Страница:
Дарья ДОНЦОВА
НЕСЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Глава первая
Октябрьский день плавно приближался к вечеру. Солнце еще довольно ярко светит, но в воздухе уже чувствуется дыхание зимы. Я стояла в пробке на Волоколамском шоссе и соображала, успею ли приехать домой к восьми. В 20.00 НТВ собиралось показать детектив с моим обожаемым Пуаро. Следовало вознаградить себя за часы, бесцельно проведенные в магазинах. Невестка отправила меня купить новые гардины для столовой, но, несмотря на все поиски, ничего подходящего на глаза так и не попалось.
Вереница машин продвигалась вперед черепашьим шагом. Справа показался вещевой рынок, и в ноздри внезапно ударил запах жарящихся чебуреков, тех самых – с начинкой из собачатины. Желудок жалобно сжался, и ужасно, просто невыносимо захотелось проглотить отвратительное кушанье. Я запарковалась у входа и, вылезая из «Вольво», попробовала урезонить бунтующий аппетит. Небось готовят на машинном масле и тесто хватают немытыми руками… Полная угрызений совести и тихо злясь на себя за чревоугодие, я уже хотела захлопнуть дверцу, как началось нечто, напоминающее киносъемку гангстерского фильма.
Откуда ни возьмись появились мужики в камуфляже и черных шапочках-шлемах. Над площадью зазвучал отборный мат. Торговцев словно ветром сдуло. Кто укрылся в железном вагончике, кто забрался под столики-прилавки.
Когда послышались первые выстрелы, я, долго не раздумывая, юркнула за «Вольво» и растянулась на грязном асфальте, стараясь стать как можно более незаметной. Авось пронесет и останусь жива. Из-за низкого автомобиля трудно наблюдать за побоищем. А оно развернулось не на шутку. В узкую щель были видны только бегающие взад и вперед ноги в фирменных ботинках, слух услаждался невероятными выражениями.
Одна из схваток завязалась прямо около «Вольво», машина задергалась. От ужаса я закрыла глаза и принялась возносить молитвы к богу почему-то на латинском языке. Но тут завыли сирены. Ботинки унеслись, на их место примчались другие – попроще и подешевле, зато мат остался прежним – густым и крепким. Наконец воцарилась относительная тишина, прерываемая отдельными выкриками. От ужаса почти перестала соображать. Тут к «Вольво» подошли черные сапоги, и раздался молодой звонкий голос:
– Эй, есть кто живой?
– Здесь! – крикнула я из-за машины.
– Вылазь, – велел мужчина.
Кое-как, кряхтя и сопя, я поднялась на ноги и обозрела пейзаж. На площади царил погром. Большинство торговцев отряхивались и пытались собрать разбросанный товар. Возле будки с чебуреками лежала убитая собака и виднелись непонятные кучи: то ли вещи, то ли трупы. Стараясь не смотреть в ту сторону, я почесала грязной рукой нос и сказала стоящему рядом милиционеру:
– Здравствуйте.
– Документики предъявите, – не пошел на контакт страж закона.
– Зачем? – возмутилась я. – Вы должны охранять покой мирных граждан, а не требовать у них документы. Что же такое делается, просто чебуреков захотелось, вот и остановилась здесь…
– Документы на машину, права и паспорт, – продолжал оставаться неприступным милиционер.
– Не дам, – обозлилась я.
– Ну, тетенька, – неожиданно по-детски заныл проверяющий, – вам жаль, что ли? Служба такая…
Я поглядела на его по-детски круглое лицо, покрытое мелкими веснушками. Тощенькая шейка выглядывает из широкого воротничка форменной рубашки… И чего я на него обозлилась?
Вздохнув, влезла в «Вольво» и подала мальчонке требуемое. Парнишка взял синенькую книжечку и протянул:
– Так вы иностранка, француженка.
– Как видишь…
– Здорово по-русски говорить научились, – восхитился мальчишка, – без акцента…
Потом, очевидно, решил соблюсти дипломатический этикет и церемонно произнес, отдавая честь:
– Можете проезжать, приношу извинения за инцидент.
– Что тут произошло? – спросила я, пряча бумаги.
– Да вот, братки территорию делили, – вздохнул милиционер, – спор у них вышел.
– Ладно, – пробормотала я, захлопывая дверцу.
– Тетенька, – поскребся в стекло патрульный, – вы бы умылись тут в туалете, а то грязные – жуть.
Проигнорировав дельное предложение, завела мотор и покатила домой, в поселок Ложкино.
Милиционер, милый мальчик, заблуждался. Я русская, хотя имею в сумочке паспорт гражданки Французской Республики. Впрочем, на французском говорю, как по-русски, бегло, без ошибок и акцента, ибо всю свою сознательную жизнь преподаю студентам бессмертный язык Золя и Бальзака.
Долгие годы моя преподавательская деятельность уныло протекала в заштатном техническом институте, на кафедре иностранных языков. Платили мало, постоянно подрабатывала частными уроками. Приходилось все время думать о том, как прокормить семью. А домашних много – сын Аркашка, невестка Оля, дочка Маша, парочка собак, три кошки, несколько хомяков, белая крыса и ближайшая подруга Наташка. Давно заметила, что родственниками становятся по жизни. Родные сестры не бывают так близки, как мы с Наташкой. Поэтому, когда после развода свекровь выгнала ее из дома, а мачеха не пустила в родную квартиру, Наталья перебралась к нам в двухкомнатную «распашонку» в Медведково, и все домашние восприняли это как нечто совершенно естественное.
Жить бы нам в нищете, считая копейки, но неожиданно случилось чудо. Наталья вышла замуж за француза и укатила в Париж. Следом за ней отправилась вся семья погостить. Но не успели мы подивиться Наташкиному благополучию, когда ее мужа, барона Жана Макмайера, убили. В одночасье подруга оказалась невероятно богатой дамой.
Трехэтажный дом в предместье Парижа, коллекция уникальных картин, отлично налаженный бизнес, километровый счет в банке – вот далеко не все, чем она стала единолично владеть, потому что у Жана не оказалось никаких родственников, кроме законной жены.
Сгоряча все решили остаться в Париже и целый год вели бездумную жизнь рантье. Но ностальгия – болезнь неизлечимая, и все чаще домашние стали вспоминать милый сердцу слякотный ноябрь, даже колбаски хотелось, нашей, родной, с примесью туалетной бумаги.
И тут появился закон о двойном гражданстве. Это разом решило все наши проблемы. Теперь каждый член семьи имеет в кармане два паспорта: красный – российский и синий – французский. Мы вернулись в Москву и поняли, что богатому человеку везде хорошо. Построили двухэтажный дом в поселке Ложкино, завели кухарку, домработницу и принялись заниматься тем, о чем раньше могли только мечтать.
Аркашка стал адвокатом. Конечно, пока он не Генри Резник, но все же вполне грамотный специалист. Правда, клиентура его сплошь мелкие жулики. Но даже пьяного дурака, укравшего у лоточника два куриных окорочка, сын страстно защищает, делая ссылки на римское право. Судьи только посмеиваются при виде такого пыла. Но смех приносит хорошее настроение, поэтому обвиняемые получают минимальные сроки.
Его любимая жена Ольга, впрочем, дома мы предпочитаем звать ее Зайчик, штурмует иняз. Три европейских языка плюс арабский.
Не так давно у супругов родились близнецы – Анька и Ванька, поэтому Зайка на какое-то время выпала из учебы. Но сейчас у проказников есть нянька Серафима Ивановна, и Ольга вновь посещает занятия.
Маша ходит в лицей, а по вечерам бегает на подготовительные курсы в ветеринарную академию. Девочка твердо решила стать «собачьим доктором».
– Правильно, – одобряет ее выбор брат, – нам такой специалист необходим.
Что верно, то верно: в доме живет огромное количество животных – питбуль Банди, ротвейлер Снап, пуделиха Черри, мопс Хуч, йоркширская терьерица Жюли, две кошки – трехцветная Клеопатра и белая Фифина, парочка мышей, несколько ящериц и попугай Коко.
Нашла свое призвание и Наташка. Подруга принялась с бешеной скоростью строчить любовные романы на французском языке. Все ее герои – люди искусства и диссиденты, переживающие самые невероятные приключения в лагерях и тюрьмах. Стоит ли говорить, что испытания благополучно заканчиваются пышной свадьбой, причем не где-нибудь, а в Париже. Естественно, продать подобный «салат» на российском рынке просто невозможно, зато француженки приходят от ее продукции в телячий восторг. Наталья разом стала популярна и любима, а про гонорары и говорить нечего.
– Деньги к деньгам, – вздохнула одна знакомая, окидывая завистливым взглядом полку с Наташкиными бестселлерами.
Конечно, со стороны все выглядит крайне просто – сиди себе да води ручкой по бумаге… Но я-то знаю, что Наталья пишет каждый день по пятнадцать страниц, и такая работоспособность вызывает уважение. Попробуйте просто переписать столько листов из любой книги – и поймете, как это трудно! К тому же совершенно не понимаю, откуда она берет сюжеты и как увязывает концы с концами.
Наверное, и не пойму никогда, так как мне господь не отсыпал никаких талантов и я, честно говоря, ничего не делаю. Что у меня отлично получается, так это вляпываться во всякие истории. Ну, например, когда хочешь съесть чебуреки, а попадаешь на бандитские разборки…
Ровно в семь подрулила к Ложкину и, бросив «Вольво» во дворе, со всех ног кинулась в гостиную. Но не успела влететь в комнату, как поняла: телевизор посмотреть не удастся.
На диване, мило улыбаясь, сидела рыжеволосая женщина неопределенного возраста. Незнакомке можно было дать как тридцать, так и пятьдесят. Круглое, до умиления российское лицо, мелкие грязно-зеленые глаза, небольшой нос и рот без четких очертаний. Казалось, кто-то сначала нарисовал немудреные черты, а потом начал стирать ластиком да и бросил на полдороге. Лишь яркий цвет волос выделял женщину. Такого пронзительно-рыжего оттенка я, пожалуй, не встречала.
– Мамуля приехала, – завопила Маня, – смотри, у нас гости. Угадай, кто?
Я вздохнула и попыталась изобразить радость. У каждой медали есть оборотная сторона. В нашем случае – постоянные приезжие со всех концов необъятной Родины и ближнего зарубежья. Как только слух о свалившемся на нас богатстве пронесся по Москве, тут же отыскалось невероятное количество родственников.
Я выходила замуж четыре раза. Соответственно, имею в багаже четырех бывших супругов, их матерей, братьев, сестер… Все мужья, разойдясь со мной, начинали благополучно вступать в новые браки, и в родственниках постепенно оказывались их нынешние и брошенные жены, дети от разных союзов… У Наташки примерно та же картина, но в России она успела побывать в браке лишь дважды. А ведь еще есть приятели, приятели приятелей… список продолжается до бесконечности. В результате и во Франции, и в Москве просто невозможно пожить без гостей. Однажды у нас в Париже полгода жил совершенно очаровательный юноша лет девятнадцати. Я думала, что он Наташкин родственник, а подруга считала, что мой. Недоразумение выяснилось лишь после его отъезда, но мы так и не знаем, как он попал к нам. Интересно, кто на этот раз?
– Меня зовут Галя, Галя Верещагина, – пробормотала женщина, поднимаясь с дивана.
«Меня зовут Бонд, Джеймс Бонд», – пронеслось у меня в голове, и я хихикнула.
Гостья занервничала и принялась объяснять:
– Я дочь ближайшей подруги матери Ляли, второй жены первого мужа Лены, супруги Кирилла.
Я в обалдении уставилась на даму. Без пол-литра не разобраться. Понятно только одно – каким-то образом гостья связана с одним из моих бывших мужей – Кириллом. А в остальном и копаться не станем.
– Приехала ненадолго, – продолжала оправдываться Галя, – на пару месяцев всего.
– Конечно, конечно, нет проблем, – постаралась я изобразить улыбку, – места много.
– Ваша девочка такая милая, – вздохнула Галя, – уже показала мне мою комнату. Просто неудобно, столько хлопот.
И она оглушительно чихнула, потом еще раз…
Только больных нам тут не хватает.
– Не волнуйтесь, – поспешила сообщить гостья, – это у меня аллергия на домашних животных.
– Вам у нас тяжело придется, – заявила я, тихо надеясь на то, что дама испугается и съедет.
– Ничего, – успокоила Галочка, – супрастин приму. Кстати, вот письмо от Кирилла.
И она протянула розовый конверт. Сразу узнав крупный четкий почерк бывшего супруга, я развернула листок и углубилась в чтение.
«Дарья, привет!
Как живешь? У меня все нормально. Посылаю тебе Галочку Верещагину. Она милая, но глубоко несчастная женщина. В свои двадцать девять ни разу не была замужем, боюсь, ты не поверишь такому. Живет не так далеко – в Качалинске, но там не городок, а ужас: сплошная химия, кругом одни бабы. Мужика просто не найти, сплошь пенсионеры. Моя Ленка страшно хочет ей помочь, вот и дали твой адресок. Будь другом, там вокруг тебя полно всяких людей, подыщи ей пару. Галя интеллигентный человек, но, к сожалению, соображает не слишком быстро, да и денег особых у нее нет….
