Но все оказалось сложнее. Назара наняли. Сценарий бывшему киномеханику и рабочему сцены, выдававшему себя за известного актера, принесла женщина. Дедуля оказался смышленым, а тетенька дала маху: решила, что он удовлетворится разовым гонораром. Но Назар почуял большую прибыль и стал шантажировать даму.
Судя по тому, что материальное положение деда улучшилось, он вполне успешно обирал свою жертву, и последняя сообразила: вымогатель не остановится, его аппетит возрастет. Есть единственный способ избавиться от предприимчивого старикашки – отправить его на тот свет.
Я нажала на педаль газа, автомобиль еще быстрее полетел в сторону Москвы.
Наверное, убийца подмешала яд в банку с кофе. Она была в курсе привычек деда, поэтому принесла кофе с «наполнителем». К сожалению, Варя права: участковый, который призван следить за порядком в нескольких селах, не станет поднимать шум из-за кончины старика. Следов насилия на теле Назара не обнаружили – значит, нет никаких подозрений, что смерть неестественная.
Я включила радио и под бодрый стрекот ведущего еще раз оценила ситуацию. Версию о «желудочной волчице» по приказу тетки озвучил Назар. Почему была придумана эта болезнь? Да потому, что и Галину, и Майю, и Владимира отравили. Тошнота, рвота, слабость – признаки многих заболеваний, в том числе и язвы желудка. На самом деле несчастных угостили одинаковым ядом, он же достался и Назару. «Желудочной волчицы» не существует. У меня возник целый букет вопросов. Кто затеял историю с предсказанием? Почему жертвами стали Бутрова, Матвиенко и Каминский? Что связывало двух ученых и студентку-дипломницу? Какова цель преступника: на корню загубить исследование Алексея Николаевича? Или таинственная незнакомка использовала раскопки как полигон для убийств? Вероятнее второе: дамочка хотела не только избавиться от людей, но еще и насладиться их страхом. Даже те, кто объявляет: «Я не верю в приметы, плевать хочу на гадалок и предсказателей», – будут нервничать, если им бросить в лицо фразу: «Ты умрешь девятого февраля, готовься к смерти».
Что уж говорить о впечатлительных, эмоциональных натурах! Они мигом поверят пифии, настроятся на кончину и уйдут в названный день в мир иной. Подобные случаи описаны в учебниках как по психиатрии, так и по психологии. Человеческий мозг – хитрый механизм, мы сами способны уложить себя в гроб. Впрочем, есть и хороший момент: мы сами способны вытащить себя из могилы, надо лишь поверить в то, что любая болезнь излечима.
Ноги стали зудеть нестерпимо, я съехала на обочину, припарковалась, стащила дугги и ахнула: лодыжки покрылись ярко-красными точками, кое-где они слились и превратились в большие пятна. Ступни и часть голеней выглядели ужасно, я начала чесаться и остановилась лишь в тот момент, когда в кармане зазвонил мобильный.
– Ну, проснулась вовремя? – спросил Приходько.
Я моментально разозлилась на босса, которому, похоже, нечего делать, раз он следит за мной, и ответила:
– Естественно. Уже побывала в Ведьмине и спешу назад.
– Понравился будильник? – засмеялся шеф. – Правда, прикольный?
Я ощутила укол совести: совершенно забыла про подарок босса. Вчера оставила коробку с часами в машине. Но ведь неудобно говорить правду. Приходько старался, ездил в магазин, выбирал дурацкий сувенир.
– Отличный механизм, – начала я вдохновенно врать, – звонок громкий, ну прямо сбросил меня с кровати.
– Долго собирала? – поинтересовался босс.
– Он уже был готов к работе, – удивленно ответила я, – поставила нужное время, в шесть вскочила.
– Котят долго искала? – задал новый вопрос шеф.
– Котят? – переспросила я. – Ах, котят! Ну да! Они суперские! Очень оживляют дизайн. Нет, их не пришлось разыскивать, лежали в коробке.
– М-да, – крякнул Приходько, – ну, я рад, что угодил. М-да.
У начальника явно испортилось настроение. Мне показалось, это случилось из-за того, что я недостаточно долго расхваливала его подарок, поэтому я быстро добавила:
– Никогда еще не пользовалась таким роскошным, красивым будильником. Огромное-преогромное спасибо.
– М-да, – повторил Приходько, – когда доберешься до офиса?
Я посмотрела на ногу:
– Можно мне заехать к врачу?
– В деле Добровой появился доктор? – деловито осведомился Приходько.
Пришлось сказать правду:
– Я заработала аллергию, от таблеток она не проходит, чешусь ужасно.
– Немедленно к специалисту, – занервничал босс, – не задерживаясь, рули в поликлинику. Погоди-ка.
Я услышала тихий писк, затем голос шефа.
– Регистратура? К вам в самое ближайшее время приедет Татьяна Сергеева, вип-клиент особой важности. Ее необходимо проводить в кабинет к аллергологу. Что значит – специалиста сегодня нет? Ну, погодите!
В трубке снова запищало, и я опять стала свидетельницей беседы. На сей раз босс соединился с хозяином медучреждения и с ходу начал возмущаться:
– Костя! Что за порядки! Моя сотрудница опасно больна, а твои люди лепечут про отсутствие врача! Аллергия! Возможен анафилактический шок! Отек Квинке! Смерть от удушья!
На всякий случай я ощупала рукой свое горло. Приходько не утихал:
– Паралич дыхания!
Я почувствовала нехватку воздуха.
– Немедленно вызови врача, – негодовал шеф, – молодец! Я знал, что мы достигнем взаимопонимания. Таня!
– Что? – просипела я.
– Тебе плохо? – перепугался босс.
– Нет, все нормально, – ответила я.
– Голос сел, – занервничал шеф, – торопись!
Я поставила сотовый в держатель, еще несколько минут чесала ноги и выехала на шоссе.
Приходько проявил ко мне исключительное внимание, добился, чтобы ради меня вызвали специалиста из дома. Ну почему босс мне не нравится? Очевидно, на этот вопрос есть лишь один ответ: он не Чеслав.
Глава 10
Глава 11
Судя по тому, что материальное положение деда улучшилось, он вполне успешно обирал свою жертву, и последняя сообразила: вымогатель не остановится, его аппетит возрастет. Есть единственный способ избавиться от предприимчивого старикашки – отправить его на тот свет.
Я нажала на педаль газа, автомобиль еще быстрее полетел в сторону Москвы.
Наверное, убийца подмешала яд в банку с кофе. Она была в курсе привычек деда, поэтому принесла кофе с «наполнителем». К сожалению, Варя права: участковый, который призван следить за порядком в нескольких селах, не станет поднимать шум из-за кончины старика. Следов насилия на теле Назара не обнаружили – значит, нет никаких подозрений, что смерть неестественная.
Я включила радио и под бодрый стрекот ведущего еще раз оценила ситуацию. Версию о «желудочной волчице» по приказу тетки озвучил Назар. Почему была придумана эта болезнь? Да потому, что и Галину, и Майю, и Владимира отравили. Тошнота, рвота, слабость – признаки многих заболеваний, в том числе и язвы желудка. На самом деле несчастных угостили одинаковым ядом, он же достался и Назару. «Желудочной волчицы» не существует. У меня возник целый букет вопросов. Кто затеял историю с предсказанием? Почему жертвами стали Бутрова, Матвиенко и Каминский? Что связывало двух ученых и студентку-дипломницу? Какова цель преступника: на корню загубить исследование Алексея Николаевича? Или таинственная незнакомка использовала раскопки как полигон для убийств? Вероятнее второе: дамочка хотела не только избавиться от людей, но еще и насладиться их страхом. Даже те, кто объявляет: «Я не верю в приметы, плевать хочу на гадалок и предсказателей», – будут нервничать, если им бросить в лицо фразу: «Ты умрешь девятого февраля, готовься к смерти».
