Доны с этим согласились, и встреча окончилась.
– Что ж, – сказала декан, когда они с Гарриет шли по направлению к Новому двору, – в жизни еще не была на таком неуютном собрании. Дорогая моя, вы бросили бомбу!
– Боюсь, что да. Но что мне было делать?
– Разумеется, нечего. Боже мой! Легко ректору говорить о непредвзятости ума, но мы теперь будем отчаянно гадать, что думают о нас коллеги и не даем ли мы повода заподозрить нас в сумасшествии. Вот эта-то подозрительность – самое страшное, понимаете?
– Понимаю. Кстати сказать, я наотрез отказываюсь подозревать вас. Уж вы-то в высшей степени в здравом уме. Вы самый здравомыслящий человек, кого я встречала.
– Не сказать, чтобы вы проявили непредвзятость, но спасибо на добром слове. И ректора с мисс Лидгейт тоже ни в чем не заподозришь, ведь правда? Но думаю, лучше так не говорить. Иначе методом исключения… Боже! Неужели не найдется какого-нибудь чужака с фальшивым железным алиби?
– Надеюсь, что найдется. Кроме того, в нашем распоряжении те две студентки и скауты.
Они вошли в гостиную декана. Мисс Мартин яростно разворошила угли в очаге, села в кресло и уставилась на огонь. Гарриет, примостившись на кушетке, смотрела на нее.
– Послушайте, – сказала декан, – вам не стоит делиться своими соображениями со мной, но зато нам всем ничто не мешает делиться соображениями с вами. Правда? Ну так вот. Какова цель этих нападок? Это не похоже на личные счеты. Скорее на слепую ненависть ко всему колледжу. Что за этим стоит?
– Ну, может быть, кто-то считает, что колледж его чем-то оскорбил. А может, сводит личные счеты, прикрываясь дымовой завесой. Или просто забавляется – безобразия часто устраиваются из этих соображений, если слово “соображение” тут уместно.
– Но тогда это просто хулиганство. Все равно что дети перевернут мебель или слуги притворятся привидениями. И раз уж мы о слугах, как вам мысль, что виновен кто-то из них? Разумеется, мисс Бартон будет возражать. И все-таки в этих записках очень грубая лексика.
– Да, – сказала Гарриет. – Но там нет ни одного слова, которого бы я, к примеру, не знала. Я вот что думаю: возьмите чопорнейшего человека – и под наркозом он извлечет из своего подсознания самые неожиданные слова. Более того, чем чопорней человек – тем грубей будет ругань.
– Вы правы. Кстати, вы заметили, что в этих письмах нет ни одной ошибки?
– Да, заметила. Возможно, это значит, что автор писем – человек образованный, хотя обратное не обязательно верно. Я имею в виду, что грамотные люди могут намеренно писать неграмотно, так что ошибки на письме мало что доказывают. Но вот отсутствие ошибок не подделаешь – это следствие грамотности. Боюсь, я непонятно говорю.
– Нет, все понятно. Грамотный человек может притвориться неграмотным, а неграмотному притвориться грамотным не легче, чем мне – математиком.
– Но она могла пользоваться словарем.
– Все равно это значит, что словарь присутствует в ее картине мира, как сейчас принято говорить. Как вы думаете, а не глупо со стороны злоумышленника писать без ошибок?
– Не знаю. Образованные люди часто не умеют правдоподобно подделать неграмотность: делают ошибки в простых словах, но правильно пишут сложные. Разоблачить их не так уж трудно. Возможно, как раз умнее вовсе не притворяться…
– Понимаю. Значит ли это, что скаутов можно исключить? Хотя кто знает, вдруг они пишут грамотней нас. Они часто знают больше нас. И уж точно лучше одеваются. Но я не о том. Прервите меня, как начну нести ерунду.
– Никакой ерунды вы не несете, – сказала Гарриет. – Все, что вы говорите, очень верно. Пока что никого исключить не получается.
– И куда, – продолжала декан, – деваются изрезанные газеты?
– Так нечестно, – сказала Гарриет, – вы меня опередили. Я как раз сама об этом думала.
– А мы этот вопрос уже изучили, – удовлетворенно сообщила декан. – Как только мы заметили беспорядки, то есть примерно с начала этого триместра, мы стали проверять все газеты в профессорской и студенческой. Прежде чем выбросить газеты, их сверяют со списком и смотрят, не изрезаны ли страницы.
– Кто этим занимается?
– Миссис Гудвин, мой секретарь. Наверное, вы еще ее не видели. Она живет здесь только во время триместра. Очень приятная девушка – то есть женщина. Она овдовела и осталась без гроша, а у нее еще десятилетний сын в начальной школе. Когда умер ее муж, школьный учитель, она пошла учиться на секретаря и буквально нашла себя. Миссис Гудвин просто незаменима, ценный и надежный помощник.
– Она была в колледже во время встречи выпускников?
– Да, конечно. Она… о боже! Разумеется, вы не думаете, что… нет, ну это просто нонсенс. Это в высшей степени порядочная и разумная женщина. Она так признательна колледжу за то, что нашла работу, и, конечно, не стала бы ею рисковать.
– Все равно нужно внести ее в список. Как давно она здесь работает?
– Дайте подумать. Почти два года. До встречи выпускников все было спокойно, а она уже целый год жила в колледже.
– Но члены профессорской и скауты жили в колледже еще дольше – по крайней мере, большинство из них. Ни для кого нельзя сделать исключения. А что известно о других секретарях?
– Секретарь ректора, мисс Парсонс, живет в доме ректора. Секретари казначея и финансового распорядителя не живут в колледже, так что их можно исключить.
– Давно мисс Парсонс здесь работает?
– Четыре года.
Гарриет записала имена миссис Гудвин и мисс Парсонс.
– Думаю, – сказала она, – что в интересах самой миссис Гудвин стоит проверять газеты второй раз. Не то чтобы это много дало: если злоумышленница знает, что газеты проверяют, она к ним не притронется. А скорее всего, она знает – слишком много с ними возни.
– Похоже на то. В том-то и трудность, верно?
– А что с теми газетами, которые люди покупают сами?
– Естественно, их мы проверить не можем. Мы стараемся следить за корзинами для бумаг. У нас ничего не сжигают: содержимое корзин собирают в мешки и отправляют их на бумажные фабрики – или кто там платит пару пенсов за кипу старых газет. Почтенному Паджетту поручено тщательно просматривать мешки – но это адский труд. А кроме того, во всех комнатах есть камины – кто станет выбрасывать газеты в корзины для бумаг?
– А что вы скажете о сожженных мантиях? Устроить костер во дворе – довольно трудоемкое дело. Тут явно понадобился не один человек.
– Мы не уверены, что это часть одного целого. В то воскресенье перед ужином около дюжины человек бросили свои мантии где попало – вы знаете, как это бывает. Кто-то забыл мантию в портике Елизаветинского здания, кто-то в трапезной у подножия лестницы, и так далее. Люди приносят их заранее, чтобы потом надеть в часовню. – Гарриет кивнула. Воскресная служба без четверти восемь была обязательной для всех – это было что-то вроде общего собрания. – Ну так вот, когда зазвонил колокол, эти люди никак не могли найти свои мантии – а значит, идти в часовню. Все, конечно, решили, что это розыгрыш. Но посреди ночи кто-то вдруг заметил во дворе всполохи огня – оказалось, что горит бомбазин[102]. Мантии обильно полили бензином, так что костер получился на славу.
– А откуда взяли бензин?
– Стащили канистру у Маллинза, у которого мотоцикл. Помните Маллинза – привратника в Джоветтлодж? Мотоцикл его стоит в сарае неподалеку от привратницкой. Сарай он тогда не запер – зачем бы? Сейчас он уже его запирает, но толку мало. Так что кто угодно мог зайти и взять канистру. Они с женой ничего не слышали – оба спали сном праведников. Костер развели на Старом дворе – на газоне осталась уродливая проплешина. Когда разгорелся огонь, все высыпали на улицу, так что злоумышленнице ничего не стоило затеряться в толпе. Сожгли четыре магистерские мантии, две мантии стипендиатов и еще несколько мантий коммонеров, но не думаю, чтобы их отбирали специально, просто взяли те, что плохо лежали.
– Интересно, где их держали после ужина, до того как развели костер. Если разгуливать по колледжу с ворохом мантий, рано или поздно вызовешь подозрение.
– Нет, дело было в конце ноября, так что вечером было совсем темно. Ничто не мешало спрятать мантии в какой-нибудь аудитории. Понимаете, мы их не очень тщательно искали. Пострадавшие решили, что их разыгрывают, и ужасно рассердились, но решительных действий не предприняли. Большинство накинулись на приятелей.
– Да. Боюсь, сейчас мы этот вопрос не разрешим. Пожалуй, я пойду приведу себя в порядок перед ужином.
Ужин за Высоким столом проходил в весьма неловкой обстановке. Беседу героическими усилиями удерживали вокруг научных и общественных тем. Студентки весело и шумно щебетали – тень, упавшая на колледж, не омрачила их сердец. Гарриет поглядывала на них.
– Мисс Каттермол – это вон та девушка за столом справа? В зеленом платье, безвкусно накрашенная?
– Да, это она, – ответила декан. – А как вы догадались?
– Я видела ее на встрече выпускников. А где неотразимая мисс Флаксман?
– Что-то ее не видно. Может быть, не пришла на ужин. Они часто так делают: сварят яйцо прямо у себя в комнате, лишь бы не переодеваться. Вот лентяйки. А мисс Хадсон – вон та девушка за средним столом, в красном джемпере. Брюнетка в роговых очках.
– Она кажется вполне нормальной.
– Насколько я знаю, так и есть. Я думала, мы вообще все здесь нормальны.
– Мне кажется, мисс Вэйн, – заметила мисс Пайк, услышавшая конец их разговора, – даже убийцы выглядят как нормальные люди. Или вы разделяете идеи Ломброзо?[103] Насколько я понимаю, сейчас они уже большей частью опровергнуты.
Гарриет была рада возможности поговорить об убийцах.
После ужина Гарриет почувствовала себя неприкаянной. Она понимала, что надо что-то делать, кого-то расспрашивать, но не знала, с чего начать. Декан сказала, что займется какими-то списками, но позже к ней можно зайти. Мисс Берроуз, библиотекарь, собиралась внести последние штрихи в украшение Новой библиотеки – с утра ведь уже открытие. Весь день она таскала и сортировала книги и с помощью нескольких студенток расставила их по полкам. Многие доны тоже сказали, что у них дела, – кажется, подумала Гарриет, им теперь неловко друг с другом.
Поймав казначея, Гарриет спросила, нельзя ли ознакомиться с планом колледжа и списком комнат. Мисс Стивенс ответила, что даст ей список, а план, кажется, есть в кабинете у финансового распорядителя. Затем повела Гарриет в Новый двор, чтобы отдать ей требуемое.
– Надеюсь, – сказала казначей, – вы не станете придавать особого значения тому, что мисс Берроуз говорила о скаутах. Лично я была бы очень рада, если бы всю прислугу можно было поселить в скаутском крыле и тем самым очистить от подозрений, но, увы, там просто не хватит на всех места. Разумеется, я дам вам имена тех, кто живет в других зданиях, – я согласна, что меры предосторожности здесь нужны. Но все же я думаю, что случай с гранками мисс Лидгейт позволяет полностью исключить скаутов. Мало кто из них вообще знал об этих гранках и о том, насколько они важны, и им бы в голову не пришло портить рукопись. Подбросить анонимку – другое дело. Но испортить гранки мог только человек с образованием. Как вы думаете?
– Лучше я пока не буду говорить, что думаю.
– Да, вы правы. Но я-то могу говорить, что думаю. Только вам, конечно, никому больше. Просто мне не нравится, что из скаутов делают козлов отпущения.
– Что меня больше всего поражает в этой истории, – сказала Гарриет, – это почему в качестве жертвы выбрали именно мисс Лидгейт? Как кто бы то ни было – особенно из ее коллег – может желать ей зла? Это наводит на мысль: а может, злоумышленник и правда не понимал, что значат эти гранки, а просто решил отомстить всему миру?
– Конечно, может быть и так. Знаете, мисс Вэйн, ваше сегодняшнее свидетельство очень все усложнило. Признаться, я и сама склонна была подозревать скаутов, но когда их с ходу обвиняет человек, видевший рукопись последним, – по-моему, это просто неблагоразумно.
Гарриет ничего не ответила. Казначей почувствовала, что сказала лишнее, и добавила:
– Я никого не подозреваю. Я только хочу сказать, что не надо делать необоснованных выводов.
С этим Гарриет согласилась и, пометив нужные имена в предоставленном казначеем списке, отправилась к финансовому распорядителю.
Мисс Эллисон дала ей план колледжа и показала, где чья комната.
– Надеюсь, – сказала она, – что вы будете сами вести расследование. Конечно, мы не вправе отнимать у вас столько времени. Но я глубоко убеждена, что платные детективы создадут в колледже большие неудобства, как бы осторожно они себя ни вели. Я уже много лет служу колледжу и принимаю все его заботы близко к сердцу. Вы понимаете, сколь нежелательно втягивать посторонних в подобные дела.
– Понимаю, – ответила Гарриет. – С другой стороны, от какого-нибудь озлобленного или сумасшедшего слуги никто не застрахован. И конечно, очень важно найти злоумышленника как можно быстрее, а парочка профессиональных детективов справилась бы с такой задачей гораздо лучше, чем я.
Мисс Эллисон задумчиво посмотрела на нее и подергала свое пенсне на золотой цепочке.
– Как я вижу, вы склонны предполагать лучшее. Думаю, все мы склонны. Но есть ведь и вероятность другого исхода. Я прекрасно понимаю, что если злоумышленник – член профессорской, вам не хотелось бы участвовать в его разоблачении. Но если дойдет до разоблачения, вашему такту я доверяю куда больше, чем такту профессионального детектива. Кроме того, вы знакомы с распорядками колледжа – а это огромное преимущество.
Гарриет сказала, что сможет предложить что-то определенное, когда подробнее изучит все обстоятельства дела.
– Если вы возьметесь за это расследование, – продолжала мисс Эллисон, – то нужно сразу вас предупредить, что, возможно, не всем это понравится. Мне сегодня уже сказали… впрочем, не стоит, наверное, об этом распространяться.
– Это вам решать.
– Мне уже сказали, что, сузив круг подозреваемых, мы основывались только на вашем свидетельстве. Я имею в виду те две анонимки, которые вы нашли на встрече выпускников.
– Понимаю. Меня подозревают в том, что я их выдумала?
– Думаю, до такого еще никто не дошел. Но вы сказали, что сами иногда получаете похожие письма. Поэтому некоторые предположили…
– Что ж, – сказала декан, когда они с Гарриет шли по направлению к Новому двору, – в жизни еще не была на таком неуютном собрании. Дорогая моя, вы бросили бомбу!
– Боюсь, что да. Но что мне было делать?
– Разумеется, нечего. Боже мой! Легко ректору говорить о непредвзятости ума, но мы теперь будем отчаянно гадать, что думают о нас коллеги и не даем ли мы повода заподозрить нас в сумасшествии. Вот эта-то подозрительность – самое страшное, понимаете?
– Понимаю. Кстати сказать, я наотрез отказываюсь подозревать вас. Уж вы-то в высшей степени в здравом уме. Вы самый здравомыслящий человек, кого я встречала.
– Не сказать, чтобы вы проявили непредвзятость, но спасибо на добром слове. И ректора с мисс Лидгейт тоже ни в чем не заподозришь, ведь правда? Но думаю, лучше так не говорить. Иначе методом исключения… Боже! Неужели не найдется какого-нибудь чужака с фальшивым железным алиби?
– Надеюсь, что найдется. Кроме того, в нашем распоряжении те две студентки и скауты.
Они вошли в гостиную декана. Мисс Мартин яростно разворошила угли в очаге, села в кресло и уставилась на огонь. Гарриет, примостившись на кушетке, смотрела на нее.
– Послушайте, – сказала декан, – вам не стоит делиться своими соображениями со мной, но зато нам всем ничто не мешает делиться соображениями с вами. Правда? Ну так вот. Какова цель этих нападок? Это не похоже на личные счеты. Скорее на слепую ненависть ко всему колледжу. Что за этим стоит?
– Ну, может быть, кто-то считает, что колледж его чем-то оскорбил. А может, сводит личные счеты, прикрываясь дымовой завесой. Или просто забавляется – безобразия часто устраиваются из этих соображений, если слово “соображение” тут уместно.
– Но тогда это просто хулиганство. Все равно что дети перевернут мебель или слуги притворятся привидениями. И раз уж мы о слугах, как вам мысль, что виновен кто-то из них? Разумеется, мисс Бартон будет возражать. И все-таки в этих записках очень грубая лексика.
– Да, – сказала Гарриет. – Но там нет ни одного слова, которого бы я, к примеру, не знала. Я вот что думаю: возьмите чопорнейшего человека – и под наркозом он извлечет из своего подсознания самые неожиданные слова. Более того, чем чопорней человек – тем грубей будет ругань.
– Вы правы. Кстати, вы заметили, что в этих письмах нет ни одной ошибки?
– Да, заметила. Возможно, это значит, что автор писем – человек образованный, хотя обратное не обязательно верно. Я имею в виду, что грамотные люди могут намеренно писать неграмотно, так что ошибки на письме мало что доказывают. Но вот отсутствие ошибок не подделаешь – это следствие грамотности. Боюсь, я непонятно говорю.
– Нет, все понятно. Грамотный человек может притвориться неграмотным, а неграмотному притвориться грамотным не легче, чем мне – математиком.
– Но она могла пользоваться словарем.
– Все равно это значит, что словарь присутствует в ее картине мира, как сейчас принято говорить. Как вы думаете, а не глупо со стороны злоумышленника писать без ошибок?
– Не знаю. Образованные люди часто не умеют правдоподобно подделать неграмотность: делают ошибки в простых словах, но правильно пишут сложные. Разоблачить их не так уж трудно. Возможно, как раз умнее вовсе не притворяться…
– Понимаю. Значит ли это, что скаутов можно исключить? Хотя кто знает, вдруг они пишут грамотней нас. Они часто знают больше нас. И уж точно лучше одеваются. Но я не о том. Прервите меня, как начну нести ерунду.
– Никакой ерунды вы не несете, – сказала Гарриет. – Все, что вы говорите, очень верно. Пока что никого исключить не получается.
– И куда, – продолжала декан, – деваются изрезанные газеты?
– Так нечестно, – сказала Гарриет, – вы меня опередили. Я как раз сама об этом думала.
– А мы этот вопрос уже изучили, – удовлетворенно сообщила декан. – Как только мы заметили беспорядки, то есть примерно с начала этого триместра, мы стали проверять все газеты в профессорской и студенческой. Прежде чем выбросить газеты, их сверяют со списком и смотрят, не изрезаны ли страницы.
– Кто этим занимается?
– Миссис Гудвин, мой секретарь. Наверное, вы еще ее не видели. Она живет здесь только во время триместра. Очень приятная девушка – то есть женщина. Она овдовела и осталась без гроша, а у нее еще десятилетний сын в начальной школе. Когда умер ее муж, школьный учитель, она пошла учиться на секретаря и буквально нашла себя. Миссис Гудвин просто незаменима, ценный и надежный помощник.
– Она была в колледже во время встречи выпускников?
– Да, конечно. Она… о боже! Разумеется, вы не думаете, что… нет, ну это просто нонсенс. Это в высшей степени порядочная и разумная женщина. Она так признательна колледжу за то, что нашла работу, и, конечно, не стала бы ею рисковать.
– Все равно нужно внести ее в список. Как давно она здесь работает?
– Дайте подумать. Почти два года. До встречи выпускников все было спокойно, а она уже целый год жила в колледже.
– Но члены профессорской и скауты жили в колледже еще дольше – по крайней мере, большинство из них. Ни для кого нельзя сделать исключения. А что известно о других секретарях?
– Секретарь ректора, мисс Парсонс, живет в доме ректора. Секретари казначея и финансового распорядителя не живут в колледже, так что их можно исключить.
– Давно мисс Парсонс здесь работает?
– Четыре года.
Гарриет записала имена миссис Гудвин и мисс Парсонс.
– Думаю, – сказала она, – что в интересах самой миссис Гудвин стоит проверять газеты второй раз. Не то чтобы это много дало: если злоумышленница знает, что газеты проверяют, она к ним не притронется. А скорее всего, она знает – слишком много с ними возни.
– Похоже на то. В том-то и трудность, верно?
– А что с теми газетами, которые люди покупают сами?
– Естественно, их мы проверить не можем. Мы стараемся следить за корзинами для бумаг. У нас ничего не сжигают: содержимое корзин собирают в мешки и отправляют их на бумажные фабрики – или кто там платит пару пенсов за кипу старых газет. Почтенному Паджетту поручено тщательно просматривать мешки – но это адский труд. А кроме того, во всех комнатах есть камины – кто станет выбрасывать газеты в корзины для бумаг?
– А что вы скажете о сожженных мантиях? Устроить костер во дворе – довольно трудоемкое дело. Тут явно понадобился не один человек.
– Мы не уверены, что это часть одного целого. В то воскресенье перед ужином около дюжины человек бросили свои мантии где попало – вы знаете, как это бывает. Кто-то забыл мантию в портике Елизаветинского здания, кто-то в трапезной у подножия лестницы, и так далее. Люди приносят их заранее, чтобы потом надеть в часовню. – Гарриет кивнула. Воскресная служба без четверти восемь была обязательной для всех – это было что-то вроде общего собрания. – Ну так вот, когда зазвонил колокол, эти люди никак не могли найти свои мантии – а значит, идти в часовню. Все, конечно, решили, что это розыгрыш. Но посреди ночи кто-то вдруг заметил во дворе всполохи огня – оказалось, что горит бомбазин[102]. Мантии обильно полили бензином, так что костер получился на славу.
– А откуда взяли бензин?
– Стащили канистру у Маллинза, у которого мотоцикл. Помните Маллинза – привратника в Джоветтлодж? Мотоцикл его стоит в сарае неподалеку от привратницкой. Сарай он тогда не запер – зачем бы? Сейчас он уже его запирает, но толку мало. Так что кто угодно мог зайти и взять канистру. Они с женой ничего не слышали – оба спали сном праведников. Костер развели на Старом дворе – на газоне осталась уродливая проплешина. Когда разгорелся огонь, все высыпали на улицу, так что злоумышленнице ничего не стоило затеряться в толпе. Сожгли четыре магистерские мантии, две мантии стипендиатов и еще несколько мантий коммонеров, но не думаю, чтобы их отбирали специально, просто взяли те, что плохо лежали.
– Интересно, где их держали после ужина, до того как развели костер. Если разгуливать по колледжу с ворохом мантий, рано или поздно вызовешь подозрение.
– Нет, дело было в конце ноября, так что вечером было совсем темно. Ничто не мешало спрятать мантии в какой-нибудь аудитории. Понимаете, мы их не очень тщательно искали. Пострадавшие решили, что их разыгрывают, и ужасно рассердились, но решительных действий не предприняли. Большинство накинулись на приятелей.
– Да. Боюсь, сейчас мы этот вопрос не разрешим. Пожалуй, я пойду приведу себя в порядок перед ужином.
Ужин за Высоким столом проходил в весьма неловкой обстановке. Беседу героическими усилиями удерживали вокруг научных и общественных тем. Студентки весело и шумно щебетали – тень, упавшая на колледж, не омрачила их сердец. Гарриет поглядывала на них.
– Мисс Каттермол – это вон та девушка за столом справа? В зеленом платье, безвкусно накрашенная?
– Да, это она, – ответила декан. – А как вы догадались?
– Я видела ее на встрече выпускников. А где неотразимая мисс Флаксман?
– Что-то ее не видно. Может быть, не пришла на ужин. Они часто так делают: сварят яйцо прямо у себя в комнате, лишь бы не переодеваться. Вот лентяйки. А мисс Хадсон – вон та девушка за средним столом, в красном джемпере. Брюнетка в роговых очках.
– Она кажется вполне нормальной.
– Насколько я знаю, так и есть. Я думала, мы вообще все здесь нормальны.
– Мне кажется, мисс Вэйн, – заметила мисс Пайк, услышавшая конец их разговора, – даже убийцы выглядят как нормальные люди. Или вы разделяете идеи Ломброзо?[103] Насколько я понимаю, сейчас они уже большей частью опровергнуты.
Гарриет была рада возможности поговорить об убийцах.
После ужина Гарриет почувствовала себя неприкаянной. Она понимала, что надо что-то делать, кого-то расспрашивать, но не знала, с чего начать. Декан сказала, что займется какими-то списками, но позже к ней можно зайти. Мисс Берроуз, библиотекарь, собиралась внести последние штрихи в украшение Новой библиотеки – с утра ведь уже открытие. Весь день она таскала и сортировала книги и с помощью нескольких студенток расставила их по полкам. Многие доны тоже сказали, что у них дела, – кажется, подумала Гарриет, им теперь неловко друг с другом.
Поймав казначея, Гарриет спросила, нельзя ли ознакомиться с планом колледжа и списком комнат. Мисс Стивенс ответила, что даст ей список, а план, кажется, есть в кабинете у финансового распорядителя. Затем повела Гарриет в Новый двор, чтобы отдать ей требуемое.
– Надеюсь, – сказала казначей, – вы не станете придавать особого значения тому, что мисс Берроуз говорила о скаутах. Лично я была бы очень рада, если бы всю прислугу можно было поселить в скаутском крыле и тем самым очистить от подозрений, но, увы, там просто не хватит на всех места. Разумеется, я дам вам имена тех, кто живет в других зданиях, – я согласна, что меры предосторожности здесь нужны. Но все же я думаю, что случай с гранками мисс Лидгейт позволяет полностью исключить скаутов. Мало кто из них вообще знал об этих гранках и о том, насколько они важны, и им бы в голову не пришло портить рукопись. Подбросить анонимку – другое дело. Но испортить гранки мог только человек с образованием. Как вы думаете?
– Лучше я пока не буду говорить, что думаю.
– Да, вы правы. Но я-то могу говорить, что думаю. Только вам, конечно, никому больше. Просто мне не нравится, что из скаутов делают козлов отпущения.
– Что меня больше всего поражает в этой истории, – сказала Гарриет, – это почему в качестве жертвы выбрали именно мисс Лидгейт? Как кто бы то ни было – особенно из ее коллег – может желать ей зла? Это наводит на мысль: а может, злоумышленник и правда не понимал, что значат эти гранки, а просто решил отомстить всему миру?
– Конечно, может быть и так. Знаете, мисс Вэйн, ваше сегодняшнее свидетельство очень все усложнило. Признаться, я и сама склонна была подозревать скаутов, но когда их с ходу обвиняет человек, видевший рукопись последним, – по-моему, это просто неблагоразумно.
Гарриет ничего не ответила. Казначей почувствовала, что сказала лишнее, и добавила:
– Я никого не подозреваю. Я только хочу сказать, что не надо делать необоснованных выводов.
С этим Гарриет согласилась и, пометив нужные имена в предоставленном казначеем списке, отправилась к финансовому распорядителю.
Мисс Эллисон дала ей план колледжа и показала, где чья комната.
– Надеюсь, – сказала она, – что вы будете сами вести расследование. Конечно, мы не вправе отнимать у вас столько времени. Но я глубоко убеждена, что платные детективы создадут в колледже большие неудобства, как бы осторожно они себя ни вели. Я уже много лет служу колледжу и принимаю все его заботы близко к сердцу. Вы понимаете, сколь нежелательно втягивать посторонних в подобные дела.
– Понимаю, – ответила Гарриет. – С другой стороны, от какого-нибудь озлобленного или сумасшедшего слуги никто не застрахован. И конечно, очень важно найти злоумышленника как можно быстрее, а парочка профессиональных детективов справилась бы с такой задачей гораздо лучше, чем я.
Мисс Эллисон задумчиво посмотрела на нее и подергала свое пенсне на золотой цепочке.
– Как я вижу, вы склонны предполагать лучшее. Думаю, все мы склонны. Но есть ведь и вероятность другого исхода. Я прекрасно понимаю, что если злоумышленник – член профессорской, вам не хотелось бы участвовать в его разоблачении. Но если дойдет до разоблачения, вашему такту я доверяю куда больше, чем такту профессионального детектива. Кроме того, вы знакомы с распорядками колледжа – а это огромное преимущество.
Гарриет сказала, что сможет предложить что-то определенное, когда подробнее изучит все обстоятельства дела.
– Если вы возьметесь за это расследование, – продолжала мисс Эллисон, – то нужно сразу вас предупредить, что, возможно, не всем это понравится. Мне сегодня уже сказали… впрочем, не стоит, наверное, об этом распространяться.
– Это вам решать.
– Мне уже сказали, что, сузив круг подозреваемых, мы основывались только на вашем свидетельстве. Я имею в виду те две анонимки, которые вы нашли на встрече выпускников.
– Понимаю. Меня подозревают в том, что я их выдумала?
– Думаю, до такого еще никто не дошел. Но вы сказали, что сами иногда получаете похожие письма. Поэтому некоторые предположили…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента