Страница:
Не самое общепринятое оправдание для убийства, но нам остается только оно. Именно этого в начальном сценарии Тарантино Кларенс не делал — он умирал от пули в глаз, а воскресал, чтобы колесить до самой Мексики. “Я думаю, это очень мило и здорово, что в конце фильма мы вместе, — говорит Слейтер. — И закат там красив... но в начальном варианте сценария есть наказание, которое вполне правомерно, потому что они живут слишком быстрой, хаотичной, сумасшедшей жизнью. Но это — кино... и я горжусь этим”.
Скотт привлек Роджера Эйвори, чтобы тот переписал концовку фильма. “К тому моменту я переписывал сценарий уже четыре года, — заявляет Эйвори. — Я пытался стать продюсером его и временами думал, что все, что нужно делать продюсеру, это постараться сделать фильм лучше. К тому времени я уже много сил вложил в эту работу”.
“Я очень бережно отнесся к первому сценарию, который прочитал, — говорит Скотт. — Это был тот сценарий, с которым я работал, который я снял и практически не изменил. Сейчас он более линеен, последователен, чем первый вариант. Думаю, Квентин считает, что я пытался сделать коммерческий финал, потому что Кристиан выживает, но я начинал свою карьеру как живописец и привык руководствоваться интуицией. Только ближе к концу фильма я захотел, чтобы Кристиан остался жив. Это не было расчетом, это был творческий подход...”
Хотя Кларенс может быть квазиавтобиографичен, по сути, главным героем фильма является загадочная Алабама. По версии Скотта, она еще и рассказчица всей истории, ее монологом заканчивается фильм. Этот монолог отсылает нас к похожей речи Сисси Спейсек в “Пустошах”. Фактически музыка, под которую идут титры, написанная Гансом Зиммером, — это переработка темы из “Пустошей”. Во время раскрутки фильма Скотт счастливо расхаживал в раскрашенных от руки ковбойских ботинках, похожих на те, которые носил Мартин Шин в фильме Теренса Малика.
“Если люди скажут, что это похоже на “Пустоши”, я буду польщен, — добавляет он. — Это один из моих любимых фильмов, и он хорош во все времена”.
Но если появление “Пустошей”, основанных на реальном факте — убийствах в Старкуэтере, — демонстрировало молодых людей, убивавших только от нечего делать, Кларенс убивает из-за того, что видел это в кино. Как говорит Скотт, Тарантино признался (“в момент слабости”), что Алабама была написана как своего рода образ идеальной подруги в то время, когда Тарантино не так уж везло с женщинами.
“Бама для меня — не девушка мечты, — защищается Тарантино. — Я готов превратиться в муху на стене, когда Тони говорит такое. В общем, у меня не было девушки до того, как я это написал, просто несколько первых или вторых свиданий. Нельзя сказать, чтобы она была моим идеалом, но она была милая и влюбилась в Кларенса не потому, что он был самый красивый парень на свете, а потому, что он был к ней добр. Он был романтичным. Она отвечала его идеалу настоящей любви, она отвечала на его нежность. Вот почему она в него влюбилась. Я думаю, что так же романтично все было в фильме “Йентл”, где Эми Ирвинг влюблялась в Барбару Стрейзанд. Она в нее влюбляется, потому что Йентл уважает ее и хорошо к ней относится. Я думаю, это очень трогательно. То же самое было с Бамой...”
У Алабамы, однако, туманное прошлое (“Может быть, я из Талахасси, но я пока не уверена”, — говорит она Кларенсу в один прекрасный момент). “Считается, что вы поверите всему, что хотите, но она не всегда говорит правду, — рассуждает Патрисия Аркетт. — Для начала, если нужно мое мнение, у нее на самом деле нет южного акцента, это просто жеманство. Она решила, что это сексуально, и собралась стать этакой Южной Красавицей”.
В одной сцене, вырезанной из окончательной версии, Алабаме дается шанс объяснить, откуда у нее такое необычное имя...
АЛАБАМА:
Когда у моей матери начались схватки, отец запаниковал. У него никогда не было детей, и он разбил машину. Ну-ка, представьте следующее: машина разбита, вокруг собираются люди, моя мать орет, у нее начинаются схватки, а мой отец просто теряет голову, просто сходит с ума. Потом,, откуда ни возьмись, как будто из преисподней, появляется огромный автобус, и его водитель говорит: “Давайте ее сюда!” Он забыл о своем маршруте и просто поехал в больницу. Он оказался таким милым парнем, что они хотели назвать ребенка в его честь, в знак благодарности. Ну а звали его Уолдо, и, несмотря на степень их благодарности, даже если бы я была мальчиком, они бы меня так не назвали. Так что они спросили Уолдо, откуда он родом. И вот почему так получилось, вот откуда мое имя...
К сожалению, профессия Алабамы стала главным камнем преткновения для сертификационной комиссии ААКИ, которая настаивала на том, чтобы в окончательной версии фильма были сделаны купюры (американская, европейская и британская версии немного отличаются друг от друга) для того, чтобы фильм можно было отнести к категории “R” (ограниченный просмотр) вместо самоубийственной для билетных касс категории “NC-17”.
“Честно говоря, сокращений там на две с половиной минуты, — объясняет Скотт. — Вырезали кровь и стрельбу, но в двух случаях это было то, что я называю “фабулой”. Главным для меня был эпизод, в котором Патрисия убивает Криса Пенна (офицер Даймс) в конце фильма, что позволяет ей открыть дверь, то есть решить исход дела: выбраться и забрать деньги. По-моему, это делает образ Алабамы до конца целостным в определенный момент фильма. А сейчас случайный персонаж, итальянец, лежащий на полу, стреляет в Криса, так что история не получилась целостной ни с точки зрения сюжета, ни с точки зрения героев.
Когда мы представляли фильм Ассоциации, общественность яростно выступала против того, что полицейского убивают штатские. Они не хотели, чтобы главный герой фильма убивал полицейского и, что еще хуже, чтобы это делала женщина. Они так и говорили: “женщина, убивающая полицейского”, что делало ситуацию еще хуже. Вы должны быть очень вежливы, иначе они вам голову снесут. Вы просто обязаны говорить “да”.
Другой сценой, подвергшейся экзекуции, была сцена в номере мотеля, когда Алабама, которую чуть не убил киллер Вирджил, сама умудряется убить его. В оригинальной версии, убив его, Алабама продолжает бить его рукояткой пистолета, как заклинание повторяя религиозные стихи.
“Я считаю, что эта сцена была мастерски изложена на бумаге и подразумевала огромное напряжение “картинки”, — говорит Скотт. — В общем, это похоже на то, что побитую собаку хотят добить до конца. “О боже, эта женщина готова умереть, несмотря на то что она главная героиня фильма”, а потом она начинает побеждать, но эта победа означает то, что ее жизненная энергия и силы на исходе. Эту сцену было нелегко смотреть, но она была важна для понимания момента и для понимания сути героини. Жаль, что ее вырезали, но, знаете, когда мы делали пробные показы, жутко было видеть, как радуется аудитория, глядя на это”.
Тарантино соглашается: “Настоящую любовь” сильно побили. Ее действительно сильно побили. Я видел оригинальный фильм Тони. Мне он показался потрясающим. Именно это я и написал. Это было здорово. Но что забавно с комиссией, так это та дикая ситуация. Так и хочется стукнуть им молотком по голове, но, с другой стороны, они очень мягко подошли к моим “Псам”. Я слышал о них все эти жуткие истории, но я считаю, что со мной все было в порядке. Интересно, что они протестовали против того, что Алабаму не избили до полусмерти. Их раздражало, что она так яростно сопротивляется, они буквально так и сказали: “Она — как зверь”. Была мысль: “А может, кому-нибудь из комиссии нужно посмотреть фильм вместе со зрителями и проверить, как они реагируют на эти сцены”, но, знаете, они ответили: нет, нет, нет, нет. Будет только хуже. Если зрители скажут “да”, это только больше выведет их из себя. Больше всего меня раздражает то, что комиссия просматривает старые фильмы вроде “Дикой банды” и шлепает на них категорию “X”. Вы начинаете думать обо всех этих фильмах, которые вышли в 70-х. “Избавление” в наши дни получило бы “X”. Хо-хо-хо. Если принимать во внимание прогресс человечества, то за десять лет все должно было измениться к лучшему. Считается, что мы не должны деградировать. Что же происходит?”
Взгляды Тарантино на жестокость уже были рассмотрены. То, как он воплощает ее на экране, отличается от манеры Скотта. “Жестокость “Бешеных псов” не такая, как жестокость “Настоящей любви”, — говорит Скотт. — Фильм Квентина намного более мрачен и злобен. Иногда мне тяжело его смотреть, а такое со мной редко случается. Насилие предчувствуется, вам приходится долго ждать, пока этому парню отрежут ухо, в то время как насилие в “Настоящей любви” одномоментно. Оно гораздо более подвижно”.
Тем не менее в контексте повествования такой метод служит для создания накала, такой прием принято называть “левым поворотом”. Иными словами, логика диктует, что события примут нормальный кинематографический оборот, но этого не происходит — зрители ошеломлены. Тарантино любит этот сюжетный ход. Он вновь использует его в “Криминальном чтиве”, когда Винсент Вега в исполнении Джона Траволты ведет Мию Уоллес (Ума Терман) на свидание. Когда они возвращаются домой к Мии после ужина, Винсент идет в ванную, пытаясь успокоиться. Зрители ждут, сможет ли он устоять перед женой босса. А в это время Миа нюхает вместо кокаина героин. Точно так же в “Четырех комнатах” в сцене с отрубанием пальца Тарантино обыгрывает нормальный процесс нагнетания напряжения.
Сцена в комнате Алабамы попадает под эту категорию. “Я специально думал, какое воздействие это окажет на зрителей, — объясняет Тарантино. — Не для того, чтобы прослыть умником, это ведь просто забавно. Я люблю фильмы и все такое и не хочу ничего рассчитывать, но если вы сценарист, часть проблемы для вас состоит в том, что вы прекрасно знаете, что произойдет, еще до того, как это происходит. Среднестатистический киношник, даже если это на уровне подсознания, знает, когда фильм “повернет направо или налево”. Приблизительно в первые десять минут вы понимаете, что за фильм смотрите и что в нем будет происходить. Вы понимаете, когда нужно, что называется, прильнуть к экрану, а когда откинуться на спинку кресла. Мне нравится вывертывать наизнанку этот прием психологически (вы поворачиваетесь налево, тогда я повернусь направо), но не из спортивного интереса, а для того, чтобы быть интересным рассказчиком”.
“Квентин талантливо выписывает образы персонажей, — говорит Скотт. — Соль в том, что все герои обладают чувством юмора. Там есть парень, который до. полусмерти избивает Патрисию и между делом толкает речь о первом парне, которого он убил. У Квентина причудливый ум, всегда очень трудно предсказать, что сделают или скажут его персонажи”. Продолжает Тарантино: “Один из приемов я почерпнул из процесса просмотра фильмов, я смотрел “Серебряную пулю”. Это была вещь Стивена Кинга: Гэри Бьизи и два ребенка, — из этого фильма я понял кое-что о построении образа героя. В финале эти два ребенка и Гэри Бьизи борются с оборотнем. Там есть маленькая девочка, которая является рассказчиком фильма, и другая — в инвалидном кресле. Ну, вы не уверены, что оборотень умрет. Гэри Бьизи мог умереть. Они могли бы убить Гэри Бьизи в конце фильма, и это ничего бы не изменило. Я действительно боялся за Бьи-зи, когда смотрел эту сцену. Я думаю, одна из тех вещей, которая драматически заостряет сцену в “Настоящей любви”, это то, что Алабама могла умереть. Она могла умереть. Знаете, она легкая добыча. Вы ставите ее в опасное положение в первые десять минут фильма, она может быть главной героиней, но вы знаете, что она не умрет. Но ее могут убить, и фильм может спокойно продолжаться следующие двадцать минут. Думаю, в этом вся сила сцены...”
Определенно легкой добычей был Гэри Олдмэн в роли сутенера Алабамы Дрексла, который превратился в одного из самых неприятных экранных злодеев за последние годы. Тони Скотт вспоминает их первую встречу: “Мы раньше с ним не встречались, и он сказал: “Пойдем выпьем в отеле”, а ему не нужно было бы пить. Так что мы выпили, и он сказал: “Расскажи мне сюжет фильма”. Но сюжет очень сложно пересказать, и я сказал: “Ты должен его прочитать”, а он сказал: “Я, черт побери, не читаю сценариев. Так что перескажи мне сюжет”. Я начал рассказывать и понял, что он имитирует храп. Он говорит: “Расскажи мне об этом чертовом персонаже, кто мой персонаж?” Я говорю: “Он — он белый парень, который думает, что он черный, и он — сутенер”. Он сказал: “Я согласен на эту роль”. Он ненормальный!”
Он только что закончил работу над фильмом “Ромео истекает кровью”. Он там играл парня, который выглядел как агент спецслужб, а был на самом деле наркодельцом. Этот парень провел десять лет своей жизни на Ямайке, у него был акцент, наполовину состоявший из чистейшей английской речи, а наполовину из диалекта ямайских негров. Это был самый странный и жуткий акцент за всю его актерскую жизнь, но в фильме он был великолепен. Ему было трудно, потому что роль была вызывающая, шокирующая. Он не особенно интеллектуален и мысли свои формулирует с трудом, он не объясняет, почему он делает так, а не по-другому, но у него потрясающая интуиция. Он почти диккенсовский персонаж, у него такой странный смех. В нем определенно есть что-то очень мрачное и опасное”.
Умение создавать интересные эпизодические персонажи вообще кажется одной из сильных сторон мастерства Тарантино. “К каждому эпизодическому персонажу он относится как к приглашенной звезде”, — замечает газета “Нью-Йорк таймс”, включая пришедшегося к случаю наркомана-транжиру Флойда, сыгранного Брэдом Питтом. “Знаете, в Брэде есть загадка и есть мрачность. Я думаю, это идет из его буйного прошлого, — ухмыляется Скотт, поднося большой и указательный пальцы к губам, как бы затягиваясь косяком с марихуаной. — Это тот персонаж, которого он знал и с которым вместе жил. Это тот парень, который приехал на неделю, а остался на два года, — дурень, который не вставал с дивана.
Но котелок был моим изобретением, — добавляет он торжествующе, имея в виду жестянку, которую Флойд использует для вдыхания травки. — Это тот парень, с которым я пошел бы покорять горы, у него есть “медовый медведь”, которого можно купить из-под полы”.
Другой пример — блестяще сыгранный Ли Доновиц, о котором мы говорили выше. “Тони превратил его в Джо Сильвера”, — добавляет Тарантино. Изначально прототипом Доновица был его преподаватель актерского мастерства Аллен Гарфилд. Однако больше всего обсуждений вызвал дуэт других второстепенных персонажей в исполнении Денниса Хоппера и Кристофера Уокена. При этом место обвинений в немотивированной жестокости, имевших место в случае с “Бешеными псами”, заняли обвинения в расизме. Хоппер играет Клиффа, отца Кларенса, который попадает в лапы сицилийского мафиози, Винченцо Коккотти (на эту роль планировался Майкл Мэдсен. Интерес-149 но, что одного из мелких итальянских бандитов зовут Вик-зубочистка — прозвище, которое носил мэдсеновский Вик Вега в “Бешеных псах”).
Коккотти хвалится своими славными предками — его отец был “чемпионом в тяжелом весе среди сицилийских лжецов”. Клифф, зная, что его будут пытать, ставя жизнь сына на карту, своими насмешками хочет довести Коккотти до того, чтобы тот его убил...
КЛИФФ:
Знаешь, я много читал. Особенно книги по истории. Я считаю эту дрянь увлекательной. По правде говоря, я не знаю, знаешь ты или нет, что сицилийцы произошли от негров.
КОККОТТИ:
Что, опять начинаешь?!
КЛИФФ:
Так оно и есть. У вас, сицилийцев, сердце качает черную кровь. И если ты мне не веришь, можешь сам посмотреть. .Сотни и сотни лет назад, понимаешь ли, мавры завоевали Сицилию. А мавры — это ниггеры. Знаешь, давным-давно сицилийцы были такими же, как итальянцы из Северной Италии. У них у всех были светлые волосы и голубые глаза. Но потом пришли мавры и изменили всю страну. Они так часто трахали сицилианок, что перемешали всю кровь навсегда. Вот почему светлые волосы и голубые глаза стали черными. Знаешь, я абсолютно поражен, что спустя сотни лет у сицилийцев все еще есть гены ниггеров. Я просто цитирую историю. Это факт. Так написано. Твои предки ниггеры. Твоя прапрапрабабка трахалась с ниггерами, и ее дети были наполовину ниггерами. Так что, если это неправда, скажи, что я вру...
“На самом деле я думаю, что это самое непристойное слово в английском языке, — говорит Тарантино о своем вольном использовании слова “нигrep”. — Оно почти взрывоопасно. У слова не должно быть столько силы, и всякий раз, когда оно приобретает такую силу, ее нужно отбирать. То, что сказано, очевидно: он пытается оскорбить этих парней, оскорбить их именно таким образом, и именно они должны оскорбиться. Но мне нравится эта речь. Я думаю, что она действительно забавна. На самом деле мне всю эту историю рассказал один чернокожий парень”.
Тони Скотт: “Квентин написал две сцены — эту и еще одну с Сэмом Джексоном, которую, к сожалению, вырезали. Но я не считаю их оскорбительными. Не думаю, что черное население страны сочтет их оскорбительными. Кажется, все это было сказано по-доброму, от души, а не для того, чтобы их обидеть. Я смотрел фильм с черной аудиторией, и им понравился этот эпизод, в основном это были парочки, детишки от восемнадцати до двадцати пяти, чернокожие ребятишки, и им понравилось. Они чувствовали, что их втягивают в атмосферу всего происходящего, а не стараются выделить и раскритиковать. Забавно, что черная аудитория реагирует более чутко, чем латиноамериканская или белая. Они проникаются духом фильма. Именно так Квентин и пишет. Он пишет на языке улиц, чувствует его поэзию. Вы можете сказать слово “ниггер”, никого не обижая, если на экране эти слова произносят парни, для которых это естественно”.
Трудно найти более подходящего человека, чем Сэмюэль Джексон, чтобы судить обо всем этом. “Как сказал Квентин, он пытается сделать мир не таким чувствительным, — комментирует он. — Я думаю, что, будучи актером, ты должен отвечать требованиям режиссерского видения и быть искренним по отношению к той правде, которую пытаешься выразить. Говоришь то, что написано, и правдивость этих слов зависит от того, как ты их произнесешь. Итак, я смотрю на сценарий Квентина и понимаю, что он взял слово “ниггер” и использовал его во всех возможных ситуациях. Он использовал его как определение, как слово, которым можно объясняться в любви и которым можно унизить, и как общее понятие. Это слово используется в речи довольно часто. И это один из лучших монологов, которые я когда-либо слышал, и если вы настоящий расист, вы будете сидеть и приговаривать: “Да, это правда!” Если вы либерал, вы скажете: “О, это ужасно!” Но именно это должны делать актеры. Я должен вызвать такую реакцию, которая выльется в обсуждение, а потом, надеюсь, приведет к переменам в обществе”.
