Долинго Борис. Прерванный полёт

   - Значит, он знал про вас?!
   Гость Карлина усмехнулся:
   - Знал, но только до момента поворотной точки, поскольку там приходилось влиять на последовательность событий - а в этом случае память ликвидируется, иначе нельзя. Допустим, если бы я сейчас был у вас не в первый раз, вы бы этого не знали. Ну, а Александра Сергеевича можно было спасти и тогда, в 1837, но не стоило - свой потенциал он уже выдал весь. Более того, проживи он ещё хотя бы лет десять, то превратился бы в брюзгливого исписавшегося мэтра, этакого монстра остро завидующего новым восходящим талантам и давящего их. Он бы успел надоесть окружающим, а так остался навеки в литературе как супер-поэт, которому и современники, и потомки за блистательный, не успевший завянуть талант прощали и прощают отвратительный характер. Кстати, небезызвестный вам Михаил Юрьевич был даже ещё хуже.
   Евгений покачал головой и хрустнул пальцами, потянувшись.
   - Да, - сказал он, - вам бы за перо сейчас сесть - такие бестселлеры бы накатали!
   - Не сомневаюсь, но - не моя это задача. Так, про кого вы ещё спросили? Ага, Хэмингуэй мог бы спокойно почивать на лаврах столько, сколько отпущено природой его организма, но у него была неадекватная самооценка: он считал, что может ещё очень многое. Ничего не получалось, а смириться с этим он не мог. Ему нужно было, чтобы пресса и критики хоть раз в год кричали: "Новый захватывающий роман Хэма!", а романов-то больше не было. Издержки имиджа, одним словом. Маяковский вообще был порождением политической системы - страшно закомплексовал, когда понял, поездив по миру, что, кроме как в "Окнах РОСТА", он нигде, по большому счёту, не нужен. Вот так-то!
   - Да, ну и сведения! - сказал Карлин, в лёгком возбуждении потирая руки. - А, допустим, про Горького что скажете? Или про Есенина? А, может, про учёных что-нибудь: про того же Эйнштейна.
   Мефистофель покачал выставленными перед собой ладонями:
   - Ну, всё-всё, хватит, чувствую, вас не остановить, Кроме того, как я уже сказал, данные эти для вас будут совершенно бесполезны, поверьте. Давайте вернёмся, говоря патетически, к вашей судьбе.
   - Как скажете, - разочарованно протянул Карлин: у него на языке, действительно, вертелось ещё много вопросов.
   - Так вот, - продолжал гость, - первый вариант - вернуться в точку, откуда я вас забрал - это примерно одна целая четыреста тридцать две тысячных секунды полёта до асфальта...
   "Ага, - удивительно логично подумал Карлин, - значит, две трети пути я уже пролетел".
   - ...Через положенное по законам физики время вы разобьётесь в лепёшку, и для вас всё кончится.
   - И куда же я попаду в таком случае? - с искренним любопытством перебил Евгений. - В ад?
   - В какой ад, к чёртовой матери! - раздражённо бросил Мефистофель. - Никуда вы не попадёте! Если бы вы уже реализовали весь свой душевный потенциал, то, скажем так, двинулись бы дальше. Но, поскольку вы не сделали всего того, что должны сделать на Земле, вы просто перестанете существовать, и это, заметьте, тоже ваше право. Я не могу запретить вам выбрать такой путь, хотя это и не желательно, я просто должен информировать вас о всех возможностях.
   - Получается, самоубийца в любом случае не хуже и не лучше простого смертного? Значит, то, что религии осуждают самоубийство - не правильно?
   - Я уже говорил вам, что представляют собой религии. Судите сами, правильно это или нет. И, кстати, не все религии осуждают самоубийство. Например, в исламе если ты террорист-смертник и подрываешь на мине вместе с собой несколько десятков, а лучше сотен "неверных", то подобное самоубийство очень даже поощряется.
   - А при чём тут ислам? - спросил Карлин.
   - Да при том же, что и все остальные - ни при чём! У вас, Евгений Витальевич, удивительная способность путать собеседников, даже меня. Это, кстати, отражает и путаницу ваших мыслей, объясняя, почему вы так долго не могли себя реализовать, как надо.
   - И как же я должен себя реализовать? А, главное - почему должен?
   - Вы ничего не должны, считайте, что вас об этом просят. А, вообще-то, это закон природы, практически единственный, который люди могут нарушать. Ведь очень и очень многие себя так и не реализуют.
   - Ладно-ладно, допустим, но вы всё говорите: "реализовать себя". Тогда скажите - как?
