Страница:
Дарья Донцова
Всем сестрам по мозгам
Глава 1
Если хочешь понять, что вещь тебе абсолютно не нужна, купи ее!
Я с недоумением смотрела на небольшой, размером с авторучку, приборчик и задавала себе вопрос: ну в какую командировку уехал мой ум, когда я его покупала? Зачем мне это? И ведь штуковина стоит почти шесть тысяч рублей! Каким образом продавец ухитрился убедить меня раскошелиться? А знаете, что это такое? Электронный выщипыватель бровей, которым можно управлять через Интернет. Ни больше ни меньше. Как я приобрела сей механизм? О, эта история достойна отдельного рассказа. Я отправилась в торговый центр, чтобы купить новую кофемолку – прежняя, к сожалению, приказала долго жить, проработав всего пару месяцев. Вероятно, в столь скорой поломке бытового прибора виновата я сама: не следовало измельчать в нем до состояния пудры гречневую, пшенную и рисовую крупы. Но я, чтобы выглядеть посимпатичнее, решила делать перед сном маски для лица, вот и замучила до смерти несчастный прибор. В магазине была тьма хорошей бытовой техники, только мне, жадине, кофемолки за две тысячи показались слишком дорогими, и я надумала поехать на Горбушку.
Если честно, это совсем глупая идея. Собственно, с чего мне пришло в голову, что на другом конце Москвы цены окажутся ниже плинтуса? Также стоило вспомнить о бензине, который мой внедорожник жрет, как оголодавший крокодил цыплят. Учитывая стоимость топлива, заплатить за товар придется в два раза больше, да еще предстоит кучу времени торчать в пробках. Оригинальная получается экономия. И все же я, придавленная своей жадностью, поспешила к выходу из торгового центра. Однако была перехвачена лучезарно улыбающимся парнем, который в два счета объяснил, что электронный выщипыватель бровей мне необходим, как мать родная.
– Он компактный, с пятью захватывающими устройствами, электричества потребляет на копейки, удобен в любой ситуации, особенно незаменим в командировке, – соловьем пел дилер. – Бровещипом можно пользоваться в ресторане, кино, театре, на прогулке, в том месте, где нужно хорошо выглядеть. Ну представьте, у вас, например, романтический вечер на природе. Любимый готов предложить выйти за него замуж, а у невесты брови, как у носорога! Что делать? С нашим прибором эта проблема решится вмиг – спрячетесь за кустик, вжик-вжик-вжик, и выходите красавицей. А какая экономия времени! Едете домой, хотите облагородить брови, но нет времени ждать, пока прибор нагреется? Не расстраивайтесь, производитель подумал о работающих женщинах. Заходите в Интернет, вбиваете адрес своего бровещипа и отправляете ему приказ: включайся. И когда вернетесь домой, устройство встретит вас в прихожей с распростертыми объятиями, то есть, простите, с разогретыми дергательными зажимами. Правда, данная услуга будет доступна, по расчетам создателей прибора, лет через пятнадцать. Но ведь как прикольно!
Парень просто загипнотизировал меня. Иначе чем еще можно объяснить мой поступок, когда я, словно крыса под звуки дудочки, потопала к кассе и, не колеблясь, отдала шесть тысяч рублей?
Но вот что самое интересное. Собираясь в командировку, я сунула-таки в сумку недавно купленную коробочку и только сейчас, намереваясь отправиться на завтрак, спросила себя: «Танюша, за каким чертом тебе сия фигня?»
В дверь постучали. Я быстро засунула нелепое приобретение под подушку и крикнула:
– Войдите.
В спальню заглянула горничная. Сильно хромая, она дошла до шкафа, сделала книксен и неожиданно покраснела.
– Госпожа Сергеева, завтрак подан. Меня зовут Светлана. Разрешите убрать вашу комнату сейчас или лучше привести ее в порядок позднее?
Я смутилась.
– Спасибо, Светлана… э… э… А как ваше отчество?
Женщина снова сделала книксен.
– Просто Светлана, пожалуйста.
– Тогда зовите меня Татьяной, – попросила я. – Занимайтесь уборкой в любое время.
Горничная опустила глаза.
– Хорошо, госпожа Татьяна. Все, как вы пожелаете. С вашего разрешения, я пойду оповещу господ Реутовых о сервированном завтраке. Вам что-нибудь надо?
Светлана выжидательно смотрела на меня, а я на нее. Согласитесь, очень неудобно, когда женщина отнюдь не юного возраста поминутно приседает перед тобой и упорно именует тебя госпожой. Наконец я сообразила, что прислуга ждет ответа на свой вопрос, и пробормотала:
– Спасибо. Мне ничего не нужно.
– Разрешите идти? – осведомилась горничная.
– Пожалуйста, – кивнула я.
– Когда понадоблюсь, нажмите на кнопку в изголовье кровати, – лучезарно улыбаясь, произнесла Светлана. – Приятного вам завтрака.
Сделав очередной реверанс, она испарилась. Похоже, у нее болит правая нога, горничная старалась осторожно ступать на нее.
Я быстро причесалась и пошла по коридору в ту сторону, откуда раздавались голоса.
Едва я устроилась на стуле, как высокий худой, совершенно седой мужчина, сидевший во главе стола, громко сказал:
– Доброе утро, господа. Хочу объяснить, зачем собрал вас здесь вместе. Мое имя Сергей Павлович Мануйлов, я не женат, не имею детей или каких-либо других близких родственников. Детство мое прошло в приюте, но я благодарен судьбе, научившей меня стойкости и умению бороться с жизненными трудностями. Как знать, что бы случилось со мной, не погибни мои родители в автокатастрофе много лет назад. Скорее всего, я бы счастливо жил в крохотном селе дальнего Подмосковья, окончил среднюю школу, пошел работать на автобазу, как мой отец, а сейчас бы уже, вероятно, лежал в могиле, досрочно отправленный туда национальной русской болезнью под названием «алкоголизм». Но привычное течение жизни оборвала продавщица сельпо из городка Грязево, которая Первого мая, нарушив тогдашний советский закон, запрещавший торговать в праздники водкой, отпустила бутылку дешевого пойла моему отцу, Павлу Мануйлову. Тот, человек не жадный, приехав домой, угостил свою жену Алевтину. Супруги развеселились и решили продолжить банкет. Они оседлали семейный мотоцикл и поехали в Грязево за добавкой, прихватив с собой сына, дабы не оставлять его одного дома.
