на всю жизнь. Тартарен – кость от кости этих добродушных, тупых и самовлюбленных обывателей. Однако он всех их превзошел не только своим диковинным садом, где растут карликовые баобабы, пальмы, берберийские фиговые деревья, и не только редкостным оружием, развешанным на стенах его кабинета, но и своим фантазерством. Тартарену достаточно помечтать о чем-либо, чтобы желаемое принять за действительное. Он только собирался поехать в Шанхай и уже поверил, что эта поездка состоялась. Быть героем Тараскона очень удобно, так как для этого не требуется ни усилий, ни забот, ни риска. Фантазия Тартарена делала его похожим на Дон Кихота. Он проглатывал множество книг об экзотических странах, мечтал о подвигах, о геройстве. Но то был один из Тартаренов. Другой Тартарен – Тартарен Санчо Панса – любил покой, обильную еду и хорошую постель. Только тогда, когда слава «великого» человека подверглась испытанию, он решился покинуть Тараскон и отправился в Африку.
История всех приключений Тартарена могла бы остаться историей местного значения, если бы не характер Тартарена и не наблюдательность его автора.
Вторая империя благоприятствовала расцвету мещанских вкусов, пустозвонству, показной красивости. В духовной жизни страны преследовалось все передовое и свободолюбивое. Вместе с тем французский буржуа чувствовал себя при режиме Наполеона Третьего вполне удовлетворенным и спокойным за будущее. Героическая пора его жизни ушла в прошлое, и слово «революция», которое когда-то вело его на штурм Бастилии, стало бранным словом. Эта «пухнущая на солнышке буржуазия» (выражение Золя) наслаждалась жизнью, отделывала свои дома во вкусе аристократических особняков, покупала бездарные копии знаменитых картин, угоднически выражала свою преданность императору, была падка на саморекламу. Вся ее жизнь была сплошной фальшью. Тартаренство процветало повсеместно, и образ Тартарена становился большим социальным символом этой фальшивой жизни.
С другой стороны, в романе мы находим много примет времени, и прежде всего примет экспансионистской политики Второй империи. Тартарен устремляет свои помыслы в Шанхай, но туда же направлены и помыслы французских политиков, стремящихся колонизовать Китай. Тартарен устремляется в Алжир, но туда же устремились французские колонизаторы, нещадно грабившие эту страну. Как бы невзначай роняет Доде одну фразу за другой о положении в Алжире, но у читателя создается вполне определенное представление о жизни в этой колонии. Город Алжир разделен на два квартала – европейский и туземный. Первый ничем не отличается от французских городов, второй же остался таким, каким он был во времена Средневековья. В Алжире постоянно действуют гражданские и военные суды, колонизаторские функции которых тесно переплелись. Тартарен, видимо, наслышан о правосудии в Алжире и всерьез боится, что его расстреляют. Дело, дескать, обычное. Доде одной фразой высмеивает россказни о «цивилизаторской миссии» французов: «Мы цивилизуем, прививая… наши пороки…» Тартарен поражен обилием военных на улицах Алжира, а позднее он узнает, что здесь полно всяких проходимцев и авантюристов. Жертвой одного из них он становится сам. По поводу белых правителей Алжира делается весьма выразительное замечание: «Для того, чтобы управлять Африкой, не нужна ни светлая голова, ни голова вообще». А о том, как происходит действительное управление этой страной, говорится: «…наверху… сидит мусью губернатор, и своей большущей дубиной бьет офицеров, офицеры в отместку бьют солдата, солдат бьет колониста, колонист бьет араба, араб бьет негра, негр бьет еврея…» Иными словами, в основе колонизаторской политики лежит власть дубины и принцип «разделяй и властвуй».
Так, казалось бы, невинный смех Доде оказывается острой политической сатирой на современную Францию.
Доде создал тип литературного героя, который намного пережил эпоху, его породившую. Тартарен вырос в определенных условиях, в определенной среде, но он необыкновенно живуч, и мы можем с ним встретиться и в наши дни. Как Дон Кихот, Тартюф, Дон Жуан и другие типические образы, прочно вошедшие в наше сознание, он выражает определенные черты человеческого характера: пустозвонство, нелепое прожектерство, фразерство.
В статье «О том, как я учился писать» М. Горький приводит в качестве примера классического использования законов типизации произведения Шарля де Костера, Ромена Роллана и Альфонса Доде с его знаменитым Тартареном из Тараскона. Да, Доде создал образ-тип, и в этом его большая победа – победа писателя-реалиста.
Приключения Тартарена из Тараскона – это только первая часть трилогии. Впоследствии Доде вновь вернется к своему герою и напишет еще две части. Тартарен – творение всей жизни писателя.
Гражданская война в Севеннах продолжалась почти целое столетие, и часто в одной и той же деревне жили заклятые враги – те, кто исповедовал католицизм, и те, кто оставался верен протестантизму. В начале буржуазной революции 1789 года дед Альфонса – Жак Доде – вместе с братом Клодом покинул горы и поселился в городе Ниме. Оба они были роялистами и католиками. Приверженность королю стоила жизни Клоду и едва не привела к гибели Жака. Спасшись от гильотины, простой ремесленник Жак проделал короткий путь от нищеты к богатству. Винцента Доде – одного из сыновей Жака и будущего отца Альфонса – мы застаем владельцем суконной фабрики. В 1829 году Винцент женится на дочери богатого торговца шелком Аделине Рено. В своих произведениях Доде с нежностью вспоминает эту женщину – ласковую и грустную, задумчивую и болезненную. Среди родственников Аделины достоин быть отмеченным ее дядя по имени Гильом, который во время революции бежал из Франции и через некоторое время очутился в России. Его судьба поистине фантастична. Владелец крупного магазина в Петербурге, поставщик его императорского величества, Гильом по обвинению в заговоре был сослан в Сибирь. Ему удалось бежать и добраться до границы с Китаем, но, схваченный снова, он был отправлен на каторжные работы. Гильома помиловал при восшествии на престол Александр Первый. Эта история, о которой вспоминали не раз в семье Доде, должна была запомниться и Альфонсу, рано узнавшему о России и рано познакомившемуся с ее литературой, в частности с «Записками охотника» Тургенева, прочитанными им в начале 60-х годов, вскоре после их опубликования.
Альфонс Доде родился в городе Ниме 13 мая 1840 года. Один из его старших братьев умер совсем молодым, и эта смерть произвела неизгладимое впечатление на будущего писателя. О ней он рассказал в романе «Малыш», в главе «Он умер. Молитесь за него». Другой брат – Эрнест – пережил Альфонса и написал о нем книгу. Это был известный историк, посредственный журналист и плохой романист.
Раннее детство Альфонса протекало недалеко от Нима, на фабрике, принадлежавшей отцу. Доде хорошо изобразил пустынный фабричный двор в первой главе «Малыша», двор, который его детское воображение превращало в необитаемый остров, на котором он чувствовал себя Робинзоном. То были самые счастливые и беззаботные дни его детства, и Доде нимало не подозревал, что отец его близок к полному разорению. И оно пришло, это разорение, грозное и непоправимое, после революции 1848 года. Фабрику пришлось ликвидировать, и вся семья переехала в Лион. Начались годы учения, сначала в церковной школе, затем в лионском лицее.
И Альфонс, и Эрнест в полной мере испытали на себе, что такое клеймо бедности. Дети богатых родителей встретили их враждебно, старались унизить их, сторонились общения с ними. Однако Альфонса спасали его незаурядные способности, и вскоре он понял, что не все в жизни достигается богатством. Здесь, в лицее, Альфонс Доде впервые полюбил книги и сам начал писать стихи.
Многое из того, что рассказано в романе «Малыш», происходило в действительности. Однако читатель был бы очень далек от истины, если бы отождествил Даниэля Эйсета с Альфонсом Доде. Рассказывая о том, как создавался «Малыш», Доде писал: «Как мог я, рисуя Малыша, ничего не сказать о демоническом водовороте, в который он погрузился на тринадцатом году, влекомый бурным желанием жить, растрачивать силы, оторваться от зачерствевших горестей, от слез, душивших родителей? То была вспышка южного темперамента… Он пропускал уроки, проводил дни на реке, среди людей, сутолоки катеров, буксиров, греб под дождем, с трубкой в зубах, с бутылкой абсента или водки в кармане, ускользал от тысячи смертей». Прочитавший эти строки читатель должен почувствовать всю разницу между застенчивым и робким Даниэлем, каким он изображен в «Малыше», и юным Альфонсом, обладавшим уже в ту пору неудержимым темпераментом и энергией.
Шли годы, приближался срок окончания лицея. Дела отца вконец расстроились. Надо было думать о работе. Не окончив лицея, Эрнест уже трудился в почтовой конторе, а вскоре и Альфонс отправился учительствовать в коллеж городка Але. Ему было шестнадцать лет, когда он оказался среди маленьких сорванцов, сразу же почувствовавших его неопытность и беззащитность. То была вторая жизненная школа после детства, которая еще раз напомнила ему о том, что мир не для всех устроен одинаково хорошо. Однако жизнь в коллеже продолжалась недолго. Первого ноября 1857 года Альфонс переехал в Париж, где его брат Эрнест уже работал в редакции одной из роялистских газет.
В романе «Малыш» и в книге «Тридцать лет в Париже» Доде красочно описал этот первый свой день в столице. Он испытал истинную радость оттого, что покинул Але и вновь встретился с братом. Но впереди была полная неизвестность. Началось полубогемное существование. Доде часто меняет жилища, недоедает. Однажды он провел полночи на бульварах: просто не мог заплатить за квартиру. Единственным его развлечением было посещение Латинского квартала. Здесь пестрая толпа студентов и приезжей молодежи обсуждала вопросы политики, литературы, театра. Именно тут встретил Доде Гамбетту, Жюля Валлеса, будущего писателя. Позднее Доде стал посетителем не только кафе Латинского квартала, но и литературных салонов – их было тогда несметное количество. Через год Доде удалось опубликовать свою первую книгу. Это был сборник стихов, написанных в духе Мюссе. Назывался он «Возлюбленные». К счастью для Доде, книга понравилась и публике, и критикам. О нем заговорили. Доде начинает сотрудничать в одной из наиболее популярных газет – «Фигаро». Судьба его как писателя решена. Спустя некоторое время в жизни Альфонса Доде происходит еще одно важное событие. Всесильный временщик Второй империи, председатель Законодательного корпуса, один из участников государственного переворота, приведшего к власти Наполеона Третьего, герцог де Морни предлагает ему место третьего секретаря в своей канцелярии. В течение нескольких лет оба брата занимают должности-синекуры, которые оставляют им уйму времени.
Доде продолжает писать, совершает поездки на юг: в Прованс, страну своего детства, в Алжир, куда его на несколько месяцев посылают врачи, на Корсику, где он отдыхает. Каждая такая поездка дает ему много интересных сведений, материала, заносимого в виде заметок в заветные тетради. Из Прованса он выслал свой первый рассказ из цикла «Письма с мельницы», Алжир дал ему фон для приключений Тартарена, Корсика помогла написать сцену выборов в романе «Набоб».
В 1867 году Доде женился на Юлии Аллар, молодой женщине, увлекавшейся музыкой и литературой. Юлия хорошо чувствовала искусство, писала сама и была верным помощником мужу в его литературной деятельности. «Нет ни одной страницы, которую она не просмотрела бы», – писал Доде.
Во время одной из своих поездок на юг Доде начал писать рассказы. Эти рассказы в течение всего 1865 года под псевдонимом Мари Гастон (один из псевдонимов О. Бальзака) печатались в газетах «Эвенман» и «Фигаро». Они составили сборник «Письма с мельницы» и вышли отдельным изданием в 1869 году.
«Письма с мельницы» явились первым значительным произведением Доде. Они и по сей день остаются одной из его лучших книг. Доде во всех подробностях знал жизнь Прованса, знал его природу, населяющих его людей. Сердцу художника были милы выжженные солнцем поля, цветущие виноградники, покрытые лесами горы и даже обжигающий ветер – мистраль. Маленькие рассказы и сказки, составляющие сборник, звучат как стихотворения в прозе – столько в них внутреннего изящества, неподдельной поэзии, неповторимого аромата. То веселые и озорные, то печальные, они бесконечно разнообразны по своим темам, лишены всякой искусственности и книжности. Все эти истории Доде черпал в беседах с крестьянами, в старинных легендах и преданиях, передаваемых из поколения в поколение, в общении с природой Прованса.
