Страница:
Олвард Донна
Ангельские глазки
Роман
Глава 1
После всех проблем, возникших за день, – выпаса заупрямившегося стада, сломанных ворот, закончившегося газа – Вьятт Блэк меньше всего ожидал того, что случилось.
Шаркая ботинками по пыльной дороге, ведущей к покосившемуся крыльцу, он пристально смотрел на странный сверток у парадной двери. Сверток был округлым и… розовым.
Розовый?
Помедлив, Вьятт прибавил шаг. Сверток тихо запищал.
Вьятт сделал еще три шага, его сердце учащенно забилось. Глаза его не обманули. Перед ним была переносная детская розовая люлька. Вьятту показалось, что у него начались галлюцинации. Какого черта тут происходит?
Подойдя ближе, он увидел маленькую пухлую ручку с изящными розовыми ноготками на согнутых пальчиках, которые хватали воздух, словно набирая невидимые цифры.
И вот перед ним предстал крошечный младенец с закрытыми глазами, который тихонько причмокивал губами и беспокойно двигал ручками. Из-под нежно-розового чепчика выглядывал пушок темных волос, младенец был закрыт до пояса одеялом, разрисованным бело-розовыми игрушечными мишками. Рядом с ребенком находилась сине-белая тканевая сумка – подтверждение того, что младенец прибыл в гости и останется на какое-то время.
Судорожно соображая, Вьятт с глухим стуком поставил на крыльцо комплект инструментов. Кто мать этого ребенка? И главное, где она? Почему ребенка оставили на пороге его дома?
Припомнив события прошедших месяцев, Вьятт облегченно вздохнул. Нет, невозможно, чтобы он приходился отцом этому ребенку. Год назад он находился за пределами ранчо «Скалистая гора», работая подсобным рабочим на нефтепромысле. В то время у него не было женщин. И вообще, он всегда заводил с женщинами непродолжительные отношения без обязательств.
Итак, что ему делать с этим ребенком?
Будто услышав вопрос Вьятта, девочка подняла черные ресницы, и он увидел ее темные глаза. Проснувшись, она стала сильнее размахивать ручками. Потом, словно понимая, что с Вьяттом ей следует общаться в самую последнюю очередь, она жалобно сморщила лицо, и тишину прорезал громкий плач.
Будучи шокированным и встревоженным, Вьятт глотнул воздуха. Он не может бросить ее, плачущую, на улице на сентябрьском холоде! Что же делать? Он ничего не смыслит в младенцах. Вьятт оглядел двор и дорогу, понимая, что никого не найдет. Тот, кто оставил девочку на пороге его дома, уже давно убрался отсюда.
Внеся ребенка в дом, Вьятт, не разуваясь, прошел на кухню и поставил люльку на потертый кухонный стол. Плач девочки становился все пронзительнее. Сняв шляпу, мужчина повесил ее на крюк и повернулся к рыдающей малышке.
Вьятт поднял одеяло, тут же изумившись тому, как такое крошечное и хрупкое существо может издавать столь пронзительные крики. Быстро осмотрев сиденье, он не нашел никаких намеков на происхождение ребенка и запустил пальцы в волосы. Девочка заплакала громче и стала в ярости размахивать не только ручками, но и ножками.
– Тсс, малышка, – пробормотал Вьятт, у него засосало под ложечкой от неопределенности ситуации.
Отстегивая ремни безопасности, которые удерживали ребенка в люльке, он взглянул на свои руки. Все утро Вьятт пас упрямое стадо и чинил прохудившиеся заборы. С по-прежнему учащенно бьющимся сердцем он поспешил к раковине, где на старом блюдце с отбитыми краями лежал кусок мыла.
Он вымыл руки, все время подглядывая через плечо на девочку, чьи крики становились все настойчивее. Инстинктивно он понимал, что должен взять ее на руки. «Ведь детей следует убаюкивать, верно?» В конце концов, она устала весь день лежать в люльке пристегнутой. Бросив полотенце рядом с раковиной, он вернулся к младенцу.
– Тсс, – повторил он, отчаянно желая, чтобы она успокоилась. – Я возьму тебя. Только перестань плакать.
Вьятт устроил девочку на руках. Ее лицо покрылось красными пятнами, она напряглась всем телом.
– Эй, – умасливал ее Вьятт, задаваясь вопросом, не позвонить ли в Службу спасения. Там наверняка есть скорая помощь. В конце концов, не так много людей, возвращаясь домой, находясь у своего порога младенцев.
Как такое вообще могло произойти?
Рассеянно он вспомнил о матерчатой сумке, оставленной на веранде. Внеся сумку на кухню и стараясь игнорировать детский плач, он открыл ее и достал оттуда крошечные подгузники, две пижамы, пинетки и игрушку. Одна, две, три бутылочки… и банка с каким-то порошком. Все это он выставил на кухонный стол. Потом еще несколько бутылочек. Вьятт ощупал сумку изнутри и достал оттуда еще несколько детских вещей, и ничего более.
Вьятт пришел в ярость. Какая мать могла бросить на его крыльце ребенка и сбежать? Он разочарованно вздохнул. Ладно, вне сомнения, наименьшее, что он может сделать, – вызвать полицию.
И вдруг он нащупал нечто твердое спереди сумки. В переднем кармане оказался конверт.
Удобнее устроив ребенка на руке, Вьятт открыл конверт и тяжело опустился на стул.
Он быстро пробежал глазами страницу. Словно почувствовав, что происходит нечто важное, младенец затих, засунул кулачок в рот и стал шумно его посасывать и хныкать. Прочтя короткое послание, Вьятт откинулся на спинку стула и уставился на крошечную девочку в его руках.
Ее звали Дарси. Он произнес ее имя вслух, пытаясь к нему привыкнуть. В ответ он получил очередной вопль и икание.
Ребенок затихал только для того, чтобы набраться сил, а потом заплакать пуще прежнего. Вьятт закрыл глаза, приходя в себя после прочитанного письма. В животе у него заурчало – напоминание о том, для чего изначально он шел в дом.
Может быть, девочка тоже голодна?
Воодушевившись, Вьятт схватил со стола одну из бутылочек. Едва он прикоснулся пластиковой соской к губам Дарси, как та открыла рот и стала энергично сосать молоко. Вот оно что! Чувствуя гордость и облегчение, он прошел в гостиную, уселся на старый диван и положил ноги на деревянный ящик, который использовал в качестве журнального столика. Комнату наполнила блаженная тишина, пока девочка осушала бутылочку. Лежа на руке Вьятта, она казалась ему существом из другого мира. Она не казалась ему неприятной. Она просто была… особенной.
Девочка снова закрыла глазки. Неужели сейчас заснет? Слава богу. В тишине и покое ему удастся снова прочесть письмо, попытаться привести мысли в порядок. Одно ясно наверняка: кем бы ни являлась Дарси, она не может оставаться в поместье.
Движение ее губ замедлилось, по щеке скатилась капля молока и упала на мягкую кожу ее шейки. Вьятт поразился беспомощности крошечной Дарси. Как можно осторожнее он снова уложил ее в автомобильное кресло и укрыл одеялом. Затем Вьятт подошел к холодильнику и достал из него яблоко – замена пропущенному ланчу. Откусив яблоко, он вернулся к письму, оставленному на столе.
Он прочел еще дважды, потом еще раз – на всякий случай, надеясь что произошла ошибка. Однако он уже знал, что оказался перед жестокой правдой и не должен удивляться. Яблоко показалось ему сухим, он с трудом проглотил кусок.
Дарси была его племянницей.
Дочь сестры Вьятта, в существование которой он старался не верить.
Он потер рукой лицо. О, ему давно было известно, что его отец не являлся примерным семьянином. Но Вьятт узнал имя женщины, которая подписала письмо. Барбара Паулсен была на два года моложе Вьятта и училась с ним в средней школе. Все дети знали о том, что отца у нее нет, и называли ее ублюдок Барб. Теперь, вспоминая об этом, Вьятт съежился от понимания несправедливости. Он никогда не дразнил эту девочку, ибо сам мог удостоиться подобной клички, ведь его мать выходила замуж, будучи беременной. Поговаривали, что у его отца был роман с матерью Барбары. Барбара обладала такими же черными волосами и карими глазами, как Вьятт и его отец Митч Блэк.
Вьятту всегда было ненавистно сходство с отцом. Он предпочитал походить на мать. Никогда и ни в чем он не желал напоминать своего отца.
Итак, согласно письму у них общий отец. Вьятт легко бы в это поверил. В их доме никто не скрывал того факта, что Митч Блэк женился на матери Вьятта после того, как ее обесчестил. Их брак стал настоящей катастрофой.
Вьятт нахмурился, уставившись на стену позади стола. Черт побери, даже после смерти его отец приносит несчастья. Теперь Барбара – объявляющая себя его сестрой – оказалась в такой же ситуации и просит о помощи. Временной помощи, но все же…
То, что она оставила Дарси на пороге его дома, означает две вещи. Либо она такой же никудышный родитель, как их отец, либо она отчаялась. Читая между строк, Вьятт склонялся к мысли о том, что Барбара отчаялась.
Но это ничего не решало. На руках у него остается младенец. А он холостяк, пытающийся управлять ранчо, и ничего не понимает в детях. Возможно, ему просто следует позвонить властям.
Он провел рукой по лицу, подавляя вздох. Но ведь власти поднимут вопрос об охране младенчества. Если Барбара действительно его сестра по отцу, то она уже достаточно настрадалась. После отъезда из Ред-Дир он с ней не контактировал, предпочитая притворяться, будто ее не существует.
Нет, если он обратится к властям, ребенка заберут органы опеки. Они, возможно, лишат Барбару родительских прав. При мысли об этом у него скрутило живот.
Тишину прорезал оглушительный крик, отчего мысли Вьятта разбились на мельчайшие фрагменты. Он округлил глаза, откровенно запаниковав, и посмотрел на ребенка. Личико Дарси было красным, она плакала изо всех сил. Что теперь? Он взял девочку на руки, теряясь в догадках. До сегодняшнего дня он никогда не держал ребенка на руках.
Нужна помощь. Дарси не виновата в том, что ее здесь оставили. Если сказанное Барбарой Паулсен правда, Дарси – член семьи Вьятта.
От настойчивых детских криков Вьятт напрягся. Один он не справится. Кому позвонить? Его родители умерли пять лет назад. На ранчо он переехал только на лето, после того как поработал на нефтяной вышке. Вьятт был одинок и любил свое одиночество.
До тех пор пока не появилась Дарси. Сейчас ему не помешала бы помощь.
И потом он вспомнил свою соседку. Вообще-то она не являлась его соседкой. Он встречался с Эллисон Марчук всего однажды. Она снимала дом у Камеронов и, несмотря на привлекательность, обладала разумом блохи. Вьятт не мог понять, что за страсть может заставить женщину тащиться через пастбища, где пасутся огромные быки, в поисках каких-то там цветов. И еще у нее хватило наглости назвать его брюзгой. При этом она тряхнула золотисто-белокурыми локонами. Если память ему не изменяет, она сказала, что он брюзжит, как старый дед.
К Эллисон Марчук обращаться за помощью Вьятту не хотелось, но выбора у него не было. Она наверняка знает, что делать с ребенком. При этой мысли он посмотрел на сморщенное личико измученной Дарси. С каждой минутой его нервы напрягались все сильнее. Нужно успокоить ее, чтобы она перестала плакать.
Слушая младенческие вопли, Вьятт, не раздумывая дважды, завернул Дарси в одеяло и направился к двери.
Элли потерла глаза и, положив закладку в книгу, отложила ее в сторону. Если она не перестанет читать о прибылях и убытках, то к концу недели потеряет зрение. Дистанционное обучение имело свои преимущества и недостатки. И все же оно помогало ей снова встать на ноги после выписки из больницы и года, проведенного в аду.
Прямо сейчас ей хотелось выпить чашку горячего шоколада и сделать что-нибудь, дабы отвлечься. В последнее время она слишком много размышляет, в основном о своих неудачах.
Она подпрыгнула, когда кто-то постучал в дверь, и прижала руку к груди. Она до сих пор не привыкла к акустике в доме Камеронов. Дом был так не похож на тот, в котором она жила в Калгари с Тимом.
Элли прошла в вестибюль и вздохнула.
В дверь снова постучали. Она посмотрела в глазок, и у нее отвисла челюсть. Этот был сосед, новый владелец соседнего ранчо. Стиснув зубы, она вспомнила их единственную встречу. Вьятт Блэк наорал на нее и обозвал дурой. Его слова глубоко ее ранили. В обычной ситуации она отмахнулась бы от оскорбления – работая клерком в больнице, она часто удостаивалась неприятных слов, поэтому стала толстокожей. Но в свете недавних событий после оскорбления Вьятта на ее глаза навернулись слезы. Она и сама как-то его обозвала, но не помнила, как именно.
И вот он явился к ней. Элли еще раз посмотрела в глазок и прикусила губу. Темные волосы и суровый взгляд, напряженно поджатые губы. А в руках…
Боже правый, в руках он держал ребенка!
Когда Вьятт постучал снова, она отскочила назад. Теперь она слышала тихий плач, проникающий сквозь дверь из толстого дуба. Протянув руку, она повернула тяжелую ручку, потянула на себя дверь и вышла под послеполуденные лучи солнца.
– О, слава богу.
Элли услышала пронзительные крики младенца и низкий, но взволнованный голос Вьятта.
– Что происходит?
Мистер Мрачный Ворчун шагнул вперед, нависая над Элли, и она невольно отступила.
– Пожалуйста, просто скажите, что мне делать. Она плачет не переставая.
Какие бы вопросы ни хотелось задать Элли, она забыла о них, посмотрев в его измученное, несчастное лицо. При виде младенца ее сердце болезненно сжалось. Вьятт явно предполагает, что у нее имеется опыт обращения с детьми.
Шире открыв дверь и придерживая ее бедром, Элли пригласила Вьятта в дом, стараясь игнорировать образ маленького, теплого ребенка в своих руках.
«Этот ребенок не Уильям».
Она выдержит.
Элли приклеила на губы улыбку.
– Как ее зовут?
Он с трудом сглотнул, перешагивая порог, у него дернулся кадык. Элли обратила внимание на его потрясающе красивые губы, особенно на нижнюю, полную губу над подбородком, покрытым едва заметной щетиной.
– Дарси. Ее зовут Дарси.
Элли почувствовала в руках маленький теплый сверток, вес которого показался ей непривычным, пробуждающим болезненные воспоминания, но приятным. Она коснулась рукой крошечного лба, желая проверить, нет ли у девочки температуры.
– Она не горячая. Думаете, она заболела?
Блэк вошел, закрыл за собой дверь, и от волнения у Элли засосало под ложечкой. Он не был приятным человеком. И все же было нечто необычное в его взгляде.
– Я надеялся, что вы мне об этом скажете. Сначала она спала, потом начала вопить. – Он заговорил немного громче, чтобы перекричать ребенка, плач которого напоминал сирену, сообщающую о бомбежке.
Элли почти ничего не знала о детях, и одно напоминание о них сильно ее ранило. Она вспомнила ту информацию, которую почерпнула о детях из книг, которые покупала, посещая занятия в дородовом классе.
– Вы пытались ее покормить?
– После того как я дал ей бутылочку из сумки, она вроде бы успокоилась, – объяснил он, проводя рукой по волосам. – Она быстро умяла ее содержимое.
Элли нахмурила бровь, стараясь вспомнить, говорила ли Сара Камерон о том, что у их замкнутого соседа имеется ребенок. Он определенно не похож на человека, который прежде имел дело с детьми. Он смотрел то на Элли, то на Дарси с беспокойством и паникой.
– Вы подогревали молоко?
Он слегка разомкнул полные губы, его лицо чуть вытянулось.
– Мне следовало его подогреть?
Элли расслабила плечи и тихо хихикнула, почувствовав облегчение. Немедленно подняв ребенка к плечу, она стала ритмично поглаживать его по спине.
– Вероятно, у нее колики.
– Я не знал, – ответил он, и его щеки слегка покраснели. – О детях я ничего не знаю.
– Вы могли бы разуться и зайти на минутку, – сказала в ответ Элли, не желая признаваться, что знает о младенцах немногим больше Вьятта. Она понимала, что совершила ошибку, зайдя на пастбище, где паслись быки, и уже знала о том, что думает о ее умственных способностях Вьятт. Но будь она проклята, если снова позволит ему увидеть ее слабой!
Раздалось очень громкое отрыгивание, и Элли рассмеялась, услышав звук такой силы от столь маленького существа.
– Меня зовут Эллисон Марчук, – представилась она, чувствуя, как дыхание ребенка согревает ее плечо под свитером. – Не думаю, что в прошлый раз мы встретились при удачных обстоятельствах.
– Я помню, – ответил он, и Элли почувствовала, как стало жарко ее шее. Он резко заметил: – Вьятт Блэк, если вы забыли. Спасибо. У меня по-прежнему звенит в ушах. Я уже не знал, что делать.
Элли игнорировала его замечание. Она, несомненно, помнила их встречу. Не каждый день незнакомец орет на нее и одаривает нелестными эпитетами. Из вежливости она решила забыть прошлую историю и начать сначала. Элли вздернула подбородок:
– Всегда рада помочь, Вьятт Блэк.
Произнося его имя, она подумала о том, что оно ему очень подходит. Даже без ботинок он был выше ее на десять сантиметров. Его плечи казались невероятно широкими под выцветшей фланелевой рубашкой.
Элли прошла из вестибюля в гостиную, решив проявлять такт. Комната была с видом на задний двор, за которым располагалось огромное пастбище для скота, принадлежащего Вьятту. Именно на этом пастбище Элли собирала полевые цветы, желая развлечься.
– У Камеронов симпатичный дом, – сказал он, стоя позади нее. – Я не заходил сюда прежде.
– Мой отец работал на компанию «Камерон энерджи», – заметила Элли. – Камероны для меня как вторые родители.
Вьятт промолчал, и Элли прибавила к его недостаткам еще один – неразговорчивость.
Она жестом указала ему на стул, приглашая присесть:
– Хотите забрать девочку? Теперь она выглядит намного более довольной.
Она вытянула руки, на которых лежала невинно моргающая Дарси, глядя темными глазами в никуда.
– Ей будет лучше у вас, – ответил Вьятт, отводя взгляд.
Элли шагнула назад и подошла к дивану. Присев, она осторожно положила Дарси рядом с собой. Ее задело то, что Вьятт не способен даже элементарно позаботиться о ребенке. Если бы не обстоятельства, она сейчас находилась бы дома и нянчилась с собственным сыном. Пару раз моргнув, Элли отмахнулась от размышлений. Прошлого не изменить.
– Она не упадет? – послышался голос Вьятта.
Его резкий вопрос вырвал ее из ненужных раздумий. Элли понятия не имела, как ответить. В каком возрасте дети начинают переворачиваться? Ей не хотелось показывать Вьятту свою нерешительность, поэтому она удобнее устроила ребенка, положив его перпендикулярно краю дивана.
– Сколько ей? – Элли подумала, что девочке четыре, может, шесть недель. Она провела пальцем по груди и животу ребенка и нежно улыбнулась, когда Дарси радостно взбрыкнула ножками. По меньшей мере, она не расплакалась.
Вьятт не ответил, и Элли снова оглянулась. Он внимательно за ней наблюдал, слегка прищурившись, будто желая прочесть ее мысли.
– Чем вы занимаетесь, Эллисон?
Ага. Он не хочет отвечать на ее вопрос. Ну и она не желает ему отвечать. Ответ требовал от Эллисон пространных объяснений, что только вызовет у Вьятта желание отпустить очередное замечание по поводу ее ума.
Возможно, ему пора уходить.
– Теперь она кажется довольной, но, вероятно, она устала. Вам следует отнести ее домой и уложить спать.
Вьятт отвел взгляд. Элли стали мучить предчувствия. Он сообщил ей лишь имя ребенка, но не сказал, каков его возраст. Вьятт не знал о том, что следует подогревать бутылочку со смесью… Что связывает этого человека и младенца? Его ли это ребенок? Если ребенок его, то не следует ли ему хорошенько знать, как о нем заботиться?
Элли вздохнула:
– Она ведь не ваша, верно?
Он поймал ее взгляд и искренне произнес:
– Нет.
– Тогда чья?
– Запутанная история.
Элли чопорно сложила руки на коленях, стараясь скрыть волнение. Она быстренько вспомнила об историях в новостях, где рассказывалось о похищении младенцев теми, кто не являлся их опекунами. Вьятт, вне сомнения, мрачен и ворчлив, но способен ли он на такой поступок? Ей не хотелось в это верить.
– Вы меня не убедили, мистер Блэк.
Под его пристальным взглядом ей захотелось съежиться, но она поборола свои чувства. Следует ли ей испугаться? Возможно. Но не она ввязалась в эту историю.
– Вы ничего не понимаете в уходе за детьми, – заметила она, набираясь смелости. – Вы даже не знаете ее возраста.
– Нет, не знаю. До сегодняшнего дня я никогда не держал на руках ребенка. Такой ответ вас устроит?
– Не совсем. – Она подняла Дарси с диванной подушки и запеленала ее в одеяло. – Мне нужно, чтобы вы объяснились.
– Дарси моя племянница… Я так думаю.
Услышав неоднозначный ответ, Элли озадаченно наморщила нос:
– Мистер Блэк…
Он поднялся со стула и широкими шагами подошел к Элли. Ей пришлось выгнуть шею, чтобы посмотреть в его лицо. Он стиснул зубы, его мрачные глаза метали молнии, но что-то в нем вызвало у нее сочувствие. Он казался страдающим и, возможно, уязвимым.
Из заднего кармана он достал конверт и протянул его Элли.
– Читайте, – приказал он. – Тогда вам станет известно столько же, сколько известно мне.
Шаркая ботинками по пыльной дороге, ведущей к покосившемуся крыльцу, он пристально смотрел на странный сверток у парадной двери. Сверток был округлым и… розовым.
Розовый?
Помедлив, Вьятт прибавил шаг. Сверток тихо запищал.
Вьятт сделал еще три шага, его сердце учащенно забилось. Глаза его не обманули. Перед ним была переносная детская розовая люлька. Вьятту показалось, что у него начались галлюцинации. Какого черта тут происходит?
Подойдя ближе, он увидел маленькую пухлую ручку с изящными розовыми ноготками на согнутых пальчиках, которые хватали воздух, словно набирая невидимые цифры.
И вот перед ним предстал крошечный младенец с закрытыми глазами, который тихонько причмокивал губами и беспокойно двигал ручками. Из-под нежно-розового чепчика выглядывал пушок темных волос, младенец был закрыт до пояса одеялом, разрисованным бело-розовыми игрушечными мишками. Рядом с ребенком находилась сине-белая тканевая сумка – подтверждение того, что младенец прибыл в гости и останется на какое-то время.
Судорожно соображая, Вьятт с глухим стуком поставил на крыльцо комплект инструментов. Кто мать этого ребенка? И главное, где она? Почему ребенка оставили на пороге его дома?
Припомнив события прошедших месяцев, Вьятт облегченно вздохнул. Нет, невозможно, чтобы он приходился отцом этому ребенку. Год назад он находился за пределами ранчо «Скалистая гора», работая подсобным рабочим на нефтепромысле. В то время у него не было женщин. И вообще, он всегда заводил с женщинами непродолжительные отношения без обязательств.
Итак, что ему делать с этим ребенком?
Будто услышав вопрос Вьятта, девочка подняла черные ресницы, и он увидел ее темные глаза. Проснувшись, она стала сильнее размахивать ручками. Потом, словно понимая, что с Вьяттом ей следует общаться в самую последнюю очередь, она жалобно сморщила лицо, и тишину прорезал громкий плач.
Будучи шокированным и встревоженным, Вьятт глотнул воздуха. Он не может бросить ее, плачущую, на улице на сентябрьском холоде! Что же делать? Он ничего не смыслит в младенцах. Вьятт оглядел двор и дорогу, понимая, что никого не найдет. Тот, кто оставил девочку на пороге его дома, уже давно убрался отсюда.
Внеся ребенка в дом, Вьятт, не разуваясь, прошел на кухню и поставил люльку на потертый кухонный стол. Плач девочки становился все пронзительнее. Сняв шляпу, мужчина повесил ее на крюк и повернулся к рыдающей малышке.
Вьятт поднял одеяло, тут же изумившись тому, как такое крошечное и хрупкое существо может издавать столь пронзительные крики. Быстро осмотрев сиденье, он не нашел никаких намеков на происхождение ребенка и запустил пальцы в волосы. Девочка заплакала громче и стала в ярости размахивать не только ручками, но и ножками.
– Тсс, малышка, – пробормотал Вьятт, у него засосало под ложечкой от неопределенности ситуации.
Отстегивая ремни безопасности, которые удерживали ребенка в люльке, он взглянул на свои руки. Все утро Вьятт пас упрямое стадо и чинил прохудившиеся заборы. С по-прежнему учащенно бьющимся сердцем он поспешил к раковине, где на старом блюдце с отбитыми краями лежал кусок мыла.
Он вымыл руки, все время подглядывая через плечо на девочку, чьи крики становились все настойчивее. Инстинктивно он понимал, что должен взять ее на руки. «Ведь детей следует убаюкивать, верно?» В конце концов, она устала весь день лежать в люльке пристегнутой. Бросив полотенце рядом с раковиной, он вернулся к младенцу.
– Тсс, – повторил он, отчаянно желая, чтобы она успокоилась. – Я возьму тебя. Только перестань плакать.
Вьятт устроил девочку на руках. Ее лицо покрылось красными пятнами, она напряглась всем телом.
– Эй, – умасливал ее Вьятт, задаваясь вопросом, не позвонить ли в Службу спасения. Там наверняка есть скорая помощь. В конце концов, не так много людей, возвращаясь домой, находясь у своего порога младенцев.
Как такое вообще могло произойти?
Рассеянно он вспомнил о матерчатой сумке, оставленной на веранде. Внеся сумку на кухню и стараясь игнорировать детский плач, он открыл ее и достал оттуда крошечные подгузники, две пижамы, пинетки и игрушку. Одна, две, три бутылочки… и банка с каким-то порошком. Все это он выставил на кухонный стол. Потом еще несколько бутылочек. Вьятт ощупал сумку изнутри и достал оттуда еще несколько детских вещей, и ничего более.
Вьятт пришел в ярость. Какая мать могла бросить на его крыльце ребенка и сбежать? Он разочарованно вздохнул. Ладно, вне сомнения, наименьшее, что он может сделать, – вызвать полицию.
И вдруг он нащупал нечто твердое спереди сумки. В переднем кармане оказался конверт.
Удобнее устроив ребенка на руке, Вьятт открыл конверт и тяжело опустился на стул.
Он быстро пробежал глазами страницу. Словно почувствовав, что происходит нечто важное, младенец затих, засунул кулачок в рот и стал шумно его посасывать и хныкать. Прочтя короткое послание, Вьятт откинулся на спинку стула и уставился на крошечную девочку в его руках.
Ее звали Дарси. Он произнес ее имя вслух, пытаясь к нему привыкнуть. В ответ он получил очередной вопль и икание.
Ребенок затихал только для того, чтобы набраться сил, а потом заплакать пуще прежнего. Вьятт закрыл глаза, приходя в себя после прочитанного письма. В животе у него заурчало – напоминание о том, для чего изначально он шел в дом.
Может быть, девочка тоже голодна?
Воодушевившись, Вьятт схватил со стола одну из бутылочек. Едва он прикоснулся пластиковой соской к губам Дарси, как та открыла рот и стала энергично сосать молоко. Вот оно что! Чувствуя гордость и облегчение, он прошел в гостиную, уселся на старый диван и положил ноги на деревянный ящик, который использовал в качестве журнального столика. Комнату наполнила блаженная тишина, пока девочка осушала бутылочку. Лежа на руке Вьятта, она казалась ему существом из другого мира. Она не казалась ему неприятной. Она просто была… особенной.
Девочка снова закрыла глазки. Неужели сейчас заснет? Слава богу. В тишине и покое ему удастся снова прочесть письмо, попытаться привести мысли в порядок. Одно ясно наверняка: кем бы ни являлась Дарси, она не может оставаться в поместье.
Движение ее губ замедлилось, по щеке скатилась капля молока и упала на мягкую кожу ее шейки. Вьятт поразился беспомощности крошечной Дарси. Как можно осторожнее он снова уложил ее в автомобильное кресло и укрыл одеялом. Затем Вьятт подошел к холодильнику и достал из него яблоко – замена пропущенному ланчу. Откусив яблоко, он вернулся к письму, оставленному на столе.
Он прочел еще дважды, потом еще раз – на всякий случай, надеясь что произошла ошибка. Однако он уже знал, что оказался перед жестокой правдой и не должен удивляться. Яблоко показалось ему сухим, он с трудом проглотил кусок.
Дарси была его племянницей.
Дочь сестры Вьятта, в существование которой он старался не верить.
Он потер рукой лицо. О, ему давно было известно, что его отец не являлся примерным семьянином. Но Вьятт узнал имя женщины, которая подписала письмо. Барбара Паулсен была на два года моложе Вьятта и училась с ним в средней школе. Все дети знали о том, что отца у нее нет, и называли ее ублюдок Барб. Теперь, вспоминая об этом, Вьятт съежился от понимания несправедливости. Он никогда не дразнил эту девочку, ибо сам мог удостоиться подобной клички, ведь его мать выходила замуж, будучи беременной. Поговаривали, что у его отца был роман с матерью Барбары. Барбара обладала такими же черными волосами и карими глазами, как Вьятт и его отец Митч Блэк.
Вьятту всегда было ненавистно сходство с отцом. Он предпочитал походить на мать. Никогда и ни в чем он не желал напоминать своего отца.
Итак, согласно письму у них общий отец. Вьятт легко бы в это поверил. В их доме никто не скрывал того факта, что Митч Блэк женился на матери Вьятта после того, как ее обесчестил. Их брак стал настоящей катастрофой.
Вьятт нахмурился, уставившись на стену позади стола. Черт побери, даже после смерти его отец приносит несчастья. Теперь Барбара – объявляющая себя его сестрой – оказалась в такой же ситуации и просит о помощи. Временной помощи, но все же…
То, что она оставила Дарси на пороге его дома, означает две вещи. Либо она такой же никудышный родитель, как их отец, либо она отчаялась. Читая между строк, Вьятт склонялся к мысли о том, что Барбара отчаялась.
Но это ничего не решало. На руках у него остается младенец. А он холостяк, пытающийся управлять ранчо, и ничего не понимает в детях. Возможно, ему просто следует позвонить властям.
Он провел рукой по лицу, подавляя вздох. Но ведь власти поднимут вопрос об охране младенчества. Если Барбара действительно его сестра по отцу, то она уже достаточно настрадалась. После отъезда из Ред-Дир он с ней не контактировал, предпочитая притворяться, будто ее не существует.
Нет, если он обратится к властям, ребенка заберут органы опеки. Они, возможно, лишат Барбару родительских прав. При мысли об этом у него скрутило живот.
Тишину прорезал оглушительный крик, отчего мысли Вьятта разбились на мельчайшие фрагменты. Он округлил глаза, откровенно запаниковав, и посмотрел на ребенка. Личико Дарси было красным, она плакала изо всех сил. Что теперь? Он взял девочку на руки, теряясь в догадках. До сегодняшнего дня он никогда не держал ребенка на руках.
Нужна помощь. Дарси не виновата в том, что ее здесь оставили. Если сказанное Барбарой Паулсен правда, Дарси – член семьи Вьятта.
От настойчивых детских криков Вьятт напрягся. Один он не справится. Кому позвонить? Его родители умерли пять лет назад. На ранчо он переехал только на лето, после того как поработал на нефтяной вышке. Вьятт был одинок и любил свое одиночество.
До тех пор пока не появилась Дарси. Сейчас ему не помешала бы помощь.
И потом он вспомнил свою соседку. Вообще-то она не являлась его соседкой. Он встречался с Эллисон Марчук всего однажды. Она снимала дом у Камеронов и, несмотря на привлекательность, обладала разумом блохи. Вьятт не мог понять, что за страсть может заставить женщину тащиться через пастбища, где пасутся огромные быки, в поисках каких-то там цветов. И еще у нее хватило наглости назвать его брюзгой. При этом она тряхнула золотисто-белокурыми локонами. Если память ему не изменяет, она сказала, что он брюзжит, как старый дед.
К Эллисон Марчук обращаться за помощью Вьятту не хотелось, но выбора у него не было. Она наверняка знает, что делать с ребенком. При этой мысли он посмотрел на сморщенное личико измученной Дарси. С каждой минутой его нервы напрягались все сильнее. Нужно успокоить ее, чтобы она перестала плакать.
Слушая младенческие вопли, Вьятт, не раздумывая дважды, завернул Дарси в одеяло и направился к двери.
Элли потерла глаза и, положив закладку в книгу, отложила ее в сторону. Если она не перестанет читать о прибылях и убытках, то к концу недели потеряет зрение. Дистанционное обучение имело свои преимущества и недостатки. И все же оно помогало ей снова встать на ноги после выписки из больницы и года, проведенного в аду.
Прямо сейчас ей хотелось выпить чашку горячего шоколада и сделать что-нибудь, дабы отвлечься. В последнее время она слишком много размышляет, в основном о своих неудачах.
Она подпрыгнула, когда кто-то постучал в дверь, и прижала руку к груди. Она до сих пор не привыкла к акустике в доме Камеронов. Дом был так не похож на тот, в котором она жила в Калгари с Тимом.
Элли прошла в вестибюль и вздохнула.
В дверь снова постучали. Она посмотрела в глазок, и у нее отвисла челюсть. Этот был сосед, новый владелец соседнего ранчо. Стиснув зубы, она вспомнила их единственную встречу. Вьятт Блэк наорал на нее и обозвал дурой. Его слова глубоко ее ранили. В обычной ситуации она отмахнулась бы от оскорбления – работая клерком в больнице, она часто удостаивалась неприятных слов, поэтому стала толстокожей. Но в свете недавних событий после оскорбления Вьятта на ее глаза навернулись слезы. Она и сама как-то его обозвала, но не помнила, как именно.
И вот он явился к ней. Элли еще раз посмотрела в глазок и прикусила губу. Темные волосы и суровый взгляд, напряженно поджатые губы. А в руках…
Боже правый, в руках он держал ребенка!
Когда Вьятт постучал снова, она отскочила назад. Теперь она слышала тихий плач, проникающий сквозь дверь из толстого дуба. Протянув руку, она повернула тяжелую ручку, потянула на себя дверь и вышла под послеполуденные лучи солнца.
– О, слава богу.
Элли услышала пронзительные крики младенца и низкий, но взволнованный голос Вьятта.
– Что происходит?
Мистер Мрачный Ворчун шагнул вперед, нависая над Элли, и она невольно отступила.
– Пожалуйста, просто скажите, что мне делать. Она плачет не переставая.
Какие бы вопросы ни хотелось задать Элли, она забыла о них, посмотрев в его измученное, несчастное лицо. При виде младенца ее сердце болезненно сжалось. Вьятт явно предполагает, что у нее имеется опыт обращения с детьми.
Шире открыв дверь и придерживая ее бедром, Элли пригласила Вьятта в дом, стараясь игнорировать образ маленького, теплого ребенка в своих руках.
«Этот ребенок не Уильям».
Она выдержит.
Элли приклеила на губы улыбку.
– Как ее зовут?
Он с трудом сглотнул, перешагивая порог, у него дернулся кадык. Элли обратила внимание на его потрясающе красивые губы, особенно на нижнюю, полную губу над подбородком, покрытым едва заметной щетиной.
– Дарси. Ее зовут Дарси.
Элли почувствовала в руках маленький теплый сверток, вес которого показался ей непривычным, пробуждающим болезненные воспоминания, но приятным. Она коснулась рукой крошечного лба, желая проверить, нет ли у девочки температуры.
– Она не горячая. Думаете, она заболела?
Блэк вошел, закрыл за собой дверь, и от волнения у Элли засосало под ложечкой. Он не был приятным человеком. И все же было нечто необычное в его взгляде.
– Я надеялся, что вы мне об этом скажете. Сначала она спала, потом начала вопить. – Он заговорил немного громче, чтобы перекричать ребенка, плач которого напоминал сирену, сообщающую о бомбежке.
Элли почти ничего не знала о детях, и одно напоминание о них сильно ее ранило. Она вспомнила ту информацию, которую почерпнула о детях из книг, которые покупала, посещая занятия в дородовом классе.
– Вы пытались ее покормить?
– После того как я дал ей бутылочку из сумки, она вроде бы успокоилась, – объяснил он, проводя рукой по волосам. – Она быстро умяла ее содержимое.
Элли нахмурила бровь, стараясь вспомнить, говорила ли Сара Камерон о том, что у их замкнутого соседа имеется ребенок. Он определенно не похож на человека, который прежде имел дело с детьми. Он смотрел то на Элли, то на Дарси с беспокойством и паникой.
– Вы подогревали молоко?
Он слегка разомкнул полные губы, его лицо чуть вытянулось.
– Мне следовало его подогреть?
Элли расслабила плечи и тихо хихикнула, почувствовав облегчение. Немедленно подняв ребенка к плечу, она стала ритмично поглаживать его по спине.
– Вероятно, у нее колики.
– Я не знал, – ответил он, и его щеки слегка покраснели. – О детях я ничего не знаю.
– Вы могли бы разуться и зайти на минутку, – сказала в ответ Элли, не желая признаваться, что знает о младенцах немногим больше Вьятта. Она понимала, что совершила ошибку, зайдя на пастбище, где паслись быки, и уже знала о том, что думает о ее умственных способностях Вьятт. Но будь она проклята, если снова позволит ему увидеть ее слабой!
Раздалось очень громкое отрыгивание, и Элли рассмеялась, услышав звук такой силы от столь маленького существа.
– Меня зовут Эллисон Марчук, – представилась она, чувствуя, как дыхание ребенка согревает ее плечо под свитером. – Не думаю, что в прошлый раз мы встретились при удачных обстоятельствах.
– Я помню, – ответил он, и Элли почувствовала, как стало жарко ее шее. Он резко заметил: – Вьятт Блэк, если вы забыли. Спасибо. У меня по-прежнему звенит в ушах. Я уже не знал, что делать.
Элли игнорировала его замечание. Она, несомненно, помнила их встречу. Не каждый день незнакомец орет на нее и одаривает нелестными эпитетами. Из вежливости она решила забыть прошлую историю и начать сначала. Элли вздернула подбородок:
– Всегда рада помочь, Вьятт Блэк.
Произнося его имя, она подумала о том, что оно ему очень подходит. Даже без ботинок он был выше ее на десять сантиметров. Его плечи казались невероятно широкими под выцветшей фланелевой рубашкой.
Элли прошла из вестибюля в гостиную, решив проявлять такт. Комната была с видом на задний двор, за которым располагалось огромное пастбище для скота, принадлежащего Вьятту. Именно на этом пастбище Элли собирала полевые цветы, желая развлечься.
– У Камеронов симпатичный дом, – сказал он, стоя позади нее. – Я не заходил сюда прежде.
– Мой отец работал на компанию «Камерон энерджи», – заметила Элли. – Камероны для меня как вторые родители.
Вьятт промолчал, и Элли прибавила к его недостаткам еще один – неразговорчивость.
Она жестом указала ему на стул, приглашая присесть:
– Хотите забрать девочку? Теперь она выглядит намного более довольной.
Она вытянула руки, на которых лежала невинно моргающая Дарси, глядя темными глазами в никуда.
– Ей будет лучше у вас, – ответил Вьятт, отводя взгляд.
Элли шагнула назад и подошла к дивану. Присев, она осторожно положила Дарси рядом с собой. Ее задело то, что Вьятт не способен даже элементарно позаботиться о ребенке. Если бы не обстоятельства, она сейчас находилась бы дома и нянчилась с собственным сыном. Пару раз моргнув, Элли отмахнулась от размышлений. Прошлого не изменить.
– Она не упадет? – послышался голос Вьятта.
Его резкий вопрос вырвал ее из ненужных раздумий. Элли понятия не имела, как ответить. В каком возрасте дети начинают переворачиваться? Ей не хотелось показывать Вьятту свою нерешительность, поэтому она удобнее устроила ребенка, положив его перпендикулярно краю дивана.
– Сколько ей? – Элли подумала, что девочке четыре, может, шесть недель. Она провела пальцем по груди и животу ребенка и нежно улыбнулась, когда Дарси радостно взбрыкнула ножками. По меньшей мере, она не расплакалась.
Вьятт не ответил, и Элли снова оглянулась. Он внимательно за ней наблюдал, слегка прищурившись, будто желая прочесть ее мысли.
– Чем вы занимаетесь, Эллисон?
Ага. Он не хочет отвечать на ее вопрос. Ну и она не желает ему отвечать. Ответ требовал от Эллисон пространных объяснений, что только вызовет у Вьятта желание отпустить очередное замечание по поводу ее ума.
Возможно, ему пора уходить.
– Теперь она кажется довольной, но, вероятно, она устала. Вам следует отнести ее домой и уложить спать.
Вьятт отвел взгляд. Элли стали мучить предчувствия. Он сообщил ей лишь имя ребенка, но не сказал, каков его возраст. Вьятт не знал о том, что следует подогревать бутылочку со смесью… Что связывает этого человека и младенца? Его ли это ребенок? Если ребенок его, то не следует ли ему хорошенько знать, как о нем заботиться?
Элли вздохнула:
– Она ведь не ваша, верно?
Он поймал ее взгляд и искренне произнес:
– Нет.
– Тогда чья?
– Запутанная история.
Элли чопорно сложила руки на коленях, стараясь скрыть волнение. Она быстренько вспомнила об историях в новостях, где рассказывалось о похищении младенцев теми, кто не являлся их опекунами. Вьятт, вне сомнения, мрачен и ворчлив, но способен ли он на такой поступок? Ей не хотелось в это верить.
– Вы меня не убедили, мистер Блэк.
Под его пристальным взглядом ей захотелось съежиться, но она поборола свои чувства. Следует ли ей испугаться? Возможно. Но не она ввязалась в эту историю.
– Вы ничего не понимаете в уходе за детьми, – заметила она, набираясь смелости. – Вы даже не знаете ее возраста.
– Нет, не знаю. До сегодняшнего дня я никогда не держал на руках ребенка. Такой ответ вас устроит?
– Не совсем. – Она подняла Дарси с диванной подушки и запеленала ее в одеяло. – Мне нужно, чтобы вы объяснились.
– Дарси моя племянница… Я так думаю.
Услышав неоднозначный ответ, Элли озадаченно наморщила нос:
– Мистер Блэк…
Он поднялся со стула и широкими шагами подошел к Элли. Ей пришлось выгнуть шею, чтобы посмотреть в его лицо. Он стиснул зубы, его мрачные глаза метали молнии, но что-то в нем вызвало у нее сочувствие. Он казался страдающим и, возможно, уязвимым.
Из заднего кармана он достал конверт и протянул его Элли.
– Читайте, – приказал он. – Тогда вам станет известно столько же, сколько известно мне.
Глава 2
Элли уставилась на лист бумаги, остро чувствуя близость стоящего рядом Вьятта. Она прочла письмо вслух, ее мягкий голос эхом отражался от стен пустой комнаты. Слушая ее, Вьятт начинал реальнее воспринимать ситуацию. Он смотрел, куда угодно, только не на ребенка.
«Дорогой Вьятт, я знаю, что прямо сейчас ты, вероятно, спрашиваешь, какого черта происходит. И поверь мне, если бы у меня был выбор…»
Элли рискнула поднять глаза. Вьятт уставился на точку позади ее плеча, сильно сжав зубы. Его взгляд был безучастным. Она снова посмотрела на лист бумаги, вырванный из блокнота, с оборванными краями. У нее неприятно засосало под ложечкой. Такие письма обычно не пишут на клочках бумаги. Оно было написано в спешке, импульсивно.
«Я не знаю, в курсе ты или нет, Вьятт, но у нас общий отец. Я твоя единокровная сестра. Я старалась возненавидеть тебя за это, но ты никогда не издевался надо мной, как другие. Возможно, ты обо всем знал. Разницы нет. Ты единственный мой родственник. Ты и Дарси. И я не гожусь для того, чтобы быть тебе сестрой, а ей матерью. При иных обстоятельствах… Но я не могу этого сделать. Хорошенько о ней позаботься – ради меня».
Письмо было подписано просто – «Барбара Паулсен».
Если письмо не поддельное – а Элли склонялась к тому, что это так, – тогда Вьятт говорит правду. Дарси приходится ему племянницей. Но письмо взволновало Элли. Дважды Барбара написала о том, что у нее нет выбора.
– Ваша сестра… – тихо начала она.
Она заметила, как развернулись его ноги, и подняла глаза. Вьятт стоял не прямо напротив нее. Он отошел и остановился у фасадного окна с видом на живую изгородь и маленький сад. Увидев его напряженную фигуру, Элли на мгновение заколебалась. Несомненно, девочке будет лучше, если о ней позаботится мать, а не этот замкнутый человек. Оказавшись лицом к лицу с младенцем, Вьятт проявил ту же холодность и упрямство, какие проявил в день, когда впервые встретился с Элли. Детям нужны не только кормление и кровать для сна. Им нужна любовь. Она задалась вопросом: способен ли Вьятт Блэк на нежные чувства?
Элли откашлялась.
– Ваша сестра, – продолжила она немного решительнее, – должно быть, очень вам доверяет.
– Моя сестра? – Он резко хохотнул. – У нас с ней биологическое родство, если так можно сказать. Я учился с ней в одной школе, вот и все.
– Вы ей не верите?
Он медленно повернулся от окна. Взгляд его карих глаз был непроницаемым, выражение лица крайне отстраненным. Элли не могла понять, о чем он думает. Ей хотелось подойти и встряхнуть его, осознать, что творится в его мозгу.
– Ходили слухи, но я их игнорировал. Не слишком приятно думать, что твой отец…
Выражение лица Вьятта изменилось. Всего на миг, но Элли обратила на это внимание. Она поняла, что он не был шокирован, узнав о предательстве отца. Но он был обижен. Аккуратно сложив письмо, она вручила его Вьятту.
– А вдруг она говорит неправду?
Он сжал губы в тонкую, твердую линию.
– Такая вероятность есть, – признался он, – но я должен удостовериться. Тем временем…
– Да, – тихо согласилась она, зная, что он прежде всего должен заботиться о Дарси. – Тем временем перед вами стоит более срочная задача. Дарси у вас. Что вы собираетесь делать?
– С детьми я беспомощен. Я ничего о них не знаю. – Он уставился на нее карими глазами, будто ожидая ее согласия.
– Это вне сомнения, – ответила она, скрестив руки на груди. – Но, несмотря на это, Дарси остается на вашем попечении.
– Я не знаю, что делать. Прошло несколько часов, а я уже провалил дело. Я никогда не общался с детьми.
Элли одарила его едва заметной снисходительной улыбкой. По меньшей мере, он хочет, чтобы дела шли как надо. Может, она слишком строга с ним?
– Когда-то вы сами были ребенком.
– О детстве у меня смутные воспоминания, – напомнил он ей, но она заметила, что ее поддразнивание не прошло даром. Выражение лица Вьятта стало менее напряженным, и ей даже показалось, что он едва заметно улыбнулся.
Дарси поерзала на диване, тихонько вздохнула и загулила, нарушая тишину. Элли отвела взгляд, задаваясь вопросом, что творится в голове у ребенка, попавшего в настоящий хаос. Элли не понимала женщину, оставившую такую крошку. Сейчас она была готова отдать все, чтобы обнять собственного ребенка. Если бы Уильям оказался жив, ничто не заставило бы ее расстаться с ним.
Вьятт присел на диван рядом с Дарси, под его весом диванные подушки прогнулись.
– Я знаю, – сказал он, словно отвечая на незаданный Элли вопрос. – Я не понимаю, как она могла так поступить. Я не виделся с ней несколько лет. Я не могу рисковать Дарси.
«Дорогой Вьятт, я знаю, что прямо сейчас ты, вероятно, спрашиваешь, какого черта происходит. И поверь мне, если бы у меня был выбор…»
Элли рискнула поднять глаза. Вьятт уставился на точку позади ее плеча, сильно сжав зубы. Его взгляд был безучастным. Она снова посмотрела на лист бумаги, вырванный из блокнота, с оборванными краями. У нее неприятно засосало под ложечкой. Такие письма обычно не пишут на клочках бумаги. Оно было написано в спешке, импульсивно.
«Я не знаю, в курсе ты или нет, Вьятт, но у нас общий отец. Я твоя единокровная сестра. Я старалась возненавидеть тебя за это, но ты никогда не издевался надо мной, как другие. Возможно, ты обо всем знал. Разницы нет. Ты единственный мой родственник. Ты и Дарси. И я не гожусь для того, чтобы быть тебе сестрой, а ей матерью. При иных обстоятельствах… Но я не могу этого сделать. Хорошенько о ней позаботься – ради меня».
Письмо было подписано просто – «Барбара Паулсен».
Если письмо не поддельное – а Элли склонялась к тому, что это так, – тогда Вьятт говорит правду. Дарси приходится ему племянницей. Но письмо взволновало Элли. Дважды Барбара написала о том, что у нее нет выбора.
– Ваша сестра… – тихо начала она.
Она заметила, как развернулись его ноги, и подняла глаза. Вьятт стоял не прямо напротив нее. Он отошел и остановился у фасадного окна с видом на живую изгородь и маленький сад. Увидев его напряженную фигуру, Элли на мгновение заколебалась. Несомненно, девочке будет лучше, если о ней позаботится мать, а не этот замкнутый человек. Оказавшись лицом к лицу с младенцем, Вьятт проявил ту же холодность и упрямство, какие проявил в день, когда впервые встретился с Элли. Детям нужны не только кормление и кровать для сна. Им нужна любовь. Она задалась вопросом: способен ли Вьятт Блэк на нежные чувства?
Элли откашлялась.
– Ваша сестра, – продолжила она немного решительнее, – должно быть, очень вам доверяет.
– Моя сестра? – Он резко хохотнул. – У нас с ней биологическое родство, если так можно сказать. Я учился с ней в одной школе, вот и все.
– Вы ей не верите?
Он медленно повернулся от окна. Взгляд его карих глаз был непроницаемым, выражение лица крайне отстраненным. Элли не могла понять, о чем он думает. Ей хотелось подойти и встряхнуть его, осознать, что творится в его мозгу.
– Ходили слухи, но я их игнорировал. Не слишком приятно думать, что твой отец…
Выражение лица Вьятта изменилось. Всего на миг, но Элли обратила на это внимание. Она поняла, что он не был шокирован, узнав о предательстве отца. Но он был обижен. Аккуратно сложив письмо, она вручила его Вьятту.
– А вдруг она говорит неправду?
Он сжал губы в тонкую, твердую линию.
– Такая вероятность есть, – признался он, – но я должен удостовериться. Тем временем…
– Да, – тихо согласилась она, зная, что он прежде всего должен заботиться о Дарси. – Тем временем перед вами стоит более срочная задача. Дарси у вас. Что вы собираетесь делать?
– С детьми я беспомощен. Я ничего о них не знаю. – Он уставился на нее карими глазами, будто ожидая ее согласия.
– Это вне сомнения, – ответила она, скрестив руки на груди. – Но, несмотря на это, Дарси остается на вашем попечении.
– Я не знаю, что делать. Прошло несколько часов, а я уже провалил дело. Я никогда не общался с детьми.
Элли одарила его едва заметной снисходительной улыбкой. По меньшей мере, он хочет, чтобы дела шли как надо. Может, она слишком строга с ним?
– Когда-то вы сами были ребенком.
– О детстве у меня смутные воспоминания, – напомнил он ей, но она заметила, что ее поддразнивание не прошло даром. Выражение лица Вьятта стало менее напряженным, и ей даже показалось, что он едва заметно улыбнулся.
Дарси поерзала на диване, тихонько вздохнула и загулила, нарушая тишину. Элли отвела взгляд, задаваясь вопросом, что творится в голове у ребенка, попавшего в настоящий хаос. Элли не понимала женщину, оставившую такую крошку. Сейчас она была готова отдать все, чтобы обнять собственного ребенка. Если бы Уильям оказался жив, ничто не заставило бы ее расстаться с ним.
Вьятт присел на диван рядом с Дарси, под его весом диванные подушки прогнулись.
– Я знаю, – сказал он, словно отвечая на незаданный Элли вопрос. – Я не понимаю, как она могла так поступить. Я не виделся с ней несколько лет. Я не могу рисковать Дарси.