Донцова Дарья. Чудовище без красавицы

   Я быстренько сбегала во двор и развесила на заборе, возле мусорного бачка то, что еще недавно было элегантным свингером. Впрочем, кому-то и сейчас вещь понравилась, потому что, когда спустя два часа я вышла гулять с Дюшкой, возле помойки валялись только скомканные бумажки.
   Около девяти Тамара спросила:
   – Кристина говорила тебе, куда пойдет вечером?
   – Нет, – удивилась я, – думала, ты в курсе.
   – Ну куда она могла подеваться? – взволнованно воскликнула Тома, и тут, словно отвечая на ее вопрос, зазвонил телефон.
   – Виолу позовите, пожалуйста, – пропел мягкий мужской голос.
   – Слушаю.
   – Ох, извините, бога ради, – завел парень бархатным баритоном, – я очень виноват перед вами! Наверное, вы волнуетесь, куда подевалась Кристя?
   – Есть немного, – ответила я. – А вы кто?
   – Отец ее одноклассницы Вики Мамонтовой, Сергей Петрович, можно просто Сергей, – охотно отозвался баритон. – У Вики сегодня день рождения, я отвез сначала девочек в «Макдоналдс», потом в кафе-мороженое, а затем вернулся к нам. И тут, каюсь, я не напомнил ей о звонке домой, а Кристя начисто забыла сообщить, где она, теперь боится, что станете ругать…
   – Спасибо, – с облегчением вздохнула я, – вот негодница, ну-ка дайте ей трубочку.
   – Ну не портите девочке хороший день, – рассмеялся Сергей.
   – Уже поздно, Кристине пора домой.
   – Я сегодня улетаю за границу, – пояснил Сергей, – поеду в Шереметьево по Ленинградскому проспекту, вас устроит подойти на площадь Эрнста Тельмана? Привезу туда Кристину часа через полтора…
   – Прекрасно, – обрадовалась я. – Это недалеко от нашего дома, всего пара остановок на метро. Ровно в пол-одиннадцатого буду ждать вас возле палатки «Русские блины», только как мне узнать вашу машину?
   Сергей расхохотался:
   – Кристина-то вас узнает! Я гудну и фарами поморгаю.
   – Что там? – поинтересовалась Томочка, видя, что я закончила разговор.
   Узнав, в чем дело, подруга сказала:
   – Надо купить Кристе мобильный. Знаешь, есть такие дешевые аппараты, называются «коробочка Би+». Очень удобно, позвонил и не нервничаешь.
   Я промолчала. Иногда Томуськина патологическая незлобивость доводит меня до бешенства. На мой вкус, следует не «телефонизировать» Кристю, чтобы она хвасталась среди подружек мобильником, а наподдать ей как следует по заднице! Ведь сидит в гостях уже давно и не подумала позвонить домой.
   Ровно в десять тридцать я заняла позицию у будки «Русские блины». В тот же момент одна из машин, припаркованных за железной оградой, коротко гуднула и заморгала фарами. Я подошла к бордюру, перелезла через заборчик, увидела старенькие, разбитые, жутко грязные «Жигули», открыла переднюю дверь, села в салон и сказала водителю, молодому парню, с виду лет тридцати трех:
   – Добрый вечер, Сергей.
   Шофер улыбнулся:
   – Рад встрече.
   Я обернулась на заднее сиденье.
   – Ну, Кристя, и тебе не стыдно?
   В ту же секунду слова застряли в горле. Салон оказался пуст, никого, кроме меня и Сергея Мамонтова, в автомобиле не было.

ГЛАВА 6

   – Где Кристя? – возмутилась я. – Вы Сергей, отец Вики?
   Парень нажал какую-то кнопку, раздалось громкое «щелк».
   – Нет, – ответил он потом, – не Сергей и не отец Вики.
   – Простите бога ради, – сказала я, – вышло дурацкое недоразумение, у меня тут, на площади, назначена встреча с человеком, который обещал поморгать фарами… Я перепутала автомобили.
   Одновременно с извинениями я потянула на себя ручку, но дверца не открылась. Парень преспокойно закурил и заявил:
   – Нет, Виола, вы попали по адресу.
   – Где Кристя? – возмутилась я. – Что за дурацкие шутки?
   – К сожалению, дорогая, все очень серьезно, – ответил водитель и пустил мне в лицо струю дыма.
