Гнев от этого ненужного унижения, по-видимому, светился бы далее, ибо мистер Линдстрем сказал ему только надеть трусы. Нарочито медленно, Эрик наклонился, просунул правую ногу сквозь отверстие, затем левую и медленно потянул трусы вверх. Его глаза ни разу не оставили мистера Линдстрема, пока он одевал трусы, но унижение, которое он переносил теперь, заставило покраснеть почти все его тело.
   Он дрожал в едва сдерживаемом гневе от положения, в котором пребывал. Взяв контроль над собой, он, наконец, сказал мистеру Линдстрему тихим, ледяным голосом, что сожалеет, что ему не было известно заранее, что он должен принести и носить, пока пребывает здесь. Он также сказал, что одежду выбирал он сам и покупал на свои собственные деньги, после того, как это было одобрено его родителями - которые также имели представления, как и что должны носить мальчики. Он закончил, сказав, что все это совсем его утомило, и что он хотел бы пойти прямо в кровать, пожалуйста. Про себя он произнес, что мороженое могло бы сгнить в аду за все, что он заслуживал!
   Мистер Линдстрем не сказал ни слова, но Томми тяжело вздохнул при первом заявлении Эрика, зажмурил глаза на второе, затем прикрыл глаза рукой на последнее Эриково заявление. Он сказал своему папе: "Пожалуйста, не будь строгим с Эриком; это его первая ночь, и он не знает ничего лучшего." "Это не его вина", - сказал Томми, - "но другие люди делают эти вещи иначе."
   Мистер Линдстрем стоял там и вел себя, словно его сын не сказал ни единого слова. Он начал трясти головой, затем произнес, почти самому себе: "Да, вероятно, есть необходимость для небольшого урегулирования отношений. Определенно, настало время для некоторой отрицательной обратной связи. Затем он сказал Эрику: "Ваша участь - учиться, сынок, и теперь настал срок для учебы."
   Стоя прямо, как стрела, с откинутыми назад плечами, Эрик сказал ему тихо, что он не "его" сын!
   Мистер Линдстрем стоял, как если бы его облили ведром ледяной воды. Он перешел к кровати, захватив Эрика рукой, потом сел и потянул Эрика через свое колено. Затем он сказал Эрику, что был бы добр с ним, наказывая его через трусы, но он должен поплатиться за то, что огрызался! Он не принял бы этого от своих собственных сыновей; он был бы проклят, если бы принял это от Эрика! Тут его рука поднялась, и он с силой опустил ее, решительно всадив прямо по "сидячему" месту на заду Эрика. Затем он продолжал хлестать Эрика своей голой рукой, причем удары возрастали в силе с каждым шлепком.
   Эрик закрыл глаза, когда его шлепали. Его шлепал раньше отец, но шлепки наносились обычно по заднему месту его брюк. Его отцовское шлепание все же причиняло дьявольскую боль, но не такую сильную, как это. Его глаза затуманились при пятом шлепке, слезы начали выступать на десятом. На пятнадцатом шлепке он обильно плакал - но он не издал ни единого звука! Он поклялся, что не даст мистеру Линдстрему удовлетворения!
   Когда мистер Линдстрем дал ему двадцать шлепков, он стащил Эрика со своего колена, затем задержал его перед собой. "Теперь ты можешь доставить свой зад в кровать и спать, мальчик," - произнес мистер Линдстрем сердито. Эрик почти зааплодировал; он понял: мистер Линдстрем ожидал, что теперь он будет выть! Вместо этого, все, что мистер Линдстрем увидeл в глазах Эрика, было гневом, смешанным с ненавистью. Мальчик не сделал и движения, чтобы потереть свой болезненный зад, светящийся красным через заднее место белых хлопковых трусов, которые он теперь носил, действительно совсем больной. Мистер Линдстрем с рычанием встал, поднял Эрика и положил его в кровать. Он повернулся, чтобы оставить их, сказав, что Томми может все же получить немного мороженого.