Что уж говорить о впечатлительных, эмоциональных натурах! Они мигом поверят пифии, настроятся на кончину и уйдут в названный день в мир иной. Подобные случаи описаны в учебниках как по психиатрии, так и по психологии. Человеческий мозг – хитрый механизм, мы сами способны уложить себя в гроб. Впрочем, есть и хороший момент: мы сами способны вытащить себя из могилы, надо лишь поверить в то, что любая болезнь излечима.
Ноги стали зудеть нестерпимо, я съехала на обочину, припарковалась, стащила дугги и ахнула: лодыжки покрылись ярко-красными точками, кое-где они слились и превратились в большие пятна. Ступни и часть голеней выглядели ужасно, я начала чесаться и остановилась лишь в тот момент, когда в кармане зазвонил мобильный.
– Ну, проснулась вовремя? – спросил Приходько.
Я моментально разозлилась на босса, которому, похоже, нечего делать, раз он следит за мной, и ответила:
– Естественно. Уже побывала в Ведьмине и спешу назад.
– Понравился будильник? – засмеялся шеф. – Правда, прикольный?
Я ощутила укол совести: совершенно забыла про подарок босса. Вчера оставила коробку с часами в машине. Но ведь неудобно говорить правду. Приходько старался, ездил в магазин, выбирал дурацкий сувенир.
– Отличный механизм, – начала я вдохновенно врать, – звонок громкий, ну прямо сбросил меня с кровати.
– Долго собирала? – поинтересовался босс.
– Он уже был готов к работе, – удивленно ответила я, – поставила нужное время, в шесть вскочила.
– Котят долго искала? – задал новый вопрос шеф.
– Котят? – переспросила я. – Ах, котят! Ну да! Они суперские! Очень оживляют дизайн. Нет, их не пришлось разыскивать, лежали в коробке.
– М-да, – крякнул Приходько, – ну, я рад, что угодил. М-да.
У начальника явно испортилось настроение. Мне показалось, это случилось из-за того, что я недостаточно долго расхваливала его подарок, поэтому я быстро добавила:
– Никогда еще не пользовалась таким роскошным, красивым будильником. Огромное-преогромное спасибо.
– М-да, – повторил Приходько, – когда доберешься до офиса?
Я посмотрела на ногу:
– Можно мне заехать к врачу?
– В деле Добровой появился доктор? – деловито осведомился Приходько.
Пришлось сказать правду:
– Я заработала аллергию, от таблеток она не проходит, чешусь ужасно.
– Немедленно к специалисту, – занервничал босс, – не задерживаясь, рули в поликлинику. Погоди-ка.
Я услышала тихий писк, затем голос шефа.
– Регистратура? К вам в самое ближайшее время приедет Татьяна Сергеева, вип-клиент особой важности. Ее необходимо проводить в кабинет к аллергологу. Что значит – специалиста сегодня нет? Ну, погодите!
В трубке снова запищало, и я опять стала свидетельницей беседы. На сей раз босс соединился с хозяином медучреждения и с ходу начал возмущаться:
– Костя! Что за порядки! Моя сотрудница опасно больна, а твои люди лепечут про отсутствие врача! Аллергия! Возможен анафилактический шок! Отек Квинке! Смерть от удушья!
На всякий случай я ощупала рукой свое горло. Приходько не утихал:
– Паралич дыхания!
Я почувствовала нехватку воздуха.
– Немедленно вызови врача, – негодовал шеф, – молодец! Я знал, что мы достигнем взаимопонимания. Таня!
– Что? – просипела я.
– Тебе плохо? – перепугался босс.
– Нет, все нормально, – ответила я.
– Голос сел, – занервничал шеф, – торопись!
Я поставила сотовый в держатель, еще несколько минут чесала ноги и выехала на шоссе.
Приходько проявил ко мне исключительное внимание, добился, чтобы ради меня вызвали специалиста из дома. Ну почему босс мне не нравится? Очевидно, на этот вопрос есть лишь один ответ: он не Чеслав.
Глава 10
В поликлинике меня встретили поясными поклонами. Хозяин, похоже, приказал администратору обслужить меня лучше, чем родную мать. Поэтому девушка в белом халатике старалась изо всех сил, довела меня до двери кабинета, распахнула ее и весело сказала:
– Инна Сергеевна, к вам Татьяна.
Доктор, которая из-за меня приехала в свой выходной на работу, не выказала восторга.
– Входите, – сухо велела она, – раздевайтесь, показывайте.
Я покорно стащила дугги.
– Ну и где отек Квинке? – язвительно поинтересовалась аллерголог. – Он, к вашему сведению, бывает в районе шеи.
Я рискнула возразить:
– Я ничего не говорила о Квинке, и…
Но врач не дала мне договорить:
– Пейте вокс[9].
– Уже принимала, не помогает, – отрапортовала я.
– Господи, – закатила глаза дама в халате, – возьмите другой препарат.
– Какой? – робко поинтересовалась я.
Инна Сергеевна нахмурилась:
– Могу посоветовать либо дешевое, либо дорогое лекарство, выбирайте на свой карман.
Меня удивил такой подход к назначению лечения, но обсуждать с врачом стиль общения с пациентом – зряшное дело.
– Лучше то, что дороже, – приняла я решение, – наверное, оно отлично действует.
Инна Сергеевна нацарапала на бланке каракули и подала мне рецепт:
– Три таблетки! После еды!
– До сих пор я принимала антигистаминные средства один раз в день, – осмелилась я подать голос.
Инна Сергеевна ткнула пальцем в мою ногу:
– Сильно вам помогла такая доза?
– Нет, – вынуждена была признать я.
Врач заявила:
– До свидания.
Я принадлежу к породе людей, которые скрупулезно выполняют распоряжения медиков. Если врач прикажет употреблять четыре с половиной капли микстуры восемь раз в сутки спустя двенадцать минут после еды и велит осуществлять прием, стоя на правой ноге и держа в левой руке воздушный шарик в виде поросенка в натуральную величину, то будьте уверены: я ни на миллиметр не отступлю от инструкции. Кстати, советую брать с меня пример. Производители таблеток не зря указывают в листовках, когда следует принимать препарат. Это не занудство, а весьма важный момент, от которого напрямую зависит, как скоро вы станете здоровой.
Я вышла на улицу, увидела в соседнем здании аптеку и поспешила туда.
– Лекарство лучше употреблять утром, – посоветовала провизор, – оно действует сутки.
– Мне велели глотать три раза в день, – сказала я.
Женщина не смогла скрыть удивления.
– Правда? Лучше посетите врача, не следует слушать подруг или соседок.
– Я уже была в клинике, – вздохнула я, – рецепт-то выдал профессионал.
Фармацевт смутилась:
– Извините, у каждого человека свой случай, я сообщила вам общие рекомендации. Безусловно, необходимо следовать указаниям доктора. Вас предупредили, что эти таблетки вызывают сонливость?
Я насторожилась:
– Нет.
– Тройная доза подействует, как сильное снотворное, – продолжала аптекарша, – нельзя садиться за руль и заниматься работой, где требуется концентрация внимания, ну, например, ходить по канату!
Последнюю фразу провизор произнесла без намека на улыбку. То ли сюда часто заглядывают артисты цирка, то ли я похожа на человека, который бегает по натянутой проволоке с палкой-балансом в руке. Хотя последнее совсем уж маловероятно: под моим весом любой трос порвется.
Я посмотрела на сотрудницу аптеки:
– Что мне делать? По долгу службы я весь день раскатываю по городу.
– Возьмите вокс, – предложила фармацевт, – это не новое, но хорошо зарекомендовавшее себя средство.