   Не знаю, что возмутило меня больше: словечко «дорогая», брошенное свысока и как-то снисходительно, или омерзительный запах сигары, которую наглец держал, как шариковую ручку, большим и указательным пальцами.
   – Где Кристя? – повторила я, дергая не желавшую открываться дверцу.
   – Оставьте ее в покое, – резко сказал шофер. – Выход заблокирован, выйти без моего разрешения вы не сможете.
   – Где Кристина?
   Водитель вытащил мобильный, потыкал в кнопки и буркнул:
   – Покажи.
   Внутри стоящей рядом иномарки вспыхнул свет, потом задняя дверца приотворилась, и я увидела внутри Кристю, живую, здоровую и, похоже, совсем целую.
   Через мгновение дверка захлопнулась, свет погас, я уставилась в окно. Ничего не различить, жуткая темнота.
   – Девочка в полном здравии, – вновь выпустил клуб дыма парень, – пока!
   – Что значит пока? – прошептала я. – Кто вы такие, имейте в виду, мой муж…
   – Служит на Петровке, – хмыкнул мерзавец, – ну и что, сильно он помог Тамаре? Оградил ее от неприятностей в метро? А теперь подумай головой: пальто порезали бритвой, и твоя сестрица ничего не заметила, а ведь могли и шилом ткнуть в давке, раз – и нет Тамарочки, много ли ей надо…
   – Так это вы изуродовали пальто… Зачем?
   Водитель вновь затянулся. Я жадно разглядывала его. Густые белокурые, совершенно есенинские волосы непослушными прядями падали на большой чистый лоб. Красивые темно-голубые глаза смотрели без всякой злобы, правильной формы нос украшал породистое лицо. Рот капризно изгибался, кожа была смуглая, что странно для блондина, хотя небось он ходит в солярий. В целом парнишка был хорош, как конфетный фантик.
   – Выслушай меня, – процедил он, – внимательно. Девчонке никто не собирается делать плохо. Убивать, отрезать пальцы и уши, насиловать… Уволь, я не любитель подобных мероприятий…
   – Как тебя зовут? – поинтересовалась я.
   Мужик секундно глянул на меня немигающим взором и сообщил:
   – Монте-Кристо.
   Я глубоко вздохнула. Было глупо думать, что он представится, как жених в загсе. Хотя небось у мерзавца кипа фальшивых документов, удостоверяющих личность.
   – Что ты хочешь от меня?
   – Полмиллиона, – спокойно отозвался Монте-Кристо.
   – Чего? – спросила я.
   – Да уж не пробок от пивных бутылок, долларов, естественно!
   Я попыталась сохранить спокойствие и делано рассмеялась.
   – Уважаемый Монте-Кристо, насколько я понимаю, вы промышляете киднепингом, не стану осуждать сей способ зарабатывания денег, хотя любой бизнес должен приносить доход, иначе зачем им заниматься? Но в данном случае вы сработали зря. Конечно, отец Кристины – бизнесмен, издатель, владелец газеты, но полмиллиона долларов у него нет. Что же касается меня, то…
   – Кончай мочалку жевать, – заявил Монте-Кристо, – мы все про вас знаем, даже то, из какой тарелки твой муженек любит суп хлебать…
   – Из какой? – изумилась я.
   – Из белой с синими полосками и золотым ободком, – выплюнул Монте-Кристо мне в лицо, – поэтому отдавай деньги, получай девку – и все, кончай базар…
   – Какие деньги!!!
   – Те, что взяла у Лены Федуловой.
   – Кто, я?
   – Ты, ты. Полмиллиона гринов, которые Ленка хранила, испарились, как сон.
   – Но почему ты решил, что доллары взяла я?
   – Больше некому, – рявкнул парень, – имей в виду, лучше не шути с нами. Отдай, и разбежались. Знаю, что у тебя просто в зобу дыханье сперло, когда пачки увидела. По-человечески я это очень хорошо понимаю, ну не удержалась, с кем не бывает… Никто тебя наказывать не собирается, просто верни бабки, и делу конец.
   – Я ничего не брала!
   – Ой ли!
   – Клянусь жизнью!!!
   Монте-Кристо хлопнул рукой по рулю, «жигуль» резко гуднул. В рядом стоящей иномарке вновь вспыхнул свет и приоткрылась дверца. Стали видны бледное личико Кристи и рука, сжимавшая чудовищно большой пистолет, приставленный к виску девочки. Жуткие видения тут же исчезли, потом в иномарке вновь воцарилась темнота.
   – Так чьей жизнью ты клянешься, – спросил Монте-Кристо, – ее?
   У меня наступил полный паралич, я почти онемела, вместо членораздельной речи выдавила из себя какое-то мычание.
   – Значит, слушай, – удовлетворенно заявил негодяй. – Мы все знаем. Ленка хранила деньги, полмиллиона в баксах, не свои. Ей их просто вручили для дальнейшей передачи. Ты сперла всю сумму.
   Я только качала головой и пыталась сказать:
   – Нет-нет.
   – Да, моя дорогая, – ласково шелестел Монте-Кристо. – Говорю же, мы все знаем, тебя видели с долларами, перестань корчить дурочку.
   Я почувствовала, что сейчас упаду в обморок. В машине стоял тяжелый запах дорогого сигарного табака, от Монте-Кристо несло ароматом какого-то мужского парфюма, да еще на зеркальце болталась «елочка», источавшая неимоверное зловоние, суррогат запаха зреющих кокосов.
   – Слушай внимательно, – продолжал Монте-Кристо, – даем тебе сроку десять дней. Вот и думай, что лучше, отдать нам денежки или…
   – Или что… – прохрипела я, чувствуя, как к голове подбирается боль, – или что…
   – Молодец, – одобрил Монте-Кристо, – всегда следует представлять последствия своих поступков. Ежели ты решишь, что денежки лучше не отдавать, тогда…
   Словно актер МХАТа, он выдержал паузу. В наступившей тишине было слышно, как из моей груди вырывается прерывистое дыхание.
   – Тогда, дорогая, – спокойно закончил мерзавец, – ты выбрала всем судьбу. Кристину оставим в живых, отправим на Ближний Восток, в публичный дом. Хотя, по мне, лучше умереть, чем обслуживать потных извращенцев, Тамару придется убить, впрочем, Олега и Семена тоже. Делается это просто, раз – и нет. У нас имеется чудесный снайпер, прошел Чечню. Полный отморозок, но попадает в десятикопеечную монету. Кто там у тебя еще есть? Собака? Кошка? Вот живи потом и радуйся. Сама умолять станешь денежки взять. Поняла, дорогуша?
   – Не брала я ничего, – заплакала я, – честное слово, ну поверь, ошибка вышла.
   Монте-Кристо поморщился:
   – Давай без фальши… Актриса из тебя фиговая. Еще скажи спасибо, что мы приличные люди, даем десять дней на раскачку. Другие бы и разговаривать не стали, пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой, никакая Петровка не поможет. Все это ерунда насчет круглосуточной охраны… Тебя, да вообще всех, как тараканов, передавить можно, усекла?
   Я тупо кивнула, ощущая, как голову начинает стягивать тугой обруч.
   – Молодец, – одобрил Монте-Кристо, – значит, ровно через десять дней, в праздник, стоишь тут, возле памятника, с денежками…
   – В какой праздник? – невольно удивилась я.
   Монте-Кристо широко улыбнулся:
   – Десятого ноября День милиции, радостный момент для всех ментов, небось у вас дома стол накроют, ну там водочка, шампанское… Ежели в одиннадцать тридцать вечера деньги не окажутся у меня в руках, то…
   – Что? – шепнула я. – Что?
   – Ничего, – пожал плечами негодяй. – Тебя не тронем, муки совести хуже телесных страданий.
   Проговорив последнюю фразу, он вытащил мобильный и бросил в трубку:
   – Вперед.
   Иномарка, стоявшая рядом, мигом заурчала мотором и исчезла за поворотом. Монте-Кристо нажал кнопочку на передней панели, раздался резкий щелчок.
   – Ступай себе, – велел мерзавец. – Но имей в виду! За тобой следят, стукнешь муженьку – прирежем беременную, убежишь за границу с денежками – пристрелим девчонку.
   – У меня нет денег, – тихо повторила я, наваливаясь всем телом на дверцу, – понимаю, что ты не веришь, но их нет! Монте-Кристо хрюкнул:
   – Я вовсе не настаиваю на том, чтобы ты вернула именно те купюры, что сперла. Продай что-нибудь и принеси полмиллиона!
   – Даже если я останусь голой и босой на улице, не наскребу этой суммы!
