Дубинянская Яна. Козлы

   Я хотела спросить, какой фильм, интересно же. Но Твердолобый встрял, только я рот успела открыть:
   - Там выясним, подходите ли вы, Елизавета.
   Глаза у него в тот момент были совершенно сумасшедшие.
   * * *
   Огромный холст афиши кинотеатра "Русь" изображал квадратномордого мужика, перечеркнутого наискось оранжевой надписью "Крепкий орешек". Нижнюю часть букв и тела человекообразного монстра закрывали аккуратно расклеенные в ряд бумажные черно-белые интеллигентные плакаты.
   "КУЗЬМИЧ, потомственный подольский колдун. Лечение болезней, снятие порчи и венца безбрачия, работа с энергиями космического и божественного происхождения, кармическая диагностика. С благословения Православной церкви".
   На второй слева афише воздевшему руки святому человеку пририсовали изогнутую саблю и торчащие в стороны усы поверх настоящих. На художества хулиганов, надругавшихся над соседним плакатом, Твердовский предпочел не смотреть.
   У девицы могла оказаться черная аура, нечистая карма или что-нибудь похуже... слава Богу, он вовремя вспомнил вчера об этом, несмотря на головную боль. Сегодня, кстати, голова уже отпустила, но Василий Ильич все равно чувствовал себя совершенно разбитым. Сейчас, когда до сеанса оставались считанные минуты, он ощутил знакомое покалывание в ладонях: нетерпеливо и самопроизвольно открывались каналы, жаждущие принять поток свежей космической энергии. Скорее бы!.. он снова взглянул на часы.
   Студентки - её имя вылетело из головы - до сих пор не было, хотя он назвал ей конкретное время: девятнадцать ноль-ноль. Это раздражало: Твердовский не выносил малейшей непунктуальности. Впрочем, по приезде в Мысовку он собирался сразу же сдать девушку на руки матери, а уж мама способна в кратчайшие сроки вышколить кого угодно. Во всяком случае, его, Василия, это уже не будет касаться. Главное - проверить её на тьму-свет, кармическую чистоту и по прочим параметрам, что может квалифицировано проделать только Кузьмич. Собственно, ради этого и пришлось нанимать домработницу здесь, в столице, - хотя на месте было бы, наверное, и проще, и дешевле.
   Тем временем народу прибывало. При входе в кинотеатр двое бородатых Кузьмичевых послушников радушно встречали вновь прибывших, изымали у некоторых фотоаппараты, диктофоны и прочее бесовское снаряжение, а затем подробно рассказывали, как пройти в зал, где состоится сеанс. Хотя большинство посетителей были здесь не впервые - некоторых Твердовский даже знал в лицо. Наплыв знакомых лиц слегка обеспокоил его: многие из них, скорее всего, захотят после сеанса индивидуально пообщаться с Кузьмичем, возникнет очередь... А вдруг святой человек, энергетически обессилев, примет лишь часть желающих? Такое случалось. Озабоченный, Василий Ильич вынул бумажник и, заглянув в большое отделение, на глаз оценил его содержимое. Чтобы оказаться в начале очереди, надо будет сделать пожертвование сверх обычных двадцати пяти долларов...
   Он поднял глаза - и увидел её.
   Бессмысленно озираясь по сторонам, девица стояла у толстой тумбы, сплошь заклеенной изображениями Крепкого орешка и прочей непотребщины, через дорогу от кинотеатра. Создавалось впечатление, что пришла студентка уже достаточно давно. Указание ей было дано совершенно однозначное: "у входа возле афиш", - Твердовскому и в голову не приходило, что его можно так нелепо истолковать. Теперь придется переходить улицу - не махать же призывно руками и не кричать же во весь голос... к тому же он не помнил, как её зовут.
   Юбка на ней была вызывающе короткая, а губы - малиновые, как спелый арбуз.
   Все тело протестующе застонало, когда он двинулся прочь от места, где находился святой человек и прихожане уже рассаживались в преддверии сеанса. Теперь лучшие места, конечно, окажутся заняты. А если между ним, Василием, и Кузьмичем стихийно образуется стена темных астралов, способных аккумулировать и перехватывать энергию?! Он ускорил шаги и, почти подбежав к девице, рванул её за руку:
   - Идемте! Уже пять минут восьмого!!
   Она вскрикнула - тонко и приглушенно. Видимо, не заметила, как он подходил, и по-настоящему перепугалась, мимоходом сообразил Твердовский. Его пальцы охватывали влажную горячую кожу чуть ниже локтя - осознав это, доцент с брезгливостью отдернул руку. Девица шарахнулась - посреди проезжей части; пронзительно взвизгнули тормоза автомобиля.
   Все это не имело значения!..
   Успокоился Василий Ильич только тогда, когда послушники при входе приветливо сообщили, что Кузьмич задерживается, зал пока закрыт, но можно проходить в вестибюль, где, кстати, продается соответствующая литература. Всю литературу Твердовский приобрел уже давно. Его внимание переключилось на студентку.
   - Сотрите это безобразие, - негромко бросил он и спохватился, всего на несколько сантиметров не донеся обвиняющий палец до её раскрашенных губ. Вы пришли на сеанс к святому человеку, а одеты, как...
   - Но я же не знала! - решительно отозвалась девица, и Твердовский вздрогнул: до сих пор она удачно изображала совершенно бессловесное существо. - Я думала, мы идем в кино, вы же сказали, что в кино. Я и оделась, как в кино, мне же никто не говорил про вашего святого, про какой-то сеанс. А что это будет? Тот колдун, да? Что плакатики висят? А вы...
   О чем она спрашивала еще, он не слышал. Из боковой двери показалась приземистая бабулька с красной повязкой поверх рукава вязаной кофты и неторопливо засеменила ко входу в зал. Там, где кончался вязаный рукав, мирно позвякивали ключи.
   Стараясь не совершать резких движений, - зачем привлекать внимание? Василий Ильич пристроился в хвост за престарелой ключницей. На девицу он не оглянулся, уверенный, что у той хватит ума держаться рядом. Впрочем, сейчас это было не суть важно. Нетерпение захлестнуло щекотной волной, открытые энергетические каналы на ладонях горели огнем. За дощатой дверью с надписью "голубой зал" отчетливо слышалось негромкое покашливание Кузьмича, готового начать сеанс.
   Рассеявшиеся по вестибюлю небольшими группками посетители сообразили, наконец, что зал открывают, и разношерстной ордой рванулись ко входу. Создалась толчея; вскрикнула какая-то женщина; Твердовскому наступили на ногу. Бабушка с ключами явственно пробормотала "свят-свят-свят" и отступила вбок, спрятавшись за приоткрытой створкой.
   Несколько человек, уверенно работая локтями, проникли в зал раньше Твердовского, но его любимое место оставалось свободным. Во втором ряду, почти посередине, под номером восемь, - восьмерка была его числом. Не успел он сесть, как оказались занятыми и места справа и слева. Второй ряд, в отличие от первого, любили многие.
   На мгновение вспомнив о студентке, Василий Ильич поискал её глазами и обнаружил на другом конце зала, в самом дальнем углу. Арбузные губы пламенели даже отсюда. Хоть бы не двинулась к выходу сразу после сеа... додумать эту мысль не получилось.
   Всколыхнулась правая кулиса, и публика разом затихла.
   На сцену вышел Кузьмич.
   В длинной, до колен, домотканной рубахе с вышивкой по вороту и подолу он напоминал Иисуса Христа и одновременно Григория Распутина. Волнистые пряди волос спадали на плечи, аккуратно подстриженная рыжеватая борода вилась колечками. На груди висел массивный православный крест. Кузьмич называл себя колдуном, но такое определение коробило Твердовского.
   Святой человек!..
   - Мир вам, братья и сестры, - зазвучал его мягкий всепроникающий голос. - Кто пришел с миром, тому воздастся. Кто пришел в болезни, тот исцелится. Кто верует, тому Бог дарует энергию, данную космосом. Закройте глаза!
   Закрыл. Во тьме под веками замерцали синусоиды и концентрические круги, а затем лимонным силуэтом на темно-лиловом фоне возникла сияющая фигура Кузьмича. Теперь они были - один на один во Вселенной.
   - Воздымите ладони!
   Его руки взметнулись над головой мгновенно, без малейшего зазора после слов святого человека. Несколько томительных минут, на протяжении которых Кузьмич объяснял другим, - темным, непосвященным и совершенно лишним! - как открывать навстречу космосу энергетические каналы. А его, Василия, каналы, уже распахнутые, словно алчущие рты, вибрировали, изнывая в нестерпимой жажде...
   И вот пространство пронзила вспышка ярчайшего света, и огненные потоки ударили в раскрытые ладони, заструились по телу невыносимо восхитительным теплом. Космическая энергия, живая и живительная, омывала и пропитывала каждый сосуд и нерв, каждую клетку усталого организма. Голова, ещё минуту назад тяжелая, перегруженная ненужным темным шлаком, стала легкой, как пушинка, прозрачной и чистой, как линза точного прибора. Миллионы микроскопических иголочек приятно покалывали кожу, заодно очерчивая контуры земного тела, - иначе оно бы полностью растворилось в сверкающем эфире. И мягкими оболочками приникали к нему астральные тела - Василий пока научился различать четыре, но знал, что их гораздо больше. И победительным пурпуром светилась его мощная аура, - подобной, наверное, нет ни у кого из присутствующих в зале... если не считать самого Кузьмича.
   Гордыня, укоризненно одернул себя Твердовский. Эта внятная и земная мысль безжалостно свидетельствовала о том, что волшебный процесс подпитки космической энергией завершился.
   - Откройте глаза.
   Кузьмич опустил руки; широкие рукава рубахи упали следом, прикрывая жилистые предплечья. Со своего места во втором ряду Твердовский видел, что на изборожденном морщинами лбу святого человека блестят крупные капли пота. Воистину каторжный труд - быть посредником между Богом, космосом и сонмом недостойных, собравшихся здесь... Лишь подлинный подвижник способен на такое. Причем совершенно бескорыстно: общие сеансы Кузьмич проводил бесплатно, а небольшую, видит Бог, мзду брал только за индивидуальную работу... и святому надо на что-то жить.
   Кузьмич заговорил.
   Его речь полилась плавно и вольно, порожденная союзом могучего интеллекта и тончайшей души. Каждое слово было откровением; вечные истины блистали новизной, а взрывные артефакты воспринимались как нечто давно знакомое и родное. Назвать это лекцией либо проповедью было бы кощунством. Возможно, именно так говорил со своей паствой сам Христос... хотя кто знает: может, даже ему такое было не под силу.
   Вот Кузьмич слегка возвысил голос: если бы сейчас он просто попросил Василия пойти на смерть, тот пошел бы, не задумываясь. А если бы... Боже, если б он только позволил... поцеловать край своей вышитой хламиды!..
   А потом и это счастье кончилось, просочилось последними каплями, обнажив дно. Время сеанса истекло. И, практически без всякой команды - было разве что неуловимое движение правой руки святого человека - зал поднялся, как один человек, все воздели руки над головами и зааплодировали, ритмично раскачиваясь из стороны в сторону. То были не просто аплодисменты: каждый хлопок плотнее запечатывал каналы, чтобы не допустить утечки энергии, чтоб её хватило надолго, на целую неделю...
   А мне - на месяц, - подумал Твердовский, истово, до боли вбивая друг в друга ладони. Эта мысль потянула за собой на ниточке ряд прочих: мама, Сашкин звонок, козы... и вышла на глупую девицу, находившуюся, он помнил, где-то в последних рядах. Сейчас, в момент просветления, думать о земной грязи было особенно неприятно... но что поделаешь? Вдруг у неё и в самом деле нечистая карма или черная аура?!..
   Жестом, известным лишь посвященным, он подозвал послушницу Аллу, помогавшую Кузьмичу вести мирские дела. Алла внимательно выслушала Твердовского, приняла пожертвование и сделала пометку в записной книжке. Его очередь к Кузьмичу оказалась четвертой.
   Теперь нужно было перехватить девицу, пока её не угораздило сбежать из зала.
   * * *
   Было самое время потихоньку пробираться к выходу - эти ненормальные вовсю раскачивались и хлопали в ладоши. Ну и дает Твердолобый! Косит, понимаешь, под умного доцента, а сам...
   Хорошо еще, что я села сзади, хотя запашок добрался и сюда. Либо я полная дура, либо точно так же воняет у нас в общаге на седьмом этаже по пятницам, когда пацаны собираются у Вовчика драп покурить. Комендантша их раньше гоняла, пока не скинулись ей на шампусик и коробку конфет.
   Тут, в кино, одной бутылкой явно не обошлось!..
   В общем, я понимала, что пора делать ноги. Но очень уж любопытно было поглядеть на Твердолобого по обкурке.
   Он как раз показался вдалеке, в проходе между рядами, - шапочка на затылке, галстук на боку. Умереть - не встать! И даже стало его жалко: ещё не дойдет до дому, бедняжка, под машину выскочит или что-нибудь такое, по обкурке же запросто. Андрей из девятой общаги, где кибернетики живут, в феврале так и замерз в парке на лавочке. Тоже к Вовчику ходил...
   Твердолобый в проходе озирался вокруг безумными глазами - надо же, и очки куда-то заныкал! Я, так и быть, решила его окликнуть:
   - Василий Ильич! Вы не меня ищете?
   Когда он, пробравшись сквозь толпящийся народ, подбежал и схватил меня за руку, квадратная оправа уже торчала у него на носу, а галстук болтался довольно ровно. И выражался Твердолобый более-менее, слова почти не растягивал. Так что это, похоже, был не драп, а какая-то штука полегче.
   - Куда вы пропали?! Святой человек не станет ждать! Идемте, и сотрите же, наконец, эту вульгарную помаду!
   А вот это фигушки! Чтоб я ходила по городу со стертой помадой?!.. Перебьется твердолобовский святой.
   Тут до меня дошло, что мы идем к тому самому колдуну, который махал на сцене руками и что-то болтал про космос, а когда все позакрывали глаза, отходил побазарить со своей барышней - худенькой, в черном платье, как у монашки. Колдуна я как следует не разглядела: зрение у меня так себе, очки носить облом, а линзы дорогие... Так что посмотреть на него вблизи было бы интересно.
   Мы с Твердолобым поднялись за кулисы, где уже собралась порядочная толпень: в том числе и старушки, и мамаши с маленькими детьми, и даже один дяденька в инвалидной коляске. Я прикинула: если колдун тратит на прием каждого по десять минут, нам здесь кантоваться часа три. Сразу как-то расхотелось на него смотреть...
   Но оказалось, что очередь не живая, а вроде как по записи: барышня в черном выглядывала из-за двери и называла фамилии. И Твердолобого она вызвала уже минут через пять. Никого пропускать вперед он, понятно, не стал.
   В комнате, куда мы вошли, ничего колдовского и в помине не было. Обычная подсобка, какие есть в любой конторе. В кинотеатре она, правда, оказалась не совсем такая, как везде. На обшарпанных дощатых полках лежали круглые коробки от фильмов, затянутые паутиной. Одна стена залеплена выцветшими фотками, - наверное, актеров, - но я никого не узнала. Еще был шкаф со старыми толстенными скоросшивателями, а больше ничего.
   Колдун сидел на низкой потертой кушетке, расставив колени, - вышитый подол рубахи провисал между ними наподобие гамака. Из-под подола торчали голые волосатые икры, а на ногах у святого были домашние тапочки, один из которых просил каши. Я всегда сначала смотрю мужикам на ноги, а потом уже на все остальное. Но тут вообще было не на что смотреть. Тощий, мелкий, заросший, и мыться можно бы почаще!..
   - С чем пришел, раб Василий? - спросил колдун, сводя на переносице лохматые брови. - Головная болезнь одолела?
   Я взглянула на Твердолобого: он пялился на святого с таким восхищением, словно тот без шпаргалки оттарабанил все формулы по прикладной математике. Что правда, то правда: препод у нас явно больной на голову.
   - Одолела, Кузьмич, - запричитал он совершенно не своим, тонким голоском. - И мне кажется, это не просто боль. Только что окончилась сессия... Студенты неспособны выучить простейшие вещи, а вместо этого объединяют против преподователя, то есть меня, свои астралы, и... Как ты считаешь, Кузьмич, такое возможно?
   - Все возможно под луной, - с готовностью отозвался Кузьмич. - В происках темных сущностей корень болезни твоей.
   На твердолобовской физиономии обожание смешалось с детской обидой и неуверенностью.
   - Но что мне делать? - робко проговорил он. - Уходить из университета? Их ведь все больше с каждым годом. Плюс контрактники, а они вообще... Я пытаюсь устанавливать духовную защиту, как ты учил, но сил не хватает... так много драгоценной энергии уходит на бессмысленную борьбу... Кузьмич?!!
   Я старалась запомнить каждое слово из их базара и заранее представляла себе, как буду пересказывать его в лицах вечером в общаге. "Объединяют астралы... драгоценная энергия"... Супер!
   - Не бойся их, - примирительно прогудел колдун. - Что их слабые темные потуги? Просветленный человеческий разум сильнее. Я дам тебе святой оберег, - он совершенно развратно стрельнул сальными глазками в мою сторону. И даже подмигнул.
   А я как раз начала задумываться о своей роли в этом балагане. Действительно, чего ради Твердолобому понадобилось меня сюда приводить?
   И вдруг почувствовала чьи-то холодные руки на шее - и чуть было не заорала. Но оказалось, это всего лишь барышня в черном - ну вот, похоже, ей колдун и подмигивал. Она повесила мне на шею какой-то кулончик на цепочке. Я тут же взяла его в руки - не стоять же столбом, как последняя идиотка! и рассмотрела: ничего, красиво. Изогнутая черная змейка в янтаре.
   - Оберег оградит тебя от чужих астралов, увеличит троекратно духовную защиту твою, исцелит болезнь головную... Ежели переутомляться не будешь и вина пить неумеренно, - скороговоркой подстраховался хитрый Кузьмич. Я усмехнулась.
   А вообще, не поняла юмора: обращался он к Твердолобому, так какого черта было вешать цацку на меня?
   - Не буду, - серьезно пообещал Вась-Ильич. - Я в отпуску с сегодняшнего дня. Завтра еду к матери, в Крым. Там свежий воздух, море, подводная охота, это очень успокаивает... Вот только энергия, накопленная сегодня... как бы она не иссякла за месяц... А, Кузьмич?
   - Оберег не даст, - заверил колдун. - Отроковицу, чай, с собой берешь?
   Он снова подмигнул - на этот раз точно мне.
   - Как зовут тебя, раба?
   - Лиза, - не стала скрывать я, хотя насчет "рабы" стоило бы высказаться. Глазки колдуна заблестели сильнее, и я даже пожалела, что не стерла помаду. Назло этому козлу.
   - Да, кстати, - заторопился Твердолобый, - мне нужен твой совет, Кузьмич. Я действительно хочу взять с собой эту... Лизу, чтобы она помогала моей матери по хозяйству...
   По ухмылке в бороде Кузьмича было видно, что он не верит ни единому слову.
   - ... но я не уверен, насколько эта девушка подходит... Пожалуйста, посмотри её карму, ауру, астральные тела...
   Колдун вздохнул и поднялся со скрипнувшей кушетки. Он глядел прямо мне в глаза, вскинув бороденку. И как именно, спрашивается, он собирается проверять... тела?
   Мое единственное тело под колдуновским взглядом начало покрываться пупырышками. Конечно, если этот недомерок вздумает меня щупать, я сумею с ним справиться, заеду как следует в одно место под хламидой... А вдруг черная барышня ему поможет?.. и сам Твердолобый?!.. Все втроем - как-то слишком. К тому же у него есть какая-то гадость вроде драпа... Какого черта я впуталась во все это?!!!
   - Карма чистая, - раздался резкий женский голос за спиной, и я вздрогнула, как идиотка. - Аура светлая, средней амплитуды, астральные тела отчетливы, но пассивны. Ваше время подходит к концу, Василий Ильич.
   - Да? - Твердолобый, видимо, не доверяя барышне, умоляюще смотрел на Кузьмича. - Можно брать её с собой?
   И тут колдун ухмыльнулся как следует, показав почти все свои желтые подпорченные зубы. И плюхнулся, слава богу, назад на кушетку. Перед этим, конечно, нырнул взглядом за мою верхнюю расстегнутую пуговку, - но за такое под хламиду ещё не бьют.
   - Нужно, раб Василий, - весело заявил он, затем спохватился и грозно свел брови. - Отроковица носит твой оберег, так и держи её подле себя. Все, счастливого отпуска. Разберись с рабой Аллой.
   Твердолобый кивнул, вынул кошелек и, тщательно отсчитав, протянул барышне в черном три зеленые бумажки. Я близко стояла и разглядела как следует. Десять, ещё десять и пять баксов!..
   За такие бабки мог бы купить себе новые тапочки, гад! - ни с того ни с сего разозлилась я на Кузьмича. А потом сообразила, что злюсь не на него, а на Твердолобого, жлоба, чтоб его...
   Мне - тридцать гривень. За месяц!!!
   - И пятьдесят долларов - оберег, - бесцветно сказала Алла.
   Твердолобый смутился.
   - У меня нет с собой, - забормотал он. - Где вас найти завтра, только, пожалуйста, в первой половине дня, вечером поезд...
   Барышня принялась объяснять, но я её не слушала. Скосив глаза, я разглядывала желтый камушек на своей груди, аккурат над расстегнутой пуговкой. Взять его снова в руки было почему-то боязно.
   Полсотни баксов за такую штучку! И Твердолобый, жлоб Твердолобый, платит. И, если разобраться, дарит этот кулончик мне. Вот о чем стоит рассказать в общаге! - ну её, всю ту чепуху с кармами и астральными телами... Девчонки обалдеют. И пусть обломается Олька со своим женихом на "Жигулях"...
   Я тогда уже знала, что поеду с Твердолобым в Крым. Не потому, конечно, что пятьдесят баксов... и не за тридцать гривень... и даже не за четыре по прикладной.
   Но ведь я - его оберег.
   Как он без меня?
   ГЛАВА ВТОРАЯ
   И все-таки Твердолобый... я бы сказала, кто.
   Сам ехал в СВ, и к тому же классным фирменным поездом: вечером отправление, а назавтра к часу уже в Симферополе. А мне взял на какой-то долбаный дополнительный состав, который кружит по всей Украине, тащится как сонный, стоит по часу в каждом мерзком городишке, и так целые сутки, даже больше! Типа лето, сезон, напряженка с билетами, - так я и поверила этому жлобу.
   И плацкарт, разумеется. И жара...
   Короче, в Симферополь я приехала уже никакая, а надо было ещё добраться до твердолобовской Мысовки. На вокзале ко мне мигом подскочили таксисты, штук восемь, а один ничего мужик, жгучий брюнет, татарин, наверное. Я представила себе: а вот поехать бы, с ветерком, в приятной компании! - а потом подрулить под хату к Твердолобому и показать ему счетчик. Но потом подумала, что с этого козла станется списать в счет моего заработка. Или вообще откажется платить - и как я буду рассчитываться с татарином? Мужик он ничего, но не до такой же степени...
   Я отмахнулась от таксистов, забросила на плечо свою древнюю спортивную сумку и поплелась на троллейбусную станцию. Твердолобый перед отъездом объяснял мне, что и как, но толку от его объяснений оказалось чуть. В кассах никто и не слыхивал ни про какую Мысовку. Я была злая, как черт. Хотелось плюнуть на все и уехать, как приехала, - но на какие шиши, спрашивается? В общем, влипла я конкретно.
   В конце концов один водила сказал, что вроде бы знает про такую деревню, она в стороне от Ялтинской трассы. Он меня высадит, но платить, как до Ялты. Я не стала ругаться, - денег на троллейбус Твердолобый дал, ровно четыре рубля пятьдесят копеек. Сволочь!..
   Оберег со змеей болтался у меня на груди поверх футболки. Цепочка девчонкам в общаге я искренне наплела, что она золотая, и многие повелись, - после ночи в поезде сильно потускнела, особенно в тех местах, где соприкасалась с голым телом, и к тому же оставила на шее мерзковатый зеленый след. Может, хоть янтарь настоящий... А вообще - ну и что, если Твердолобого кинули? Даже приятно. Он же...
   - Отдыхать приехали, девушка?
   Я решила не оборачиваться. Клеится какой-то идиот, - ну и по барабану! Небось не тащился двадцать шесть часов в долб... дополнительном, извините, поезде! Лично у меня вообще не осталось никаких желаний: ни знакомиться с кем-то, ни даже спать. Так что я просто уставилась в окно - тупо, конечно, но что ещё делать в троллейбусе?
   - Вы, я вижу, здесь впервые, - развивал треп мой сосед. - Впервые, да? А вот мы с ребятами уже четвертый год каждое лето ездим в Крым. Мы из Москвы, из политеха. Сдаем сессию - и сюда, с палаткой, дикарями! А вас как зовут? Вы извините, я торможу слегка, все-таки двое суток в общем вагоне...
   И я соизволила повернуть голову.
   Парень был чернявый, вроде бы высокий, - хотя сидя не очень-то определишь, - худой, с длинным носом и почти с усами. Чем-то он смахивал на Коробова... ну и пусть, я же не из тех, кто от него торчит, - от Коробова, я имею в виду... Да ладно, нормальный парень. В растянутой футболке, драных джинсах и с рюкзаком на коленях. Можно и потрепаться в дороге, почему бы и нет?
   - Лиза.
   - А меня Олег. А это Кирилл и Петька, - он махнул рукой куда-то назад, но уж на Кирилла с Петькой я точно не собиралась оборачиваться. Только глянула в проход и сообразила, что груда рюкзаков и сумок между сиденьями явно прикатила из Москвы с этими ребятами. Внезапно куча шевельнулась. Ничего себе! Непонятно, как я не заметила его раньше - огромнейшего рыжего пса с ушами-лопухами и языком набекрень.
   - Это Граф, - тут же объяснил Олег. - Но он в плохом настроении: его даже в общий не пустили, ехал в тамбуре от самой Москвы, представляешь? А Граф такого обращения не терпит, он ведь у нас дворянской породы...
   Вот собак я люблю. Особенно больших, лохматых и "дворянской породы". С таким псом я была согласна дружить, а заодно, так уж и быть, с его хозяином.
   А он оказался очень даже прикольный, в смысле Олег. Рот у него не закрывался! Троллейбус катил по трассе, сбоку мелькали названия населенных пунктов, а потом они же, только перечеркнутые красным наискосок. К самой дороге подступали заросли каких-то кустов - то с розовыми листьями, то с желтыми цветами, - дальше пробегали невысокие темно-зеленые сосны, взбираясь на склоны холмов, а ещё дальше вставали горы, светлые и обрывистые. А Олег все это комментировал, - вообще было непонятно, откуда он столько всего знает. Что желтые кусты - это дрок, а розовые... не помню, что-то вроде "скумбрия"... нет, скумпия! Что деревня Верхняя Кутузовка это где Кутузову в бою выбили глаз, а вот проехали фонтан, в котором ему промывали рану, а дальше ещё будет Нижняя Кутузовка. Что гора называется Демерджи, они с Кирюхой и Петром туда лазили, там Долина привидений, а ещё тут проезжала Екатерина Вторая, и во-он там, на горе, её голова. Никакой головы я так и не увидела, хоть Олег и прилип к самому стеклу, показывая пальцем куда-то вдаль и прижимаясь ко мне всем телом... черт его знает, может, и не специально. Еще он все время твердил, что ни в коем случае нельзя пропустить Ангарский перевал. Я только собралась спросить, что это такое, как пацаны сзади заорали во всю глотку, к ним присоединил голос дворянин Граф, и стало ясно, что мы не пропустили! - только б ещё узнать, чего именно.