Донн Джон. Стихотворения и поэмы

   Но общее признание пришло к Донну только в XX веке. Теперь его произведения были изданы вновь и стали доступны всем, кто хотел их прочесть. Влияние его манеры оказалось настолько сильным, что проявило себя в творчестве лучших поэтов эпохи – Т.С. Элиота, позднего Йейтса, У.Х. Одена и Дилана Томаса. И сейчас в начале XXI века Донн по-прежнему остается на поэтическом Олимпе рядом с Сидни, Спенсером и Милтоном, равный среди равных себе. Поэзию Донна в Англии теперь знают все образованные люди; она по-прежнему продолжает увлекать и волновать читателей.
   Знакомство русского читателя с Донном состоялось относительно недавно, всего несколько десятилетий назад. За это время вышло несколько сборников его стихотворений, в том числе и академическое издание его поэзии в серии «Литературные памятники». Хочется надеяться, что данное издание поэзии Донна поможет широкому кругу наших читателей ближе познакомиться с одним из самых ярких и оригинальных поэтов в истории английской литературы.

Стихи о любви

СОНЕТ. ПОДАРОК

 
Пришли мне что-нибудь не в дар, а в знак
Надежды, успокой мою тревогу, —
Безделицу, какой-нибудь пустяк,
Для улья моего хоть каплю меда.
 
 
Не жду я ленты, вышитой тобой, —
Двух наших чувств в одно не свяжешь ею,
В знак верности и простоты святой
Колечко у тебя просить не смею.
 
 
Не присылай старинный свой браслет —
Кораллов крупных нить иль вереницу,
Желая показать, что им вослед
Так и должны сердца соединиться.
 
 
Я твой портрет желанный не возьму,
И даже опознав любимый почерк,
Пожалуй, не обрадуюсь письму —
Игре и блеску остроумных строчек.
 
 
Подарки – вздор и блажь, ни то ни се.
Люблю тебя. Ты веришь? Вот и все.
 

ОБЛАКО И АНГЕЛ

 
Тебя я знал и обожал
Еще до первого свиданья:
Так ангелов туманных очертанья
Сквозят порою в глубине зеркал;
Я чувствовал очарованье,
Свет видел, но лица не различал.
Тогда к Любви я обратился
С мольбой: яви незримое, – и вот
Бесплотный образ воплотился,
И верю: в нем Любовь моя живет,
Твои глаза, улыбку, рот,
Все, что я зрю несмело, —
Любовь моя, как яркий плащ, надела,
Казалось, встретились душа и тело.
 
 
Балластом грузит мореход
Ладью, чтоб тверже курс держала;
Но я дарами красоты, пожалуй,
Перегрузил Любви непрочный бот:
 
 
Ведь даже груз реснички малой
Суденышко мое перевернет!
Любовь, как видно, не вместима
Ни в пустоту, ни в косные тела;
Но если могут серафима
Облечь воздушный облик и крыла,
То и моя б любовь могла
В твою навек вместиться, —
Хотя любви мужской и женской слиться
Трудней, чем Духу с Воздухом сродниться.
 

ВОСТОРГ

 
Там, где фиалке под главу
Распухший берег лег подушкой,
У тихой речки, наяву,
Дремали мы одни друг с дружкой.
 
 
Ее рука с моей сплелась,
Весенней склеена смолою;
И, отразясь, лучи из глаз
По два свились двойной струною.
 
 
Мы были с ней едины рук
Взаимосоприкосновеньем;
И все, что виделось вокруг,
Казалось нашим продолженьем.
 
 
Как между равных армий рок
Победное колеблет знамя,
Так, плотский преступив порог,
Качались души между нами.
 
 
Пока они к согласью шли,
Камней недвижных наподобье,
Тела застыли, где легли, —
Как бессловесные надгробья.
 
 
Тот, кто любовью утончен
И проницает душ общенье, —
Когда бы как свидетель он
Стоял в удобном удаленье, —
 
 
То не одну из душ узнав,
Но голос двух соединенный,
Приял бы новый сей состав
И удалился просветленный.
 
