Страница:
– Знаешь, что самое странное в твоем рассказе? – тихо произнесла я. – Ты уверена, что «желудочная волчица» – инфекция, и тем не менее регулярно посещаешь девочку, которой может стать хуже даже от обычного насморка. Почему ты не боишься за дочь?
Глава 6
Глава 7
Глава 6
Доброва вскочила, потом села и указала рукой на дверь:
– Уходи.
Я поняла, что перегнула палку, и попыталась дать задний ход:
– Любаша, мы были лучшими подругами, разреши тебе помочь! Одна ты не справишься с тяжелым грузом.
– Убирайся, – процедила археолог.
– Я докажу, что старик лгун, – упорствовала я, – ты сдашь костный мозг и…
Доброва вскочила, в два шага очутилась у двери, распахнула ее и заявила:
– Вон! К чертовой матери! Сто лет не общались, и не надо. Кто тебя сюда звал? Мне не нужны старые друзья, школьные отношения – ерунда! Нас давно ничто не связывает! Или ты выметаешься отсюда, или я нажимаю тревожную кнопку и сообщаю охранникам, что совершена попытка ограбления экспозиции.
– Люба! – воскликнула я. – Ты не права!
– Катись колбаской по Малой Спасской, – вспомнила детскую дразнилку Доброва, – исчезни из моей жизни и не вздумай снова появиться.
Делать нечего, пришлось покинуть кабинет. Я миновала старушку-гардеробщицу, на пару секунд задержалась, чтобы поскрести ногтями правую ногу, потом левую, вновь правую. Еще Козьма Прутков утверждал, что нельзя перестать чесать там, где чешется. Я с огромным трудом оторвалась от увлекательного занятия, вышла на улицу и позвонила Димону.
– Накосячила! – с укором произнес Коробок, когда я завершила рассказ. – Порушила контакт! Ну, не плачь, киса! Ща папа тебя выручит.
– Что-то она врет, – вздохнула я, – концы с концами не сходятся. Честно говоря, не понимаю: какая причина может заставить женщину отказаться помочь родному ребенку?
– Молодая ты, неопытная, – заскрипел Коробок, – о-хо-хоюшки! Некоторые экземпляры готовы деточек с кашей съесть, до того они им поперек горла встали. Езжай в офис, Приходько ждет.
– Неохота ему про свои осечки рассказывать, – призналась я.
– А и не надо, – нараспев произнес Димон. – Нет нужды объяснять начальнику, по каким мусорным кучам ты шарила в поисках истины. Ему необходим результат, и мы его получим.
– Узнай адрес деревни, – велела я. – Прямо завтра двину туда и во что бы то ни стало приволоку мерзотного старикашку к Любови. Пусть он ей правду скажет.
– А он скажет? – усмехнулся Димон. – Вдруг упрется? Тэкс! Галина Бутрова скончалась второго сентября прошлого года, не выдержала операции по поводу прободной язвы.
Я вырулила в левый ряд и поправила на голове переговорное устройство.
– Ты залез в базу клиники? Как узнал, где лежала Галина?
– Люблю Танюшу за своевременные вопросы, – чинно ответил Димон, – а еще за менталитет охотничьей собаки с боковым уклоном. Нормальный пес увидит утку и рванет за ней, сверкая лапами. А спаниель философского склада присядет на лужайке, понюхает одуванчики и начнет думать в сторону, интересоваться, откуда взялся селезень. Да из кустов он вылетел! Твое спаниельское дело – хватать птичку и переть тушку охотнику. О вечном пусть Кант думает.
Я решила прервать поток ерунды:
– Иммануил Кант давно умер.
– Ой! И точно! – заквохтал хакер. – То-то мне поболтать не с кем! Ну что тебе за разница, каким лабиринтом ползли мысли великого Коробкова? Важен итог. Я в базе клиники – хорошо, что у них полный научно-технический прогресс, истории болезней в электронном виде. Ладно уж, скажу. Ее оперировал Вениамин Михайлович Аверин, а я его знаю.
– Откуда? – удивилась я.
– Ну вот, опять, – хмыкнул Димон. – От верблюда. Любишь спелые бананы? И что, с кожурой их лопаешь? Небось сначала чистишь! Вот и отбрасывай посторонние вопросы, это шкурка, вкусное внутри. Операция Галины проходила нормально, но она умерла. М-да. Ты далеко?
– Скоро приеду, – заверила я.
– Двигай сразу к Приходько, – велел Димон, – какой-то он загадочный вернулся, с коробкой! Надеюсь, там не песок для наших с тобой клистиров.
Начальник выслушал мой отчет и задал обычный вопрос:
– Как решили действовать?
Я с энтузиазмом ответила:
– Сразу по нескольким направлениям. Сгоняю в деревню, попытаюсь пообщаться с дедом и, если он согласится признать, что просто пугал археологов, привезу его к Любе. Одновременно Коробков проверит истории болезней Добровой, Матвиенко и Каминского. Авось вылезет нечто интересное.
Приходько покосился на свой ноутбук.
– Не веришь в «желудочную волчицу»?
– Нет, – решительно ответила я.
– И правильно, – кивнул начальник. – Думаю, Люба что-то скрывает. Ее тайна настолько серьезна, что перевесила страх за ребенка. Надо рассказать Ивану о результатах.
– Пока не о чем, – быстро остановил его Димон. – Мы ничего не выяснили.
– Кроме того, что у его жены в голове глупости, – объявил начальник. – Пусть Иван побеседует с Любой, объяснит, что «желудочная волчица» – идиотство.
– Ты не понял? – удивилась я. – Сомневаюсь, что Люба кретинка. Рассказ о проклятии лишь прикрытие.
Приходько сдвинул брови:
– Полагаешь, она врет? Ничего такого не было?
Димон кашлянул:
– Не велите казнить, велите слово молвить. В рассказе Добровой есть сермяжная правда. По документам, Галина Бутрова скончалась второго сентября, после операции по поводу язвы. Майя Матвиенко ушла из жизни под Новый год. Владимир Каминский отправился в лучший мир десятого марта. Доброва вроде сообщила чистую правду. Интересно и совпадение диагнозов. У всех случилось обострение язвы. После похорон Каминского не прошло и недели, как три сотрудницы отдела живенько уволились. Фамилии их Назарова, Решетилова и Каменева. Судя по всему, две дамочки особых проблем не испытывают. Назарова вышла замуж за немца и сейчас, дай ей бог толстый счет в банке, обитает в небольшом местечке под Бонном. Каменева родила ребеночка и временно живет у своей мамы в городке Поварске, а вот Решетилова скончалась.
Мне стало тревожно.
– От язвы?
– От любви к алкогольным коктейлям, – вздохнул наш компьютерный гений. – Мадам залила за воротник, села за руль – и тушите свечи. Уж сколько раз твердили миру: ребята, не нажирайтесь водкой с висками, а уж ежели наплескались выше ноздрей, забудьте про автомобиль. Ольга Решетилова приняла на грудь на дне рождения свекрови, на глазах у сотни гостей переругалась с горячо любимой мамой мужа и, нежно обозвав ее жабой, сукой и еще парой слов, которые прилюдно произносить не принято, унеслась на своей легковушке. Муж Ольги оказался в сложном положении – думаю, никак не мог решить: утешать оскорбленную маменьку или мчаться за супругой. На помощь пришла сестра Ольги, она кинулась за пьянчужкой и стала свидетельницей аварии. Решетилова не справилась с управлением и на огромной скорости впечаталась в стену дома. Вот тут у нас протокол. М-да. В данном случае нельзя говорить «содержание алкоголя в крови», уместнее сказать: «содержание крови в алкоголе». Женщину жаль, но ее кончина не имеет никакого отношения к истории с «желудочной волчицей».
– Дед напророчил смерть Галине, Майе, Владимиру и Любе с Алексеем Николаевичем, – протянула я, – остальных он не упомянул, и все они живы, Решетилова не в счет. Димон, диктуй адрес деревни.
Коробок пробежался пальцами по клавиатуре ноутбука.
– Ведьмино! – объявил он. – Кроме шуток! Так село называется. Двести пятьдесят километров от столицы. Если завтра в пять утра выехать, самое позднее к девяти будешь на месте. Тань, чего ты постоянно под стол нагибаешься?
– Ерунда, – смутилась я.
– Сапоги жмут, – выдвинул версию Приходько. – Ты новые купила? Прикольные чуни.
– Они носят название дугги, – снисходительно объяснила я, – из натурального меха, грубо говоря, как дубленка, и жать не могут. Если мы закончили совещание, я поеду домой.
– Ой, чуть не забыл! – оживился босс. – Купил тебе подарок.
Я поразилась до глубины души:
– Восьмое марта давно миновало, Новый год еще не наступил, и дня рождения у меня не намечается.
Приходько кивнул на довольно большую коробку.
– Да просто так решил тебя порадовать.
Вот ведь странно. Чеслав никогда не вступал со мной в дружеские отношения. С Димоном у нашего прежнего начальника были более тесные контакты, оно и понятно почему: они работали вместе много лет, а я – недавно приобретенный кадр, поэтому шеф был ко мне справедлив, но строг. Правда, в последнее время он стал со мной даже шутить, пару раз хвалил, но никаких подарков и комплиментов не делал. Но я его любила, уважала и хотела стать лучшим агентом. А Приходько очень старается быть мне отцом родным: он всегда осведомится о здоровье, скажет любезность, сейчас вот вознамерился преподнести мне сувенир, но я все равно его не люблю и считаю, что он занимает не свое место.
– Ну, открывай, – потер руки наш главный. – Неужели не интересно?
Я придвинула к себе коробку и, дернув за ленточку, зачирикала:
– Сгораю от любопытства!
Отлично помню, как на свой десятый день рождения получила от папы с мамой в качестве презента рейтузы, а не игрушечный домик с мебелью, о котором мечтала, и по детской глупости честно сказала:
– Не хочу шерстяные штаны, они колются, такие в школе никто не носит, надо мной весь класс смеяться будет, когда стяну их в раздевалке. Мамочка, я же просила домик!
– Самое страшное, что может продемонстрировать ребенок, – это черная неблагодарность! – заорал папа. – Подарок – это то, что тебе купили с любовью! Его не выклянчивают!
– Девочка, не способная радоваться в день рождения, не заслуживает ни гостей, ни торта, – подхватила мама, – ступай к себе и подумай над своим поведением. Сегодняшний чай с друзьями отменен.
Я заревела, а бабушка, предпочитавшая никогда не спорить ни с зятем, ни тем более с авторитарной дочерью, неожиданно возмутилась:
– Вы с ума сошли! Вот придумали! Рейтузы! Неужто вы ребенку их так не купите? Нельзя отнимать у девочки праздник!
Разгорелся вселенский скандал, крик стоял несколько часов. В конце концов родители забыли про бабушку, начали самозабвенно выяснять отношения, и дело закончилось совсем плохо. Отец хлопнул дверью так, что в коридоре упала трехрожковая люстра, и с воплем: «Я сюда не вернусь!» – убежал из дома. Бабушка начала заметать осколки, а мать влетела в комнату, где я пыталась спрятаться в диванных подушках, и заорала:
– Довольна? Учишься на тройки, друзей не имеешь, торчишь постоянно дома, пальцем в носу ковыряешь, по хозяйству не помогаешь! Рада, что из-за тебя отец семью бросил? Рейтузы ей не понравились! Вообще теперь барбариски не получишь!
Мне стало жутко. Неужели папа ушел от мамы потому, что я закапризничала из-за домика? Как мы будем теперь жить? В нашем классе есть несколько ребят, которых учителя называют «безотцовщиной», им дают бесплатный завтрак и обед, а еще перед каждыми каникулами классная руководительница объявляет:
– У нас будут билеты в театр. Завтра все, кроме Борисовой, Никитина и Муромцева, должны принести по два рубля.
Одноклассники хихикают, и кто-нибудь непременно спрашивает:
– Бедные на спектакль не пойдут? Или мы за них заплатим?
Мне очень не хочется очутиться в списке отверженных. Ко мне класс относится равнодушно, я не вызываю ни любви, ни ненависти, но, если на меня наклеят ярлык «девочка без отца», это катастрофа!
Поздним вечером подвыпивший отец вернулся домой и помирился с мамой. Игрушечный домик мне не купили. Рейтузы я таскала три года. Противные шерстяные штаны оказались вечными, они никак не хотели протираться. На следующий мой день рождения отец демонстративно преподнес мне черные резиновые сапоги, но я уже была научена горьким опытом, поэтому изобразила бурную радость, мгновенно нацепила обновку и стала демонстративно восхищаться потрясающими сапожками. На лице папы появилось откровенно разочарованное выражение, и я получила второй урок: хочешь стать неуязвимой для врага и никогда не превратиться в объект насмешек заклятых друзей – не показывай им своей боли, обиды или горечи. Наоборот, навесь на лицо улыбку и изобрази полнейшее счастье. Упаси бог громко заявить во весь голос:
– Я боюсь мышей.
На следующий день одноклассники притащат с десяток грызунов и сунут тебе в парту. Думаете, только дети жестоки? А кто вырастает из злых школьников? Неужели добрые, сострадательные взрослые?
