Все это, на наш взгляд, можно объяснить единым прадревним мифологическим комплексом, который был укоренен в индоевропейских народах в изначальные времена. Исторические вспышки этого комплекса всегда соотносились с некоторыми циклическими закономерностями и определенными территориями. “Внутренние континенты” и их мифология могли скользить по планете вместе с племенами — их носителями. Могли четко фиксироваться в определенных местах земли. Могли передаваться от народа к народу. Могли, наконец, интегрироваться в различные религиозные структуры, образуя архетипическое единство традиций. Для нас во всем этом главное — выявить логику конкретной архетипической традиции, ее духовное и символическое содержание. Этносы, которые в те или иные периоды становились носителями этой Традиции, пропитывались ею, превращаясь в этносы теофорные (богоносные) или идее-носные — в земное тело некой небесной сущности, живой идеи, архангела.
Какими бы ни были преходящие исторические причины священного отношения к этим землям, какими бы ни были народы, их населяющие, “Внутренняя Россия” в самом глубинном своем измерении отождествлялась с “земным раем”, с территориями золотого века, тем более, что символизм Гипербореи, Варахи, землепашцев ванов-Иванов и т. д. — устойчиво связывался в самых различных традициях именно с древнейшей прародиной, где жили свободные, бессмертные предки. Говорить о “национальной принадлежности” жителей рая довольно нелепо. Поэтому всякий всплеск бессознательных архетипов “мистического патриотизма” в русском народе никогда не был сопряжен с обычным малым национализмом. “Русскими” сами русские называют всех, кто солидаризуются с ними в их глубинной интуиции о святости земель, на которых они живут. Это принципиально отличает их от других народов и, в частности, от других славян, гораздо более трезво и рационально осознающих границы национального. Хотя нечто подобное всегда было характерно для истинно имперских народов, в России это проявлялось и проявляется в особой форме и с особой силой.
Мистическая Россия
Глава II. ПОДСОЗНАНИЕ ЕВРАЗИИ
Россия-Туран
Ex Occidente Lux
Тюркско-шумерский фактор
Круг эволюции Евразии
Через Сибирь к своему “я”
Готы, гунны и свастика
Черный Иран — Белый Иран
Сомкнуться с Востоком
Глава III. РУССКОЕ СЕРДЦЕ ВОСТОКА
Какими бы ни были преходящие исторические причины священного отношения к этим землям, какими бы ни были народы, их населяющие, “Внутренняя Россия” в самом глубинном своем измерении отождествлялась с “земным раем”, с территориями золотого века, тем более, что символизм Гипербореи, Варахи, землепашцев ванов-Иванов и т. д. — устойчиво связывался в самых различных традициях именно с древнейшей прародиной, где жили свободные, бессмертные предки. Говорить о “национальной принадлежности” жителей рая довольно нелепо. Поэтому всякий всплеск бессознательных архетипов “мистического патриотизма” в русском народе никогда не был сопряжен с обычным малым национализмом. “Русскими” сами русские называют всех, кто солидаризуются с ними в их глубинной интуиции о святости земель, на которых они живут. Это принципиально отличает их от других народов и, в частности, от других славян, гораздо более трезво и рационально осознающих границы национального. Хотя нечто подобное всегда было характерно для истинно имперских народов, в России это проявлялось и проявляется в особой форме и с особой силой.
Мистическая Россия
Сделаем несколько выводов:
1. Самосознание народов и наций, традиционно населяющих территорию России, коренным образом связано со спецификой сакральной географии данной территории.
2. Земли России в комплексе сакральной географии занимают центральное место в согласии с древнейшей логикой астрономических и астрологических соответствий.
3. Сознание уникальности России с точки зрения сакральной географии во многом определяет загадку “русского патриотизма”.
4. “Русский патриотизм” проникнут космической судьбоносностью и несводим к обычному национализму других народов. Древнейшие структуры народного национального миросозерцания сохраняются на уровне психических архетипов вплоть до сегодняшнего дня, во многом предопределяя исторические события.