Рассказчик обвел взглядом слушателей и продолжил повествование, периодически говоря о себе в третьем лице:
– Момента аварии я не помню, был слишком мал. Да и если бы помнил, поведать о том, что случилось на шоссе, не смог бы по причине внезапно наступившей немоты. Да, да, у меня пропала речь. И спасибо доктору, которая, осмотрев вышедшего из больницы ребенка, сделала вывод, что он идиот, и отправила его в специализированный интернат для детей с проблемами развития. Моя судьба – сплошной фарт: выжил в катастрофе и не попал в обычный подмосковный детдом. Меня взял под свое крыло профессор Кириллов, который поставил перед собой благородную цель – возвращать речь людям. Ученый создал лабораторию, где испытывал на больных разные методы шоковой терапии, полагая, что сильный испуг поспособствует исцелению. К примеру: если человек внезапно ночью увидит крысу, он закричит: «Спасите!» – и речь вернется. Кириллов изощренно пугал своих подопечных, среди которых были и дети.
– Оригинально, – не удержалась я от комментария.
Сергей Павлович посмотрел на меня.
– Согласен. Но такое уж тогда в советской стране было время. Немота, по мнению педагогов и докторов, не считалась болезнью, и если ребенок физически здоров, но не может изъясняться, он лентяй, хулиган, капризник. Ладно бы я ничего не слышал, тогда бы попал к глухонемым детям. Да только со слухом у меня все было в порядке! И таких, как я, подвергали наказаниям. О науке под названием «психология» советская педагогика предпочитала не знать. Кнут и пряник – вот примитивное оружие тогдашних воспитателей. Если мальчик старательно учится, слушается старших, аккуратно одет, ему положена конфета. Если наоборот, то он плохой, и для него припасен ремень. А профессор Кириллов считал таких, как я, больными и лечил. Хорошо помню, как меня привели в большую ярко освещенную комнату, за окнами которой расстилался залитый летним солнцем сад. Там сидел добрый дядя, который очень ласково побеседовал со мной и сказал: «Ты теперь будешь жить с нами. В уютной спальне тебя ждет мягкая постель, в библиотеке много прекрасных книг, в игровой масса машинок, к чаю у нас подают вафли, а сейчас ты можешь пойти во двор, нарвать яблок сколько хочешь. Вон там дверь на террасу». Наивный, полный радостного предвкушения, я бросился к створке, распахнул ее, шагнул – и неожиданно очутился в абсолютно темном помещении. И тут же мне на голову хлынула ледяная вода.
– Вот мерзавец этот профессор! – снова не удержалась я. – Да он издевался над детьми!
Хозяин дома усмехнулся.
– Вы не правы. Спасибо Кириллову, в конце концов я научился разговаривать и оказался в московском детдоме. А дальше уже другая история, и я не стану утомлять вас деталями своей биографии. Перейду к цели нашего сегодняшнего собрания. Сейчас я умираю. Ничего особо трагичного в данном факте нет, всем когда-то придется уйти из жизни. Врачи не могут сказать точно, сколько мне еще осталось, ясно одно: к следующему лету кто-то из вас станет наследником моего состояния.
Над столом пронесся общий вздох. Сергей Павлович улыбнулся:
– Разрешите продолжить? Не могу назвать себя самым богатым человеком на земле, но кое-какие материальные ценности у меня есть. Вот этот двухэтажный дом, в котором мы находимся. Затрудняюсь назвать его цену, но, учитывая участок, обстановку, библиотеку, разные интерьерные штучки, полагаю, миллионов семь-восемь или даже девять.
– Рублей? – уточнила женщина, сидевшая напротив меня. – Большие деньги-то!
– Замолчи, – процедил мужчина в крикливом клетчатом пиджаке.
– Что не так, Леня? – взвилась дама. – Я просто спросила. Интересно же.
– Абсолютно согласен с вами, Жанна, – кивнул хозяин дома. – Включаясь в соревнование, надо выяснить размер приза.
– Соревнование? – повторил Леонид. – Не понял.
– Давайте не будем горячиться, – спокойно продолжил Сергей Павлович, – сейчас вы представите картину полностью. Кроме особняка и земли, у меня есть несколько банковских счетов, суммы на которых я озвучивать не стану, плюс разные мелочи вроде машины и небольшой яхты. Но самое главное – патенты. Дом состарится и развалится, деньги истратятся, автомобиль и яхта придут в негодность, а вот авторские права продолжат кормить наследника, его детей и внуков. Только, как вы уже успели понять, я не обзавелся потомством, а отдавать заработанное тяжким трудом государству не собираюсь, поэтому и решил созвать вас. Каждый из присутствующих здесь получил мое приглашение.
Сергей Павлович взял со стола конверт, вынул из него лист бумаги и торжественно прочитал:
– «Уважаемый имярек, господин Мануйлов имеет честь пригласить вас в гости в свой дом, находящийся в живописном месте ближайшего Подмосковья. Надеюсь, вы не откажетесь провести две недели в компании приятных людей, наслаждаясь изысканной кухней и элитарным общением. Мне будет особенно приятно встретиться в вами, так как я хочу назначить вас своим наследником. Все подробности изложу при нашей встрече. Пожалуйста, возьмите с собой паспорт, он понадобится при оформлении документа…» Ну и так далее.
Мануйлов сложил листок и сунул его в карман. Затем продолжил:
– Когда-то ваши родственники помогли мне – кто словом, кто делом. Одни дали кусок хлеба, другие похвалили, третьи были жестоки, но тем самым преподнесли мне хороший жизненный урок. Пожалуй, последним я благодарен больше, чем остальным, поскольку именно они сделали из глупого, наивного мальчика настоящего стоика, способного идти к цели, не обращая внимания ни на какие физические или моральные трудности. Итак, в течение двух недель я буду к вам присматриваться, потом сделаю выбор, назову имя того, кому достанется наследство. Все указанное время вы должны жить здесь. Упаси вас бог считать себя пленниками! Дом, сад, любые хозяйственные постройки открыты для обозрения. Гуляйте, купайтесь, загорайте, катайтесь на велосипедах, наслаждайтесь едой, вином, берите в библиотеке книги, DVD-диски. Интернета здесь нет, поэтому выйти в Сеть вы не сможете. И особняк построен в таком месте, где не работают сотовые телефоны. Если в какой-то момент вам надоест мое гостеприимство, только скажите – к дверям немедленно подадут машину и отвезут вас, куда вы пожелаете. Но! Покинув дом до истечения оговоренного срока, вы автоматически выбываете из списка претендентов на наследство.
Сергей Павлович обвел присутствующих взглядом.