   Томми затем сделал нечто, чего, как он думал, он никогда не сделает в своей жизни. Он повернулся к своему папе и сказал ему: нет, благодарю вас. Он устал тоже и хочет только добраться до кровати, уже поздно. Мистер Линдстрем свирепо переводил взгляд от мальчика к мальчику, затем вернулся в комнату. Быстрым движением он поднял Томми, как раньше Эрика, перевернул его в своей руке, дал ему три энергичных шлепка по заднему месту его трусов, затем толкнул его в кровать. Он небрежно прикрыл двух мальчиков и сказал им спать. Остановившись в дверях, чтобы потушить свет, он свирепо посмотрел на Эрика, затем тихо сказал: "Мы поговорим об этом утром несколько больше."
   Мальчики лежали молча, пока слышали шаги папы Томми. Томми лежал на животе, тихо плача. Эрик лежал на спине, принимая боль, причиняемую этим, так как хотел запомнить ее. Слушание плача Томми, однако, заставило его ощутить печаль. Он повернулся на бок лицом к Томми и сказал ему, что сожалеет, что испортил дело и довел до того, что тот был отшлепан.
   Томми ответил Эрику, что плачет не об этом, а из-за того, что Эрик был отхлестан. Он никогда не думал о этом много, но, видя, что делает Эрик, вспомнил, как вел себя его старший брат Марти при точно таком же обращении с ним. Он видeл тот же огонь в глазах своего брата, какой увидeл у Эрика; он также увидел у Эрика ту же позу! Эрик мягко и тихо спросил, что случилось с братом Томми.
   Повернувшись на бок лицом к Эрику, Томми сказал ему, что его брат оставил дом, когда ему было восемнадцать лет, и поступил в Военно-морской флот. Теперь прошло уже восемь лет, как он ушел. От него приходили письма, те, которые его папа позволял ему иметь; этот источник беспокойства Томми сообщил ему, что он завершил образование, получил университетскую степень и был отобран для Школы подготовки офицеров. Он был теперь полным лейтенантом, служа на авианосце "Энтерпрайз" как офицер третьих воздушных операций.
   Томми сказал Эрику, что он был горд своим братом и любил его. Он знал, что его мать чувствовала то же самое, но для его папы брат был мертв. Это было, как если бы Марти никогда не рождался. Он отказывался слышать имя Марти, не позволял им писать ему, совершенно не разрешал отправлять почтой посылки, хотя иногда и позволяет чему-то проскользнуть мимо себя, и он никогда не примет приглашения от Марти и не позволит другим принять приглашение, даже во время Дня Благодарения или Рождества.
   Все это и заставило Томми рассказать и почувствовать злость. Он не мог понять, почему его папа был так обижен на Марти. Томми затем тихо произнес, что он как раз получил письмо три недели тому назад. В письме, полученном Томми, брат сообщал ему, что когда в следующий раз "Энтерпрайз" придет в порт на Великих озерах, он собирается прилететь сам, чтобы повидать его и мать. Когда Томми написал в ответ, что это не такая уж хорошая идея, его брат в свою очередь ответил, что ему в самом деле все равно, что подумает их папа; он собирается прибыть - независимо ни от чего. Он также написал, что "Энтерпрайз" достигнет порта 20-го числа, которое было как раз через одну неделю.
   Томми был взволнован возможностью увидеть своего брата, но также пугался того, что может случиться. Эрик попытался вновь уверить своего друга, потом сказал, что им лучше заснуть. Томми спросил нерешительно, не обнимет ли Эрик его немного. Он объяснил Эрику, что его брат всегда делал это, когда их папа порол его. Эрик посочувствовал Томми, и хотя он также не допускал, что объятия нужны прямо сейчас, уверенно сказал: хорошо. Мальчики обхватили друг друга руками, так и заснув.
   Они были разбужены в 5:30 папой Томми. Мальчики разделились ночью, поэтому мистер Линдстрем ничего не узнал об их объятиях. Если бы он узнал, подумал Эрик про себя, он, вероятно, чертовски избил бы нас за то, что являемся геями.
   Не то, чтобы я был таким сам, подумал Эрик, но у меня не было проблем ни с каким геем. Эрик имел нескольких друзей в Чикаго и в Академии, которые были геями, но они всегда заводили отношения между собой и никогда не навязывали себя кому-нибудь еще. Несколько неандертальцев там, которые пытались дразнить их, скоро обнаруживали, что те не были слабыми созданиями, на что они рассчитывали. Вскоре даже неандертальцы поддерживали их, если было нужно.
   Он был грубо вытряхнут из своей задумчивости мистером Линдстремом, приказавшим мальчикам покинуть кровать, идти в ванную и спускаться на завтрак. Имеются некоторые повседневные работы, которые должны быть выполнены прежде, чем они уйдут в школу. Эрик встал, подошел к стулу и начал натягивать свои джинсы. Томми бросился, схватил Эрика и сказал ему, что надо идти, нет времени, чтобы надевать брюки! Эрик взглянул на Томми с удивлением на лице, но был вынужден согласиться с ним и пойти в трусах. Они одновременно вошли в ванную, большей частью из-за того, что Томми не отпускал его. Там Томми отпустил Эрика, поднял крышку стульчака, вытащил свой пенис и начал мочиться.
   Эрик стоял шокированный, затем попытался покинуть ванную, чтобы дать Томми уединение. Томми прошипел ему, чтобы он быстро начинал писать, или придется чертовски поплатиться! Он знал, что мистер Линдстрем стоял там, проверяя мальчиков. Неохотно, с пылающим лицом, Эрик повернулся и встал рядом с Томми. Он стянул вниз спереди свои трусы, выпустил свой пенис и начал мочиться. Закончив, он натянул трусы обратно и последовал за Томми к раковине, чтобы вымыть руки и лицо. Вытершись, они аккуратно положили свои полотенца на место, затем прошли мимо мистера Линдстрема.
   Миссис Линдстрем подняла глаза, когда они вошли на кухню, и сказала: "Доброе утро, мальчики". Она ожидала увидеть Томми только в его трусах, но была смущена видеть Эрика в одних трусах тоже. Она не считала это правильным, но ничего не произнесла. Она просто бросила строгий взгляд на своего мужа, дав ему знать, что они должны поговорить об этом позже. Они сели, Эрик начал морщиться от боли, затем выдавил на своем лице вежливое выражение и начал есть, после того как мистер Линдстрем прочел молитву.
   Мистер Линдстрем сказал Эрику, как он рад, что Эрик узнал свой урок. Его формируют, чтобы он стал хорошим мальчиком. Когда родители Эрика вернутся, они, несомненно, поблагодарят его за метод, которым он обучал Эрика. Может быть они увидят, что это подходящий способ, как обращаться с мальчиком и воспитывать его в дальнейшем должным образом.
   Что же это такое! Эрик услышал БОЛЕЕ ЧЕМ достаточно! Он спокойно положил свою вилку и высказал мистеру Линдстрему все, что он думал. Он сказал мистеру Линдстрему: пожалуйста и спасибо, но его родители очень хорошо обращались с ним. Они хорошо его учили, хорошо его воспитывали, поощряя его экспериментировать и испытывать все на собственном опыте. Он никогда не причинял беспокойства, пока был в школе, относился к каждому с уважением и терпимостью, и ни разу - когда-либо - не заставлял другого человека жить, как он!
   Что касается остального, сказал он тихо, но твердо, то он высоко оценил, что они разрешили ему пребывать в их доме. Остаток недели, тем не менее, он будет носить свои пижамы и трусы, которые упаковала для него его мать. Он даже будет выполнять любую работу, что была назначена ему прежде; будет работать очень тяжело, но будет настаивать, чтобы ему предоставляли уединение, которое позволяют иметь даже собаке.