   – Ладно, – слегка повысил безукоризненно ровный тон мерзавец, – ты мне надоела. Счетчик включен, срок пошел, десятого ноября в 23.30, толковать больше не о чем!
   В ту же секунду он со всей силы толкнул меня. Дверца неожиданно распахнулась, я вывалилась наружу, прямо на грязную, покрытую октябрьской слякотью дорогу, стукнувшись спиной о бордюрный камень, а головой о железный заборчик.
   «Жигули», взвизгнув колесами, резко стартовали и встроились в поток машин, который, несмотря на поздний час, несся по Ленинградскому проспекту. Комья грязи полетели в мою сторону. Я сидела в луже, заляпанная жирной, черной жижей. Потом кое-как поднялась на ноги, добрела до будки «Русские блины» и, плюхнувшись на красный пластмассовый стульчик возле круглого столика, попыталась привести мысли в порядок. Мужчина, который с аппетитом ел горячий блинчик, покосился на меня, потом встал и, бросив недоеденный блин в помойку, быстрым шагом ушел. Из палатки высунулась девчонка в красном фартуке и такой же косынке.
   – Иди отсюда, – злобно сказала она, – всех покупателей распугаешь, бомжа чертова!
   Я покорно встала, дошла до памятника и присела на гранитный цоколь в основании монумента. Чуть поодаль, на подстеленной картонке, спала баба в отвратительно воняющем пуховике. Из прорех куртки в разные стороны торчали клочки то ли синтепона, то ли ваты. Честно говоря, я выглядела не лучше.
   Неожиданно пошел мелкий противный дождь. Я вытащила из кармана упаковку бумажных носовых платков и принялась вытирать лицо и руки. По мере того, как кусочки бумаги делались черными, в мыслях светлело.
   Меня воспитывали в так называемой неблагополучной семье. Папенька, желая купить очередную бутылку, спер кошелек и попал на зону. Честно говоря, после того, как его посадили, нам с Раисой стало только лучше, потому что папулька нажирался каждый день, как… Впрочем, достойного сравнения я подобрать не могу. Ни один из представителей животного мира не способен был нажраться до такой степени, как мой папахен. Раиса, слава богу, употребляла только два раза в месяц, зато ее никогда не было дома, мачеха постоянно работала, стараясь добыть денег…
   Поэтому лет с четырех я была предоставлена сама себе. Никто не кормил меня обедом, не заставлял мыть руки, не просил надеть шапочку, шарфик и носочки, не пел песенки на ночь и не целовал разбитые коленки. Годам к семи я поняла: окружающий мир жесток, каждый в нем сам за себя, и если я не научусь справляться с неприятностями сама, то просто погибну, потому что ждать помощи не от кого.
   Наверняка поэтому я считаю, что безвыходных положений не существует. Следует только слегка пораскинуть мозгами, и в конце темного тоннеля появится тонкий луч света. Ну сумела же я в шесть лет выбраться в деревне из горящего сарая, а провалившись в семь лет под лед на пруду в парке, вылезти на берег? В конце концов, после смерти дяди Вити и тети Ани я научилась самостоятельно зарабатывать деньги совершенно честным путем. Хорошо, это были мизерные средства, но я не плакала, не стонала, не просила в долг! Нет, просто, стиснув зубы, взяла ведро и швабру… Неужели я сейчас спасую перед обстоятельствами?
   Ледяной дождь заливал за воротник, но мне было жарко. Наконец решение было принято. Десять дней! За этот срок я обязана отыскать того, кто спер полмиллиона у Лены Федуловой, и заставить его отдать денежки Монте-Кристо. Мерзавец не шутил, он и впрямь ни перед чем не остановится. Скорей всего его люди и обыскали квартиру Марьи Михайловны. Небось выждали, когда старушка отправится в магазин, вскрыли дверь. Любой, даже очень хороший замок сдается без боя парню, умело обращающемуся с отмычкой… Зашли в квартиру, думая, что Никита еще в школе… Но Марья Михайловна оставила внука дома. Наверное, мальчик начал кричать, побежал к телефону… Вот мерзавцы и убили его. Вернее, подумали, что убили. Перерыли все, ничего не нашли и отчего-то решили, будто вор, польстившийся на чужие деньги, – это я. Изрезали пальто Тамаре, похитили Кристину. Даже узнали, что у нас есть собака и кошка, да и Олег действительно любит есть суп только из одной тарелки… Вот уж эта информация откуда?
   Десять дней! Всего десять!
   Я резко встала и чуть не упала, почувствовав, до какой степени онемели ноги. Никто не поможет, не на кого рассчитывать, придется все делать самой. Негодяи и впрямь следят за семьей!
   Увидев меня, Тамара всплеснула руками:
   – Вилка, ты купалась в болоте?
   Я улыбнулась:
   – Почти. Стояла на проспекте, а тут на дикой скорости мимо пролетела иномарка, обдала грязью, я отшатнулась назад, поскользнулась и упала прямо в лужу!
   – Иди скорей мойся, – велела она. – А где Кристя?
   Я отвернулась к вешалке и радостно сообщила:
   – Уж извини, с тобой не посоветовалась… Завтра начинаются каникулы, Вика Мамонтова пригласила Кристю к себе на дачу, у них теплый загородный дом. Они обе так просили меня согласиться, да и родители Вики упрашивали… В общем, я решила за тебя, пусть едет. Что ей в городе делать, а так на свежем воздухе…
   – Ну и правильно, – одобрила Томочка, – но как же без вещей?
   Я махнула рукой:
   – Ерунда, зубную пасту и щетку мы сейчас купили в ларьке, а завтра утром я передам Викиному отцу сумку со шмотками, он мимо площади на работу поедет!
   – Отлично, – сказала Томочка, – давай скорей в ванную, не ровен час, простудишься.
   Я вошла туда, закрыла дверь на задвижку и уставилась на блестящий кран. Тамарочка никогда не врет, в ее жизни не было постыдных тайн, которые нужно скрывать от окружающих. Будучи патологически честным человеком, подруга совершенно искренне уверена в том, что все окружающие люди говорят правду! В конце концов, мы подозреваем других только в том, на что способны сами.
   Я очень редко обманываю Тамару, и у меня все-гда возникает неприятное ощущение, словно я обвожу вокруг пальца пятилетнего малыша, обещаю конфету, а протягиваю пустой фантик… Но сегодня совершенно особый случай, я не могу рисковать жизнью нерожденного младенца…
   Резкий звук заставил меня вздрогнуть. Дюшка, заливаясь лаем, ринулась в прихожую. Монте-Кристо! Передумал и прислал киллеров!
   – Не открывай! – Я вылетела из ванной и бросилась за собакой. – Не открывай!
   Но Томочка уже гремела замком.
   – Стой! – орала я. – Стой!
   Тома с недоумением глянула на меня и в то же мгновение легко распахнула дверь. Вместо парня в камуфляжной форме и шапочке-маске, сжимающего в твердой руке пистолет с глушителем, на пороге показалась Лера Парфенова с дорожной сумкой в руках.

ГЛАВА 7

   – Что случилось? – спросила Тома.
   Лерка истерично зарыдала:
   – Все, хватит, натерпелась. Меня просто со свету сживают! Больше не вернусь к ним!
   Одновременно вопя, смеясь и икая, она вдвинулась в прихожую, швырнула сумку в угол, чуть не пришибив ставшую неповоротливой из-за объемистого живота Дюшку, плюхнулась на стул и, картинно прижимая руку к груди, простонала:
   – Сердце! Умираю!
   Томочка, у которой случаются приступы ужасной болезни с красивым названием «мерцательная аритмия», перепугалась и рысью понеслась на кухню за валокордином.
   Я окинула Лерку ледяным взглядом и поинтересовалась:
   – Ты отдаешь себе отчет, который час? Взгляни на будильник, полночь давно пробило!
   – Мне плохо, – кривлялась Лера, – у меня инфаркт.
   Мое терпение лопнуло, словно воздушный шарик, налетевший на иголку.
   – Хватит паясничать! Между прочим, сердце у людей находится слева, а ты держишься за правую сторону! Мой тебе совет, спусти ладонь пониже и ври всем, что у тебя приступ холецистита. Кстати, можешь пойти к Семену в кабинет, там имеется анатомический атлас, очень полезная вещь для симулянта.
   – Какая ты жестокая, – зарыдала Лера в голос, – несправедливая, злая… – Но руку все же убрала…
   – На, выпей, – Томуська сунула Парфеновой чашку.
   Лерка тревожно спросила:
   – Что это?
   – Цикута, – фыркнула я.