– Деньги мне достались, повторяю, тяжелым трудом, и я хочу, чтобы ими после моей смерти распоряжался достойный человек. Назову несколько видов двуногих, к которым я испытываю презрение, прежде всего это трусы и вруны. Тот, кто сбежит из дома, будет причислен мною к категории слабых людишек сродни дезертирам, а значит, ни особняка, ни всего остального ему никогда не видать. Еще раз говорю: вы абсолютно свободны, у каждого есть выбор – бороться за наследство или сдаться, уехать прочь ни с чем.
– Сомневаюсь, что кто-либо не сможет прожить пару недель в роскошных условиях, – громко произнес мужчина, по выправке похожий то ли на артиста балета, то ли на военного, то ли на человека, которого строгие родители заставляли в детстве часами стоять, прислонившись спиной к стене, чтобы выработать прямую осанку.
– Вы правы, Николай, – улыбнулся Сергей Павлович. – Но все люди разные, одному невмоготу даже в легкий дождик пройти по улице без зонта, а другой в проливной ливень обойдется без плаща.
– Я лично ни за что не уеду! – гордо заявил Николай.
Жанна по-детски подняла руку:
– У меня вопрос.
– Не стоит начинать базар, – протянул Леонид.
– Ты здесь не хозяин! – огрызнулась его жена. И обратилась к Мануйлову: – У меня в приглашении нет ни слова о том, что вы созываете кучу наследников. Я поняла, что являюсь единственной, кому вы собрались передать наследство.
– Здесь написано «провести две недели в компании приятных людей», – подала голос коротко стриженная женщина, – следовательно, гостей предполагалось много.
– Ну и где сказано, что они претенденты на имущество? – надулась Жанна Реутова. – Не знаю, как у вас, а у меня текст заканчивается фразой: «Будучи человеком бездетным и не семейным, я намерен передать все свое состояние в руки достойного человека, который правильно им распорядится». По-моему, предельно ясно – Сергей Павлович задумал осчастливить именно меня. А теперь выясняется, что кандидатов много и речь идет о соревновании! Что делать-то придется? Почему нас заранее не предупредили о конкурсе?
Я с недоумением смотрела на небольшой, размером с авторучку, приборчик и задавала себе вопрос: ну в какую командировку уехал мой ум, когда я его покупала? Зачем мне это? И ведь штуковина стоит почти шесть тысяч рублей! Каким образом продавец ухитрился убедить меня раскошелиться? А знаете, что это такое? Электронный выщипыватель бровей, которым можно управлять через Интернет. Ни больше ни меньше. Как я приобрела сей механизм? О, эта история достойна отдельного рассказа. Я отправилась в торговый центр, чтобы купить новую кофемолку – прежняя, к сожалению, приказала долго жить, проработав всего пару месяцев. Вероятно, в столь скорой поломке бытового прибора виновата я сама: не следовало измельчать в нем до состояния пудры гречневую, пшенную и рисовую крупы. Но я, чтобы выглядеть посимпатичнее, решила делать перед сном маски для лица, вот и замучила до смерти несчастный прибор. В магазине была тьма хорошей бытовой техники, только мне, жадине, кофемолки за две тысячи показались слишком дорогими, и я надумала поехать на Горбушку.
Если честно, это совсем глупая идея. Собственно, с чего мне пришло в голову, что на другом конце Москвы цены окажутся ниже плинтуса? Также стоило вспомнить о бензине, который мой внедорожник жрет, как оголодавший крокодил цыплят. Учитывая стоимость топлива, заплатить за товар придется в два раза больше, да еще предстоит кучу времени торчать в пробках. Оригинальная получается экономия. И все же я, придавленная своей жадностью, поспешила к выходу из торгового центра. Однако была перехвачена лучезарно улыбающимся парнем, который в два счета объяснил, что электронный выщипыватель бровей мне необходим, как мать родная.
– Он компактный, с пятью захватывающими устройствами, электричества потребляет на копейки, удобен в любой ситуации, особенно незаменим в командировке, – соловьем пел дилер. – Бровещипом можно пользоваться в ресторане, кино, театре, на прогулке, в том месте, где нужно хорошо выглядеть. Ну представьте, у вас, например, романтический вечер на природе. Любимый готов предложить выйти за него замуж, а у невесты брови, как у носорога! Что делать? С нашим прибором эта проблема решится вмиг – спрячетесь за кустик, вжик-вжик-вжик, и выходите красавицей. А какая экономия времени! Едете домой, хотите облагородить брови, но нет времени ждать, пока прибор нагреется? Не расстраивайтесь, производитель подумал о работающих женщинах. Заходите в Интернет, вбиваете адрес своего бровещипа и отправляете ему приказ: включайся. И когда вернетесь домой, устройство встретит вас в прихожей с распростертыми объятиями, то есть, простите, с разогретыми дергательными зажимами. Правда, данная услуга будет доступна, по расчетам создателей прибора, лет через пятнадцать. Но ведь как прикольно!
Парень просто загипнотизировал меня. Иначе чем еще можно объяснить мой поступок, когда я, словно крыса под звуки дудочки, потопала к кассе и, не колеблясь, отдала шесть тысяч рублей?
Но вот что самое интересное. Собираясь в командировку, я сунула-таки в сумку недавно купленную коробочку и только сейчас, намереваясь отправиться на завтрак, спросила себя: «Танюша, за каким чертом тебе сия фигня?»
В дверь постучали. Я быстро засунула нелепое приобретение под подушку и крикнула:
– Войдите.
В спальню заглянула горничная. Сильно хромая, она дошла до шкафа, сделала книксен и неожиданно покраснела.
– Госпожа Сергеева, завтрак подан. Меня зовут Светлана. Разрешите убрать вашу комнату сейчас или лучше привести ее в порядок позднее?
Я смутилась.
– Спасибо, Светлана… э… э… А как ваше отчество?
Женщина снова сделала книксен.
– Просто Светлана, пожалуйста.
– Тогда зовите меня Татьяной, – попросила я. – Занимайтесь уборкой в любое время.
Горничная опустила глаза.
– Хорошо, госпожа Татьяна. Все, как вы пожелаете. С вашего разрешения, я пойду оповещу господ Реутовых о сервированном завтраке. Вам что-нибудь надо?
Светлана выжидательно смотрела на меня, а я на нее. Согласитесь, очень неудобно, когда женщина отнюдь не юного возраста поминутно приседает перед тобой и упорно именует тебя госпожой. Наконец я сообразила, что прислуга ждет ответа на свой вопрос, и пробормотала:
– Спасибо. Мне ничего не нужно.
– Разрешите идти? – осведомилась горничная.
– Пожалуйста, – кивнула я.
– Когда понадоблюсь, нажмите на кнопку в изголовье кровати, – лучезарно улыбаясь, произнесла Светлана. – Приятного вам завтрака.