 
Да, наш восторг не породил
Смятенья ни в душе, ни в теле:
Мы знали, здесь не страсти пыл,
Мы знали, но не разумели,
 
 
Как нас любовь клонит ко сну
И души пестрые мешает,
Соединяет две в одну
И тут же на две умножает.
 
 
Одна фиалка на пустом
Лугу дыханьем и красою
За миг заполнит все кругом
И радость преумножит вдвое.
 
 
И души так – одна с другой
При обоюдовдохновенье
Добудут, став одной душой,
От одиночества спасенье,
 
 
И тут поймут, что мы к тому ж,
Являясь естеством нетленным
Из атомов, сиречь и душ,
Невосприимчивы к изменам.
 
 
Но плоть – ужели с ней разлад?
Откуда к плоти безразличье?
Тела – не мы, но наш наряд,
Мы – дух, они – его обличья.
 
 
Нам должно их благодарить —
Они движеньем, силой, страстью
Смогли друг дружке нас открыть
И сами стали нашей частью.
 
 
Как небо нам веленья шлет,
Сходя к воздушному пределу,
Так и душа к душе плывет,
Сначала приобщаясь к телу.
 
 
Как в наших жилах крови ток
Рождает жизнь, а та от века
Перстами вяжет узелок,
Дающий званье человека, —
 
 
Так душам любящих судьба
К простым способностям спуститься,
Чтоб утолилась чувств алчба —
Не то исчахнет принц в темнице.
 
 
Да будет плотский сей порыв
Вам, слабым людям, в поученье
В душе любовь – иероглиф,
А в теле – книга для прочтенья.
 
 
Внимая монологу двух,
И вы, влюбленные, поймете,
Как мало предается дух,
Когда мы предаемся плоти.
 

ПРИМАНКА

 
О, стань возлюбленной моей —
И поспешим с тобой скорей
На золотистый бережок —
Ловить удачу на крючок.
 
 
Под взорами твоих очей
До дна прогреется ручей,
И томный приплывет карась,
К тебе на удочку просясь.
 
 
Купаться вздумаешь, смотри:
Тебя облепят пескари,
Любой, кто разуметь горазд,
За миг с тобою жизнь отдаст.
 
 
А если застыдишься ты,
Что солнце смотрит с высоты,
Тогда затми светило дня —
Ты ярче солнца для меня.
 
 
Пускай другие рыбаки
Часами мерзнут у реки,
Ловушки ставят, ладят сеть,
Чтоб глупой рыбкой овладеть.
 
 
Пускай спускают мотыля,
Чтоб обморочить голавля,
Иль щуку, взбаламутив пруд,
Из-под коряги волокут.
 
 
Все это – суета сует,
Сильней тебя приманки нет.
Признаться, я и сам, увы! —
Нисколько не умней плотвы.
 

РАСТУЩАЯ ЛЮБОВЬ

 
Любовь, я мыслил прежде, неподвластна
Законам естества;
А ныне вижу ясно:
Она растет и дышит, как трава.
Всю зиму клялся я, что невозможно
Любить сильней, – и, вижу, клялся ложно.
Но если этот эликсир, любовь,
Врачующий страданием страданье,
Не квинтэссенция, – но сочетанье
Всех зелий, горячащих мозг и кровь,
И он пропитан солнца ярким светом —
Любовь не может быть таким предметом
Абстрактным, как внушает нам Поэт —
Тот, у которого, по всем приметам,
Другой подруги, кроме Музы, нет.
 
 
Любовь – то созерцанье, то желанье;
Весна – ее Зенит,
Исток ее сиянья:
 
 
Так Солнце Весперу лучи дарит,
Так сок струится к почкам животворней,
Когда очнутся под землею корни.
Растет любовь, и множатся мечты.
Кругами расходясь от середины,
Как сферы Птолемеевы, едины.
Поскольку центр у них единый – ты!
Как новые налоги объявляют
Для нужд войны, а после забывают
Их отменить, – так новая весна
К любви неотвратимо добавляет
То, что зима убавить не вольна.
 

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

 
Остерегись любить меня теперь:
Опасен этот поворот, поверь;
Участье позднее не возместит
Растраченные мною кровь и пыл,
Мне эта радость будет выше сил,
Она не возрожденье – смерть сулит.
Итак, чтобы любовью не сгубить,
Любя, остерегись меня любить.
 
 
Остерегись и ненависти злой,
Победу торжествуя надо мной:
Мне ненависти этой не снести;
Свое завоевание храня,
Ты не должна уничтожать меня,
Чтобы себе ущерб не нанести.
Итак, коль ненавидим я тобой,
Остерегись и ненависти злой.
 
 
Но вместе – и люби, и ненавидь,
Так можно крайность крайностью смягчить;
Люби – чтоб мне счастливым умереть,
И милосердно ненавидь, любя,
Чтоб счастья гнет я дольше мог терпеть;
Подмостками я стану для тебя.
Чтоб мог я жить и мог тебе служить,
Любовь моя, люби и ненавидь.
 

ГОДОВЩИНА

 
Все короли со всей их славой,
И шут, и лорд, и воин бравый,
И даже Солнце, что ведет отсчет
Годам, – состарились на целый год
С тех пор, как мы друг друга полюбили,
Весь мир на шаг придвинулся к могиле;
Лишь нашей страсти сносу нет,
Она не знает дряхлости примет,
Ни завтра, ни вчера – ни дней, ни лет,
Слепящ, как в первый миг, ее бессмертный свет.
 
 
Любимая, не суждено нам,
Увы, быть вместе погребенным;
Я знаю: смерть в могильной тесноте
Насытит мглой глаза и уши те,
Что мы питали нежными словами,
И клятвами, и жгучими слезами;
Но наши души обретут,
Встав из гробниц своих, иной приют,
Иную жизнь – блаженнее, чем тут, —
Когда тела – во прах, ввысь души отойдут.
 
 
Да, там вкусим мы лучшей доли,
Но как и все – ничуть не боле;
Лишь здесь, друг в друге, мы цари! —
властней
Всех на земле царей и королей;
Надежна эта власть и непреложна:
Друг другу преданных предать не можно,
Двойной венец весом стократ;
Ни бремя дней, ни ревность, ни разлад
Величья нашего да не смутят,
Чтоб трижды двадцать лет нам царствовать
подряд!
 

СОН

 
Любовь моя, когда б не ты,
Я бы не вздумал просыпаться:
Легко ли отрываться
Для яви от ласкающей мечты?
Но твой приход – не пробужденье
От сна, а сбывшееся сновиденье;
Так неподдельна ты, что лишь представь
Твой образ – и его увидишь въявь.
Приди ж в мои объятья, сделай милость,
И да свершится все, что не доснилось.
 
 
Не шорохом, а блеском глаз
Я был разбужен, друг мой милый;
То – Ангел светлокрылый,
Подумал я, сиянью удивясь;
Но увидав, что ты читаешь
В моей душе и мысли проницаешь
(В чем ангелы не властны) и вольна
Сойти в мой сон, где ты царишь одна,
Уразумел я: это ты – со мною,
Безумец, кто вообразит иное!
 
 
Уверясь в близости твоей,
Опять томлюсь, ища ответа:
Уходишь? ты ли это?
Любовь слаба, коль нет отваги в ней;
Она чадит, изделье праха,
От примеси Стыда, Тщеславья, Страха.
Быть может (этой я надеждой жив),
Воспламенив мой жар и потушив,
Меня, как факел, держишь наготове?
Знай: я готов для смерти и любови.
 

ДОБРОЕ УТРО

 
Как жили мы, пока мы жили врозь?
Младенцами кричали в колыбели?
Резвились, как в деревне повелось?
В Пещере Семерых столетье прохрапели?
Все так и есть, все сгинуло, как сон,
И если я и был когда-то увлечен,
Был, значит, в тех, в других, твой лик
предвосхищен.
 
 
Что ж! С добрым утром – душам, ото сна
Очнувшимся бесстрашно и блаженно.
Все словно в дымке, лишь любовь видна,
И келья кажется нам целою вселенной.
Пускай плывут к неведомым мирам,
Пускай почет и славу ищут там,
Наш мир – он мой и твой – уже подвластен
нам.
 
