Дрейк Дэвид. Война

   Координаты базы Синдиката его не касались, но Клиари была уверена, что Джей Падова на верном пути. Настолько уверена, что приказала сверх нормы нагрузить маленький разведскутер припасами.
   От этого всем стало не по себе. Даже Сойеру. А когда Сойеру не по себе, ребят уже ничем не развеселишь.
   Так говорил себе Инглиш, сидя в пусковом отсеке. Они ничего не делали, просто сидели там. Он уже раздал батончики с протеином и сигареты, рассказал все анекдоты, которые только знал.
   Никто не надевал шлемы, скутер еще не покинул «Хэйг». Все просто сидели в брюхе корабля, запечатанные в оболочку, которую с некоторыми оговорками можно было назвать пригодной для жизни.
   Клиари настояла на том, чтобы они провели последний час перехода в полной готовности к концерту. Она действительно стала командиром Омега, так как Инглиш вовсе не собирался позволить ей забыть о том, что произошло.
   Когда их выбросят и На, нем будет шлем, он выскажет ей все, чего не мог высказать во время инструктажа или при встречах.
   Если она собирается серьезно заниматься делом, он обеспечит ей «обучение на рабочем месте». Или умрет на этом самом месте.
   Он бросил свои попытки заставить ребят почувствовать себя лучше, чем чувствовал себя он сам. Он просто забился в угол и привалился спиной к переборке. На скамейке имелось свободное место, но Инглишу хотелось побыть хотя бы в относительном одиночестве.
   Это было похоже на морг. Их разведскутер, как и весь корабль, был заново переоборудован для встречи с Синдикатом.
   Он был оборудован пушкой и автоматами АПОТ. Места пилота и его помощника были напичканы электроникой, способной подбить и птицу. Если понадобится.
   Сойер торчал на боевой палубе скутера, выслушивая последние указания Джоанны Мэннинг. Или наставления, подумалось Инглишу. Дверь переборки была закрыта. Он взглянул на часы, потом на Траска, своего старшего сержанта.
   — Траск, стукни-ка в дверь. Выясни, не следует ли и нам послушать болтовню Мэннинг.
   — Есть, шеф, — отозвался Траск, пригнул голову и освободился от ремней безопасности, которые, на взгляд Инглиша, были слишком хлипкими.
   Если что-нибудь и может доконать его парней, так это будет дурацкое ожидание.
   — Клиари, — проговорил он раздраженным тоном, пока Траск стучался в переднюю переборку, — иди сюда и расскажи мне о проблемах фратрицида «Хэйга»и его АПОТ-оружия, о тех проблемах, которые, как ты утверждаешь, вы уже решили.
   Если говорить простыми словами, фратрицид — это эффект, возникающий когда одна система нарушает работоспособность другой системы. Чаще всего возникал фратрицид административный, когда одна служба вмешивалась в дела другой.
   Но Клиари беспокоилась о фратрициде совсем другого рода…
   В ответ на стук Траска дверь переборки распахнулась. Показалась голова Мэннинг.
   — Вышли из гипер. Прыжок через…
   Клиари поднялась со своего места, пространство-время слегка дернулось: маленький скутер вошел в реальное время. Клиари тоже дернулась. Падая, она ухватилась за ремни.
   Инглиш взглянул на часы. На десять минут раньше. Вот тебе и идеальный план.
   — Девяносто Вторая, готовься! Проверка связи. Надеть шлемы.
   К черту Клиари. Теперь он обойдется и без, технического советника.
   Внутри шлема мир скутера приобрел видимость управляемого.
   Клиари была командиром Омеги. Ее желтая точка мигнула и стала зеленой, запрашивая двухсторонний канал связи. Компьютер шлема перешел на специальный канал прежде, чем он успел отдать приказ.
   — Что-то не так, — начала она без всякого вступления.
   — Раньше срока, ну и что?
   — Что-то не так. Я получаю данные по своим каналам, ты их не видишь.
   — Ну и что ты посоветуешь. Омега?
   — Можно с тем же успехом начать операцию. Корабль уже начал бой с тем, что выхватило его из гиперпространства.
   Черт! Синдикат может вытащить тебя из гипер? Инглиш почувствовал озноб.
   — О'кей, Омега. Переходим на общий канал. — Хорошо, что его люди этого не слышали. — Выброска через минуту, — объявил он и тут же услышал проклятие Сойера. Еще бы, без всякого предупреждения — и вдруг приказ начать отделение.
   Зажглась точка Сойера, красная. Спецканал.
   — Ради бога, Тоби, не забывай, что мы вместе пили. Веди себя соответствующе.
   — Прости. Был занят. Техсоветница тут пугала, что, как только отделимся, нас встретит вражеский огонь. Я как раз собирался тебе об этом сообщить.
   Малиновая точка погасла. Инглиш снова вызвал Сойера по спецканалу:
   — Оставь Мэннинг в кресле второго пилота. У нас тут есть одна женщина, так что пусть будет и вторая. Может, домой вернуться сможем только мы.
   — Дьявол! Слишком далеко для скутера, — отозвался Сойер и добавил: — Спасибо.
   Инглиш подключился, чтобы послушать, какие установки дает ребятам Траск, и стал молиться, чтобы, когда скутер вывалится из брюха «Хэйга», вокруг не кипела какая-нибудь космическая заварушка.
   Но она кипела. Если бы скутер не был «невидимкой», то их бы сбили еще до того, как они вышли на орбиту планеты.
   Да и теперь скутер не без труда добрался до атмосферы.
   — Изображаем мертвецов! — посоветовал Сойер из кабины пилота. Все замерли, прекратив двигаться, кашлять, переговариваться. Над шлюзом замерцала красная лампочка.
   Скутер вздрогнул и рухнул в атмосферу планеты Синдиката так, как камень падает в пруд. Кто-то не удержал ружье, которое с грохотом покатилось по отсеку, пока Траск не перехватил его.
   Инглишу не надо было оглядываться, чтобы удостовериться, что ружье уронила Клиари. Он поклялся, что собственными руками пристрелит ее, если она допустит еще хоть один подобный промах. Пока счет был нулевой: одно очко он засчитал ей за предупреждение о возможном вражеском огне, но сейчас она его потеряла вместе с выпавшим из рук ружьем.
   В их положении шум может запросто погубить. Мертвые обломки взорванных изуродованных кораблей не имеют привычки галдеть.
   Инглиш затаил дыхание.
   Потом гул стабилизаторов высоты сообщил ему, что таиться больше не имеет смысла, и Инглиш начал готовить команды к высадке.
   — Выполнена полная съемка поверхности, — сообщил Сойер по спецканалу. — Вот данные.
   Экран шлема Инглиша высветил снимки, сделанные камерами скутера, и прочие разведданные.
   Тут в разговор вклинилась чертова Клиари:
   — Теперь, когда у нас столько информации, может быть, мы могли бы отослать ее или сами вернуться с ней на «Хэйг».
   — Вернуться? — ледяным голосом переспросил Инглиш. Предполагалось, что она не может подключиться к спецканалу. — Сойер, отправь данные на «Хэйг»и туда, куда еще пожелает Мэннинг. Скажешь, когда будет готово. Не выбрасывай никого, пока не убедимся, что опасности нет.
   Проклятие! Какой-то ночной кошмар.
   С ним хотел поговорить сержант Траск, о чем настойчиво возвещало мерцание зеленого огонька.
   — Да, Траск?
   — Сэр, у нас нет уверенности в том, что удастся совершить второй проход. Орбита нарушена. Повторяю: нужно либо высаживаться сейчас, либо отступать и дожидаться другого раза.
   Другими словами, Траск хотел сказать, что все это время кто-то сидел у них на хвосте.
   С мостика раздался голос Сойера:
   — Возвращаемся. Нас только что засекли.
   Когда тебя засекают, то обычно начинают палить из пушек. А скутер сейчас представляет отличную, почти неподвижную мишень. Но сегодня Инглиш не был расположен к самоубийству.
   — Клиари, — отрывисто рявкнул он, и компьютер шлема принял решение задействовать ее личный канал. — Что ты скажешь? Хочешь здесь утереть? Мы теперь на мушке.
   Сойер что-то сделал на мостике, и скутер резко тряхнуло. Клиари замешкалась.
   — Эй, Омега! Насколько необходима тебе наша высадка? Ты наш техсоветник, так что, если настаиваешь, можем продолжить наши игры.
   Пора узнать, из чего она сделана.
   — Дельта-Два, — раздался ее голос, — ты здесь капитан. Если ты говоришь, что положение слишком опасно…
   Они получили удар, который, как оставалось надеяться, был скользящим. Скутер содрогнулся и завертелся волчком.
   Так что вопрос, кто тут командир, обрел чисто академический характер. Но Инглиш все же приказал Сойру:
   — Дельта-Три, возвращаемся на «Хэйг», если, конечно, сможем. Данные важнее всего. — Чертовы технари, у них все же имелись координаты возможной высадки. Клиари подтвердила, что это то самое место. Десятый уровень сложности.
   Без дураков.
   Ему самому пришлось ухватиться за ремни, когда Сойер рывком вывел корабль из атмосферы. Когда они вырвались в открытый космос, полет выровнялся.
   Однако сегодня Инглишу явно не везло.
   — Передаю тебе вид «Хэйга», — сообщил ему Сойер. — Ты сам должен на это взглянуть, Дельта-Два.
   Когда он увидел космическое сражение, то даже сморгнул. Дела были так плохи, что даже не верилось: телероботы рассыпались по всей поверхности «Хэйга», напоминая муравьев, пытающихся вгрызться в перезрелую грущу. Капитан видел дым и яркие вспышки — это реактивная броня «Хэйга» пыталась справиться с нападением. Потом он приказал:
   — Командир Омеги, на мостик!
   Они встретились там. Места на мостике хватало только для двоих, плюс Сойер и Мэннинг. В аккурат.
   — Ну? И что теперь? — Голос Сойера, доносившийся по четырехстороннему каналу, который организовали компьютеры шлемов, был искажен защитными шумами.
   — Черт меня возьми, если я знаю, — отозвался Инглиш, опираясь на свое ружье. — Я пришел, чтобы просто посмотреть шоу. Здесь видно получше. Техсоветник, что ты думаешь?
   — Должно быть, фратрицид: АПОТ-вооружение «Хэйга» противодействует его системе защиты. — Инглишу показалось, что он слышит вздох. — Может, если бы я была на борту, мне бы удалось с этим справиться.
   — А ты не можешь сказать им, что надо делать? — поинтересовалась Мэннинг, непроницаемо черный щиток ее шлема был повернут к Клиари. — Нам потребуется какое-то время, чтобы оказаться внутри.
   Она не сказала: «Возможно, нам не удастся попасть внутрь».
   Инглиш начал прикидывать, что могут сделать они с Сойером, чтобы очистить обшивку «Хэйга».
   — Мэннинг, Клиари, пошлите им стабилизирующую информацию. — Он вспомнил, что Клиари сделала нечто подобное, когда он присоединился к ней тогда, на имитаторе-тренажере.
   — Сойер, мы с тобой организуем десант Девяносто Второй и постараемся соскрести их вручную.
   — Что угодно, лишь бы вы забыли об этом чудовищном взлете, — отозвался Сойер, который чувствовал себя виноватым.
   Когда Инглиша сняли с оболочки «Хэйга», он первым делом запросил сведения о потерях. Капитан растянулся на спине в тесном отсеке разведскутера, тяжело дыша и рассматривая низкий, такой родной потолок, словно это было прекрасное голубое небо.
   Он все еще сжимал АПОТ-ружье, дуло которого упиралось ему в шлем.
   Пока не вернулась вся команда, он подумывал, не пристрелить ли Клиари, которая болталась, запутавшись в ремнях и время от времени кидая на него многозначительные взгляды, словно первейший долг капитана Инглиша — освободить эту дурищу из ее идиотских завязок.
   Когда установили связь с последним из парней, а последний квадрат обшивки был проверен и свободен от телероботов, он понял, что новых сюрпризов не будет. Убитых и тяжело раненных нет. Только троим потребовалась специальная медпомощь. Ничего хорошего, но с этим справиться можно. Телероботы врага не были запрограммированы на людей.
   Эти твари походили на обрубки крепких стальных парней с мощными лапами и очками ночного видения. Когда один из роботов уставил на Инглиша свои глазелки, тот почувствовал, что где-то там, внизу, на поверхности планеты, какой-то гуманоид изучает его.
   Так что прежде чем разнести робота, он состроил этому гуманоиду рога.
   Инглиш немного расслабился и повернулся к Сойеру.
   — Знаешь, эти встроенные компьютеры не так уж плохи.
   — Точно, — раздался голос лейтенанта. — Мы продолжаем подбирать людей. Хочешь вместе с Мэннинг заняться повреждениями «Хэйга»и обсудить, как она собирается произвести стыковку?
   — Конечно, давай ее.
   Голос Джоанны Мэннинг сообщил:
   — Дельта-Два, «Хэйг» не настолько пострадал, чтобы мы не могли подлатать его и увести отсюда, мне только надо ввести в курс дела вашего техсоветника, капитан.
   — Мы? Увести… — Он понял, что сует нос в дела разведки, и остановился. — Ладно, мы уведем его, будем тянуть или тащить все, что вам с техсоветником заблагорассудится. Действуй, разведка.
   — Спасибо за доверие, Дельта-Два. Отбой.
   Дела обстояли так, что надо было либо уводить «Хэйг», либо взрывать его. Мэннинг не сказала этого, но Инглиш понимал: нельзя было оставлять Синдикату корабль Флота, да еще с экспериментальным вооружением. Хорошо все же, что это не его проблема, а Джоанны Мэннинг.
   Инглиш продолжал наблюдать за подбором людей и помогал усталым ребятам забираться в кабину, когда его встроенный компьютер без всякого предупреждения соединил его с Клиари.
   — Какие новости? — осведомился Инглиш. Он больше не сердился. Он помог Траску втащить внутрь последнего раненого. Нельзя сердиться на здоровых, когда так счастлив видеть раненых.
   — Просто я подумала, что ты захочешь узнать: с Падовой все будет в порядке, как и с остальными, кто был на мостике. Но у нас мало времени. Синдикат скоро придет в себя, и тогда нам придется худо.
   — Да, ну ладно, ты же у нас технический советник. Все, что от тебя сейчас требуется, это втолковать банде десантников все, что нужно, для того, чтобы подлатать наш изувеченный корабль и унести отсюда ноги. Справишься?
   — Справлюсь, Инглиш, не переживай.
   — Отлично, Омега. Отбой.

Интерлюдия. СЕМЬЯ

   Вслед за падением последней Империи начался стремительный распад общества. Целые народы лихорадочно искали способ выжить в условиях всеобщего хаоса. Для членов Альянса таким способом стала взаимная поддержка. На планетах, объединившихся в Синдикат Семейств, прижилась специфическая форма феодального общества с высоким уровнем технологий.
   Опустошительные набеги пиратов и иных странствующих разбойников унесли жизни огромного множества людей — а ведь население планет к тому времени и так изрядно поредело.
   Промышленность, уцелевшая несмотря на все катаклизмы, постепенно сосредоточилась в руках тех немногих, кому удалось сохранить знания и умения, необходимые для поддержания ее жизнедеятельности.
   Однако во многих высокотехнологичных мирах крушение инфраструктуры вызвало ожесточение населения против горстки людей, сумевших сохранить то, что уцелело. Это было вполне закономерно для народов, вернувшихся к использованию животных в качестве тягловой силы и хранивших в памяти леденящий ужас бомбовых налетов космических кораблей. И каждый из тех, кто был способен построить подобный корабль, становился злейшим врагом.
   Часто, слишком часто целые планеты погружались в пучину феодального варварства. В те времена в каждой крохотной долине имелся свой военный диктатор.
   Что касается познаний в области высоких технологий, то их сохраняли отдельные семьи, передавая из поколения в поколение. Руководства по эксплуатации и технические инструкции постепенно превратились в бесценные сокровища.
   Вскоре произошло резкое отчуждение привилегированных семейств от остального общества, состоящего сплошь из дремучих невежд. И как только народы оправились от последствий катастрофы до такой степени, что торговцы вновь стали более необходимы, чем солдаты, именно семейства, владеющие познаниями, поднялись на вершину власти.
   Но даже и тогда отголоски кровавых столкновений между феодалами-солдафонами не стихли окончательно. На смену им пришла жестокая борьба баронов-грабителей, контролировавших фактически все средства производства. Положение еще более усложнилось с возрождением торговых космофлотов. Сложилась ситуация, аналогичная той, в которой оказалась Япония к концу эпохи свободной торговли: семейства, под чьим контролем находились континенты и целые планеты, увидели в происходящих переменах угрозу своему могуществу. Но в отличие от японских феодальных династий доминирующие семейства, зная цену технологиям, стремились наиболее эффективно использовать открытия, заново совершаемые учеными других миров. Угроза разнообразных влияний извне, способных ослабить их неограниченную власть над своими народами, также вынуждала самые мощные из кланов к скорейшему объединению. Сплотив свои усилия, эти пятьдесят семейств оказались в состоянии полностью изолировать конгломерат своих миров, а заодно подчинить себе те немногие планеты внутри границ конгломерата, которым до сих пор удавалось сохранять независимость…
   Чувство преданности — особое чувство. Когда тебя с младенческих лет воспитывают в духе беспрекословного подчинения интересам группы, преданность прочно входит в привычку, особенно если ты принадлежишь к привилегированному меньшинству. Но когда понятие «группа» совпадает для тебя с понятием «семья», когда сама кровь, текущая в жилах, вынуждает постоянно ощущать принадлежность к этой группе, чувство преданности неизмеримо возрастает. Зов крови куда сильнее абстракций типа Альянса или даже Флота.

Шариан Льюитт. «ГОЛУБКА»

   Первое, что почувствовал Тони Лукка, была боль. И в то же мгновение он вспомнил, как умирал…
   2 часа. Хорьки слева по борту. Защита разведкатера слишком слаба, чтобы отразить удар. Нет даже плазменного орудия. Хоть один заряд… Потом — ослепительная вспышка и белое сияние…
   Все кончено, понял Тони. Время словно остановилось. В голове проплыла туманная мысль: родственники сойдут с ума, а Тереза никогда его не простит. Он же поклялся им избегать опасностей — во всяком случае, таких, как война. Уверял: самое страшное, что ему угрожает как миссионеру-оккупанту и специалисту по коренному населению, — приступ рвоты после какого-нибудь традиционного дикарского блюда. Как он смеялся и какие брезгливые рожи корчил, когда изображал Терезе в лицах, как аборигены с почестями поднесут ему кушанье вроде того, какое предлагают Верховному божеству искусства любви…
   А теперь он умирал. Поле зрения внезапно сузилось, по его краям залегла непроницаемая тьма. Словно вход в длинный туннель, подумал Тони и удивился, осознав, что боль отступила, Откуда-то из глубин подсознания всплыли слова, знакомые ему давным-давно, которые он услышал, как казалось, еще до рождения: «Я предаю тебя сну…»
   Хотя слова были немного странными, это его не тревожило. СИЯНИЕ должно было понимать — для Тони все в диковинку. Ему ведь еще ни разу не приходилось умирать, и потому мысли отчаянно путались. В конце концов, подумал он, КТО-ТО и так поймет, что Тони искренне раскаивается в своем поступке тогда, во время экзамена по математике в седьмом классе…
   Даже для дополнительной электроники и спасательного оборудования в разведкатере было слишком тесно. А ведь надо было еще найти уголок, куда можно сложить барахло — омнивидеомагнитофоны и кучу запчастей к ним. Без этого добра не стоило и надеяться завоевать сердца аборигенов. У жителей Бейнбриджа патологически низкий уровень культуры. Да и чему тут удивляться — столько лет под властью хорьков! Если верить докладам, местные жители до сих пор обрабатывали свои поля мотыгами и обитали в простеньких хижинах даже без намека на водопровод. Тем не менее каждый, кому хоть раз доводилось посмотреть омнивидео, тут же проникался горячей любовью к этому чуду техники. Правда это или преувеличение — знали, пожалуй, только сами составители докладов. «Местные жители настроены дружелюбно», — бормотал про себя Тони, выслушивая предполетный инструктаж. В конце концов, какая разница? Подготовка территории для оккупации — всегда дело трудное, даже если аборигены оказывают тебе содействие. Но такая уж у него работа — гарантировать установление добрых отношений между представителями Флота и местным населением.
   Тони беспокоили не аборигены. Имелись сведения о налетах хорьков — пилотов-самоубийц из числа «несгибаемых». И вот эта особенность данной зоны ему совсем не нравилась. Он не был Ястребом Тейлоном вроде своего двоюродного братца Джимми Апачи. Тони не стал бы возражать, если бы оккупация Бейнбриджа разворачивалась по одному из сценариев, изложенных в учебнике.
   Впрочем, ребята из Разведки заверили, что «последствия оккупации хорьками полностью ликвидированы». На их языке это могло означать только одно — последние из хорьков уничтожены. И хотя у Тони на сей счет оставались кое-какие сомнения — все-таки нельзя было забывать о морских пространствах и довольно обширных пустынных территориях Бейнбриджа, — он согласился, что целесообразнее прихватить побольше омнивидео, а не загромождать драгоценное пространство оружием.
   Кроме того, положа руку на сердце стрелок из него никудышный. Из-за этого Тони и стал специалистом по оккупации. Он не мог попасть даже в неподвижную мишень. Доктор сказал, что это патология зрения, а не психики. Медицинские справочники именуют ее «безумным глазом».
   Да только и после установления диагноза отношения Тони с соседями по тренировочной базе ничуть не улучшились. За глаза парни продолжали дразнить его пацифистом, трусом, а то и вовсе сердобольной девицей. Но особенно его уязвил один случай.
   Когда пришло время покинуть бараки и отправиться на стажировку по инопланетной культуре, Тони пришел за вещами. Открыл свой рундук… и тут же на него обрушилась лавина мелких белых перьев. Наверняка кто-то не поленился распотрошить старомодную подушку, привезенную из дома.
   Тони знал, что имели в виду его одноклассники. И тогда он поклялся доказать им, чего стоит на самом деле. Он не пожалеет ни времени, ни сил. Он еще утрет им всем нос — всему Флоту!
   И вот, кажется, утер. После страшного взрыва разведкатер должен был превратиться в облако пара. Никакой надежды…
   Вот почему Тони никак не мог понять, отчего так больно. Ведь мертвые не чувствуют боли — по крайней мере так утверждают священники. Тони никогда всерьез не верил священникам, но как бы то ни было, они знали о смерти больше, чем те, кто окружал его все эти годы.
   А потом он услышал мягкий голос. Этот голос проник сквозь плотную пелену, опутавшую его сознание, и чувство безграничного облегчения медленно разлилось по телу.
   — Это поддержит твои силы, — проговорил голос. — Хочешь воды?
   Вода… какое восхитительное слово! Тони захотелось кричать от восторга, но он лишь издал слабый стон. Пластиковая соломинка коснулась губ, и Тони жадно втянул в себя влагу.
   — Не торопись, — ласково попросил голос. — В первый раз — совсем чуть-чуть.
   Вода была теплой, и через несколько глотков Тони почувствовал, как она, хлюпая, тяжело стекает в желудок. Соломинку у него тут же отобрали, но он был благодарен и за то, что получил — стало немного легче.
   — Здорово тебя саданули, — заметил кто-то, и при этих словах сознание Тони окончательно прояснилось. Однако усталость была так велика, что он попытался на некоторое время задержаться на границе полузабытья… Голос принадлежал мужчине, но с каким-то странным хрипом, словно его обладатель недавно сжег себе гортань.
   — Это точно, — согласился Тони. — Я даже пикнуть не успел.
   — Бедняга, — посочувствовал голос.
   И вдруг Тони обнаружил, что ничего не видит.
   Теплая пелена, вызванная обезболивающим, начала спадать. Ему стало страшно. Так страшно, как никогда не было прежде. Он попытался разомкнуть веки и понял, что глаза его плотно закрыты повязкой. Он хотел поднять руку, чтобы убрать повязку, но не сумел — рука казалась страшно тяжелой, ее словно что-то удерживало.
   — Постой, постой! — встревожился женский голос. — У тебя же капельница. Что случилось?
   — Я не вижу… — просипел Тони, в горле снова пересохло.
   — Не беспокойся, это всего лишь бинты. Тебе обожгло глаза во время взрыва. Но как только тебя доставили на борт, мы тут же сделали операцию, и сейчас прогноз вполне благоприятный. Видеть будешь. Если, конечно, немного полежишь спокойно и перестанешь рвать повязку.
   — Хорошо, — покорно согласился Тони. Мягкий голос доктора звучал авторитетно, и разумнее было подчиниться. Доктор, не доктор — какая разница, пусть хоть санитарка в морге, лишь бы правду говорила. Ужас, охвативший Тони минуту назад, отодвинулся на задворки сознания, но бесследно не исчез.
   Он усмехнулся. Говорите, прооперировали? Может, заодно и «синдром безумного глаза» сняли? Ну тогда держитесь, господа морские пехотинцы! Теперь он покажет вам, как нужно стрелять!
   Эта мысль окончательно успокоила Тони, и с его языка градом посыпались вопросы.
   — Это ведь «Сала-Аль-Дин», да? — осведомился он. — А Иван Ягудин уже заходил меня проведать? А Самия Цин?
   Ягудин был его лучший друг и сосед по каюте корабля «Сала-Аль-Дин». Инженер, ответственный за жилища для персонала Флота. Именно он должен был заняться созданием материальной базы для расселения оккупационных сил. С того дня, как открыли Синдикат, Флот принялся основательно окапываться на новой территории, так что спецы вроде Ивана пользовались повышенным спросом… Странно, если Ягудин, узнав о том, что на борту раненый друг, даже не справился о его самочувствии.
   А Самия… Это было довольно смелое предположение. Хотя она ему давно нравилась и знала об этом. Так почему бы не спросить?
   — Как ты сказал? «Сала-Аль-Дин»? — удивленно протянул хриплый мужской голос. — Нет, парень, это судно называется «Кардифф». Мы оказались ближе всех к месту, куда тебя выбросило взрывом, за теневой стороной Бейнбриджа.