– Оно мне как слону дробина, – грустно сказала я.
– А в чем проблема? – улыбнулась женщина.
– Очень ноги чешутся, – призналась я, – прямо сил нет!
Провизор пошла к шкафчику, достала оттуда пару бутылочек и поставила на прилавок.
– Вот. Гель для мытья с экстрактом ромашки, используйте его каждый день, и зуд пройдет.
Я обиделась:
– Я ежевечерне принимаю душ! У меня аллергия.
На этой стадии беседы лодыжка зачесалась так, что я, забыв о приличиях, села на стоящий у стены стул, стянула один сапожок и начала с наслаждением царапать ногтями кожу. Фармацевт с нескрываемым любопытством следила за мной, потом вышла в зал, встала около меня и внезапно спросила:
– Как вас зовут?
– Татьяна Сергеева, – простонала я.
– А я Алина, – прощебетала тетка.
Я опомнилась:
– Рада знакомству, извините, не смогла удержаться и начала раздирать ногу. Просто сил нет! Огнем горит и зудит!
– Танечка, – робко сказала Алина, – у вас блохи.
В первую секунду я не поняла, о чем речь, затем спросила ошарашенно:
– Что вы имеете в виду?
Алина смутилась:
– Существуют такие крошечные кровососы, они паразитируют, в основном, на домашних животных, допустим кошках. Выйдет Мурка во двор погулять, блошка к ней в шерсть запрыгнет и там обустраивается. Лескова читали? У него есть рассказ, как Левша блоху подковал.
Я пришла в себя:
– Милое предположение. Я могла бы вам поверить, но есть парочка возражений. Я не кошка, не покрыта шерстью и не гуляю часами по двору.
Алина погладила меня по плечу.
– Видите вон ту витрину? В ней средства от вшей, и уж поверьте, их покупают отнюдь не бомжи. Едет человек в метро, а на него от какого-нибудь маргинала эта дрянь и переползет.
– Вы же сказали, что паразиты живут в шерсти, – забеспокоилась я, – но у меня неприятность с ногами.
– Они волосатые, – заявила Алина.
– С ума сошли! – возмутилась я. – Между прочим, я никогда не забываю про эпиляцию. Похоже, я что-то съела, вот и результат.
Но Алину оказалось не просто сбить с толку.
– Танечка, я по образованию ветеринар, много лет проработала с животными, была сотрудницей зоопарка в городе Наумове и часто видела точь-в-точь такие следы от укусов, как сейчас у вас. Они нередко появлялись у людей, которые имели дело с медведями. У мишек невероятно густая шуба, вывести из нее блох – непосильная задача, паразиты часто перебирались на служителей. Можете, конечно, пить таблетки, но они вам не помогут.
Я в ужасе посмотрела на свои лапки, а Алина продолжала:
– В вашем доме есть кошки?
– Четыре штуки, – прозаикалась я, – Клепа, Гера, Ариадна и Лера.
– Следовательно, у вас в четыре раза больше вероятности заполучить себе на жительство кровососа, чем у человека, который не держит животных, – резюмировала аптекарша.
– Наши кошки не выходят из квартиры, – сопротивлялась я.
Алина подняла указательный палец:
– Внимание! Вы захотите рассказать кому-нибудь, что обзавелись блохами?
Я замотала головой:
– Никогда! Умру от стыда.
Провизор широко улыбнулась.
– Люди отчего-то стесняются в этом признаться. Смешно! Блохи – наши спутники со времен неандертальцев, естественный паразит. Хотя не о том речь. Вы не станете распространяться о блошках, ваши знакомые тоже. Кто-то из гостей заразил кошек, а потом паразит перелез на ваши ноги. Или члены семьи все заблошены.
Странный глагол «заблошены» заставил меня поежиться. Я задумалась об обитателях нашей квартиры. Коробок не чешется, Маргоша сегодня утром преспокойно ела овсянку, Лера, Гера, Клепа и Ариадна не демонстрировали ни малейшего беспокойства. Анфиса с семи утра слоном носилась по коридорам. Партячейка, членом которой является старушка, готовится мощно отметить праздник седьмого ноября. Фиса и ее коллеги по партии репетируют торжественную демонстрацию, маршируют на каком-то стадионе и разучивают песни вроде «И Ленин всегда молодой, и юный Октябрь впереди». Никогда не могла понять, почему октябрьский большевистский переворот коммунисты отмечают в ноябре? Только вот не надо сейчас рассказывать мне про смену календаря. Ладно, забудем про партийцев, главное, Анфиса не чешется, от зуда погибаю одна я. И, если вспомнить, что ранее безотказно помогавшие мне таблетки от аллергии сейчас оказались бессильны, то, похоже, в словах Алины есть резон.
– Что мне делать? – вырвалось у меня.
Провизор быстро сбегала к шкафу и принесла бутылочку.
– Отличное средство, стоит недорого, действует убойно. Сейчас помажете ноги и забудете о блохах.
Продолжая на все лады расхваливать средство, Алина открутила пробку. Я чуть не задохнулась.
– Господи, чем это воняет?
Фармацевт цокнула языком:
– Великолепная блохоубивалка имеет небольшой минус – резкий запах. Еще она пачкает одежду, потом не отстираете. На время лечения рекомендуется носить то, что не жаль выбросить.
– Вонять после нанесения долго будет? – перебила я Алину.
– Пока средство на вас намазано, – вздохнула она.
– Сколько времени придется им пользоваться? – спросила, я, стараясь не дышать.
– Неделю или полторы, – неуверенно заявила Алина, – в зависимости от степени заблошенности и физического состояния кровососов. Некоторые по двадцать дней выдерживают.
Я представила, что целый месяц являюсь в офис в старом лыжном костюме, воняя, как завод по производству консервов из тухлой рыбы, и категорично ответила:
– Нет. Замечательная штука, но не подходит. Я работаю с людьми.
– Возьмите отпуск, – посоветовала Алина, – двадцать четыре рабочих дня. Как раз избавитесь от блох и за трое суток отмоетесь от этой растирки. Лучше всего ее удалять керосином, мылом замучаетесь.
– Спасибо, не надо, – решительно заявила я, – дайте другой препарат.
– Остальные малоэффективны, – честно призналась Алина, – хотите совет?
– Говорите, – велела я.
Провизор указала пальцем в большое окно:
– Через дорогу есть зоомагазин. Там полный арсенал средств от блох.
Я встала со стула:
– Огромное спасибо.
В лавке, где торговали товарами для животных, за кассой мирно дремал мужчина лет сорока пяти. Услышав звяканье колокольчика, предупреждавшего о появлении покупательницы, он, чуть приоткрыв глаза, выдал заученный текст:
– Добрый день. «Кэттс энд паппис» приветствует вас. Консультант Григорий. Что хотите?
Я постаралась убедительно изобразить женщину, озабоченную проблемой, которая произошла с ее мурлыкой.
– У моей кошки блохи. Посоветуйте что-нибудь наиболее действенное, но без запаха и безопасное для здоровья.
– Вес? – поинтересовался Григорий.
– Понятия не имею, – вздохнула я, – и про количество не спрашивайте, может, блоха одна, может, их сто штук, и, как понимаете, вывести их трудно!
Консультант открыл оба глаза.
– Мне нужна не масса блохи, а кошачьи параметры.
Я смутилась:
– В районе семидесяти кило.
– Семи-десяти? – протянул продавец. – Раскормили киску!
– Семьдесят килограммов, – поправила я его, – не семь-десять, а семьдесят.
Григорий уронил калькулятор:
– Сколько? У вас тигр? Леопард? Слонопотам?
– Послушайте, какая разница, – вздохнула я, – дайте что-нибудь.
– Средств для семидесятикилограммовых кошек нет, – начал занудствовать Григорий.
– Хорошо, предложите препарат для обычной кошки, – сдалась я.
Григорий указал на прилавок:
– Ошейник, проще некуда! Повесили на шею, и блохи умерли. А те, что остались живы, в панике убегут.
Я призадумалась:
– Но паразиты живут у моей кошечки в лапах. При чем тут шея?
– Девушка, – зевнул Григорий, – уж будьте уверены, я плохого не посоветую.
– Не понимаю, каким образом ножные блохи испугаются шейного украшения, – не успокаивалась я, – объясните механику процесса.
Григорий смежил веки и стал похож на усталого варана.
– Гражданочка, мобильный имеете?
Смена темы меня удивила, но я ответила:
– Конечно.
– И что, вы знаете, как он функционирует? Куда волны входят и как в звук превращаются? – хмыкнул продавец.
– Нет, – вздохнула я.
– С ошейниками та же ситуация, – крякнул он, – покупайте спокойно. Вам какого цвета? Есть розовые, красные и голубые. Посмотрите на витрине.
Я послушно подошла к стеклянной горке и увидела на полках среди разной всячины полоски сантиметра три толщиной. Ошейники, похоже, выполнены из чего-то, сильно смахивающего на резину, по всей поверхности их украшали слова «cat, katze, chat»[10].
– Можно к нему жетончик заказать, – ожил Григорий, – в виде мыши, написать на нем имя животного и телефон владельца, вдруг кошка потеряется.
Я машинально одернула курточку. Представляю себе реакцию Димона, когда я появлюсь с ядовито-розовым ошейником, с которого свисает жестянка с гравировкой «Татьяна». И чей номер указать на опознавательном знаке? Кто мой владелец? Не хочется думать, что я раба Приходько.
– Ну, берете? – поторопил меня продавец, которому не терпелось выпроводить назойливую покупательницу и мирно заснуть.
– Дайте два! – ответила я.
Сев в джип, я стянула дугги и обмотала ноги ошейниками. Ну, дорогие блохи, понятия не имею, где мы с вами встретились, но не собираюсь поддерживать спонтанно возникшее знакомство.
Не успела я войти в офис, как Димон высунулся из кабинета и крикнул:
– Тань! Я узнал кое-что.
Я зашла в комнату к Коробкову.
– Рассказывай.
– Особенно тебя ничем не обрадую, – уныло сказал наш компьютерный гений, – тело Галины Бутровой кремировано, Майи Матвиенко и Владимира Каминского – тоже. Язва желудка иногда протекает бессимптомно, человек внезапно выясняет, что болезнь на пиковой стадии.
– Их отравили, – остановила я Коробка, – улик нет, но я абсолютно уверена, что члены экспедиции умерли не своей смертью.
Мое заявление вызвало немой вопрос в глазах Димона. Я подробно пересказала коллеге услышанное в деревне.
Дверь приоткрылась, показался Приходько.
– Как дела?
– Отлично! – излишне бодро сообщила я. – Выяснила несколько интересных подробностей. Надо срочно ехать к Любе Добровой.
– Зачем? – не понял шеф. – В семь вечера сюда приедет Иван Сергеевич, вот ему нужно сообщить, что его жена считает себя больной. Пусть супруг разубедит ее, и наша миссия завершена. Любовь сдаст костный мозг для дочери, девочка поправится, полный и безоговорочный о’кей.
Мы с Димоном переглянулись, и Коробок сказал:
– Умерли четыре человека. Дед Назар действовал по сценарию, который написала пока не известная особа. Он предсказал кончину пятерым. Трое уже на том свете. Тебе не кажется, что Любе грозит опасность? Проклятие придумано для того, чтобы помучить жертв, держа их в состоянии нервного напряжения. Доброва сдалась, она понимает, что обречена, и ждет неминуемой кончины. Татьяне надо поторопиться в музей, побеседовать с Любой в другом ключе. Думаю, узнав о преступлении, мать поспешит в лабораторию. Доброва поймет, что не инфицирована «желудочной волчицей». Но ей все равно нужно опасаться за свою жизнь. За женой Ивана Сергеевича охотится убийца.
– Инна Сергеевна, к вам Татьяна.
Доктор, которая из-за меня приехала в свой выходной на работу, не выказала восторга.
– Входите, – сухо велела она, – раздевайтесь, показывайте.
Я покорно стащила дугги.
– Ну и где отек Квинке? – язвительно поинтересовалась аллерголог. – Он, к вашему сведению, бывает в районе шеи.
Я рискнула возразить:
– Я ничего не говорила о Квинке, и…
Но врач не дала мне договорить:
– Пейте вокс[9].
– Уже принимала, не помогает, – отрапортовала я.
– Господи, – закатила глаза дама в халате, – возьмите другой препарат.
– Какой? – робко поинтересовалась я.
Инна Сергеевна нахмурилась:
– Могу посоветовать либо дешевое, либо дорогое лекарство, выбирайте на свой карман.
Меня удивил такой подход к назначению лечения, но обсуждать с врачом стиль общения с пациентом – зряшное дело.
– Лучше то, что дороже, – приняла я решение, – наверное, оно отлично действует.
Инна Сергеевна нацарапала на бланке каракули и подала мне рецепт:
– Три таблетки! После еды!
– До сих пор я принимала антигистаминные средства один раз в день, – осмелилась я подать голос.
Инна Сергеевна ткнула пальцем в мою ногу:
– Сильно вам помогла такая доза?
– Нет, – вынуждена была признать я.
Врач заявила:
– До свидания.
Я принадлежу к породе людей, которые скрупулезно выполняют распоряжения медиков. Если врач прикажет употреблять четыре с половиной капли микстуры восемь раз в сутки спустя двенадцать минут после еды и велит осуществлять прием, стоя на правой ноге и держа в левой руке воздушный шарик в виде поросенка в натуральную величину, то будьте уверены: я ни на миллиметр не отступлю от инструкции. Кстати, советую брать с меня пример. Производители таблеток не зря указывают в листовках, когда следует принимать препарат. Это не занудство, а весьма важный момент, от которого напрямую зависит, как скоро вы станете здоровой.
Я вышла на улицу, увидела в соседнем здании аптеку и поспешила туда.
– Лекарство лучше употреблять утром, – посоветовала провизор, – оно действует сутки.
– Мне велели глотать три раза в день, – сказала я.
Женщина не смогла скрыть удивления.
– Правда? Лучше посетите врача, не следует слушать подруг или соседок.
– Я уже была в клинике, – вздохнула я, – рецепт-то выдал профессионал.
Фармацевт смутилась:
– Извините, у каждого человека свой случай, я сообщила вам общие рекомендации. Безусловно, необходимо следовать указаниям доктора. Вас предупредили, что эти таблетки вызывают сонливость?
Я насторожилась:
– Нет.
– Тройная доза подействует, как сильное снотворное, – продолжала аптекарша, – нельзя садиться за руль и заниматься работой, где требуется концентрация внимания, ну, например, ходить по канату!
Последнюю фразу провизор произнесла без намека на улыбку. То ли сюда часто заглядывают артисты цирка, то ли я похожа на человека, который бегает по натянутой проволоке с палкой-балансом в руке. Хотя последнее совсем уж маловероятно: под моим весом любой трос порвется.
Я посмотрела на сотрудницу аптеки:
– Что мне делать? По долгу службы я весь день раскатываю по городу.
– Возьмите вокс, – предложила фармацевт, – это не новое, но хорошо зарекомендовавшее себя средство.
– Оно мне как слону дробина, – грустно сказала я.
– А в чем проблема? – улыбнулась женщина.
– Очень ноги чешутся, – призналась я, – прямо сил нет!
Провизор пошла к шкафчику, достала оттуда пару бутылочек и поставила на прилавок.
– Вот. Гель для мытья с экстрактом ромашки, используйте его каждый день, и зуд пройдет.
Я обиделась:
– Я ежевечерне принимаю душ! У меня аллергия.
На этой стадии беседы лодыжка зачесалась так, что я, забыв о приличиях, села на стоящий у стены стул, стянула один сапожок и начала с наслаждением царапать ногтями кожу. Фармацевт с нескрываемым любопытством следила за мной, потом вышла в зал, встала около меня и внезапно спросила:
– Как вас зовут?
– Татьяна Сергеева, – простонала я.
– А я Алина, – прощебетала тетка.
Я опомнилась:
– Рада знакомству, извините, не смогла удержаться и начала раздирать ногу. Просто сил нет! Огнем горит и зудит!
– Танечка, – робко сказала Алина, – у вас блохи.
В первую секунду я не поняла, о чем речь, затем спросила ошарашенно:
– Что вы имеете в виду?
Алина смутилась:
– Существуют такие крошечные кровососы, они паразитируют, в основном, на домашних животных, допустим кошках. Выйдет Мурка во двор погулять, блошка к ней в шерсть запрыгнет и там обустраивается. Лескова читали? У него есть рассказ, как Левша блоху подковал.
Я пришла в себя:
– Милое предположение. Я могла бы вам поверить, но есть парочка возражений. Я не кошка, не покрыта шерстью и не гуляю часами по двору.
Алина погладила меня по плечу.
– Видите вон ту витрину? В ней средства от вшей, и уж поверьте, их покупают отнюдь не бомжи. Едет человек в метро, а на него от какого-нибудь маргинала эта дрянь и переползет.
– Вы же сказали, что паразиты живут в шерсти, – забеспокоилась я, – но у меня неприятность с ногами.
– Они волосатые, – заявила Алина.
– С ума сошли! – возмутилась я. – Между прочим, я никогда не забываю про эпиляцию. Похоже, я что-то съела, вот и результат.
Но Алину оказалось не просто сбить с толку.
– Танечка, я по образованию ветеринар, много лет проработала с животными, была сотрудницей зоопарка в городе Наумове и часто видела точь-в-точь такие следы от укусов, как сейчас у вас. Они нередко появлялись у людей, которые имели дело с медведями. У мишек невероятно густая шуба, вывести из нее блох – непосильная задача, паразиты часто перебирались на служителей. Можете, конечно, пить таблетки, но они вам не помогут.
Я в ужасе посмотрела на свои лапки, а Алина продолжала:
– В вашем доме есть кошки?
– Четыре штуки, – прозаикалась я, – Клепа, Гера, Ариадна и Лера.
– Следовательно, у вас в четыре раза больше вероятности заполучить себе на жительство кровососа, чем у человека, который не держит животных, – резюмировала аптекарша.
– Наши кошки не выходят из квартиры, – сопротивлялась я.
Алина подняла указательный палец:
– Внимание! Вы захотите рассказать кому-нибудь, что обзавелись блохами?
Я замотала головой:
– Никогда! Умру от стыда.
Провизор широко улыбнулась.
– Люди отчего-то стесняются в этом признаться. Смешно! Блохи – наши спутники со времен неандертальцев, естественный паразит. Хотя не о том речь. Вы не станете распространяться о блошках, ваши знакомые тоже. Кто-то из гостей заразил кошек, а потом паразит перелез на ваши ноги. Или члены семьи все заблошены.
Странный глагол «заблошены» заставил меня поежиться. Я задумалась об обитателях нашей квартиры. Коробок не чешется, Маргоша сегодня утром преспокойно ела овсянку, Лера, Гера, Клепа и Ариадна не демонстрировали ни малейшего беспокойства. Анфиса с семи утра слоном носилась по коридорам. Партячейка, членом которой является старушка, готовится мощно отметить праздник седьмого ноября. Фиса и ее коллеги по партии репетируют торжественную демонстрацию, маршируют на каком-то стадионе и разучивают песни вроде «И Ленин всегда молодой, и юный Октябрь впереди». Никогда не могла понять, почему октябрьский большевистский переворот коммунисты отмечают в ноябре? Только вот не надо сейчас рассказывать мне про смену календаря. Ладно, забудем про партийцев, главное, Анфиса не чешется, от зуда погибаю одна я. И, если вспомнить, что ранее безотказно помогавшие мне таблетки от аллергии сейчас оказались бессильны, то, похоже, в словах Алины есть резон.
– Что мне делать? – вырвалось у меня.
Провизор быстро сбегала к шкафу и принесла бутылочку.
– Отличное средство, стоит недорого, действует убойно. Сейчас помажете ноги и забудете о блохах.
Продолжая на все лады расхваливать средство, Алина открутила пробку. Я чуть не задохнулась.
– Господи, чем это воняет?
Фармацевт цокнула языком:
– Великолепная блохоубивалка имеет небольшой минус – резкий запах. Еще она пачкает одежду, потом не отстираете. На время лечения рекомендуется носить то, что не жаль выбросить.
– Вонять после нанесения долго будет? – перебила я Алину.
– Пока средство на вас намазано, – вздохнула она.
– Сколько времени придется им пользоваться? – спросила, я, стараясь не дышать.
– Неделю или полторы, – неуверенно заявила Алина, – в зависимости от степени заблошенности и физического состояния кровососов. Некоторые по двадцать дней выдерживают.
Я представила, что целый месяц являюсь в офис в старом лыжном костюме, воняя, как завод по производству консервов из тухлой рыбы, и категорично ответила:
– Нет. Замечательная штука, но не подходит. Я работаю с людьми.
– Возьмите отпуск, – посоветовала Алина, – двадцать четыре рабочих дня. Как раз избавитесь от блох и за трое суток отмоетесь от этой растирки. Лучше всего ее удалять керосином, мылом замучаетесь.
– Спасибо, не надо, – решительно заявила я, – дайте другой препарат.
– Остальные малоэффективны, – честно призналась Алина, – хотите совет?
– Говорите, – велела я.
Провизор указала пальцем в большое окно:
– Через дорогу есть зоомагазин. Там полный арсенал средств от блох.
Я встала со стула:
– Огромное спасибо.
В лавке, где торговали товарами для животных, за кассой мирно дремал мужчина лет сорока пяти. Услышав звяканье колокольчика, предупреждавшего о появлении покупательницы, он, чуть приоткрыв глаза, выдал заученный текст:
– Добрый день. «Кэттс энд паппис» приветствует вас. Консультант Григорий. Что хотите?
Я постаралась убедительно изобразить женщину, озабоченную проблемой, которая произошла с ее мурлыкой.
– У моей кошки блохи. Посоветуйте что-нибудь наиболее действенное, но без запаха и безопасное для здоровья.
– Вес? – поинтересовался Григорий.
– Понятия не имею, – вздохнула я, – и про количество не спрашивайте, может, блоха одна, может, их сто штук, и, как понимаете, вывести их трудно!
Консультант открыл оба глаза.
– Мне нужна не масса блохи, а кошачьи параметры.
Я смутилась:
– В районе семидесяти кило.
– Семи-десяти? – протянул продавец. – Раскормили киску!
– Семьдесят килограммов, – поправила я его, – не семь-десять, а семьдесят.
Григорий уронил калькулятор:
– Сколько? У вас тигр? Леопард? Слонопотам?
– Послушайте, какая разница, – вздохнула я, – дайте что-нибудь.
– Средств для семидесятикилограммовых кошек нет, – начал занудствовать Григорий.
– Хорошо, предложите препарат для обычной кошки, – сдалась я.
Григорий указал на прилавок:
– Ошейник, проще некуда! Повесили на шею, и блохи умерли. А те, что остались живы, в панике убегут.