 
Мое лицо – в твоих очах, мой друг,
Твое – в моих; сердца на карте этой —
Без западных ветров, полярных вьюг. —
Да есть ли где-нибудь такие страны света?
Что смешано неравно, то умрет,
А верная любовь так две души сольет —
Мою с твоей, – что их и смерть не разорвет.
 

РАССВЕТ

 
Что из того, что рассвело?
Допустим, за окном светло.
Что, если свет, так и вставать?
Ведь нас не тьма свела в кровать.
Кто любит, не боится темноты,
Ужель бояться утра должен ты?
 
 
Свет безъязык, хотя глазаст;
Вот был бы он болтать горазд,
Сказал бы милому: Постой!
Так скоро не беги от той,
Что отдала тебе любовь и честь —
Дражайшее, что в этом мире есть.
 
 
Что гонит прочь тебя – дела?
Нет для любви опасней зла.
Уж лучше плут, бедняк, урод,
Чем связанный кольцом забот.
Кто вечно от любви к делам спешит,
Тот больше, чем распутный муж, грешит.
 

К ВОСХОДЯЩЕМУ СОЛНЦУ

 
Ты нам велишь вставать? С какой же стати?
Ужель влюбленным
Жить по твоим резонам и законам?
Прочь, наглый дурень, от моей кровати!
Ступай, детишкам проповедуй в школе,
Усаживай портного за работу,
Селян сутулых торопи на поле,
Напоминай придворным про охоту;
А у любви нет ни часов, ни дней —
И нет нужды размениваться ей!
 
 
Напрасно блеском хвалишься, светило!
Сомкнув ресницы,
Я бы тебя заставил вмиг затмиться, —
Когда бы это милой не затмило.
Зачем чудес искать тебе далёко,
Как нищему, бродяжить по вселенной?
Все пряности и жемчуга Востока —
Там или здесь? – ответь мне откровенно.
Где все цари, все короли земли?
В постели здесь – цари и короли!
 
 
Я ей – монарх, она мне – государство,
Нет ничего другого;
В сравненье с этим власть – пустое слово,
Богатство – прах, и почести – фиглярство.
Ты, Солнце, в долгих странствиях устало,
Так радуйся, что зришь на этом ложе
Весь мир – тебе заботы меньше стало,
Согреешь нас – и мир согреешь тоже;
Забудь иные сферы и пути,
Для нас одних вращайся и свети!
 

ПОДВИГ

 
Я сделал то, чем превзошел
Деяния героев,
А от признаний я ушел,
Тем подвиг свой утроив.
 
 
Не стану тайну открывать —
Как резать лунный камень,
Ведь вам его не отыскать,
Не осязать руками.
 
 
Мы свой союз решили скрыть,
А если б и открыли,
То пользы б не было: любить
Все будут, как любили.
 
 
Кто красоту узрел внутри,
Лишь к ней питает нежность,
А ты – на кожи блеск смотри,
Влюбившийся во внешность!
 
 
Но коль к возвышенной душе
Охвачен ты любовью,
И ты не думаешь уже,
Она иль он с тобою,
 
 
И коль свою любовь ты скрыл
От любопытства черни,
У коей все равно нет сил
Понять ее значенье, —
 
 
Свершил ты то, чем превзошел
Деяния героев,
А от признаний ты ушел,
Тем подвиг свой утроив.
 

ПАРАДОКС

 
Нельзя сказать «я вас люблю», – тем паче,
Когда влюблен, – иначе
Любовь могли бы мы лишь болтовней
Доказывать одной.
«Любил» звучит почти как «умер» или
«Меня вчера убили»;
Любовь испепеляет – тем верней,
Чем любящий юней.
Тот мертв, кто знал любовь уже однажды:
Не умирают дважды;
Пускай он с виду кажется живым —
Не верь глазам своим.
Такая жизнь – как отблеск розоватый
Погасшего заката
Иль толику последнюю тепла
Хранящая зола.
Я знаю: мне уже не возродиться;
Как надпись на гробнице,
Твержу свое из-под могильных глыб:
«Я жил – любил – погиб».
 

ПОГРЕБЕНИЕ

 
Когда меня придете обряжать, —
О, заклинаю властью
Загробною! – не троньте эту прядь,
Кольцом обвившую мое запястье:
Се тайный знак, что ей,
На небо отлетев, душа велела,
Наместнице моей,
От тления хранить мое земное тело.
 
 
Пучок волокон мозговых, виясь
По всем телесным членам,
Крепит и прочит между ними связь:
Не так ли этим волоскам бесценным
Могущество дано
Беречь меня и в роковой разлуке?
Иль это лишь звено
Оков, надетых мне, как смертнику, для муки?
 
 
Так или сяк, со мною эту прядь
Заройте глубже ныне,
Чтоб к идолопоклонству не склонять
Тем, что могли б найти сии святыни.
Смирение храня,
Не дерзко ли твой дар с душой равняю?
Ты не спасла меня,
За это часть тебя я погребаю.
 

МОЩИ

 
Когда мою могилу вскрыть
Придут, чтоб гостя подселить
(Могилы, женщинам под стать,
Со многими готовы спать),
То, раскопав, найдут
Браслет волос вокруг моей кости,
А это может навести
На мысль: любовники заснули тут,
И тем была их хитрость хороша,
Что вновь с душою встретится душа,
Вернувшись в тело и на Суд спеша…
 
 
Вдруг это будет век и град,
Где лжебогов усердно чтят,
Тогда епископ с королем
Решат, увидев нас вдвоем:
Святые мощи здесь!
Ты станешь Магдалиной с этих дней,
Я – кем-нибудь при ней…
И толпы в ожидании чудес
Придут облобызать священный прах…
Скажу, чтоб оправдаться в их глазах,
О совершенных нами чудесах:
 
 
Еще не знали мы себя,
Друг друга преданно любя,
В познанье пола не разнясь
От ангелов, хранящих нас,
И поцелуй наш мог
Лишь встречу иль прощанье отмечать,
Он не срывал печать
С природного, к чему закон столь строг.
Да, чудеса явили мы сполна…
Нет, стих бессилен, речь моя скудна:
Чудесней всех чудес была она!
 

КАНОНИЗАЦИЯ

 
Прошу, молчи, не тронь моей любви!
Чем хочешь – тем себя и тешь:
Мою подагру высмей или плешь;
Похвастай тем, что велики твои
Богатства, что ты сам велик,
Что созерцать монарший лик
Не только на монетах ты привык,
Но милосердие яви:
Не тронь моей любви.
 
 
Ужели вред есть от моей любви?
Иль вздох мой поднял шторм на море?
Иль залил я поля слезами в горе?
Иль навели страдания мои,
Мой жар сердечный, лихорадку?
И если мир идет к упадку
(Сутягу тянет в суд, солдата – в схватку),
В слезах он тонет и в крови
Не по вине любви.
 
 
Преобразившись волею любви,
Мы оба – бабочка и пламя,
Орел и голубь: этими словами,
Престранными, теперь нас назови.
Мы – феникс, я с любимой слит,
И тот огонь, что в нас горит,
Расплавив, нас навек соединит.
Для воскрешенья – умертви,
Мистерия любви.
 
 
И умерев, мы не умрем в любви:
Расставшись с бренной оболочкой,
Нам жить не эпитафией, но строчкой,
Которую не в хрониках лови —
В моих сонетах. В них готова
Для нас не склепа пыль пустого,
Но злато раки для мощей святого.
Так нас с тобой стихи мои
Канонизируют в любви.
 
 
Так станут к нам взывать: «О вы, в любви
Достигшие святого сана!
 
 
Для нас любовь – страданье, вам – осанна;
Чета святая, милость нам яви
(Поэт, и ты, его подруга, —
Ведь вы смогли в глазах друг друга
Узреть всю красоту земного круга!) —
Своею нас благослови
Любовью для любви».
 

ПОСЛЕДНИЙ ВЗДОХ

 
Прерви сей горький поцелуй, прерви,
Пока душа из уст не излетела!
Простимся: без разлуки нет любви,
Дня светлого – без черного предела.
Не бойся сделать шаг, ступив на край;
Нет смерти проще, чем сказать «прощай!»
 
 
«Прощай», шепчу – и медлю, как убийца;
Но если все в душе твоей мертво,
Пусть слово гибельное возвратится
И умертвит злодея твоего.
Ответь же мне: «Прощай!» Твоим ответом
Убит я дважды – в лоб и рикошетом.
 

КОЛДОВСТВО С ПОРТРЕТОМ

 
Что вижу я! В твоих глазах
Мой лик, объятый пламенем, сгорает;
А ниже, на щеке, в твоих слезах
Другой мой образ утопает.
Ужель, замысля вред,
Ты хочешь погубить портрет,
Дабы и я погиб за ним вослед?
 
 
Дай выпью влагу этих слез,
Чтоб страх зловещий душу не тревожил.
Вот так! – я горечь их с собой унес
И все портреты уничтожил.
Все, кроме одного:
Ты в сердце сберегла его,
Но это – чудо, а не колдовство.
 

ПОДСЧЕТ

 
С тех пор, как я вчера с тобой расстался,
Я первых двадцать лет еще питался
Воспоминаньями; лет пятьдесят
Мечтал, надеждой дерзостной объят,
Как мы с тобою снова будем вместе!
Сто лет я слезы лил, вздыхал лет двести,
И тыщу лет отчаянье копил —
И тыщу лет спустя тебя забыл.
Не старше ли я стал Мафусаила?
Нет, я – мертвец. Жизнь без тебя – могила.
 

ПЕСНЯ

 
Мой друг, я расстаюсь с тобой
Не ради перемен,
Не для того, чтобы другой
Любви предаться в плен.
Но наш не вечен дом,
И кто сие постиг,
Тот загодя привык
Быть легким на подъем.
 
 
Уйдет во тьму светило дня —
И вновь из тьмы взойдет:
Хоть так светло, как ты меня,
Никто его не ждет.
А я на голос твой
Примчусь еще скорей,
Пришпоренный своей
Любовью и тоской.
 
 
Продлить удачу хоть на час
Никто еще не смог:
Счастливые часы для нас —
Меж пальцами песок.
А всякую печаль
Лелеем и растим,
Как будто нам самим
Расстаться с нею жаль.
 
 
Твой каждый вздох и каждый стон —
Мне в сердце острый нож;
Душа из тела рвется вон,
Когда ты слезы льешь.
О, сжалься надо мной!
Ведь ты, себя казня,
Терзаешь и меня:
Я жив одной тобой.
 
 
Мне вещим сердцем не сули
Несчастий никаких:
Судьба, подслушав их вдали,
Вдруг да исполнит их?
Вообрази: мы спим,
Разлука – сон и блажь;
Такой союз, как наш,
Вовек неразделим.
 

ПРОЩАНИЕ, ЗАПРЕЩАЮЩЕЕ ПЕЧАЛЬ

 
Как тот, кто жил по воле Божьей,
Отходит тихо, без обид, —
Так что склонившимся у ложа
Неясно: умер или спит, —
 
 
Так неизбежная разлука —
Не повод ссориться сейчас,
Не то предстанет наша мука
Непосвященным напоказ.
 
 
Когда земля разверзнет бездны,
Погибнем все среди огней,
Но нас не сгубит свод небесный,
Дрожа вдали куда грозней.
 
 
Любви любовников подлунных
Прощанья не преобороть, —
Ведь на ее душевных струнах
Играть умеет только плоть, —
 
 
Но взаимопроникновенье
Двух душ, связующее нас,
Превысив наше разуменье, —
Прочней, чем узы губ и глаз.
 
 
Двум душам, слившимся в такую
Одну, – разрыва не видать.
Так проволоку золотую
Хоть век тяни – не разорвать.
 
 
А будь их все же две – то будто
Как ножки циркуля вдвоем.
Твоя, недвижная как будто,
За мною движется тайком.
 
 
Твоя – иглою в центр вонзится,
И все ж, чем дальше в путь моя,
Тем ниже, внемля ей, кренится,
Моя назад, в свой рост – твоя.
 
 
Смотри не дрогни – час неровен, —
Мне нужно круги обогнуть;
Не дрогнешь – круг мой выйдет ровен,
Вернусь туда, где начал путь.
 

ПРОЩАНИЕ. О МОЕМ ИМЕНИ НА ОКОННОМ СТЕКЛЕ

1

 
Пусть имя на стекле окна
Магическим останется наказом.
Незыблемость любви да будет скреплена
Царапиной, оставленной алмазом.
А если этих букв твой не забудет взгляд,
Они алмазы Индий посрамят.
 

2

 
Да будет чистое стекло,
Как мысль моя, прозрачно пред тобою,
Чтоб самое тебя явить оно могло
Тебе самой – доподлинно тобою;
А если налетят нечистые мечты,
Взгляни: здесь буду я и, значит, ты.
 

3

 
Ведь ни единого штриха
Из тех, что здесь в мое сложились имя,
Вовек не смогут сдуть небесные меха,
Ни сдуть, ни смыть струями дождевыми, —
Останусь тем же самым, но целей вдвойне,
Коль мое имя будет здесь, в окне.
 

4

 
А не пойми иль не прими
Преподанного именем урока,
Представь тогда, что это череп мой с костьми,
И вспомни: страсть кратка, а смерть жестока;
Задумайся, на миг поверь: меня уж нет
И врос в окно мой мертвенный скелет.
 

5

 
Ведь все, что есть душа моя,
В тебя попало, словно в кущи рая, —
В тебе одной расту, и зрю, и мыслю я, —
И плоть, иной дороги и не зная, —
Вся плоть моя, вся кровь, вся плоть моя
и кровь, —
К тебе – своей душе – вернется вновь.
 

6

 
До возвращенья моего
Сумей сберечь, не рассыпая, тело,
Из имени все вновь и вновь слагай его.
Как воля звезд, значенье возымело
Магическое начертание двух слов, —
Таков был этот час: зенит миров.
 

7

 
Я начертал их в апогей
Отчаянья и страсти – в час прощальный.
Нет в мире им преград, они всего сильней.
Еще влюбленней и еще печальней
Ты стать должна, взглянув нечаянно сюда:
Я гибну ежедневно – плачь всегда.
 

8

 
Но если вздорною рукой
Окно ты распахнешь навстречу другу,
Чьи шутки тонкие иль кошелек тугой
Готовят мне недобрую услугу,
Ведь ими разум твой к неверности склонен, —
То мой Заступник будет оскорблен.
 

9

 
Твою рабу хитрец прельстит
Подарком пышным и младым слугою —
Та, изловчившись, письмецо тебе вручит,
Распишет негодяя как героя, —
Так пусть же в этот миг блеснет алмазный штрих,
Затмив притворный блеск в очах твоих.
 

10

 
Но если будет посему,
И приведешь измену в исполненье,
И сядешь за письмо любовное к нему,
И новый час назначишь в нетерпенье, —
Пусть в полузабытьи скользнет по стеклам
взгляд, —
И то же имя строчки повторят.
 

11

 
Ах нет! Пусть имя на стекле
Останется – но ничего не знача.
Я умираю, я мечусь в смертельной мгле, —
И то, что бормочу, едва не плача,
Не принимай всерьез – в попреках смысла нет.
Прости меня и мой предсмертный бред.
 

ТВИКНАМСКИЙ САД

 
В тумане слез, печалями обвитый,
Я в этот сад вхожу, как в сон забытый;
И вот – к моим ушам, к моим глазам
Стекается живительный бальзам,
Способный залечить любую рану;
Но монстр ужасный, что во мне сидит,
Паук любви, который все мертвит,
В желчь превращает даже божью манну;
Воистину здесь чудно, как в Раю, —
Но я, предатель, в Рай привел змею.
 
 
Уж лучше б эти молодые кущи
Смял и развеял ураган ревущий!
Уж лучше б снег, нагрянув с высоты,
Оцепенил деревья и цветы,
Чтобы не смели мне в глаза смеяться!
Куда теперь укроюсь от стыда?
О Купидон, вели мне навсегда
Частицей сада этого остаться,
 
 
Чтоб мандрагорой горестной стонать
Или фонтаном у стены рыдать!
 
 
Пускай тогда к моим струям печальным
Придет влюбленный с пузырьком хрустальным,