Доуэрти Пол. Маска Ра

   Обезьянка пригнула на колени хозяину и сунула чашу в его дрожащие пухлые ручки.
   – Я о том, что вы – грабитель гробниц, – продолжал Амеротк. – А поскольку вы лекарь, вам известно обо всех умерших богатых и знатных горожанах. Вас даже приглашают на погребение. А через несколько недель вы возвращаетесь к гробнице со своим маленьким другом. Вы пускаете его в отдушину, И он забирается внутрь по вентиляционному каналу. Он обучен брать мелкие драгоценные вещицы: чашу, кольцо, фарфоровый флакон, ожерелье. Затем зверек выбирался наружу и вручал добычу вам.
   Пий слушал с раскрытым ртом. В глазах его застыл ужас.
   – Я видел вас в Городе мертвых, где вас хорошо знают, – без тени жалости продолжал Амеротк.
   Ваши грабежи дополняли доход. Но в условиях, как бы это выразиться, недавнего кризиса, вы подумывали о бегстве из Фив и потому поторопились продать награбленное на базаре, а мой слуга кое что из этого купил.
   Пий попытался встать, но Амеротк втолкнул его обратно.
   – Как мы поступаем с грабителями гробниц, господин Сетос? Распинаем их? Вешаем? Живьем хороним в Красных землях? Или просто позволяем принять яд в Доме Смерти?
   Пий рухнул на колени, заливаясь слезами и молитвенно сцепив руки.
   – Пощадите! – взмолился он.
   Амеротк взглянул на Сетоса. Тот неопределенно поднял брови.
   – Да, вы молите о пощаде, – ответил Амеротк.
   Потому что ваш изворотливый ум уже подсказал вам, что неспроста господин Амеротк сам пришел взять вас под стражу. Вы гадаете, почему за вами не пришел среди ночи Асурал? У вас есть одна возможность заслужить снисхождение. Вы сможете покинуть Фивы, погрузив в повозку все, что туда поместится. Дом и все имущество конфискуется. Доходы от него пойдут Дому Жизни при храме Амона-Ра.
   – О, какая доброта, – уныло заметил Пий.
   – Но есть одно условие! – резко оборвал его Амеротк. – Тело божественного Тутмоса осматривали вы? Его действительно укусила змея?
   – Да, господин.
   У Амеротка сердце упало. Он цепко схватил лекаря за плечо.
   – Это правда?
   – И да, и нет. Господин, у него были следы укуса на ноге выше пятки, но…
   – Что но?
   – Нога была отекшая. Я полагаю… – У Пия перехватило дыхание. – Я боюсь! – плаксивым тоном признался он.
   – А быть заживо похороненным в Красных землях еще страшнее, – напомнил Амеротк.
   – Следы от укуса были, – растирая толстые щеки, подтвердил Пий. – Но яд не распространился по телу. По всем признакам причиной смерти была падучая болезнь.
   – Как так?
   Пий поднял голову.
   – Да, господин, это правда. Похоже было на то, что змея укусила божественного фараона, но уже после его смерти.

* * *

   Сетос с Амеротком поднимались по ступеням Дома Миллиона Лет, расположенного неподалеку от большой гавани. Хатусу заняла дворец полностью. Художники усердно трудились над массивными пилонами по обеим сторонам входа, изображая в красках драматичные сцены победоносного похода Хатусу. Рабы, следуя указаниям мастеров-каменотесов, тащили внутрь здания на катках огромные гранитные глыбы.
   – Божественный фараон собирается увековечить свои победы, – заметил Сетос. – Чтобы мы не забыли о ее подвигах и славе! Перед входом по обе им сторонам будет поставлено по обелиску, сплошь покрытому свидетельствами ее божественного происхождения и побед. А их золоченый верх должен означать расположение к ней Амона– Ра.
   Амеротк прикрыл рот, защищаясь от облака пыли, и задумчиво обвел губы ногтем большого пальца. Он дал указание Асуралу и Пренхо проследить за тем, чтобы Пий еще до темноты покинул город. Но раздражение его не прошло. Если Тутмос уже был мертв, когда его кусала змея, то об этом должна была знать божественная госпожа. Но как ему подступиться с таким вопросом к величественной госпоже, фараону? К царице-воительнице, упивающейся славой?
   Амеротк схватил Сетоса за руку и заявил:
   – Я пойду один.
   Сетос не возражал.
   – Я пойду один, – повторил Амеротк. Начальник охраны узнал Амеротка сразу же и отвесил ему наипочтительнейший из поклонов, после чего провел по мраморным коридорам в маленький садик, который теперь находился в полном распоряжении одной Хатусу. Это был настоящий рай с сочной зеленой травой, тенистыми деревьями, где воздух был напоен дивными ароматами цветов, и цветами были увиты арки, а в центре сада, в пруду, выложенном отполированным мрамором, необыкновенной чистоты вода позволяла видеть как на ладони ярких разноцветных рыб. По лужайке, поклевывая зерна, расхаживали птицы с пестрым оперением. Сладкоголосые певчие птицы заливались трелями в золотых и серебряных клетках, развешанных на ветвях деревьев этого самого роскошного рая.
   Сененмут и Хатусу, сидя голова к голове на корточках, как дети, с веселым смехом пытались поймать рыбу в пруду. Хатусу подняла голову и приветливо улыбнулась. На ней были простые одежды из прозрачного полотна. Короткий, пропитанный душистыми маслами парик, покрывал голову; легко нанесенная краска придавала глазам выразительность. Хатусу была босая. На Сененмуте был белый короткий схенти, и торс его блестел от воды, которой на него брызгала Хатусу.
   – Амеротк! – воскликнула Хатусу, поднимаясь. Она легко обежала озеро и схватила судью за руку. – Вы были не в настроении? Или сердились? Почему не приходили на заседание совета? Поднявшись на цыпочки, она спросила, озорно поблескивая глазами: – Может быть, вы меня разлюбили?
   – Мне надо было повидать Пия, – ответил Амеротк. – Ваш супруг и сводный брат был уже мертв, когда его укусила змея? Верно?
   Хатусу выпустила его руку и отступила назад. – Вам нравятся цветные рыбы, Амеротк? Снимайте сандалии.
   – У меня грязные ноги, – озадаченно ответил Амеротк, не ожидавший такого отношения к своему вопросу. Через плечо он оглянулся на Сененмута и встретил его суровый взгляд.
   – Пусть он вас не беспокоит, – шепнула Хатусу, соединяя руки. – Мы с ним едины плотью, душой, сердцем и разумом.
   Амеротк заметил в глазах Хатусу отблеск страсти.
   – Вы желаете, чтобы я открыл истину. Но мне ее не найти без вашего доверия ко мне, Ваше Величество.
   Хатусу присела и расстегнула его сандалии. – А теперь окуните в воду ноги.
   Амеротку до крайности странно было сидеть на краю пруда, опустив ноги в холодную воду. По правую руку сидела Хатусу, а по левую – Сененмут. Она болтала в воде ногами. Амеротку с трудом верилось, что все происходит на самом деле. Тигрица, чинившая без пощады суд и расправу над врагами иноземцами и недругами в собственном доме. И вдруг она сидит, как девочка, приготовившаяся рассказать свою историю.
   – Я любила Тутмоса, – начала она. – Он был слаб и хвор телом. Но сердце у него было доброе. Он страдал падучей болезнью и говорил, что у него бывают видения. Знаете, Амеротк, иногда ему становилось трудно верить во всех странных богов Египта, поклоняться крокодилу. Он не мог понять, почему царь богов Амон-Ра изображается с головой глупого барана? Он расспрашивал мудрецов. Богов он не отвергал, но искал что-то еще. – Из груди ее вырвался вздох. – Тутмос отправился воевать на север. Тогда же он получил письмо от Неропа, хранителя пирамид в Саккаре. На обратном пути он там побывал. Нероп к тому времени уже умер, но оставил Тутмосу тайные указания, как потайными ходами добраться до утраченного архива великого фараона Хеопса, жившего много веков назад.
   Хатусу умолкла ненадолго, промокнула выступивший на шее пот.
   – После посещения пирамиды он написал мне письмо. Я его уничтожила. Оно состояло из нескольких строк. После возвращения в Фивы Тутмос собирался выступить от имени одного-единственного Бога против ложных богов в наших храмах. – Она пожала плечами и продолжала: – Меня мало интересовали эти его планы. – Она со вздохом поболтала в воде ногами. – Я с нетерпением ждала его возвращения. Потом в Фивы приехали посланные вперед сановники, чтобы подготовить торжественную встречу. – Она умолкла.
   – Расскажи ему все, – настоятельно посоветовал Сененмут. – Расскажи о шантаже.
   – Когда я ждала возвращения Тутмоса, – торопливо продолжала рассказ Хатусу, – мне стали приходить послания: маленькие свитки, написанные умелой рукой. Это был шантаж!
   – Шантаж! – поразился Амеротк.
   Хатусу повернулась к нему – прижала палец к его губе, так что выкрашенный в малиновый цвет ноготь глубоко врезался в кожу.
   – То, что я расскажу, Амеротк, никто больше не должен знать. Когда я была совсем еще девочкой, моя мать Яхмос сказала мне по секрету, что я была зачата милостью бога Амона-Ра, посетившего ее опочивальню. – Хатусу поправила прядь парика, выловив немного ароматного масла, которым он был пропитан. – Я тогда была совсем ребенком и приняла эти слова за сказку, потому что моя мать была целиком поглощена богами и их деяниями. В тех письмах вспоминалась эта история. Там говорилось, что мать была неверна отцу и делила ложе со жрецом храма Амона– Ра. А потому я незаконнорожденный ребенок, не царской крови. Мне было велено выполнять все приказы, или я пожалею, что ослушалась. Выбора у меня не оставалось. Тот, кто писал письма, утверждал, что располагает убедительными доказательствами.
   Амеротк смотрел на лужайку за прудом, где хохлатый удод, вспугнув певчую птицу, с жадностью клевал зерно. Амеротку вспомнились заявления Сененмута перед парадным строем солдат после великой победы над митаннийцами.
   – Вы все это знали?
   – Да, – подтвердил Сененмут. – Я решил повернуть всю эту историю в интересах Хатусу. Если божественная Хатусу была зачата богом, зачем это скрывать? Наоборот, надо объявить об этом во всеуслышание – Он улыбнулся. – Такой ход, как видно, оказался верным. После нашего возвращения в Фивы божественная госпожа посланий больше не получала.
   – Я хочу отомстить – вмешалась Хатусу. С ней произошла разительная перемена: глаза расширились, кожа туго обтянула скулы. – Я хочу видеть этого шантажиста на кресте! И пусть тело его отдадут на растерзание собакам. Тогда его душа не сможет достичь далекого горизонта. – Ее ногти вонзились в ногу Амеротка.
   – А что же случилось с божественным Тутмосом? – спросил Амеротк.
   – Он умер от ужасного припадка, который сразил его перед статуей Амона-Ра. Волнение оказалось для него слишком сильным, начался припадок. Он смог сказать только: «Это всего лишь маска!» И почти сразу он умер. Его тело было перенесено в траурный зал. Я осталась с ним. Приходили другие члены дворцового совета. Потом мне захотелось есть. Когда я повернулась к подносу с едой, то нашла маленький черный мешочек. В нем оказалось послание с недвусмысленными угрозами. Меня заставили точно выполнить приказ. – Она вздохнула. – В мешке также находилась вилка из слоновой кости. Ее зубцы были смазаны ядом.
   – Она напоминала зубы змеи? – догадался Амеротк.
   Хатусу кивнула.
   Мне было велено вонзить вилку в ногу моего покойного мужа выше пятки. Я так и поступила. На вид все выглядело, как змеиный укус. Изменился цвет кожи, глубоко просочился яд. Затем я сожгла костяную вилку, а вместе с ней и свиток. Хатусу всплеснула руками. – Даже тогда я знала: что-то может пойти не так. В теле мужа движение крови прекратилось, и яд не пошел дальше, но и с этим я ничего поделать не могла. До возвращения мужа в Фивы меня ужасала мысль, что шантажист мог нашептать ему свой секрет, и я лишусь своего положения. К тому же я не родила ему сына. После смерти Тутмоса мое положение усложнилось еще больше. Мне противостояли Рахимер и другие. Если бы шантажист начал распускать по Фивам слухи, долго продержаться мне бы не удалось.
   – А как было дело с Менелото? – поинтересовался Амеротк.
   – Спустя два дня после смерти мужа я получила очередное послание. К тому времени мне уже стало известно об осквернении гробницы мужа и знамениях, которые видели люди, когда он вернулся в Фивы. Выбирать мне не приходилось. На борту царской барки была найдена ядовитая змея: от меня требовалось выдвинуть обвинение против Менелото и молчать о посещении фараоном пирамиды в Саккаре.
   – А смерти остальных?
   – О них мы ничего не знаем, – вставил свое слово Сененмут.
   – Что мне оставалось делать? – спросила Хатусу. – Мое происхождение ставилось под сомнение. Мне противостоял Рахимер. Меня отправили на север, чтобы я там потерпела поражение. Но боги поддержали меня. – Хатусу вскинула голову. Моя мать права. Я зачата богом. Я возлюбленная Амона-Ра.
   – И кто же виновники? – просил Амеротк.
   – Рахимер. У Сетоса есть кое-какие свидетельства. Возможно, Рахимер был причастен к смерти Аменхотепа и Ипувера. – Хатусу с улыбкой повернулась к Амеротку. – Но нам эти сведения больше не нужны. – Она придвинулась ближе, так что он чувствовал аромат ее дыхания. – Мы просмотрели захваченные документы Митанни. Рахимер, как выяснилось, тайно был связан с царем Тушраттой. Скажите ему об этом, Амеротк! Пусть он признается. Смерти ему не избежать, но у него еще есть возможность выбрать, каким путем отправиться в царство блаженных.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

   Амеротк вступил в мрачные коридоры Дома Смерти под храмом Маат. Под трещавшими факелами стояли стражи в масках. Тюремщик отодвинул засовы и распахнул дверь. Через отверстие у самого потолка в побеленной стене в маленький каземат Рахимера проникало немного света и свежего воздуха. Бывший визирь изменился до неузнаваемости. На небритом, землистого цвета лице выделялись кровоподтеки, но прежней злобой горели глаза. Он не удосужился подняться и остался сидеть на корточках на тростниковой циновке.
   – Пришли поиздеваться? – Я пришел с вопросами. – О чем же?
   – О смерти Ипувера с Аменхотепом, о попытке убить командующего Омендапа, а также о шантаже царицы. – Последние слова вырвались у Амеротка сами собой, прежде чем он успел прикусить язык.
   – О шантаже? – удивился Рахимер, устраиваясь поудобнее. – О шантаже нашего божественного фараона?
   – И убийствах, – с запинкой добавил Амеротк. Он все еще не мог до конца прийти в себя после встречи с Хатусу и Сененмутом.
   – Я не причастен ни к каким убийствам. Зачем мне убивать Ипувера? – развел руками Рахимер.
   Ипуверу нравились молоденькие девочки. Я пообещал ему их полную комнату.
   Амеротку стало ясно, что он попусту тратит время. Он повернулся и пошел к двери.
   – Вам не удастся найти против меня никаких доказательств! – кричал ему вслед Рахимер. – Если эта тварь собирается меня убить, ей придется спустить на меня своих псов!
   – Не придется, – ответил с порога Амеротк. Нашлись ваши послания царю Митанни. А вам известно, какой приговор ждет изменников!
   Захлопнув за собой дверь, Амеротк, как буря, пронесся по коридору мимо стражей в масках. Ему казалось, сам воздух вокруг пропитался зловонным запахом смерти! Он хотел как можно скорее выйти наружу, поразмышлять, подготовиться к разговору с Хатусу и убедить ее, что тайна убийств и шантажа должна остаться тайной. Он вошел в безлюдный Зал Двух Истин. Заседаний суда не намечалось, по крайней мере в ближайшие пять дней, и Амеротк не сомневался, что недавние волнения существенно пополнили список дел, ждущих рассмотрения. Прислонясь к колоннам, он смотрел на судейское место, на маленькие полированные столики и подушки писцов. Со двора до него доносился смутный шум голосов, разговоры писцов, возгласы играющий детей.
   Амеротк медленно пересек зал и остановился перед одной из фресок, где перед богом Осирисом, державшим в руках весы, была изображена богиня Маат со страусовым пером на голове. «Какое бы решение вынесла она?» – подумал Амеротк. И как ему решить это дело? Он отправился в свою маленькую молельню при храме. Внутри священного ларца стояла статуэтка Маат. Пол молельни был посыпан свежим песком, сосуды для святой воды стояли налитые до краев, и кто-то, возможно, Пренхо, наполнил курильницы. Чисто прибранную молельню наполняли приятными ароматами расставленные везде горшочки с кассией и благовониями; перед ларцом лежали новые подушки.
   Амеротк опустился на колени и начал молиться, обращаясь к богине с просьбой послать ему мудрости. НО вдруг ему пришло в голову, ЧТО он забыл очистить рот и руки. Неужели он становится таким же, как Аменхотеп? На него нахлынули воспоминания, ярче любых картин. Ему представилась кровавая бойня за лагерем; кричащие и корчащиеся люди; кровь, хлюпающая под колесами колесницы; бешено скачущие по телам кони. Крики о пощаде. Воины – ветераны, которые насиловали молодых знатных хвоинов-митаннийцев, прежде чем разбить им головы о землю. Хатусу в блеске славы; Менелото у подножия лестницы, амеметы вокруг него, словно тени. А как же надпись Хеопса, наводящая страх? Амеротк взглянул на раскрытый ларец. Неужели все ложь? И не к кому обращаться с молитвами? Внутрь часовни кто-то проскользнул, словно тень, и встал на колени рядом. Амеротк бросил взгляд через плечо.
   – Прошлой ночью Я видел сон, господин. Мне снилось, что я сижу на пальме, которая вдруг превратилась в сикомору. А внизу вы рвете свою одежду.
   Лицо Пренхо было напряжено до крайности, и он так стискивал в руке свиток папируса, что Амеротк сдержался от резкости.
   – И что же это значит?
   – Это значит, что у меня все будет хорошо, и вы избавитесь от зла. Я – хороший писец.
   – Повышение тебе обеспечено.
   – Господин, я добросовестный писец, – повторил Пренхо. – Я аккуратно записываю все, что говорится в суде. И когда вас не было, я посоветовался с другими писцами, – заторопился Пренхо, увидев сердитый взгляд Амеротк.
   Амеротк вздохнул.
   – Пренхо, у меня голова идет кругом.
   – Шуфой мне рассказал, – тараторил Пренхо.
   Шуфой рассказал мне, как вы ходили к тому старику-жрецу, который давал показания в суде. И как он вас спас.
   – Не говори ничего госпоже Норфрет, – перебил его Амеротк.
   – Хорошо, господин, но я подумал, что вам надо это прочитать, – Пренхо поспешно развернул принесенный свиток. – Вот что сказал старый жрец. Разве это не странно?
   Амеротк наклонился, и из-за недостатка света ему пришлось напрягать зрение, чтобы разобрать текст.
   – Нет, читайте здесь, – ткнул пальцем в нужное место Пренхо.
   Амеротк прочитал указанные строки. И недоуменно заморгал.
   – Я… я… – запинаясь, заговорил он. – Но что это значит?
   Пренхо стал объяснять, подавляя волнение.
   – Я ходил в Город мертвых. Я обходил там Дома Вечности, пока не нашел гробницы его родителей. Его мать была жрицей, служительницей богини Меретсегер.
   – Богини-змеи! – выдохнул Амеротк. Неужели так рождается истина? Какой-то невидимый огонь вдруг воспламеняет разум и душу? Он повернулся к Пренхо, обнял ладонями его лицо и крепко поцеловал в лоб. Молодой писец зарделся от смущения.
   – Ты мой родич, Пренхо, а также мой друг. Ты заметил то, что я пропустил. Ты нашел то, что ускользнуло от моего внимания. Когда будет следующее заседание суда, ты будешь моими глазами и ушами. И смотри на здоровье свои сны, я ничего не имею против. А сейчас, ты должен сделать вот что.
   Большую часть дня Амеротк провел поблизости Зала Двух Истин. Он совершил очищающее омовение в озере, из которого пили виду священные ибисы. Он переоделся в чистые одежды, что хранились у него в маленькой комнатке за молельней. Он очистил рот солью и подсыпал благовоний перед богиней. Опустившись на колени, он наклонился до земли.
   – Я согрешил! – признался он. – Я поддался сомнениям! Но сердце мое чисто, и я желаю видеть твое лицо. Позволь мне идти путем истины и хранить ее!
   Волнение заставило его забыть о еде. Но ближе к вечеру он вышел во двор храма и купил несколько кусков гуся, изжаренных над углями одним из младших жрецов. Расположившись на земле, он подкрепился гусятиной и выпил немного вина.
   С противоположной стороны двора занял позицию Асурал с несколькими стражниками. Там были Пренхо, а перед уходом Амеротка появился и Шуфой. Амеротк велел им оставаться на месте и не мешать ему, но взял у Асурала нож и, спрятав его под одеждой, удалился снова в свою молельню и уселся там спиной к стене. Дверцы священного ларца были закрыты. Он зажег алебастровую лампу, и, когда вошел Сетос, все было готово к его приходу. Амеротк жестом указал на подушку напротив.
   – Я рад, господин Сетос, что вы смогли прийти.
   Прокурор короны сел на корточки. Маска участия застыла на его худощавом, с резко очерченными чертами лица. Рядом с собой он поставил маленький мешок для свитков.
   – Что сказала божественная госпожа?
   – Что Рахимер будет предан суду по обвинению в государственной измене.
   – Но не в убийстве?
   – Нет, господин Сетос. За это придется отвечать вам!
   Сетос выпрямился, усмехаясь.
   – Амеротк, Амеротк, неужели солнце напекло вам голову и опутало мысли? А может быть, пыл сражения…
   Амеротк указал на священный ларец.
   – Она наблюдает за вами, Сетос. Воплощению истины известно о тьме, таящейся в вашем сердце. Сетос, прокурор короны, Глаза и Уши Фараона. Близкий друг божественного фараона Тутмоса, который поведал ему о тайнах, открывшихся ему в темных, как пещеры, залах под пирамидой в Саккаре. Сетос и глазом не моргнул.
   – Сетос, – продолжал между тем Амеротк. – Вы жрец высшего ранга ордена Амона-Ра, жрец дворцового храма, исповедник царицы Яхмос, матери божественной Хатусу. И что же случилось, Сетос? Вас разочаровал рассказ Тутмоса? О том, что боги Египта всего лишь каменные идолы, и ничего больше? И что после возвращения в Фивы вам предстоит вынести приговор разрушить храмы и создать новый орден, посвященный тому Единственному, кто когда-то, на заре времен, бывал среди людей, до того как разразилась война. До того как было разбито зеркало правды, и нам достались одни осколки. И вы ничего не возразили? – спросил Амеротк, подавшись вперед.
   – Хорош рассказ, ничего не скажешь, – ответил Сетос.
   – Тутмос рассказал вам все. Вас, Сетос, отправили в Фивы готовить встречу фараона и составить план осуществления его замыслов. Но душу вашу охватило смятение. Намерения фараона означали конец поклонению в храмах, жрецы лишились бы своего положения и прав, расстались бы с сокровищами храмов. Могу себе представить ваши метания в поисках выхода! Возможно, вы притворялись внимательным слушателем, согласно кивали, а сами вынашивали замысел мести. Вы спешно раскинули умом. – Амеротк выдержал небольшую паузу и продолжал. – Как прокурору короны вам многое известно о городском дне. Вы обратились к шайке убийц – амеметам и наняли их. ВЫ желали вызвать смятение и хаос. Вы заплатили им, чтобы они отправились в некрополь и осквернили гробницу фараона. Но это был скорее гнев, чем злость. В вашей голове роились планы. Вам было не удержать Тутмоса, известного своим редким упрямством. С детских лет в нем жило пренебрежение к жрецам и почитателям храмов в Фивах. Другое дело Хатусу. Она молода и беззащитна. И не подарила супругу наследника.
   Сетос тяжело дышал, гневно раздувая ноздри.
   – Вам не приходилось рассчитывать повлиять на Тутмоса, и вы решили сделать ставку на Хатусу, и она, испуганная и неуверенная, попалась на крючок.
   – И что вы еще придумаете? – перебил его Сетос. – Что это я убил божественного фараона в храме Амона-Ра?
   – О нет, вас в храме не было, – объявил Амеротк. – Вы были у пристани.
   – Считаете, что я подбрасывал змею на барку фараона?
   – О нет, это произошло позднее. Вы жрец храма Амона-Ра. Вы прихватили из храма несколько белых голубей, которые там гнездятся, и унесли подальше. Затем вы нанесли им раны и выпустили.
   Голуби, раненые или нет, обязательно полетят к своим гнездовьям. Что они и сделали. Сколько их было, Сетос? Шесть, семь? Несколько погибло по пути, остальные попадали с неба, обрызгав толпу кровью. Плохой знак для возвращения фараона. Как вы собирались поступить дальше? Множили бы дурные знаки? Запугивали бы фараона? Или настраивали против него недовольных? – Амеротк выставил вперед руки и изучающе смотрел на пальцы. – Вам хотелось взять власть над фараоном, разрушить все идеи, что зародились у него после Саккары. Вы намеревались запугать Тутмоса разными знамениями и в дальнейшем влиять на него с помощью Хатусу.
   – Тутмос умер! – резко бросил Сетос.
   – Должно быть, вы расценили его смерть как знак свыше, – заметил Амеротк. – Это был ответ на ваши молитвы. Уставший, взволнованный своими идеями Тутмос падает в припадке и умирает перед статуей Амона– Ра. Теперь необходимость в раненых голубях и оскверненных гробницах отпала. Тутмоса не стало. Вам требовалось усилить свою власть над Хатусу. Вы должны были также представить смерть фараона как божественную волю. Укус змеи, как символ Дуата – мрачного подземного царства.
   – И как же это сделать? – поднял брови Сетос.
   – Вы жрец Амона-Ра высокого ранга. Глаза и Уши Фараона. Вы беспрепятственно можете ходить, где хотите, не опасаясь лишних вопросов. Вы оставили в траурном зале отравленную вилку с указанием для Хатусу уколоть труп. Тем временем вы подбросили ядовитую змею на барку фараона. Были у вас и другие планы. Вам необходимо было вызвать смятение, хаос, раздоры, чтобы на этом фоне исчезли любые напоминания о намерениях Тутмоса. Следовало также позаботиться о тех, кто сопровождал фараона в Саккару. Это были Менелото, Ипувер и Аменхотеп. Фараон мог открыть душу не вам одному, но и им также. Они должны были замолчать навсегда. В своих тайных посланиях вы приказали Хатусу выдвинуть обвинение против Менелото. Ипувера вы убили в зале заседаний совета. А бедняга Аменхотеп откликнулся на приглашение господина Сетоса. Он должен был прийти в какое-то глухое место на берегу Нила. Вы сами расправились с ним? Или там его дожидались амеметы с указаниями от вас отсечь ему голову и отослать под видом дара на тот роковой пир, где собрались члены придворного совета, и тем самым вызвать дальнейший раскол?