Исследование нашего “континента души” не является только делом истории. Тот, кто проживает и познает Россию, проживает и познает тайну, завещанную далекими поколениями предков, которые сражались под знаменами Александра Великого, скакали по степи в татарской коннице, поклонялись Сыну Божьему в Византии, зажигали священные огни на алтарях Ахура-Мазды, слушали поучения друидов под дубами Европы, лицезрели в духовном восторге вечный танец Шивы-Натараджы, строили зиккураты Ассирии, разрушали Карфаген, плавали по морю в лодках с изогнутой шеей гиперборейского лебедя на носу — помня всегда о Сердце Мира, о “золотом сердце России” (Николай Гумилев), “Мистической России”.
Мы приближаемся к важному духовному рубежу. Мировые силы напряжены до предела, и во многом судьба нашего отечества сегодня предопределяет судьбу планеты. Поэтому так важно прорваться к глубинам святости России, к ее доисторическим корням, чтобы понять ее странный и скорбный путь, и чтобы обрести силы для возрождения этой Святой Страны, для возрождения Континента России вместе с ее тайным, покрытым вечной мерзлотой центром.
1. Самосознание народов и наций, традиционно населяющих территорию России, коренным образом связано со спецификой сакральной географии данной территории.
2. Земли России в комплексе сакральной географии занимают центральное место в согласии с древнейшей логикой астрономических и астрологических соответствий.
3. Сознание уникальности России с точки зрения сакральной географии во многом определяет загадку “русского патриотизма”.
4. “Русский патриотизм” проникнут космической судьбоносностью и несводим к обычному национализму других народов. Древнейшие структуры народного национального миросозерцания сохраняются на уровне психических архетипов вплоть до сегодняшнего дня, во многом предопределяя исторические события.
Исследование нашего “континента души” не является только делом истории. Тот, кто проживает и познает Россию, проживает и познает тайну, завещанную далекими поколениями предков, которые сражались под знаменами Александра Великого, скакали по степи в татарской коннице, поклонялись Сыну Божьему в Византии, зажигали священные огни на алтарях Ахура-Мазды, слушали поучения друидов под дубами Европы, лицезрели в духовном восторге вечный танец Шивы-Натараджы, строили зиккураты Ассирии, разрушали Карфаген, плавали по морю в лодках с изогнутой шеей гиперборейского лебедя на носу — помня всегда о Сердце Мира, о “золотом сердце России” (Николай Гумилев), “Мистической России”.
Мы приближаемся к важному духовному рубежу. Мировые силы напряжены до предела, и во многом судьба нашего отечества сегодня предопределяет судьбу планеты. Поэтому так важно прорваться к глубинам святости России, к ее доисторическим корням, чтобы понять ее странный и скорбный путь, и чтобы обрести силы для возрождения этой Святой Страны, для возрождения Континента России вместе с ее тайным, покрытым вечной мерзлотой центром.
Глава II. ПОДСОЗНАНИЕ ЕВРАЗИИ
Россия-Туран
Наиболее глубокие русские мыслители ХХ века, высказавшие действительно важные и ответсвтенные соображения о судьбе России, — это, бесспорно, “евразийцы”, идеологи особого “третьепутистского” крыла первой русской эмиграции. В их концепциях географическое расположение России между Востоком и Западом играет центральную роль. Для них Евразия сводится к России, а российский этнос (в сверхнациональном смысле этого слова) рассматривается как современный носитель туранизма, особой имперской психоидеологии, переданной собственно россам тюркско-монгольскими племенами Орды. Таким образом, евразийцы, в отличие от представителей монархического лагеря, были не столько “панславистами”, сколько тюркофилами. И это отнюдь не парадокс, коль скоро значительная часть русской знати и, в частности, многие идеологи славянофильства ХIХ века были представителями тюркских родов, составлявших значительный процент высшей российской элиты. Россия-Туран для многих евразийцев была сверхполитическим понятием, ценность которого определялась геополитической миссией.
Интуиция евразийцев была очень верной, а истоки ее уходят в предысторию, в эпохи, предшествующие не только завоеваниям Чингисхана и его последователей, но и появлению самих славян на русских землях. Откуда же пошла Россия-Туран?
Интуиция евразийцев была очень верной, а истоки ее уходят в предысторию, в эпохи, предшествующие не только завоеваниям Чингисхана и его последователей, но и появлению самих славян на русских землях. Откуда же пошла Россия-Туран?