Я призадумалась:
– Но паразиты живут у моей кошечки в лапах. При чем тут шея?
– Девушка, – зевнул Григорий, – уж будьте уверены, я плохого не посоветую.
– Не понимаю, каким образом ножные блохи испугаются шейного украшения, – не успокаивалась я, – объясните механику процесса.
Григорий смежил веки и стал похож на усталого варана.
– Гражданочка, мобильный имеете?
Смена темы меня удивила, но я ответила:
– Конечно.
– И что, вы знаете, как он функционирует? Куда волны входят и как в звук превращаются? – хмыкнул продавец.
– Нет, – вздохнула я.
– С ошейниками та же ситуация, – крякнул он, – покупайте спокойно. Вам какого цвета? Есть розовые, красные и голубые. Посмотрите на витрине.
Я послушно подошла к стеклянной горке и увидела на полках среди разной всячины полоски сантиметра три толщиной. Ошейники, похоже, выполнены из чего-то, сильно смахивающего на резину, по всей поверхности их украшали слова «cat, katze, chat»[10].
– Можно к нему жетончик заказать, – ожил Григорий, – в виде мыши, написать на нем имя животного и телефон владельца, вдруг кошка потеряется.
Я машинально одернула курточку. Представляю себе реакцию Димона, когда я появлюсь с ядовито-розовым ошейником, с которого свисает жестянка с гравировкой «Татьяна». И чей номер указать на опознавательном знаке? Кто мой владелец? Не хочется думать, что я раба Приходько.
– Ну, берете? – поторопил меня продавец, которому не терпелось выпроводить назойливую покупательницу и мирно заснуть.
– Дайте два! – ответила я.
Сев в джип, я стянула дугги и обмотала ноги ошейниками. Ну, дорогие блохи, понятия не имею, где мы с вами встретились, но не собираюсь поддерживать спонтанно возникшее знакомство.
Не успела я войти в офис, как Димон высунулся из кабинета и крикнул:
– Тань! Я узнал кое-что.
Я зашла в комнату к Коробкову.
– Рассказывай.
– Особенно тебя ничем не обрадую, – уныло сказал наш компьютерный гений, – тело Галины Бутровой кремировано, Майи Матвиенко и Владимира Каминского – тоже. Язва желудка иногда протекает бессимптомно, человек внезапно выясняет, что болезнь на пиковой стадии.
– Их отравили, – остановила я Коробка, – улик нет, но я абсолютно уверена, что члены экспедиции умерли не своей смертью.
Мое заявление вызвало немой вопрос в глазах Димона. Я подробно пересказала коллеге услышанное в деревне.
Дверь приоткрылась, показался Приходько.
– Как дела?
– Отлично! – излишне бодро сообщила я. – Выяснила несколько интересных подробностей. Надо срочно ехать к Любе Добровой.
– Зачем? – не понял шеф. – В семь вечера сюда приедет Иван Сергеевич, вот ему нужно сообщить, что его жена считает себя больной. Пусть супруг разубедит ее, и наша миссия завершена. Любовь сдаст костный мозг для дочери, девочка поправится, полный и безоговорочный о’кей.
Мы с Димоном переглянулись, и Коробок сказал:
– Умерли четыре человека. Дед Назар действовал по сценарию, который написала пока не известная особа. Он предсказал кончину пятерым. Трое уже на том свете. Тебе не кажется, что Любе грозит опасность? Проклятие придумано для того, чтобы помучить жертв, держа их в состоянии нервного напряжения. Доброва сдалась, она понимает, что обречена, и ждет неминуемой кончины. Татьяне надо поторопиться в музей, побеседовать с Любой в другом ключе. Думаю, узнав о преступлении, мать поспешит в лабораторию. Доброва поймет, что не инфицирована «желудочной волчицей». Но ей все равно нужно опасаться за свою жизнь. За женой Ивана Сергеевича охотится убийца.
Глава 11
Сегодня в музее было довольно многолюдно. Около гардероба толпились экскурсанты, а в служебном помещении, кроме Любы, сидели еще две женщины и один мужчина.
– Привет! – сказала я.
Доброва, стоявшая у шкафа с книгами, обернулась и выпалила:
– Опять ты!
Ее коллеги подняли головы от бумаг, и Любовь быстро добавила:
– Рада встрече. Не хочешь кофейку?
– С удовольствием, – согласилась я.
Люба взяла со стула сумку.
– Я отойду на полчасика, – сказала она коллегам.
– Приятного аппетита, – хором ответили тетки, представитель сильного пола отмолчался.
Улыбаясь, археолог дошла до вешалки, забрала пальто, выскользнула на улицу, прошла квартал, потом остановилась и повернулась ко мне. С лица Добровой стекла улыбка, она нахмурилась и не пожелала скрыть возмущение:
– Какого черта! Если ты опять приперлась с глупостями, лучше уходи! И без тебя тошно.
Я указала на вход в кафе:
– Может, лучше поговорим внутри?
Доброва топнула ногой по луже, мелкие брызги взлетели и упали на тротуар.
– Нет! Проваливай!
– Люба, прости, но…
– Отстань! – закричала Доброва. – Свалилась на мою голову! Музей не будет заморачиваться с твоими путеводителями. Нет у нас тем для бесед! Когда-то мы сидели за одной партой и вместе шалили. Но с той поры утек океан времени, мы расстались, я не считаю тебя подругой и…
– Извини Люба, меня зовут Татьяна Сергеева, – громко сказала я.
– …никто не давал тебе права лезть в грязных сапогах в мою душу, – машинально договорила Доброва и вздрогнула: – Татьяна Сергеева? Что за чушь? Ты говорила про смену фамилии Савельева на Панферову. Зачем, выходя замуж, брать еще и другое имя?
Оставалось позавидовать Любе, чья память цепко хранила малозначительные детали нашей вчерашней беседы.
– К огромному сожалению, мне пришлось тебя обмануть, – призналась я. – Я никогда не училась с тобой в одном классе и до вчерашнего дня не знала, что в девичестве ты была Казакова. Если уж совсем честно, то я о тебе впервые услышала в начале этой недели.
Доброва вытаращила глаза:
– Ты не Зина?
– Верно, – подтвердила я.
– Но история про милицию известна лишь нам с Савельевой, – недоумевала она. – Ты меня разыгрываешь? Не подходящий момент для шуток!
Я открыла сумочку и продемонстрировала удостоверение. Вообще-то у меня их штук десять, на разные случаи жизни. Сотрудники бригады не афишируют место своей работы, чаще всего посторонним людям я представляюсь мелкой сошкой из маленького рекламного агентства, могу прикинуться учительницей, безвестной журналисткой, гувернанткой, продавщицей. Но сейчас Люба увидела настоящие «корочки».
– Начальник оперативно-следственного отдела Татьяна Сергеева, – ошарашенно прочитала она. – Ты… вы из милиции? Ой, мама!
Доброва прижала к груди кулачки.
– Лучше нам остаться на «ты», – быстро ответила я и, решив успокоить собеседницу, добавила: – К сотрудникам МВД я не имею ни малейшего отношения.
Но Люба затряслась:
– ФСБ?
Я обняла ее за плечи:
– Нет. Пойдем в кафе, не на улице же беседовать. Кстати, дождь накрапывает.
Когда мы устроились за столиком, я рассказала Добровой о визите Ивана Сергеевича. Она была поражена.
– Ваня обратился к вам за помощью?
– Он обожает Надю и хочет ее спасти, – вздохнула я. – Теперь, когда ты знаешь, что слова Назара полнейшая чушь, поторопись в клинику!
Люба схватила со стола чайную ложечку и стала размешивать кофе, она довольно долго это делала и не произносила ни слова. Мне надоело играть в молчанку.
– Не мое дело, какие у тебя отношения с супругом и почему ты не рискнула быть с ним откровенной, потом с Ваней разберетесь. Сейчас главное – спасти Надюшу.
– Ты замужем? – неожиданно поинтересовалась Люба.
У меня непроизвольно дернулась щека. Этот вопрос предполагает либо ответ «да», либо «нет». Но я не могу произнести ни одно из этих слов. Моим супругом является Гри, наши отношения были официально оформлены в загсе. Потом мужа отправили работать под прикрытием, и из моего паспорта исчез штамп о бракосочетании. Нас не разводили, просто получается, что я вообще не имею никакого отношения к Аристарху Бабулькину (так на самом деле зовут Гри). Наша квартира сгорела, Гри исчез[11]. Я спрятала мысли о нем как можно дальше, заперла их в железный сундук и стараюсь никогда не поднимать крышку.
– Ты замужем? – повторила Люба.
– Нет, я вдова, – соврала я.
Это правда, мой первый муж Михаил[12] умер.
– Ты любила его? – задала следующий вопрос Доброва.
– Какое отношение имеют мои чувства к спасению Нади от болезни? – увильнула я от ответа.
Люба поскребла ногтем по скатерти, меня передернуло.
– Не делай так, мороз по коже дерет.
Доброва обхватила ладонями чашку с капучино.
– Нас с Иваном свели родители. В особенности старалась моя мама, спала и видела, чтобы я вышла замуж за Доброва. Она считала Ваню лучшей партией на свете. Мои чувства в расчет не принимались. Да и не было у меня никаких чувств. Я выходила за Ваню без любви. Он хороший, симпатичный, честный человек, чего еще надо? Понимаешь?
Я кивнула и начала рыться в вазочке с печеньем. Странный получается разговор. По моему разумению, Любе сейчас следует на всех парах нестись в клинику, а она вознамерилась изложить историю своей семейной жизни.
Доброва, ничего не подозревая о мыслях собеседницы, продолжала говорить.
Мать Ивана, Анна Егоровна, работала вместе с Марией Николаевной, матерью Любы. Женщины дружили и задумали поженить детей. И Анна, и Мария старательно сталкивали Ваню с Любой, но, когда Добров стал проявлять к девушке интерес, его мать неожиданно дала задний ход.
Анна Егоровна выдумывала разные поводы, чтобы оттянуть бракосочетание, предложила молодым годовой испытательный срок, нежно при этом воркуя:
– Брак – серьезная вещь, пообщайтесь, поймите, подходите вы друг другу или нет, иначе не будет вам моего благословения.
Иван и Люба симпатизировали друг другу, но сильной страсти не испытывали, поэтому легко согласились на условие Анны Егоровны. Жених два раза в неделю приглашал невесту в театр, кино, потом они гуляли по улицам. Трудно поверить, но молодые люди не вступали в интимную связь, они оставались просто хорошими друзьями.
Через три месяца вялотекущей помолвки научный руководитель Любы Алексей Николаевич Бутров вывихнул ногу. Травма была несущественной, но причиняла профессору боль, поэтому он попросил аспирантку приехать к нему домой для обсуждения очередной главы ее кандидатской диссертации. Люба не первый раз посещала просторную квартиру доктора наук, но в тот день она удивилась. Обычно апартаменты сверкали чистотой, но сейчас же повсюду лежала пыль, а на кухне подпирал потолок эверест грязной посуды.
– Извини, – смутился Алексей Николаевич, – жена уехала ухаживать за больной сестрой в Красноярск и там застряла. А наша домработница загремела в больницу с аппендицитом.
– Давайте помогу, – предложила Любочка и засучила рукава.
Вклад аспирантки Казаковой в науку в тот день они обсуждать не стали. Сначала Любаша отдраила квартиру Бутрова, потом приготовила ужин. Профессор достал из бара бутылочку коньяка, завязалась душевная беседа. На дворе расцветал жаркий июль, родители Казаковой жили на даче, в ста километрах от Москвы. Иван проводил отпуск на фазенде с Анной Егоровной, Любу дома никто не ждал. Из открытого окна в гостиную Бутрова вплывал неожиданный для Москвы аромат душистого горошка, где-то вдалеке играла тихая музыка. Алексей Николаевич поднял бокал и посмотрел в глаза аспирантке, Люба покраснела и… они очутились в супружеской постели Бутрова.
Два сумасшедших месяца Алексей и Любочка провели вместе. Галина ухаживала за сестрой в Красноярске. Родители Казаковой в то лето так и не увидели дочь. С Иваном невеста два раза в неделю чинно ходила в кино, потом он провожал ее и уходил. Любочка вылетала на улицу, хватала такси и неслась к любовнику.
Это было натуральное сумасшествие. К сентябрю Любаша скинула десять кило, в глазах у нее плясали черти, она помолодела, похорошела и начала вызывать зависть у коллег.
После возвращения Галины любовникам пришлось поумерить пыл. Люба проявила макиавеллиевскую[13] хитрость – подружилась с женой Бутрова и получила возможность легально бывать в доме профессора. Сексуальных радостей стало меньше, чем летом, но их острота усилилась. Один раз, когда Любочка заявилась в гости, Галя оставила ее с мужем и пошла за хлебом. Любовники кинулись друг к другу, зная, что у них всего десять минут, и испытали волнующую гамму эмоций. В январе они чуть не попались: Галина неожиданно вернулась с работы, и Люба ринулась голая в ванную, едва успев прихватить с собой одежду.
Но никто ни на работе, ни среди ближайших друзей не узнал их тайны. Наконец Анна Егоровна позвонила матери Любы и сказала:
– Ну, когда играем свадьбу? Хватит детям женихаться, неприлично так долго помолвленными ходить, что люди скажут?
Был у Анны Егоровны пунктик, фразу «что люди скажут?» она повторяла при любой возможности. Потенциальная свекровь не стала лучше относиться к невесте Вани, но «что люди скажут?».
– Привет! – сказала я.
Доброва, стоявшая у шкафа с книгами, обернулась и выпалила:
– Опять ты!
Ее коллеги подняли головы от бумаг, и Любовь быстро добавила:
– Рада встрече. Не хочешь кофейку?
– С удовольствием, – согласилась я.
Люба взяла со стула сумку.
– Я отойду на полчасика, – сказала она коллегам.
– Приятного аппетита, – хором ответили тетки, представитель сильного пола отмолчался.
Улыбаясь, археолог дошла до вешалки, забрала пальто, выскользнула на улицу, прошла квартал, потом остановилась и повернулась ко мне. С лица Добровой стекла улыбка, она нахмурилась и не пожелала скрыть возмущение:
– Какого черта! Если ты опять приперлась с глупостями, лучше уходи! И без тебя тошно.
Я указала на вход в кафе:
– Может, лучше поговорим внутри?
Доброва топнула ногой по луже, мелкие брызги взлетели и упали на тротуар.
– Нет! Проваливай!
– Люба, прости, но…
– Отстань! – закричала Доброва. – Свалилась на мою голову! Музей не будет заморачиваться с твоими путеводителями. Нет у нас тем для бесед! Когда-то мы сидели за одной партой и вместе шалили. Но с той поры утек океан времени, мы расстались, я не считаю тебя подругой и…
– Извини Люба, меня зовут Татьяна Сергеева, – громко сказала я.
– …никто не давал тебе права лезть в грязных сапогах в мою душу, – машинально договорила Доброва и вздрогнула: – Татьяна Сергеева? Что за чушь? Ты говорила про смену фамилии Савельева на Панферову. Зачем, выходя замуж, брать еще и другое имя?
Оставалось позавидовать Любе, чья память цепко хранила малозначительные детали нашей вчерашней беседы.
– К огромному сожалению, мне пришлось тебя обмануть, – призналась я. – Я никогда не училась с тобой в одном классе и до вчерашнего дня не знала, что в девичестве ты была Казакова. Если уж совсем честно, то я о тебе впервые услышала в начале этой недели.
Доброва вытаращила глаза:
– Ты не Зина?
– Верно, – подтвердила я.
– Но история про милицию известна лишь нам с Савельевой, – недоумевала она. – Ты меня разыгрываешь? Не подходящий момент для шуток!
Я открыла сумочку и продемонстрировала удостоверение. Вообще-то у меня их штук десять, на разные случаи жизни. Сотрудники бригады не афишируют место своей работы, чаще всего посторонним людям я представляюсь мелкой сошкой из маленького рекламного агентства, могу прикинуться учительницей, безвестной журналисткой, гувернанткой, продавщицей. Но сейчас Люба увидела настоящие «корочки».
– Начальник оперативно-следственного отдела Татьяна Сергеева, – ошарашенно прочитала она. – Ты… вы из милиции? Ой, мама!
Доброва прижала к груди кулачки.
– Лучше нам остаться на «ты», – быстро ответила я и, решив успокоить собеседницу, добавила: – К сотрудникам МВД я не имею ни малейшего отношения.
Но Люба затряслась:
– ФСБ?
Я обняла ее за плечи:
– Нет. Пойдем в кафе, не на улице же беседовать. Кстати, дождь накрапывает.
Когда мы устроились за столиком, я рассказала Добровой о визите Ивана Сергеевича. Она была поражена.
– Ваня обратился к вам за помощью?
– Он обожает Надю и хочет ее спасти, – вздохнула я. – Теперь, когда ты знаешь, что слова Назара полнейшая чушь, поторопись в клинику!
Люба схватила со стола чайную ложечку и стала размешивать кофе, она довольно долго это делала и не произносила ни слова. Мне надоело играть в молчанку.
– Не мое дело, какие у тебя отношения с супругом и почему ты не рискнула быть с ним откровенной, потом с Ваней разберетесь. Сейчас главное – спасти Надюшу.
– Ты замужем? – неожиданно поинтересовалась Люба.
У меня непроизвольно дернулась щека. Этот вопрос предполагает либо ответ «да», либо «нет». Но я не могу произнести ни одно из этих слов. Моим супругом является Гри, наши отношения были официально оформлены в загсе. Потом мужа отправили работать под прикрытием, и из моего паспорта исчез штамп о бракосочетании. Нас не разводили, просто получается, что я вообще не имею никакого отношения к Аристарху Бабулькину (так на самом деле зовут Гри). Наша квартира сгорела, Гри исчез[11]. Я спрятала мысли о нем как можно дальше, заперла их в железный сундук и стараюсь никогда не поднимать крышку.
– Ты замужем? – повторила Люба.
– Нет, я вдова, – соврала я.
Это правда, мой первый муж Михаил[12] умер.
– Ты любила его? – задала следующий вопрос Доброва.
– Какое отношение имеют мои чувства к спасению Нади от болезни? – увильнула я от ответа.
Люба поскребла ногтем по скатерти, меня передернуло.
– Не делай так, мороз по коже дерет.
Доброва обхватила ладонями чашку с капучино.
– Нас с Иваном свели родители. В особенности старалась моя мама, спала и видела, чтобы я вышла замуж за Доброва. Она считала Ваню лучшей партией на свете. Мои чувства в расчет не принимались. Да и не было у меня никаких чувств. Я выходила за Ваню без любви. Он хороший, симпатичный, честный человек, чего еще надо? Понимаешь?
Я кивнула и начала рыться в вазочке с печеньем. Странный получается разговор. По моему разумению, Любе сейчас следует на всех парах нестись в клинику, а она вознамерилась изложить историю своей семейной жизни.
Доброва, ничего не подозревая о мыслях собеседницы, продолжала говорить.
Мать Ивана, Анна Егоровна, работала вместе с Марией Николаевной, матерью Любы. Женщины дружили и задумали поженить детей. И Анна, и Мария старательно сталкивали Ваню с Любой, но, когда Добров стал проявлять к девушке интерес, его мать неожиданно дала задний ход.
Анна Егоровна выдумывала разные поводы, чтобы оттянуть бракосочетание, предложила молодым годовой испытательный срок, нежно при этом воркуя:
– Брак – серьезная вещь, пообщайтесь, поймите, подходите вы друг другу или нет, иначе не будет вам моего благословения.
Иван и Люба симпатизировали друг другу, но сильной страсти не испытывали, поэтому легко согласились на условие Анны Егоровны. Жених два раза в неделю приглашал невесту в театр, кино, потом они гуляли по улицам. Трудно поверить, но молодые люди не вступали в интимную связь, они оставались просто хорошими друзьями.
Через три месяца вялотекущей помолвки научный руководитель Любы Алексей Николаевич Бутров вывихнул ногу. Травма была несущественной, но причиняла профессору боль, поэтому он попросил аспирантку приехать к нему домой для обсуждения очередной главы ее кандидатской диссертации. Люба не первый раз посещала просторную квартиру доктора наук, но в тот день она удивилась. Обычно апартаменты сверкали чистотой, но сейчас же повсюду лежала пыль, а на кухне подпирал потолок эверест грязной посуды.
– Извини, – смутился Алексей Николаевич, – жена уехала ухаживать за больной сестрой в Красноярск и там застряла. А наша домработница загремела в больницу с аппендицитом.
– Давайте помогу, – предложила Любочка и засучила рукава.
Вклад аспирантки Казаковой в науку в тот день они обсуждать не стали. Сначала Любаша отдраила квартиру Бутрова, потом приготовила ужин. Профессор достал из бара бутылочку коньяка, завязалась душевная беседа. На дворе расцветал жаркий июль, родители Казаковой жили на даче, в ста километрах от Москвы. Иван проводил отпуск на фазенде с Анной Егоровной, Любу дома никто не ждал. Из открытого окна в гостиную Бутрова вплывал неожиданный для Москвы аромат душистого горошка, где-то вдалеке играла тихая музыка. Алексей Николаевич поднял бокал и посмотрел в глаза аспирантке, Люба покраснела и… они очутились в супружеской постели Бутрова.
Два сумасшедших месяца Алексей и Любочка провели вместе. Галина ухаживала за сестрой в Красноярске. Родители Казаковой в то лето так и не увидели дочь. С Иваном невеста два раза в неделю чинно ходила в кино, потом он провожал ее и уходил. Любочка вылетала на улицу, хватала такси и неслась к любовнику.
Это было натуральное сумасшествие. К сентябрю Любаша скинула десять кило, в глазах у нее плясали черти, она помолодела, похорошела и начала вызывать зависть у коллег.
После возвращения Галины любовникам пришлось поумерить пыл. Люба проявила макиавеллиевскую[13] хитрость – подружилась с женой Бутрова и получила возможность легально бывать в доме профессора. Сексуальных радостей стало меньше, чем летом, но их острота усилилась. Один раз, когда Любочка заявилась в гости, Галя оставила ее с мужем и пошла за хлебом. Любовники кинулись друг к другу, зная, что у них всего десять минут, и испытали волнующую гамму эмоций. В январе они чуть не попались: Галина неожиданно вернулась с работы, и Люба ринулась голая в ванную, едва успев прихватить с собой одежду.
Но никто ни на работе, ни среди ближайших друзей не узнал их тайны. Наконец Анна Егоровна позвонила матери Любы и сказала:
– Ну, когда играем свадьбу? Хватит детям женихаться, неприлично так долго помолвленными ходить, что люди скажут?
Был у Анны Егоровны пунктик, фразу «что люди скажут?» она повторяла при любой возможности. Потенциальная свекровь не стала лучше относиться к невесте Вани, но «что люди скажут?».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента