– Скопил, – дед усмехнулся, почесал затылок. – В один конец. Дак мне еще и вернуться желательно.
   Копалыч махнул на него рукой и пошел за калитку, взяв стоявшую у забора лопату.
* * *
   Лида полоскала белье в реке возле дебаркадера.
   Витя из чердачного окна фактории хорошо видел в бинокль всю деревеньку и пристань. Рассмотрел без интереса и Лиду. Но тут в поле зрения бинокля вошла Саша. Высоко подоткнув юбку, она вошла в воду дальше матери, нагнулась, стала мыть лицо и шею. Бинокль застыл в Витиных руках.
   – Кого видишь? – спросил его снизу, из люка Шуруп.
   – Старуху, – медленно ответил он, и желваки его вспухли.
   – Ты давай за ментом следи.
   В комнате совещались.
   – Легавого в избе не взять, – сказал Крюк, – посечет очередями.
   – Да напрямки и пойти нельзя, – заметил Михалыч, – собаки забазлают.
   – Послать его, – сказал Шуруп про Зотова, – пусть сюда приведет.
   – Ну, нет! – усмехнулся Крюк. – Мне спокойней, когда хозяин на виду и потрогать можно.
   – Тсс! – Муха, глянувший в окно, вскинул руку.
   Во дворе, в трех шагах от калитки, стояла черноглазая старуха. Ждала, не желая тревожить хозяина, если он еще не встал.
   – Что ей надо? – прошептал Крюк.
   – Обещал керосина налить, – тихо ответил Зотов, у которого появилась некоторая надежда на другой исход дела.
   Старуха терпеливо ждала. Зотов вышел на крыльцо, кивнул ей, прошел в сарай, прикрыл за собой дверь и – засуетился: выхватил из кармана огрызок химического карандаша, быстро огляделся, ища бумагу, вспомнил про портрет Берии, достал его, послюнил карандаш, крупно написал: «В доме банда. Шесть. С оружием». Зотов сложил бумажку в несколько раз, схватил бутылку с керосином, макнул дно в бочонок с дегтем и плотно прижал бумажку к дну бутылки.
   Уже неторопливо вышел он из сарая, покосился на открытое окно. Из-за занавески Крюк следит, будет ловить каждое слово, жест, заподозрит – тут же выскочат, и старуху придушат, и…
   – Зайди по дороге к Манкову, – раздельно и громко, как ему приказали, сказал Зотов. – Покажи ему, вот, керосин, мол, брала у меня. Так?
   Он сверлил ее взглядом. Она кивнула, не понимая главной его заботы.
   – Скажи ему: пусть придет, дело срочное для него есть.
   – Ага, зайду, зайду! – она суетливо взяла бутылку. – Спасибо тебе, век не забуду.
   Старуха вышла за калитку.
   – Да не махай ты бутылкой, неси нормально! – процедил он.
   – А! – Она повела плечом. – Не пролью.
   Зотов вернулся в дом. Крюк пристально смотрел на него. Зотов взгляд выдержал.
   – Может и не прийти, – сказал он. – Я ему не начальник.
   – Не придет, значит плохо позвал, – сощурился Муха.
   – Старуха к менту зашла, – доложил с чердака Витя.
   В комнате стало тихо, только Шуруп вдруг засвистел «Мурку», но тут же смолк под взглядом Крюка.
* * *
   Лузга проснулся на ветхом брезенте в предбаннике бани, стоявшей дальше остальных, у самого впадения ручья в реку. Потянулся, стал на четвереньки и выполз на свет.
   Река дымилась. Солнце еще не поднялось над тайгой.
   Лузга выпрямился, сел на скамью и откинулся на стену бани, далеко вытянув ноги.
* * *
   Манков, в галифе и майке, вышел из нежилой избы, которую занимал, наезжая в деревню, повозился с калиткой – она косо висела, петля отошла, и пошел к фактории. На полдороге взгляд его привлек какой-то пестрый комок на тропе. Он присел на корточки и развернул измазанный дегтем портрет. Хмыкнул Манков весело, не перевернул бумажку, не осмотрел, отбросил в сторону и выпрямился. Оглянись он сейчас, он бы увидел надпись! Но он не оглянулся. Пошел к фактории, насвистывая.
   У них все было рассчитано. Но когда Манков, войдя, задержался у калитки и стал двигать ухоженной дверцей, сравнивая ее со своей, у Шурупа не выдержали нервы: распахнув дверь сарая, он выставил руку с обрезом двустволки и, не целясь, выпалил в сторону Манкова, который секундой раньше отпрыгнул в сторону. Все же одна картечина задела его. Манков прыгнул через забор и побежал. Из окна выстрелил из «ТТ» Крюк – и попал. Но Манков бежал, бежал по-открытому, напрямую, а выскочившие за ограду бандиты выцеливали его. Опять выстрелил Крюк, Манков упал, но тут же вскочил и с той же силой побежал дальше, к своей избе. Выпалил Шуруп с неизвестным результатом. Михалыч целился, оперев охотничий карабин на столбик забора. Барон стоял позади с ружьем в руках, и не стрелял. А Витя бежал стороной, но не успевал пересечь путь. Манков вломился в калитку, и тут выстрелил Михалыч. Манков согнулся, прошел к дому несколько шагов, остановился и упал назад. Витя перемахнул забор. Простреленное в нескольких местах тело Манкова еще дергалось, выгибалось. Прицелившись из нагана, Витя выстрелил в него раз, другой… Хотел и третий, но услышал крик Барона:
   – Хватит, ты! Патроны береги, кретин!
   Витя отрезвел, убрал наган, вошел в сени и тут же вышел с автоматом в руках.
   За заборами, в окнах появлялись перепуганные старухи.
   – Муха, бери Витю и этого, – Крюк показал на Зотова. – Загнать всех в дома, взять те два ствола, и чтоб никто не вылезал. Михалыч, погляди, что у них там с лодками. Шуруп, со мной на пристань.
   Зотов сказал Крюку твердо:
   – Бабу на пристани не троньте.
   Крюк пожал плечом, взял у Вити автомат и быстро пошел к пристани. Шуруп – за ним. Через некоторое время пошагал туда и Барон.
* * *
   Лида прятала Сашу. Та ерепенилась, страх еще не дошел до нее.
   – Да почему я?! А ты? Что я – маленькая? Что они мне сделают-то?
   Мать рывком повернула ее к себе и сказала пальцами. Глаза Саши расширились.
   Мать втолкнула ее в кладовку, где стояли ведра, швабра, ящик мыла. Приложила палец к губам и заперла дверь на висячий замок.
   На палубу вышел Фадеич в фуражке, с рупором в руках. Вид его был грозен, он совершенно не понимал, что происходит.
   Собаки бешено лаяли по деревне. Муха, изъявший в одном из домов малокалиберку, шел по улице и стрелял из нее собак. Негромкий хлесткий выстрел, и сразу вслед – визг и вой.
* * *
   Витя толкнул калитку перед домом деда Якова.
   – Дед с норовом, – сказал тихо Зотов, стоявший сзади.
   От крыльца к ним молча метнулась большая собака. Витя спокойно взял прислоненные к забору вилы.
   На короткий всхлипывающий стон собаки дед вышел на крыльцо с берданкой в руках.
* * *
   – Немедленно прекратить стрельбу! – закричал в рупор Фадеич, когда раздался еще один выстрел.
   К сходням быстро шли Крюк и Шуруп.
   – Сдать оружие! – приказал им Фадеич.
   Вдали стегнул выстрел из мелкашки. Визг – и тишина. В деревне больше не было собак.
   – Гляди, они послушались, – добродушно сказал Фадеичу Крюк, поднимаясь по сходням. – Во! Все тихо, никто не стреляет.
   Сбитый с толку его тоном Фадеич напыжился.
   – Не сметь всходить на государственную пристань без раз…
   Крюк на ходу вырвал у него рупор и сильно толкнул старика раструбом в лицо. Фадеич отлетел к стенке и сполз по ней на палубу. Он смотрел на бандитов без страха – с огромным удивлением.
   – Отдыхай, дед, – сказал Шуруп, толчком ноги открывая какую-то дверь. – Полундра! Все наверх!
   За дверью был склад угля и дров. Шуруп пошел дальше, пнул дверь кладовки, но увидел замок.
   Крюк заглянул в камбуз, увидел Лиду: бесформенное тело, лицо в саже,
   – Как тебя?.. Сготовь обед на семь человек. Склад открыт?
   Она отрицательно покачала головой. Крюк нашел Фадеича, тупо рассматривавшего помятый рупор, ощупал его карманы, достал связку ключей.
   – Под расписку, – неуверенно сказал капитан рейда.
   Крюк бросил ключи Лиде под ноги, сгреб пятерней китель на сухой спине капитана и повел старика в его комнату.
   Зайдя за угол и оглядевшись, Лида нашла в связке ключ от кладовки, сняла его и бросила в воду. А свой достала из кармана передника и, подумав, засунула за наличник кухонного окна.
* * *
   Михалыч осматривал лодки. Ударом приклада пробивал дно и переходил к следующей. Оставил неповрежденными только две.
* * *
   Лузге с его позиции у бани видно было, как Лида прятала Сашу, как выбросила ключ, а другой схоронила. Он сидел неподвижно и думал. Представить, как дальше пойдут дела, не удавалось. Пока что надо было сделать одно. Он вынес из предбанника башмаки и переместился ближе к дебаркадеру. Здесь стоял на трех камнях котел с варом для смоления лодок. Лузга сунул в него башмаки и закидал кусками вара. Потом побрел в сторону изб и лег на землю на открытом месте, откуда были видны и улица и дебаркадер.
* * *
   Витя и Муха, обойдя все избы и отстрелявшись, шли к пристани. Зотов вышагивал за ними на таком расстоянии, чтобы для них он был идущим с ними, а для деревенских, следивших из-за занавесок, – отдельным, подневольным. Мало ли как все обернется.
   Подойдя к Лузге, Муха и Витя остановились над ним.
   – Мертвяк? – предположил Муха.
   Лузга открыл глаза и кивнул утвердительно.
   – Задорный! – удивился Муха.
   Подошел Зотов. Муха вопросительно посмотрел на него. Поморщившись, Зотов махнул рукой:
   – Ссыльно-политический. Враг народа.
   – А-а, – с пониманием протянул Муха. – Тогда лежи, сука, и чтоб никуда.
   Муха и Зотов пошли к пристани, а Витя задержался, дал тем отойти и наклонился к Лузге.
   – Дивчина где? – мягко спросил он.
   – Какая? – испугался Лузга. – Маленькая, что ли? Соплячка?
   – Не ма-аленькая! – Витя резко ударил лежавшего ногой.
   Лузга привычно свернулся в комок, прикрывая голову и живот, Витя просунул ствол нагана между пальцами Лузги и уперся ему в лицо. Лузга убрал руки и заговорил тоном, похожим на блатной:
   – Мне она нужна? Соплячка, в куклы играет… Где?… Я знаю? Услышала пах-пах, слезла в погреб… Вон! В избах. Век свободы не видать!
   Витя поверил.
* * *
   Около полудня Копалыч возвращался домой. Подходя к избам, особенного не заметил, на тишину и безлюдье внимания не обратил, занятый своими мыслями. Не заметил и Муху, сидевшего с обрезом в тени забора у манковской избы. Копалыч шел без очков, а вблизи видел плохо, поэтому, войдя в калитку, споткнулся о труп собаки и выронил лопату. Нагнулся, увидел кровь, мертвый оскал и в изумлении огляделся. У крыльца лежал дед Яков. Борода торчала вверх. Копалыч подошел.
   – Дед, ты что?..
   Он достал и торопливо надел очки, нагнулся и увидел мертвые глаза за круглыми стеклами, на рубахе на груди пятно крови.
   Копалыч медленно разогнулся. Только теперь он услышал странную тишину. Он осторожно огляделся. Никого. В дом идти страшно. Он снял бесценные очки, упрятал в коробочку и убрал в надежный карман.
   Естественным было пойти к Манкову. Поминутно озираясь, он пересек улицу, пошел вдоль заборов и наткнулся на Муху. Несколько секунд он рассматривал этого человека, примечательного только обрезом.
   – Здравствуйте, – сказал Копалыч.
   Муха молча смотрел на него.
   – А что случилось? – тихо спросил Копалыч.
   – А ничего.
   – А где милиционер? Манков?
   Муха показал за забор:
   – Вон торчит… нога… Ты вот чего: тут – можешь, а за деревню не ходи. Стрелять буду без объявления, – он показал на лежавшего вдали Лузгу. – Иди к тому, в концентрацию. Мне видней будет.
   Копалыч постоял, не зная, что спросить, и побрел к Лузге.
   – Кто они? – спросил он Лузгу.
   Лузга не ответил – следил за Мухой, который быстро пошел на перехват черноглазой старухи, направившейся к мостику через ручей.
   Старуха на его окрик: «Цурюк!» остановилась, стала доказывать, что надо ей в сарай, за рыбой. А Муха показал: «Назад!» Она не послушалась, он ударил ее прикладом. Она упала. Встала с трудом.
   – Что он делает?! – возмутился Копалыч. – Нет, что он делает?
   – Сядь, – грубо сказал Лузга. – И заткнись.
* * *
   В комнате Фадеича тесно сидели Крюк, Барон, Шуруп, Михалыч и Витя. Зотов незаметно и тихо сидел в углу на корточках. Фадеич стоял у окна. Крюк и Барон рассматривали речную карту, лоцию.
   – Нет вам отсюда другой дороги, – как бы даже жалея их, сказал Фадеич. – Суд да тюрьма.
   – Почему нет? Есть, – спокойно сказал Крюк.
   – Потому. Вы вошли в конфликт с властью.
   – Власть нам амнистию дала, – сказал Крюк. – Нам все списали. И еще спишут.
   Тут они переглянулись с Бароном, – Крюк хватил лишку: надежды, что спишут, не было.
   – Что твоя власть может? – сказал Барон. – Ну убить меня. Так и я могу убить – тебя. И любого. Твоя власть что тебе дала? Гроши. А горб гни всю жизнь. Я не работаю, а беру сколько надо и еще вдвое. И живу красиво, – и тут Барон, говоривший все время спокойно, вдруг заорал; – Я красиво живу! А по тебе ходят, ты подошвы лижешь.
   Фадеич молчал, отшатнувшись. Они снова занялись картой.
   – Я исполняю долг, – сказал Фадеич.
   – Да заткнешься ты вконец, козел вонючий?! – завизжал Шуруп. – Я его разорву, падлу! Дай его мне!
   Крюк строго посмотрел на него, и Шуруп смолк. Витя встал.
   – Всем здесь быть, когда гости подвалят, – сказал Крюк.
   – Услышу, – сказал Витя.
   Он вышел, прошел на камбуз, где стряпала Лида,
   – Дивчина где? – ласково спросил он.
   Она замычала в ответ. Он жестко сдавил пальцами ее лицо.
   – Молодая где?
   Она показала вверх по реке, изобразила, как гребут веслами. Он не поверил. Слова Лузги о погребе больше походили на правду, и он пошел к избам – искать.
* * *
   – Ненавижу блатарей, – говорил Копалыч, лежа рядом с Лузгой. – Жестокие, подлые… У больного пайку отнимут, ударят калеку… Предадут любого – своего, чужого… Им ребенка убить…
   – У кого рыба, тот и прав, – сказал Лузга, следя за Витей, входившим в избу.
   Копалыч замолчал. На него навалилась такая тоска, что неудержимо потянуло на откровенность.
   – Я ведь не золото ищу. Я археолог. Есть такая наука об ископаемых людях, культурах… Здесь должны быть стоянки первобытного человека, я еще до войны предполагал. В тридцать девятом мою статью перепечатал английский журнал, «Нэйчур», и через месяц меня взяли… Как шпиона… А сын был на истфаке, новейшая история, для него мой арест – крах всего. В Бутырке повезло: переправил домой записку, ну, чтобы отреклись и не писали мне. Не имел права их с собой тянуть…
   – И не пишут, – скривился Лузга.
   Копалыч опустил голову. Замолчали.
   – «Пещерные люди», «троглодиты»… – вдруг громко сказал он. – А в неолите не было урок! И палачей не было!
   – Не ори. Пришьют.
   – Тебя-то не тронули, – едко сказал Копалыч.
   – Мне плевать – живу, не живу. А им интересно, когда страха много перед ними.
   Витя вышел из очередной избы, недобро глянул в сторону Лузги.
   – Интеллигента когда-то называли носителем культуры, – сказал Копалыч. – В другой жизни… Сейчас просто бьют по лицу, и падаешь на колени!
   – Если упал – какая культура? – покосился Лузга. – Одни поджилки.
   – Да! А когда-то назывался интеллигентом.
   – Столько карманов у интеллигента не бывает, – зло пошутил Лузга.
* * *
   Витя подошел к Мухе, издали посмотрел на ссыльных.
   – Расскажи, что делал с партизанами.
   – Да бросьте мне шить! – дернулся Муха. – Не был я в полицаях, за мокрое сидел!
   – Ага… А что делал с партизанами? Научи.
   Муха в ярости вскинул обрез. Витя отвернулся и пошел к Лузге и Копалычу.
   Копалыч при его приближении поднялся на ноги. Лузга приподнялся и сел на корточки, глядя на Витины ноги,
   – В куклы играет?
   Витя резко ударил ногой, но Лузга успел подпрыгнуть и встретить ботинок кистями рук. Лузга отлетел на метр, но удар получился мягкий. Витя быстро шагнул, снова ударил, и Лузга, не успевший приготовиться, со стоном повалился на спину. Удар косо пришелся в голову.
   Витя пошел на пристань. Копалыч нагнулся над Лузгой.
   – Сильно?.. Он ушел.
   Держась за голову, Лузга медленно сел. Посидел, морщась, огляделся, нашарил возле себя сосновую чурочку и протянул Копалычу.
   – Отойди на пять шагов и кинь вон туда, не высоко, вот так, – он показал высоту над землей.
   Изумленный Копалыч безропотно отсчитал пять шагов. Лузга поднялся на корточки, собрался.
   – Кидай.
   Чурка полетела. Ноги Лузги слабо бросили его вбок, до чурки он не дотянулся. Сел, уронил голову, брезгливо глядя на вытянутые ноги.
   – Дай ложку.
   Копалыч достал заточенную ложку, дал. Лузга двумя короткими ударами проколол оба своих бедра. Вскочил на корточки, скомандовал:
   – Подними чурку!.. Пять шагов… Вон туда – кинь!
   Копалыч кинул. Устрашенные мышцы послушались – Лузга стремительно выпрямился, косо взлетел в воздух и коснулся чурки рукой, сбил ее в полете. Встал. На штанинах были пятна крови.
   – Кровь, Лузга, – удивленно сказал Копалыч.
   – Меня зовут Сергей. Запомни на всякий случай: Сергей Петрович Басаргин.
   – Очень приятно, – пробубнил Копалыч. – Николай Павлович. Старобогатов. А адрес у тебя есть?
   – Теперь нет. Родители умерли в блокаду. Все.
   – Ты ленинградец? – изумился Копалыч.
   Басаргин смотрел на пристань. Там, возле двери кладовки, стоял Витя.
* * *
   Дверь была в щелях. Витя приник к одной, всматриваясь. Но здесь была теневая сторона пристани, солнце в кладовку не попадало.
   Река с тихим урчанием терлась о корпус дебаркадера. Из комнаты Фадеича неясно доходили голоса, да изредка звякала посуда на камбузе. Среди всех этих легких звуков показался Вите за дверью шорох. Прижав лицо к двери, он сильно втянул носом воздух кладовой. Ухмыляясь, нежно почмокал губами, касаясь ими щели. Потрогал замок. Достал наган, всунул ствол в дужку замка. Но тот был слишком массивен – можно погнуть ствол.
* * *
   В комнате Фадеича играли в карты. Фадеич скорбно торчал у окна, морщась от междометий и сорных слов. Барон лежал в сапогах на кровати и с интересом листал «Огонек». Зотов пробрался к окну, сказал Фадеичу негромко, но не таясь от бандитов:
   – На хрен ты нарываешься? Делай, как велят. Останемся живы.
   – Будто ты не с ними.
   – Я такой же пленный! Из-за чего жизнь терять?
   Крюк переглянулся с Шурупом, усмехнулся:
   – Во крутится, змей!
   Раздался близкий пароходный гудок. Барон быстро сел. Крюк вскочил, схватил автомат, бросил Барону свой пистолет.
   – Катер?! – Крюк смотрел на Зотова.
   Побелев, тот вжал голову в плечи и попятился.
   Все вышли наружу. Река была пуста, но вверху, за поворотом, нарастал шум идущего судна.
   Фадеича с рупором поставили у окна служебной комнаты, в которой примостился Михалыч с карабином. Оттуда он держал под прицелом и старика и Лиду, ставшую у причальной кнехты. Бандиты скрылись на другой стороне дебаркадера, где уже был Витя, забывший про кладовку. Зотова оставили в проходе, возле окошечка кассы – как бы встречать.
   Из-за поворота показался большой черный пароход. Судовой ход был тут близок к берегу, пароход, казалось, шел прямо на дебаркадер, нависал над ним черным бортом, на котором было написано «Бабушкин». Это было грузо-пассажирское судно, идущее с полной загрузкой. На верхней палубе сидели на вещах и лежали человек пятьдесят пассажиров.
   На пристани Шуруп завертелся, заверещал сипло:
   – Когти рвать! Когти рвать!
   Концерт оборвался. Густой голос, прокашлявшись, загремел на всю реку:
   – Капитану рейда Фадеичеву – речной привет!
   Фадеич стоял истуканом. Михалыч зашипел из окна:
   – Не молчи, гад!
   – Здравствуй, Петя, – негромко сказал Фадеич.
   – Как жизнь, Фадеич? – прогремел пароход. – Чем лечишь радикулит?
   Михалыч за занавеской клацнул затвором. Фадеич поднял рупор, покашлял в него и деревянным голосом доложил:
   – Имею на рейде девять единиц маломерного флота. Штиль.
   В репродукторе послышался смех.
   Пароход не собирался приставать, он шел мимо. По рации включили «Последние известия».
   Тогда Лида, скособочившись, чтобы Михалыч из окна не увидел ее лицо и руки, стала быстро что-то говорить людям на пароходе. Проплывали мимо разные лица, некоторые прямо смотрели на нее, но выражение их не менялось – они не понимали ее языка. Лицо Лиды исказилось, пальцы мелькали… Нет, не понимают! В отчаянии она пятерней схватила свое лицо, сжала его.
   Черный пароход уходил вниз по реке, и долго еще слышались сообщения о жизни страны.
* * *
   Все это время Басаргин и Копалыч лежали ничком, как велел им Муха, прибежавший сюда и залегший с обрезом позади них.
   Теперь он поднялся, пробормотал озадаченно:
   – Почему ушел-то? Али то не катер был?..
   Он пошел назад, на свой пост. Копалыч прошептал:
   – Ты видел? Они хотели напасть на пароход!
   – Другого ждут, – угрюмо сказал Басаргин.
   – Я все думаю: если это беглые…
   – Да какие беглые! Амнистированные. Свободные Граждане, мать их…
   У кладовки дебаркадера опять появился Витя, настроенный решительно. Басаргин, пользуясь тем, что уходящий Муха не видит его, перебежал к котлу с варом и стал тщательно обуваться. Ложка Копалыча была при нем.
* * *
   Витя, звериным чутьем дознав за дверью Сашино тепло, прижал к щели щеку, гладил ладонями доски и тихо поскуливал. Оторвался от двери и пошел искать, чем открыть.
   На пожарном щите на другой стороне дебаркадера он увидел топор. Поигрывая приятной вещью, пошел назад.
   Дверь кладовки была открыта. Удивленный, он сунулся туда. Лида двигала ящик с мылом,
   – Где маленькая?!
   Она показала рукой, как гребут. Пнув ее, он кинулся искать на пристани.
   А Саша в это время бежала по мелкой воде вдоль берега, прикрываясь прибрежной травой и кустами. Берег повышался, начинался лес, надо было выходить на берег. Цепляясь за кусты, она выкарабкалась, встала и оглянулась…
   В этот момент и увидел ее с пристани Витя. В три прыжка он был на берегу и бросился к лесу.
   Лида заметалась на пристани, схватила топор и побежала на берег. Муха на своем посту встал, обеспокоенный. Тогда Басаргин метнулся наперерез Лиде и остановил ее.
   – Брось топор! Я сам.
   Она сказала что-то, он отнял топор, бросил его подальше и помахал Мухе. Тот успокоился, сел. Лида тяжко замычала и опустилась на колени.
   Басаргин шепотом приказал Копалычу:
   – Сейчас бегом в лес! Там прячься, пока они тут. Ну! Раз, два… Пошел!
   Молча бросились они к лесу. Басаргин вырвался вперед и не оглядывался – не Копалыч его заботил. Муха побежал было за ними, вскинул обрез, но их уже плохо было видно среди деревьев, и он не стал стрелять, а быстро пошел к пристани – доложить.
* * *
   Витя бежал через сквозной светлый бор. На небольшой поляне он догнал девочку. Она обернулась с вызовом, тяжело дыша.
   – Только подойди!
   Искаженное погоней Витино лицо менялось, появилась его туповатая улыбка. И это успокоило Сашу.
   – Чего ты бежишь-то?! Чего?!
   – Ага, бегаем, – сказал он.
   И сел рядом с ней на землю. Она удивленно смотрела на него. Никаким злом не веяло от хорошенького паренька.
   – Разбегались тут, – проворчала Саша, все же несколько отступая от него.
   Коротким движением ноги он подсек ее ноги. Саша упала, и он навалился на нее. Она закричала. Ужас ее был тем сильней, что она только что поверила ему. Это был ужас, вызванный предательством, и он дал ей силы. Она сопротивлялась бешено, рвала пальцами его надвинувшееся лицо, и тогда он схватил ее за горло. В этот момент он близко увидел ноги подбегавшего Басаргина.
   С зажатой в руке ложкой Басаргин длинным прыжком накрыл борющихся, и Витя коротко вскрикнул. Басаргин вскочил и рывком отвалил в сторону Витино тело.
   – Ничего! Ничего… Сашенька, ничего… – говорил он, склоняясь над ней, стараясь быстрей ослабить, стереть ужас, не дать ему покалечить ее.
   А она смотрела на него так же, как на Витю, ничего еще не поняв и не делая различия между ними.
   – Все уже! Больше ничего страшного не будет. Быстрей пойдем отсюда! Вставай!
   Она поднялась. Ее била дрожь. Он взял ее за руку и быстро повел дальше в лес. Неожиданно он остановился.
   – Подожди здесь. Я сейчас.
   Он вернулся на поляну, достал из кармана убитого наган, заметил лежавшую на мху ложку и ее взял тоже.
* * *
   Пятеро стояли возле пристани.
   – Упускать нельзя, – сказал Крюк. – Михалыч, бегом разыщи ублюдка этого, Витьку, найдите тех двоих, добейте, И все быстро, быстро! Того гляди катер будет!
   Михалыч трусцой побежал в лес.
   – Помоги ему, – сказал Барон Мухе.
   Тот вопросительно посмотрел на Крюка.
   – Распыляемся, – недовольно сказал Крюк.
   – Мма-ть моя была женщина… – пропел Шуруп, – Дисциплинка, как в колхозе.
* * *
   Вход в пещеру был низкий, скорей лаз, да еще заросший можжевеловыми кустами – укрытие надежное. Саша вдруг заплакала.
   – Ну, ну… Все позади.
   – Они маму убьют. Бить будут, чтоб сказала…
   – Да у них свои дела, не тронут, – уверен он не был.
   – Они убьют ее, убьют… Я назад пойду.
   – Никуда не пойдешь! – резко сказал он.
   Саша отошла от него, стала на колени и продолжала тихо плакать. Басаргин угрюмо смотрел на реку. После долгого раздумья обреченно сказал:
   – Цепь – одно за другим… Я же знал.
   Она с надеждой повернула к нему мокрое лицо.
   – Лузга, родненький, сделай что-нибудь!
   – Меня зовут Сергей! Поняла? – заорал он.
   Он удивился. Так бы и ушел он прятаться в лесу, если в остался Лузгой. Но давно забытое имя неожиданно сильно зазвучало в нем.
* * *
   Идя к деревне, он проверил барабан нагана – там было всего два патрона. Он выругался.
   К поляне возвращался осторожно, все еще не решив, какая цель у него. Посмотреть, что и как? Выкрасть Лиду? Но если туда сунешься, навалится вся стая.