Ex Occidente Lux
Неолитическая Евразия по данным новейшей археологии сквозь все миграции “культур” и расовых типов имела некоторую векторную константу, некоторую фундаментальную ориентацию, по которой распространялось то, что можно назвать ”культурной доминантой”. Гипотеза об ex Oriente lux, характерная для историков ХIХ века, постепенно сменилась атлантической теорией, дававшей, по меньшей мере, логический ответ загадке кроманьонского человека. Эта атлантическая теория, которой придерживались Герман Вирт и Юлиус Эвола, утверждает, что истоковая культура неолита распространялась строго с Северо-Запада на Юго-Восток, причем с полюсом в Атлантическом океане. Кроманьонцы — носители магдаленской культуры — это атланты Платона, мореплаватели и хранители земледелия, колонизаторы Западной Европы, Северной Африки, Аравии, Южной Индии и так вплоть до Океании, где племенная знать аборигенов маори, называющая себя “ариями” в отличие от простых туземцев негроидно-монголоидного типа, имеет все характерные черты кроманьонского человека, предшественника homo europeus Линнея. Эти протоисторические атланты и были носителями древнейших культов и древнейшего линейного письма, иероглифико-натуралистическим развитием которого стали позднее египетская, ассирийская и китайская письменность.
Атлантическая теория задолго до ее формулировки в окончательном виде в нашем веке, безусловно, была известна на Западе. Более того, без нее необъяснимо более чем двухтысячелетнее высокомерие западного человека, считающего все то, что исторически не восходит к средиземноморскому культурному ареалу Греция-Рим, “варварским”, “примитивным”, “экзотическим”, “наивным”, “недоразвитым” и т. д. Причем этот атлантический западоцентризм почти не коррелируется ни с расой, ни с нацией. Он может передаваться от народа к народу как невысказанная религия, как идеологическое подразумевание, пропитывающее западную культуру как таковую. Своего рода “атлантизм” оживлял и Александра Великого, и Рим, и германских императоров, и Наполеона, и Британскую Империю, и Адольфа Гитлера, и современных идеологов НАТО. Постепенно, правда, центр атлантической идеологии смещается все дальше к Западу, и сегодня ее бесспорным политическим лидером являются США, “Новая Атлантида”.
Атлантическая теория задолго до ее формулировки в окончательном виде в нашем веке, безусловно, была известна на Западе. Более того, без нее необъяснимо более чем двухтысячелетнее высокомерие западного человека, считающего все то, что исторически не восходит к средиземноморскому культурному ареалу Греция-Рим, “варварским”, “примитивным”, “экзотическим”, “наивным”, “недоразвитым” и т. д. Причем этот атлантический западоцентризм почти не коррелируется ни с расой, ни с нацией. Он может передаваться от народа к народу как невысказанная религия, как идеологическое подразумевание, пропитывающее западную культуру как таковую. Своего рода “атлантизм” оживлял и Александра Великого, и Рим, и германских императоров, и Наполеона, и Британскую Империю, и Адольфа Гитлера, и современных идеологов НАТО. Постепенно, правда, центр атлантической идеологии смещается все дальше к Западу, и сегодня ее бесспорным политическим лидером являются США, “Новая Атлантида”.
Тюркско-шумерский фактор
Однако все атлантические теории в археологии имеют одно слабое место — это так называемая тайна происхождения шумеров. Дело в том, что наиболее древние пласты шумерской культуры имеют не-атлантический, пред-атлантический характер, тем не менее, свидетельствующий о высоком интеллектуальном и духовном развитии. Причем, этот шумерский тип культуры чрезвычайно близок неолитическим памятникам Южной Руси и Южной Сибири. Ко всему этому следует добавить поразительное сходство расшифрованного шумерского языка с тюркской группой.
Так, уже в неолите мы видим следы культурного геополитического дуализма Запад-Восток, Атлантида-Сибирь, перекрещивающегося на Ближнем Востоке в смешении народов и культур, языков и рас, причем именно в районе Средиземноморья (Северная Африка — Греция — Анатолия — Аравия — Египет) существует наибольшая расовая и этническая неоднородность, говорящая о множестве миксовариативных компонентов как в генетике, так и в духовной сфере. Чем дальше к Западу, к побережью Атлантики, или к Востоку, к Сибири и Тихому Океану, тем чище расовые и культурные формы независимо от исторических и чисто политических обстоятельств. Любопытна и такая деталь. Тюркско-монгольские народы исторически тяготели к повторению (с перерывами в несколько столетий и даже тысячелетий) пути древнейшей миграции: из Сибири в Переднюю Азию, Южную Россию, вплоть до Балкан и Анатолии. Но именно по этой траектории встречаются древнейшие неолитические памятники “шумерского” типа, как в палеоэпиграфике, так и в орнаментах, культовых предметах и т. д. Чингисхан был отнюдь не первооткрывателем. Он принадлежал Великой Традиции Турана, уходящей вглубь веков, к заре Евразии, к тому древнейшему периоду ее истории, когда в Сибири и Северной Монголии цвела Великая Цивилизация, чьи следы сохранились лишь частично в “ауриньякских” пластах сибирского региона.
Так, уже в неолите мы видим следы культурного геополитического дуализма Запад-Восток, Атлантида-Сибирь, перекрещивающегося на Ближнем Востоке в смешении народов и культур, языков и рас, причем именно в районе Средиземноморья (Северная Африка — Греция — Анатолия — Аравия — Египет) существует наибольшая расовая и этническая неоднородность, говорящая о множестве миксовариативных компонентов как в генетике, так и в духовной сфере. Чем дальше к Западу, к побережью Атлантики, или к Востоку, к Сибири и Тихому Океану, тем чище расовые и культурные формы независимо от исторических и чисто политических обстоятельств. Любопытна и такая деталь. Тюркско-монгольские народы исторически тяготели к повторению (с перерывами в несколько столетий и даже тысячелетий) пути древнейшей миграции: из Сибири в Переднюю Азию, Южную Россию, вплоть до Балкан и Анатолии. Но именно по этой траектории встречаются древнейшие неолитические памятники “шумерского” типа, как в палеоэпиграфике, так и в орнаментах, культовых предметах и т. д. Чингисхан был отнюдь не первооткрывателем. Он принадлежал Великой Традиции Турана, уходящей вглубь веков, к заре Евразии, к тому древнейшему периоду ее истории, когда в Сибири и Северной Монголии цвела Великая Цивилизация, чьи следы сохранились лишь частично в “ауриньякских” пластах сибирского региона.
Круг эволюции Евразии
Гастон Жоржель, на которого мы ссылались в предыдущей главе, говоря о полюсе, расположенном на пересечении 60-го меридиана с северным полярным кругом, развил тему эволюции культур в другой своей книге — “Четыре века человечества”.
[5]В ней он поясняет, что полюс Евразии на Северном Урале был некогда центром северной протоцивилизации, из которого по диагонали спускались к югу волны мигрантов — носителей Традиции, чтобы потом двигаться уже по окружности, самая нижняя (южная) точка которой лежит на пересечении с 30-градусной параллелью (недалеко от иранского города Келат). Показательно, что именно на этой параллели расположена Великая Пирамида Египта, и проходит она по длиннейшему сектору суши на всем земном шаре! Саму эту окружность Жоржель называет “кругом эволюции Евразии”.
По мысли автора “Четырех веков человечества”, Евразия имела свой собственный сакрально-географический центр, отличный от центра атлантической традиции, расположенного гипотетически на 120 градусов к Западу по северному кругу от центра Европы. Таким образом, кроманьонцы Атлантиды были не первоколонизаторами Евразии, а посланцами иного континента и иной традиции, наложившимися на таинственную и трудно различимую сакральную традицию аборигенов. При этом Жоржель особенно подчеркивает ту часть эволюционного круга, которая расположена к северо-востоку от Ирана, то есть сектор в пустыне Гоби и северной Сибири вплоть до Камчатки. Там следует искать неолитический центр Турана. По этому же пути шли воины Чингисхана.
Из этого следует, что помимо бесспорной атлантической доминанты древних культурных миграций Северо-Запад — Юго-Восток (колонизация атлантов) сакральная география Евразии предопределяется и собственно туранским вектором: Северо-Восток — Юго-Запад. Вместе это составляет знак Х — (“андреевский крест”) динамики сакральной истории. Любопытно, что круг эволюции Евразии оказывается как бы вписанным в верхнюю половину креста, и наиболее южная точка круга поэтому лежит на том же меридиане (наш 60-градусный меридиан, о котором мы говорили в первой главе), что и пересечение двух линий креста.