Сделав очередной реверанс, она испарилась. Похоже, у нее болит правая нога, горничная старалась осторожно ступать на нее.
Я быстро причесалась и пошла по коридору в ту сторону, откуда раздавались голоса.
Едва я устроилась на стуле, как высокий худой, совершенно седой мужчина, сидевший во главе стола, громко сказал:
– Доброе утро, господа. Хочу объяснить, зачем собрал вас здесь вместе. Мое имя Сергей Павлович Мануйлов, я не женат, не имею детей или каких-либо других близких родственников. Детство мое прошло в приюте, но я благодарен судьбе, научившей меня стойкости и умению бороться с жизненными трудностями. Как знать, что бы случилось со мной, не погибни мои родители в автокатастрофе много лет назад. Скорее всего, я бы счастливо жил в крохотном селе дальнего Подмосковья, окончил среднюю школу, пошел работать на автобазу, как мой отец, а сейчас бы уже, вероятно, лежал в могиле, досрочно отправленный туда национальной русской болезнью под названием «алкоголизм». Но привычное течение жизни оборвала продавщица сельпо из городка Грязево, которая Первого мая, нарушив тогдашний советский закон, запрещавший торговать в праздники водкой, отпустила бутылку дешевого пойла моему отцу, Павлу Мануйлову. Тот, человек не жадный, приехав домой, угостил свою жену Алевтину. Супруги развеселились и решили продолжить банкет. Они оседлали семейный мотоцикл и поехали в Грязево за добавкой, прихватив с собой сына, дабы не оставлять его одного дома.
Рассказчик обвел взглядом слушателей и продолжил повествование, периодически говоря о себе в третьем лице:
– Момента аварии я не помню, был слишком мал. Да и если бы помнил, поведать о том, что случилось на шоссе, не смог бы по причине внезапно наступившей немоты. Да, да, у меня пропала речь. И спасибо доктору, которая, осмотрев вышедшего из больницы ребенка, сделала вывод, что он идиот, и отправила его в специализированный интернат для детей с проблемами развития. Моя судьба – сплошной фарт: выжил в катастрофе и не попал в обычный подмосковный детдом. Меня взял под свое крыло профессор Кириллов, который поставил перед собой благородную цель – возвращать речь людям. Ученый создал лабораторию, где испытывал на больных разные методы шоковой терапии, полагая, что сильный испуг поспособствует исцелению. К примеру: если человек внезапно ночью увидит крысу, он закричит: «Спасите!» – и речь вернется. Кириллов изощренно пугал своих подопечных, среди которых были и дети.
– Оригинально, – не удержалась я от комментария.
Сергей Павлович посмотрел на меня.
– Согласен. Но такое уж тогда в советской стране было время. Немота, по мнению педагогов и докторов, не считалась болезнью, и если ребенок физически здоров, но не может изъясняться, он лентяй, хулиган, капризник. Ладно бы я ничего не слышал, тогда бы попал к глухонемым детям. Да только со слухом у меня все было в порядке! И таких, как я, подвергали наказаниям. О науке под названием «психология» советская педагогика предпочитала не знать. Кнут и пряник – вот примитивное оружие тогдашних воспитателей. Если мальчик старательно учится, слушается старших, аккуратно одет, ему положена конфета. Если наоборот, то он плохой, и для него припасен ремень. А профессор Кириллов считал таких, как я, больными и лечил. Хорошо помню, как меня привели в большую ярко освещенную комнату, за окнами которой расстилался залитый летним солнцем сад. Там сидел добрый дядя, который очень ласково побеседовал со мной и сказал: «Ты теперь будешь жить с нами. В уютной спальне тебя ждет мягкая постель, в библиотеке много прекрасных книг, в игровой масса машинок, к чаю у нас подают вафли, а сейчас ты можешь пойти во двор, нарвать яблок сколько хочешь. Вон там дверь на террасу». Наивный, полный радостного предвкушения, я бросился к створке, распахнул ее, шагнул – и неожиданно очутился в абсолютно темном помещении. И тут же мне на голову хлынула ледяная вода.
– Вот мерзавец этот профессор! – снова не удержалась я. – Да он издевался над детьми!
Хозяин дома усмехнулся.
– Вы не правы. Спасибо Кириллову, в конце концов я научился разговаривать и оказался в московском детдоме. А дальше уже другая история, и я не стану утомлять вас деталями своей биографии. Перейду к цели нашего сегодняшнего собрания. Сейчас я умираю. Ничего особо трагичного в данном факте нет, всем когда-то придется уйти из жизни. Врачи не могут сказать точно, сколько мне еще осталось, ясно одно: к следующему лету кто-то из вас станет наследником моего состояния.
Над столом пронесся общий вздох. Сергей Павлович улыбнулся:
– Разрешите продолжить? Не могу назвать себя самым богатым человеком на земле, но кое-какие материальные ценности у меня есть. Вот этот двухэтажный дом, в котором мы находимся. Затрудняюсь назвать его цену, но, учитывая участок, обстановку, библиотеку, разные интерьерные штучки, полагаю, миллионов семь-восемь или даже девять.
– Рублей? – уточнила женщина, сидевшая напротив меня. – Большие деньги-то!
– Замолчи, – процедил мужчина в крикливом клетчатом пиджаке.
– Что не так, Леня? – взвилась дама. – Я просто спросила. Интересно же.
– Абсолютно согласен с вами, Жанна, – кивнул хозяин дома. – Включаясь в соревнование, надо выяснить размер приза.
– Соревнование? – повторил Леонид. – Не понял.
– Давайте не будем горячиться, – спокойно продолжил Сергей Павлович, – сейчас вы представите картину полностью. Кроме особняка и земли, у меня есть несколько банковских счетов, суммы на которых я озвучивать не стану, плюс разные мелочи вроде машины и небольшой яхты. Но самое главное – патенты. Дом состарится и развалится, деньги истратятся, автомобиль и яхта придут в негодность, а вот авторские права продолжат кормить наследника, его детей и внуков. Только, как вы уже успели понять, я не обзавелся потомством, а отдавать заработанное тяжким трудом государству не собираюсь, поэтому и решил созвать вас. Каждый из присутствующих здесь получил мое приглашение.
Сергей Павлович взял со стола конверт, вынул из него лист бумаги и торжественно прочитал:
– «Уважаемый имярек, господин Мануйлов имеет честь пригласить вас в гости в свой дом, находящийся в живописном месте ближайшего Подмосковья. Надеюсь, вы не откажетесь провести две недели в компании приятных людей, наслаждаясь изысканной кухней и элитарным общением. Мне будет особенно приятно встретиться в вами, так как я хочу назначить вас своим наследником. Все подробности изложу при нашей встрече. Пожалуйста, возьмите с собой паспорт, он понадобится при оформлении документа…» Ну и так далее.
Мануйлов сложил листок и сунул его в карман. Затем продолжил:
– Когда-то ваши родственники помогли мне – кто словом, кто делом. Одни дали кусок хлеба, другие похвалили, третьи были жестоки, но тем самым преподнесли мне хороший жизненный урок. Пожалуй, последним я благодарен больше, чем остальным, поскольку именно они сделали из глупого, наивного мальчика настоящего стоика, способного идти к цели, не обращая внимания ни на какие физические или моральные трудности. Итак, в течение двух недель я буду к вам присматриваться, потом сделаю выбор, назову имя того, кому достанется наследство. Все указанное время вы должны жить здесь. Упаси вас бог считать себя пленниками! Дом, сад, любые хозяйственные постройки открыты для обозрения. Гуляйте, купайтесь, загорайте, катайтесь на велосипедах, наслаждайтесь едой, вином, берите в библиотеке книги, DVD-диски. Интернета здесь нет, поэтому выйти в Сеть вы не сможете. И особняк построен в таком месте, где не работают сотовые телефоны. Если в какой-то момент вам надоест мое гостеприимство, только скажите – к дверям немедленно подадут машину и отвезут вас, куда вы пожелаете. Но! Покинув дом до истечения оговоренного срока, вы автоматически выбываете из списка претендентов на наследство.
Сергей Павлович обвел присутствующих взглядом.
– Деньги мне достались, повторяю, тяжелым трудом, и я хочу, чтобы ими после моей смерти распоряжался достойный человек. Назову несколько видов двуногих, к которым я испытываю презрение, прежде всего это трусы и вруны. Тот, кто сбежит из дома, будет причислен мною к категории слабых людишек сродни дезертирам, а значит, ни особняка, ни всего остального ему никогда не видать. Еще раз говорю: вы абсолютно свободны, у каждого есть выбор – бороться за наследство или сдаться, уехать прочь ни с чем.
– Сомневаюсь, что кто-либо не сможет прожить пару недель в роскошных условиях, – громко произнес мужчина, по выправке похожий то ли на артиста балета, то ли на военного, то ли на человека, которого строгие родители заставляли в детстве часами стоять, прислонившись спиной к стене, чтобы выработать прямую осанку.
– Вы правы, Николай, – улыбнулся Сергей Павлович. – Но все люди разные, одному невмоготу даже в легкий дождик пройти по улице без зонта, а другой в проливной ливень обойдется без плаща.
– Я лично ни за что не уеду! – гордо заявил Николай.
Жанна по-детски подняла руку:
– У меня вопрос.
– Не стоит начинать базар, – протянул Леонид.
– Ты здесь не хозяин! – огрызнулась его жена. И обратилась к Мануйлову: – У меня в приглашении нет ни слова о том, что вы созываете кучу наследников. Я поняла, что являюсь единственной, кому вы собрались передать наследство.
– Здесь написано «провести две недели в компании приятных людей», – подала голос коротко стриженная женщина, – следовательно, гостей предполагалось много.
– Ну и где сказано, что они претенденты на имущество? – надулась Жанна Реутова. – Не знаю, как у вас, а у меня текст заканчивается фразой: «Будучи человеком бездетным и не семейным, я намерен передать все свое состояние в руки достойного человека, который правильно им распорядится». По-моему, предельно ясно – Сергей Павлович задумал осчастливить именно меня. А теперь выясняется, что кандидатов много и речь идет о соревновании! Что делать-то придется? Почему нас заранее не предупредили о конкурсе?
Глава 2
Мануйлов поднял руку, останавливая даму.
– Дорогая Жанна, я просто хочу познакомиться с претендентами поближе. Полагаю, четырнадцати дней хватит, чтобы выяснить, кто из вас больше подходит на роль моего преемника.
– Как на рынке, да? – слегка повысив голос, прищурилась Реутова. – Пришли покупать яблоки и прицениваетесь-присматриваетесь, где подешевле, какие с бочка́ми?
Муж дернул ее за руку, но, похоже, Жанна из тех, кто, собравшись высказать человеку правду в лицо, не остановятся, невзирая ни на какие обстоятельства. Жест супруга не отрезвил ее, она заговорила еще быстрее:
– Должны быть правила, как в футболе. Иначе ведь будет непонятно, кто выиграл. Где судья или жюри? Какие испытания нас ждут? Сколько победителей предполагается?
– Наследство отойдет в одни руки, – пояснил Сергей Павлович.
– Но это несправедливо! – не успокаивалась Жанна. – Обычно вручают золотую, серебряную и бронзовую медали.
– Леонид, уймите жену! – гаркнул Николай. – От ее визга голова кружится.
– Нет, нет, – быстро вмешался Сергей Павлович, – в моем доме каждый ведет себя, как пожелает. Если кому-то не по душе общение с другими гостями, он может покинуть особняк. Да, еще маленькая деталь: я не переношу запаха дыма. Среди вас есть любители сигарет?
– Нет, – быстро ответила Реутова.
Но ее муж сказал:
– Я курю. Ничего, буду дымить только на улице.
Мануйлов улыбнулся:
– Хорошо. Господа, пейте кофе и непременно попробуйте кекс, его испекли специально к завтраку.
– То есть вы наградите того, кто вам понравится? – тихо спросила стройная женщина. – В этом и есть соревнование? Мы должны вам угодить?
Я невольно задержала взгляд на говорившей. Поверьте, я не ханжа и понимаю, что этой даме хочется похвастаться своей красивой фигурой. Но всему же есть предел! Гостья, задавшая вопрос, выглядела вульгарно – на ней была ярко-красная, туго облегающая тело кофточка-стрейч с таким глубоким вырезом, что из него вываливался бюст, а лифчик красотка не надела. Наверняка и юбка у нее размером с почтовую марку. Под стать наряду и прическа – копна круто завитых локонов, украшенная большой блестящей заколкой. В губы незнакомка явно вкачала гель, у нее татуированные брови, плюс наращенные, длиной с палец ресницы. И она, собираясь завтракать, нанесла на лицо яркий вечерний макияж. Ногти у дамы смахивают на когти медведя, покрыты пронзительно алым лаком, так что издали кажется, будто она опустила кончики пальцев в свежую кровь. Мне стало жаль дурочку. Ей явно хотелось выглядеть юной и модной семнадцатилетней девушкой, оделась и накрасилась она по указке гламурных журналов, а результат оказался плачевным. Боевой раскрас и то, что глянец называет «секси-платье», превратили эту особу в карикатуру.
– В некотором роде, Анна, вы правы, – кивнул Сергей Павлович, – но хочу сделать небольшое уточнение. Я должен почувствовать с человеком духовную связь или найти в нем родственную душу. А может, обнаружится и кровное родство. Видите там, на комоде, портреты?
Я прищурилась. На полированной поверхности между двумя серебряными канделябрами с длинными белыми свечами стояла пара рамок со старинными фотографиями. Мне бородатый пожилой человек в старомодном наряде и дама в платье начала двадцатого века почему-то показались смутно знакомыми. Мануйлов тем временем продолжал:
– Это мой дед и его жена. Единственные семейные снимки, оставшиеся у меня. Не теряю надежды когда-нибудь узнать, как звали моих родственников.
Во мне некстати проснулся сотрудник особой бригады:
– Эти люди выглядят как представители дворянского сословия, а вы говорили, что появились на свет в небольшом подмосковном селе в семье алкоголиков.
Сергей Павлович резко повернулся ко мне.
– Татьяна, начиная с тысяча девятьсот семнадцатого года дворянство планомерно уничтожалось большевиками. К управлению государством пришли кухарки, затем их потомки. Как все малообразованные люди, они хотели побыстрее забыть о своем холопском происхождении, поэтому расстреливали тех, кому ранее служили. Полагаю, мои дед и бабка попали в горнило революции, а их дети и внуки не смогли противостоять обстоятельствам, сломались, начали спиваться и докатились до грязной избы в убогом селе. Увы, сей путь прошли в социалистической России многие некогда богатые и знатные люди. У меня в жилах течет мало рабоче-крестьянской крови.
– Как вы это определили? – удивилась я. – Рассказать вам о вашей семье было некому.
– Генетика, мой друг, – чуть снисходительно улыбнулся хозяин дома, – она говорит без слов. Покажите свою руку.
Я удивилась, но положила кисть на стол.
– Вот у вас предки, похоже, были пролетариями, – объявил Мануйлов.
– Вовсе нет, – с легким злорадством возразила я.
– И кто же ваши батюшка с матушкой? – осведомился Сергей Павлович.
По моей спине пробежала волна озноба.
– Папа, Андрей Хрюкин, пел на эстраде, исполнял советские патриотические песни. Мама тоже актриса. До моего рождения она работала в цирке с номером «девочка-каучук» – гнулась в разные стороны, складывалась буквально вчетверо, если не вшестеро, могла улечься в небольшую коробку. Публика восторженно встречала Зою Сергееву. Особый успех имел ее номер с воздушным шариком. Мама делала стойку на руках, перегибалась в пояснице и замирала в этой позе. Потом ассистент подавал ей лук, она ногами натягивала тетиву и стреляла в воздушный шарик, который на противоположной стороне арены держал помощник.
– Неужели попадала? – полюбопытствовала Жанна.
– Всегда! – гордо воскликнула я. – Ни одного промаха!
– Снайпер, блин, – пробурчал Леонид Реутов. – Какой только ерундой бабы не занимаются.
Я тут же обиделась.
– А вы попробуйте! Думаю, не сможете и при помощи рук справиться с луком. Это только кажется, что тут ничего сложного нет, а на самом деле необходимы ежедневные тренировки и талант.
Мануйлов рассмеялся.
– Татьяна, неприятно вас разочаровывать, но то, о чем вы рассказали, является простейшим, примитивным фокусом. Вашей многоуважаемой матушке не надо было обладать талантом Робин Гуда и шлифовать свое мастерство стрелка по десять часов в сутки. Шарик лопался при любом раскладе, даже в случае промаха.
– Почему? – не понял Николай.
– У ассистента была маленькая иголочка, которой он его и прокалывал, – пояснил хозяин. – На самом деле в этом номере главная роль отводилась помощнику, потому что тот должен ткнуть в шарик в нужный момент, ни на секунду раньше или позже. И еще от него требовалось правильно встать на сцене, чтобы зритель не заметил, куда в реальности попала стрела.
– Моя мама была гениальной акробаткой, – сердито произнесла я. – Она умерла, некрасиво обвинять покойницу в мошенничестве. И если вы полагаете, что легко выступать с номером «каучук», то сядьте на шпагат или сделайте элементарный мостик.
Мануйлов прижал обе руки к груди.
– Друг мой! Ни в коей мере я не хочу умалить талант Зои Сергеевой. И я действительно не сумею выполнить ни одну из гимнастических фигур, давно, увы, потерял хорошую физическую форму. Да я и на одной ноге не устою!
– Я тоже, – захихикала Жанна. – Мигом свалюсь и отобью задницу.
Леонид покраснел и дернулся, Жанна ойкнула и уставилась на супруга. Похоже, тот сейчас больно пнул под столом жену.
– Но мы слегка отвлеклись, – сказал Сергей Павлович, – речь шла о происхождении человека, а не о его профессии. Татьяна, пусть ваши маменька и папенька преданно служили искусству, но посмотрите на кисти своих рук.
– А что с ними не так? – фыркнула я.
Лицо Мануйлова озарилось улыбкой.
– Прекрасный маникюр, кажется, он носит название французского, очень элегантно. Но, Татьяна, у вас широкая кость, короткие пальцы, ладонь квадратная. Ногти тщательно опилены, им придана миндалевидная форма, хотя, полагаю, до похода в салон ваши коготки были не особенно изящны. Такие руки свидетельствуют о том, что поколения ваших предков занимались тяжелым физическим трудом, например, копали землю, таскали мешки или ковали железо. Пусть Зоя и Андрей выступали на эстраде, но у них были родители. Кто ваши дед и бабка с материнской и отцовской стороны?
– Не знаю, не встречалась с ними, – ответила я.
– А у меня другие ручки, – просюсюкала Анна. – Вот, гляньте, запястье, как у цыпленка!
Она вскочила, обогнула стол и положила свою ладошку возле моей.
– М-да, вы смотритесь вместе, как орангутанг и птичка, – бестактно брякнула Жанна.
Я быстро спрятала руку под столешницу, Анна радостно захлопала в ладоши.
– Значит, я благородных кровей.
– Или из стаи воров, – неожиданно высказался Николай.
Гламурная красотка сделала обиженную гримаску.
– Почему? Я не беру чужое.
– Ты нет, а вот твои предки могли тырить из карманов раззяв кошельки, – с серьезным видом продолжал Николай. – Для такого бизнеса как раз нужны крошечные, проворные лапки. Ну прям как твои.
– Простите, можно чаю? – подала голос дама неопределенных лет, сидевшая по левую руку от Жанны.
– Конечно, Раиса Ильинична. О, нам не подали питье! – спохватился хозяин, взяв телефон, лежавший возле его тарелки. – Карл, где же чай?
Спустя пару секунд дубовая дверь столовой медленно растворилась, и появился мужчина пенсионного возраста, на нем были черный костюм, белая рубашка и ярко-синий галстук. Пиджак оказался явно велик ему, а брюки, наоборот, коротки, а обут слуга был не в ботинки, а в мягкие, сильно разношенные тапочки. В руках он держал поднос.
– Чай подан, – торжественно объявил он. – Куда положить чайник?
– Его лучше поставить, – захохотала Жанна.
Глаза слуги забегали из стороны в сторону, и он повторил:
– Куда чайник деть?
Сергей Павлович поджал губы, затем ровным тоном произнес:
– Карл, налейте гостям напиток.
Лакей округлил глаза, шагнул вперед, зачем-то обогнул стол, встал позади меня, и я ощутила исходящий от него запах ванили. Слуга неожиданно оглушительно чихнул. В то же мгновение по моей спине потекла вода.
– Простите… умоляю, извините… я не нарочно, случайно пролил… – забормотал Карл, – не понимаю, как это вышло, сейчас вытру…
– Боже, он обварил ее кипятком! – закричала Анна.
– Нет, нет, – бубнил слуга, – чаек холодный, даже приятно в этакую жару остудиться. В столовой-то душно. Сергей Павлович болеет, кондиционера у нас нет, чтобы он не простудился. Никакого ожога не будет, получилось что-то вроде приятного душа.
– С сахаром и лимоном, – захихикала Жанна.
– Нет, там просто заварка, – возразил Карл.
Я пошевелила лопатками, пытаясь отлепить намокший шелк от спины. Затем тяжело вздохнула. Насколько знаю, следы от чая не отстирываются, значит, прощай, красивая блузка цвета слоновой кости, придется ее выбросить.
– Дорогая Жанна, я просто хочу познакомиться с претендентами поближе. Полагаю, четырнадцати дней хватит, чтобы выяснить, кто из вас больше подходит на роль моего преемника.
– Как на рынке, да? – слегка повысив голос, прищурилась Реутова. – Пришли покупать яблоки и прицениваетесь-присматриваетесь, где подешевле, какие с бочка́ми?
Муж дернул ее за руку, но, похоже, Жанна из тех, кто, собравшись высказать человеку правду в лицо, не остановятся, невзирая ни на какие обстоятельства. Жест супруга не отрезвил ее, она заговорила еще быстрее:
– Должны быть правила, как в футболе. Иначе ведь будет непонятно, кто выиграл. Где судья или жюри? Какие испытания нас ждут? Сколько победителей предполагается?
– Наследство отойдет в одни руки, – пояснил Сергей Павлович.
– Но это несправедливо! – не успокаивалась Жанна. – Обычно вручают золотую, серебряную и бронзовую медали.
– Леонид, уймите жену! – гаркнул Николай. – От ее визга голова кружится.
– Нет, нет, – быстро вмешался Сергей Павлович, – в моем доме каждый ведет себя, как пожелает. Если кому-то не по душе общение с другими гостями, он может покинуть особняк. Да, еще маленькая деталь: я не переношу запаха дыма. Среди вас есть любители сигарет?
– Нет, – быстро ответила Реутова.
Но ее муж сказал:
– Я курю. Ничего, буду дымить только на улице.
Мануйлов улыбнулся:
– Хорошо. Господа, пейте кофе и непременно попробуйте кекс, его испекли специально к завтраку.
– То есть вы наградите того, кто вам понравится? – тихо спросила стройная женщина. – В этом и есть соревнование? Мы должны вам угодить?
Я невольно задержала взгляд на говорившей. Поверьте, я не ханжа и понимаю, что этой даме хочется похвастаться своей красивой фигурой. Но всему же есть предел! Гостья, задавшая вопрос, выглядела вульгарно – на ней была ярко-красная, туго облегающая тело кофточка-стрейч с таким глубоким вырезом, что из него вываливался бюст, а лифчик красотка не надела. Наверняка и юбка у нее размером с почтовую марку. Под стать наряду и прическа – копна круто завитых локонов, украшенная большой блестящей заколкой. В губы незнакомка явно вкачала гель, у нее татуированные брови, плюс наращенные, длиной с палец ресницы. И она, собираясь завтракать, нанесла на лицо яркий вечерний макияж. Ногти у дамы смахивают на когти медведя, покрыты пронзительно алым лаком, так что издали кажется, будто она опустила кончики пальцев в свежую кровь. Мне стало жаль дурочку. Ей явно хотелось выглядеть юной и модной семнадцатилетней девушкой, оделась и накрасилась она по указке гламурных журналов, а результат оказался плачевным. Боевой раскрас и то, что глянец называет «секси-платье», превратили эту особу в карикатуру.
– В некотором роде, Анна, вы правы, – кивнул Сергей Павлович, – но хочу сделать небольшое уточнение. Я должен почувствовать с человеком духовную связь или найти в нем родственную душу. А может, обнаружится и кровное родство. Видите там, на комоде, портреты?
Я прищурилась. На полированной поверхности между двумя серебряными канделябрами с длинными белыми свечами стояла пара рамок со старинными фотографиями. Мне бородатый пожилой человек в старомодном наряде и дама в платье начала двадцатого века почему-то показались смутно знакомыми. Мануйлов тем временем продолжал:
– Это мой дед и его жена. Единственные семейные снимки, оставшиеся у меня. Не теряю надежды когда-нибудь узнать, как звали моих родственников.
Во мне некстати проснулся сотрудник особой бригады:
– Эти люди выглядят как представители дворянского сословия, а вы говорили, что появились на свет в небольшом подмосковном селе в семье алкоголиков.
Сергей Павлович резко повернулся ко мне.
– Татьяна, начиная с тысяча девятьсот семнадцатого года дворянство планомерно уничтожалось большевиками. К управлению государством пришли кухарки, затем их потомки. Как все малообразованные люди, они хотели побыстрее забыть о своем холопском происхождении, поэтому расстреливали тех, кому ранее служили. Полагаю, мои дед и бабка попали в горнило революции, а их дети и внуки не смогли противостоять обстоятельствам, сломались, начали спиваться и докатились до грязной избы в убогом селе. Увы, сей путь прошли в социалистической России многие некогда богатые и знатные люди. У меня в жилах течет мало рабоче-крестьянской крови.
– Как вы это определили? – удивилась я. – Рассказать вам о вашей семье было некому.
– Генетика, мой друг, – чуть снисходительно улыбнулся хозяин дома, – она говорит без слов. Покажите свою руку.
