Страница:
– Простите, право, я случайно спросил.
– Ладно, это ты меня извини. Слишком много неприятных событий за короткий отрезок времени, – улыбнулась Элеонора. – У меня была сестра, ты с ней незнаком. Мы практически не общались, хоть и являлись родней. В прежние годы моя сестричка удачно вышла замуж за партийного начальника, секретаря обкома КПСС. Если помнишь советские времена, то знаешь, какая это величина. В провинции секретарь обкома царь и бог. Вот и получилось, что Надя стала обеспеченной, взлетела наверх, а я была нищета горькая, без всяких перспектив. Как-то раз, в минуту слабости, я поехала к сестрице и попросила денег в долг. Она мне ни копейки не дала, еще и отчитала: дескать, не следует к ней заявляться, своим внешним видом сестру позорить. Вот больше я и не ездила к родне, помощи от них не ждала.
Нора расправила плед, прикрывающий ее ноги, и ухмыльнулась:
– Только жизнь-то длинная и разная. Потом все перевернулось. Секретарь вместе со своим обкомом канул в Лету, а у меня бизнес пошел, мы местами поменялись. Рокировка произошла, я наверху оказалась, а Надюша внизу. Вот тут в ней сразу родственные чувства проснулись, зачастила она в Москву. Правда, недолго ездила, умерла, зато Вера, дочь ее, по шесть раз в год заявлялась, а потом исчезла. Последний раз она дочку привозила, та в вуз поступала. Родители решили, что я ее у себя поселю, но обломалось им. В общем, поживут они тут до вечера, один день, я им гостиницу потом сниму.
– А что за причина их нынешнего визита?
Нора захихикала:
– Николай книгу написал, хорошее название придумал: «Дьявол ест твое тело»!
Я поежился:
– Детектив?
– Нет, пособие по самоочищению, – развеселилась Нора, – ладно, езжай в «Громвест».
Оказавшись в машине, я хотел завести мотор, но тут зазвенел мобильный. Решив, что Нора забыла отдать мне какие-то указания, я схватил трубку и услышал голос своего хорошего приятеля Жени Милославского.
– Привет, Иван Павлович!
– Добрый день, – ответил я и сунул ключ в зажигание.
– Чего поделываешь?
– По делам еду.
– Интересным?
– Извини, не понял.
– Дела интересные?
– Да так, обычные.
– Новый клиент?
– Скорей клиентка.
Послышался смешок, покашливание и неразборчивое бормотание.
– Женя, я не слышу тебя.
– Молодая хоть клиентка или старый гриб?
– Нечто среднее.
– Жаль, – посмеивался Женька, – а то мы тут с Гришей решили оторваться, думали, может, ты к нам присоединишься? Вместе с клиенткой. А как ее зовут?
– Валерия, – машинально ответил я и спохватился: – Жень, не могу, занят.
– Отложить дела никак не удастся, а? – зудел Милославский.
– Нет.
– Скучный ты парень, Иван Павлович, – буркнул Женька. – Ладно, вдвоем повеселимся, а ты кисни.
Я положил трубку на сиденье. Женя и Гриша врачи, мы общаемся много лет, с раннего детства. Наши родители приятельствовали, все они имели отношение к миру литературы. Отец Женьки был крупный переводчик, мать поэтесса, а у Гриши папенька преподавал русскую литературу, а матушка работала в Центральном доме литераторов администратором. Одно время я думал, что мы втроем поступим в Литературный институт, но приятели решили стать врачами. Профессию они выбрали правильно и теперь стали великолепными специалистами. А еще и Женя, и Гриша самозабвенные ходоки по женской части. Оба сбегали в загс по два раза и теперь находятся, так сказать, в свободном полете. Если честно, они похожи, как братья, и порой раздражают меня. Но ведь друзья детства сродни близким родственникам, кое на что после многолетнего общения перестаешь обращать внимание. Значит, холостяки решили удариться в загул, странно, что они предложили и мне принять участие в своих развлечениях, оба знают, что я не большой любитель посиделок с девицами. Вот в бильярд пошел бы играть с удовольствием, но увы, надо ехать в фирму «Громвест».
Честно говоря, я полагал, что фирма с подобным названием имеет отношение к метеорологии или торгует оборудованием для взрывных работ. Но «Громвест» оказался всего лишь пятиэтажным магазином мебели. Федора Максимовича тут, похоже, знали все, потому что первая же пойманная мною девочка-продавщица на вопрос: «Где найти Приходько?» – бодро отрапортовала: «Вверх по эскалатору, на последний этаж, отдел VIP-мебели».
Я пошел по огромному залу, забитому диванами и креслами. Редко брожу по магазинам, в те, что торгуют мебелью, не заглядывал вообще и сейчас был немало удивлен. Все вокруг оказалось заставлено разнообразными изделиями из кожи, велюра, пластика, дерева. Кажется, гигантский выбор, на любой вкус, но, присмотревшись, хорошо понимаешь: взять нечего, все одинаково, по большей части вульгарное, не слишком высокого качества. Может, я сейчас нахожусь в отсеке для малоимущих покупателей? Может, цена этой дряни просто смехотворна? Я подошел к журнальному столику самого мерзкого вида. Толстая стеклянная столешница покоилась на черных ножках из пластика. Ну и сколько стоит сие уродство, похожее на коробку, в которую рачительные хозяйки складывают еду перед тем, как убрать ее в холодильник? Понимаете, о чем я веду речь? Стеклянный ящичек с пластиковой окантовкой, снизу, чтобы он не скользил на полу, приделаны четыре пупырышка.
Глаза наткнулись на ценник. Пятнадцать тысяч шестьсот рублей. Я еще раз изучил табличку и старательно пересчитал цифры, решив, что ошибся, эта дрянь не тянет на такую сумму. Наверное, за нее хотят тысячу пятьсот шестьдесят рублей, хотя, на мой взгляд, и это бессовестно дорого. Красная цена поделки три сотни, ну ладно, пять.
– За сколько можно приобрести этот столик? – поинтересовался я у тосковавшего рядом продавца.
– Пятнадцать тысяч шестьсот, – ответил он, – берите, недорого.
Я шарахнулся в сторону. Наверное, я выпал из действительности. Впрочем, пришел я сюда не за покупками.
Федора Максимовича я узнал сразу, он был точь-в-точь такой, как на фото: кругленький, лысый, смахивающий на бегемота.
– Не помешал? – спросил я.
Приходько мигом встал из-за стола.
– Слушаю вас. К чему интерес имеете? Столовая, гостиная или, может, детская комната?
Я улыбнулся:
– Думается, в детских вы сейчас особенно хорошо разбираетесь. Кстати, поздравляю вас с внуком.