Еще до опубликования «Писем с мельницы» Доде поставил в театре «Одеон» свою первую одноактную пьесу – «Последний кумир». Пьеса не отличалась художественными достоинствами, но была тепло принята публикой. Доде страстно хотел получить признание как драматический автор, и этот успех окрылил его. С 1862 года по 1869 год он ставит на сценах парижских театров свои пьесы: «Последний кумир» (1862), «С глаз долой – к сердцу ближе» (1864), «Белая гвоздика» (1865), «Старший брат» (1867), «Жертва» (1869).
Пьесы эти не затрагивают глубоких общественных проблем и по своей форме значительно уступают прозе Доде. Сценический успех их был незначителен, а некоторые потерпели полный провал.
Известный интерес представляет трехактная комедия «Жертва», в которой изображается жизнь талантливого художника, вынужденного поступить рисовальщиком на обойную фабрику. Он продает свой талант, закабаляет себя из-за денег, которых не может заработать настоящим искусством. Любопытны алжирские мотивы в пьесе (она писалась одновременно с «Приключениями Тартарена»): маленький бедуин Намун, слуга художника, удивлен, что его отчитывают за кражу денег у богатого фабриканта. Как, говорит Намун, у французов воровать нельзя, а сами французы ограбили всю Африку. Пьеса любопытна и тем, что в ней содержатся зерна будущих произведений Доде: обойная фабрика станет предметом изображения в романе «Фромон младший и Рислер старший», африканец Намун позднее превратится в дагомейского мальчика Маду («Джек»), мир художников, их отношения с любовницами вновь возникают в романе «Сафо».
В 1868 году появился «Малыш», и, как рассказывает Доде, появился совершенно для него неожиданно. Доде отдыхал на юге, между Бокером и Нимом, намереваясь завершить начатую драму. Но это ему никак не удавалось. Природа Прованса невольно возвращала его к воспоминаниям детства, и он принялся писать «нечто вроде автобиографии». Случилось это в первых числах февраля 1866 года, и вплоть до второй половины марта Доде не прекращал работы над романом. Затем он уехал в Париж и вновь возвратился к «Малышу» лишь летом 1867 года. К осени книга была готова и начала печататься в газете «Пти Монитер».
«Малыш» – первый роман Доде. Автобиографическим его можно назвать лишь условно. Многие эпизоды романа, особенно во второй его части, выдуманы и не имеют никакого отношения к его автору. «Малыш, – писал Доде, – никогда не был актером… никогда не торговал фаянсом, Пьерот и Черные глаза, дама из бельэтажа и ее негритянка, Белая кукушка – также плод воображения». К этому можно добавить, что вымышленными были литературные неудачи Даниэля, смерть Жака и многое другое. Как уже говорилось выше, и сам Даниэль Эйсет своим характером мало напоминает Альфонса Доде.
Роман «Малыш» с его достоинствами и недостатками – произведение характерное, во многом определившее последующее творчество Доде. В нем заключены некоторые идейные мотивы, которые, как мы увидим, получат свое развитие в последующих произведениях писателя.
Незадолго до падения Второй империи, в 1869 году, вышла первая часть знаменитой трилогии Доде – «Необычайные приключения Тартарена из Тараскона».
На первый взгляд книга о приключениях Тартарена примечательна прежде всего своим непревзойденным юмором, порою даже кажется, что главным ее героем является смех. И действительно, в основе этой чудесной книги лежит народный провансальский юмор. «Провансалец любит посмеяться, – писал Доде, – смех является для него выражением всех чувств… самых страстных и самых нежных».
Однако «Тартарен» написан не только для того, чтобы порадовать читателя искрящимся провансальским юмором. За внешней развлекательностью романа скрывается много глубоких обобщений, тонких зарисовок современной действительности. Так некогда Рабле сравнил свою книгу о Гаргантюа и Пантагрюэле с причудливым и затейливым ларцом, который скрывает бесценное содержимое. «А посему, – говорил он, – раскройте мою книгу и вдумайтесь хорошенько, о чем в ней говорится. Тогда вы уразумеете, что снадобье, в ней заключенное, совсем не похоже на то, какое сулил ларец; я хочу сказать, что предметы, о которых она толкует, вовсе не так нелепы, как можно было подумать, прочитав заглавие».
У книги Доде есть много общего с книгой Рабле, и Анатоль Франс не без основания заметил, что Тартарен – такой же «народный тип, как Гаргантюа». Но есть у Доде и другой предшественник – Сервантес с его несравненным «Дон Кихотом». Только в Тартарене соединены оба героя прославленного испанца – Дон Кихот и Санчо Панса.
Доде создал тип большого общественного звучания. Вспомним, что писатель и сам к этому стремился, когда сразу же после посвящения поставил следующие слова: «Во Франции все немножко тарасконцы».
Как всегда, Доде идет от конкретных наблюдений. Через пятнадцать лет после опубликования романа он точно указал родину своего героя. Она лежит в милях пяти-шести от Тараскона. «Там, будучи еще ребенком, я видел, как чах баобаб в горшке из-под резеды… Именно там пели дуэт из „Роберта Дьявола“…»
Доде изображал действительную жизнь южного провинциального городка, мещанскую узость интересов его обитателей, которые охотятся за фуражками, играют в карты, поют забытые романсы, сплетничают, болтают, фантазируют, для которых прибытие зверинца – уже целое событие, запоминающееся на всю жизнь. Тартарен – кость от кости этих добродушных, тупых и самовлюбленных обывателей. Однако он всех их превзошел не только своим диковинным садом, где растут карликовые баобабы, пальмы, берберийские фиговые деревья, и не только редкостным оружием, развешанным на стенах его кабинета, но и своим фантазерством. Тартарену достаточно помечтать о чем-либо, чтобы желаемое принять за действительное. Он только собирался поехать в Шанхай и уже поверил, что эта поездка состоялась. Быть героем Тараскона очень удобно, так как для этого не требуется ни усилий, ни забот, ни риска. Фантазия Тартарена делала его похожим на Дон Кихота. Он проглатывал множество книг об экзотических странах, мечтал о подвигах, о геройстве. Но то был один из Тартаренов. Другой Тартарен – Тартарен Санчо Панса – любил покой, обильную еду и хорошую постель. Только тогда, когда слава «великого» человека подверглась испытанию, он решился покинуть Тараскон и отправился в Африку.
История всех приключений Тартарена могла бы остаться историей местного значения, если бы не характер Тартарена и не наблюдательность его автора.
Вторая империя благоприятствовала расцвету мещанских вкусов, пустозвонству, показной красивости. В духовной жизни страны преследовалось все передовое и свободолюбивое. Вместе с тем французский буржуа чувствовал себя при режиме Наполеона Третьего вполне удовлетворенным и спокойным за будущее. Героическая пора его жизни ушла в прошлое, и слово «революция», которое когда-то вело его на штурм Бастилии, стало бранным словом. Эта «пухнущая на солнышке буржуазия» (выражение Золя) наслаждалась жизнью, отделывала свои дома во вкусе аристократических особняков, покупала бездарные копии знаменитых картин, угоднически выражала свою преданность императору, была падка на саморекламу. Вся ее жизнь была сплошной фальшью. Тартаренство процветало повсеместно, и образ Тартарена становился большим социальным символом этой фальшивой жизни.
С другой стороны, в романе мы находим много примет времени, и прежде всего примет экспансионистской политики Второй империи. Тартарен устремляет свои помыслы в Шанхай, но туда же направлены и помыслы французских политиков, стремящихся колонизовать Китай. Тартарен устремляется в Алжир, но туда же устремились французские колонизаторы, нещадно грабившие эту страну. Как бы невзначай роняет Доде одну фразу за другой о положении в Алжире, но у читателя создается вполне определенное представление о жизни в этой колонии. Город Алжир разделен на два квартала – европейский и туземный. Первый ничем не отличается от французских городов, второй же остался таким, каким он был во времена Средневековья. В Алжире постоянно действуют гражданские и военные суды, колонизаторские функции которых тесно переплелись. Тартарен, видимо, наслышан о правосудии в Алжире и всерьез боится, что его расстреляют. Дело, дескать, обычное. Доде одной фразой высмеивает россказни о «цивилизаторской миссии» французов: «Мы цивилизуем, прививая… наши пороки…» Тартарен поражен обилием военных на улицах Алжира, а позднее он узнает, что здесь полно всяких проходимцев и авантюристов. Жертвой одного из них он становится сам. По поводу белых правителей Алжира делается весьма выразительное замечание: «Для того, чтобы управлять Африкой, не нужна ни светлая голова, ни голова вообще». А о том, как происходит действительное управление этой страной, говорится: «…наверху… сидит мусью губернатор, и своей большущей дубиной бьет офицеров, офицеры в отместку бьют солдата, солдат бьет колониста, колонист бьет араба, араб бьет негра, негр бьет еврея…» Иными словами, в основе колонизаторской политики лежит власть дубины и принцип «разделяй и властвуй».
Так, казалось бы, невинный смех Доде оказывается острой политической сатирой на современную Францию.
Доде создал тип литературного героя, который намного пережил эпоху, его породившую. Тартарен вырос в определенных условиях, в определенной среде, но он необыкновенно живуч, и мы можем с ним встретиться и в наши дни. Как Дон Кихот, Тартюф, Дон Жуан и другие типические образы, прочно вошедшие в наше сознание, он выражает определенные черты человеческого характера: пустозвонство, нелепое прожектерство, фразерство.
В статье «О том, как я учился писать» М. Горький приводит в качестве примера классического использования законов типизации произведения Шарля де Костера, Ромена Роллана и Альфонса Доде с его знаменитым Тартареном из Тараскона. Да, Доде создал образ-тип, и в этом его большая победа – победа писателя-реалиста.
Приключения Тартарена из Тараскона – это только первая часть трилогии. Впоследствии Доде вновь вернется к своему герою и напишет еще две части. Тартарен – творение всей жизни писателя.
II
Доде было тридцать лет, когда началась Франко-прусская война. Патриотические чувства побудили его вступить в Национальную гвардию. Во время осады Парижа Доде стремился попасть в самые горячие, самые опасные места схваток с пруссаками. Его трогает глубокая преданность родине простых французов. Возмущаясь войной, он не может не отметить, что она сближает людей, защищающих свое отечество от вторгшегося в его пределы врага. «Разумеется, я согласен, что нет в мире ничего печальнее и нелепее, чем война. К примеру, я не знаю, что может быть томительнее, чем просидеть всю январскую ночь в окопе полевого караула, щелкая зубами, как старый волк… Но в ясный морозный вечер выйти в бой на сытый желудок и с теплым сердцем, наудачу броситься стремглав в темноту, все время чувствовать локти славных ребят, окружающих тебя, – право… это приятное опьянение…»
Вскоре наступают дни Парижской коммуны, Доде покидает Париж. Ограниченность мировоззрения и политических взглядов мешает Доде правильно оценить происходящие события. Коммуна представляется ему как результат политики демагогов, сумевших увлечь за собой нестойкие, колеблющиеся массы.
В одном из более поздних рассказов – «Монолог на борту» – Доде изображает раскаявшегося коммунара. «И подумать только, – говорит тот, – что всему виною эта политика!» В очерке «Сад на улице роз» Доде встает на защиту двух предателей-генералов, расстрелянных коммунарами, видит в деятелях Коммуны «отвратительных дезертиров». Однако он полон презрения к тем, кто еще недавно, в дни Империи, превращал свою жизнь в поток непрерывных наслаждений, а теперь позорно бежит из Парижа. «О, если бы мне пришлось выбирать между бешеными коммунарами, которые взбирались на укрепления с коркой хлеба в мешке, и подобными хлыщами, без сомнения, я остался бы с коммунарами».
Даже в эти тревожные дни записные книжки Доде пополняются все новыми и новыми заметками. С наступлением мира писатель занялся их обработкой, результатом чего явились «Письма к отсутствующему» (1871), «Рассказы по понедельникам» (1873), «Робер Эльмон. Дневник отшельника» (1874).
Эти произведения свидетельствуют о новом направлении в творчестве писателя, о его возросшем интересе к социальной тематике. Прежде всего, война. Кто виноват в национальной трагедии Франции? Еще недавно Доде был баловнем Второй империи, герцога де Морни, принцессы Матильды. Теперь перед ним до конца раскрылась вся мерзость режима Наполеона Третьего, рухнувшего, как карточный домик, во время испытания войной. Еще недавно Доде кокетничал своими легитимистскими убеждениями, но какой жалкой оказалась партия легитимистов в дни грозных событий! И Доде создает «Рассказы по понедельникам», в которых как бы подводит итог своим наблюдениям во время войны.
После «Рассказов по понедельникам» и «Робера Эльмона» Доде пишет в основном романы. В это время окончательно складывается распорядок его жизни. Не отличаясь крепким здоровьем, он умело сочетает работу и отдых. Дом его поставлен на чисто буржуазный лад, в нем царит покой и согласие, в рабочем кабинете всегда образцовый порядок. Писательский труд доставляет Доде огромную радость, и, когда он уже овладел материалом, работа целиком захватывает его. Так, во время создания «Набоба» он в продолжение пяти месяцев встает в четыре часа утра, проводит время за письменным столом до восьми часов, а после часового перерыва снова садится за стол и пишет до полудня, потом с двух часов работает до шести вечера и с восьми до полуночи. Итого пятнадцать часов работы в сутки.
Вскоре наступают дни Парижской коммуны, Доде покидает Париж. Ограниченность мировоззрения и политических взглядов мешает Доде правильно оценить происходящие события. Коммуна представляется ему как результат политики демагогов, сумевших увлечь за собой нестойкие, колеблющиеся массы.
В одном из более поздних рассказов – «Монолог на борту» – Доде изображает раскаявшегося коммунара. «И подумать только, – говорит тот, – что всему виною эта политика!» В очерке «Сад на улице роз» Доде встает на защиту двух предателей-генералов, расстрелянных коммунарами, видит в деятелях Коммуны «отвратительных дезертиров». Однако он полон презрения к тем, кто еще недавно, в дни Империи, превращал свою жизнь в поток непрерывных наслаждений, а теперь позорно бежит из Парижа. «О, если бы мне пришлось выбирать между бешеными коммунарами, которые взбирались на укрепления с коркой хлеба в мешке, и подобными хлыщами, без сомнения, я остался бы с коммунарами».
Даже в эти тревожные дни записные книжки Доде пополняются все новыми и новыми заметками. С наступлением мира писатель занялся их обработкой, результатом чего явились «Письма к отсутствующему» (1871), «Рассказы по понедельникам» (1873), «Робер Эльмон. Дневник отшельника» (1874).
Эти произведения свидетельствуют о новом направлении в творчестве писателя, о его возросшем интересе к социальной тематике. Прежде всего, война. Кто виноват в национальной трагедии Франции? Еще недавно Доде был баловнем Второй империи, герцога де Морни, принцессы Матильды. Теперь перед ним до конца раскрылась вся мерзость режима Наполеона Третьего, рухнувшего, как карточный домик, во время испытания войной. Еще недавно Доде кокетничал своими легитимистскими убеждениями, но какой жалкой оказалась партия легитимистов в дни грозных событий! И Доде создает «Рассказы по понедельникам», в которых как бы подводит итог своим наблюдениям во время войны.
После «Рассказов по понедельникам» и «Робера Эльмона» Доде пишет в основном романы. В это время окончательно складывается распорядок его жизни. Не отличаясь крепким здоровьем, он умело сочетает работу и отдых. Дом его поставлен на чисто буржуазный лад, в нем царит покой и согласие, в рабочем кабинете всегда образцовый порядок. Писательский труд доставляет Доде огромную радость, и, когда он уже овладел материалом, работа целиком захватывает его. Так, во время создания «Набоба» он в продолжение пяти месяцев встает в четыре часа утра, проводит время за письменным столом до восьми часов, а после часового перерыва снова садится за стол и пишет до полудня, потом с двух часов работает до шести вечера и с восьми до полуночи. Итого пятнадцать часов работы в сутки.