Ей бы подошел какой-нибудь полковник. Кстати, твой близкий знакомый, милицейский начальник Дегтярев вроде холостяк… Может, сведешь их? Если Галку приодеть, ничего будет. Извини, что нагружаем, но нам с Ленкой сейчас недосуг заниматься ее устройством – уезжаем отдыхать. Впрочем, на тебя, моя радость, всегда можно положиться. Нежно люблю, твой Кирюшка».
Я сложила послание и, мило улыбаясь, велела принести чай. В душе бунтовали гадкие чувства. Видали, сами уехали отдыхать, а сюда подбросили убогую, которая даже мужика себе самостоятельно найти не может! К тому же ее требуется одеть, причесать, покрасить, хорошо хоть мыть не надо. Представляю, какую рожу скорчит мой лучший приятель полковник Дегтярев, когда представлю ему «невесту». К тому же еще и больная, вон как чихает и носом шмыгает. Но делать-то нечего, придется заниматься проблемой.
Я вздохнула и оглядела стол. Совсем забыла про пирожные. Коробочки с эклерами, корзиночками и трубочками преспокойненько лежат в багажнике.
– Пойду принесу из машины сладкое…
– Давайте помогу, – услужливо предложила Галочка, и мы вместе вышли во двор.
Почти стемнело, но прямо перед входом стоит фонарь, к тому же в «Вольво» зажигается свет. Я подняла крышку багажника и остолбенела. Вместо белых кондитерских коробочек увидела там труп довольно упитанного мужчины. Широко раскрытые голубые глаза, не мигая, смотрели мне прямо в физиономию. Породистое, даже красивое лицо, единственный дефект – маленькая, аккуратная дырочка между бровями. Крови почему-то почти нет.
Галя издала какой-то странный, клокочущий звук и кулем свалилась на землю. Я продолжала рассматривать мужика. Интересно, как он попал в багажник? Абсолютно точно помню, что сама не засовывала туда ничего подобного.
Вереница машин продвигалась вперед черепашьим шагом. Справа показался вещевой рынок, и в ноздри внезапно ударил запах жарящихся чебуреков, тех самых – с начинкой из собачатины. Желудок жалобно сжался, и ужасно, просто невыносимо захотелось проглотить отвратительное кушанье. Я запарковалась у входа и, вылезая из «Вольво», попробовала урезонить бунтующий аппетит. Небось готовят на машинном масле и тесто хватают немытыми руками… Полная угрызений совести и тихо злясь на себя за чревоугодие, я уже хотела захлопнуть дверцу, как началось нечто, напоминающее киносъемку гангстерского фильма.
Откуда ни возьмись появились мужики в камуфляже и черных шапочках-шлемах. Над площадью зазвучал отборный мат. Торговцев словно ветром сдуло. Кто укрылся в железном вагончике, кто забрался под столики-прилавки.
Когда послышались первые выстрелы, я, долго не раздумывая, юркнула за «Вольво» и растянулась на грязном асфальте, стараясь стать как можно более незаметной. Авось пронесет и останусь жива. Из-за низкого автомобиля трудно наблюдать за побоищем. А оно развернулось не на шутку. В узкую щель были видны только бегающие взад и вперед ноги в фирменных ботинках, слух услаждался невероятными выражениями.
Одна из схваток завязалась прямо около «Вольво», машина задергалась. От ужаса я закрыла глаза и принялась возносить молитвы к богу почему-то на латинском языке. Но тут завыли сирены. Ботинки унеслись, на их место примчались другие – попроще и подешевле, зато мат остался прежним – густым и крепким. Наконец воцарилась относительная тишина, прерываемая отдельными выкриками. От ужаса почти перестала соображать. Тут к «Вольво» подошли черные сапоги, и раздался молодой звонкий голос:
– Эй, есть кто живой?
– Здесь! – крикнула я из-за машины.
– Вылазь, – велел мужчина.
Кое-как, кряхтя и сопя, я поднялась на ноги и обозрела пейзаж. На площади царил погром. Большинство торговцев отряхивались и пытались собрать разбросанный товар. Возле будки с чебуреками лежала убитая собака и виднелись непонятные кучи: то ли вещи, то ли трупы. Стараясь не смотреть в ту сторону, я почесала грязной рукой нос и сказала стоящему рядом милиционеру:
– Здравствуйте.
– Документики предъявите, – не пошел на контакт страж закона.
– Зачем? – возмутилась я. – Вы должны охранять покой мирных граждан, а не требовать у них документы. Что же такое делается, просто чебуреков захотелось, вот и остановилась здесь…
– Документы на машину, права и паспорт, – продолжал оставаться неприступным милиционер.
– Не дам, – обозлилась я.
– Ну, тетенька, – неожиданно по-детски заныл проверяющий, – вам жаль, что ли? Служба такая…
Я поглядела на его по-детски круглое лицо, покрытое мелкими веснушками. Тощенькая шейка выглядывает из широкого воротничка форменной рубашки… И чего я на него обозлилась?
Вздохнув, влезла в «Вольво» и подала мальчонке требуемое. Парнишка взял синенькую книжечку и протянул:
– Так вы иностранка, француженка.
– Как видишь…
– Здорово по-русски говорить научились, – восхитился мальчишка, – без акцента…
Потом, очевидно, решил соблюсти дипломатический этикет и церемонно произнес, отдавая честь:
– Можете проезжать, приношу извинения за инцидент.
– Что тут произошло? – спросила я, пряча бумаги.
– Да вот, братки территорию делили, – вздохнул милиционер, – спор у них вышел.
– Ладно, – пробормотала я, захлопывая дверцу.
– Тетенька, – поскребся в стекло патрульный, – вы бы умылись тут в туалете, а то грязные – жуть.
Проигнорировав дельное предложение, завела мотор и покатила домой, в поселок Ложкино.
Милиционер, милый мальчик, заблуждался. Я русская, хотя имею в сумочке паспорт гражданки Французской Республики. Впрочем, на французском говорю, как по-русски, бегло, без ошибок и акцента, ибо всю свою сознательную жизнь преподаю студентам бессмертный язык Золя и Бальзака.
Долгие годы моя преподавательская деятельность уныло протекала в заштатном техническом институте, на кафедре иностранных языков. Платили мало, постоянно подрабатывала частными уроками. Приходилось все время думать о том, как прокормить семью. А домашних много – сын Аркашка, невестка Оля, дочка Маша, парочка собак, три кошки, несколько хомяков, белая крыса и ближайшая подруга Наташка. Давно заметила, что родственниками становятся по жизни. Родные сестры не бывают так близки, как мы с Наташкой. Поэтому, когда после развода свекровь выгнала ее из дома, а мачеха не пустила в родную квартиру, Наталья перебралась к нам в двухкомнатную «распашонку» в Медведково, и все домашние восприняли это как нечто совершенно естественное.
Жить бы нам в нищете, считая копейки, но неожиданно случилось чудо. Наталья вышла замуж за француза и укатила в Париж. Следом за ней отправилась вся семья погостить. Но не успели мы подивиться Наташкиному благополучию, когда ее мужа, барона Жана Макмайера, убили. В одночасье подруга оказалась невероятно богатой дамой.
Трехэтажный дом в предместье Парижа, коллекция уникальных картин, отлично налаженный бизнес, километровый счет в банке – вот далеко не все, чем она стала единолично владеть, потому что у Жана не оказалось никаких родственников, кроме законной жены.
Сгоряча все решили остаться в Париже и целый год вели бездумную жизнь рантье. Но ностальгия – болезнь неизлечимая, и все чаще домашние стали вспоминать милый сердцу слякотный ноябрь, даже колбаски хотелось, нашей, родной, с примесью туалетной бумаги.
И тут появился закон о двойном гражданстве. Это разом решило все наши проблемы. Теперь каждый член семьи имеет в кармане два паспорта: красный – российский и синий – французский. Мы вернулись в Москву и поняли, что богатому человеку везде хорошо. Построили двухэтажный дом в поселке Ложкино, завели кухарку, домработницу и принялись заниматься тем, о чем раньше могли только мечтать.
Аркашка стал адвокатом. Конечно, пока он не Генри Резник, но все же вполне грамотный специалист. Правда, клиентура его сплошь мелкие жулики. Но даже пьяного дурака, укравшего у лоточника два куриных окорочка, сын страстно защищает, делая ссылки на римское право. Судьи только посмеиваются при виде такого пыла. Но смех приносит хорошее настроение, поэтому обвиняемые получают минимальные сроки.
Его любимая жена Ольга, впрочем, дома мы предпочитаем звать ее Зайчик, штурмует иняз. Три европейских языка плюс арабский.
Не так давно у супругов родились близнецы – Анька и Ванька, поэтому Зайка на какое-то время выпала из учебы. Но сейчас у проказников есть нянька Серафима Ивановна, и Ольга вновь посещает занятия.
Маша ходит в лицей, а по вечерам бегает на подготовительные курсы в ветеринарную академию. Девочка твердо решила стать «собачьим доктором».
– Правильно, – одобряет ее выбор брат, – нам такой специалист необходим.
Что верно, то верно: в доме живет огромное количество животных – питбуль Банди, ротвейлер Снап, пуделиха Черри, мопс Хуч, йоркширская терьерица Жюли, две кошки – трехцветная Клеопатра и белая Фифина, парочка мышей, несколько ящериц и попугай Коко.
Нашла свое призвание и Наташка. Подруга принялась с бешеной скоростью строчить любовные романы на французском языке. Все ее герои – люди искусства и диссиденты, переживающие самые невероятные приключения в лагерях и тюрьмах. Стоит ли говорить, что испытания благополучно заканчиваются пышной свадьбой, причем не где-нибудь, а в Париже. Естественно, продать подобный «салат» на российском рынке просто невозможно, зато француженки приходят от ее продукции в телячий восторг. Наталья разом стала популярна и любима, а про гонорары и говорить нечего.
– Деньги к деньгам, – вздохнула одна знакомая, окидывая завистливым взглядом полку с Наташкиными бестселлерами.
Конечно, со стороны все выглядит крайне просто – сиди себе да води ручкой по бумаге… Но я-то знаю, что Наталья пишет каждый день по пятнадцать страниц, и такая работоспособность вызывает уважение. Попробуйте просто переписать столько листов из любой книги – и поймете, как это трудно! К тому же совершенно не понимаю, откуда она берет сюжеты и как увязывает концы с концами.
Наверное, и не пойму никогда, так как мне господь не отсыпал никаких талантов и я, честно говоря, ничего не делаю. Что у меня отлично получается, так это вляпываться во всякие истории. Ну, например, когда хочешь съесть чебуреки, а попадаешь на бандитские разборки…
Ровно в семь подрулила к Ложкину и, бросив «Вольво» во дворе, со всех ног кинулась в гостиную. Но не успела влететь в комнату, как поняла: телевизор посмотреть не удастся.
На диване, мило улыбаясь, сидела рыжеволосая женщина неопределенного возраста. Незнакомке можно было дать как тридцать, так и пятьдесят. Круглое, до умиления российское лицо, мелкие грязно-зеленые глаза, небольшой нос и рот без четких очертаний. Казалось, кто-то сначала нарисовал немудреные черты, а потом начал стирать ластиком да и бросил на полдороге. Лишь яркий цвет волос выделял женщину. Такого пронзительно-рыжего оттенка я, пожалуй, не встречала.
– Мамуля приехала, – завопила Маня, – смотри, у нас гости. Угадай, кто?
Я вздохнула и попыталась изобразить радость. У каждой медали есть оборотная сторона. В нашем случае – постоянные приезжие со всех концов необъятной Родины и ближнего зарубежья. Как только слух о свалившемся на нас богатстве пронесся по Москве, тут же отыскалось невероятное количество родственников.
Я выходила замуж четыре раза. Соответственно, имею в багаже четырех бывших супругов, их матерей, братьев, сестер… Все мужья, разойдясь со мной, начинали благополучно вступать в новые браки, и в родственниках постепенно оказывались их нынешние и брошенные жены, дети от разных союзов… У Наташки примерно та же картина, но в России она успела побывать в браке лишь дважды. А ведь еще есть приятели, приятели приятелей… список продолжается до бесконечности. В результате и во Франции, и в Москве просто невозможно пожить без гостей. Однажды у нас в Париже полгода жил совершенно очаровательный юноша лет девятнадцати. Я думала, что он Наташкин родственник, а подруга считала, что мой. Недоразумение выяснилось лишь после его отъезда, но мы так и не знаем, как он попал к нам. Интересно, кто на этот раз?
– Меня зовут Галя, Галя Верещагина, – пробормотала женщина, поднимаясь с дивана.
«Меня зовут Бонд, Джеймс Бонд», – пронеслось у меня в голове, и я хихикнула.
Гостья занервничала и принялась объяснять:
– Я дочь ближайшей подруги матери Ляли, второй жены первого мужа Лены, супруги Кирилла.
Я в обалдении уставилась на даму. Без пол-литра не разобраться. Понятно только одно – каким-то образом гостья связана с одним из моих бывших мужей – Кириллом. А в остальном и копаться не станем.
– Приехала ненадолго, – продолжала оправдываться Галя, – на пару месяцев всего.
– Конечно, конечно, нет проблем, – постаралась я изобразить улыбку, – места много.
– Ваша девочка такая милая, – вздохнула Галя, – уже показала мне мою комнату. Просто неудобно, столько хлопот.
И она оглушительно чихнула, потом еще раз…
Только больных нам тут не хватает.
– Не волнуйтесь, – поспешила сообщить гостья, – это у меня аллергия на домашних животных.
– Вам у нас тяжело придется, – заявила я, тихо надеясь на то, что дама испугается и съедет.
– Ничего, – успокоила Галочка, – супрастин приму. Кстати, вот письмо от Кирилла.
И она протянула розовый конверт. Сразу узнав крупный четкий почерк бывшего супруга, я развернула листок и углубилась в чтение.
«Дарья, привет!
Как живешь? У меня все нормально. Посылаю тебе Галочку Верещагину. Она милая, но глубоко несчастная женщина. В свои двадцать девять ни разу не была замужем, боюсь, ты не поверишь такому. Живет не так далеко – в Качалинске, но там не городок, а ужас: сплошная химия, кругом одни бабы. Мужика просто не найти, сплошь пенсионеры. Моя Ленка страшно хочет ей помочь, вот и дали твой адресок. Будь другом, там вокруг тебя полно всяких людей, подыщи ей пару. Галя интеллигентный человек, но, к сожалению, соображает не слишком быстро, да и денег особых у нее нет….
Ей бы подошел какой-нибудь полковник. Кстати, твой близкий знакомый, милицейский начальник Дегтярев вроде холостяк… Может, сведешь их? Если Галку приодеть, ничего будет. Извини, что нагружаем, но нам с Ленкой сейчас недосуг заниматься ее устройством – уезжаем отдыхать. Впрочем, на тебя, моя радость, всегда можно положиться. Нежно люблю, твой Кирюшка».
Я сложила послание и, мило улыбаясь, велела принести чай. В душе бунтовали гадкие чувства. Видали, сами уехали отдыхать, а сюда подбросили убогую, которая даже мужика себе самостоятельно найти не может! К тому же ее требуется одеть, причесать, покрасить, хорошо хоть мыть не надо. Представляю, какую рожу скорчит мой лучший приятель полковник Дегтярев, когда представлю ему «невесту». К тому же еще и больная, вон как чихает и носом шмыгает. Но делать-то нечего, придется заниматься проблемой.
Я вздохнула и оглядела стол. Совсем забыла про пирожные. Коробочки с эклерами, корзиночками и трубочками преспокойненько лежат в багажнике.
– Пойду принесу из машины сладкое…
– Давайте помогу, – услужливо предложила Галочка, и мы вместе вышли во двор.
Почти стемнело, но прямо перед входом стоит фонарь, к тому же в «Вольво» зажигается свет. Я подняла крышку багажника и остолбенела. Вместо белых кондитерских коробочек увидела там труп довольно упитанного мужчины. Широко раскрытые голубые глаза, не мигая, смотрели мне прямо в физиономию. Породистое, даже красивое лицо, единственный дефект – маленькая, аккуратная дырочка между бровями. Крови почему-то почти нет.
Галя издала какой-то странный, клокочущий звук и кулем свалилась на землю. Я продолжала рассматривать мужика. Интересно, как он попал в багажник? Абсолютно точно помню, что сама не засовывала туда ничего подобного.
Глава вторая
Вожделенный фильм по Агате Кристе так и не посмотрела. Сначала крикнула Кешу, и он вместе с Машей и Ольгой отволок бесчувственную Галю в гостиную. Домашним пришлось нелегко. На вид милая гостья весит около центнера. Затем вызвала Дегтярева. Полковник старый, испытанный друг. Нашим отношениям столько лет, что и вспомнить страшно. Познакомились еще в те времена, когда Александр Михайлович, стройный, кудрявый и белозубый, учился в Академии МВД, а я подрабатывала там на полставки приглашенным преподавателем французского языка.
С тех пор пролетели годы. Полковник пополнел, растерял часть шевелюры и обзавелся коронками, я тоже не помолодела. Но неизменной осталась дружба. Поэтому в случае неприятностей сразу звоню ему. Александр Михайлович дослужился в системе МВД до звания полковника и стал какой-то шишкой. Я плохо разбираюсь в милицейских чинах, но знаю, что к нему на стол попадают сложные дела.
Минут через сорок после звонка во двор влетели микроавтобус и черная «Волга». Из недр машины выбрался еще один приятель – Женька – и закричал:
– Всем привет, давненько у вас в гостях не был!
– Замолчи, – велел появившийся следом полковник, и Женюрка помчался к «Вольво».
Он эксперт, хотя не уверена, что правильно называю профессию человека, который самозабвенно копается в трупе, чтобы определить причину смерти.
Вокруг багажника запрыгал фотограф, потом прибежали еще какие-то мужики, нас вежливо, но настойчиво отправили в гостиную. Домработница Ирка предусмотрительно заперла всех животных в кухне, и теперь они исступленно царапали дверь, издавая жуткие вопли.
Александр Михайлович сел на диван и принялся заполнять бесчисленные бумажки.
– Где подобрала труп?
– Он сам оказался в багажнике.
– Интересно, – поднял кверху брови приятель, – сам пришел, сам залез, сам стрельнул себе в лоб… Знаешь его?
Я покачала головой.
– Первый раз вижу.
Вошедший сотрудник протянул начальнику довольно пухлое портмоне. Александр Михайлович принялся выкладывать на журнальный столик содержимое. Пять бумажек по сто долларов, три по пятьсот рублей, горсть железной мелочи, штук десять визитных карточек… Я моментально схватила одну: «Никитин Алексей Иванович, генеральный директор издательства «Свеча». Проезд Прямикова».
– Положи на место, – велел полковник.
– Интересно, за что этого Никитина пристрелили? – задумчиво спросила я. – Да еще запихнули ко мне в багажник.
– Может, его вовсе не так зовут, – отметил приятель.
– А карточки?
– Кто-нибудь дал.
– Десять штук сразу?
Александр Михайлович глянул мне в глаза.
– Солнце мое, только не вздумай заниматься частным розыском, все твои, так сказать, расследования обычно плохо заканчиваются.
И он принялся задавать дурацкие вопросы. Машинально отвечая ему, я погрузилась в раздумья.
Вообще-то полковник прав, есть у меня одна страсть. Просто обожаю детективы и пару раз сумела выручить своих друзей из пикантных ситуаций. Вытащила из тюрьмы своего бывшего мужа Макса Полянского, нашла убийцу Ларисы… А тут судьба подсовывает такой шанс! Наверное, следовало в свое время идти учиться не в иняз, а в Академию МВД. К тому же я умна, логична, бесстрашна, абсолютно неподкупна…
– Слушай, – обозлился полковник, – ты о чем думаешь?
– Наверное, пирожные пропали, – быстренько сообщила я.
Александр Михайлович хмыкнул:
– Скорей всего, но даже если они целы, навряд ли твои домашние захотят съесть эклерчики, на которых лежал незнакомый труп.
Я вздохнула – он, как всегда, нелогичен. Мои откажутся прикоснуться к сладостям, даже если на них покоилось знакомое тело.
На следующее утро, спустившись в районе десяти в столовую, я обнаружила за огромным круглым столом лишь отчаянно чихающую Галю. Аркашка, конечно же, на работе, Зайка с Машей учатся, понятное дело, что гостьей придется заниматься мне.
– Какие планы? – фальшиво бодро осведомилась я, наливая традиционно чуть теплый кофе.
Галя пожала плечами:
– Даже не знаю.
– Сейчас подкрепимся и поедем по магазинам, купим кое-какую одежонку, – предложила я.
Верещагина стала пунцовой.
– Не надо, у меня все есть.
– Вот и хорошо, будет еще больше, и потом, скажи, ты же хочешь замуж?
Галя кивнула.
– Значит, надо сразу дать понять возможным объектам, что у тебя особых проблем нет. Отлично одетая женщина с качественной косметикой и хорошей стрижкой имеет больше шансов.
– Мне не нужен человек, который смотрит на платье. Хотелось найти такого, для кого главное – душа.
– Обязательно поищем душевного, а сейчас давай допивай, и поехали.
Галочка положила в небольшую чашку четыре куска сахара и принялась методично размешивать. Под мерный стук ложечки я вышла из столовой. Пожалуй, следует потом объяснить ей, что весить в двадцать девять лет сто кило – это слишком. Но сначала позвоню Алене Кислицыной. Она работает в Институте имени Курчатова, если где и есть холостые мужчины, так это там.
Аленка схватила трубку после первого звонка.
– Кислицына у аппарата.
– Ну даешь, – восхитилась я, – представляешься по полной форме. Скажи, у тебя в отделе есть хорошие женихи?
– Ты чего, – захихикала подруга, – решила на старости лет еще разок под венец сбегать, а болтала – никогда, никогда…
Я вкратце объяснила суть дела.
Алена пришла в восторг.
– Правильно мыслишь, сначала одень, потом своди в парикмахерскую. Что у нее на голове?
Я помолчала секунду, пытаясь подыскать достойное выражение.
– Воронье гнездо.
– Ладно, – окончательно воодушевилась Алена, – конечно, наши мужики все убогие, но можно попробовать. Созвонимся вечером. Кстати, помнишь, что свахе шаль положена? – И она, прихихикивая, положила трубку.
В ГУМе Галя начала обалдело крутить головой по сторонам, но я знала, куда идти. Не прошло и пятнадцати минут, как щебечущие продавщицы подобрали пару платьев, несколько блузок, три юбки, два костюма и элегантное демисезонное пальто. Стараясь, чтобы гостья не увидела чек, я схватила ее за руку и поволокла в обувной отдел.
Там меня поджидал сюрприз – у толстой, неповоротливой гостьи оказался тридцать пятый размер и очаровательная узенькая ножка с крутым подъемом.
– Такая красота просто требует шпильку, – заявил парнишка-консультант.
Несмотря на протесты женщины, я все же приобрела элегантные лодочки на каблуке, туфли для сырой погоды, коротенькие сапожки и прехорошенькие домашние тапочки – уютные красивые башмачки на белом меху.
Следующий визит нанесли в салон «Лиза». Директор, стилист и хозяин в одном лице – это хорошо известный в Москве Леня Котов. Надо отдать ему должное: мужик обладает великолепным вкусом, правда, непонятно, почему у самого мастера на голове не прическа, а стог сена.
Леня сердито глянул на съежившуюся Галю и грозно спросил:
– Химию делали?
– На крупные палочки, – проблеяла несчастная.
– А это однофигственно, какого размера палочки-хреналочки, – завел Леня, – волосы все равно погибли…
Зная его жуткую манеру изъясняться в основном матом, я быстренько постаралась ввести стилиста в курс дела.
– Сделайте что-нибудь. Видите ли, мы выдаем Галю замуж, и надо, чтобы…
– Она выглядела целкой, – моментально докончил Котов.
Бедная провинциалка стала такого красного цвета, что я испугалась. Давление у бабы небось до двухсот подскочило. Но мастер, не замечая произведенного эффекта, несся дальше.
– Уж извините, но сорокалетнюю бабу делать под инженю-пипи просто глупо! Не ставьте мне таких условий. И вообще, Даша, вы же знаете, я могу работать только по вдохновению. Если хотите завивку дурацкую, топайте в парикмахерскую.
И он глянул на нас откровенно сердито. Я заверила его, что целиком и полностью доверяю вкусу художника.
– Ну ладно, – смягчился стилист и поволок слабо сопротивляющуюся добычу в глубь помещения.
Зная, что одним часом тут не обойдется, преспокойно поехала искать так и не купленные гардины. Звонок мобильника настиг в момент отчаянных колебаний: какой выбрать бархат – желтый или зеленый. Я вытащила мерно пищащий аппарат и услышала голос подруги из Парижа.
– Алло, – кричала Сюзетта, – алло, слышишь меня?
– Просто чудесно, что стряслось?
Сюзетта вот уже двадцать лет замужем за Базилем Корзинкиным. Род Корзинкиных древний, его истоки теряются где-то в петровских временах. Вроде бы в те далекие годы один из крестьян крайне угодил скорому на расправу и награды Петру I. Во всяком случае, дед Базиля всегда рассказывал, как царь якобы взял потрясающе сделанную его предком корзину и провозгласил:
– Мастер великий, быть с нынешнего дня на Руси боярам Корзинкиным.
По мне, так очень похоже на правду. Но как бы там ни было, в 1918 году дедушка Базиля, тогда молодой парень, ухитрился удрать из большевистской России, причем не голым и босым, как многие, а вывезя за рубеж огромное количество фамильных драгоценностей. Дедуля оказался предприимчивым и, великолепно понимая, что у эмигрантов на границе отнимут все, заливался слезами, отдавая красногвардейцам чемоданы.
– Все забрали, – причитал Николай Корзинкин, прижимая к груди любимую охотничью собачку, спаниеля Фоку. Старый пес, завернутый для тепла в байковое одеяльце, апатично сопел. Прихватив у отъезжающих все, что можно, пограничники ушли. Поезд медленно вкатился на территорию сопредельного государства. Коля Корзинкин перевел дух и размотал поистине драгоценного пса. На животе у собаки, в густой шерсти таилось бесценное жемчужное ожерелье. В уши были засунуты мешочки с мелкими камнями. Самыми крупными брильянтами, изумрудами и рубинами Фоку просто накормили перед границей. Дали собачке нафаршированные драгоценностями куски мяса. Еще кое-какая мелочь была спрятана в складках одеяльца – так, чистая ерунда – около килограмма разнообразных золотых украшений и три яйца Фаберже…
За день до отъезда хитрый Николай выбрил на морде и голове Фоки несколько участков и густо замазал их зеленкой, а в глаза бедолаге закапали сахарную воду. Веки покраснели, у кобелька начался картинный конъюнктивит.
Когда плешивого пса с текущими гнойными глазами увидали красноармейцы, один, брезгливо поморщившись, спросил:
– Чего это с ним?
– Да сифилис, – не раздумывая долго, сообщил Корзинкин.
Пограничник отскочил в сторону как ошпаренный и заорал:
– Пристрелю заразу.
– Ой, милый, – принялся рыдать хозяин, – тогда уж и меня вместе с ним. Пожалей нас, возьми что хочешь, только беднягу Фоку оставь.
То ли предложение взять все подействовало, то ли красноармейцы оказались не такими уж злыми, но песик благополучно провез «золотой запас». Стоит ли говорить о том, что собачку дед потом называл не иначе как «мой спаситель» и баловал чрезмерно.
С тех пор пролетели годы. Полковник пополнел, растерял часть шевелюры и обзавелся коронками, я тоже не помолодела. Но неизменной осталась дружба. Поэтому в случае неприятностей сразу звоню ему. Александр Михайлович дослужился в системе МВД до звания полковника и стал какой-то шишкой. Я плохо разбираюсь в милицейских чинах, но знаю, что к нему на стол попадают сложные дела.
Минут через сорок после звонка во двор влетели микроавтобус и черная «Волга». Из недр машины выбрался еще один приятель – Женька – и закричал:
– Всем привет, давненько у вас в гостях не был!
– Замолчи, – велел появившийся следом полковник, и Женюрка помчался к «Вольво».
Он эксперт, хотя не уверена, что правильно называю профессию человека, который самозабвенно копается в трупе, чтобы определить причину смерти.
Вокруг багажника запрыгал фотограф, потом прибежали еще какие-то мужики, нас вежливо, но настойчиво отправили в гостиную. Домработница Ирка предусмотрительно заперла всех животных в кухне, и теперь они исступленно царапали дверь, издавая жуткие вопли.
Александр Михайлович сел на диван и принялся заполнять бесчисленные бумажки.
– Где подобрала труп?
– Он сам оказался в багажнике.
– Интересно, – поднял кверху брови приятель, – сам пришел, сам залез, сам стрельнул себе в лоб… Знаешь его?
Я покачала головой.
– Первый раз вижу.
Вошедший сотрудник протянул начальнику довольно пухлое портмоне. Александр Михайлович принялся выкладывать на журнальный столик содержимое. Пять бумажек по сто долларов, три по пятьсот рублей, горсть железной мелочи, штук десять визитных карточек… Я моментально схватила одну: «Никитин Алексей Иванович, генеральный директор издательства «Свеча». Проезд Прямикова».
– Положи на место, – велел полковник.
– Интересно, за что этого Никитина пристрелили? – задумчиво спросила я. – Да еще запихнули ко мне в багажник.
– Может, его вовсе не так зовут, – отметил приятель.
– А карточки?
– Кто-нибудь дал.
– Десять штук сразу?
Александр Михайлович глянул мне в глаза.
– Солнце мое, только не вздумай заниматься частным розыском, все твои, так сказать, расследования обычно плохо заканчиваются.
И он принялся задавать дурацкие вопросы. Машинально отвечая ему, я погрузилась в раздумья.
Вообще-то полковник прав, есть у меня одна страсть. Просто обожаю детективы и пару раз сумела выручить своих друзей из пикантных ситуаций. Вытащила из тюрьмы своего бывшего мужа Макса Полянского, нашла убийцу Ларисы… А тут судьба подсовывает такой шанс! Наверное, следовало в свое время идти учиться не в иняз, а в Академию МВД. К тому же я умна, логична, бесстрашна, абсолютно неподкупна…
– Слушай, – обозлился полковник, – ты о чем думаешь?
– Наверное, пирожные пропали, – быстренько сообщила я.
Александр Михайлович хмыкнул:
– Скорей всего, но даже если они целы, навряд ли твои домашние захотят съесть эклерчики, на которых лежал незнакомый труп.
Я вздохнула – он, как всегда, нелогичен. Мои откажутся прикоснуться к сладостям, даже если на них покоилось знакомое тело.
На следующее утро, спустившись в районе десяти в столовую, я обнаружила за огромным круглым столом лишь отчаянно чихающую Галю. Аркашка, конечно же, на работе, Зайка с Машей учатся, понятное дело, что гостьей придется заниматься мне.
– Какие планы? – фальшиво бодро осведомилась я, наливая традиционно чуть теплый кофе.
Галя пожала плечами:
– Даже не знаю.
– Сейчас подкрепимся и поедем по магазинам, купим кое-какую одежонку, – предложила я.
Верещагина стала пунцовой.
– Не надо, у меня все есть.
– Вот и хорошо, будет еще больше, и потом, скажи, ты же хочешь замуж?
Галя кивнула.
– Значит, надо сразу дать понять возможным объектам, что у тебя особых проблем нет. Отлично одетая женщина с качественной косметикой и хорошей стрижкой имеет больше шансов.
– Мне не нужен человек, который смотрит на платье. Хотелось найти такого, для кого главное – душа.
– Обязательно поищем душевного, а сейчас давай допивай, и поехали.
Галочка положила в небольшую чашку четыре куска сахара и принялась методично размешивать. Под мерный стук ложечки я вышла из столовой. Пожалуй, следует потом объяснить ей, что весить в двадцать девять лет сто кило – это слишком. Но сначала позвоню Алене Кислицыной. Она работает в Институте имени Курчатова, если где и есть холостые мужчины, так это там.
Аленка схватила трубку после первого звонка.
– Кислицына у аппарата.
– Ну даешь, – восхитилась я, – представляешься по полной форме. Скажи, у тебя в отделе есть хорошие женихи?
– Ты чего, – захихикала подруга, – решила на старости лет еще разок под венец сбегать, а болтала – никогда, никогда…
Я вкратце объяснила суть дела.
Алена пришла в восторг.
– Правильно мыслишь, сначала одень, потом своди в парикмахерскую. Что у нее на голове?
Я помолчала секунду, пытаясь подыскать достойное выражение.
– Воронье гнездо.
– Ладно, – окончательно воодушевилась Алена, – конечно, наши мужики все убогие, но можно попробовать. Созвонимся вечером. Кстати, помнишь, что свахе шаль положена? – И она, прихихикивая, положила трубку.
В ГУМе Галя начала обалдело крутить головой по сторонам, но я знала, куда идти. Не прошло и пятнадцати минут, как щебечущие продавщицы подобрали пару платьев, несколько блузок, три юбки, два костюма и элегантное демисезонное пальто. Стараясь, чтобы гостья не увидела чек, я схватила ее за руку и поволокла в обувной отдел.
Там меня поджидал сюрприз – у толстой, неповоротливой гостьи оказался тридцать пятый размер и очаровательная узенькая ножка с крутым подъемом.
– Такая красота просто требует шпильку, – заявил парнишка-консультант.
Несмотря на протесты женщины, я все же приобрела элегантные лодочки на каблуке, туфли для сырой погоды, коротенькие сапожки и прехорошенькие домашние тапочки – уютные красивые башмачки на белом меху.
Следующий визит нанесли в салон «Лиза». Директор, стилист и хозяин в одном лице – это хорошо известный в Москве Леня Котов. Надо отдать ему должное: мужик обладает великолепным вкусом, правда, непонятно, почему у самого мастера на голове не прическа, а стог сена.
Леня сердито глянул на съежившуюся Галю и грозно спросил:
– Химию делали?
– На крупные палочки, – проблеяла несчастная.
– А это однофигственно, какого размера палочки-хреналочки, – завел Леня, – волосы все равно погибли…
Зная его жуткую манеру изъясняться в основном матом, я быстренько постаралась ввести стилиста в курс дела.
– Сделайте что-нибудь. Видите ли, мы выдаем Галю замуж, и надо, чтобы…
– Она выглядела целкой, – моментально докончил Котов.
Бедная провинциалка стала такого красного цвета, что я испугалась. Давление у бабы небось до двухсот подскочило. Но мастер, не замечая произведенного эффекта, несся дальше.
– Уж извините, но сорокалетнюю бабу делать под инженю-пипи просто глупо! Не ставьте мне таких условий. И вообще, Даша, вы же знаете, я могу работать только по вдохновению. Если хотите завивку дурацкую, топайте в парикмахерскую.
И он глянул на нас откровенно сердито. Я заверила его, что целиком и полностью доверяю вкусу художника.
– Ну ладно, – смягчился стилист и поволок слабо сопротивляющуюся добычу в глубь помещения.
Зная, что одним часом тут не обойдется, преспокойно поехала искать так и не купленные гардины. Звонок мобильника настиг в момент отчаянных колебаний: какой выбрать бархат – желтый или зеленый. Я вытащила мерно пищащий аппарат и услышала голос подруги из Парижа.
– Алло, – кричала Сюзетта, – алло, слышишь меня?
– Просто чудесно, что стряслось?
Сюзетта вот уже двадцать лет замужем за Базилем Корзинкиным. Род Корзинкиных древний, его истоки теряются где-то в петровских временах. Вроде бы в те далекие годы один из крестьян крайне угодил скорому на расправу и награды Петру I. Во всяком случае, дед Базиля всегда рассказывал, как царь якобы взял потрясающе сделанную его предком корзину и провозгласил:
– Мастер великий, быть с нынешнего дня на Руси боярам Корзинкиным.
По мне, так очень похоже на правду. Но как бы там ни было, в 1918 году дедушка Базиля, тогда молодой парень, ухитрился удрать из большевистской России, причем не голым и босым, как многие, а вывезя за рубеж огромное количество фамильных драгоценностей. Дедуля оказался предприимчивым и, великолепно понимая, что у эмигрантов на границе отнимут все, заливался слезами, отдавая красногвардейцам чемоданы.
– Все забрали, – причитал Николай Корзинкин, прижимая к груди любимую охотничью собачку, спаниеля Фоку. Старый пес, завернутый для тепла в байковое одеяльце, апатично сопел. Прихватив у отъезжающих все, что можно, пограничники ушли. Поезд медленно вкатился на территорию сопредельного государства. Коля Корзинкин перевел дух и размотал поистине драгоценного пса. На животе у собаки, в густой шерсти таилось бесценное жемчужное ожерелье. В уши были засунуты мешочки с мелкими камнями. Самыми крупными брильянтами, изумрудами и рубинами Фоку просто накормили перед границей. Дали собачке нафаршированные драгоценностями куски мяса. Еще кое-какая мелочь была спрятана в складках одеяльца – так, чистая ерунда – около килограмма разнообразных золотых украшений и три яйца Фаберже…
За день до отъезда хитрый Николай выбрил на морде и голове Фоки несколько участков и густо замазал их зеленкой, а в глаза бедолаге закапали сахарную воду. Веки покраснели, у кобелька начался картинный конъюнктивит.
Когда плешивого пса с текущими гнойными глазами увидали красноармейцы, один, брезгливо поморщившись, спросил:
– Чего это с ним?
– Да сифилис, – не раздумывая долго, сообщил Корзинкин.
Пограничник отскочил в сторону как ошпаренный и заорал:
– Пристрелю заразу.
– Ой, милый, – принялся рыдать хозяин, – тогда уж и меня вместе с ним. Пожалей нас, возьми что хочешь, только беднягу Фоку оставь.
То ли предложение взять все подействовало, то ли красноармейцы оказались не такими уж злыми, но песик благополучно провез «золотой запас». Стоит ли говорить о том, что собачку дед потом называл не иначе как «мой спаситель» и баловал чрезмерно.