Сакрально-географические гипотезы Жоржеля, подкрепленные анализом космических циклов, дают нам возможность приблизиться к пониманию загадки Турана. Если атлантическая волна учреждает после себя нечто устойчивое в культурном смысле, нечто яркое и выделяющееся, пропитанное западоцентристскими высокомерием и рациональностью, то тюркско-шумерское наследие, хотя и не менее воинственное, в сущности, скромно, интериорно, легко, немногословно и вообще склонно к культурному минимализму, к схватыванию обнаженного бытия — бытия степи с высоким и круглым небом молчаливой Евразии. Поэтому атлантизм говорит о себе сам (хотя и его голос надо внимательно и пристально слушать, чтобы понять), а о туранизме, о евразийстве мы должны догадываться, должны взыскать его как забытый исток континентальной миссии. Шведский мистик Сведенборг говорил по этому поводу: “Теперь у мудрецов Татарии нам надо искать таинственное забытое всеми Слово”.
По мысли автора “Четырех веков человечества”, Евразия имела свой собственный сакрально-географический центр, отличный от центра атлантической традиции, расположенного гипотетически на 120 градусов к Западу по северному кругу от центра Европы. Таким образом, кроманьонцы Атлантиды были не первоколонизаторами Евразии, а посланцами иного континента и иной традиции, наложившимися на таинственную и трудно различимую сакральную традицию аборигенов. При этом Жоржель особенно подчеркивает ту часть эволюционного круга, которая расположена к северо-востоку от Ирана, то есть сектор в пустыне Гоби и северной Сибири вплоть до Камчатки. Там следует искать неолитический центр Турана. По этому же пути шли воины Чингисхана.
Из этого следует, что помимо бесспорной атлантической доминанты древних культурных миграций Северо-Запад — Юго-Восток (колонизация атлантов) сакральная география Евразии предопределяется и собственно туранским вектором: Северо-Восток — Юго-Запад. Вместе это составляет знак Х — (“андреевский крест”) динамики сакральной истории. Любопытно, что круг эволюции Евразии оказывается как бы вписанным в верхнюю половину креста, и наиболее южная точка круга поэтому лежит на том же меридиане (наш 60-градусный меридиан, о котором мы говорили в первой главе), что и пересечение двух линий креста.
Сакрально-географические гипотезы Жоржеля, подкрепленные анализом космических циклов, дают нам возможность приблизиться к пониманию загадки Турана. Если атлантическая волна учреждает после себя нечто устойчивое в культурном смысле, нечто яркое и выделяющееся, пропитанное западоцентристскими высокомерием и рациональностью, то тюркско-шумерское наследие, хотя и не менее воинственное, в сущности, скромно, интериорно, легко, немногословно и вообще склонно к культурному минимализму, к схватыванию обнаженного бытия — бытия степи с высоким и круглым небом молчаливой Евразии. Поэтому атлантизм говорит о себе сам (хотя и его голос надо внимательно и пристально слушать, чтобы понять), а о туранизме, о евразийстве мы должны догадываться, должны взыскать его как забытый исток континентальной миссии. Шведский мистик Сведенборг говорил по этому поводу: “Теперь у мудрецов Татарии нам надо искать таинственное забытое всеми Слово”.
Через Сибирь к своему “я”
Огромная заслуга русских евразийцев в том, что они нащупали геополитически реальное основание славянофильских концепций, которые либо оставались, хотя и верными, но слишком абстрактными для политической реализации, либо ратовали за “панславизм”, т. е. за искусственное воспроизведение “пангерманизма” на русской почве. Обращение к Турану как к некоей “самостийной Евразии” означало и возрождение райского архетипа “Святой Руси”, поскольку великая сибирская протоцивилизация вышла из сакрального Северо-Уральского центра, и возврат к расовому (в том числе и древнеславянскому) истоку, так как сам полярный гиперборейский регион “Инты”-“Индры” некогда населяли изначальные арии, позднее разделившиеся на индогерманские народы. Да и сами тюрки как основные носители туранического импульса, по меньшей мере, в своем аристократическом слое имеют многие арийские фенотипические и генотипические черты (вспомним, что самого Чингисхана называли “Белый царь” — по описанию он был чистокровным индоевропейцем). Степень монголоидности или “палеоазиатскости” у тюрков ничуть не выше, чем степень наличия у великороссов финно-угорской крови. Все это делает туранизм евразийцев и реалистичным и в высшей степени резонирующим с патриотической идеей поиска национальной самоидентификации России. Именно в туранизме открывается восточная составляющая российской геополитической специфики, и именно через туранизм, через Восток, через Сибирь может и должен проходить путь русских к самим себе, к своему национальному “я”.
Готы, гунны и свастика
Давно замечено, что истинная история творится в тишине, вдали от волнующихся толп. Иногда сугубо научная полемика специалистов оборачивается мировой катастрофой, а романтический и несбыточный проект мечтателя приводит к великому движению целых народов. В статье “Атлантида и Гиперборея”
[6]в 1929 году французский эзотерик Рене Генон, учитель Гастона Жоржеля, как, впрочем, и всех современных традиционалистов, указал на неправомочность отождествления Гипербореи и Атлантиды, то есть северного и западного палеоконтинентов. Это замечание было адресовано немецкому археологу и историку религии Герману Вирту, который в своем фундаментальном труде “Происхождение человечества” часто употреблял выражение “северо-атлантический”, имея в виду как гиперборейскую, так и атлантическую традиции. Скорее всего, на это замечание никто из современников не обратил ни малейшего внимание из-за его узкой специализированности. На самом деле, в близком будущем это обернулось миллионами жертв, сожженными деревнями, разрушенными городами, раздавленной Германией и обескровленной Россией. Дело в том, что Герман Вирт стал в скором времени одним из ведущих идеологов и вдохновителей организации “Аненэрбе” (“Наследие предков”), которая во определенной степени предопределяла культурно-политические и мировоззренческие позиции Третьего Рейха. Отождествление Гипербореи с Атлантидой, Севера с Западом в трудах Вирта в конечном счете ориентировало в определенном направлении имперскую военную волю Германии, делало из англосаксов (атлантистов) потенциальных союзников, а из туранистов — противников. К этому был добавлен и сугубо расовый, “сериологический” подход, основанный на изучении различных групп крови, который давал сходыне результаты. Может показаться, что такая ориентация есть простое следствие нацистского расизма. Однако это не так. Расизм идеологов Аненэрбе, по меньшей мере, таких крупных и первостепенных, как Герман Вирт, был совершенно свободен от “пангерманистских” шовинистических предрассудков в отношении восточных наций. Сам Вирт подчеркивал универсальность арийской расы, ее сверх-национальность и возможность присутствия потомков ариев среди “небелых” народов, равно как и наличия значительного процента “небелых” типов среди формально “белого” населения. Кроме того, Вирт признавал и шумерско-тюркскую общность и протоарийскую основу тюркской традиции. Поэтому вопрос об отождествлении Севера и Гипербореи (что было для мифологизированного мировоззрения нацистов абсолютной ценностью) с Западом и Атлантидой имел ключевое значение и мог, в конечном счете, склонить весы конкретных геополитических решений в ту или иную сторону.
В истории был прецедент союза гото-гуннских племен, выступавших совместно как “варвары” туранического импульса против “атлантизированного” Рима. Любопытно, что англичане во время Второй мировой войны издевательски называли немцев “гуннами”. И невозможно отрицать, что в определенных аспектах Германия Гитлера действительно была антиатлантически ориентирована: война с Англией, Францией, Америкой; союз с Японией и т. д. Быть может, одна лишь теоретическая тонкость предопределила расположение сил во Второй Мировой войне — одна тонкость в оценке неолитических доисторических событий, о которых не осталось ровным счетом ничего, кроме двух-трех фантастических легенд и нескольких десятков костей, черепков и каменных топоров со свастикой или солнечным колесом Одина…
В истории был прецедент союза гото-гуннских племен, выступавших совместно как “варвары” туранического импульса против “атлантизированного” Рима. Любопытно, что англичане во время Второй мировой войны издевательски называли немцев “гуннами”. И невозможно отрицать, что в определенных аспектах Германия Гитлера действительно была антиатлантически ориентирована: война с Англией, Францией, Америкой; союз с Японией и т. д. Быть может, одна лишь теоретическая тонкость предопределила расположение сил во Второй Мировой войне — одна тонкость в оценке неолитических доисторических событий, о которых не осталось ровным счетом ничего, кроме двух-трех фантастических легенд и нескольких десятков костей, черепков и каменных топоров со свастикой или солнечным колесом Одина…
Черный Иран — Белый Иран
В евразийской доктрине есть еще один важный пункт: противопоставление Турана Ирану, северного степного кочевничества — южной равнинной оседлости, динамизма — статике, духа — культуре. Помимо чисто психологического параметра, точно отражающего специфику “степной души”, возможно это противопоставление является результатом разбуженных шоком революции глубинных геополитических архетипов имперского всетуранского подсознания евразийцев. Иран по отношению к кругу эволюции расположен в самой южной его точке. Поскольку Север как ориентация, связанная с Гипербореей, с полюсом, является духовным позитивом, то Юг, наоборот, наделяется негативным значением. Отсюда и мифологическое и актуальное противостояние этих сакрально-географических энергий и ориентаций.
С другой стороны, можно сопоставить круг эволюции Евразии с проекцией зодиакального пояса на земной шар, исходя из логики, разъясненной в предыдущей главе. Тогда иранская точка эволюционного круга будет соответствовать точке зимнего солнцестояния, то есть точке между “знаком” (но не созвездием!) Стрельца и “знаком” Козерога. Зимнее солнцестояние — это древнейший новый год (ариев, шумеров, тюрков и т. д.). Это временной и пространственный символ —“тайное место”, “место силы”, но одновременно и “место смерти”, “место могилы”. Здесь движение солнца останавливается, замирает или, по крайней мере, так происходит в Арктике, где солнце в этот период вообще не поднимается над горизонтом. Это — символическая страна мрака и ночи. И в согласии с этим символизмом древнейшие слои иранских захоронений действительно свидетельствуют о наличии в этих регионах “черной расы”, протодравидов негроидного типа. Лишь в железном и бронзовом веках в Иран пришли белые арии — носители северной традиции.
Однако “новогоднее” местонахождение Ирана на круге эволюции Евразии может иметь в себе и сугубо позитивный (с символической точки зрения) смысл. “Место смерти” в древнейших традициях священного года являлось одновременно и “местом воскресения”, “местом смены полюсов”, резкого изменения годового хода солнца — от спуска к подъему. Поэтому полноценная туранская геополитика не может игнорировать архетипическую миссию иранских “территорий” — тем более, что в символическом смысле Иран давно уже стал “белым”, откуда и его современное название: Иран — “страна ариев”— образ и подобие древнейшего арктического гиперборейского (арьяна вэджа) региона, и в каком-то смысле, образ и подобие центра Евразии. Эти соображения показывают границы разумного противопоставления Туран — Иран, за пределами которых необходимо, напротив, провидеть перспективу нового священного союза евразийского Севера с евразийским Югом.
С другой стороны, можно сопоставить круг эволюции Евразии с проекцией зодиакального пояса на земной шар, исходя из логики, разъясненной в предыдущей главе. Тогда иранская точка эволюционного круга будет соответствовать точке зимнего солнцестояния, то есть точке между “знаком” (но не созвездием!) Стрельца и “знаком” Козерога. Зимнее солнцестояние — это древнейший новый год (ариев, шумеров, тюрков и т. д.). Это временной и пространственный символ —“тайное место”, “место силы”, но одновременно и “место смерти”, “место могилы”. Здесь движение солнца останавливается, замирает или, по крайней мере, так происходит в Арктике, где солнце в этот период вообще не поднимается над горизонтом. Это — символическая страна мрака и ночи. И в согласии с этим символизмом древнейшие слои иранских захоронений действительно свидетельствуют о наличии в этих регионах “черной расы”, протодравидов негроидного типа. Лишь в железном и бронзовом веках в Иран пришли белые арии — носители северной традиции.
Однако “новогоднее” местонахождение Ирана на круге эволюции Евразии может иметь в себе и сугубо позитивный (с символической точки зрения) смысл. “Место смерти” в древнейших традициях священного года являлось одновременно и “местом воскресения”, “местом смены полюсов”, резкого изменения годового хода солнца — от спуска к подъему. Поэтому полноценная туранская геополитика не может игнорировать архетипическую миссию иранских “территорий” — тем более, что в символическом смысле Иран давно уже стал “белым”, откуда и его современное название: Иран — “страна ариев”— образ и подобие древнейшего арктического гиперборейского (арьяна вэджа) региона, и в каком-то смысле, образ и подобие центра Евразии. Эти соображения показывают границы разумного противопоставления Туран — Иран, за пределами которых необходимо, напротив, провидеть перспективу нового священного союза евразийского Севера с евразийским Югом.