– Спасибо, – зарделся, аки маков цвет, Приходько, – такой пацанчик! Узнаёт меня, улыбается, просто душа радуется.
Потом он спохватился:
– Простите, разве мы знакомы?
– Нет.
– Тогда откуда вы про Феденьку узнали?
– Газета ваша попалась, корпоративная, там фото.
Федор Максимович ткнул пальцем в стол.
– Эта?
Я увидел под стеклом знакомый снимок.
– Точно. Очень хорошая фотография.
– Всякому приятно внимание, – гордо сказал Приходько, – вот прислали журналиста, прямо праздник мне устроили. Народ до сих пор поздравляет. Даже кое-кто из постоянных клиентов позвонил.
– Вы всех на снимке знаете? – спросил я.
– Конечно, – удивился вопросу Федор Максимович, – семья же, жена, зять, дочь моя, а это свекровь ее. В общем, все свои, посторонних не звали. Вы к какой мебели интерес имеете?
Я снова улыбнулся:
– Федор Максимович, мне ваша помощь нужна, вот, смотрите.
Приходько уставился на мое удостоверение.
– Из милиции, что ли?
– Нет, из частной структуры, агентство «Ниро».
Продавец снял очки.
– И что?
– Вот на фотографии сбоку мужчина с букетом.
– Вижу.
– Он кто?
– Понятия не имею.
– Как это? – изумился я. – Он же снят вместе с вашей семьей. Сами только что сказали: никого посторонних не было.
– Верно, – кивнул Приходько, – только этот тип в кадр случайно попал. В родильном доме всех в одно время выписывают, с двух до четырех. Комната маленькая, медсестра одна туда-сюда ходит, младенцев выносит. Народу много набилось, этот мужчина кого-то другого встречал. В газете тоже решили, что он из наших, раз близко стоит, я не стал их разочаровывать. Так уважили, репортера прислали, ну попал чужой в кадр, и что теперь? Возмущаться? И почему он всем нужен!
– Кто? – удивился я.
– Да мужик этот. Про него меня уже расспрашивали.
– Кто? – снова, еще более изумившись, повторил я.
Федор Максимович пожал плечами:
– Пришел ко мне покупатель, кровать он смотрел, все матрасы перещупал, а потом воскликнул: «Откуда мне ваше лицо знакомо. Эй, постойте, это же вы!» И газету протягивает!
Федор Максимович уставился на издание.
– Верно, – кивнул он, – в родильном доме снимали. Это моя дочь, Алена, теперь по фамилии Сытник.
– Зять у вас красавец, – улыбнулся покупатель, тыча пальцем в мужика с букетом.
Приходько улыбнулся и объяснил, что это посторонний человек, случайно попавший в кадр. Родственник какой-то другой роженицы, не имеющий никакого отношения к семье Приходько–Сытник.
Я улыбнулся:
– Люди порой бывают очень глупы! Ясно же, что молодой отец держит ребенка! Значит, вы не знаете имени мужчины на фото?
– Откуда!
– А где именно ваша дочь рожала?
– Здесь недалеко, – махнул рукой Федор Максимович, – роддом в двух шагах. Налево свернете, вдоль зеленого забора…
– Какого числа внука забирали?
– Шестнадцатого февраля, – отчеканил Приходько, – такую дату не забыть.
Я попрощался с ним и пошел к эскалатору, на глаза попался тот же столик из стекла с пластиком. Посередине столешницы красовался ценник: 150 600 рублей.
– Федор Максимович, тут ошибка, – не выдержал я, повернувшись к Приходько.
– Что такое? – насторожился продавец.
– Столик…
– Хорошая вещь, качественная.
– Смотрите, сколько он стоит!
– Сто пятьдесят тысяч с мелкими рубликами.
– Правда? – изумился я. – Но за точно такой же на первом этаже хотят пятнадцать тысяч!
Лицо Приходько приобрело загадочное выражение.
– Знаете, молодой человек, – вкрадчивым голосом начал он, – внизу мебель для всех, простой вариант для покупателя с тощим кошельком, честно признаться, не слишком высокого качества, но ведь малоимущим тоже требуется на чем-то спать, сидеть, вот мы и стараемся для людей. А у меня VIP-отдел, здесь представлен эксклюзив. Стекло у нас алмазной огранки, с большим содержанием свинца, рама сделана из нового поколения пластика, его применяют в ракетостроении, ножки способны выдержать нагрузку в пять тонн, ясно теперь?
Я кивнул и пошел к эскалатору. Если честно, то мне совсем непонятно: ну зачем ставить на журнальный столик конструкцию весом в пять тысяч килограммов? Он что, предназначен для семьи слонов? Придут гости, мама-слониха водрузит на столешницу слоненка, а тот начнет читать стихи? Внешне столы и на первом, и на пятом этаже смотрятся как родные братья. И еще, ну с какой стати милейший Федор Максимович решил, что сумма почти в шестнадцать тысяч рублей устраивает неимущего человека?
Продолжая недоумевать, я вышел во двор и позвонил Норе.
– И что, – воскликнула хозяйка, – значит, сегодня? Я готова!
– Вы о чем?
– Ваня, ты?
– Я.
– Извини, я разговаривала с другим человеком, но связь прервалась, срочно приезжай домой.
– Еще что-то произошло? – напрягся я.
– Да, – коротко ответила Нора и отсоединилась.
Я полетел назад со всей возможной скоростью, но путь из-за пробок занял почти полтора часа. Увидев мое встревоженное лицо, Нора вздернула брови.
– В чем дело? Отчего такой вид?
– Вы же сказали, что у нас произошла неприятность!
– Я ни слова не обронила про плохие новости, вечно ты делаешь не те выводы из услышанного, – рассердилась Нора, – немедленно измени выражение лица!
Я постарался улыбнуться. Измени выражение лица! Милое требование. Ясно же, что, когда человек слышит слова: «Дома произошло…», он моментально начинает думать о неприятностях, а не о выигрыше сорока миллионов долларов в лотерею. Так уж устроены люди, сначала мыслят о плохом…
– Я ложусь в больницу, – возвестила Нора, – сейчас ты меня туда отвезешь.
– Господи, вы заболели?
– Нет, наоборот, я вполне здорова.
Я окончательно перестал понимать происходящее.
– Зачем тогда ложиться в клинику? На обследование? Но отчего в такой спешке? Ведь еще утром вы ничего подобного не предполагали.
– Иван Павлович, – ехидно заявила Нора, – если ты сейчас заглушишь в себе Николетту и обретешь способность слушать, я объясню тебе ситуацию. Готов?
– Да, – кивнул я.
– Вот и хорошо, – мирно ответила Нора, – начинаю.
Спустя пять минут я пожалел, что не выпил предварительно кофе, в ушах зазвенело, голова начала кружиться. Скорей всего, давление упало. Впрочем, от полученной информации кому угодно могло стать плохо.
Как вы знаете, Нора давно прикована к инвалидной коляске[2], но, пообщавшись с моей хозяйкой, большинство людей мигом забывают о том, что имеют дело с полупарализованным человеком. Нора терпеть не может жалости. Ее жилье специально устроено так, что никаких бытовых сложностей у хозяйки не возникает. Дверные проемы широкие, а лестница, ведущая с улицы на первый этаж, оборудована пандусом, еще у Норы есть машина, сконструированная по спецзаказу, а в квартире полно всяких приспособлений. То, что для простого инвалида-колясочника является огромной трудностью: поход в туалет, ванную, – для Норы не проблема. У нас везде поручни, а ванная комната имеет площадь двадцать пять квадратных метров. Коляска Норы – это суперсовременный агрегат, способный поднять свою хозяйку вверх, на уровень лица стоящего перед ней человека. В общем, Нора потратила огромное количество времени и денег, дабы стать независимым от обстоятельств человеком, но все равно, ноги-то не ходят.
До недавнего времени врачи только молча разводили руками. Но вот теперь забрезжила надежда. Будучи человеком любопытным, страстно жаждущим снова ходить, Элеонора выписывает кучу специальных медицинских журналов. В одном из них она и вычитала о новом методе. Не стану утомлять вас подробностями, я сам не слишком хорошо понял суть дела. Короче говоря, в позвоночник больного вживляют некое устройство, типа кардиостимулятора, который вшивают сердечникам. Это приспособление генерирует ток, и паралитик начинает ходить.
Впрочем, простой ситуация кажется лишь на первый взгляд. Не следует думать, что Нора наутро после вмешательства побежит по коридорам. Во-первых, сама операция очень тяжелая, и стопроцентной гарантии успеха никто не дает. Во-вторых, ее стали делать совсем недавно, методика не отработана, что тоже сильно повышает риск. В-третьих, эти операции производят в Америке, стоят услуги хирургов для иностранных граждан просто запредельную сумму, а Норе по каким-то причинам не дали визу. В-четвертых, после вмешательства предстоит необыкновенно тяжелый и болезненный реабилитационный период. Больной должен усиленно тренироваться, разрабатывать ноги. Массаж, физиотерапия, силовые нагрузки, упорство, даже упрямство, лишь тогда можно надеяться на успех, но, повторяю, гарантии удачного исхода никто не дает.
– С силой воли у меня все в порядке, – спокойно объясняла Нора, – с деньгами проблемы нет. Поэтому я списалась с госпиталем, договорилась, что врачи сами прилетят в Москву, раз меня к ним не пускают, ну и… В общем, бригада прибывает послезавтра, а меня сегодня кладут, потому что следует пройти предоперационную подготовку. Анализы всякие, ерунда на постном масле. Я давно знала число, но тебе его не сообщала, дабы избежать твоих жалостливых взглядов и сочувствия! Ненавижу, когда меня считают бедняжкой. Итак, сегодня! Понимаешь? Сегодня!!! Все по плану!
Я кивнул. Понимаю, Нора не из тех, кто будет нюниться и рассказывать о предстоящем визите к хирургу.
– Молодец, – похвалила меня хозяйка, – вопросов не задаешь, и правильно делаешь. Времени у нас немного. Слушай мои распоряжения. Пока я в клинике – ты тут главный, все решения принимаешь самостоятельно. Деньги в сейфе, как его открывать, ты знаешь. Займись делом Ермиловой! Срочно.
– Но…
– Не смей спорить! – повысила голос хозяйка. – Сам проведешь расследование.
– Под вашим руководством.
– Я лягу в клинику.
– Так по телефону будете указания мне давать.
– Нет. От меня требуют соблюдения полнейшей стерильности. Бокс. Никаких книг, газет, телевизора, радио и телефона.
– Да почему?
– Не знаю, на этом настаивают американцы. Так что разбираться тебе придется самому, ты справишься.
– Может, подождем до вашего выздоровления?
– Нет.
– Извините, но…
– Иван Павлович, – рявкнула Нора, – я тебе приказываю! Не сметь спорить! Впрочем, коли не желаешь работать – держать не стану, прямо сейчас дам расчет! Ну? Раз, два…
– Только не нервничайте, – быстро сказал я, – как прикажете, так и сделаю, просто я не гарантирую успех.
– Нет, Ваня, – тихо сказала Нора, – не те слова ты произнес. Хочу слышать другие: «Лежи, Элеонора, спокойно, не волнуйся, приедешь домой, а убийца Леры уже сидит в кутузке». Мне сейчас никак дергаться нельзя!
– Хорошо, – тут же согласился я, – считайте, что я произнес эту фразу.
– Вот и ладненько, – кивнула Нора, – а теперь по коням, нас ждут великие дела. Ну, ножки, имейте в виду, я заставлю вас работать.
Я молча пошел в прихожую. Совершенно не сомневаюсь, что к лету она станет бегать на каблуках. Такие люди, как Нора, способны на все.
Глава 5
– Ладно, это ты меня извини. Слишком много неприятных событий за короткий отрезок времени, – улыбнулась Элеонора. – У меня была сестра, ты с ней незнаком. Мы практически не общались, хоть и являлись родней. В прежние годы моя сестричка удачно вышла замуж за партийного начальника, секретаря обкома КПСС. Если помнишь советские времена, то знаешь, какая это величина. В провинции секретарь обкома царь и бог. Вот и получилось, что Надя стала обеспеченной, взлетела наверх, а я была нищета горькая, без всяких перспектив. Как-то раз, в минуту слабости, я поехала к сестрице и попросила денег в долг. Она мне ни копейки не дала, еще и отчитала: дескать, не следует к ней заявляться, своим внешним видом сестру позорить. Вот больше я и не ездила к родне, помощи от них не ждала.
Нора расправила плед, прикрывающий ее ноги, и ухмыльнулась:
– Только жизнь-то длинная и разная. Потом все перевернулось. Секретарь вместе со своим обкомом канул в Лету, а у меня бизнес пошел, мы местами поменялись. Рокировка произошла, я наверху оказалась, а Надюша внизу. Вот тут в ней сразу родственные чувства проснулись, зачастила она в Москву. Правда, недолго ездила, умерла, зато Вера, дочь ее, по шесть раз в год заявлялась, а потом исчезла. Последний раз она дочку привозила, та в вуз поступала. Родители решили, что я ее у себя поселю, но обломалось им. В общем, поживут они тут до вечера, один день, я им гостиницу потом сниму.
– А что за причина их нынешнего визита?
Нора захихикала:
– Николай книгу написал, хорошее название придумал: «Дьявол ест твое тело»!
Я поежился:
– Детектив?
– Нет, пособие по самоочищению, – развеселилась Нора, – ладно, езжай в «Громвест».
Оказавшись в машине, я хотел завести мотор, но тут зазвенел мобильный. Решив, что Нора забыла отдать мне какие-то указания, я схватил трубку и услышал голос своего хорошего приятеля Жени Милославского.
– Привет, Иван Павлович!
– Добрый день, – ответил я и сунул ключ в зажигание.
– Чего поделываешь?
– По делам еду.
– Интересным?
– Извини, не понял.
– Дела интересные?
– Да так, обычные.
– Новый клиент?
– Скорей клиентка.
Послышался смешок, покашливание и неразборчивое бормотание.
– Женя, я не слышу тебя.
– Молодая хоть клиентка или старый гриб?
– Нечто среднее.
– Жаль, – посмеивался Женька, – а то мы тут с Гришей решили оторваться, думали, может, ты к нам присоединишься? Вместе с клиенткой. А как ее зовут?
– Валерия, – машинально ответил я и спохватился: – Жень, не могу, занят.
– Отложить дела никак не удастся, а? – зудел Милославский.
– Нет.
– Скучный ты парень, Иван Павлович, – буркнул Женька. – Ладно, вдвоем повеселимся, а ты кисни.
Я положил трубку на сиденье. Женя и Гриша врачи, мы общаемся много лет, с раннего детства. Наши родители приятельствовали, все они имели отношение к миру литературы. Отец Женьки был крупный переводчик, мать поэтесса, а у Гриши папенька преподавал русскую литературу, а матушка работала в Центральном доме литераторов администратором. Одно время я думал, что мы втроем поступим в Литературный институт, но приятели решили стать врачами. Профессию они выбрали правильно и теперь стали великолепными специалистами. А еще и Женя, и Гриша самозабвенные ходоки по женской части. Оба сбегали в загс по два раза и теперь находятся, так сказать, в свободном полете. Если честно, они похожи, как братья, и порой раздражают меня. Но ведь друзья детства сродни близким родственникам, кое на что после многолетнего общения перестаешь обращать внимание. Значит, холостяки решили удариться в загул, странно, что они предложили и мне принять участие в своих развлечениях, оба знают, что я не большой любитель посиделок с девицами. Вот в бильярд пошел бы играть с удовольствием, но увы, надо ехать в фирму «Громвест».
Честно говоря, я полагал, что фирма с подобным названием имеет отношение к метеорологии или торгует оборудованием для взрывных работ. Но «Громвест» оказался всего лишь пятиэтажным магазином мебели. Федора Максимовича тут, похоже, знали все, потому что первая же пойманная мною девочка-продавщица на вопрос: «Где найти Приходько?» – бодро отрапортовала: «Вверх по эскалатору, на последний этаж, отдел VIP-мебели».
Я пошел по огромному залу, забитому диванами и креслами. Редко брожу по магазинам, в те, что торгуют мебелью, не заглядывал вообще и сейчас был немало удивлен. Все вокруг оказалось заставлено разнообразными изделиями из кожи, велюра, пластика, дерева. Кажется, гигантский выбор, на любой вкус, но, присмотревшись, хорошо понимаешь: взять нечего, все одинаково, по большей части вульгарное, не слишком высокого качества. Может, я сейчас нахожусь в отсеке для малоимущих покупателей? Может, цена этой дряни просто смехотворна? Я подошел к журнальному столику самого мерзкого вида. Толстая стеклянная столешница покоилась на черных ножках из пластика. Ну и сколько стоит сие уродство, похожее на коробку, в которую рачительные хозяйки складывают еду перед тем, как убрать ее в холодильник? Понимаете, о чем я веду речь? Стеклянный ящичек с пластиковой окантовкой, снизу, чтобы он не скользил на полу, приделаны четыре пупырышка.
Глаза наткнулись на ценник. Пятнадцать тысяч шестьсот рублей. Я еще раз изучил табличку и старательно пересчитал цифры, решив, что ошибся, эта дрянь не тянет на такую сумму. Наверное, за нее хотят тысячу пятьсот шестьдесят рублей, хотя, на мой взгляд, и это бессовестно дорого. Красная цена поделки три сотни, ну ладно, пять.
– За сколько можно приобрести этот столик? – поинтересовался я у тосковавшего рядом продавца.
– Пятнадцать тысяч шестьсот, – ответил он, – берите, недорого.
Я шарахнулся в сторону. Наверное, я выпал из действительности. Впрочем, пришел я сюда не за покупками.
Федора Максимовича я узнал сразу, он был точь-в-точь такой, как на фото: кругленький, лысый, смахивающий на бегемота.
– Не помешал? – спросил я.
Приходько мигом встал из-за стола.
– Слушаю вас. К чему интерес имеете? Столовая, гостиная или, может, детская комната?
Я улыбнулся:
– Думается, в детских вы сейчас особенно хорошо разбираетесь. Кстати, поздравляю вас с внуком.
– Спасибо, – зарделся, аки маков цвет, Приходько, – такой пацанчик! Узнаёт меня, улыбается, просто душа радуется.
Потом он спохватился:
– Простите, разве мы знакомы?
– Нет.
– Тогда откуда вы про Феденьку узнали?
– Газета ваша попалась, корпоративная, там фото.
Федор Максимович ткнул пальцем в стол.
– Эта?
Я увидел под стеклом знакомый снимок.
– Точно. Очень хорошая фотография.
– Всякому приятно внимание, – гордо сказал Приходько, – вот прислали журналиста, прямо праздник мне устроили. Народ до сих пор поздравляет. Даже кое-кто из постоянных клиентов позвонил.
– Вы всех на снимке знаете? – спросил я.
– Конечно, – удивился вопросу Федор Максимович, – семья же, жена, зять, дочь моя, а это свекровь ее. В общем, все свои, посторонних не звали. Вы к какой мебели интерес имеете?
Я снова улыбнулся:
– Федор Максимович, мне ваша помощь нужна, вот, смотрите.
Приходько уставился на мое удостоверение.
– Из милиции, что ли?
– Нет, из частной структуры, агентство «Ниро».
Продавец снял очки.
– И что?
– Вот на фотографии сбоку мужчина с букетом.
– Вижу.
– Он кто?
– Понятия не имею.
– Как это? – изумился я. – Он же снят вместе с вашей семьей. Сами только что сказали: никого посторонних не было.
– Верно, – кивнул Приходько, – только этот тип в кадр случайно попал. В родильном доме всех в одно время выписывают, с двух до четырех. Комната маленькая, медсестра одна туда-сюда ходит, младенцев выносит. Народу много набилось, этот мужчина кого-то другого встречал. В газете тоже решили, что он из наших, раз близко стоит, я не стал их разочаровывать. Так уважили, репортера прислали, ну попал чужой в кадр, и что теперь? Возмущаться? И почему он всем нужен!
– Кто? – удивился я.
– Да мужик этот. Про него меня уже расспрашивали.
– Кто? – снова, еще более изумившись, повторил я.
Федор Максимович пожал плечами:
– Пришел ко мне покупатель, кровать он смотрел, все матрасы перещупал, а потом воскликнул: «Откуда мне ваше лицо знакомо. Эй, постойте, это же вы!» И газету протягивает!
Федор Максимович уставился на издание.
– Верно, – кивнул он, – в родильном доме снимали. Это моя дочь, Алена, теперь по фамилии Сытник.
– Зять у вас красавец, – улыбнулся покупатель, тыча пальцем в мужика с букетом.
Приходько улыбнулся и объяснил, что это посторонний человек, случайно попавший в кадр. Родственник какой-то другой роженицы, не имеющий никакого отношения к семье Приходько–Сытник.
Я улыбнулся:
– Люди порой бывают очень глупы! Ясно же, что молодой отец держит ребенка! Значит, вы не знаете имени мужчины на фото?
– Откуда!
– А где именно ваша дочь рожала?
– Здесь недалеко, – махнул рукой Федор Максимович, – роддом в двух шагах. Налево свернете, вдоль зеленого забора…
– Какого числа внука забирали?
– Шестнадцатого февраля, – отчеканил Приходько, – такую дату не забыть.
Я попрощался с ним и пошел к эскалатору, на глаза попался тот же столик из стекла с пластиком. Посередине столешницы красовался ценник: 150 600 рублей.
– Федор Максимович, тут ошибка, – не выдержал я, повернувшись к Приходько.
– Что такое? – насторожился продавец.
– Столик…
– Хорошая вещь, качественная.
– Смотрите, сколько он стоит!
– Сто пятьдесят тысяч с мелкими рубликами.
– Правда? – изумился я. – Но за точно такой же на первом этаже хотят пятнадцать тысяч!
Лицо Приходько приобрело загадочное выражение.
– Знаете, молодой человек, – вкрадчивым голосом начал он, – внизу мебель для всех, простой вариант для покупателя с тощим кошельком, честно признаться, не слишком высокого качества, но ведь малоимущим тоже требуется на чем-то спать, сидеть, вот мы и стараемся для людей. А у меня VIP-отдел, здесь представлен эксклюзив. Стекло у нас алмазной огранки, с большим содержанием свинца, рама сделана из нового поколения пластика, его применяют в ракетостроении, ножки способны выдержать нагрузку в пять тонн, ясно теперь?
Я кивнул и пошел к эскалатору. Если честно, то мне совсем непонятно: ну зачем ставить на журнальный столик конструкцию весом в пять тысяч килограммов? Он что, предназначен для семьи слонов? Придут гости, мама-слониха водрузит на столешницу слоненка, а тот начнет читать стихи? Внешне столы и на первом, и на пятом этаже смотрятся как родные братья. И еще, ну с какой стати милейший Федор Максимович решил, что сумма почти в шестнадцать тысяч рублей устраивает неимущего человека?
Продолжая недоумевать, я вышел во двор и позвонил Норе.
– И что, – воскликнула хозяйка, – значит, сегодня? Я готова!
– Вы о чем?
– Ваня, ты?
– Я.
– Извини, я разговаривала с другим человеком, но связь прервалась, срочно приезжай домой.
– Еще что-то произошло? – напрягся я.
– Да, – коротко ответила Нора и отсоединилась.
Я полетел назад со всей возможной скоростью, но путь из-за пробок занял почти полтора часа. Увидев мое встревоженное лицо, Нора вздернула брови.
– В чем дело? Отчего такой вид?
– Вы же сказали, что у нас произошла неприятность!
– Я ни слова не обронила про плохие новости, вечно ты делаешь не те выводы из услышанного, – рассердилась Нора, – немедленно измени выражение лица!
Я постарался улыбнуться. Измени выражение лица! Милое требование. Ясно же, что, когда человек слышит слова: «Дома произошло…», он моментально начинает думать о неприятностях, а не о выигрыше сорока миллионов долларов в лотерею. Так уж устроены люди, сначала мыслят о плохом…
– Я ложусь в больницу, – возвестила Нора, – сейчас ты меня туда отвезешь.
– Господи, вы заболели?
– Нет, наоборот, я вполне здорова.
Я окончательно перестал понимать происходящее.
– Зачем тогда ложиться в клинику? На обследование? Но отчего в такой спешке? Ведь еще утром вы ничего подобного не предполагали.
– Иван Павлович, – ехидно заявила Нора, – если ты сейчас заглушишь в себе Николетту и обретешь способность слушать, я объясню тебе ситуацию. Готов?
– Да, – кивнул я.
– Вот и хорошо, – мирно ответила Нора, – начинаю.
Спустя пять минут я пожалел, что не выпил предварительно кофе, в ушах зазвенело, голова начала кружиться. Скорей всего, давление упало. Впрочем, от полученной информации кому угодно могло стать плохо.
Как вы знаете, Нора давно прикована к инвалидной коляске[2], но, пообщавшись с моей хозяйкой, большинство людей мигом забывают о том, что имеют дело с полупарализованным человеком. Нора терпеть не может жалости. Ее жилье специально устроено так, что никаких бытовых сложностей у хозяйки не возникает. Дверные проемы широкие, а лестница, ведущая с улицы на первый этаж, оборудована пандусом, еще у Норы есть машина, сконструированная по спецзаказу, а в квартире полно всяких приспособлений. То, что для простого инвалида-колясочника является огромной трудностью: поход в туалет, ванную, – для Норы не проблема. У нас везде поручни, а ванная комната имеет площадь двадцать пять квадратных метров. Коляска Норы – это суперсовременный агрегат, способный поднять свою хозяйку вверх, на уровень лица стоящего перед ней человека. В общем, Нора потратила огромное количество времени и денег, дабы стать независимым от обстоятельств человеком, но все равно, ноги-то не ходят.
До недавнего времени врачи только молча разводили руками. Но вот теперь забрезжила надежда. Будучи человеком любопытным, страстно жаждущим снова ходить, Элеонора выписывает кучу специальных медицинских журналов. В одном из них она и вычитала о новом методе. Не стану утомлять вас подробностями, я сам не слишком хорошо понял суть дела. Короче говоря, в позвоночник больного вживляют некое устройство, типа кардиостимулятора, который вшивают сердечникам. Это приспособление генерирует ток, и паралитик начинает ходить.
Впрочем, простой ситуация кажется лишь на первый взгляд. Не следует думать, что Нора наутро после вмешательства побежит по коридорам. Во-первых, сама операция очень тяжелая, и стопроцентной гарантии успеха никто не дает. Во-вторых, ее стали делать совсем недавно, методика не отработана, что тоже сильно повышает риск. В-третьих, эти операции производят в Америке, стоят услуги хирургов для иностранных граждан просто запредельную сумму, а Норе по каким-то причинам не дали визу. В-четвертых, после вмешательства предстоит необыкновенно тяжелый и болезненный реабилитационный период. Больной должен усиленно тренироваться, разрабатывать ноги. Массаж, физиотерапия, силовые нагрузки, упорство, даже упрямство, лишь тогда можно надеяться на успех, но, повторяю, гарантии удачного исхода никто не дает.
– С силой воли у меня все в порядке, – спокойно объясняла Нора, – с деньгами проблемы нет. Поэтому я списалась с госпиталем, договорилась, что врачи сами прилетят в Москву, раз меня к ним не пускают, ну и… В общем, бригада прибывает послезавтра, а меня сегодня кладут, потому что следует пройти предоперационную подготовку. Анализы всякие, ерунда на постном масле. Я давно знала число, но тебе его не сообщала, дабы избежать твоих жалостливых взглядов и сочувствия! Ненавижу, когда меня считают бедняжкой. Итак, сегодня! Понимаешь? Сегодня!!! Все по плану!
Я кивнул. Понимаю, Нора не из тех, кто будет нюниться и рассказывать о предстоящем визите к хирургу.
– Молодец, – похвалила меня хозяйка, – вопросов не задаешь, и правильно делаешь. Времени у нас немного. Слушай мои распоряжения. Пока я в клинике – ты тут главный, все решения принимаешь самостоятельно. Деньги в сейфе, как его открывать, ты знаешь. Займись делом Ермиловой! Срочно.
– Но…
– Не смей спорить! – повысила голос хозяйка. – Сам проведешь расследование.
– Под вашим руководством.
– Я лягу в клинику.
– Так по телефону будете указания мне давать.
– Нет. От меня требуют соблюдения полнейшей стерильности. Бокс. Никаких книг, газет, телевизора, радио и телефона.
– Да почему?
– Не знаю, на этом настаивают американцы. Так что разбираться тебе придется самому, ты справишься.
– Может, подождем до вашего выздоровления?
– Нет.
– Извините, но…
– Иван Павлович, – рявкнула Нора, – я тебе приказываю! Не сметь спорить! Впрочем, коли не желаешь работать – держать не стану, прямо сейчас дам расчет! Ну? Раз, два…
– Только не нервничайте, – быстро сказал я, – как прикажете, так и сделаю, просто я не гарантирую успех.
– Нет, Ваня, – тихо сказала Нора, – не те слова ты произнес. Хочу слышать другие: «Лежи, Элеонора, спокойно, не волнуйся, приедешь домой, а убийца Леры уже сидит в кутузке». Мне сейчас никак дергаться нельзя!
– Хорошо, – тут же согласился я, – считайте, что я произнес эту фразу.
– Вот и ладненько, – кивнула Нора, – а теперь по коням, нас ждут великие дела. Ну, ножки, имейте в виду, я заставлю вас работать.
Я молча пошел в прихожую. Совершенно не сомневаюсь, что к лету она станет бегать на каблуках. Такие люди, как Нора, способны на все.
Глава 5
Клиника, где Элеоноре предстояло лечь на операционный стол, находилась за городом и внешне напоминала что угодно: дорогой отель, пансионат, частный дом, но только не больницу. Меня усадили в роскошно обставленном холле около раскидистой пальмы. Я не удержался и потрогал ствол, дерево оказалось настоящим. Обслуживающий персонал был тут невероятно выдрессирован. Пока Нору переодевали, мне принесли кофе, не отвратительный растворимый напиток, а натуральный – арабику. На подносе, кроме изящной чашечки, стояла серебряная вазочка с дорогим печеньем, а еще мило улыбающаяся администраторша предложила мне мужские журналы на любой вкус, от тех, в которых рассказывается про автомобили, до легкой порнографии.
Нору вывезли примерно через час. На хозяйке был незнакомый мне нежно-бежевый халат, волосы ее прикрывала шапочка, похожая на берет.
– Езжай домой, – велела Элеонора.
Сестра, шедшая за креслом, протянула мне саквояж.
– Тут вещи и мобильный.
Я шагнул было к креслу. Честно говоря, я не слишком хорошо понимал, как следует себя вести. Поцеловать Нору? Обнять ее? Но наши отношения никогда не были фамильярными. Она моя хозяйка, а я исполнительный служащий. Но сейчас ей предстоит операция, тяжелая, даже опасная. Просто уйти? Пожать руку?
Нора хмыкнула:
– Ступай, Ваня. Лобызать меня будешь в гробу.
– Ну и глупости вы говорите, – вскипел я.
– Ты просто не видишь своего лица, – веселилась Элеонора. – Ну просто букет в руки – и на кладбище. Право, я еще не умерла, нет необходимости сейчас размышлять, куда меня приличнее поцеловать в последний раз.
Я тяжело вздохнул: ну разве можно жалеть такого человека?
– Лучше прямо с утра начинай заниматься делом Ермиловой, – напомнила Нора.
Я кивнул. Отчего-то я потерял дар речи. Только сейчас до меня дошло, что, вероятно, я вижу Нору живой в последний раз. Позвоночник дело тонкое, всякое может случиться.
– Поехали, – велела сестре Нора.
Я проводил глазами коляску.
– Кстати, – притормозила Элеонора у двери, – там, в сейфе, завещание, вскроешь в случае чего.
Мне стало совсем не по себе, я кинулся к хозяйке.
– Нора, погодите!
Она обернулась:
– Не надейся, Ваня. Я еще проживу лет сто, не меньше, а потом, отбросив тапки, превращусь во вредное привидение и стану каждую ночь трясти тебя холодной костлявой ручкой, приговаривая: «Ваня, не тухни, работай».
Желание обнять Нору испарилось.
– Чао, – хмыкнула хозяйка и исчезла в коридоре.
Я взял сумку и спохватился:
– Как же поддерживать связь с больной?
Администратор мило улыбнулась:
– Она здорова и, надеюсь, станет еще здоровей, когда выйдет, но одним из условий успеха, в котором никто из нашего персонала не сомневается, является соблюдение полнейшей стерильности и психического спокойствия. Поэтому никакого телефона в палате, телевизора, радио, газет.
– Этак с ума сойти можно! Нора не сумеет бездействовать.
– Мы даем пациентам книги из нашей библиотеки, те, что отобрал психолог, – продолжала девушка, – спокойное, милое чтение: Диккенс, Агата Кристи, Дюма, и никаких современных авторов. Вот моя визитка, звоните на ресепшен, получите полнейшую информацию о здоровье Элеоноры.
Я взял карточку и пошел к машине. Однако, в этой больнице работает необычный персонал. Все медработники, с которыми я до сих пор имел дело, были до смешного суеверны. Фразу: «Никто из нас не сомневается в успехе операции» – они ни при каких обстоятельствах произнести не могли. «Если все пойдет так, как задумано», «будем надеяться на положительную динамику» – вот максимально радужные предположения, сообщаемые, как правило, людьми в белых халатах.
Утром я с огромным удивлением увидел на кухне Веру и Николая. Парочка сидела за столом, явно собираясь завтракать.
– Вы это едите? – забыв со мной поздороваться, Николай ткнул пальцем в блюдо с мясной нарезкой.
– Тама все свежее, – поспешила оправдаться домработница Ленка, – не сомневайтесь, в хорошем месте беру, кушайте на здоровье.
– Спасибо, но мы такое не употребляем, – хором ответила парочка.
Я сел на свободный стул, взял кусок белого хлеба, положил на него аппетитный кругляш «Докторской» колбасы и открыл было рот.
– Человек зубами роет себе могилу, – каркнул Николай.
От неожиданности я выронил бутерброд и клацнул челюстями, а Ленка перекрестилась.
– Вот ужас-то! – воскликнула она. – Где же такая страсть приключилась? В газете прочитали? Не осталось ее у вас, я тоже бы посмотрела.
– Не в газете дело, – ответил Николай, – я про Ивана речь веду.
– Вы о чем? – спросил я, снова принимаясь за аппетитный сандвич.
Супруги переглянулись.
– Ну, поскольку нам теперь целый месяц жить вместе… – начала Вера.
Откушенный кусок колбасы выпал у меня изо рта.
– Как месяц! – в ужасе воскликнул я. – Элеонора же вчера говорила о гостинице.
– Она, уезжая отдыхать, – спокойно возразил Николай, – зашла к нам и сказала: «Живите у меня, все-таки вы родня!»
– Да-а? – недоверчиво протянул я. – Странно, однако. Вчера речь шла об отеле.
– Ты ведь ее секретарь, – прищурилась Вера, – следовательно, номер тебе бы снять поручили.
– Верно.
– Ну и что? Отдала Нора такое распоряжение?
– Нет.
– Вот видишь, – засмеялась Вера. – А почему?
– Потому, что совесть ее заела, – закончил Николай, – она поняла, что встретила нас плохо.
Я попытался проглотить бутерброд. Может, оно и так, Элеоноре, как я уже говорил выше, свойственно бурное раскаяние. Сначала она раздавит человека, а потом оплачивает его похороны.
– Да ты позвони ей, – посоветовала Вера, – если нам не веришь.
– Мы тебе не помешаем, – сказал Николай, – тихие совсем…
Я молча положил в кофе сахар, одну ложечку, вторую, грешен, люблю сладкое. К сожалению, связаться с хозяйкой я никак не смогу. Ее мобильный лежит сейчас в ящике письменного стола. Нора никому, кроме меня, не рассказала о предстоящей операции. Моя хозяйка абсолютно не суеверна, но ей, в случае неудачи, не хочется видеть жалость в глазах людей. Для всех она просто уехала отдыхать.
– Если Элеонора предоставила вам приют, – наконец выдавил я из себя, – то ничего против я иметь не могу, тут она полноправная хозяйка, отдающая мне приказания. Живите сколько хотите.
– Вот и хорошо, – повеселела Вера.
– Худой мир лучше доброй ссоры, – заявил Николай, – мы в долгу не останемся…
– Рассчитаю тебе цикл бесплатно, – пообещала Вера.
– Что? – не понял я.
Вера кокетливо поправила крашеные пряди.
– Мы, кстати, так и не познакомились. Я Вера Пыжова! Понимаешь? Ве-ра! Пы-жо-ва!
Я заморгал. Последняя фраза была произнесена с такой интонацией, как будто требовалось воскликнуть: «О боже! Вы Пыжова! Та самая! Извините, не узнал!»
Но я на самом деле не имел понятия, кем является гостья, поэтому просто кивнул.
– Очень приятно. Ну а я, если разрешите напомнить, Иван Павлович Подушкин.
Николай выпучил глаза:
– Ты никогда о нас не слышал?
– Извините, не пришлось.
Парочка опять переглянулась.
– Вот поэтому в нашей стране средний срок жизни пятьдесят три года, – протянула Вера, – люди просто не читают нужные книги!
– Дерьмом увлекаются, – поддакнул Николай, – детективами, фантастикой, телевизор смотрят, сериалы!
Ленка, огромная любительница мексиканского «мыла», возмущенно фыркнула, но не позволила себе вмешаться в беседу.
– Вы писатели! – догадался я. – Создаете философско-эпические произведения о смысле жизни.
Вера раздраженно дернула плечом.
– Нет, я – гомеопат-астролог, крупнейший специалист, мировая величина, умею составлять гороскопы, ко мне очередь на год вперед расписана. Николай – ученый, пишет книги об оздоровлении организма, у него их уже пятьдесят.
– Сколько? – поразился я.
Нору вывезли примерно через час. На хозяйке был незнакомый мне нежно-бежевый халат, волосы ее прикрывала шапочка, похожая на берет.
– Езжай домой, – велела Элеонора.
Сестра, шедшая за креслом, протянула мне саквояж.
– Тут вещи и мобильный.
Я шагнул было к креслу. Честно говоря, я не слишком хорошо понимал, как следует себя вести. Поцеловать Нору? Обнять ее? Но наши отношения никогда не были фамильярными. Она моя хозяйка, а я исполнительный служащий. Но сейчас ей предстоит операция, тяжелая, даже опасная. Просто уйти? Пожать руку?
Нора хмыкнула:
– Ступай, Ваня. Лобызать меня будешь в гробу.
– Ну и глупости вы говорите, – вскипел я.
– Ты просто не видишь своего лица, – веселилась Элеонора. – Ну просто букет в руки – и на кладбище. Право, я еще не умерла, нет необходимости сейчас размышлять, куда меня приличнее поцеловать в последний раз.
Я тяжело вздохнул: ну разве можно жалеть такого человека?
– Лучше прямо с утра начинай заниматься делом Ермиловой, – напомнила Нора.
Я кивнул. Отчего-то я потерял дар речи. Только сейчас до меня дошло, что, вероятно, я вижу Нору живой в последний раз. Позвоночник дело тонкое, всякое может случиться.
– Поехали, – велела сестре Нора.
Я проводил глазами коляску.
– Кстати, – притормозила Элеонора у двери, – там, в сейфе, завещание, вскроешь в случае чего.
Мне стало совсем не по себе, я кинулся к хозяйке.
– Нора, погодите!
Она обернулась:
– Не надейся, Ваня. Я еще проживу лет сто, не меньше, а потом, отбросив тапки, превращусь во вредное привидение и стану каждую ночь трясти тебя холодной костлявой ручкой, приговаривая: «Ваня, не тухни, работай».
Желание обнять Нору испарилось.
– Чао, – хмыкнула хозяйка и исчезла в коридоре.
Я взял сумку и спохватился:
– Как же поддерживать связь с больной?
Администратор мило улыбнулась:
– Она здорова и, надеюсь, станет еще здоровей, когда выйдет, но одним из условий успеха, в котором никто из нашего персонала не сомневается, является соблюдение полнейшей стерильности и психического спокойствия. Поэтому никакого телефона в палате, телевизора, радио, газет.
– Этак с ума сойти можно! Нора не сумеет бездействовать.
– Мы даем пациентам книги из нашей библиотеки, те, что отобрал психолог, – продолжала девушка, – спокойное, милое чтение: Диккенс, Агата Кристи, Дюма, и никаких современных авторов. Вот моя визитка, звоните на ресепшен, получите полнейшую информацию о здоровье Элеоноры.
Я взял карточку и пошел к машине. Однако, в этой больнице работает необычный персонал. Все медработники, с которыми я до сих пор имел дело, были до смешного суеверны. Фразу: «Никто из нас не сомневается в успехе операции» – они ни при каких обстоятельствах произнести не могли. «Если все пойдет так, как задумано», «будем надеяться на положительную динамику» – вот максимально радужные предположения, сообщаемые, как правило, людьми в белых халатах.
Утром я с огромным удивлением увидел на кухне Веру и Николая. Парочка сидела за столом, явно собираясь завтракать.
– Вы это едите? – забыв со мной поздороваться, Николай ткнул пальцем в блюдо с мясной нарезкой.
– Тама все свежее, – поспешила оправдаться домработница Ленка, – не сомневайтесь, в хорошем месте беру, кушайте на здоровье.
– Спасибо, но мы такое не употребляем, – хором ответила парочка.
Я сел на свободный стул, взял кусок белого хлеба, положил на него аппетитный кругляш «Докторской» колбасы и открыл было рот.
– Человек зубами роет себе могилу, – каркнул Николай.
От неожиданности я выронил бутерброд и клацнул челюстями, а Ленка перекрестилась.
– Вот ужас-то! – воскликнула она. – Где же такая страсть приключилась? В газете прочитали? Не осталось ее у вас, я тоже бы посмотрела.
– Не в газете дело, – ответил Николай, – я про Ивана речь веду.
– Вы о чем? – спросил я, снова принимаясь за аппетитный сандвич.
Супруги переглянулись.
– Ну, поскольку нам теперь целый месяц жить вместе… – начала Вера.
Откушенный кусок колбасы выпал у меня изо рта.
– Как месяц! – в ужасе воскликнул я. – Элеонора же вчера говорила о гостинице.
– Она, уезжая отдыхать, – спокойно возразил Николай, – зашла к нам и сказала: «Живите у меня, все-таки вы родня!»
– Да-а? – недоверчиво протянул я. – Странно, однако. Вчера речь шла об отеле.
– Ты ведь ее секретарь, – прищурилась Вера, – следовательно, номер тебе бы снять поручили.
– Верно.
– Ну и что? Отдала Нора такое распоряжение?
– Нет.
– Вот видишь, – засмеялась Вера. – А почему?
– Потому, что совесть ее заела, – закончил Николай, – она поняла, что встретила нас плохо.
Я попытался проглотить бутерброд. Может, оно и так, Элеоноре, как я уже говорил выше, свойственно бурное раскаяние. Сначала она раздавит человека, а потом оплачивает его похороны.
– Да ты позвони ей, – посоветовала Вера, – если нам не веришь.
– Мы тебе не помешаем, – сказал Николай, – тихие совсем…
Я молча положил в кофе сахар, одну ложечку, вторую, грешен, люблю сладкое. К сожалению, связаться с хозяйкой я никак не смогу. Ее мобильный лежит сейчас в ящике письменного стола. Нора никому, кроме меня, не рассказала о предстоящей операции. Моя хозяйка абсолютно не суеверна, но ей, в случае неудачи, не хочется видеть жалость в глазах людей. Для всех она просто уехала отдыхать.
– Если Элеонора предоставила вам приют, – наконец выдавил я из себя, – то ничего против я иметь не могу, тут она полноправная хозяйка, отдающая мне приказания. Живите сколько хотите.
– Вот и хорошо, – повеселела Вера.
– Худой мир лучше доброй ссоры, – заявил Николай, – мы в долгу не останемся…
– Рассчитаю тебе цикл бесплатно, – пообещала Вера.
– Что? – не понял я.
Вера кокетливо поправила крашеные пряди.
– Мы, кстати, так и не познакомились. Я Вера Пыжова! Понимаешь? Ве-ра! Пы-жо-ва!
Я заморгал. Последняя фраза была произнесена с такой интонацией, как будто требовалось воскликнуть: «О боже! Вы Пыжова! Та самая! Извините, не узнал!»
Но я на самом деле не имел понятия, кем является гостья, поэтому просто кивнул.
– Очень приятно. Ну а я, если разрешите напомнить, Иван Павлович Подушкин.
Николай выпучил глаза:
– Ты никогда о нас не слышал?
– Извините, не пришлось.
Парочка опять переглянулась.
– Вот поэтому в нашей стране средний срок жизни пятьдесят три года, – протянула Вера, – люди просто не читают нужные книги!
– Дерьмом увлекаются, – поддакнул Николай, – детективами, фантастикой, телевизор смотрят, сериалы!
Ленка, огромная любительница мексиканского «мыла», возмущенно фыркнула, но не позволила себе вмешаться в беседу.
– Вы писатели! – догадался я. – Создаете философско-эпические произведения о смысле жизни.
Вера раздраженно дернула плечом.
– Нет, я – гомеопат-астролог, крупнейший специалист, мировая величина, умею составлять гороскопы, ко мне очередь на год вперед расписана. Николай – ученый, пишет книги об оздоровлении организма, у него их уже пятьдесят.
– Сколько? – поразился я.