“Да, я больше всего волновался из-за сицилийцев, — угрожающе ухмыляется Деннис Хоппер. — Я понял, что кого-то он может задеть, но это нормально. И к тому же киноактеры в наше время не произносят монологов. А это — монолог. Я восхищаюсь тем, как пишет Тарантино”. Кристофер Уокен, чьи герои никого не убивали с 1984 года, тоже абсолютно хладнокровен. “Такие большие диалоги нехарактерны для кино. Обычно вы не особенно много говорите, но тут монолог на три страницы, это необычно, и думаю, что это очень хорошо. Я никогда не смешиваю кино с реальной жизнью и думаю, что другие люди тоже этого не делают. В этой сцене был оттенок нереальности, да и что можно ответить, когда вам говорят столь дикие вещи? В этом весь класс и вся прелесть сцены. В каком-то смысле он получает пулю за то, что оскорбляет меня”.
“Подумайте о Марке Твене, — добавляет Хоппер. — Он занимался теми же вещами. Два человека плывут по реке. Я имею в виду, что это странная расстановка действующих лиц, но теперь-то мы в 90-х. Как можно писать, не обращая внимания на окружающую тебя реальность? Квентин Тарантино — это Марк Твен 90-х...”
В целом “Настоящую любовь” критики приняли хорошо. “Динамит. Взрывная волна действия, фейерверк, дико смешная, леденящая душу гонка”, — говорит обозреватель журнала “Роллинг стоун”. “Фильму нельзя отказать в обаянии. Это поможет ему стать одним из самых популярных фильмов 1993 года, а возможно, и всего десятилетия”, — заявляет “Драмалог”. Но вопрос о жестокости и насилии никогда не опускается в рецензиях. (Он вновь всплыл в июне 1995 года, когда сенатор от республиканцев Боб Доул, кандидат в президенты, ругал Голливуд за то, что там снимают фильмы, которые выходят “не только за рамки вкуса, но и человеческого достоинства и порядочности”. “Настоящая любовь” и “Прирожденные убийцы” приводились в качестве наглядных примеров смакования “бессмысленного насилия и всевозможных излишеств”, хотя тот факт, что сенатор, по его же признанию, не видел ни одного из этих фильмов, сделал Боба Доула легкой добычей для Тарантино и Оливера Стоуна, которые разделали его под орех в прессе.)
“Есть что-то настораживающее в том, как такие фильмы воздействуют на зрителей, — высказывается газета “Нью-Йорк таймс”, явно напрашиваясь на похвалу. — Они обращены к подсознательному желанию выплеснуть накопившуюся жестокость. Мастерски эксплуатируя жанр, Тарантино демонстрирует все преимущества киноманства. Американский журнал “Хьюмейн Муви Ревью” даже добавляет несколько своих глубокомысленных замечаний: “Животные в этом фильме почти не задействованы. В одной сцене Кларенс дерется с Дрекслом, толкает его, и Дрексл летит спиной на аквариумы, стоящие в его квартире. Разбивает два из них, осколки и брызги воды летят во все стороны. Два аквариума, которые разбил актер, были сделаны из леденцовой массы, и в них не было рыб”.
“Настоящая любовь”, или, как ее называет “Тайм-аут”, “Бешеные объятия и поцелуи”, была официально впервые показана перед молодежной аудиторией “Китайского театра Мэнна” — места, куда восемь лет назад Тарантино обращался за работой и где ему отказали. (“Очевидно, там были другие, более квалифицированные люди”, — шутит он.)
Однако у “Настоящей любви” были и недоброжелатели, так как ее выход в свет совпал с выходом по-настоящему отвратительной и куда более зловещей “дорожной ленты” “Калифорния”, в которой Джульет Льюис играла роль, как бы зеркально противоположную роли Мэллори в “Прирожденных убийцах”.
“Такое впечатление, что единственной дурной привычкой американцев стало убивать кого-нибудь в дороге, — пишет “Нью-Йорк мэгэзин”. — Два фильма о юных влюбленных в бегах подводят нас к любопытному предположению, что для того чтобы доказать, что ты в Америке человек, нужно кого-нибудь замочить”.
“Настоящая любовь” — не что иное, как голая правда, фильм даже отдаленно ничуть не романтичен, — заметил Кеннет Тьюрен на страницах “Лос-Анджелес таймс”. — Ничто так не раздражает, как тупой фильм, претендующий на то, чтобы прослыть культовым. “Настоящая любовь” — в этом году тому пример”.
“Одна из бесконечных вариаций о парочке в бегах, в которой есть несколько потрясающих стычек, яркая актерская игра и жутковатая резня, — комментирует “Вэрайети”. — Но это ничего не добавляет и без того абсурдному сюжету, а насилие на экране только оттолкнет зрителей, что явно уменьшит шансы фильма”.
Предсказание “Вэрайети” оказалось верным. “Настоящая любовь” вышла в прокат 10 сентября 1993 года в США и 15 октября в Великобритании. Фильм собрал в Штатах 12,2 миллиона долларов, недостаточно по меркам руководства студии “Уорнер бразерс”. В июне 1993-го фильм попал в двусмысленное положение из-за “Бешеных псов” — его решили “попридержать” по распоряжению Британской комиссии по классификации фильмов, когда подошло время выпустить его в прокат, хотя к декабрю 1994-го его выпустили на кассетах, сохранив полную экранную версию с пометкой “до 18”.
Скотт до сих пор недоволен рекламной кампанией фильма, в том числе главным рекламным постером:
Слейтер и Аркетт в страстном объятии — почти тинейджеровский фильм. “Я думаю, они неправильно организовали кампанию по продаже фильма. По-моему — а я вышел из рекламного бизнеса, — основной акцент нужно было делать на названии фильма, так как оно коренным образом противоречит всему настрою картины. Нужно было дать название большими буквами, а за ним изобразить Слейтера, наводящего пистолет на Гэри Олдмэна, потому что сейчас, после такой рекламы, люди думают, что это — очередной фильм с Кристианом Слейтером, милый и нежный. Концепция рекламной кампании должна была строиться на противоречии между названием и содержанием фильма, но, как мне кажется, они этим не воспользовались. Они везут рекламный ролик в супермаркет, проводят маркетинговое исследование, но с — таким фильмом это нелегко. Нужно верить своим инстинктам — ведь это необычное кино”.
Но нельзя сказать, что он разочарован конечным результатом. Несмотря на препоны, воздвигнутые ААКИ, Скотт считает, что на данный момент это его лучшая работа, а критики, как ни странно, все на его стороне. “Я не совсем объективен, но “Бешеные псы” — более психологичный фильм, чем “Настоящая любовь”, в отношении предчувствия жестокости. “Настоящая любовь”, как “американские горки”, добавляет адреналина в кровь. “Бешеные псы” больше для головы. Я считаю, что “Бешеные псы” сильно нарушают душевное равновесие. Зрители “Настоящей любви” как будто два часа жмут на газ, это своего рода изматывающее путешествие”.
Скотт привлек Роджера Эйвори, чтобы тот переписал концовку фильма. “К тому моменту я переписывал сценарий уже четыре года, — заявляет Эйвори. — Я пытался стать продюсером его и временами думал, что все, что нужно делать продюсеру, это постараться сделать фильм лучше. К тому времени я уже много сил вложил в эту работу”.
“Я очень бережно отнесся к первому сценарию, который прочитал, — говорит Скотт. — Это был тот сценарий, с которым я работал, который я снял и практически не изменил. Сейчас он более линеен, последователен, чем первый вариант. Думаю, Квентин считает, что я пытался сделать коммерческий финал, потому что Кристиан выживает, но я начинал свою карьеру как живописец и привык руководствоваться интуицией. Только ближе к концу фильма я захотел, чтобы Кристиан остался жив. Это не было расчетом, это был творческий подход...”
Хотя Кларенс может быть квазиавтобиографичен, по сути, главным героем фильма является загадочная Алабама. По версии Скотта, она еще и рассказчица всей истории, ее монологом заканчивается фильм. Этот монолог отсылает нас к похожей речи Сисси Спейсек в “Пустошах”. Фактически музыка, под которую идут титры, написанная Гансом Зиммером, — это переработка темы из “Пустошей”. Во время раскрутки фильма Скотт счастливо расхаживал в раскрашенных от руки ковбойских ботинках, похожих на те, которые носил Мартин Шин в фильме Теренса Малика.
“Если люди скажут, что это похоже на “Пустоши”, я буду польщен, — добавляет он. — Это один из моих любимых фильмов, и он хорош во все времена”.
Но если появление “Пустошей”, основанных на реальном факте — убийствах в Старкуэтере, — демонстрировало молодых людей, убивавших только от нечего делать, Кларенс убивает из-за того, что видел это в кино. Как говорит Скотт, Тарантино признался (“в момент слабости”), что Алабама была написана как своего рода образ идеальной подруги в то время, когда Тарантино не так уж везло с женщинами.
“Бама для меня — не девушка мечты, — защищается Тарантино. — Я готов превратиться в муху на стене, когда Тони говорит такое. В общем, у меня не было девушки до того, как я это написал, просто несколько первых или вторых свиданий. Нельзя сказать, чтобы она была моим идеалом, но она была милая и влюбилась в Кларенса не потому, что он был самый красивый парень на свете, а потому, что он был к ней добр. Он был романтичным. Она отвечала его идеалу настоящей любви, она отвечала на его нежность. Вот почему она в него влюбилась. Я думаю, что так же романтично все было в фильме “Йентл”, где Эми Ирвинг влюблялась в Барбару Стрейзанд. Она в нее влюбляется, потому что Йентл уважает ее и хорошо к ней относится. Я думаю, это очень трогательно. То же самое было с Бамой...”
У Алабамы, однако, туманное прошлое (“Может быть, я из Талахасси, но я пока не уверена”, — говорит она Кларенсу в один прекрасный момент). “Считается, что вы поверите всему, что хотите, но она не всегда говорит правду, — рассуждает Патрисия Аркетт. — Для начала, если нужно мое мнение, у нее на самом деле нет южного акцента, это просто жеманство. Она решила, что это сексуально, и собралась стать этакой Южной Красавицей”.
В одной сцене, вырезанной из окончательной версии, Алабаме дается шанс объяснить, откуда у нее такое необычное имя...
АЛАБАМА:
Когда у моей матери начались схватки, отец запаниковал. У него никогда не было детей, и он разбил машину. Ну-ка, представьте следующее: машина разбита, вокруг собираются люди, моя мать орет, у нее начинаются схватки, а мой отец просто теряет голову, просто сходит с ума. Потом,, откуда ни возьмись, как будто из преисподней, появляется огромный автобус, и его водитель говорит: “Давайте ее сюда!” Он забыл о своем маршруте и просто поехал в больницу. Он оказался таким милым парнем, что они хотели назвать ребенка в его честь, в знак благодарности. Ну а звали его Уолдо, и, несмотря на степень их благодарности, даже если бы я была мальчиком, они бы меня так не назвали. Так что они спросили Уолдо, откуда он родом. И вот почему так получилось, вот откуда мое имя...
К сожалению, профессия Алабамы стала главным камнем преткновения для сертификационной комиссии ААКИ, которая настаивала на том, чтобы в окончательной версии фильма были сделаны купюры (американская, европейская и британская версии немного отличаются друг от друга) для того, чтобы фильм можно было отнести к категории “R” (ограниченный просмотр) вместо самоубийственной для билетных касс категории “NC-17”.
“Честно говоря, сокращений там на две с половиной минуты, — объясняет Скотт. — Вырезали кровь и стрельбу, но в двух случаях это было то, что я называю “фабулой”. Главным для меня был эпизод, в котором Патрисия убивает Криса Пенна (офицер Даймс) в конце фильма, что позволяет ей открыть дверь, то есть решить исход дела: выбраться и забрать деньги. По-моему, это делает образ Алабамы до конца целостным в определенный момент фильма. А сейчас случайный персонаж, итальянец, лежащий на полу, стреляет в Криса, так что история не получилась целостной ни с точки зрения сюжета, ни с точки зрения героев.
Когда мы представляли фильм Ассоциации, общественность яростно выступала против того, что полицейского убивают штатские. Они не хотели, чтобы главный герой фильма убивал полицейского и, что еще хуже, чтобы это делала женщина. Они так и говорили: “женщина, убивающая полицейского”, что делало ситуацию еще хуже. Вы должны быть очень вежливы, иначе они вам голову снесут. Вы просто обязаны говорить “да”.
Другой сценой, подвергшейся экзекуции, была сцена в номере мотеля, когда Алабама, которую чуть не убил киллер Вирджил, сама умудряется убить его. В оригинальной версии, убив его, Алабама продолжает бить его рукояткой пистолета, как заклинание повторяя религиозные стихи.
“Я считаю, что эта сцена была мастерски изложена на бумаге и подразумевала огромное напряжение “картинки”, — говорит Скотт. — В общем, это похоже на то, что побитую собаку хотят добить до конца. “О боже, эта женщина готова умереть, несмотря на то что она главная героиня фильма”, а потом она начинает побеждать, но эта победа означает то, что ее жизненная энергия и силы на исходе. Эту сцену было нелегко смотреть, но она была важна для понимания момента и для понимания сути героини. Жаль, что ее вырезали, но, знаете, когда мы делали пробные показы, жутко было видеть, как радуется аудитория, глядя на это”.
Тарантино соглашается: “Настоящую любовь” сильно побили. Ее действительно сильно побили. Я видел оригинальный фильм Тони. Мне он показался потрясающим. Именно это я и написал. Это было здорово. Но что забавно с комиссией, так это та дикая ситуация. Так и хочется стукнуть им молотком по голове, но, с другой стороны, они очень мягко подошли к моим “Псам”. Я слышал о них все эти жуткие истории, но я считаю, что со мной все было в порядке. Интересно, что они протестовали против того, что Алабаму не избили до полусмерти. Их раздражало, что она так яростно сопротивляется, они буквально так и сказали: “Она — как зверь”. Была мысль: “А может, кому-нибудь из комиссии нужно посмотреть фильм вместе со зрителями и проверить, как они реагируют на эти сцены”, но, знаете, они ответили: нет, нет, нет, нет. Будет только хуже. Если зрители скажут “да”, это только больше выведет их из себя. Больше всего меня раздражает то, что комиссия просматривает старые фильмы вроде “Дикой банды” и шлепает на них категорию “X”. Вы начинаете думать обо всех этих фильмах, которые вышли в 70-х. “Избавление” в наши дни получило бы “X”. Хо-хо-хо. Если принимать во внимание прогресс человечества, то за десять лет все должно было измениться к лучшему. Считается, что мы не должны деградировать. Что же происходит?”
Взгляды Тарантино на жестокость уже были рассмотрены. То, как он воплощает ее на экране, отличается от манеры Скотта. “Жестокость “Бешеных псов” не такая, как жестокость “Настоящей любви”, — говорит Скотт. — Фильм Квентина намного более мрачен и злобен. Иногда мне тяжело его смотреть, а такое со мной редко случается. Насилие предчувствуется, вам приходится долго ждать, пока этому парню отрежут ухо, в то время как насилие в “Настоящей любви” одномоментно. Оно гораздо более подвижно”.
Тем не менее в контексте повествования такой метод служит для создания накала, такой прием принято называть “левым поворотом”. Иными словами, логика диктует, что события примут нормальный кинематографический оборот, но этого не происходит — зрители ошеломлены. Тарантино любит этот сюжетный ход. Он вновь использует его в “Криминальном чтиве”, когда Винсент Вега в исполнении Джона Траволты ведет Мию Уоллес (Ума Терман) на свидание. Когда они возвращаются домой к Мии после ужина, Винсент идет в ванную, пытаясь успокоиться. Зрители ждут, сможет ли он устоять перед женой босса. А в это время Миа нюхает вместо кокаина героин. Точно так же в “Четырех комнатах” в сцене с отрубанием пальца Тарантино обыгрывает нормальный процесс нагнетания напряжения.
Сцена в комнате Алабамы попадает под эту категорию. “Я специально думал, какое воздействие это окажет на зрителей, — объясняет Тарантино. — Не для того, чтобы прослыть умником, это ведь просто забавно. Я люблю фильмы и все такое и не хочу ничего рассчитывать, но если вы сценарист, часть проблемы для вас состоит в том, что вы прекрасно знаете, что произойдет, еще до того, как это происходит. Среднестатистический киношник, даже если это на уровне подсознания, знает, когда фильм “повернет направо или налево”. Приблизительно в первые десять минут вы понимаете, что за фильм смотрите и что в нем будет происходить. Вы понимаете, когда нужно, что называется, прильнуть к экрану, а когда откинуться на спинку кресла. Мне нравится вывертывать наизнанку этот прием психологически (вы поворачиваетесь налево, тогда я повернусь направо), но не из спортивного интереса, а для того, чтобы быть интересным рассказчиком”.
“Квентин талантливо выписывает образы персонажей, — говорит Скотт. — Соль в том, что все герои обладают чувством юмора. Там есть парень, который до. полусмерти избивает Патрисию и между делом толкает речь о первом парне, которого он убил. У Квентина причудливый ум, всегда очень трудно предсказать, что сделают или скажут его персонажи”. Продолжает Тарантино: “Один из приемов я почерпнул из процесса просмотра фильмов, я смотрел “Серебряную пулю”. Это была вещь Стивена Кинга: Гэри Бьизи и два ребенка, — из этого фильма я понял кое-что о построении образа героя. В финале эти два ребенка и Гэри Бьизи борются с оборотнем. Там есть маленькая девочка, которая является рассказчиком фильма, и другая — в инвалидном кресле. Ну, вы не уверены, что оборотень умрет. Гэри Бьизи мог умереть. Они могли бы убить Гэри Бьизи в конце фильма, и это ничего бы не изменило. Я действительно боялся за Бьи-зи, когда смотрел эту сцену. Я думаю, одна из тех вещей, которая драматически заостряет сцену в “Настоящей любви”, это то, что Алабама могла умереть. Она могла умереть. Знаете, она легкая добыча. Вы ставите ее в опасное положение в первые десять минут фильма, она может быть главной героиней, но вы знаете, что она не умрет. Но ее могут убить, и фильм может спокойно продолжаться следующие двадцать минут. Думаю, в этом вся сила сцены...”
Определенно легкой добычей был Гэри Олдмэн в роли сутенера Алабамы Дрексла, который превратился в одного из самых неприятных экранных злодеев за последние годы. Тони Скотт вспоминает их первую встречу: “Мы раньше с ним не встречались, и он сказал: “Пойдем выпьем в отеле”, а ему не нужно было бы пить. Так что мы выпили, и он сказал: “Расскажи мне сюжет фильма”. Но сюжет очень сложно пересказать, и я сказал: “Ты должен его прочитать”, а он сказал: “Я, черт побери, не читаю сценариев. Так что перескажи мне сюжет”. Я начал рассказывать и понял, что он имитирует храп. Он говорит: “Расскажи мне об этом чертовом персонаже, кто мой персонаж?” Я говорю: “Он — он белый парень, который думает, что он черный, и он — сутенер”. Он сказал: “Я согласен на эту роль”. Он ненормальный!”
Он только что закончил работу над фильмом “Ромео истекает кровью”. Он там играл парня, который выглядел как агент спецслужб, а был на самом деле наркодельцом. Этот парень провел десять лет своей жизни на Ямайке, у него был акцент, наполовину состоявший из чистейшей английской речи, а наполовину из диалекта ямайских негров. Это был самый странный и жуткий акцент за всю его актерскую жизнь, но в фильме он был великолепен. Ему было трудно, потому что роль была вызывающая, шокирующая. Он не особенно интеллектуален и мысли свои формулирует с трудом, он не объясняет, почему он делает так, а не по-другому, но у него потрясающая интуиция. Он почти диккенсовский персонаж, у него такой странный смех. В нем определенно есть что-то очень мрачное и опасное”.
Умение создавать интересные эпизодические персонажи вообще кажется одной из сильных сторон мастерства Тарантино. “К каждому эпизодическому персонажу он относится как к приглашенной звезде”, — замечает газета “Нью-Йорк таймс”, включая пришедшегося к случаю наркомана-транжиру Флойда, сыгранного Брэдом Питтом. “Знаете, в Брэде есть загадка и есть мрачность. Я думаю, это идет из его буйного прошлого, — ухмыляется Скотт, поднося большой и указательный пальцы к губам, как бы затягиваясь косяком с марихуаной. — Это тот персонаж, которого он знал и с которым вместе жил. Это тот парень, который приехал на неделю, а остался на два года, — дурень, который не вставал с дивана.
Но котелок был моим изобретением, — добавляет он торжествующе, имея в виду жестянку, которую Флойд использует для вдыхания травки. — Это тот парень, с которым я пошел бы покорять горы, у него есть “медовый медведь”, которого можно купить из-под полы”.
Другой пример — блестяще сыгранный Ли Доновиц, о котором мы говорили выше. “Тони превратил его в Джо Сильвера”, — добавляет Тарантино. Изначально прототипом Доновица был его преподаватель актерского мастерства Аллен Гарфилд. Однако больше всего обсуждений вызвал дуэт других второстепенных персонажей в исполнении Денниса Хоппера и Кристофера Уокена. При этом место обвинений в немотивированной жестокости, имевших место в случае с “Бешеными псами”, заняли обвинения в расизме. Хоппер играет Клиффа, отца Кларенса, который попадает в лапы сицилийского мафиози, Винченцо Коккотти (на эту роль планировался Майкл Мэдсен. Интерес-149 но, что одного из мелких итальянских бандитов зовут Вик-зубочистка — прозвище, которое носил мэдсеновский Вик Вега в “Бешеных псах”).
Коккотти хвалится своими славными предками — его отец был “чемпионом в тяжелом весе среди сицилийских лжецов”. Клифф, зная, что его будут пытать, ставя жизнь сына на карту, своими насмешками хочет довести Коккотти до того, чтобы тот его убил...
КЛИФФ:
Знаешь, я много читал. Особенно книги по истории. Я считаю эту дрянь увлекательной. По правде говоря, я не знаю, знаешь ты или нет, что сицилийцы произошли от негров.
КОККОТТИ:
Что, опять начинаешь?!
КЛИФФ:
Так оно и есть. У вас, сицилийцев, сердце качает черную кровь. И если ты мне не веришь, можешь сам посмотреть. .Сотни и сотни лет назад, понимаешь ли, мавры завоевали Сицилию. А мавры — это ниггеры. Знаешь, давным-давно сицилийцы были такими же, как итальянцы из Северной Италии. У них у всех были светлые волосы и голубые глаза. Но потом пришли мавры и изменили всю страну. Они так часто трахали сицилианок, что перемешали всю кровь навсегда. Вот почему светлые волосы и голубые глаза стали черными. Знаешь, я абсолютно поражен, что спустя сотни лет у сицилийцев все еще есть гены ниггеров. Я просто цитирую историю. Это факт. Так написано. Твои предки ниггеры. Твоя прапрапрабабка трахалась с ниггерами, и ее дети были наполовину ниггерами. Так что, если это неправда, скажи, что я вру...
“На самом деле я думаю, что это самое непристойное слово в английском языке, — говорит Тарантино о своем вольном использовании слова “нигrep”. — Оно почти взрывоопасно. У слова не должно быть столько силы, и всякий раз, когда оно приобретает такую силу, ее нужно отбирать. То, что сказано, очевидно: он пытается оскорбить этих парней, оскорбить их именно таким образом, и именно они должны оскорбиться. Но мне нравится эта речь. Я думаю, что она действительно забавна. На самом деле мне всю эту историю рассказал один чернокожий парень”.
Тони Скотт: “Квентин написал две сцены — эту и еще одну с Сэмом Джексоном, которую, к сожалению, вырезали. Но я не считаю их оскорбительными. Не думаю, что черное население страны сочтет их оскорбительными. Кажется, все это было сказано по-доброму, от души, а не для того, чтобы их обидеть. Я смотрел фильм с черной аудиторией, и им понравился этот эпизод, в основном это были парочки, детишки от восемнадцати до двадцати пяти, чернокожие ребятишки, и им понравилось. Они чувствовали, что их втягивают в атмосферу всего происходящего, а не стараются выделить и раскритиковать. Забавно, что черная аудитория реагирует более чутко, чем латиноамериканская или белая. Они проникаются духом фильма. Именно так Квентин и пишет. Он пишет на языке улиц, чувствует его поэзию. Вы можете сказать слово “ниггер”, никого не обижая, если на экране эти слова произносят парни, для которых это естественно”.
Трудно найти более подходящего человека, чем Сэмюэль Джексон, чтобы судить обо всем этом. “Как сказал Квентин, он пытается сделать мир не таким чувствительным, — комментирует он. — Я думаю, что, будучи актером, ты должен отвечать требованиям режиссерского видения и быть искренним по отношению к той правде, которую пытаешься выразить. Говоришь то, что написано, и правдивость этих слов зависит от того, как ты их произнесешь. Итак, я смотрю на сценарий Квентина и понимаю, что он взял слово “ниггер” и использовал его во всех возможных ситуациях. Он использовал его как определение, как слово, которым можно объясняться в любви и которым можно унизить, и как общее понятие. Это слово используется в речи довольно часто. И это один из лучших монологов, которые я когда-либо слышал, и если вы настоящий расист, вы будете сидеть и приговаривать: “Да, это правда!” Если вы либерал, вы скажете: “О, это ужасно!” Но именно это должны делать актеры. Я должен вызвать такую реакцию, которая выльется в обсуждение, а потом, надеюсь, приведет к переменам в обществе”.
“Да, я больше всего волновался из-за сицилийцев, — угрожающе ухмыляется Деннис Хоппер. — Я понял, что кого-то он может задеть, но это нормально. И к тому же киноактеры в наше время не произносят монологов. А это — монолог. Я восхищаюсь тем, как пишет Тарантино”. Кристофер Уокен, чьи герои никого не убивали с 1984 года, тоже абсолютно хладнокровен. “Такие большие диалоги нехарактерны для кино. Обычно вы не особенно много говорите, но тут монолог на три страницы, это необычно, и думаю, что это очень хорошо. Я никогда не смешиваю кино с реальной жизнью и думаю, что другие люди тоже этого не делают. В этой сцене был оттенок нереальности, да и что можно ответить, когда вам говорят столь дикие вещи? В этом весь класс и вся прелесть сцены. В каком-то смысле он получает пулю за то, что оскорбляет меня”.
“Подумайте о Марке Твене, — добавляет Хоппер. — Он занимался теми же вещами. Два человека плывут по реке. Я имею в виду, что это странная расстановка действующих лиц, но теперь-то мы в 90-х. Как можно писать, не обращая внимания на окружающую тебя реальность? Квентин Тарантино — это Марк Твен 90-х...”
В целом “Настоящую любовь” критики приняли хорошо. “Динамит. Взрывная волна действия, фейерверк, дико смешная, леденящая душу гонка”, — говорит обозреватель журнала “Роллинг стоун”. “Фильму нельзя отказать в обаянии. Это поможет ему стать одним из самых популярных фильмов 1993 года, а возможно, и всего десятилетия”, — заявляет “Драмалог”. Но вопрос о жестокости и насилии никогда не опускается в рецензиях. (Он вновь всплыл в июне 1995 года, когда сенатор от республиканцев Боб Доул, кандидат в президенты, ругал Голливуд за то, что там снимают фильмы, которые выходят “не только за рамки вкуса, но и человеческого достоинства и порядочности”. “Настоящая любовь” и “Прирожденные убийцы” приводились в качестве наглядных примеров смакования “бессмысленного насилия и всевозможных излишеств”, хотя тот факт, что сенатор, по его же признанию, не видел ни одного из этих фильмов, сделал Боба Доула легкой добычей для Тарантино и Оливера Стоуна, которые разделали его под орех в прессе.)
“Есть что-то настораживающее в том, как такие фильмы воздействуют на зрителей, — высказывается газета “Нью-Йорк таймс”, явно напрашиваясь на похвалу. — Они обращены к подсознательному желанию выплеснуть накопившуюся жестокость. Мастерски эксплуатируя жанр, Тарантино демонстрирует все преимущества киноманства. Американский журнал “Хьюмейн Муви Ревью” даже добавляет несколько своих глубокомысленных замечаний: “Животные в этом фильме почти не задействованы. В одной сцене Кларенс дерется с Дрекслом, толкает его, и Дрексл летит спиной на аквариумы, стоящие в его квартире. Разбивает два из них, осколки и брызги воды летят во все стороны. Два аквариума, которые разбил актер, были сделаны из леденцовой массы, и в них не было рыб”.
“Настоящая любовь”, или, как ее называет “Тайм-аут”, “Бешеные объятия и поцелуи”, была официально впервые показана перед молодежной аудиторией “Китайского театра Мэнна” — места, куда восемь лет назад Тарантино обращался за работой и где ему отказали. (“Очевидно, там были другие, более квалифицированные люди”, — шутит он.)
Однако у “Настоящей любви” были и недоброжелатели, так как ее выход в свет совпал с выходом по-настоящему отвратительной и куда более зловещей “дорожной ленты” “Калифорния”, в которой Джульет Льюис играла роль, как бы зеркально противоположную роли Мэллори в “Прирожденных убийцах”.
“Такое впечатление, что единственной дурной привычкой американцев стало убивать кого-нибудь в дороге, — пишет “Нью-Йорк мэгэзин”. — Два фильма о юных влюбленных в бегах подводят нас к любопытному предположению, что для того чтобы доказать, что ты в Америке человек, нужно кого-нибудь замочить”.
“Настоящая любовь” — не что иное, как голая правда, фильм даже отдаленно ничуть не романтичен, — заметил Кеннет Тьюрен на страницах “Лос-Анджелес таймс”. — Ничто так не раздражает, как тупой фильм, претендующий на то, чтобы прослыть культовым. “Настоящая любовь” — в этом году тому пример”.
“Одна из бесконечных вариаций о парочке в бегах, в которой есть несколько потрясающих стычек, яркая актерская игра и жутковатая резня, — комментирует “Вэрайети”. — Но это ничего не добавляет и без того абсурдному сюжету, а насилие на экране только оттолкнет зрителей, что явно уменьшит шансы фильма”.
Предсказание “Вэрайети” оказалось верным. “Настоящая любовь” вышла в прокат 10 сентября 1993 года в США и 15 октября в Великобритании. Фильм собрал в Штатах 12,2 миллиона долларов, недостаточно по меркам руководства студии “Уорнер бразерс”. В июне 1993-го фильм попал в двусмысленное положение из-за “Бешеных псов” — его решили “попридержать” по распоряжению Британской комиссии по классификации фильмов, когда подошло время выпустить его в прокат, хотя к декабрю 1994-го его выпустили на кассетах, сохранив полную экранную версию с пометкой “до 18”.
Скотт до сих пор недоволен рекламной кампанией фильма, в том числе главным рекламным постером:
Слейтер и Аркетт в страстном объятии — почти тинейджеровский фильм. “Я думаю, они неправильно организовали кампанию по продаже фильма. По-моему — а я вышел из рекламного бизнеса, — основной акцент нужно было делать на названии фильма, так как оно коренным образом противоречит всему настрою картины. Нужно было дать название большими буквами, а за ним изобразить Слейтера, наводящего пистолет на Гэри Олдмэна, потому что сейчас, после такой рекламы, люди думают, что это — очередной фильм с Кристианом Слейтером, милый и нежный. Концепция рекламной кампании должна была строиться на противоречии между названием и содержанием фильма, но, как мне кажется, они этим не воспользовались. Они везут рекламный ролик в супермаркет, проводят маркетинговое исследование, но с — таким фильмом это нелегко. Нужно верить своим инстинктам — ведь это необычное кино”.
Но нельзя сказать, что он разочарован конечным результатом. Несмотря на препоны, воздвигнутые ААКИ, Скотт считает, что на данный момент это его лучшая работа, а критики, как ни странно, все на его стороне. “Я не совсем объективен, но “Бешеные псы” — более психологичный фильм, чем “Настоящая любовь”, в отношении предчувствия жестокости. “Настоящая любовь”, как “американские горки”, добавляет адреналина в кровь. “Бешеные псы” больше для головы. Я считаю, что “Бешеные псы” сильно нарушают душевное равновесие. Зрители “Настоящей любви” как будто два часа жмут на газ, это своего рода изматывающее путешествие”.