Сомкнуться с Востоком
Среди евразийцев и их предшественников, таких, как барон Унгерн — Штернберг или доктор Бадмаев, возник проект не только теоретического возрождения туранского духа в пределах Российской Империи, но и план углубления контактов с Монголией, Японией, Маньчжурией и т. д. — идея “замыкания” России на Восток, противоположный Европе край континента. Подобные планы с необходимостью означали не только стратегический и геополитический союз, но и открытие Россией метафизического Востока — древнейших учений индуизма, синтоизма, даосизма, конфуцианства, буддизма, а это, в свою очередь, означало бы перевод русского сознания из атеистически-утилитарного, узкорационалистического и давно уже духовно “застойного” контекста цивилизации Европы в живой и целостный мир восточной традиции, одухотворение России сакральными энергиями.
Такой проект, однако, не означал ни в коей мере “дехристианизацию” России. Напротив, поворот от антитрадиционного Запада, чье христианство отошло в сферу чисто внешней религиозности и светского морализаторства, к реальной традиционности Востока, не может не привести к возрождению в России истинно христианского духа, той тотальной традиции, которая некогда предопределяла и ориентировала все слои жизни нации. В диалоге с традициями Востока Православие вынуждено будет обратиться к метафизическим истокам веры, углубиться в догматику и принципы религии, а значит, оживить и реставрировать то зерно интеллектуального и посвятительного содержания традиции, которое (начиная с никонианских реформ) постоянно подвергалось намеренной дискредитации антитрадиционными силами внутри самой Церкви — рационалистами, западниками, криптокатоликами, модернистами, протестантизирующими моралистами, наконец, сомнительными “консерваторами”, под видом традиционности и исконности защищающими продукты косности и духовной нерадивости предыдущих поколений, пустую скорлупу вместо истинного огня веры.
Сегодня как никогда важно углубить евразийский миф, очистить его от сиюминутных политических деталей, вернуть ему, а точнее, вскрыть, его метафизическое измерение, его метаисторический смысл.
В настоящий момент крах советского блока однозначно являет собой победу “атлантизма”. Пути для новой атлантической колонизации полностью открыты. У современных евразийцев есть только один выход — осуществить священный альянс с теми странами и нациями Востока, которые борются за геополитическую автаркию, реставрацию традиционных ценностей против современного мира и атлантистской американской агрессии.
Туран должен начинать свое возрождение из “двойной” бездны. Но и в этом случае тот, кто знает глубину подсознания Евразии, стойкость ее имперских архетипов, могущество полюса и его отражений в традициях наций и рас, тот не может расстаться с надеждой и верой в великое пробуждение.
Такой проект, однако, не означал ни в коей мере “дехристианизацию” России. Напротив, поворот от антитрадиционного Запада, чье христианство отошло в сферу чисто внешней религиозности и светского морализаторства, к реальной традиционности Востока, не может не привести к возрождению в России истинно христианского духа, той тотальной традиции, которая некогда предопределяла и ориентировала все слои жизни нации. В диалоге с традициями Востока Православие вынуждено будет обратиться к метафизическим истокам веры, углубиться в догматику и принципы религии, а значит, оживить и реставрировать то зерно интеллектуального и посвятительного содержания традиции, которое (начиная с никонианских реформ) постоянно подвергалось намеренной дискредитации антитрадиционными силами внутри самой Церкви — рационалистами, западниками, криптокатоликами, модернистами, протестантизирующими моралистами, наконец, сомнительными “консерваторами”, под видом традиционности и исконности защищающими продукты косности и духовной нерадивости предыдущих поколений, пустую скорлупу вместо истинного огня веры.
Сегодня как никогда важно углубить евразийский миф, очистить его от сиюминутных политических деталей, вернуть ему, а точнее, вскрыть, его метафизическое измерение, его метаисторический смысл.
В настоящий момент крах советского блока однозначно являет собой победу “атлантизма”. Пути для новой атлантической колонизации полностью открыты. У современных евразийцев есть только один выход — осуществить священный альянс с теми странами и нациями Востока, которые борются за геополитическую автаркию, реставрацию традиционных ценностей против современного мира и атлантистской американской агрессии.
Туран должен начинать свое возрождение из “двойной” бездны. Но и в этом случае тот, кто знает глубину подсознания Евразии, стойкость ее имперских архетипов, могущество полюса и его отражений в традициях наций и рас, тот не может расстаться с надеждой и верой в великое пробуждение.