Я удивилась, но положила кисть на стол.
– Вот у вас предки, похоже, были пролетариями, – объявил Мануйлов.
– Вовсе нет, – с легким злорадством возразила я.
– И кто же ваши батюшка с матушкой? – осведомился Сергей Павлович.
По моей спине пробежала волна озноба.
– Папа, Андрей Хрюкин, пел на эстраде, исполнял советские патриотические песни. Мама тоже актриса. До моего рождения она работала в цирке с номером «девочка-каучук» – гнулась в разные стороны, складывалась буквально вчетверо, если не вшестеро, могла улечься в небольшую коробку. Публика восторженно встречала Зою Сергееву. Особый успех имел ее номер с воздушным шариком. Мама делала стойку на руках, перегибалась в пояснице и замирала в этой позе. Потом ассистент подавал ей лук, она ногами натягивала тетиву и стреляла в воздушный шарик, который на противоположной стороне арены держал помощник.
– Неужели попадала? – полюбопытствовала Жанна.
– Всегда! – гордо воскликнула я. – Ни одного промаха!
– Снайпер, блин, – пробурчал Леонид Реутов. – Какой только ерундой бабы не занимаются.
Я тут же обиделась.
– А вы попробуйте! Думаю, не сможете и при помощи рук справиться с луком. Это только кажется, что тут ничего сложного нет, а на самом деле необходимы ежедневные тренировки и талант.
Мануйлов рассмеялся.
– Татьяна, неприятно вас разочаровывать, но то, о чем вы рассказали, является простейшим, примитивным фокусом. Вашей многоуважаемой матушке не надо было обладать талантом Робин Гуда и шлифовать свое мастерство стрелка по десять часов в сутки. Шарик лопался при любом раскладе, даже в случае промаха.
– Почему? – не понял Николай.
– У ассистента была маленькая иголочка, которой он его и прокалывал, – пояснил хозяин. – На самом деле в этом номере главная роль отводилась помощнику, потому что тот должен ткнуть в шарик в нужный момент, ни на секунду раньше или позже. И еще от него требовалось правильно встать на сцене, чтобы зритель не заметил, куда в реальности попала стрела.
– Моя мама была гениальной акробаткой, – сердито произнесла я. – Она умерла, некрасиво обвинять покойницу в мошенничестве. И если вы полагаете, что легко выступать с номером «каучук», то сядьте на шпагат или сделайте элементарный мостик.
Мануйлов прижал обе руки к груди.
– Друг мой! Ни в коей мере я не хочу умалить талант Зои Сергеевой. И я действительно не сумею выполнить ни одну из гимнастических фигур, давно, увы, потерял хорошую физическую форму. Да я и на одной ноге не устою!
– Я тоже, – захихикала Жанна. – Мигом свалюсь и отобью задницу.
Леонид покраснел и дернулся, Жанна ойкнула и уставилась на супруга. Похоже, тот сейчас больно пнул под столом жену.
– Но мы слегка отвлеклись, – сказал Сергей Павлович, – речь шла о происхождении человека, а не о его профессии. Татьяна, пусть ваши маменька и папенька преданно служили искусству, но посмотрите на кисти своих рук.
– А что с ними не так? – фыркнула я.
Лицо Мануйлова озарилось улыбкой.
– Прекрасный маникюр, кажется, он носит название французского, очень элегантно. Но, Татьяна, у вас широкая кость, короткие пальцы, ладонь квадратная. Ногти тщательно опилены, им придана миндалевидная форма, хотя, полагаю, до похода в салон ваши коготки были не особенно изящны. Такие руки свидетельствуют о том, что поколения ваших предков занимались тяжелым физическим трудом, например, копали землю, таскали мешки или ковали железо. Пусть Зоя и Андрей выступали на эстраде, но у них были родители. Кто ваши дед и бабка с материнской и отцовской стороны?
– Не знаю, не встречалась с ними, – ответила я.
– А у меня другие ручки, – просюсюкала Анна. – Вот, гляньте, запястье, как у цыпленка!
Она вскочила, обогнула стол и положила свою ладошку возле моей.
– М-да, вы смотритесь вместе, как орангутанг и птичка, – бестактно брякнула Жанна.
Я быстро спрятала руку под столешницу, Анна радостно захлопала в ладоши.
– Значит, я благородных кровей.
– Или из стаи воров, – неожиданно высказался Николай.
Гламурная красотка сделала обиженную гримаску.
– Почему? Я не беру чужое.
– Ты нет, а вот твои предки могли тырить из карманов раззяв кошельки, – с серьезным видом продолжал Николай. – Для такого бизнеса как раз нужны крошечные, проворные лапки. Ну прям как твои.
– Простите, можно чаю? – подала голос дама неопределенных лет, сидевшая по левую руку от Жанны.
– Конечно, Раиса Ильинична. О, нам не подали питье! – спохватился хозяин, взяв телефон, лежавший возле его тарелки. – Карл, где же чай?
Спустя пару секунд дубовая дверь столовой медленно растворилась, и появился мужчина пенсионного возраста, на нем были черный костюм, белая рубашка и ярко-синий галстук. Пиджак оказался явно велик ему, а брюки, наоборот, коротки, а обут слуга был не в ботинки, а в мягкие, сильно разношенные тапочки. В руках он держал поднос.
– Чай подан, – торжественно объявил он. – Куда положить чайник?
– Его лучше поставить, – захохотала Жанна.
Глаза слуги забегали из стороны в сторону, и он повторил:
– Куда чайник деть?
Сергей Павлович поджал губы, затем ровным тоном произнес:
– Карл, налейте гостям напиток.
Лакей округлил глаза, шагнул вперед, зачем-то обогнул стол, встал позади меня, и я ощутила исходящий от него запах ванили. Слуга неожиданно оглушительно чихнул. В то же мгновение по моей спине потекла вода.
– Простите… умоляю, извините… я не нарочно, случайно пролил… – забормотал Карл, – не понимаю, как это вышло, сейчас вытру…
– Боже, он обварил ее кипятком! – закричала Анна.
– Нет, нет, – бубнил слуга, – чаек холодный, даже приятно в этакую жару остудиться. В столовой-то душно. Сергей Павлович болеет, кондиционера у нас нет, чтобы он не простудился. Никакого ожога не будет, получилось что-то вроде приятного душа.
– С сахаром и лимоном, – захихикала Жанна.
– Нет, там просто заварка, – возразил Карл.
Я пошевелила лопатками, пытаясь отлепить намокший шелк от спины. Затем тяжело вздохнула. Насколько знаю, следы от чая не отстирываются, значит, прощай, красивая блузка цвета слоновой кости, придется ее выбросить.