Гостей я в тот день рождения встретила в резиновых сапогах. Мне понравилась папина расстроенная мина, и я решила продлить собственное удовольствие. Каждому ребенку, который появлялся на пороге, я тут же говорила:
– Смотри! Папа с мамой подарили мне особые сапоги! Таких ни у кого нет! Они из космической резины! В них наши космонавты будут ходить по Марсу! Этих сапог всего десять пар в мире!
Отец, всегда пресекавший на корню любое вранье, молчал. Мама тоже предпочла прикусить язык. А все гости задохнулись от зависти и стали вымаливать разрешение померить необыкновенные боты. После праздника у меня осталась гора игрушек и нечто более важное. Я получила третий урок – узнала: люди верят тому, что слышат. Начнешь ругать сапоги, плакать и жаловаться на вредных родителей – тебе не посочувствуют. А если объявишь про обувь из космической резины, тогда тебя посчитают счастливицей.
Вот только игрушечный домик мне никто так и не принес. Марина Саврасова притащила четырех маленьких куколок – ежиков: маму, папу и двух деток, и у меня появилась новая мечта. Ежам следовало поселиться в замке, в настоящей крепости, с каминным залом и спальнями.
Я подняла крышку коробки, которую мне преподнес сейчас Приходько, и совершенно искренне воскликнула:
– Какая прелесть! Кошка, а вокруг семь разноцветных котят. Огромное спасибо, поставлю их на полку в своей комнате. Такая милая скульптурная группа.
– Ты не поняла, – ухмыльнулся Приходько. – Это будильник. С ним никогда не проспишь.
– Дай посмотреть, – заинтересовался Димон, – ну точно! Вот циферблат! Прикольно.
– Нравится? – обрадовался Приходько. – Там внутри инструкция, как им пользоваться, Тань, ты ее сначала прочти.
– Непременно, – пообещала я, сохраняя на лице широкую улыбку.
Похоже, шеф пытался дать понять сотруднице, что ему не нравятся ее опоздания, вот только намек оказался слишком толстым.
– Уходи.
Я поняла, что перегнула палку, и попыталась дать задний ход:
– Любаша, мы были лучшими подругами, разреши тебе помочь! Одна ты не справишься с тяжелым грузом.
– Убирайся, – процедила археолог.
– Я докажу, что старик лгун, – упорствовала я, – ты сдашь костный мозг и…
Доброва вскочила, в два шага очутилась у двери, распахнула ее и заявила:
– Вон! К чертовой матери! Сто лет не общались, и не надо. Кто тебя сюда звал? Мне не нужны старые друзья, школьные отношения – ерунда! Нас давно ничто не связывает! Или ты выметаешься отсюда, или я нажимаю тревожную кнопку и сообщаю охранникам, что совершена попытка ограбления экспозиции.
– Люба! – воскликнула я. – Ты не права!
– Катись колбаской по Малой Спасской, – вспомнила детскую дразнилку Доброва, – исчезни из моей жизни и не вздумай снова появиться.
Делать нечего, пришлось покинуть кабинет. Я миновала старушку-гардеробщицу, на пару секунд задержалась, чтобы поскрести ногтями правую ногу, потом левую, вновь правую. Еще Козьма Прутков утверждал, что нельзя перестать чесать там, где чешется. Я с огромным трудом оторвалась от увлекательного занятия, вышла на улицу и позвонила Димону.
– Накосячила! – с укором произнес Коробок, когда я завершила рассказ. – Порушила контакт! Ну, не плачь, киса! Ща папа тебя выручит.
– Что-то она врет, – вздохнула я, – концы с концами не сходятся. Честно говоря, не понимаю: какая причина может заставить женщину отказаться помочь родному ребенку?
– Молодая ты, неопытная, – заскрипел Коробок, – о-хо-хоюшки! Некоторые экземпляры готовы деточек с кашей съесть, до того они им поперек горла встали. Езжай в офис, Приходько ждет.
– Неохота ему про свои осечки рассказывать, – призналась я.
– А и не надо, – нараспев произнес Димон. – Нет нужды объяснять начальнику, по каким мусорным кучам ты шарила в поисках истины. Ему необходим результат, и мы его получим.
– Узнай адрес деревни, – велела я. – Прямо завтра двину туда и во что бы то ни стало приволоку мерзотного старикашку к Любови. Пусть он ей правду скажет.
– А он скажет? – усмехнулся Димон. – Вдруг упрется? Тэкс! Галина Бутрова скончалась второго сентября прошлого года, не выдержала операции по поводу прободной язвы.
Я вырулила в левый ряд и поправила на голове переговорное устройство.
– Ты залез в базу клиники? Как узнал, где лежала Галина?
– Люблю Танюшу за своевременные вопросы, – чинно ответил Димон, – а еще за менталитет охотничьей собаки с боковым уклоном. Нормальный пес увидит утку и рванет за ней, сверкая лапами. А спаниель философского склада присядет на лужайке, понюхает одуванчики и начнет думать в сторону, интересоваться, откуда взялся селезень. Да из кустов он вылетел! Твое спаниельское дело – хватать птичку и переть тушку охотнику. О вечном пусть Кант думает.
Я решила прервать поток ерунды:
– Иммануил Кант давно умер.
– Ой! И точно! – заквохтал хакер. – То-то мне поболтать не с кем! Ну что тебе за разница, каким лабиринтом ползли мысли великого Коробкова? Важен итог. Я в базе клиники – хорошо, что у них полный научно-технический прогресс, истории болезней в электронном виде. Ладно уж, скажу. Ее оперировал Вениамин Михайлович Аверин, а я его знаю.
– Откуда? – удивилась я.
– Ну вот, опять, – хмыкнул Димон. – От верблюда. Любишь спелые бананы? И что, с кожурой их лопаешь? Небось сначала чистишь! Вот и отбрасывай посторонние вопросы, это шкурка, вкусное внутри. Операция Галины проходила нормально, но она умерла. М-да. Ты далеко?
– Скоро приеду, – заверила я.
– Двигай сразу к Приходько, – велел Димон, – какой-то он загадочный вернулся, с коробкой! Надеюсь, там не песок для наших с тобой клистиров.
Начальник выслушал мой отчет и задал обычный вопрос:
– Как решили действовать?
Я с энтузиазмом ответила:
– Сразу по нескольким направлениям. Сгоняю в деревню, попытаюсь пообщаться с дедом и, если он согласится признать, что просто пугал археологов, привезу его к Любе. Одновременно Коробков проверит истории болезней Добровой, Матвиенко и Каминского. Авось вылезет нечто интересное.
Приходько покосился на свой ноутбук.
– Не веришь в «желудочную волчицу»?
– Нет, – решительно ответила я.
– И правильно, – кивнул начальник. – Думаю, Люба что-то скрывает. Ее тайна настолько серьезна, что перевесила страх за ребенка. Надо рассказать Ивану о результатах.
– Пока не о чем, – быстро остановил его Димон. – Мы ничего не выяснили.
– Кроме того, что у его жены в голове глупости, – объявил начальник. – Пусть Иван побеседует с Любой, объяснит, что «желудочная волчица» – идиотство.
– Ты не понял? – удивилась я. – Сомневаюсь, что Люба кретинка. Рассказ о проклятии лишь прикрытие.
Приходько сдвинул брови:
– Полагаешь, она врет? Ничего такого не было?
Димон кашлянул:
– Не велите казнить, велите слово молвить. В рассказе Добровой есть сермяжная правда. По документам, Галина Бутрова скончалась второго сентября, после операции по поводу язвы. Майя Матвиенко ушла из жизни под Новый год. Владимир Каминский отправился в лучший мир десятого марта. Доброва вроде сообщила чистую правду. Интересно и совпадение диагнозов. У всех случилось обострение язвы. После похорон Каминского не прошло и недели, как три сотрудницы отдела живенько уволились. Фамилии их Назарова, Решетилова и Каменева. Судя по всему, две дамочки особых проблем не испытывают. Назарова вышла замуж за немца и сейчас, дай ей бог толстый счет в банке, обитает в небольшом местечке под Бонном. Каменева родила ребеночка и временно живет у своей мамы в городке Поварске, а вот Решетилова скончалась.
Мне стало тревожно.
– От язвы?
– От любви к алкогольным коктейлям, – вздохнул наш компьютерный гений. – Мадам залила за воротник, села за руль – и тушите свечи. Уж сколько раз твердили миру: ребята, не нажирайтесь водкой с висками, а уж ежели наплескались выше ноздрей, забудьте про автомобиль. Ольга Решетилова приняла на грудь на дне рождения свекрови, на глазах у сотни гостей переругалась с горячо любимой мамой мужа и, нежно обозвав ее жабой, сукой и еще парой слов, которые прилюдно произносить не принято, унеслась на своей легковушке. Муж Ольги оказался в сложном положении – думаю, никак не мог решить: утешать оскорбленную маменьку или мчаться за супругой. На помощь пришла сестра Ольги, она кинулась за пьянчужкой и стала свидетельницей аварии. Решетилова не справилась с управлением и на огромной скорости впечаталась в стену дома. Вот тут у нас протокол. М-да. В данном случае нельзя говорить «содержание алкоголя в крови», уместнее сказать: «содержание крови в алкоголе». Женщину жаль, но ее кончина не имеет никакого отношения к истории с «желудочной волчицей».
– Дед напророчил смерть Галине, Майе, Владимиру и Любе с Алексеем Николаевичем, – протянула я, – остальных он не упомянул, и все они живы, Решетилова не в счет. Димон, диктуй адрес деревни.
Коробок пробежался пальцами по клавиатуре ноутбука.
– Ведьмино! – объявил он. – Кроме шуток! Так село называется. Двести пятьдесят километров от столицы. Если завтра в пять утра выехать, самое позднее к девяти будешь на месте. Тань, чего ты постоянно под стол нагибаешься?
– Ерунда, – смутилась я.
– Сапоги жмут, – выдвинул версию Приходько. – Ты новые купила? Прикольные чуни.
– Они носят название дугги, – снисходительно объяснила я, – из натурального меха, грубо говоря, как дубленка, и жать не могут. Если мы закончили совещание, я поеду домой.
– Ой, чуть не забыл! – оживился босс. – Купил тебе подарок.
Я поразилась до глубины души:
– Восьмое марта давно миновало, Новый год еще не наступил, и дня рождения у меня не намечается.
Приходько кивнул на довольно большую коробку.
– Да просто так решил тебя порадовать.
Вот ведь странно. Чеслав никогда не вступал со мной в дружеские отношения. С Димоном у нашего прежнего начальника были более тесные контакты, оно и понятно почему: они работали вместе много лет, а я – недавно приобретенный кадр, поэтому шеф был ко мне справедлив, но строг. Правда, в последнее время он стал со мной даже шутить, пару раз хвалил, но никаких подарков и комплиментов не делал. Но я его любила, уважала и хотела стать лучшим агентом. А Приходько очень старается быть мне отцом родным: он всегда осведомится о здоровье, скажет любезность, сейчас вот вознамерился преподнести мне сувенир, но я все равно его не люблю и считаю, что он занимает не свое место.
– Ну, открывай, – потер руки наш главный. – Неужели не интересно?
Я придвинула к себе коробку и, дернув за ленточку, зачирикала:
– Сгораю от любопытства!
Отлично помню, как на свой десятый день рождения получила от папы с мамой в качестве презента рейтузы, а не игрушечный домик с мебелью, о котором мечтала, и по детской глупости честно сказала:
– Не хочу шерстяные штаны, они колются, такие в школе никто не носит, надо мной весь класс смеяться будет, когда стяну их в раздевалке. Мамочка, я же просила домик!
– Самое страшное, что может продемонстрировать ребенок, – это черная неблагодарность! – заорал папа. – Подарок – это то, что тебе купили с любовью! Его не выклянчивают!
– Девочка, не способная радоваться в день рождения, не заслуживает ни гостей, ни торта, – подхватила мама, – ступай к себе и подумай над своим поведением. Сегодняшний чай с друзьями отменен.
Я заревела, а бабушка, предпочитавшая никогда не спорить ни с зятем, ни тем более с авторитарной дочерью, неожиданно возмутилась:
– Вы с ума сошли! Вот придумали! Рейтузы! Неужто вы ребенку их так не купите? Нельзя отнимать у девочки праздник!
Разгорелся вселенский скандал, крик стоял несколько часов. В конце концов родители забыли про бабушку, начали самозабвенно выяснять отношения, и дело закончилось совсем плохо. Отец хлопнул дверью так, что в коридоре упала трехрожковая люстра, и с воплем: «Я сюда не вернусь!» – убежал из дома. Бабушка начала заметать осколки, а мать влетела в комнату, где я пыталась спрятаться в диванных подушках, и заорала:
– Довольна? Учишься на тройки, друзей не имеешь, торчишь постоянно дома, пальцем в носу ковыряешь, по хозяйству не помогаешь! Рада, что из-за тебя отец семью бросил? Рейтузы ей не понравились! Вообще теперь барбариски не получишь!
Мне стало жутко. Неужели папа ушел от мамы потому, что я закапризничала из-за домика? Как мы будем теперь жить? В нашем классе есть несколько ребят, которых учителя называют «безотцовщиной», им дают бесплатный завтрак и обед, а еще перед каждыми каникулами классная руководительница объявляет:
– У нас будут билеты в театр. Завтра все, кроме Борисовой, Никитина и Муромцева, должны принести по два рубля.
Одноклассники хихикают, и кто-нибудь непременно спрашивает:
– Бедные на спектакль не пойдут? Или мы за них заплатим?
Мне очень не хочется очутиться в списке отверженных. Ко мне класс относится равнодушно, я не вызываю ни любви, ни ненависти, но, если на меня наклеят ярлык «девочка без отца», это катастрофа!
Поздним вечером подвыпивший отец вернулся домой и помирился с мамой. Игрушечный домик мне не купили. Рейтузы я таскала три года. Противные шерстяные штаны оказались вечными, они никак не хотели протираться. На следующий мой день рождения отец демонстративно преподнес мне черные резиновые сапоги, но я уже была научена горьким опытом, поэтому изобразила бурную радость, мгновенно нацепила обновку и стала демонстративно восхищаться потрясающими сапожками. На лице папы появилось откровенно разочарованное выражение, и я получила второй урок: хочешь стать неуязвимой для врага и никогда не превратиться в объект насмешек заклятых друзей – не показывай им своей боли, обиды или горечи. Наоборот, навесь на лицо улыбку и изобрази полнейшее счастье. Упаси бог громко заявить во весь голос:
– Я боюсь мышей.
На следующий день одноклассники притащат с десяток грызунов и сунут тебе в парту. Думаете, только дети жестоки? А кто вырастает из злых школьников? Неужели добрые, сострадательные взрослые?
Гостей я в тот день рождения встретила в резиновых сапогах. Мне понравилась папина расстроенная мина, и я решила продлить собственное удовольствие. Каждому ребенку, который появлялся на пороге, я тут же говорила:
– Смотри! Папа с мамой подарили мне особые сапоги! Таких ни у кого нет! Они из космической резины! В них наши космонавты будут ходить по Марсу! Этих сапог всего десять пар в мире!
Отец, всегда пресекавший на корню любое вранье, молчал. Мама тоже предпочла прикусить язык. А все гости задохнулись от зависти и стали вымаливать разрешение померить необыкновенные боты. После праздника у меня осталась гора игрушек и нечто более важное. Я получила третий урок – узнала: люди верят тому, что слышат. Начнешь ругать сапоги, плакать и жаловаться на вредных родителей – тебе не посочувствуют. А если объявишь про обувь из космической резины, тогда тебя посчитают счастливицей.
Вот только игрушечный домик мне никто так и не принес. Марина Саврасова притащила четырех маленьких куколок – ежиков: маму, папу и двух деток, и у меня появилась новая мечта. Ежам следовало поселиться в замке, в настоящей крепости, с каминным залом и спальнями.
Я подняла крышку коробки, которую мне преподнес сейчас Приходько, и совершенно искренне воскликнула:
– Какая прелесть! Кошка, а вокруг семь разноцветных котят. Огромное спасибо, поставлю их на полку в своей комнате. Такая милая скульптурная группа.
– Ты не поняла, – ухмыльнулся Приходько. – Это будильник. С ним никогда не проспишь.
– Дай посмотреть, – заинтересовался Димон, – ну точно! Вот циферблат! Прикольно.
– Нравится? – обрадовался Приходько. – Там внутри инструкция, как им пользоваться, Тань, ты ее сначала прочти.
– Непременно, – пообещала я, сохраняя на лице широкую улыбку.
Похоже, шеф пытался дать понять сотруднице, что ему не нравятся ее опоздания, вот только намек оказался слишком толстым.
Глава 7
Сев в джип, я сняла сапожки и начала изучать свои ноги. Кожа на ступнях и чуть повыше щиколотки была покрыта красными пятнами, которые нестерпимо зудели. Похоже, у меня аллергия.
Минут пять я сладострастно чесалась, потом снова нацепила дугги и порулила по проспекту к ближайшей аптеке. Посетителей в небольшом торговом зале оказалось немного, передо мной стоял лишь один мужчина. Пока провизор отпускала ему товар, я разглядывала витрины и увидела прямоугольную упаковку с надписью «Желтые разноцветные пластыри».
– Слушаю, – сухо сказала девушка в голубом халатике.
Я ткнула пальцем в стекло:
– Пластыри могут быть либо желтыми, либо разноцветными.
Фармацевт не поняла меня:
– Вам на какую поверхность?
– Мне нужны таблетки от аллергии, – попросила я.
– А говорите про пластырь, – укорила меня хозяйка прилавка.
– Желтых разноцветных пластырей в природе нет, – улыбнулась я, – они либо как солнышко, либо разного колера.
– Вот же они, – заявила девушка, – на витрине. Желтые разноцветные пластыри.
– Очень глупо, – хихикнула я, – вероятно, у вас найдутся красные синие помидоры.
Провизор заморгала, а я опомнилась:
– Простите, я пошутила. Дайте мне таблетки от аллергии.
– Значит, пластырь не нужен? – уточнила продавщица.
– Нет, – вздохнула я.
– Но вы его просили!
– Нет, мне требуется антигистаминный препарат, – смиренно ответила я.
– И при чем здесь пластырь? – скуксилась девушка.
– Ни при чем, – подтвердила я.
– Но вы его просили! – заявила провизор.
Я набрала полную грудь воздуха:
– Нет! Я всего лишь отметила, что желтых и одновременно разноцветных пластырей не бывает!
Собеседница показала на витрину пальцем:
– Вот же они! Вам сколько коробок?
– Ни одной, – проскрипела я, – мне нужны таблетки от аллергии!
Из подсобки высунулась голова в голубой одноразовой шапочке.
– Кать, тебя к телефону.
– Здорово, – обрадовалась аптекарша, – Лен, обслужи человека, ей нужны желтые разноцветные пластыри.
Катерина живо унеслась во внутреннее помещение, ее место заняла курносая Лена.
– Сколько упаковок? – деловито поинтересовалась она.
– Лучше дайте антигистаминный препарат, – улыбнулась я.
Лена округлила и без того большие глаза:
– Его на рану не накладывают.
– Верно, – согласилась я, – хочу таблетку принять.
– А как же пластырь? – заморгала Елена.
Я облокотилась о прилавок.
– Понимаете, пока я стояла в очереди, обратила внимание на коробочку с надписью «желтые разноцветные пластыри». Но это же смешно!
Елена чуть приоткрыла рот, а потом протянула:
– Почему?
Я ощутила себя титаном мысли и снисходительно пояснила:
– Желтых и одновременно разноцветных пластырей не бывает.
– Да вот же они! – удивилась Лена. – Сколько хотите? Полная гамма! В наличии аэрозольный вариант, напрыскивается из баллончика на ранку, тканевая разновидность, силиконовая, с бактерицидным покрытием, детский, в виде Микки-Мауса. Все это желтые разноцветные пластыри, так называется фирма, которая их выпускает. Сколько вам нужно? Мой совет: берите обычные, ни к чему за ерунду переплачивать.
– Они мне не нужны, – жалобно проблеяла я, – ну пожалуйста!
На этой стадии бессмысленной беседы у меня дернулось веко.
Леночка хитро улыбнулась:
– Ах вам другое! Ща! Поняла.
Аптекарша ринулась к ящикам, вытащила кучу ярких упаковок и вывалила их на стол со словами:
– Нечего стесняться, говорите, какие предпочитаете? Обычные, с пупырышками, есть прикольные, в виде фигурок. Во, Микки-Маус!
Я оглядела гору презервативов и изумилась:
– Средство контрацепции изготовлено по образу и подобию героя популярных мультиков?
– Супер, да? – восхитилась Лена.
– Но зачем? – растерялась я.
Аптекарша хихикнула:
– Для малышей!
Я чуть не упала:
– Детские презервативы?
– Шутка, – заржала Лена, – их делают для взрослых, ради прикола.
У меня отлегло на душе.
– Понятно. Мне таблетки от аллергии.
– Вы просили презервативы, – уперлась Лена.
– Нет, – возмутилась я, – вы сами их принесли.
– Стоит тут, подмигивает, – застрекотала аптекарша, – че я подумать должна? Некоторые люди ханжи неандертальские, никогда по-нормальному резинки не попросят, мнутся, ерунду несут, рожи корчат! Так вам чего?
– Она еще не ушла? – бестактно удивилась Катя, выруливая в торговый зал. – Никак с пластырями не определится?
– Не, хочет презики, – пояснила Лена.
Я решила взять вожжи разговора в свои руки:
– Начнем с таблеток от аллергии.
Катя открыла шкафчик:
– Сироп, спрей, пластырь?
Я удивилась:
– Таблетки. А разве антиаллергенные препараты бывают в другой форме?
На прилавке появилась коробочка, я нащупала в сумке кошелек.
– Сколько?
– А пластыри берете? – напомнила Катя.
Я вцепилась руками в прилавок.
– Девушка, что с вами? Ну подумайте головой!
– Ваще-то мы исключительно ею и думаем, – серьезно заявила Лена, – человеческий мозг находится в черепе.
Я вздохнула. А вот тут можно поспорить. Кое у кого совсем другой орган занимается умственной деятельностью.
– Побыстрей нельзя? – произнес за спиной приятный мужской голос. – Вы уж скорее определитесь, а то у меня дома жена больная.
– Уже ухожу, – пообещала я, – может, вы им объясните, что желтых разноцветных пластырей не бывает?
– Почему? – прогудел заботливый муж. – Вон они, в витрине, хороший товар, супруга его хвалит.
– Сколько пластырей? – ожила Катя.
– Сто штук, обклею ими все, что попадется под руку, – сквозь зубы прошипела я, – немедленно назовите стоимость таблеток и расстанемся друзьями!
Веко моего глаза снова предательски дернулось.
– Презервативчики? – заговорщически зашептала Лена. – В виде Микки-Маусов, я верно поняла?
– Вашей сообразительности любой позавидует, – не выдержала я, – всегда мечтала иметь в тумбочке запас из доброй сотни изделий номер два в виде грызуна-мутанта, явной жертвы плохой экологии. Пошутили, и хватит. Называйте цену, видите, мужчина торопится.
– Он стоит, – не замедлила возразить Лена. – Когда спешат, бегут.
Катя повернула ко мне калькулятор:
– Вот сумма. Платите наличкой?
Я увидела цифры и уронила кошелек:
– Сколько? Таблетки от аллергии теперь производят из осмия? Или прессуют из платины?
– В составе препарата лоратадин в количестве десяти миллиграммов, – отчеканила Лена.
– Ну и почему он стоит немереные тыщи? – возмутилась я. – В вашей аптеке несуразно завышенные цены!
– У нас все нормально, – хором ответили аптекарши.
– Я пробила вам… – завела Лена, но тут в зал внеслась тетка лет пятидесяти.
Не обращая ни малейшего внимания на других покупателей, она подскочила к кассе, легким движением широкого бедра отодвинула меня и запыхавшимся голосом сказала:
– Барсучий жир есть?
Катя с быстротой молнии протянула посетительнице банку:
– Держите.
– Нет, че ты мне суешь? – завозмущалась тетка. – В пятой по счету аптеке дерьмо предлагают!
– Отличный товар, – обиженно отозвалась Катя. – Свежий, сегодня получили!
– Хочу барсучий жир! – рявкнула мадам.
Лена глянула на Катю:
– Сегодня что, в сумасшедшем доме выходной? Откуда они все сбежали?
– Елена, – сурово сказала коллега, – ступай в офис!
Провизор шмыгнула за шкафы с лекарствами.
– Дама, – продолжала Катя, – я предложила вам наилучший вариант. Не нравится – не покупайте, а ругаться не стоит.
– Ну-ка, поучи меня! – гаркнула покупательница. – Хочу барсучий жир.
Я решила прийти на помощь фармацевту:
– Вы его держите в руках.
– Больно умная! – окончательно разозлилась незнакомка. – Видишь, написано: «ароматизированный»! За фигом мне запах? Химическая отдушка! Желаю натуральный жир.
Мужчина за моей спиной деликатно кашлянул:
– Позволю себе ремарку. Осмелюсь предположить, что барсук, ммм, несусветно воняет! Поэтому производители приняли решение слегка его облагородить, м-да!
– Вы перепутали обитателя наших лесов со скунсом, – улыбнулась я.
– А вы нюхали барсука? – проявил агрессию до сих пор вполне милый дядечка.
– Не довелось, – развеселилась я.
– У нас нет ремарки, – подала голос Катя, – я проверила по базе. Препарат ремарка никогда не поступал в продажу. Вы ничего не перепутали?
– Кто? Я? – изумился мужчина и вытащил из кармана сотовый. – Алло, да, сейчас иду, скоро буду, не сердись, зая.
Микрофон у мобильного оказался мощный, и до моего слуха долетел гневный крик заи: «Борька, скотина, ни о чем попросить нельзя, умираю совсем, а он хрен чем и хрен где занимается, идиот, блин, чертов!»
Я с жалостью покосилась на Бориса. Может, успокоить его, сказать: «Ваша зая в порядке: человек, который находится на пороге смерти, не способен орать, словно бешеная корова».
Борис тем временем продолжал удивляться:
– Я не просил ремарку.
– Только что произнесли: «Позволю себе ремарку», – жалобно пропищала Катя, – но у нас ее нет.
– Хватит гундеть! – стукнула ладонью по прилавку тетка и полезла в карман – теперь телефон заработал у нее.
– Мусенька, рыбонька, не плачь, посиди тихонечко, баба Маня тебе игрушечку купит. Только дедушке нашему хорошему барсучий жир возьмет и прибежит. Деда Паша старенький, кашляет, плохо ему совсем. Ну не хнычь, ща вернусь. Почему тебе страшно? Иди к дедуленьке, попроси сказку почитать. Как спит? Где? На диване! Ах он, дундук! Приказала дураку: «Ни хрена не можешь, всю кровь из меня выпил, идиот рогатый, так хоть за внучкой пригляди!» Мусенька, пни деда! Пинала? А он че сказал? «Ща, бабка придет, не мешай»? Ах остолоп, вурдалак, мышь навозная, петух безумный, павлин ощипанный, макак лысый!
Я прикусила губу. До посещения аптеки я полагала, что существительное «макака» не имеет мужского рода.
– Тресни образину чем потяжельше, Мусенька, – приказала тем временем бабка, – опусти ему на безответственную башку доску для хлеба, чмок-чмок!
Завершив речь, баба Маня налетела на Катю:
– Дай мне человеческий барсучий жир! Без ароматов! Поняла? Человеческий барсучий жир! Сколько раз повторять?
Я тронула разъяренную тетку за плечо:
– Сейчас получите человеческий барсучий жир. Но сначала я оплачу покупку, иначе вам чек не пробьют. Сколько с меня?
– Уже показывала цифры, – вздохнула Катя, поворачивая калькулятор, – нам теперь не разрешают вслух произносить, если посетитель не один. Глядите.
Я потрясла головой:
– Я брала всего лишь упаковку таблеток, вы ошиблись в счете.
– А сто пластырей? – заголосила провизор.
– Вы их посчитали? – безнадежно спросила я.
– Сами сказали! «Сто штук, обклею ими все, что под руку попадется», – процитировала меня фармацевт.
Минут пять я сладострастно чесалась, потом снова нацепила дугги и порулила по проспекту к ближайшей аптеке. Посетителей в небольшом торговом зале оказалось немного, передо мной стоял лишь один мужчина. Пока провизор отпускала ему товар, я разглядывала витрины и увидела прямоугольную упаковку с надписью «Желтые разноцветные пластыри».
– Слушаю, – сухо сказала девушка в голубом халатике.
Я ткнула пальцем в стекло:
– Пластыри могут быть либо желтыми, либо разноцветными.
Фармацевт не поняла меня:
– Вам на какую поверхность?
– Мне нужны таблетки от аллергии, – попросила я.
– А говорите про пластырь, – укорила меня хозяйка прилавка.
– Желтых разноцветных пластырей в природе нет, – улыбнулась я, – они либо как солнышко, либо разного колера.
– Вот же они, – заявила девушка, – на витрине. Желтые разноцветные пластыри.
– Очень глупо, – хихикнула я, – вероятно, у вас найдутся красные синие помидоры.
Провизор заморгала, а я опомнилась:
– Простите, я пошутила. Дайте мне таблетки от аллергии.
– Значит, пластырь не нужен? – уточнила продавщица.
– Нет, – вздохнула я.
– Но вы его просили!
– Нет, мне требуется антигистаминный препарат, – смиренно ответила я.
– И при чем здесь пластырь? – скуксилась девушка.
– Ни при чем, – подтвердила я.
– Но вы его просили! – заявила провизор.
Я набрала полную грудь воздуха:
– Нет! Я всего лишь отметила, что желтых и одновременно разноцветных пластырей не бывает!
Собеседница показала на витрину пальцем:
– Вот же они! Вам сколько коробок?
– Ни одной, – проскрипела я, – мне нужны таблетки от аллергии!
Из подсобки высунулась голова в голубой одноразовой шапочке.
– Кать, тебя к телефону.
– Здорово, – обрадовалась аптекарша, – Лен, обслужи человека, ей нужны желтые разноцветные пластыри.
Катерина живо унеслась во внутреннее помещение, ее место заняла курносая Лена.
– Сколько упаковок? – деловито поинтересовалась она.
– Лучше дайте антигистаминный препарат, – улыбнулась я.
Лена округлила и без того большие глаза:
– Его на рану не накладывают.
– Верно, – согласилась я, – хочу таблетку принять.
– А как же пластырь? – заморгала Елена.
Я облокотилась о прилавок.
– Понимаете, пока я стояла в очереди, обратила внимание на коробочку с надписью «желтые разноцветные пластыри». Но это же смешно!
Елена чуть приоткрыла рот, а потом протянула:
– Почему?
Я ощутила себя титаном мысли и снисходительно пояснила:
– Желтых и одновременно разноцветных пластырей не бывает.
– Да вот же они! – удивилась Лена. – Сколько хотите? Полная гамма! В наличии аэрозольный вариант, напрыскивается из баллончика на ранку, тканевая разновидность, силиконовая, с бактерицидным покрытием, детский, в виде Микки-Мауса. Все это желтые разноцветные пластыри, так называется фирма, которая их выпускает. Сколько вам нужно? Мой совет: берите обычные, ни к чему за ерунду переплачивать.
– Они мне не нужны, – жалобно проблеяла я, – ну пожалуйста!
На этой стадии бессмысленной беседы у меня дернулось веко.
Леночка хитро улыбнулась:
– Ах вам другое! Ща! Поняла.
Аптекарша ринулась к ящикам, вытащила кучу ярких упаковок и вывалила их на стол со словами:
– Нечего стесняться, говорите, какие предпочитаете? Обычные, с пупырышками, есть прикольные, в виде фигурок. Во, Микки-Маус!
Я оглядела гору презервативов и изумилась:
– Средство контрацепции изготовлено по образу и подобию героя популярных мультиков?
– Супер, да? – восхитилась Лена.
– Но зачем? – растерялась я.
Аптекарша хихикнула:
– Для малышей!
Я чуть не упала:
– Детские презервативы?
– Шутка, – заржала Лена, – их делают для взрослых, ради прикола.
У меня отлегло на душе.
– Понятно. Мне таблетки от аллергии.
– Вы просили презервативы, – уперлась Лена.
– Нет, – возмутилась я, – вы сами их принесли.
– Стоит тут, подмигивает, – застрекотала аптекарша, – че я подумать должна? Некоторые люди ханжи неандертальские, никогда по-нормальному резинки не попросят, мнутся, ерунду несут, рожи корчат! Так вам чего?
– Она еще не ушла? – бестактно удивилась Катя, выруливая в торговый зал. – Никак с пластырями не определится?
– Не, хочет презики, – пояснила Лена.
Я решила взять вожжи разговора в свои руки:
– Начнем с таблеток от аллергии.
Катя открыла шкафчик:
– Сироп, спрей, пластырь?
Я удивилась:
– Таблетки. А разве антиаллергенные препараты бывают в другой форме?
На прилавке появилась коробочка, я нащупала в сумке кошелек.
– Сколько?
– А пластыри берете? – напомнила Катя.
Я вцепилась руками в прилавок.
– Девушка, что с вами? Ну подумайте головой!
– Ваще-то мы исключительно ею и думаем, – серьезно заявила Лена, – человеческий мозг находится в черепе.
Я вздохнула. А вот тут можно поспорить. Кое у кого совсем другой орган занимается умственной деятельностью.
– Побыстрей нельзя? – произнес за спиной приятный мужской голос. – Вы уж скорее определитесь, а то у меня дома жена больная.
– Уже ухожу, – пообещала я, – может, вы им объясните, что желтых разноцветных пластырей не бывает?
– Почему? – прогудел заботливый муж. – Вон они, в витрине, хороший товар, супруга его хвалит.
– Сколько пластырей? – ожила Катя.
– Сто штук, обклею ими все, что попадется под руку, – сквозь зубы прошипела я, – немедленно назовите стоимость таблеток и расстанемся друзьями!
Веко моего глаза снова предательски дернулось.
– Презервативчики? – заговорщически зашептала Лена. – В виде Микки-Маусов, я верно поняла?
– Вашей сообразительности любой позавидует, – не выдержала я, – всегда мечтала иметь в тумбочке запас из доброй сотни изделий номер два в виде грызуна-мутанта, явной жертвы плохой экологии. Пошутили, и хватит. Называйте цену, видите, мужчина торопится.
– Он стоит, – не замедлила возразить Лена. – Когда спешат, бегут.
Катя повернула ко мне калькулятор:
– Вот сумма. Платите наличкой?
Я увидела цифры и уронила кошелек:
– Сколько? Таблетки от аллергии теперь производят из осмия? Или прессуют из платины?
– В составе препарата лоратадин в количестве десяти миллиграммов, – отчеканила Лена.
– Ну и почему он стоит немереные тыщи? – возмутилась я. – В вашей аптеке несуразно завышенные цены!
– У нас все нормально, – хором ответили аптекарши.
– Я пробила вам… – завела Лена, но тут в зал внеслась тетка лет пятидесяти.
Не обращая ни малейшего внимания на других покупателей, она подскочила к кассе, легким движением широкого бедра отодвинула меня и запыхавшимся голосом сказала:
– Барсучий жир есть?
Катя с быстротой молнии протянула посетительнице банку:
– Держите.
– Нет, че ты мне суешь? – завозмущалась тетка. – В пятой по счету аптеке дерьмо предлагают!
– Отличный товар, – обиженно отозвалась Катя. – Свежий, сегодня получили!
– Хочу барсучий жир! – рявкнула мадам.
Лена глянула на Катю:
– Сегодня что, в сумасшедшем доме выходной? Откуда они все сбежали?
– Елена, – сурово сказала коллега, – ступай в офис!
Провизор шмыгнула за шкафы с лекарствами.
– Дама, – продолжала Катя, – я предложила вам наилучший вариант. Не нравится – не покупайте, а ругаться не стоит.
– Ну-ка, поучи меня! – гаркнула покупательница. – Хочу барсучий жир.
Я решила прийти на помощь фармацевту:
– Вы его держите в руках.
– Больно умная! – окончательно разозлилась незнакомка. – Видишь, написано: «ароматизированный»! За фигом мне запах? Химическая отдушка! Желаю натуральный жир.
Мужчина за моей спиной деликатно кашлянул:
– Позволю себе ремарку. Осмелюсь предположить, что барсук, ммм, несусветно воняет! Поэтому производители приняли решение слегка его облагородить, м-да!
– Вы перепутали обитателя наших лесов со скунсом, – улыбнулась я.
– А вы нюхали барсука? – проявил агрессию до сих пор вполне милый дядечка.
– Не довелось, – развеселилась я.
– У нас нет ремарки, – подала голос Катя, – я проверила по базе. Препарат ремарка никогда не поступал в продажу. Вы ничего не перепутали?
– Кто? Я? – изумился мужчина и вытащил из кармана сотовый. – Алло, да, сейчас иду, скоро буду, не сердись, зая.
Микрофон у мобильного оказался мощный, и до моего слуха долетел гневный крик заи: «Борька, скотина, ни о чем попросить нельзя, умираю совсем, а он хрен чем и хрен где занимается, идиот, блин, чертов!»
Я с жалостью покосилась на Бориса. Может, успокоить его, сказать: «Ваша зая в порядке: человек, который находится на пороге смерти, не способен орать, словно бешеная корова».
Борис тем временем продолжал удивляться:
– Я не просил ремарку.
– Только что произнесли: «Позволю себе ремарку», – жалобно пропищала Катя, – но у нас ее нет.
– Хватит гундеть! – стукнула ладонью по прилавку тетка и полезла в карман – теперь телефон заработал у нее.
– Мусенька, рыбонька, не плачь, посиди тихонечко, баба Маня тебе игрушечку купит. Только дедушке нашему хорошему барсучий жир возьмет и прибежит. Деда Паша старенький, кашляет, плохо ему совсем. Ну не хнычь, ща вернусь. Почему тебе страшно? Иди к дедуленьке, попроси сказку почитать. Как спит? Где? На диване! Ах он, дундук! Приказала дураку: «Ни хрена не можешь, всю кровь из меня выпил, идиот рогатый, так хоть за внучкой пригляди!» Мусенька, пни деда! Пинала? А он че сказал? «Ща, бабка придет, не мешай»? Ах остолоп, вурдалак, мышь навозная, петух безумный, павлин ощипанный, макак лысый!
Я прикусила губу. До посещения аптеки я полагала, что существительное «макака» не имеет мужского рода.
– Тресни образину чем потяжельше, Мусенька, – приказала тем временем бабка, – опусти ему на безответственную башку доску для хлеба, чмок-чмок!
Завершив речь, баба Маня налетела на Катю:
– Дай мне человеческий барсучий жир! Без ароматов! Поняла? Человеческий барсучий жир! Сколько раз повторять?
Я тронула разъяренную тетку за плечо:
– Сейчас получите человеческий барсучий жир. Но сначала я оплачу покупку, иначе вам чек не пробьют. Сколько с меня?
– Уже показывала цифры, – вздохнула Катя, поворачивая калькулятор, – нам теперь не разрешают вслух произносить, если посетитель не один. Глядите.
Я потрясла головой:
– Я брала всего лишь упаковку таблеток, вы ошиблись в счете.
– А сто пластырей? – заголосила провизор.
– Вы их посчитали? – безнадежно спросила я.
– Сами сказали! «Сто штук, обклею ими все, что под руку попадется», – процитировала меня фармацевт.