   Мефистофель развёл руками:
   - Откуда же мне знать?
   - Ничего себе, - медленно покачиваясь на табуретке, сказал Карлин, - реализуй так, не знаю, как! Про Пушкина рассказываете, а для будущего посоветовать не можете!
   - А я будущее и не знаю. Ваше время - производная от моего в движении, поэтому в ваше прошлое я перемещаюсь, а вот в своё будущее, как и в ваше, заглядывать не могу. Это закон!
   - Неправильные какие-то у вас законы, - с досадой сказал Евгений. - Слушайте, можно я ещё вашей чудной водки налью?
   - Да пейте, для того здесь и стоит, - подтвердил Мефистофель.
   - Вам? - Карлин вопросительно посмотрел на него, поднимая бутылку из матового стекла.
   Дьявол кивнул. А, может, он совсем и не дьявол, может он ангел? Помогает заблудшим, причём, вроде, бескорыстно. Вон, даже такой водкой поит...
   Карлин так и спросил.
   - Опять двадцать пять! - усмехнулся Мефистофель, берясь за рюмку. - Но, кажется, к вам вернулся нормальный вкус к жизни, который из вас, по правде, почти и не уходил. Просто вы запутались, Евгений Витальевич. Ну, за здоровье, как говорится!
   Они в очередной раз выпили и закусили.
   - А помочь мне как-то в самореализации вы, значит, можете?
   - Кое в чём - да, но вы должны определить сами, что вам нужно для этого. А, потом я уже достаточно помог вам, остановив ваш полёт в нескольких метрах от асфальта, не правда ли?
   Карлин пожевал губами: да, ничего не скажешь, помощь серьёзная.
   - Ладно, согласен, помогли. Даже - спасибо большое, честно! Наверное, я был не прав. Значит, если я снова прыгну вот прямо сейчас, без реализации, так сказать, то вы меня больше останавливать не будете?
   - Нет, уже не буду. Вы перестанете существовать.
   - А если я...
   - Вы двинетесь дальше.
   - То есть, после естественной смерти?
   - Да.
   - Значит, жизнь после смерти есть?
   - Нет, это не жизнь в вашем понимании, но это - путь, полёт, если хотите. Потому вас и просят не прерывать его, простите за тавтологию с вашим случаем. - Он кивнул в сторону лоджии.
   - Слушайте, а вы не хотите мне говорить всего, или не имеете права?
   - Дело не в праве! Я просто не знаю ответов на многие вопросы, которые вы задаёте, или готовы задать.
   Евгений выпучил глаза и сказал довольно грубо:
   - Врёте!
   - Нет! Я, например, не знаю, кто я и что я, чтобы ответить на этот вопрос определённо. Я сейчас также, как и вы не знаю, что там, с другой стороны жизни, говоря человеческим языком.
   - Врёте! - убеждённо повторил Карлин. - Как же вы тогда помните про доктора Фауста, то есть, про Гёте, как вы говорите?
   Тот, кто разрешил называть себя Мефистофелем почти грустно вздохнул:
   - Я помню всё, что делал здесь, но не знаю, того, что происходит там. Я знаю только отдельные моменты, например, что всё не так, как представляют ваши религии. Неужели вы думаете, что я шастаю в какой-то, скажем, потусторонний мир, абсолютно не похожий на этот, сохраняя обличие и память земного человека, и, наоборот?
   - Вас можно потрогать? - Карлину впервые пришла в голову не слишком оригинальная мысль, что перед ним призрак.
   Мефистофель протянул руку:
   - Пожалуйста, трогайте. Здесь я самый обычный человек, правда, наделённый кое-какими способностями. Но, скажем, если вы возьмётесь меня анатомировать, - Он усмехнулся, - то увидите всё, что положено. А как же иначе?
   Карлин потрогал его - нормальная тёплая гладкая кожа, рука как рука, с чуть пульсирующими венами. Молодой человек смотрел ему в глаза и улыбался.
   - Может вы - инопланетянин? Представитель сверхцивилизации?
   Мефистофель поморщился:
   - Какой банальный материализм! Сверхцивилизациям больше делать нечего, как спасть самоубийц на какой-то Земле. Я, кстати, даже и не имею представления, существуют ли они - как я говорил, мои знания о мире очень ограничены.
   - Но если предположить, что сверхцивилизации существуют, - философски изрёк Карлин первое, что пришло в голову, - то, может быть, они какой-нибудь душевной энергией питаются, вот и охотятся за самоубийцами, а?
   - Перестаньте говорить ерунду. Вот, могу привести такой пример. У вас есть любимые писатели, некие братья Стругацкие. Так вот, произведение, которое вам очень нравится - "За миллиард лет до конца света", они написали под влиянием встречи со мной. Опосредованно, конечно.
   - Опаньки! - Карлин даже в ладоши прихлопнул. - Так вы - представитель Мироздания? Его порождение? Но, пардон, я что-то не слышал даже намёков, что братья Стругацкие когда-либо хотели покончить жизнь самоубийством.
   - Да разве я говорил, что прихожу только к самоубийцам?! Нет, конечно. Но у людей бывают кризисы, и иногда отдельных личностей нужно посещать в самых разных ситуациях. В некоторых случаях и прихожу и к заболевшим.
   - Ну, а насчёт Мироздания я прав?
   - Скорее всего, нет, - покачал головой Мефистофель. Говорю же, что сам не знаю, но, используя термин "Мироздание", вы просто заменяете слово "Бог" другим, более научно звучащим. А, самое главное, неужели вам так важно знать ответ на вопрос, чей я возможный представитель? По-моему, для вас более актуально сейчас решить, что вам нужно от меня. Либо первый вариант - и я возвращаю вас со всеми параметрами движения на ту высоту, с которой забрал, либо - думайте, как бы вы хотели реализоваться. Но много времени на размышления я вам дать не могу.
   - Сколько даёте?
   - Ну, с полчаса можете подумать.
   - Ничего себе! - возмущённо молвил Евгений. - Такое важное решение прими с бухты-барахты!
   - Вы вон с балкона своего спрыгнули - не очень долго думали! Расстроились, что прочитали статейку, где ваше творчество раздолбали в пух и прах, водки дерябнули - и прыгнули.
   - Не с балкона, а с лоджии, - поправил Карлин.
   - Какая разница! - махнул рукой Мефистофель. - Давайте, думайте!
   - Хорошо, - кивнул Евгений, - значит, я должен не вдаваясь в мотивы ваших действий, решить, что мне сейчас делать: либо что-то у вас попросить, что изменит мою жизнь, либо ничего не менять и продолжать недолгий оставшийся полёт к земле. Точнее - к асфальту.
   - Совершенно верно, - с некоторым облегчением от того, что Карлин, наконец, понял, что от него требуется, кивнул некто с условным именем Мефистофель.
   С минуту Карлин барабанил пальцами по столу. Что ему нужно? Нет, встречаться с асфальтом на скорости несколько десятков метров в секунду Евгению уже не хотелось, но...Даже и сказать сложно.
   - Вы можете сделать, чтобы мне писалось легко, и я бы смог писать, скажем, четыре отличных романа за год?
   - Предлагаете мне вместо вас, что ли, за компьютер сесть? Нет, такие чудеса мне не подвластны, писатель-то вы, а не я, извините. Хотите что-то написать - пишите! Кстати, четыре отличных романа за год написать невозможно вообще.
   - Но вы можете и просто оставить всё, как есть?
   - Вот как есть сейчас? - уточнил гость. - Могу. Никто не видел вашего падения, так что могу. В противном случае вас пришлось бы возвращать в некоторую предшествующую точку времени. Кстати, как уже говорил, при возврате в прошлое и память трансформируется.
   - Ничего себе, вы можете вернуть меня вспять во времени, но не можете помочь написать что-то?
   - А как вы хотели? Перемещение во времени - это действие по законам физики без всяких нарушений таковых, а написать роман за вас, да ещё отличный, да ещё не один за год - это именно нарушение законов творчества. Нарушить эти законы не может никто, кроме самого автора, это вам не юриспруденция какая-нибудь!
   - Ну, хорошо, а вернуть мне молодость можно?
   - Омолодить вас здесь и сейчас? Без вопросов, это тоже нормальные законы природы. Но, сами подумайте, какие проблемы вызовет у вас данная ситуация во взаимоотношениях с окружающими. Как вы объясните, что вдруг помолодели?
   - Ну, это не смертельно, но... А вечную молодость дать можете?
   - В мире людей нет ничего вечного, но очень долгую жизнь - почему нет? Только снова возникнут схожие проблемы: вам придётся периодически менять место жительства, чтобы не возникало вопросов, и всё такое. Да и имя придётся менять, а вам же хочется жить под своим.
   - Ну, имя - не проблема, - с сомнением сказал Карлин и снова задумался.
   Конечно, правильно: и резкое омоложение, и очень долгая жизнь сразу вырвут человека из привычного круга жизни, заставят куда-то уехать, сторониться старых знакомых, и так далее. Ворох проблем, и не до писательства будет. Да и как в издательство явиться? "Здравствуйте, я Евгений Карлин, тот самый, что у вас печатался! Только помолодел на двадцать лет"... Ерунда собачья!
   Оставить всё, как есть? Ну и что? "Мефистофель", видимо, исчезнет, Карлин допьёт водку в раздумьях о случившемся (интересно, кстати, а "Стерлинг" он оставит?), завалится спать, а назавтра всё пойдёт по-прежнему. Может, дойдёт до того, что снова...
   Нет, оставлять всё, как есть, не годится. С какой стати, коли, уж, такая возможность подворачивается? Нужно вернуться в какой-то момент, который стал переломным в смысле, что тогда Евгений поступил не правильно, и жизнь пошла наперекосяк.
   Вот, пожалуй, такой имел место почти пять лет тому назад, когда он ушёл из фирмы, где возглавлял отдел по торговле моющими средствами. Коньюнктура на рынке поменялась, товар приходил по более высоким ценам, прибыль падала, а боссы, естественно, злились из-за того, что меньше поступало в их карманы. Злиться им нужно было, прежде всего, на свою несостоятельность, так как это они заключали договоры на поставку продукции, но срывались боссы, как всегда, на подчинённых. Всем сотрудникам срезали проценты с оборота, являвшиеся существенным добавлением к фиксированной зарплате, а Карлин, как начальник отдела, всё чаще стал слышать, что он есть дурак, не умеющий торговать. Попробуй, продай стиральный порошок за двадцать пять рублей оптом, когда многие конкуренты таким же брэндом по двадцать торгуют! Это вам не девяностый год, когда мели всё без разбора.
   Как раз в этот момент серьёзное центральное издательство взяло первый роман Карлина, который он писал целых три года. Евгений несказанно обрадовался, посчитав, что впереди его ждёт гладкая дорога. У него имелись основания думать именно так: издательство сразу же попросило дать ещё что-нибудь, а у него уже был в работе второй роман. По стечению обстоятельств Карлин разругался с одним из боссов и на его угрозу "Дождёшься. Что выгоню к чёртовой матери!" ответил, что и сам собирался давно послать их, куда подальше.
   Зря он так поступил, конечно. С этого и начались все настоящие проблемы: исчез достаточно стабильный заработок, жена стала называть Евгения дармоедом и психом, и, в конце концов, семьи у него не стало.
   Зачем он тогда разругался с боссом? Ну и пусть бы называли дураком, что с этого - жарко или холодно? Продолжал бы сидеть себе в фирме, получал бы гарантированные четыреста баксов - не ахти сколько, но жена бы не пилила, что, фактически, безработный. А сам бы потихоньку писал себе, и всё было бы нормально...
   Впрочем, зачем врать самому себе? Ничего бы нормально не было. За годы так называемого безделья Карлин написал больше, чем если бы в это же время ходил на работу к восьми утра и возвращался в восемь, а то и в девять вечера. Даже того, что он написал, будучи свободным от продажи стиральных порошков, он бы не написал, оставаясь в фирме, и неудовлетворение жизнью в таком виде толкнуло бы ещё чёрти на что, кто знает?
   А, может, банальных денег попросить? Денег, молодость и где-нибудь в процветающей стране оказаться. Хотя, кому Карлин там нужен, писатель, пишущий на чужом языке - когда он ещё местный настолько освоит, чтобы на нём писать свободно? Это во времена "холодной войны" в Штатах любого низкопробного графомана, поносившего СССР, и на русском языке печатали, и на английский переводили, чтобы западные граждане знали, как тяжело в Советском Союзе живётся. Хотя, с хорошими деньгами можно, наверное, и плюнуть на писательство или писать себе потихоньку для себя, наслаждаясь жизнью и совершенствуя язык. Дочку в какой-нибудь Оксфорд пристроить...
   - А много денег вы можете мне дать? Денег и молодости?
   Мефистофель сокрушённо покачал головой:
   - Вы думаете, деньги могут помочь самореализоваться?
   - Ну, а почему нет? Вы же сами говорили, что каждый решает для себя, что это значит.
   - Да нет, вы правы, я спросил чисто риторически. Но денег я дать не могу - только молодость, о которой мы уже говорили. Деньги вы должны заработать - нельзя дестабилизировать мировую экономику введением в оборот валюты, не подкреплённой реальными ценностями, и увеличивать инфляцию.
   - Да я уж не так и много прошу - какой-нибудь миллион долларов. В мировом масштабе это же пустяк.
   - Но вы же не один у меня такой! Если всем, вроде вас, давать по миллиону, вот и будет дестабилизация. Одним словом, деньги исключены.
   - Не всё вы, значит, можете, - немного язвительно сказал Карлин.
   - Я и не говорил, что могу всё, - нисколько не обидевшись, парировал гость.
   - Ладно, не денег, но каких-то материальных ценностей. Золото, например, или бриллианты, чтобы соблюсти баланс и не допускать инфляции...
   - И как вы будете сбывать бриллианты, чтобы превратить их в деньги? Вас либо арестуют, либо с криминальными кругами столкнётесь, что нисколько не лучше. А, самое главное, и деньги, и золото заработать надо. Вы думайте, думайте: время-то идёт.
   Действительно, время пока работало против Карлина. Что же ещё можно попросить? Нет, разве что ещё только переместиться куда-то в прошлое, когда душа звенела и хотелось петь и лететь...
   Стоп-стоп, был такой момент! В самый первый раз рассказ Карлина напечатали в книжечке, почти брошюрке, которую выпустили приложением к местному, но очень известному в стране журналу. В сборник попало всего три автора, а отбор производился, наверное, не менее чем из тридцати человек, так что конкурс был серьёзный - десяток претендентов на место.
   Как раз в день, когда Карлин пришёл в редакцию получить неплохой по тем временам гонорар и десяток авторских экземпляров книжки, он должен был ещё и отнести в районную администрацию документы на регистрацию своего собственного предприятия (тогда оно называлось кооперативом). Душа у Карлина пела: ещё бы, первая публикация состоялась, свою фирму он открывает, идеи есть и в творчестве, и, вроде, в бизнесе. Заработает много денег, чтобы семью как следует обеспечить, и сядет писать, писать, писать.
   Когда Карлин вышел из редакции, ему хотелось сейчас же броситься к пишущей машинке (компьютеры тогда вообще мало кто имел дома) и на волне творческого подъёма сварганить ещё один рассказ, идея которого как раз крутилась в голове. Однако он отправился на регистрацию кооператива, решив, что творчество подождёт, и рассказ так и остался не написанным.
   И ничего не было написано ещё в течение долгого времени - так захватила Карлина круговерть бизнеса, в котором успехов он не добился, а по прошествии шести лет вообще вынужден был уйти просто в наёмные работники.
   - Слушайте, Мефистофель, - сказал Карлин, - а ведь кажется, есть такая точка...
 

* * *

 
   Когда Карлин вышел из калитки одноэтажного старинного особняка, в котором располагалась редакция "Северного Романтика", его почему-то качнуло, и перед глазами на мгновение повисла тёмная пелена.
   "Чего это со мной? - удивлённо подумал Евгений. - Давление, что ли скачет на радостях? Рановато ещё..."
   Он был счастлив, как никогда. Словно глуповатому, бойкому голубю Евгению хотелось разбежаться, взлететь и несколько раз кувыркнуться в небе, радуясь голубому простору и своему полёту в нём. А потом бежать домой и сесть за написание нового рассказа с интригующим названием "Варианты судьбы", тем более, что главный редактор снова одобрительно отозвался о первом, только что опубликованном.
   Но если сегодня пропустить мероприятие по регистрации, то следующая комиссия соберётся только ещё через две недели. В общем, полёт творческой мысли стоило немного прервать для пользы практического дела.
   Посмотрев по сторонам, Карлин вздохнул и пошёл по тротуару в сторону исполкома, до которого отсюда можно было добраться пешком минут за двадцать. Солнце весело щурилось сквозь дружно распустившуюся листву деревьев. По асфальту шуршали колёса машин, и душа просто пела. Немного портила настроение только предстоящая необходимость видеть не доброжелательные морды членов регистрационной комиссии, которые не очень-то жаловали кооператоров. Но нарушать государственные постановления впрямую они не могли - всё равно зарегистрируют.
   На заборе висел большой плакат, призывавший всех принят участие в будущем референдуме по вопросу сохранения Советского Союза. "Да ну, в задницу, пойду через две недели, - подумал Карлин. - Не понятно, что там ещё со страной будет. Лучше пока рассказ напишу".
   От принятого решения он почувствовал явное облегчение. Карлин повернулся и пошёл в сторону трамвайной остановки, чтобы дома продолжить прерванный творческий полёт.
 
   10.08.2001 - 12.08.2001