Страница:
- Мне не хотелось бы рассказывать вам о некоторых вещах. Кроме того, о многом я вообще не имею права упоминать.., и, наверное, не буду. Но вы ввязались в это дело по моей просьбе, и теперь я должен дать вам несколько ответов.
Он говорил тихо и мягко, как голос ночи; и Линден слушала его, находясь в каком-то странном подвешенном состоянии. Сконцентрировав внимание на словах, словно анализируя симптомы болезни, она представила себе облик Кавинанта изможденного эмоционального человека, который сказал ей с таким изумлением и болью: "Но почему вы? Вы, а не я?"
- Одиннадцать лет назад Томас Кавинант написал роман, ставший вскоре бестселлером. Примерно в то же время Джоан, его супруга, родила прекрасного малыша, которого они назвали Роджером. Теперь Кавинант ненавидит свой первый роман и считает его пустышкой, но жену и сына любит по-прежнему - вернее, думает, что любит. Лично я сомневаюсь, что это так. Он очень верный человек, и порою его любовь кажется мне лишь преданностью старым и добрым дням их совместной жизни.
Одиннадцать лет назад инфекция лишила его двух пальцев на правой руке. Выявив проказу, врачи направили Кавинанта в луизианский лепрозорий. Джоан подала на развод, объясняя это желанием оградить ребенка от больного. Кавинант счел ее решение благоразумным - вполне естественной заботой матери о ребенке. Но мне кажется, он просто оправдывал свою бывшую жену. На самом деле она ужасно перепугалась. Я представляю, какой страх внушала ей проказа и то, что болезнь Хансена могла сделать с Томасом, а возможно, с ней и Роджером. Одним словом, Джоан сбежала с поля боя.
Судя по тону Биренфорда, он неодобрительно пожал плечами.
- Все это только мои предположения. Однако факт остается фактом: Джоан развелась с ним, и он не оспаривал ее решение. Через несколько месяцев его болезнь приостановили. Он вернулся на ферму. Один. То было трудное время для Кавинанта. Все соседи съехали из коттеджей. Некоторые люди в нашем славном городе пытались силой заставить его убраться подальше. Он дважды попадал в госпиталь, причем второй раз полумертвым...
Линден показалось, что доктор содрогнулся при этом воспоминании.
- Потом его болезнь активизировалась, и мы снова отправили Томаса в лепрозорий. Вернувшись домой, он сильно изменился. Ему удалось восстановить свой здравый рассудок. За десять лет мы не наблюдали у него ни одного срыва. Да, Кавинант немного мрачен. Но он уверен в себе, уступчив и, на мой взгляд, обладает огромным состраданием. Каждый год Томас оплачивает лечение нескольких наших бедных пациентов.
Старик вздохнул.
- Как странно получается. Те самые люди, которые пытались обратить меня в свою веру, считают, что он тоже нуждается в спасении. Кавинант прокаженный. Он не ходит в церковь, но зарабатывает своими романами неплохие деньги. Некоторые наши евангелисты уверены, что это оскорбление для Всемогущего.
Линден молча слушала. Профессиональная часть ее ума поглощала факты и отбрасывала в сторону субъективные отступления Биренфорда. Она вспоминала изможденное лицо Кавинанта, и постепенно оно начинало вырисовываться перед ней в темноте. В его морщинах Линден видела печать желчности и одиночества. В его строгости и выдержке она узнавала товарища по несчастью. О, как ей была знакома эта горечь потерь - эта невыносимая боль одиночества.
Рассказ доктора наполнил ее вопросами. Ей хотелось узнать, где Кавинант научился такой выдержке. Что изменило его? Какой ответ на вызов жизни оказался достаточно мощным, чтобы защитить его от безумия и чувства обреченности? И почему он вдруг лишился недавно этой силы?
- За последние десять лет Томас написал семь романов, - продолжал Биренфорд. - Он говорил мне еще о трех или четырех набросках, но я ничего о них не знаю. Впрочем, дело не в этом. Романы Кавинанта стали иными. Любой несведущий человек просто не поверил бы, что первый бестселлер Томаса и семь остальных романов написаны одним и тем же автором. Я согласен с его мнением о первой книге. Это дешевка. Обычная мелодрама, пропитанная потоком жалостных слез о собственных неудачах. Но другие...
Если вам представится такая возможность, прочитайте "Я ПРОДАЛ БЫ ДУШУ, ЧТОБЫ ИСКУПИТЬ СВОЮ ВИНУ". В этой книге автор преклоняется перед невинной чистотой, но считает ее абсолютно бесплодной. Вина - это сила. Все люди, которым хоть что-то удалось, в том или ином отношении были грешниками. Уже само использование силы есть грех, но только виновные могут действовать по-настоящему эффективно - это касается и добрых дел. Лишь грешные и проклятые могут надеяться на спасение.
Последняя фраза не понравилась Линден. В принципе она признавала связь между виной и эффективностью. Оказавшись свидетельницей самоубийства, она поклялась себе стать врачом, чтобы спасать от смерти других людей. И Линден знала, что к знанию и силе ее толкало желание искупить свою вину. Но, вспоминая жизнь, она не могла найти никакого подтверждения тому, что спасение ожидало только грешных и проклятых. А может быть, Кавинант просто дурачил доверчивого доктора? Возможно, он давно сошел с ума, но скрывал этот факт под маской стабильности и сострадания. Или он знал нечто такое, чего не понимала она.
Нечто такое, в чем она отчаянно нуждалась.
При этой мысли ее пронзил острый страх. Линден осознала наступление ночи, стрекотание сверчков и планки кресла, которые впились в спину. Ей ужасно не хотелось встречаться с Кавинантом. Зло толпилось в темноте и заглядывало в окна. Но она решила выяснить то, что интересовало ее больше всего остального. Когда Биренфорд замолчал, она выдержала долгую паузу, а затем тихо повторила свой первоначальный вопрос:
- Так кто же она, доктор?
Биренфорд тяжело вздохнул. Его кресло скрипнуло, разметав в темноте колючие осколки тревоги и сожаления. Помолчав какое-то время, он неохотно ответил:
- Его бывшая жена Джоан.
Линден вздрогнула. Ответ Биренфорда раскрывал огромный простор для догадок и во многом объяснял изможденный и лихорадочный вид Кавинанта. Но данных еще не хватало.
- Почему она вернулась? С ней что-то случилось? Доктор Биренфорд начал раскачиваться в кресле-качалке.
- Мы снова вернулись к тому, о чем говорили днем. Он просил меня не рассказывать об этом. Я не могу объяснить вам, почему она вернулась, поскольку должен держать слово. И если он прав...
Его голос затих. Прошло не меньше минуты, прежде чем он снова заговорил.
- Сказать по правде, я и сам не знаю, что с ней случилось.
Она сердито взглянула в его сторону:
- Так вот почему вы втянули меня в эту историю.
- Да, - ответил он, словно признавался в одном из своих грехов.
- Но в городе есть и другие врачи, - продолжала Линден. - Вы могли обратиться к специалисту. - Внезапно у нее перехватило горло; ей пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы закончить фразу. - Почему вы обратились за помощью ко мне?
- Видите ли, я предполагал... - Она представила себе его кривую ухмылку. Конечно, мне следовало бы сослаться сейчас на вашу прекрасную подготовку. Но на самом деле я обратился к вам только из-за того, что вы похожи на Кавинанта. Вы бы с ним обязательно договорились - появись у вас такая возможность.
- Понимаю.
Линден подавила стон души. Неужели это так очевидно? Как бы она ни скрывала свои проблемы и горькое одиночество, они все равно оставались выставленными напоказ. Чтобы как-то успокоиться, она вскочила с кресла. Былая злость окрасила голос в ворчливые тона:
- Я смотрю, вам нравится разыгрывать из себя Бога.
Биренфорд немного помолчал, а затем ответил, грустно и тихо:
- Если вы имеете в виду наши отношения, то нет, я не разыгрываю из себя Бога. Во всяком случае, я не рассматриваю это таким образом. Но ситуация с Джоан оказалась выше моего понимания. Поэтому я и прошу у вас помощи.
"Помощи! - возмущенно подумала Линден. - О Боже, спаси меня и помилуй!"
Тем не менее она подавила слова протеста и заставила себя успокоиться. Доктор Биренфорд вновь нажал на тот нерв, который заставлял ее подчиняться. Не желая признавать отсутствие выбора и показывать свою слабость, она прошла мимо него к двери.
- Спокойной ночи, доктор.
- Спокойной ночи, Линден.
Биренфорд не просил ее сделать что-то конкретное. Очевидно, он понимал возникшие проблемы. Или, возможно, у него просто не хватало смелости.
Она села в машину и поехала назад на Небесную ферму. Ее седан не спеша катил по дороге, пока Линден приводила в порядок свои мысли. Да, она действительно не имела выбора - но не из-за того, что была беспомощной. Истина заключалась в том, что Линден сделала свой выбор давным-давно, когда решила стать врачом. Она по собственной воле избрала такой путь жизни и ни разу не пожалела о принятом решении. Конечно, нелегкая судьба врача часто создавала неудобства и причиняла боль. Но тут уже ничего не поделаешь. Боль можно встретить везде. И до сих пор Линден справлялась с тем, что выпадало на ее долю.
Свернув на грунтовую дорогу, она вдруг вспомнила, что не спросила Биренфорда о старике.
В окнах дома горел свет. Колючие огоньки мигали из-за деревьев как жалкие остатки того, что уже проглотила ночь. Луна еще больше усиливала это впечатление. Ее светлый, почти полный диск превращал пустое поле в озеро жидкого серебра - жутковатое и бездонное. Лунное сияние застревало в частоколе темных деревьев, и особняк скрывался в густой тени. Глотнув сырой воздух, Линден сжала руль еще крепче. Чувства обострились и напряглись, словно впереди ее ожидала какая-то опасность.
Она намеренно остановилась в двадцати ярдах от дома, оставив машину под светом луны.
Будь честной.
Но Линден не знала, как выполнить этот совет.
Очевидно, свет фар предупредил Кавинанта о ее приближении. Едва она направилась к двери, снаружи зажглась лампочка, и хозяин вышел на крыльцо. В желтом пятне электрического освещения его силуэт казался грозной и призрачной тенью. Она не видела лица мужчины.
- Доктор Эвери, - произнес он дребезжащим голосом, похожим на скрежет пилы. - Прошу вас, уходите.
- Нет. - Порывистость дыхания заставляла ее говорить резко - по слову за один раз. - Я не уйду, пока не увижу ее.
- Кого вы имеете в виду?
- Вашу бывшую жену.
Он молча смотрел на нее почти минуту. Потом ворчливо произнес:
- Что еще рассказал вам этот ублюдок?
Она пропустила его гневное замечание мимо ушей.
- Вам нужна помощь.
Его плечи приподнялись, как будто он давил в себе колючий ответ.
- Биренфорд ошибся. Мне не нужна помощь. Я не хочу вас видеть. Уезжайте.
- Нет.
Ее голос снова стал спокойным и ровным.
- Он прав. Вы истощены. Опекая ее в одиночку, вы довели себя до предела. Я могу помочь, Кавинант.
- Вы ничем ей не поможете, - прошептал он, отвергая ее предложение. Джоан не нужны доктора. Она просто хочет побыть наедине с собой.
- Мне кажется, я должна ее осмотреть.
Когда Линден попыталась пройти мимо него, он преградил ей путь:
- Вы нарушаете права частного жилища. Уходите, или я буду жаловаться на вас шерифу.
Она и сама понимала незаконность своих действий. Абсурдность ситуации привела ее в ярость.
- Черт возьми! - огрызнулась она. - Чего вы так боитесь?
- Вас!
От его голоса веяло могильным холодом.
- Меня? А что вы знаете обо мне?
- Ничего. Но ведь и вы не знаете меня; не знаете о том, что здесь происходит. Вам этого не понять, поэтому лучше не вмешивайтесь. - Он вонзал в нее слова, как острые ножи. - Вас в это дело втравил Биренфорд. А тот старик... - Кавинант набрал в легкие побольше воздуха и гневно закричал:
- Он выбрал вас потому, что вы спасли ему жизнь! Но если бы вы только знали, что все это значит! У вас нет ни малейшего понятия о том, какую судьбу он вам уготовил. К черту! Я не собираюсь отвечать за его поступки! Уходите отсюда!
- Да объясните же, при чем здесь этот старик? - Она действительно ничего не понимала. - Почему вы считаете, что моя встреча с ним имеет к вам какое-то отношение?
- Потому что я знаю!
- И что вы знаете? - Она больше не могла терпеть его снисходительный тон. - Что в вас такого особенного? Проказа? Вы думаете, что только вам так больно и одиноко? Не будьте самонадеянным, Кавинант. В нашем мире страдает очень много людей, и поверьте: чтобы понять их, не обязательно быть прокаженным. Почему же, черт возьми, вы претендуете на какое-то особое знание?
Гнев Линден застал его врасплох. Она не видела лица Кавинанта. Но он немного пригнулся, рассматривая ее глаза, а затем осторожно сказал:
- Во мне нет ничего особенного. Тем не менее я давно уже вляпался в это дело и знаю много такого, что вам пока неизвестно. Мне вряд ли удастся объяснить суть вопроса, но я должен вас предупредить: не вмешивайтесь в то, чего не понимаете.
- А вы расскажите. Дайте мне понять. Чтобы я могла сделать правильный выбор.
- Доктор Эвери! - Его голос стал резким и грубым. - Возможно, я действительно не имею прав на личные страдания. Возможно, болезни и горе людей уже стали предметами публичного обсуждения. Но это дело мое! Мое, а не ваше!
Горячность Кавинанта лишила ее слов. Она искала достойный ответ, однако сомневалась, что ей удастся найти какой-то весомый довод. Его знание, боль и пережитые испытания превосходили ее собственный опыт. Но она не могла уйти. Ей требовались объяснения.
Густой и влажный воздух превращал свет звезд в размытые пятна. Так и не отыскав никаких аргументов, Линден притворилась, что не поняла его:
- Старик посоветовал мне быть честной. Однако он говорил и о другом.
Кавинант отпрянул от нее. Она хранила молчание, пока двусмысленность ситуации не побудила его спросить хрипловатым шепотом:
- И о чем же он говорил?
- Старик сказал: "Не бойся. Ты не обманешь надежд, хоть он и будет нападать на тебя". - Линден замолчала, не желая произносить остального. Плечи Кавинанта вздрогнули. - О ком он говорил? О вас или о другом человеке? О том, кто навредил Джоан?
Кавинант не отвечал. Закрыв лицо руками, он душил свои эмоции. С его губ сорвался тихий стон.
- Говорите, Кавинант! Неужели со мной что-то должно случиться? Какое отношение имеет ко мне этот старик? И почему вы сказали, что он меня выбрал?
- Он использует вас.
Его ладони по-прежнему закрывали лицо и рот. Однако через минуту Кавинант успокоился, опустил руки и заговорил бесцветным тусклым голосом, похожим на пепел:
- Он как Биренфорд. Считает, что я нуждаюсь в помощи Старик решил, что на этот раз мне не справиться в одиночку. - Злость в его словах угасла, словно он лишился последних сил. - Единственное их отличие состоит в том, что нищий знает столько же, сколько и я.
- Тогда расскажите о том, что вам известно, - настаивала Линден. Позвольте и мне разобраться в этом деле.
Кавинант упрямо поднял голову и вновь заслонил собой свет лампы.
- Нет. Наверное, мне не удастся удержать вас от броска в неизвестное, однако содействовать этому я не собираюсь. Если вы хотите свернуть себе шею, поступайте как знаете, но на мою помощь можете не рассчитывать. - Он отвернулся, словно уже все сказал, потом холодно добавил:
- И передайте болтуну Биренфорду, что он мог бы иногда доверять мне для разнообразия.
У Линден тут же появился язвительный ответ. Она хотела спросить его, при чем здесь доктор. А что тогда сказать о нем? Разве он кому-нибудь доверял? Но едва она открыла рот, как ночную тишину рассек ужасный женский крик.
Женщина кричала истошно и дико. В ее голосе чувствовался безумный страх. Казалось, что это визжала сама ночь.
Услышав крик, Линден рванулась к двери. Кавинант схватил ее за руку, но она вырвалась из его неловких пальцев и сердито произнесла:
- Я врач!
Не дав ему опомниться, она проскользнула в прихожую и зашагала по коридору.
Дверь вела в гостиную. Несмотря на ковер и книжные шкафы, комната выглядела пустой и неуютной. В ней не было ни картин, ни украшений; в центре находилась длинная выпуклая софа, рядом с которой стоял кофейный столик. Между мебелью и стенами оставалось широкое пространство.
Быстро осмотревшись, Линден ринулась на кухню, посреди которой стояли стол и два деревянных стула. Она свернула в небольшой коридор. Кавинант торопливо шагал за ней следом.
Пройдя мимо ванной и спальни, она направилась к двери в конце коридора единственной, которая оказалась закрытой. Как только Линден попыталась открыть ее, Кавинант схватил ее за руку:
- Постойте...
Она ожидала услышать в его голосе отголоски какой-нибудь эмоции - нотки горечи, гнева или протеста. Но голос Кавинанта был монотонным и тихим:
- Поймите, есть только один способ навредить человеку, который уже все потерял. Вернуть ему что-нибудь любимое, но в сломанном виде.
Линден открыла дверь. Он отступил, позволив ей войти. Она переступила порог и осмотрела ярко освещенное помещение.
Посреди комнаты на железной койке сидела Джоан. Матерчатые ленты, привязанные к лодыжкам и запястьям, оставляли ей некоторую свободу, но не позволяли сблизить руки. Длинная ночная сорочка из хлопчатобумажной ткани перекрутилась от конвульсивных движений и задралась вверх, едва прикрывая тонкие бедра. На шее висела серебряная цепочка с обручальным кольцом из белого золота.
Джоан даже не посмотрела на Кавинанта. Взгляд ее устремился к Линден, и бешеная ярость исказила ее лицо. Безумные глаза придавали ей сходство с взбесившейся львицей; из горла вырывались скулящие стоны. Мертвенно-бледная кожа плотно обтягивала выступавшие кости.
Вздрогнув от подсознательного отвращения, Линден почувствовала себя бессильной. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с такой дикой свирепостью, которая в один миг сковала тело животным страхом и разрушила все ее концепции о недугах и болезнях. Эта концентрированная и убийственная дикость не имела ничего общего с обычной болью и человеческой слабостью. Она была квадратурой ненависти и зла. Волевым усилием Линден заставила себя подойти к кровати. Но когда она приблизилась к Джоан и протянула руку, чтобы пощупать лоб женщины, та укусила ее за ладонь, словно озлобленная кошка. Линден непроизвольно отскочила назад.
- О Господи! - прошептала она. - Что же с ней такое?
Джоан подняла голову и пронзительно завизжала. То был крик души, обреченной на вечные муки.
Кавинант молчал. Горе исказило черты его лица. Он подошел к Джоан и, склонившись над узлом, развязал ее левое запястье. Она тут же вцепилась в его руку ногтями, а затем всем телом подалась вперед, намереваясь укусить Кавинанта. Он уклонился и схватил Джоан за предплечье.
Линден с ужасом наблюдала, как он позволял своей бывшей жене царапать его правую руку. На коже проступила кровь. Смочив в ней пальцы, Джоан поднесла их ко рту и жадно слизала красные капли.
Очевидно, вкус крови вернул ей рассудок. Признаки бешенства поблекли на ее лице, взгляд смягчился, и на глаза навернулись слезы. Губы Джоан задрожали.
- О, Том, - произнесла она слабым голосом. - Прости меня. Я снова сделала это... Он в моем уме, и я не могу изгнать его оттуда. Он ненавидит тебя. Он заставляет меня... Заставляет...
Она надломленно зарыдала. Краткие мгновения ясного сознания причиняли ей такую же острую боль, как и периоды помрачения. Кавинант сел на койку и обнял Джоан за плечи.
- Я все знаю, милая. Я понимаю тебя.
В его голосе звучала мучительная тоска.
- Том, - рыдая, просила Джоан. - Помоги мне. Помоги.
- Я постараюсь.
Судя по его тону, он пошел бы ради нее на любые жертвы и испытания. Его любовь и сострадание не устрашила бы никакая жестокость.
- Скоро он пойдет в атаку, - прошептал Кавинант. - Еще пара дней, и я освобожу тебя из его плена.
Рыдания Джоан стали тише. Ее мышцы начали расслабляться. Страх и силы покидали истощенное тело. Как только Кавинант помог ей улечься на постели, она закрыла глаза и тут же уснула, засунув в рот пальцы, словно маленький ребенок.
Подойдя к туалетному столику, Кавинант достал из аптечки ватный тампон и вытер кровь на исцарапанной руке. Потом осторожно и нежно вытащил пальцы Джоан изо рта, привязал ее запястье к спинке кровати и повернулся к Линден - К счастью, это не очень больно, - сказал он с кривой усмешкой. - Как вы знаете, проказа притупляет чувствительность нервных окончаний.
Печаль ушла с его лица, оставив только усталость от неизлечимой боли.
Взглянув на пропитанный кровью тампон, Линден поклялась себе избавить Кавинанта от страданий. Однако ее рассудок уже расписался в поражении, не в силах противостоять болезни Джоан. Она не смела вступать в борьбу с подобным Злом. И не могла понять того, что увидела в этой женщине. В какой-то миг ей захотелось заплакать, но старая привычка к самоконтролю удержала ее от слез. Доктор Эвери не простила бы себе трусливого бегства в ночь.
- Теперь вы должны рассказать мне, что с ней произошло, - произнесла она мрачным тоном.
- Да, - шепотом ответил Кавинант. - Наверное, вы правы.
Глава 3
Беда
Он молча повел ее в гостиную. Его ладонь дрожала на запястье Линден, словно соприкосновение их рук вызывало у него тревогу и страх Когда она села на софу, Кавинант кивнул на свою поцарапанную руку и, пожав плечами, оставил ее одну. Линден не возражала. Неудача с Джоан ошеломила ее до глубины души, и ей требовалось время, чтобы восстановить самообладание.
Так что же ее потрясло? В кровожадном голоде Джоан она увидела признаки одержимости - болезни, в которую Линден как врач никогда не верила. Она привыкла жить в мире лекарств и лечения, где функциональные расстройства вели от здоровья к недугам, а дальше к выздоровлению или смерти Мистический аспект добра и зла не имел для нее никакого значения. Но Джоан.. Откуда взялась эта неудержимая злоба? Как она только могла.
Когда Кавинант вернулся с перевязанной рукой, она повернулась к нему, молча требуя объяснений.
Он отвел взгляд в сторону и печально опустил голову. Сутулая поза придавала ему вид несчастного и всеми отвергнутого человека. Тонкие морщинки в уголках глаз казались шрамами горя. Рот, привыкший к частым отказам, кривился в показном пренебрежении. Помолчав минуту, Кавинант смущенно произнес:
- Теперь вы понимаете, почему я скрываю ее от глаз посторонних людей. - Он начал расхаживать по комнате. - О ней знают только Биренфорд и миссис Роман... - Кавинант произносил слова так медленно и бережно, словно вытягивал их из тайников сердца. - Закон не одобряет насильственного удержания людей в неволе - даже если они находятся в таком состоянии. Мы разведены, и я не имею на Джоан никаких прав. Вообще-то, мне полагалось бы сообщить о ней шерифу и передать ее властям. Но я так долго живу вдали от общества, что закон меня больше не интересует.
- А что с ней произошло? - спросила Линден. Ее голос дрожал, и она не скрывала этого. После встречи с Джоан ей уже не хотелось притворяться спокойным и всезнающим эскулапом. Кавинант тяжело вздохнул.
- Ей необходимо причинять мне боль. Мои страдания нужны Джоан как воздух... Жажда крови делает ее свирепой и жестокой, но это наилучший способ, который она могла придумать для самобичевания.
Профессиональная часть ума Линден тут же поставила диагноз. "Паранойя, - с содроганием подумала она. - О Боже! Кавинант - параноик". Подавив щемящую тоску, она продолжала задавать вопросы:
- Но почему? Что с ней произошло?
Кавинант остановился и посмотрел на Линден, оценивая ее способность верить. Она замерла, ожидая ответа, но он снова начал мерить комнату шагами. Наконец слова посыпались из него рваными монотонными фразами:
- Биренфорд считает, что это психиатрическая проблема. Однако он ошибается, можете мне поверить. Поначалу Джулиус хотел забрать ее у меня, но потом понял, почему я хочу заботиться о Джоан. Или, вернее, о том несчастном существе, в которое она превратилась. Его жена больна параплегией, и он никогда не стал бы сваливать заботу о ней на других. Кроме того, я еще не говорил ему о том, что Джоан пристрастилась к крови.
Он снова ускользнул от ее вопроса. Линден решила проявить терпение:
- Значит, это не психиатрическая проблема? Хорошо, допустим, что доктор Биренфорд поставил неверный диагноз. Но что же тогда происходит с Джоан?
Кавинант задумался на минуту, а затем отрешенно сказал:
- Биренфорд не знает, что явилось причиной ее болезни.
- А вы, конечно, знаете, - съязвила она. - Удобная отговорка.
- Нет, это не отговорка. Это правда. К сожалению, вы не можете понять происходящее, поскольку не имеете основополагающих данных.
- Откуда у вас, черт возьми, такая уверенность? - Тиски самоконтроля превратили ее голос в колючее жало. - Я провела половину жизни, изучая боль других людей.
Ей хотелось добавить, что перед ним сидит врач, а не сопливая девчонка. Ей хотелось сказать, что таких, как он, им показывали в клиниках еще на первом курсе. Но ее язык не выговаривал подобных слов. Она не могла унизить человека...
Кавинант поморщился, решив, очевидно, что она потребует от него доказательства того, о чем он говорил. Его голова поникла, плечи приподнялись, и Линден начала сомневаться в том, что когда-нибудь получит ответ на свой вопрос.
- Я и сам бы ничего не знал, - вдруг начал он свой рассказ, - но месяц назад мне позвонили ее родители. Они не ожидали от меня особой помощи, однако горе заставляло их хвататься за соломинку. Они сообщили мне все, что им было известно.
История стара как мир. Она кажется новой только из-за способа, которым нанесла нам вред. А началось все одиннадцать лет назад, когда Джоан развелась со мной, узнав о моей болезни. Она забрала Роджера и вернулась в свою семью, посчитав свое решение оправданным шагом. За долгие годы одиночества я приучил себя к мысли, что она была права. Вы же знаете, дети более подвержены проказе, чем взрослые.
Он говорил тихо и мягко, как голос ночи; и Линден слушала его, находясь в каком-то странном подвешенном состоянии. Сконцентрировав внимание на словах, словно анализируя симптомы болезни, она представила себе облик Кавинанта изможденного эмоционального человека, который сказал ей с таким изумлением и болью: "Но почему вы? Вы, а не я?"
- Одиннадцать лет назад Томас Кавинант написал роман, ставший вскоре бестселлером. Примерно в то же время Джоан, его супруга, родила прекрасного малыша, которого они назвали Роджером. Теперь Кавинант ненавидит свой первый роман и считает его пустышкой, но жену и сына любит по-прежнему - вернее, думает, что любит. Лично я сомневаюсь, что это так. Он очень верный человек, и порою его любовь кажется мне лишь преданностью старым и добрым дням их совместной жизни.
Одиннадцать лет назад инфекция лишила его двух пальцев на правой руке. Выявив проказу, врачи направили Кавинанта в луизианский лепрозорий. Джоан подала на развод, объясняя это желанием оградить ребенка от больного. Кавинант счел ее решение благоразумным - вполне естественной заботой матери о ребенке. Но мне кажется, он просто оправдывал свою бывшую жену. На самом деле она ужасно перепугалась. Я представляю, какой страх внушала ей проказа и то, что болезнь Хансена могла сделать с Томасом, а возможно, с ней и Роджером. Одним словом, Джоан сбежала с поля боя.
Судя по тону Биренфорда, он неодобрительно пожал плечами.
- Все это только мои предположения. Однако факт остается фактом: Джоан развелась с ним, и он не оспаривал ее решение. Через несколько месяцев его болезнь приостановили. Он вернулся на ферму. Один. То было трудное время для Кавинанта. Все соседи съехали из коттеджей. Некоторые люди в нашем славном городе пытались силой заставить его убраться подальше. Он дважды попадал в госпиталь, причем второй раз полумертвым...
Линден показалось, что доктор содрогнулся при этом воспоминании.
- Потом его болезнь активизировалась, и мы снова отправили Томаса в лепрозорий. Вернувшись домой, он сильно изменился. Ему удалось восстановить свой здравый рассудок. За десять лет мы не наблюдали у него ни одного срыва. Да, Кавинант немного мрачен. Но он уверен в себе, уступчив и, на мой взгляд, обладает огромным состраданием. Каждый год Томас оплачивает лечение нескольких наших бедных пациентов.
Старик вздохнул.
- Как странно получается. Те самые люди, которые пытались обратить меня в свою веру, считают, что он тоже нуждается в спасении. Кавинант прокаженный. Он не ходит в церковь, но зарабатывает своими романами неплохие деньги. Некоторые наши евангелисты уверены, что это оскорбление для Всемогущего.
Линден молча слушала. Профессиональная часть ее ума поглощала факты и отбрасывала в сторону субъективные отступления Биренфорда. Она вспоминала изможденное лицо Кавинанта, и постепенно оно начинало вырисовываться перед ней в темноте. В его морщинах Линден видела печать желчности и одиночества. В его строгости и выдержке она узнавала товарища по несчастью. О, как ей была знакома эта горечь потерь - эта невыносимая боль одиночества.
Рассказ доктора наполнил ее вопросами. Ей хотелось узнать, где Кавинант научился такой выдержке. Что изменило его? Какой ответ на вызов жизни оказался достаточно мощным, чтобы защитить его от безумия и чувства обреченности? И почему он вдруг лишился недавно этой силы?
- За последние десять лет Томас написал семь романов, - продолжал Биренфорд. - Он говорил мне еще о трех или четырех набросках, но я ничего о них не знаю. Впрочем, дело не в этом. Романы Кавинанта стали иными. Любой несведущий человек просто не поверил бы, что первый бестселлер Томаса и семь остальных романов написаны одним и тем же автором. Я согласен с его мнением о первой книге. Это дешевка. Обычная мелодрама, пропитанная потоком жалостных слез о собственных неудачах. Но другие...
Если вам представится такая возможность, прочитайте "Я ПРОДАЛ БЫ ДУШУ, ЧТОБЫ ИСКУПИТЬ СВОЮ ВИНУ". В этой книге автор преклоняется перед невинной чистотой, но считает ее абсолютно бесплодной. Вина - это сила. Все люди, которым хоть что-то удалось, в том или ином отношении были грешниками. Уже само использование силы есть грех, но только виновные могут действовать по-настоящему эффективно - это касается и добрых дел. Лишь грешные и проклятые могут надеяться на спасение.
Последняя фраза не понравилась Линден. В принципе она признавала связь между виной и эффективностью. Оказавшись свидетельницей самоубийства, она поклялась себе стать врачом, чтобы спасать от смерти других людей. И Линден знала, что к знанию и силе ее толкало желание искупить свою вину. Но, вспоминая жизнь, она не могла найти никакого подтверждения тому, что спасение ожидало только грешных и проклятых. А может быть, Кавинант просто дурачил доверчивого доктора? Возможно, он давно сошел с ума, но скрывал этот факт под маской стабильности и сострадания. Или он знал нечто такое, чего не понимала она.
Нечто такое, в чем она отчаянно нуждалась.
При этой мысли ее пронзил острый страх. Линден осознала наступление ночи, стрекотание сверчков и планки кресла, которые впились в спину. Ей ужасно не хотелось встречаться с Кавинантом. Зло толпилось в темноте и заглядывало в окна. Но она решила выяснить то, что интересовало ее больше всего остального. Когда Биренфорд замолчал, она выдержала долгую паузу, а затем тихо повторила свой первоначальный вопрос:
- Так кто же она, доктор?
Биренфорд тяжело вздохнул. Его кресло скрипнуло, разметав в темноте колючие осколки тревоги и сожаления. Помолчав какое-то время, он неохотно ответил:
- Его бывшая жена Джоан.
Линден вздрогнула. Ответ Биренфорда раскрывал огромный простор для догадок и во многом объяснял изможденный и лихорадочный вид Кавинанта. Но данных еще не хватало.
- Почему она вернулась? С ней что-то случилось? Доктор Биренфорд начал раскачиваться в кресле-качалке.
- Мы снова вернулись к тому, о чем говорили днем. Он просил меня не рассказывать об этом. Я не могу объяснить вам, почему она вернулась, поскольку должен держать слово. И если он прав...
Его голос затих. Прошло не меньше минуты, прежде чем он снова заговорил.
- Сказать по правде, я и сам не знаю, что с ней случилось.
Она сердито взглянула в его сторону:
- Так вот почему вы втянули меня в эту историю.
- Да, - ответил он, словно признавался в одном из своих грехов.
- Но в городе есть и другие врачи, - продолжала Линден. - Вы могли обратиться к специалисту. - Внезапно у нее перехватило горло; ей пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы закончить фразу. - Почему вы обратились за помощью ко мне?
- Видите ли, я предполагал... - Она представила себе его кривую ухмылку. Конечно, мне следовало бы сослаться сейчас на вашу прекрасную подготовку. Но на самом деле я обратился к вам только из-за того, что вы похожи на Кавинанта. Вы бы с ним обязательно договорились - появись у вас такая возможность.
- Понимаю.
Линден подавила стон души. Неужели это так очевидно? Как бы она ни скрывала свои проблемы и горькое одиночество, они все равно оставались выставленными напоказ. Чтобы как-то успокоиться, она вскочила с кресла. Былая злость окрасила голос в ворчливые тона:
- Я смотрю, вам нравится разыгрывать из себя Бога.
Биренфорд немного помолчал, а затем ответил, грустно и тихо:
- Если вы имеете в виду наши отношения, то нет, я не разыгрываю из себя Бога. Во всяком случае, я не рассматриваю это таким образом. Но ситуация с Джоан оказалась выше моего понимания. Поэтому я и прошу у вас помощи.
"Помощи! - возмущенно подумала Линден. - О Боже, спаси меня и помилуй!"
Тем не менее она подавила слова протеста и заставила себя успокоиться. Доктор Биренфорд вновь нажал на тот нерв, который заставлял ее подчиняться. Не желая признавать отсутствие выбора и показывать свою слабость, она прошла мимо него к двери.
- Спокойной ночи, доктор.
- Спокойной ночи, Линден.
Биренфорд не просил ее сделать что-то конкретное. Очевидно, он понимал возникшие проблемы. Или, возможно, у него просто не хватало смелости.
Она села в машину и поехала назад на Небесную ферму. Ее седан не спеша катил по дороге, пока Линден приводила в порядок свои мысли. Да, она действительно не имела выбора - но не из-за того, что была беспомощной. Истина заключалась в том, что Линден сделала свой выбор давным-давно, когда решила стать врачом. Она по собственной воле избрала такой путь жизни и ни разу не пожалела о принятом решении. Конечно, нелегкая судьба врача часто создавала неудобства и причиняла боль. Но тут уже ничего не поделаешь. Боль можно встретить везде. И до сих пор Линден справлялась с тем, что выпадало на ее долю.
Свернув на грунтовую дорогу, она вдруг вспомнила, что не спросила Биренфорда о старике.
В окнах дома горел свет. Колючие огоньки мигали из-за деревьев как жалкие остатки того, что уже проглотила ночь. Луна еще больше усиливала это впечатление. Ее светлый, почти полный диск превращал пустое поле в озеро жидкого серебра - жутковатое и бездонное. Лунное сияние застревало в частоколе темных деревьев, и особняк скрывался в густой тени. Глотнув сырой воздух, Линден сжала руль еще крепче. Чувства обострились и напряглись, словно впереди ее ожидала какая-то опасность.
Она намеренно остановилась в двадцати ярдах от дома, оставив машину под светом луны.
Будь честной.
Но Линден не знала, как выполнить этот совет.
Очевидно, свет фар предупредил Кавинанта о ее приближении. Едва она направилась к двери, снаружи зажглась лампочка, и хозяин вышел на крыльцо. В желтом пятне электрического освещения его силуэт казался грозной и призрачной тенью. Она не видела лица мужчины.
- Доктор Эвери, - произнес он дребезжащим голосом, похожим на скрежет пилы. - Прошу вас, уходите.
- Нет. - Порывистость дыхания заставляла ее говорить резко - по слову за один раз. - Я не уйду, пока не увижу ее.
- Кого вы имеете в виду?
- Вашу бывшую жену.
Он молча смотрел на нее почти минуту. Потом ворчливо произнес:
- Что еще рассказал вам этот ублюдок?
Она пропустила его гневное замечание мимо ушей.
- Вам нужна помощь.
Его плечи приподнялись, как будто он давил в себе колючий ответ.
- Биренфорд ошибся. Мне не нужна помощь. Я не хочу вас видеть. Уезжайте.
- Нет.
Ее голос снова стал спокойным и ровным.
- Он прав. Вы истощены. Опекая ее в одиночку, вы довели себя до предела. Я могу помочь, Кавинант.
- Вы ничем ей не поможете, - прошептал он, отвергая ее предложение. Джоан не нужны доктора. Она просто хочет побыть наедине с собой.
- Мне кажется, я должна ее осмотреть.
Когда Линден попыталась пройти мимо него, он преградил ей путь:
- Вы нарушаете права частного жилища. Уходите, или я буду жаловаться на вас шерифу.
Она и сама понимала незаконность своих действий. Абсурдность ситуации привела ее в ярость.
- Черт возьми! - огрызнулась она. - Чего вы так боитесь?
- Вас!
От его голоса веяло могильным холодом.
- Меня? А что вы знаете обо мне?
- Ничего. Но ведь и вы не знаете меня; не знаете о том, что здесь происходит. Вам этого не понять, поэтому лучше не вмешивайтесь. - Он вонзал в нее слова, как острые ножи. - Вас в это дело втравил Биренфорд. А тот старик... - Кавинант набрал в легкие побольше воздуха и гневно закричал:
- Он выбрал вас потому, что вы спасли ему жизнь! Но если бы вы только знали, что все это значит! У вас нет ни малейшего понятия о том, какую судьбу он вам уготовил. К черту! Я не собираюсь отвечать за его поступки! Уходите отсюда!
- Да объясните же, при чем здесь этот старик? - Она действительно ничего не понимала. - Почему вы считаете, что моя встреча с ним имеет к вам какое-то отношение?
- Потому что я знаю!
- И что вы знаете? - Она больше не могла терпеть его снисходительный тон. - Что в вас такого особенного? Проказа? Вы думаете, что только вам так больно и одиноко? Не будьте самонадеянным, Кавинант. В нашем мире страдает очень много людей, и поверьте: чтобы понять их, не обязательно быть прокаженным. Почему же, черт возьми, вы претендуете на какое-то особое знание?
Гнев Линден застал его врасплох. Она не видела лица Кавинанта. Но он немного пригнулся, рассматривая ее глаза, а затем осторожно сказал:
- Во мне нет ничего особенного. Тем не менее я давно уже вляпался в это дело и знаю много такого, что вам пока неизвестно. Мне вряд ли удастся объяснить суть вопроса, но я должен вас предупредить: не вмешивайтесь в то, чего не понимаете.
- А вы расскажите. Дайте мне понять. Чтобы я могла сделать правильный выбор.
- Доктор Эвери! - Его голос стал резким и грубым. - Возможно, я действительно не имею прав на личные страдания. Возможно, болезни и горе людей уже стали предметами публичного обсуждения. Но это дело мое! Мое, а не ваше!
Горячность Кавинанта лишила ее слов. Она искала достойный ответ, однако сомневалась, что ей удастся найти какой-то весомый довод. Его знание, боль и пережитые испытания превосходили ее собственный опыт. Но она не могла уйти. Ей требовались объяснения.
Густой и влажный воздух превращал свет звезд в размытые пятна. Так и не отыскав никаких аргументов, Линден притворилась, что не поняла его:
- Старик посоветовал мне быть честной. Однако он говорил и о другом.
Кавинант отпрянул от нее. Она хранила молчание, пока двусмысленность ситуации не побудила его спросить хрипловатым шепотом:
- И о чем же он говорил?
- Старик сказал: "Не бойся. Ты не обманешь надежд, хоть он и будет нападать на тебя". - Линден замолчала, не желая произносить остального. Плечи Кавинанта вздрогнули. - О ком он говорил? О вас или о другом человеке? О том, кто навредил Джоан?
Кавинант не отвечал. Закрыв лицо руками, он душил свои эмоции. С его губ сорвался тихий стон.
- Говорите, Кавинант! Неужели со мной что-то должно случиться? Какое отношение имеет ко мне этот старик? И почему вы сказали, что он меня выбрал?
- Он использует вас.
Его ладони по-прежнему закрывали лицо и рот. Однако через минуту Кавинант успокоился, опустил руки и заговорил бесцветным тусклым голосом, похожим на пепел:
- Он как Биренфорд. Считает, что я нуждаюсь в помощи Старик решил, что на этот раз мне не справиться в одиночку. - Злость в его словах угасла, словно он лишился последних сил. - Единственное их отличие состоит в том, что нищий знает столько же, сколько и я.
- Тогда расскажите о том, что вам известно, - настаивала Линден. Позвольте и мне разобраться в этом деле.
Кавинант упрямо поднял голову и вновь заслонил собой свет лампы.
- Нет. Наверное, мне не удастся удержать вас от броска в неизвестное, однако содействовать этому я не собираюсь. Если вы хотите свернуть себе шею, поступайте как знаете, но на мою помощь можете не рассчитывать. - Он отвернулся, словно уже все сказал, потом холодно добавил:
- И передайте болтуну Биренфорду, что он мог бы иногда доверять мне для разнообразия.
У Линден тут же появился язвительный ответ. Она хотела спросить его, при чем здесь доктор. А что тогда сказать о нем? Разве он кому-нибудь доверял? Но едва она открыла рот, как ночную тишину рассек ужасный женский крик.
Женщина кричала истошно и дико. В ее голосе чувствовался безумный страх. Казалось, что это визжала сама ночь.
Услышав крик, Линден рванулась к двери. Кавинант схватил ее за руку, но она вырвалась из его неловких пальцев и сердито произнесла:
- Я врач!
Не дав ему опомниться, она проскользнула в прихожую и зашагала по коридору.
Дверь вела в гостиную. Несмотря на ковер и книжные шкафы, комната выглядела пустой и неуютной. В ней не было ни картин, ни украшений; в центре находилась длинная выпуклая софа, рядом с которой стоял кофейный столик. Между мебелью и стенами оставалось широкое пространство.
Быстро осмотревшись, Линден ринулась на кухню, посреди которой стояли стол и два деревянных стула. Она свернула в небольшой коридор. Кавинант торопливо шагал за ней следом.
Пройдя мимо ванной и спальни, она направилась к двери в конце коридора единственной, которая оказалась закрытой. Как только Линден попыталась открыть ее, Кавинант схватил ее за руку:
- Постойте...
Она ожидала услышать в его голосе отголоски какой-нибудь эмоции - нотки горечи, гнева или протеста. Но голос Кавинанта был монотонным и тихим:
- Поймите, есть только один способ навредить человеку, который уже все потерял. Вернуть ему что-нибудь любимое, но в сломанном виде.
Линден открыла дверь. Он отступил, позволив ей войти. Она переступила порог и осмотрела ярко освещенное помещение.
Посреди комнаты на железной койке сидела Джоан. Матерчатые ленты, привязанные к лодыжкам и запястьям, оставляли ей некоторую свободу, но не позволяли сблизить руки. Длинная ночная сорочка из хлопчатобумажной ткани перекрутилась от конвульсивных движений и задралась вверх, едва прикрывая тонкие бедра. На шее висела серебряная цепочка с обручальным кольцом из белого золота.
Джоан даже не посмотрела на Кавинанта. Взгляд ее устремился к Линден, и бешеная ярость исказила ее лицо. Безумные глаза придавали ей сходство с взбесившейся львицей; из горла вырывались скулящие стоны. Мертвенно-бледная кожа плотно обтягивала выступавшие кости.
Вздрогнув от подсознательного отвращения, Линден почувствовала себя бессильной. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с такой дикой свирепостью, которая в один миг сковала тело животным страхом и разрушила все ее концепции о недугах и болезнях. Эта концентрированная и убийственная дикость не имела ничего общего с обычной болью и человеческой слабостью. Она была квадратурой ненависти и зла. Волевым усилием Линден заставила себя подойти к кровати. Но когда она приблизилась к Джоан и протянула руку, чтобы пощупать лоб женщины, та укусила ее за ладонь, словно озлобленная кошка. Линден непроизвольно отскочила назад.
- О Господи! - прошептала она. - Что же с ней такое?
Джоан подняла голову и пронзительно завизжала. То был крик души, обреченной на вечные муки.
Кавинант молчал. Горе исказило черты его лица. Он подошел к Джоан и, склонившись над узлом, развязал ее левое запястье. Она тут же вцепилась в его руку ногтями, а затем всем телом подалась вперед, намереваясь укусить Кавинанта. Он уклонился и схватил Джоан за предплечье.
Линден с ужасом наблюдала, как он позволял своей бывшей жене царапать его правую руку. На коже проступила кровь. Смочив в ней пальцы, Джоан поднесла их ко рту и жадно слизала красные капли.
Очевидно, вкус крови вернул ей рассудок. Признаки бешенства поблекли на ее лице, взгляд смягчился, и на глаза навернулись слезы. Губы Джоан задрожали.
- О, Том, - произнесла она слабым голосом. - Прости меня. Я снова сделала это... Он в моем уме, и я не могу изгнать его оттуда. Он ненавидит тебя. Он заставляет меня... Заставляет...
Она надломленно зарыдала. Краткие мгновения ясного сознания причиняли ей такую же острую боль, как и периоды помрачения. Кавинант сел на койку и обнял Джоан за плечи.
- Я все знаю, милая. Я понимаю тебя.
В его голосе звучала мучительная тоска.
- Том, - рыдая, просила Джоан. - Помоги мне. Помоги.
- Я постараюсь.
Судя по его тону, он пошел бы ради нее на любые жертвы и испытания. Его любовь и сострадание не устрашила бы никакая жестокость.
- Скоро он пойдет в атаку, - прошептал Кавинант. - Еще пара дней, и я освобожу тебя из его плена.
Рыдания Джоан стали тише. Ее мышцы начали расслабляться. Страх и силы покидали истощенное тело. Как только Кавинант помог ей улечься на постели, она закрыла глаза и тут же уснула, засунув в рот пальцы, словно маленький ребенок.
Подойдя к туалетному столику, Кавинант достал из аптечки ватный тампон и вытер кровь на исцарапанной руке. Потом осторожно и нежно вытащил пальцы Джоан изо рта, привязал ее запястье к спинке кровати и повернулся к Линден - К счастью, это не очень больно, - сказал он с кривой усмешкой. - Как вы знаете, проказа притупляет чувствительность нервных окончаний.
Печаль ушла с его лица, оставив только усталость от неизлечимой боли.
Взглянув на пропитанный кровью тампон, Линден поклялась себе избавить Кавинанта от страданий. Однако ее рассудок уже расписался в поражении, не в силах противостоять болезни Джоан. Она не смела вступать в борьбу с подобным Злом. И не могла понять того, что увидела в этой женщине. В какой-то миг ей захотелось заплакать, но старая привычка к самоконтролю удержала ее от слез. Доктор Эвери не простила бы себе трусливого бегства в ночь.
- Теперь вы должны рассказать мне, что с ней произошло, - произнесла она мрачным тоном.
- Да, - шепотом ответил Кавинант. - Наверное, вы правы.
Глава 3
Беда
Он молча повел ее в гостиную. Его ладонь дрожала на запястье Линден, словно соприкосновение их рук вызывало у него тревогу и страх Когда она села на софу, Кавинант кивнул на свою поцарапанную руку и, пожав плечами, оставил ее одну. Линден не возражала. Неудача с Джоан ошеломила ее до глубины души, и ей требовалось время, чтобы восстановить самообладание.
Так что же ее потрясло? В кровожадном голоде Джоан она увидела признаки одержимости - болезни, в которую Линден как врач никогда не верила. Она привыкла жить в мире лекарств и лечения, где функциональные расстройства вели от здоровья к недугам, а дальше к выздоровлению или смерти Мистический аспект добра и зла не имел для нее никакого значения. Но Джоан.. Откуда взялась эта неудержимая злоба? Как она только могла.
Когда Кавинант вернулся с перевязанной рукой, она повернулась к нему, молча требуя объяснений.
Он отвел взгляд в сторону и печально опустил голову. Сутулая поза придавала ему вид несчастного и всеми отвергнутого человека. Тонкие морщинки в уголках глаз казались шрамами горя. Рот, привыкший к частым отказам, кривился в показном пренебрежении. Помолчав минуту, Кавинант смущенно произнес:
- Теперь вы понимаете, почему я скрываю ее от глаз посторонних людей. - Он начал расхаживать по комнате. - О ней знают только Биренфорд и миссис Роман... - Кавинант произносил слова так медленно и бережно, словно вытягивал их из тайников сердца. - Закон не одобряет насильственного удержания людей в неволе - даже если они находятся в таком состоянии. Мы разведены, и я не имею на Джоан никаких прав. Вообще-то, мне полагалось бы сообщить о ней шерифу и передать ее властям. Но я так долго живу вдали от общества, что закон меня больше не интересует.
- А что с ней произошло? - спросила Линден. Ее голос дрожал, и она не скрывала этого. После встречи с Джоан ей уже не хотелось притворяться спокойным и всезнающим эскулапом. Кавинант тяжело вздохнул.
- Ей необходимо причинять мне боль. Мои страдания нужны Джоан как воздух... Жажда крови делает ее свирепой и жестокой, но это наилучший способ, который она могла придумать для самобичевания.
Профессиональная часть ума Линден тут же поставила диагноз. "Паранойя, - с содроганием подумала она. - О Боже! Кавинант - параноик". Подавив щемящую тоску, она продолжала задавать вопросы:
- Но почему? Что с ней произошло?
Кавинант остановился и посмотрел на Линден, оценивая ее способность верить. Она замерла, ожидая ответа, но он снова начал мерить комнату шагами. Наконец слова посыпались из него рваными монотонными фразами:
- Биренфорд считает, что это психиатрическая проблема. Однако он ошибается, можете мне поверить. Поначалу Джулиус хотел забрать ее у меня, но потом понял, почему я хочу заботиться о Джоан. Или, вернее, о том несчастном существе, в которое она превратилась. Его жена больна параплегией, и он никогда не стал бы сваливать заботу о ней на других. Кроме того, я еще не говорил ему о том, что Джоан пристрастилась к крови.
Он снова ускользнул от ее вопроса. Линден решила проявить терпение:
- Значит, это не психиатрическая проблема? Хорошо, допустим, что доктор Биренфорд поставил неверный диагноз. Но что же тогда происходит с Джоан?
Кавинант задумался на минуту, а затем отрешенно сказал:
- Биренфорд не знает, что явилось причиной ее болезни.
- А вы, конечно, знаете, - съязвила она. - Удобная отговорка.
- Нет, это не отговорка. Это правда. К сожалению, вы не можете понять происходящее, поскольку не имеете основополагающих данных.
- Откуда у вас, черт возьми, такая уверенность? - Тиски самоконтроля превратили ее голос в колючее жало. - Я провела половину жизни, изучая боль других людей.
Ей хотелось добавить, что перед ним сидит врач, а не сопливая девчонка. Ей хотелось сказать, что таких, как он, им показывали в клиниках еще на первом курсе. Но ее язык не выговаривал подобных слов. Она не могла унизить человека...
Кавинант поморщился, решив, очевидно, что она потребует от него доказательства того, о чем он говорил. Его голова поникла, плечи приподнялись, и Линден начала сомневаться в том, что когда-нибудь получит ответ на свой вопрос.
- Я и сам бы ничего не знал, - вдруг начал он свой рассказ, - но месяц назад мне позвонили ее родители. Они не ожидали от меня особой помощи, однако горе заставляло их хвататься за соломинку. Они сообщили мне все, что им было известно.
История стара как мир. Она кажется новой только из-за способа, которым нанесла нам вред. А началось все одиннадцать лет назад, когда Джоан развелась со мной, узнав о моей болезни. Она забрала Роджера и вернулась в свою семью, посчитав свое решение оправданным шагом. За долгие годы одиночества я приучил себя к мысли, что она была права. Вы же знаете, дети более подвержены проказе, чем взрослые.