   – Что? – изумилась глупая Лера.
   – Яд, которым отравился Сократ, – пояснила я, – пей, должно помочь. Нет жизни, нет и горя.
   – Вот видишь, – захныкала Парфенова, хватая Тому за руку, – видишь, Вилка меня ненавидит, это ужасно…
   – Давай я тебе постелю, – предложила та, – только извини, раскладушку придется поставить на кухне.
   – Почему? – Лерка мигом перестала лить сопли. – У вас комнат мало? Целых две пустые.
   – Там уже живут, – начала Тома, но закончить не успела. В коридор выглянул Филя и, увидав незнакомую женщину, вежливо сказал:
   – Здрассти! Вот услышал шум, подумал, может, помочь чем!
   – Странно, однако, что папенька еще не призвал нас всех к порядку, – съехидничала я.
   Неожиданно Филя широко улыбнулся:
   – А он на ночь снотворное пьет, из пушек пали – не разбудишь!
   Лерка утерла глаза и, кокетливо улыбнувшись, спросила:
   – Так, значит, это из-за вас меня на кухне спать положат?
   – Почему? – оторопел не слишком понятливый Филя.
   – Потому что вы расположились в комнате, – растолковала ему Лерка, – устроились с комфортом, хотя, честно говоря, лучшие условия должны быть предоставлены мне, женщине с больным сердцем, а не вам, мужчине, вполне здоровому с виду!
   Она окинула Филю оценивающим взглядом и добавила:
   – Даже излишне здоровому!
   Несчастный ветеринар стал похож на спелый гранат.
   – Вы правы, я с удовольствием уступлю вам место, а сам перейду на кухню. Собственно говоря, мне все равно, где спать, хоть в туалете.
   – Ты там не поместишься, – рявкнула я, – даже если обернешься вокруг унитаза. Сейчас уже поздно, завтра все решим, ничего, с Лерки не убудет – один денек возле плиты перекантоваться!
   Глаза Парфеновой начали медленно наливаться слезами.
   – Только не плачьте! – окончательно перепугался Филя, и началось великое переселение народов.
   Сначала мы раскрыли раскладушку и минут пятнадцать выясняли, где ее лучше установить: у одной стены или у другой. На мой взгляд, проблема не стоила выеденного яйца, но Лерка, Томуська и Филя сделали из незначительного действия целую проблему и с пеной у рта спорили, не собираясь уступать друг другу.
   – От балкона дует, ты простудишься, – вещала Тома, всегда желающая помочь другим, – тебя прострел хватит.
   – Лучше здесь, около входа, – гнул свое Филя, – люблю спать у двери.
   – Ни за что, – с жаром воскликнула Лерка, – а если кто захочет ночью водички попить? Как через тебя лезть?
   – Хватит, – сказала я. – Филя не собирается провести на кухне остаток жизни, речь идет о нескольких часах!
   Потом Томуля перестилала белье, а Парфенова, страдальчески морщась, ныла:
   – Нет ли еще матрасика? Бросьте на диван, а то утром всю спину заломит!
   Чертыхаясь сквозь зубы, я достала для нашей принцессы на горошине матрас с антресолей и ушла к себе. Ни Олега, ни Семена не было дома, хотя стрелки часов подбирались к двум ночи. Хорошо, что мы с Томуськой патологически не ревнивы…
   Наплевав на чистку зубов и умывание, я вытянулась на кровати, закрыла глаза и, чувствуя, как гудят ноги, начала медленно проваливаться в зыбучий песок сна.
   Бум! – донеслось из-за двери. Пол задрожал, создалось впечатление, что кто-то швырнул на пол мешок с цементом. Послышались чьи-то возгласы. Недоумевая, что могло случиться, я выскочила в коридор, добежала до кухни и увидела Филю, лежащего на полу в руинах раскладушки. Рядом стояли причитающие в голос Томуська и Лерка.
   – Боже, ты ушибся! – восклицала подруга.
   – Такой тяжелый день, – ныла Парфенова, – я только задремала, ну какого черта ты меня разбудил!
   – У этой складной штуки дно разорвалось, – удрученно пробормотал ветеринар. – Не понимаю отчего!
   – Оттого, – пояснила злобно Лерка, – что ты весишь, как былинка, сто пятьдесят килограммов.
   – Всего сто двадцать, – уточнил Филя, – ну да не беда, на полу посплю. Уж извините, завтра куплю вам другую раскладушку.
   – Не надо, – отмахнулась я, – эта давно на помойку просилась!
   – На пол нельзя ложиться просто так, – бормотала Тома, – можно застудиться насмерть. Давайте снимем с антресолей матрас.
   – Он у Лерки на диване, – напомнила я.
   – Даже и не думайте, – взвизгнула Парфенова, – я не могу спать на жестком.
   – Ничего, ничего, – кряхтел Филя, вставая на ноги, – не беда, не надо никакой подкладки, подстелю свое зимнее пальто, оно толстое, и всех делов!
   Болезненная дружелюбность мужика взбесила меня до белых глаз. Чувствуя, что невероятная злоба сейчас вырвется наружу, как пар из скороварки, я, стиснув зубы, чтобы не дай бог не сказать окружающим то, что о них думаю, чеканным шагом сходила в комнату, сбросила прямо на пол Леркино одеяло, подушку и простыню, стащила матрас, принесла его в кухню и увидела всю компанию, сидящую на корточках в углу.
   – Вы собрались нести яйца? – окончательно озверела я, слушая, как часы в кабинете у Семена торжественно бьют три часа.
   Господи, покоя в этом доме никогда нет, и куда подевались наши мужья?
   – Тише, – прошептала Тома, поворачивая ко мне бледное личико. – Дюшка рожает.
   Матрас вывалился у меня из рук. Не понос, так золотуха.
   – Ничего, – бодро заверил Филя, – справимся. Несите сюда электрическую грелку, чистую простыню, кипяченую воду…
   Мы с Томуськой забегали, словно тараканы, вспугнутые ярким светом, Лерка плюхнулась на стул и заныла:
   – О, какой стресс, мое сердце может не выдержать такого испытания…
   – Заткнись, – велела я.
   Но Парфенова только пуще завелась, услыхав мой сердитый тон.
   В семь утра мы стали обладателями двенадцати щенков, здоровых и бойких.
   – Куда нам столько? – растерянно поинтересовалась Тома, глядя, как новорожденные, отпихивая друг друга, сосут мать.
   – Так потопить можно, – с жестокостью селянина ответил Филя. – Двух оставить, а остальных в сортир.
   – Нет! – заорали мы с Томкой.
   – Дело хозяйское, – спокойно согласился ветеринар и отправился в ванную мыться.
   Парфенова и Тамара, подняв за углы матрас, на котором, словно падишах, возлежала усталая Дюшка с потомством, поволокли счастливую мать в спальню к Томе.
   Я осмотрелась. Кухня выглядела словно картинка из видеоряда телевизионных новостей. У одной стены вконец испорченная раскладушка с мятой грудой белья, возле другой окровавленные тряпки, бинты, клочья ваты, измазанная простыня…
   – Что случилось? – проскрипел Аким, входя в кухню. – Чем ночью занимались? Человек должен проводить в постели восемь часов! Сон до одиннадцати ночи крайне полезен! Утром следует вставать без пятнадцати семь! Да отвечай наконец, почему тут повсюду кровь!
   Я посмотрела в его омерзительное лицо и ухмыльнулась:
   – В полночь приехал отец Семена, свекор Томы, так же неожиданно, как и вы…
   Аким непонимающе моргал глазами.
   – Так мы решили, что одного зануды-дедушки нам вполне хватит, – как ни в чем не бывало продолжила я.
   – О чем это ты? – спросил Аким.
   – Мы лишнего свекра убили и расчленили, – улыбнулась я. – Всю ночь мучились, жилистый очень.
   Учитель разинул рот, потом выдавил:
   – Где Филя?
   – Мешок с расчлененкой повез, хочет в реке утопить. – Я завершила фразу и вышла в коридор.
   Вы не поверите, но Аким Николаевич молчал, дядьку удалось заткнуть.
   Где-то около десяти утра мне посчастливилось наконец-то остаться дома одной. Сначала, безостановочно жалуясь на тяжелую жизнь, умелась Парфенова.
   Вам ни за что не догадаться, где служит Лерка. Она психолог в консультации «Семья и брак». Представляете теперь, какие советы по налаживанию супружеской жизни дает эта дама?
   Филя и Аким ушли в неизвестном направлении, а Томуська понеслась в магазин «Марквет», чтобы приобрести для новорожденных щенят специальную смесь.