   Затем он посмотрел мистеру Линдстрему прямо в глаза. Он спросил его, почему тот так настойчиво стремится распоряжаться всем? Почему он обращается даже с его собственным сыном Томми без уважения или любви? Эрик высказал ему, что человек не способен жить так; это подавляет характер и опустошает человека. Его отец говорил ему это много времени тому назад. Он верит тому, что сказал его отец, и мистер Линдстрем должен поверить этому тоже! Если мистер Линдстрем сможет обосновать, почему он не прав, тогда он снимет свои брюки и вручит тому ремень, чтобы исполосовать его зад.
   Для того чтобы доказать, что верит в то, что сказал, Эрик встал из-за стола, увидев ремень для заточки бритвы, висящий около задней двери. Он снял его и положил на стол рядом с мистером Линдстремом. Стоя перед столом, он сдернул свои трусы до колен и наклонился над столом. Он оглянулся на мистера Линдстрема; выражение его глаз вызывало того нанести удар!
   Мистер Линдстрем выглядел так, словно был готов взорваться от того, что сказал ему Эрик! Нарочито медленно он встал из-за стола. Он натянул трусы Эрику, затем захватил его руку и точильный ремень и повел его обратно в комнату Томми. Миссис Линдстрем собралась заговорить, но мистер Линдстрем показал ей палец. Затем он жестом указал Томми встать и идти с ними.
   Прибыв обратно в комнату Томми, мистер Линдстрем сказал Эрику стянуть его трусы вниз и наклониться над кроватью. "Вы действительно намереваетесь сделать это", - произнес Эрик, - "даже хотя Вы и знаете, что я прав, да?" Мистер Линдстрем стал еще рассерженней, потом схватил Эрика, спустил ему трусы до колен и согнул его над кроватью. Мистер Линдстрем сказал Эрику, что не знает, какого черта тот говорил; он накажет Эрика способом, который тот ему предлагал.
   Томми пытался остановить его, умоляя своего папу не сечь Эрика! Мистер Линдстрем ответил, что если Томми продолжит нести этот вздор, он может точно так же снять свои трусы и получить то же, что собирается получать его друг. Томми, сопя, собирался сделать именно это, когда Эрик сказал ему не быть дураком, не вмешиваться! Томми засопел снова и натянул свои трусы обратно. Он сложил свои руки на груди, потом просто стоял там с широко открытыми глазами.
   Повернувшись обратно к Эрику, мистер Линдстрем сказал, что собирается выдать ему хорошую дозу лекарства, до последней капли. Затем он начал порку ремнем, вкладывая страшную силу в каждый удар поперек обнаженного зада Эрика. Эрик лежал там, с руками, вытянутыми вперед и сжимающими одна другую. Он сконцентрировался на них, пытаясь выдержать боль, которую ощущал. Он не смог сдержать слез, но смог контролировать свой голос. Ни хныканья, ни звука не выскользнуло из его крепко сжатых губ. Это, казалось, дополнительно разгневало мистера Линдстрема, так как он увеличивал силу и размеренность ударов. Затем он сказал Эрику, что, ей-богу, заставит его завопить!
   Порка, казалось, будет идти вечно, когда они услышали крик миссис Линдстрем ее мужу прекратить немедленно! Повернувшись к ней, он сказал ей успокоиться. Это просто вопрос исправления мальчика, который очень сильно нуждается в исправлении. Он собирался повернуться обратно и начать хлестать Эрика снова, когда она силой вырвала точильный ремень из его рук. "Посмотрите, что Вы наделали, Джон Линдстрем", - кричала она ему! Он остановился, потом внимательно пригляделся к заду Эрика, качнул головой и оставил комнату, говоря, что этого достаточно, у него есть работа, которую надо сделать.
   Эрик опустился с облегчением, когда мистер Линдстрем покинул комнату. Он громко плакал теперь, затем протянул руку, чтобы ощупать свой болезненный зад. Миссис Линдстрем, находившаяся сбоку от него, мягко остановила его руку. Взглянув на Томми, она приказала ему достать аптечку из-под раковины в ванной. Она также сказала ему взять большой таз и наполнить его теплой водой. Томми вылетел за дверь и вскоре вернулся с тем, что просила его мать.
   Миссис Линдстрем затем помогла Эрику подняться и осторожно положила его на живот, мягко сказав ему не двигаться. Приведя в порядок зад Эрика, она подумала, что никогда не видeла прежде подобной жути. Перекрещивающиеся рубцы были повсюду на его ягодицах, некоторые кровоточили, некоторые просто были покрыты каплями жидкости. Ягодицы мальчика были однородно свекольно-красными и также немного опухшими. Когда ранки были промыты и перестали кровоточить, она взяла лед, наполнила им большой пакет и принесла его обратно в комнату. Она осторожно положила пакет на зад Эрику, который зашипел от тяжести и холода, что был ниспослан на его поврежденную плоть. Через некоторое время опухоль уменьшилась, и миссис Линдстрем сняла пакет, положив его в таз.
   В течение всего этого Эрик не сказал ни слова. Он ощущал такие гнев и ненависть, какие он никогда не чувствовал прежде в своей жизни! Он ни разу когда-либо в его жизни не чувствовал так много боли в своем заду! Он начал безмолвно умолять свою мать и отца завершить их дела пораньше и быстро прибыть домой. Это нужно было из-за того, что в его уме сформировался план. Он знал теперь, как он должен взять в руки ситуацию. План, кристаллизующийся теперь в его уме, был рискован, но заслуживал того. Он взглянул на свои часы и понял, что школьный автобус должен быть здесь через сорок пять минут, чтобы подобрать его и Томми. Достаточно времени, чтобы одеться для школы, подумал он. Он понимал, что должен добраться сегодня до школы, несмотря на боль.
   Миссис Линдстрем поговорила с Эриком о произошедшем, стараясь заставить его почувствовать себя лучше. Она хотела, чтобы Эрик понял, что мистер Линдстрем не питал к нему никакого зла, это произошло только потому, что Эрик вел себя очень похоже на их старшего сына. Она попросила Эрика не судить мистера Линдстрема строго, так как он был хорошим и справедливым человеком. Она закончила, сказав, что Эрик должен не собираться сегодня в школу, а провести время в кровати, дав своему заду возможность излечиться.
   Эрик умоляюще посмотрел на миссис Линдстрем, горячо попросив ее позволить ему пойти в школу сегодня! Ему ДОЛЖНО быть разрешено пойти, потому что будет важный курс, на котором он просто ОБЯЗАН присутствовать, независимо ни от чего! Если он не придет, его проект по информатике будет разрушен; он просто ДОЛЖЕН идти - пожалуйста!
   Миссис Линдстрем колебалась, но осознала, что Эрик определился, чтобы пойти в школу. Ничего не остановит этого юного мужчину, подумала она. С неохотой она кивнула в знак своего одобрения, затем двинулась, чтобы помочь ему одеться. Эрик, неистово покраснев, сказал, что все хорошо, Томми может помочь ему, если будет нужно. Миссис Линдстрем полностью все поняла и оставила комнату, проинструктировав Томми, чтобы быть уверенной, что он поможет Эрику.
   Томми уже одевался для школы. Он извлек Эрика из его трусов и собирался дать ему другую пару, когда Эрик сказал ему "нет". Он хочет трусы из своего чемодана. Томми вынул пару трусов для Эрика, затем помог ему встать, чтобы надеть их. Эрик извинился перед Томми за это. Томми, помогая Эрику надеть шорты, сказал ему, отрезав, что сейчас это ерунда. Томми заявил, что собирался и будет помогать ему.
   Эрик кивнул, благодаря, и попросил у него другую чистую пару джинсов из шкафа, где он повесил их. Он осторожно надел джинсы, шипя от того, что трусы натирали его чувствительный зад. Томми помог ему надеть пару носков, потом обул Эрика в кеды с высокими голенищами и завязал их. Затем Эрик с трудом подошел к шкафу, достал желтую оксфордскую рубашку с кнопками внизу воротника, надел свою футболку, затем эту рубашку. Потом он осторожно заправил рубашку в джинсы, шипя, когда его руки прикасались к заду.
   В завершение, он защелкнул последние две кнопки на ширинке, потом собрался снять ремень со своих джинсов. Даже простой взгляд на его собственный ремень заставлял его испытывать тошноту. Затем его решимость сменилась опасением, которое он почувствовал. Он бросил еще один взгляд на ремень, потом жестоко затянул его вокруг своей тонкой талии и водворил свои джинсы на место. Они закончили, сэкономив десять минут до прибытия автобуса.
   Спуск вниз был чистой пыткой для Эрика, но он храбро справился. Он надел свой рюкзак, убедился, что вся его домашняя работа была там, затем достал свою летную куртку, которую подарил ему его дядя из Военно-воздушных сил. Миссис Линдстрем передала им ленч и сказала обоим, что надеется, они хорошо проведут день в школе. Они собирались уходить, когда мистер Линдстрем вернулся на кухню через заднюю дверь.
   Эрик медленно и неуклюже подошел к мистеру Линдстрему и напомнил тому, что ему нужно зайти в его собственный дом после школы. Мистер Линдстрем посмотрел на Эрика раздраженно, но сказал, что правильно. Он заберет Эрика оттуда в 6:00, и тому лучше быть готовым. Эрик затем вежливо спросил, может ли Томми пойти с ним тоже. Они смогут сделать их домашнюю работу одновременно и будут больше готовы к повседневным работaм. Миссис Линдстрем громко и отчетливо произнесла, что считает это хорошей мыслью. Мистер Линдстрем стрельнул в нее взглядом, затем неохотно дал свое разрешение.
   Пока они ожидали снаружи школьный автобус, Томми спросил, зачем он потребовался Эрику в его доме. Эрик с легкой усмешкой на лице ответил, что если задуманное им правильно, он уверен, что Томми поймет. Томми не смог ничего больше извлечь из своего друга, как бы сильно он ни просил. Наконец, пришел школьный автобус, и они сели, Эрик морщился от боли, когда поднимался по ступенькам.
   Мистер Дидриксон был знаком с тем, как выглядит мальчик, когда его выпорют, но на его взгляд Эрик выглядел так, словно получил действительно жестокую порку. У него обычно не было сострадания к мальчику, заходящему на борт его автобуса и выглядящему как Эрик, но в случае с Эриком он почему-то проявил милосердие. Нечто в состоянии, которое он увидел, напомнило ему о Марти Линдстреме, мальчике, которому он всегда позволял стоять в задней части автобуса, вместо того, чтобы заставить его усесться на одно из мест.
   Кивнув Эрику и приветствуя его на борту своего автобуса, хотя и не видeл его прежде, водитель сказал ему, что он мог бы с немного большим удобством постоять в задней части автобуса. Эрик поблагодарил его, выказав признательность глазами, и с трудом прошел в зад автобуса, сопровождаемый по пятам Томми. Когда мистер Дидриксон закрыл дверь и двинул автобус по маршруту, он подумал про себя, что это было как раз в манере Марти, так глядеть, когда он делал для него то же самое.
   Школа в этот день была чистым адом для Эрика. Он просил своих учителей, что будет хорошо, если он постоит сзади классной комнаты вместо того, чтобы занимать свое обычное место. Большинство учителей были любезны и позволяли ему стоять. Только двое отказали в его просьбе, заявив, что он должен занять свое место. Он пытался не шипеть, когда его зад соприкасался с деревянным сиденьем, но не всегда успешно. Он прошел через эти два урока на чистом мужестве и силе воли, и был благодарен, когда они закончились.
   Когда пришло время для ленча, Эрик и Томми вышли во двор, чтобы съесть свой ленч. Несколько их друзей присоединились к ним, и они ели, болтая о всякого рода вещах. Было только несколько мальчиков, которые прошли мимо, ухмыляясь Эрику, пока он ел свой ленч, лежа на животе. Другие мальчики, включая Эрика, свирепо глядели на них, так что те понимали намек и быстро их покидали. Когда ленч закончился, мальчики подходили к Эрику и выражали надежду, что ему скоро станет лучше. Подошли бы все, знай они, как совершенно правильно будет действовать потом Эрик. Он сказал им спасибо, и с трудом пошел обратно в школу, причем Томми держался сбоку от него.
   В этот день он опасался еще двух других уроков: информатики и гимнастики. Информатики, поскольку не было никакого способа избежать сидения на стуле. Гимнастики, поскольку он знал мистера Зорсона, отставного сержанта морской артиллерии, который не будет проявлять терпение с мальчиком, пострадавшим от порки.
   Когда пришло время для информатики, Эрик неохотно и мрачно проделал свой путь туда. Только его решимость начать реализовывать свой план заставила его довести дело до конца. Прибыв туда заранее, он спросил мистера Норзстрема, может ли он занять компьютерную станцию в последнем ряду вместо той, которую он обычно занимал впереди. Мистер Норзстрем озабоченно взглянул на Эрика, но увидев умоляющее выражение в его глазах, произнес: "Да, это было бы хорошо".
   Хотя Эрик только короткий промежуток времени был в классе у мистера Норзстрема, тот был поражен мальчиком и манерой, в которой он работал с компьютерами. Он также был поражен программой связи по телефону, которую показал ему Эрик. Это была красивая вещь, объединяющая в себе различные свойства других программ, причем с облегчающим работу принципом "укажи и нажми". Она должна была хорошо работать в операционных системах "Windows" и "OS/2". Он имел большую надежду на мальчика, зная, что если программа заработает, он заимеет нечто по-настоящему хорошее для продажи.
   Пытаясь скрыть свою хромоту, Эрик, наконец, достиг задней части класса. Он медленно сел, затем включил компьютер. Экран ожил, прошла загрузка, и Эрик получил доступ к своему персональному разделу в школьной системе электронной почты. Попав туда, он написал электронное письмо в прежнюю компанию своего отца, попросив, чтобы оно было доставлено тому. Он знал, что электронная почта там постоянно проверялась, и что электронное письмо должно быстро дойти до отца.
   В электронном письме он дал своему отцу краткое и четкое сообщение о том, что произошло за прошедший день и первую половину этого. Для него с его памятью не было никакой проблемы пересказать, слово в слово, события, как они происходили. Закончив, он послал письмо тем же путем, почувствовав облегчение, когда увидел, что оно было доставлено по назначению. Все еще с хорошим настроением, он вошел в раздел "Интернета", который принадлежал школе. Оказавшись там, он быстро выбрал приглашение в частный канал, чтобы пообщаться с различными другими программистами, которые помогали ему с его новой программой.
   Он пробыл там около 30 минут, когда получил запрос о частной беседе. Распознав отцовскую "метку", он извинился перед учеными, сообщив им, что должен поговорить немного со своим отцом. Они написали в ответ, что понимают, и пожелали ему удачи! Эрик покинул этот канал, открыл частный, изолировал его, затем пригласил туда своего отца. Отец немедленно там оказался, спрашивая, что делать дальше и хорошо ли ему.