Дружков Юрий. Волшебная Школа Карандаша и Самоделкина

   – Это кто нас пугает? – сердито сказал Карандаш.
   Ребята спрыгнули с лошадок. Учитель подбежал к окну. Там никого не было. Только малозаметные следы на дорожке вели в мохнатый кустарник.
   – Никого нет, – удивился Карандаш. – Ерунда какая!
   Он дёрнул за верёвку пароходного колокола. Динь-динь-динь!
   – Урок Фантазии окончен. Перемена.
   – Перемена! Кыш! Кыш! – говорил учёный попугай ребятам. – Кыш!
   Он хотел, наверное, сказать: нечего сидеть в классе. Кыш отсюда. Кыш.
   – Очень жаль, – возразил Чижик. – Мы так и не узнаем, почему сундук с балкона прыгал...

Глава никакая,
потому что снова перемена

   Учитель Карандаш пошёл к Самоделкину.
   – Слушай, Самоделкин, ты научи ребят, как правильно делать зарядку, а я должен поискать.
   – Кого? – спросил железный человечек.
   – Я не знаю.
   – Чего же ты будешь искать?
   – Я буду искать «У-уу».
   – А как оно выглядит, «У-уу»?
   – Я не знаю.
   – Тогда я пойду на зарядку... Эй, малыши! – позвал он. – Будем делать зарядку!
   – Зарядку? – спросила девочка. – Зачем волшебникам делать зарядку? Зачем?
   – Не хочу никакой зарядки, – решительно заявил Прутик. – Волшебникам зарядка ни к чему. Ерунда – зарядка.
   – Пускай неволшебники делают зарядку, – согласился Чижик.
   – Тогда покажите мне, как лягушки прыгают, – попросил хитрый Самоделкин. – Я забыл, как они прыгают. Кто знает, как лягушки прыгают?
   – Я! – в один голос ответили ученики. – Я знаю, как лягушки прыгают.
   – Проще простого, – сказал Чижик и запрыгал по садовой дорожке высоко и ловко.
   – Так воробышки скачут, а не лягушки, – заметил Прутик. – лягушки приседают, а потом – прыг! И лапки в стороны.
   – Покажи, мальчик, покажи, – подзадоривал Самоделкин. – Прыг-скок...
   Они взяли друг друга за руки и запрыгали все вместе.
   Выше всех, конечно, подпрыгивал Самоделкин.
   – Раз-два! Раз-два! Раз-два! – приговаривала Настенька.
   – Ква-ква! Ква-ква! – смеялся Прутик.
   Они так прыгали, что прохожие, которые шли мимо ограды школьного сада, останавливались и говорили:
   – Тут, наверное, школа цирковых акробатов. Ай, какие ловкие!
   – Но зачем тогда, скажите на милость, – не поверил один прохожий, – в саду голубой шар? Зачем акробатам шар? А?
   – В самом деле, не понятно, – согласились прохожие.
   Тут один маленький мальчик посмотрел на прохожих и сказал:
   – Всё понятно.
   Маленькие всегда понимают лучше многих прохожих.
   – Они от радости прыгают. Вот, – сказал мальчик.
   И я не могу с ним не согласиться. Никаких чудес не бывает без радости. Ни один волшебник не может обойтись без неё, без радости. Не будет радости – не будет никакой Волшебной школы.
   Озадаченный художник между тем ходил в зарослях, шарил в траве, надеясь найти какие-нибудь следы. И ничего не видел.
   Школьный сад очень густой. В нём даже пальмы растут с орехами. Орехи большие такие, называются они кокосовые. Величиной с маленький арбуз. А в них прохладная жидкость, похожая на молоко. Их никто в саду не сажал. Однажды эти пальмы нарисовал Карандаш. Он подумал: сад будет наряднее от бананов и ананасов. Взял и нарисовал. И жуков нарисовал – светлячков, как в настоящем тропическом лесу. Не бывает на свете хорошего тропического леса без летающих светлячков. Днём их не видно, зато ночью пальмы очень красивы от голубого сияния. Жуки летают, как маленькие фонарики...
   Озабоченный Карандаш ходил по этому саду – и вдруг ему почудилось, будто кусты на лужайке, у фонтана, где занимались ребята, колышутся, прыгают и приговаривают:
   – Раз-два! Раз-два!
   Карандаш бегом поспешил туда. И ничего не нашёл. Один шорох и шелест. Правда, совсем близко, как ему показалось, кто-то крикнул тоненьким голоском: «Ку-ку». Но кто может в саду кричать «ку-ку», если не кукушка? В таком необыкновенном саду не то что кукушка, попугай с павлином с радостью поселились бы и никогда из него не улетали.
   На всякий случай Карандаш крикнул:
   – Эй, ты, выходи отсюда немедленно, да поживей, пока тебя комарики не закусали! Я кому говорю!
   А в самом деле, кому? Там никого не было. Только снова из гущи веток донеслось «ку-ку». Будто ветки дразнились тоненьким голоском: «Ку-ку!»
   Это, конечно, мог бы сказать учёный попугай Ку-Ку. Но учёные попугаи потому и называются учёными, что любят сидеть в учебных комнатах, а не шататься по лесам и пальмам.
   Самоделкин с укоризной посмотрел на Карандаша и покачал головой, потому что не слышал никаких «ку-ку».

Глава восьмая,
научная, в которой не в болоте, а в кадушке жили-были две лягушки

   Самоделкин позвонил в пароходный колокол, приглашая всех на последний урок. Учёный попугай тоже громко позвал: «Цыпа-цыпа-цыпа!» И раньше ребят в класс пошли кот и собака, посидеть и послушать умные разговоры.
   А между тем в городе наступил вечер, и летние сумерки отуманили улицы, необыкновенную школу, и сад, и всех прохожих на улице, и все автомобили, которые, чтобы не потеряться в ранних сумерках, зажгли у себя рубиновые огоньки.
   Фонтан в саду булькал потише, по-вечернему. Под голубым шаром едва заметно проступили звёзды. Он покачивался над верхушками тёмных деревьев, похожий на луну.
   – Волшебнику надо знать всё, – начал урок Самоделкин. – И таблицу умножения обязательно, и правила сложения и вычитания.
   – А зачем? – удивился Прутик.
   – Ты меня огорчаешь. Как это зачем? А если тебя попросят: пожалуйста, нарисуй нам пять яблок, румяных и золотистых. А ты вместо пяти нарисуешь восемь.
   – Будет очень хорошо, – сказал Прутик. – Я лишние сам съем.
   И все ребята прыснули от смеха.
   – Подумают люди: Прутик жадный, – сказал учитель Самоделкин. – И станут смеяться и говорить: или он до десяти считать не умеет, или он жадина.
   И вдруг кто-то насмешливо сказал:
   – Жадина-говядина, солёный помидор!
   – Чижик, невежливо так говорить про своего товарища, – заметил Самоделкин.
   – Сам жадина-говядина, – сказал Прутик.
   – Я не говорил, – обиделся Чижик. – Наверное, попугай сказал.
   – Это в окошко крикнули, я слышала, – сказала Настенька.
   Самоделкин выглянул в окно:
   – Эй, кто там?... Нет никого...
   Самоделкин закрыл окно.
   – Мальчишки, наверное, хулиганят, – сказала Настенька. – Похоже на мальчишек.
   – Не будем отвлекаться. Прутик, реши нам, пожалуйста, задачу. Послушай условия задачи.
   Самоделкин заглянул в каюту парохода, вынес большую учёную книгу, открыл её на сорок второй странице и прочёл:

 
Не в болоте,
А в кадушке
Жили-были
Две лягушки.
Если будет
Пять кадушек,
Сколько станет
В них лягушек?
 

   Самоделкин закрыл книгу.
   – Подумай, прежде чем ответить.
   Прутик подумал.
   – А в кадушке вода холодная или горячая?
   Ребята засмеялись.
   – Не задавай глупых вопросов. Лягушки в горячей воде не купаются и не плавают. – Самоделкин забренчал своими пружинками.
   – А кадушки высокие или невысокие? – уточнял Прутик.
   – Высокие, – рассердился учитель. – Высокие, деревянные, из-под солёных огурчиков.
   – А кто их тогда в кадушки бросит? – наивно спросил Прутик.
   Ребята фыркнули.
   – Кто не хочет знать математику, – строго заметил Самоделкин, – тот некогда не сумеет летать на воздушном шаре и не увидит моря и горя, далекие земли, необыкновенные города.
   – Карандаш нарисует море. Большое-большое, синее-синее. Зачем далеко летать? – сказал Прутик.
   Самоделкин задрожал всеми своими пружинками, так он рассердился.
   – Карандаш! – позвал Самоделкин. – Иди, пожалуйста, сюда!
   Карандаш тут же вошёл в класс:
   – Кто меня звал?
   – Ты послушай, – сердито звенел Самоделкин, – какая беда! Послушай, о чём говорит мальчик! Он говорит: «Карандаш нарисует море и горы, невиданные земли. Нарисует, поэтому не надо путешествовать! Он лентяй. Не хочет учить математику. Мы напрасно приняли его в школу.
   Я не могу вам передать, как побледнел волшебный художник!
   – Мальчик не хочет путешествовать? Не может этого быть! Мальчик, подумай только, мальчик не хочет путешествовать! Или он болен? Конечно, болен! Это мы с тобой виноваты! Он устал. Он такой маленький. Прутик заболел. Надо скорее позвать «Скорую помощь», позвать учёного доктора. Нельзя терять ни минуты!
   – Ах так! – зазвенел Самоделкин. – Я знаю, что делать. Я сам... Я побегу! Я найду самого учёного-разучёного доктора. Такого доктора, такого... Мальчик, видите ли, болен!
   Самоделкин выбежал из класса, подпрыгивая на своих пружинках, так он спешил найти учёного доктора.
   – Бедный Прутик, – сказала девочка. Она подошла к нему и стала трогать больному лоб. – Надо лечь в постель и выпить лекарства. Таблетки, микстуру и порошки.
   – Ай-ай, что мы наделали! – совсем побледнел художник. – Ай-ай!
   Но тут кто-то громко постучал в дверь, и в класс вошёл доктор в белом халате с научным таким докторским чемоданчиком.
   – Здравствуйте, – сказал доктор и почему-то внимательно осмотрел и поправил свой халат. Будто боялся, как бы кто не увидел, что у него там под халатом. – Я очень спешил. Я доктор. Кто вызывал «Скорую помощь»? Где больной? Покажите мне больного мальчика.
   И всем показалось, будто в халате у доктора что-то звенит, а сам он слегка подпрыгивает от волнения.
   – Вот он, – сказал Карандаш. – У них сегодня был очень трудный день. Прутик сначала не хотел учить математику, а потом сказал: не хочу путешествовать.
   – Хм, – покачал головой учёный доктор. – Очень серьёзная болезнь. Откройте рот. Скажите «а-а».
   И всем показалось, будто в халате у доктора что-то звенит от волнения.
   – А-а! – сказал Прутик.
   – Вертольютики макабучки, – задумался учёный доктор, слегка подпрыгивая на месте. И никто не мог понять учёных слов. Учёные доктора иногда разговаривают совсем непонятно.
   Макабучки! – повторил попугай, а Карандаш побледнел ещё сильней.
   Чижик взглянул на доктора и спросил:
   – А почему вы так подпрыгиваете?
   – От волнения, мальчик, от волнения, – сказал учёный доктор.
   – А почему вы так звените? – спросил Чижик, подозрительно прислушиваясь.
   – Бульяки закаляка, – задумчиво произнёс доктор и не ответил. Учёные доктора не любят, когда мешают лечить больных. Он только плотнее запахнул свой халат.
   – Пожалуйста, помогите, уважаемый доктор, – умоляюще сказал Карандаш.
   Доктор подумал-подумал, открыл свой чемоданчик и снова стал думать, как думает всякий учёный доктор.
   – Таблетки мальчику не помогут, – нахмурился доктор.
   – Не помогут, – вздохнул Карандаш.
   – Микстура мальчику не поможет, – сурово добавил доктор.
   – Не поможет, – затрепетал Карандаш.
   – Мальчику необходима лечебно-учебная пластинка! – решил доктор.
   – Какая пластинка? – не понял художник.
   – Вот она. – И доктор достал из чемодана пластинку для проигрывателя. – На этой пластинке, – сказал учёный доктор, – вся математика записана. Лечение такое: пластинка всю ночь говорит, а мальчик спит. Он утром встал, а у него вся математика в голове.
   – Замечательно! – воскликнул Карандаш. – Чудесное лекарство! Большое вам спасибо, уважаемый доктор!
   – Но мальчик должен спать один, – строго добавил доктор и почему-то зазвенел. – Бульончики курикуки. До свиданья...
   Доктор ушёл, а через минуту вернулся учитель Самоделкин, и Карандаш рассказал ему про учёного доктора и лечебную пластинку.
   – Я так и думал, – кивнул железный человечек. – Бульончики курикуки... – звенел он. – То есть виноват, я хотел сказать: мальчик будет спать один. Инфекция очень опасная...
   – Бульончики курикуки, – важно заметил попугай. – Вертольютики макабучки...

Глава никакая, потому что настала ночь

   Чижик и Настенька после такого удивительного дня уснули в один миг в спальне для ребят. А Прутика положили на диване в белой комнате, с белыми шторами на окнах, с белыми шкафчиками у стены, в которых стояли самые разные лекарства. Эта комната была на всякий случай, для ребят, если кто-нибудь из них нечаянно заболеет.
   Мальчик уснул. И тогда Самоделкин поставил рядом с ним проигрыватель с учебно-лечебной пластинкой. Потом нажал кнопку аппарата и вышел из комнаты.
   Карандаш выпустил в ночной сад необыкновенную собаку Тиграшу. Такой собаки в темноте любой разбойник испугается, подумал Карандаш. И скучно ей не будет, потому что в саду гуляла коза Бубенчик. Она рвала бананы с деревьев и тихонько звенела своим бубенчиком.
   Художник ушёл спать в комнату, на дверях которой висела табличка, привинченная шурупами:

КОМНАТА КАРАНДАША И САМОДЕЛКИНА

   Зелёный кот Клеточка один ходил по комнате и никому не мешал. Когда коты по ночам ходят, их почему-то никто не видит и не слышит.
   На кухне затих пузатый самовар на гусеницах. Маленькие самосвалы с печеньем и конфетами замерли в своём большом белом гараже, который все, кроме Самоделкина, почему-то называли буфетом.
   Было очень тихо. Только там, где спал Прутик, механический ровный голос говорил и говорил:

 
Подарил ежатам ёжик
Восемь новеньких сапожек.
От восторга ежата визжат.
Сколько было у папы ежат?
 

   Учебная пластинка вертелась, а мальчик спал и не видел, как зелёный кот вошёл в комнату.
   – Подумай, – плавно говорил механический голос, – подумай: сколько было ежат? Помни: к четырём прибавить четыре – будет восемь. Дважды два – четыре. Дважды четыре – восемь.
   Учебная пластинка вертелась, и свет луны прыгал на ней, как солнечный зайчик, вернее, как лунный, потому что была ночь. А может быть, не как лунный зайчик, а как лунный мышонок. Потому что кот вдруг насторожился. Его зелёные глаза в темноте сверкнули, как два маленьких светофора. Он пошевелил зелёными усами, выгнул спину и стал подкрадываться к лунному зайчику или мышонку.
   Пластинка вертелась, как блестящий волчок. Зелёный кот подкрался и прыгнул на неё, потому что коты не могут спокойно смотреть, если что-нибудь вертится, прыгает или убегает. Но попробуйте бросить на пластинку шарик из бумаги. Он полетит, как пуля. Кот прыгнул на пластинку с математикой. Зелёного кота Клеточку завертело, закружило. Он заорал и вылетел, как пуля, в открытую форточку.
   А под окном в эту минуту собака Тиграша, подняв кверху одно ухо, внимательно слушала: кто это всё время говорит в комнате про ежат, про лягушек, про новые сапожки? Не надо ли по этому случаю залаять? И вдруг на Тиграшу плюхнулось какое-то Зелёное Усатое, Мяукающее Диким Голосом. И всё это в клеточку.
   Собака залаяла. С перепугу она бросилась бежать неизвестно куда.
   Зелёное Усатое подпрыгнуло, зашипело и угодило на спину козе, дремавшей под банановой пальмой.
   – Мяууу!..
   – Бе-еееее! – возмутилась коза Бубенчик и шарахнула через ограду школьного сада прямо на улицу ночного города, и понеслась, и поскакала, звеня бубенчиком, не обращая внимания на светофоры.
   На другой день в одном учреждении было продано заявление в кабинет начальника лично:

СЛУЖЕБНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ

   Прошу меня категорически уволить. Потому что я, пребывая на службе, в ночное время уснул. И во сне видел козу васильковой масти. А на козе верхом зелёного кота в шахматную клеточку.
   Сторож Удочкин.

   Но это было на другой день. А пока разбуженный Карандаш вылетел в сад и закричал:
   – Эй, кто там? Выходи! Мы тебя совсем не боимся! Ни капельки не боимся! Кыш отсюда, пока тебя Тиграша не разорвала на мелкие кусочки!
   Но в саду, кроме взъерошенной Тиграши, никого не было.
   – Ты кого пугаешь? – спросил в окошко сонный Самоделкин.
   – Я не знаю, – жалобно ответил Карандаш.
   – Ты, наверное, нездоров. Ты много работаешь. Тебе надо съездить на Чёрное море.
   – Я здоров, – художник вздохнул. – А ты, – сказал он Тиграше, – никого сюда не пускай.
   – Р-ррр! – ответила Тиграша.
   Потом она ходила по саду около школы. Сначала тихонько рычала, потом стала повизгивать и вилять хвостом, как будто её кто погладил и почесал за ухом. Но было темно, и я не видел, погладил её кто-нибудь или не погладил.

Глава девятая,
о том, как просыпаются ученики волшебной школы

   Рано утром Самоделкин вошёл в комнату, где спали Чижик и Настенька.
   – Ребята, вставайте! – сказал он, щурясь от яркого солнышка и весело звеня своими пружинками. – Начинается новый день. Умываться пора, одеваться.
   Чижик повернулся на левый бок, потянул на себя одеяло, так что стали видны розовые пятки, почесал во сне одной пяткой другую.
   Настенька вздохнула, не просыпаясь. Как будто ей не надо было спешить на уроки, не надо умываться и завтракать.
   Самоделкин пошёл в комнату, где ночевал Прутик.
   – Лежебока, вставай! – позвал Самоделкин.
   Учебная пластинка давно уже перестала вертеться. Мальчик спал, как спят все уставшие дети. Он сказал во сне «а-аа», повернулся на правый бок и даже не проснулся.
   – Мальчики-девочки! – звенел Самоделкин. – Доброе утро!
   Никто не ответил ему. Железный Самоделкин почесал макушку. Так иногда делают, когда над чем-нибудь крепко задумываются.
   – Эй, Карандаш, – позвал он, – погляди, пожалуйста, на своих учеников, на этих сплюшек.
   – Они, – шёпотом сказал Карандаш, – устали. Они такие маленькие. Пожалуйста, не буди, пусть ещё немного поспят.
   – Ни в коем случае! – Железный человечек был непреклонен. – Волшебникам не пристало быть лежебоками, сонями, лентяями... Ты мне скажи, как надо будить мальчиков и девочек, если они спят и совсем не хотят просыпаться?
   – Надо подумать, – сказал художник. – Наверное, мамы и папы гладят их по головке.
   Он подошёл и погладил макушку Чижика. Мальчик замурлыкал во сне что-то непонятное и крепче зажмурил глаза.
   – Хм, – задумчиво сказал художник. – Наверное, папы и мамы включают по утрам какую-нибудь приятную тихую музыку.
   – Тю! Может быть, колыбельную? – иронически предположил Самоделкин.
   – Я догадался! – воскликнул Карандаш. – Наверное, мамы варят утром вкусную молочную кашу. Она так замечательно пахнет! Поэтому все девочки и мальчики сами собой встают. Я нарисую такую кашу!
   – Этого ещё не хватало! – возмутился железный человечек. – Эй, скверные мальчишки! Эй, сплюхи! – закричал он. – Вставайте сию же минуту! И тебе, девочка, стыдно быть лежебокой...
   В ответ он услышал дружное посапывание. Под мягкими одеялами никто не шелохнулся.
   – Ну я вам покажу!
   Самоделкин, подпрыгивая от нетерпения, пошёл в класс, где висел пароходный сигнальный колокол. Самоделкин крепко схватил верёвку. Самоделкин хорошенько дёрнул эту верёвку один раз, другой, третий... «Дон-динь-динь-дон! Дон-динь-динь-дон!» – зазвенел колокол на всю необыкновенную школу.
   Когда начали звенеть стёкла в окнах, Самоделкин, очень довольный, отпустил верёвку и не спеша отправился к ребятам. Пожелать им доброго утра. Но говорить было некому. Все ребята спали как ни в чём не бывало.
   – Ну и ну! – только и мог произнести железный человечек.
   – Маленькие... крохотулечки, – вздохнул Карандаш.
   – Ах, так! – вскричал Самоделкин. – Тиграша, поди сюда! Ну-ка, разбуди этих маленьких!
   Самоделкин, конечно, подумал: собака залает, и все мгновенно проснутся.
   Но Тиграша лаять не стала. Она поглядела на ребят, поглядела, подумала-подумала, вильнула хвостом и лизнула Чижика в голую пятку.
   Вас когда-нибудь собака лизала в пятку? Наверное, нет. А Чижа лизнула. Мальчик подпрыгнул в кровати. Он закатился таким весёлым смехом, будто ему приснился удивительный клоун и весь цирк в придачу.
   А Тиграша лизнула девочку прямо в нос и побежала к ленивому Прутику. Она его тоже лизнула в пятку. Прутик чуть с постели не упал. И все начали хохотать, и прыгать, и кувыркаться. И ребята, и Самоделкин, и Карандаш. А собака прыгала выше всех и лаяла, потому что собаки не умеют смеяться.

Глава десятая,
самая короткая, потому что в ней только смеются

   – Ну, – сказал учитель Самоделкин, когда ребята после завтрака сели на своих лошадок, – я хочу проверить, как Прутик во сне выучил урок математики.
   – Пожалуйста, – ответил Прутик. – Я теперь всё должен знать.
   – Сколько будет к четырём прибавить четыре?
   – Мальчик хотел сосчитать, сколько будет к четырём прибавить четыре, но вдруг неожиданно для себя громко, на весь класс мяукнул.
   – Мяуу! – сказал Прутик.
   Ребята упали в лошадок от смеха.
   Учитель запрыгал на своих пружинках, чтобы никто не заметил, как ему смешно.
   Это непедагогично – смеяться над учеником.
   – Мяу! – повторил учёный попугай. – Ха-ха-ха! Мяу!
   – А сколько будет четырежды два? – спросил железный человечек, едва сдерживая смех.
   Прутик хотел подумать – и вдруг сказал непонятно почему:
   – Бе-еее!..
   Прохожие на улице начали улыбаться и говорить:
   – Какая весёлая, удивительная школа! Как они весело и громко смеются! Просто замечательно!
   Так смеялись Чижик, и Настенька, и даже Самоделкин. Учитель не мог удержаться.
   – Это мы не проходили... То есть я такого не ожидал, – говорил Самоделкин, заливаясь весёлым звоном.
   – Бе-еее! – насмешливо сказал учёный Ку-Ку.
   – Ну а трижды три? – звенел Самоделкин. – Будет, наверное...
   – Ку-ку! – скрипнул попугай.
   – Кукареку! – подхватил Чижик.
   – Кукареку-у! – замахал крыльями попугай.
   Прутик покраснел, потому что ему очень хотелось ответить, что трижды три будет гав-гав... И он засмеялся громко, вместе со всеми, хотя ему хотелось плакать от стыда.
   – Я больше не хочу во сне, – сказал он.
   – Умница, – похвалил Самоделкин. – Из тебя всё-таки получится хороший волшебник...
   – Волшебник! – повторил попугай Ку-Ку.

Глава одиннадцатая,
про такое, чего ни в одной школе никому не разрешают

   После урока математики Самоделкин шёл в мастерскую подготовить всё необходимое... Но я не скажу для чего. Мне сразу никто не поверит. И ребята сначала не верили. Я потом расскажу...
   Самоделкин шёл в мастерскую, но его позвал Карандаш, отвёл в сторону и шёпотом сказал:
   – Она стянула пирожок с яблочным вареньем!
   – Кто? – опешил Самоделкин.
   – Собака.
   – Ну и что? – Самоделкин удивился. – Чиж кормил её. Значит, ей мало.
   – Как это что? Собаки не едят пирожки с яблочным вареньем. Она потащила пирожок в сад!
   – Выходит, она кого-то угощала? – фыркнул железный человечек. – Не смеши меня, пожалуйста. Я начинаю звенеть, когда смеюсь, а ребята подумают – звонок на урок.
   – У нас творится невероятное, – снова шепотом сказал художник. – Пирожок – это пустяки. С веранды пропали штаны, рубашка и ботинки! Они сохли после дождя.
   – Наверное, сдуло ветром, – предположил Самоделкин. – Ты нарисовал им другую одежду, чего же волноваться?
   – На полу веранды остались чьи-то следы, – шептал Карандаш. – Ночью была роса. И как будто кто-то прошёл по веранде босыми пятками.
   – Большими? – спросил железный человечек.
   – Маленькими.
   – А ночью было довольно свежо, и трава мокрая, – задумчиво сказал Самоделкин. – Ты позови собаку. Пусть она следы понюхает.
   Художник вздохнул и пошёл искать собаку.
   Тиграша, увидев Карандаша, почему-то завиляла хвостом, тихонько заскулила, как будто хотела о чём-то попросить.
   Она легла на пол в углу веранды, свернулась калачиком на деревянном полу, встала, опять легла и свернулась калачиком. К сожалению, собаки, даже нарисованные волшебным художником, не умеют разговаривать. Они в придуманных сказках разговаривают, а наша сказка самая правдивая...
   Самоделкин позвал ребят в мастерскую, где на полках и столах лежали настоящие новые сверкающие пилы, настоящие молотки, стамески, рубанки, напильники, плоскогубцы, разные сверлилки, отвёртки, гаечные ключи, винты, доски, палочки, фанерки, железки, прутики, цепочки, проволока и шестерёнки. Железный человечек просиял, когда вошёл в мастерскую.
   – Возьмите в руки молоток и покажите, как вы умеете им стучать.
   Он дал каждому удобный, ладный, красивый молоток.
   – Ну, веселей! Как вы умеете бухать по доске? Или не умеете?
   – Можно стукнуть? – неуверенно спросил Чижик.
   – Конечно! – воскликнул мастер. – Сколько угодно!
   – Громко-громко? – спросил Прутик. И в глазёнках у него сверкнули огоньки.
   – Громко-громко, – кивнул Самоделкин.
   – А нам не попадёт? – спросила воспитанная девочка.
   – Никогда!
   Чижик не очень уверенно стукнул по доске. «Бум-бум!»
   Прутик осторожно поднял молоток и ударил в доску. «Бам-бам!»
   Необыкновенная школа загрохотала, загремела, как будто никому не знакомые великаны спрятались в ней, а теперь хотят расколотить её на мелкие кусочки. «Бум-бум! Бам-бам! Бум-бум! Бам-бам!»
   Звенели стёкла, гремели комнаты, грохотала вся необыкновенная школа.
   Это будущие волшебники-мастера колотили по доскам, чтобы руки привыкли к молоткам. «Бум-бум! Бам-бам! Бум-бум! Бам-бам!»
   Тиграша лаяла, не понимая, что происходит. Самоделкин подпрыгивал, звеня пружинками:
   – Ай, молодцы! Ай, хорошо!
   «Бум-бум! Бам-бам! Бум-бум! Бам-бам!»
   Ребята лихо барабанили по сухим, упругим и звонким доскам. И никто не услышал, даже подозрительный Самоделкин, как под окном кто-то сказал тоненьким голоском: