Из этих усложненных элементов складываются все существующие предметы, а наиболее парадигматические их комбинации составляют то, что индуизм называет «янтра», "священная идеограмма", одной из наиболее известных форм которой является традиционный алфавит и способ написания цифр.
Традиционное сознание видит символы повсюду: солнце — круг, ствол дерева — радиус, свод неба — разомкнутая дуга, полярная звезда — точка и т. д. В некотором смысле, это сознание «читает» природу как священную книгу, буквы-символы которой, однако, надо вырвать из мрака и хаоса материальных усложненных оболочек, затемняющих их абсолютную ясность и иероглифичность. [48]
Но символическое отношение распространяется и на другие сферы, нежели сфера зрительных образов. Та же логика характерна и для звукового символизма, а также для символизма запаха, вкуса, ощущения и т. д. Все частные модальности восприятия являются лишь спецификациями единства формы восприятия — манаса, для плотного мира, виджнаны — для тонкого, буддхи — для небесного мира причин и т. д. И это происхождение всех видов символизма из единого истока, полюса также является символом, но уже символом метафизическим — универсальной гармонией, которая символизирует собой абсолютное совершенство иного, запредельного принципа.
Глава VIII. КРЕСТ И СЛОГ «ОМ» В ТРИБХУВАНЕ
Для того, что полнее показать универсальность первосимвола, о котором речь шла выше, разберем несколько его форм, составляющих наиболее изначальные иероглифы Традиции.
В самом строгом смысле символ
[49]или "кельтский крест" как развитие символа
следует соотнести со средним миром (бхувас), в котором наличествуют и периферийные и полярные элементы в более или менее равновесном состоянии, тогда как в двух других мирах преобладает либо полярность (свар), либо периферийность (бхур). Эта идея позволяет нам понять содержание многих священных текстов, в которых речь идет обо всем, связанном с колесами и близкими им образами — колесницами, дисками, кругами, лабиринтами и т. д. Как правило, они относятся именно к среднему, тонкому миру и описывают его различные аспекты. Часто сюжеты колеса () связаны также с темой огня, огненности — колесница Агни, огненная колесница пророка Илии и т. д., что прекрасно согласуется с определением тонкого мира как огненного, светового, как состояния «теджаса», согласно йогической теории, "огненного состояния". Отсюда связь созвездия Большой Медведицы (часто называемой «колесницей» в древних астрономических традициях) с огненным началом в египетской, а позднее герметической астрологии. Кроме того, существует тесная связь между этим тонким уровнем и самой жизнью: яйцо Брахмы — центр колеса — называется также «дживагана», т. е. "жизненный синтез", т. к., согласно индуистской традиции, там сосредоточиваются зародыши ("пинда") индивидуальных жизней, индивидуальных душ, а само яйцо Брахмы часто носит имя золотого зародыша ("хиранья гарбха"). Здесь можно вспомнить и форму иудейского эзотеризма, называемого меркаба-гнозис, т. е., дословно, "гнозис колесницы", а также мир колес (офаним) из видения Иезекииля, а кроме того, малую и большую колесницу (хинаяна и махаяна) буддистского учения. Все эти сюжеты логически связаны между собой, и к ним же следует отнести тематику "восхождения на небеса в теле", которая также является ярким образом всепобеждающей огненной жизни в царстве атмосферы. Библейский Енох, о котором говорится, что "Бог взял его", прожил 365 лет на земле, тогда как Брахма в индуистском мифе сидел внутри яйца 365 дней. И тот и другой сюжет имеет прямое отношение к нашему символу круга или колеса, в данном случае отождествляемому с полнотой всего года или всего цикла, т. е. с полнотой всей жизни, всегда превосходящей любую из своих частей. В герметическом символизме знак относится к растительному «царству» — среднему между минеральным и животным, и его зеленый цвет есть цвет жизни по преимуществу. И сама герметическая традиция, в основном исследующая именно средний мир (атмосферу), считает своей центральной священной заповедью "Изумрудную Скрижаль" Гермеса Трисмегиста, а цвет изумруда зеленый. Сам Гермес как греческий "бог"-посланник также соотносится со средним миром, расположенном между землей людей и небом «богов»; поэтому Гермес носит имя «Психопомп», т. е. "водитель душ".
Итак, символ более всего характеризует средний мир. В этом случае мы можем представить мир неба (свар) как «свободный» (пускай и относительно) от периферии, т. е. как крест. Четыре луча, скрещиваясь, намечают точку центра, полюс, а периферия, к которой тянутся лучи, здесь отсутствуют. Этот знак креста может называться в традиции также "4 реки рая". На этом фундаментальном символе креста основываются многие догматические и ритуальные принципы христианской традиции, и сам этот символ стал священным синонимом христианства — синтезом учения об истинном бессмертии через Слово Божье. Символизм креста в христианстве очень развит. Крест, на котором был распят Спаситель, отождествляется с новым обретением Древа Жизни, параллельно тому, как Голгофа для христиан есть новообретенный рай. Там, где христианство сохранило свое метафизическое измерение (т. е. в Православии и в некоторых иных восточных церквях), наличествует, как правило, развитое, сверхисторическое и сотериологическое учение о кресте, резко контрастирующее с католической антиметафизической редукцией этого центрального христианского символа к историческому орудию позорной казни и к моралистически понятой аллегории страдания.
В индуистской традиции мир свар — это «местопребывание» буддхи (первоинтеллекта).
С другой стороны, нижний мир, мир земли по отношению к атмосфере должен, напротив, подчеркивать свою периферийность и удаленность от полюса. Можно отразить это в символе без центра. И действительно, древние традиции всегда представляли землю в виде круга или блюда, окруженного со всех сторон водой океана. Но чаще всего встречается иное развитие символа для обозначения нижнего мира. Максимальная «удаленность» от полюса может быть символически представлена как "уменьшение кривизны окружности, стремящейся стать прямой", т. к. чем больше радиальное расстояние, тем меньше кривизна. Графически можно представить это так. — Символ равнозначен символу
где подчеркивается «сезонное» деление периферии, аналогичное делению годового цикла. Выпрямление окружности при символическом увеличении длины радиуса тогда может быть изображено как
или
Так решается герметическая проблема "квадратуры круга", т. е. перехода тонкого мира (круга) к плотному, чьим наиболее распространенным символом является как раз квадрат
или. Можно сказать, что квадрат есть символ периферии по преимуществу и поэтому один из наиболее древних и универсальных иероглифов, обозначающих землю, мать-землю. Если внутри квадрата наличествует крест или эквивалентный символ полюса
то эта земля может быть отождествлена с "земным раем", в отличие от "небесного рая" или "царства небесного", символизируемого простым крестом. Если же квадрат берется сам по себе, то он относится к "совершенной периферии" и в этом случае обозначает «материю» или «субстанцию», т. е. "нижние воды", еще не получившие никакой формы. Характерно, что древнейшие иероглифы, в частности, шумерские, воду или мировой океан обозначают именно знаком, но также и
При этом звучание этих слов чаще всего содержит основную согласную «м», звук, с которым у большинства народов земли начинается слово «мать». В древнееврейском алфавите буква «м» так и пишется m, а латинское и греческое (m или m) происходит от древнейшего иероглифа воды, т. е.
Важно также обратить внимание на саму идею прямой линии как максимальной периферии, и при этом прямая видится «бесконечной», а точнее, неопределенно длинной. Такая периферийная прямая преимущественно горизонтальна. Прямая радиуса, напротив, ограничена (она, как правило, отрезок) и всегда вертикальна, по меньшей мере, относительно периферии. Отсюда частный и земной смысл символа креста (в отличие от небесного и универсального), представляющего пересечение горизонтальной периферии с вертикальным радиусом.
Итак, мы можем распределить наши производные символы по трем мирам: свар =, бхувас =, бхур = или, или, или. Рассмотрение символических комплексов, связанных с этими фундаментальными представлениями, позволит лучше понять различные аспекты традиционных учений, а также логику формирования священных алфавитов древности.
Теперь обратимся к священному в индуизме слогу "ом", [50]в котором, по утверждению Брахман, содержится синтез космического знания, «шифр» всей трибхуваны. Это слово состоит из трех букв AVM, и было бы вполне естественно, чтобы каждая из них соотносилась с одним из миров. Это соотношение таково: А-бхур, U-бхувас, а М-свар. В такой расшифровке этого символа мы начинаем с периферии и движемся к центру. Иными словами, такой порядок соответствует инициации, возврату к истоку, к полюсу. Этому представлению соответствуют и графические элементы написания слова om. Горизонтальная черта () — это мир земли, периферии. Тройная спираль «колеса» — мир атмосферы (), где развернутое в мире бхур бытие сворачивается к своему центру. И наконец, точка () обозначает мир свар — мир первоинтеллекта.
Такая инициатическая логика звуков A-U-M в слоге om отличается от триады гласных A-U-I, о которой мы говорили как об изначальной тройственности, т. к. в триаде A-U-I A — соответствует точке (центру), U (или О) — периферии (окружности), а I — радиусу или среднему миру. В этой триаде подчеркивается логика проявления, и первая гласная A соотносится с принципом, от которого постепенно удаляется бытие, а не с пределом этого удаления, являющимся «первым» (A), т. е. наиболее имманентным, наиболее близким к тому, что ищет возврата к истоку, как это происходит в инициатическом символе om. Этому соответствует и сама механика произнесения этого слога, представляющего собой «вдыхание», вбирание внутрь воздуха при произношении, что соотносится с углублением в принцип, с возвратом от проявления к непроявленности.
В иероглифе om важно также графическое отражение нахождения мира бхувас под чертой мира бхур, хотя онтологически очевидно, что именно бхувас, являющийся непосредственным принципом мира бхур, обладает совершенным превосходством по отношению к бхур и должен был бы стоять над ним. Такое иероглифическое изображение, тем не менее, не является ни случайным, ни искаженным, т. к. во многих традициях мы находим аналогичное расположение посмертного мира — мира перевоплощенных душ под землей, т. е. ниже горизонтальной плоскости. К этому относится и такое характерное выражение, как "погрузиться в Меркабу", "утонуть в Меркабе" в иудейском гнозисе, описывающее состояние инициатического погружения в тонкий мир. Здесь не следует видеть ничего «инфернального», адского в прямом смысле этого слова, т. к. речь идет о скрытости, невидимости тонкого мира, [51]который расположен за завесой материального и плотного, спрятан за ней. В этом случае расположение мира мертвых внизу, под землей также указывает на «внутренность» тонкого мира, на его расположение в глубинах материально проявленных существ, внутри их сердец. Поэтому спуститься в мир мертвых, под землю, инициатически означает погрузиться во внутренние сферы, вглубь души, которая скрыта в обыденности под множеством внешних и плотных личин, скорлуп. С этим сюжетом связаны также многочисленные предания о подземных городах, где живут бессмертные. [52]
Слог om или aum может быть рассмотрен и с точки зрения проявления. В этом случае звук A будет соответствовать небу или центру (точке), звук U — промежуточному, среднему миру (спирали), а звук M — плотному миру, периферии (горизонтальной линии). Этот обратный порядок сопоставления элементов слога om с тремя мирами во многих отношениях соответствует словам Христа в "Откровении Св. Иоанна Богослова": "Азъ есмь Альфа и Омега, начало и конец". Греческая альфа A означает начало (как и A в слоге AUM), а омега W — конец. Здесь важно проследить связь между двумя последними составляющими слога om (U и M) и названием греческой буквы W — «o-mega». Лингвистически между гласными звуками U и O существует фонетическая близость; в некоторых языках, в частности, в арабском, эти два звука вообще не различаются. Таким образом UM = ОМ, и можно сказать, что в паре альфа и омега, во втором члене может содержаться сразу две символические концепции. Это подтверждается еще и тем, что звук M в санскрите — это не столько самостоятельный согласный, сколько "нозализация гласного", а, следовательно, его иногда можно рассматривать как продолжение предыдущего звука или его завершение. Сюда же следует добавить и явный графический параллелизм между тройной спиралью среднего мира в иероглифе om и двойной спиралью прописной греческой w омеги, тогда как заглавная омега W по форме, напротив, близка к еврейском букве «мем» m. В данном случае еврейская «мем» есть иероглифический аналог горизонтальной черты (как мы показали выше), а значит, в своей сущности омега (или конец) в христианской формуле может быть рассмотрена как символический аналог двух нижних миров — земли и атмосферы, представленных в одном из возможных толкований сакрального для индусов слога om как две последние буквы и соответствующие им символически элементы графического написания и.
Теперь мы можем сопоставить развитие символа "кельтского креста" в трибхуване с соответствующим развитием символа om.
Надо помнить, однако, что, согласно логике инициации, соответствие звуков в слоге AUM будет обратным.
Таким образом мы получили ряд символов, которые являются фундаментальными для многих священных традиций и из которых прямо или косвенно развились целые инициатические учения с особой структурой ритуалов, практик, текстов и сопровождающих мифов и легенд.
В самом строгом смысле символ
Итак, символ более всего характеризует средний мир. В этом случае мы можем представить мир неба (свар) как «свободный» (пускай и относительно) от периферии, т. е. как крест. Четыре луча, скрещиваясь, намечают точку центра, полюс, а периферия, к которой тянутся лучи, здесь отсутствуют. Этот знак креста может называться в традиции также "4 реки рая". На этом фундаментальном символе креста основываются многие догматические и ритуальные принципы христианской традиции, и сам этот символ стал священным синонимом христианства — синтезом учения об истинном бессмертии через Слово Божье. Символизм креста в христианстве очень развит. Крест, на котором был распят Спаситель, отождествляется с новым обретением Древа Жизни, параллельно тому, как Голгофа для христиан есть новообретенный рай. Там, где христианство сохранило свое метафизическое измерение (т. е. в Православии и в некоторых иных восточных церквях), наличествует, как правило, развитое, сверхисторическое и сотериологическое учение о кресте, резко контрастирующее с католической антиметафизической редукцией этого центрального христианского символа к историческому орудию позорной казни и к моралистически понятой аллегории страдания.
В индуистской традиции мир свар — это «местопребывание» буддхи (первоинтеллекта).
С другой стороны, нижний мир, мир земли по отношению к атмосфере должен, напротив, подчеркивать свою периферийность и удаленность от полюса. Можно отразить это в символе без центра. И действительно, древние традиции всегда представляли землю в виде круга или блюда, окруженного со всех сторон водой океана. Но чаще всего встречается иное развитие символа для обозначения нижнего мира. Максимальная «удаленность» от полюса может быть символически представлена как "уменьшение кривизны окружности, стремящейся стать прямой", т. к. чем больше радиальное расстояние, тем меньше кривизна. Графически можно представить это так. — Символ равнозначен символу
Итак, мы можем распределить наши производные символы по трем мирам: свар =, бхувас =, бхур = или, или, или. Рассмотрение символических комплексов, связанных с этими фундаментальными представлениями, позволит лучше понять различные аспекты традиционных учений, а также логику формирования священных алфавитов древности.
Теперь обратимся к священному в индуизме слогу "ом", [50]в котором, по утверждению Брахман, содержится синтез космического знания, «шифр» всей трибхуваны. Это слово состоит из трех букв AVM, и было бы вполне естественно, чтобы каждая из них соотносилась с одним из миров. Это соотношение таково: А-бхур, U-бхувас, а М-свар. В такой расшифровке этого символа мы начинаем с периферии и движемся к центру. Иными словами, такой порядок соответствует инициации, возврату к истоку, к полюсу. Этому представлению соответствуют и графические элементы написания слова om. Горизонтальная черта () — это мир земли, периферии. Тройная спираль «колеса» — мир атмосферы (), где развернутое в мире бхур бытие сворачивается к своему центру. И наконец, точка () обозначает мир свар — мир первоинтеллекта.
Такая инициатическая логика звуков A-U-M в слоге om отличается от триады гласных A-U-I, о которой мы говорили как об изначальной тройственности, т. к. в триаде A-U-I A — соответствует точке (центру), U (или О) — периферии (окружности), а I — радиусу или среднему миру. В этой триаде подчеркивается логика проявления, и первая гласная A соотносится с принципом, от которого постепенно удаляется бытие, а не с пределом этого удаления, являющимся «первым» (A), т. е. наиболее имманентным, наиболее близким к тому, что ищет возврата к истоку, как это происходит в инициатическом символе om. Этому соответствует и сама механика произнесения этого слога, представляющего собой «вдыхание», вбирание внутрь воздуха при произношении, что соотносится с углублением в принцип, с возвратом от проявления к непроявленности.
В иероглифе om важно также графическое отражение нахождения мира бхувас под чертой мира бхур, хотя онтологически очевидно, что именно бхувас, являющийся непосредственным принципом мира бхур, обладает совершенным превосходством по отношению к бхур и должен был бы стоять над ним. Такое иероглифическое изображение, тем не менее, не является ни случайным, ни искаженным, т. к. во многих традициях мы находим аналогичное расположение посмертного мира — мира перевоплощенных душ под землей, т. е. ниже горизонтальной плоскости. К этому относится и такое характерное выражение, как "погрузиться в Меркабу", "утонуть в Меркабе" в иудейском гнозисе, описывающее состояние инициатического погружения в тонкий мир. Здесь не следует видеть ничего «инфернального», адского в прямом смысле этого слова, т. к. речь идет о скрытости, невидимости тонкого мира, [51]который расположен за завесой материального и плотного, спрятан за ней. В этом случае расположение мира мертвых внизу, под землей также указывает на «внутренность» тонкого мира, на его расположение в глубинах материально проявленных существ, внутри их сердец. Поэтому спуститься в мир мертвых, под землю, инициатически означает погрузиться во внутренние сферы, вглубь души, которая скрыта в обыденности под множеством внешних и плотных личин, скорлуп. С этим сюжетом связаны также многочисленные предания о подземных городах, где живут бессмертные. [52]
Слог om или aum может быть рассмотрен и с точки зрения проявления. В этом случае звук A будет соответствовать небу или центру (точке), звук U — промежуточному, среднему миру (спирали), а звук M — плотному миру, периферии (горизонтальной линии). Этот обратный порядок сопоставления элементов слога om с тремя мирами во многих отношениях соответствует словам Христа в "Откровении Св. Иоанна Богослова": "Азъ есмь Альфа и Омега, начало и конец". Греческая альфа A означает начало (как и A в слоге AUM), а омега W — конец. Здесь важно проследить связь между двумя последними составляющими слога om (U и M) и названием греческой буквы W — «o-mega». Лингвистически между гласными звуками U и O существует фонетическая близость; в некоторых языках, в частности, в арабском, эти два звука вообще не различаются. Таким образом UM = ОМ, и можно сказать, что в паре альфа и омега, во втором члене может содержаться сразу две символические концепции. Это подтверждается еще и тем, что звук M в санскрите — это не столько самостоятельный согласный, сколько "нозализация гласного", а, следовательно, его иногда можно рассматривать как продолжение предыдущего звука или его завершение. Сюда же следует добавить и явный графический параллелизм между тройной спиралью среднего мира в иероглифе om и двойной спиралью прописной греческой w омеги, тогда как заглавная омега W по форме, напротив, близка к еврейском букве «мем» m. В данном случае еврейская «мем» есть иероглифический аналог горизонтальной черты (как мы показали выше), а значит, в своей сущности омега (или конец) в христианской формуле может быть рассмотрена как символический аналог двух нижних миров — земли и атмосферы, представленных в одном из возможных толкований сакрального для индусов слога om как две последние буквы и соответствующие им символически элементы графического написания и.
Теперь мы можем сопоставить развитие символа "кельтского креста" в трибхуване с соответствующим развитием символа om.
Надо помнить, однако, что, согласно логике инициации, соответствие звуков в слоге AUM будет обратным.
Таким образом мы получили ряд символов, которые являются фундаментальными для многих священных традиций и из которых прямо или косвенно развились целые инициатические учения с особой структурой ритуалов, практик, текстов и сопровождающих мифов и легенд.
Глава IX. КОСМИЧЕСКИЕ ЦИКЛЫ
Символ окружности, радиуса и центра, который мы определили как центральный по отношению ко всему традиционному символическому комплексу, может быть применен и к довольно узкой области метафизики, каковой является область циклов проявления.
[53]Циклы сами по себе относятся исключительно к двум низшим мирам проявленности, подверженным в той или иной степени модусу длительности. В высших же сферах, начиная с духовного «причинного» неба (свар), о цикле в полном смысле слова речи идти не может, т. к. область периферии (в рамках которой только и возможно всерьез говорить о циклах) там полностью лишена иллюзии самостоятельности, и поэтому всякое развитие осуществляется только в метафизических терминах: появление — исчезновение, без какого бы то ни было промежуточного содержания, составляющегося, собственно говоря, сущность цикла.
Цикл, в самом общем смысле, это особая форма развития или перевода возможного в действительное, проходящего в рамках длительности, т. е. последовательно и непрерывно. Циклом можно назвать, вновь возвращаясь к символу круга, внутрипериферийную перспективу существования тех онтологических модальностей, где символическое «расстояние» между полюсом окружности и самой окружностью достаточно «велико» для того, чтобы эта окружность могла бы рассматривать себя саму как нечто отдельное. Таково качество онтологических планов бхур и бхувас. Следовательно, цикличность есть качество, характеризующее эти планы с сущностной стороны.
Мы показали в предыдущей главе метафизический смысл символов
во многом предвосхитив проблематику цикличности. Здесь очень важно обратить внимание на двоякое представление о цикле — с одной стороны, как о континуальной (непрерывной) форме развития
а с другой стороны, как о дисконтинуальной (прерывной)
и. В этом отношении можно сказать, что циклы непрерывны по отношению друг к другу в рамках единого общего цикла. Но сам этот общий цикл прерывен, т. к. конечен, а следовательно, его сущностная прерывность должна как-то отражаться и на внутренних циклах. Так оно и происходит в действительности, коль скоро каждый цикл имеет конец, после которого без перерыва начинается новый цикл, подобный предыдущему, но не тождественный с ним.
Итак, цикл можно рассматривать как нечто непрерывное, и в этом случае мы должны представлять его не как окружность, а как незамкнутую спираль. Но, одновременно, он есть и нечто прерывное, и тогда нам следует отмечать точку его начала и конца. Наложение друг на друга этих двух представлений в простой фигуре окружности может быть рассмотрено и с одной и с другой точки зрения, при том условии, конечно, что мы ни на мгновение не упустим из виду, что здесь речь идет о непрерывности аналогичных проекций, чья «тень» скрывает от нас точку разрыва. Эта точка разрыва, тем не менее, часто выделяется в традиционных символах круга, что особенно очевидно в образе «оуробороса», змея, кусающего свой хвост.
Здесь место смыкания хвоста со змеиной пастью отмечает и непрерывность и прерывность, т. к. несмотря на то, что Змей кусает свой хвост, он может его выпустить, а значит, прерывность наличествует здесь в потенции.
Кроме того, следует иметь в виду две принципиальные возможности рассмотрения символа цикла. Помимо всей окружности целиком, цикл может быть обозначен и ее половиной, полуокружностью, причем оба взгляда могут относится к одному и тому же циклу, рассматриваемому с двух разных точек зрения. Этот циклический символизм в древнейших пластах Традиции чаще всего представлялся в виде образов солнца (- полная окружность) и месяца (- полуокружность). И неслучайно, на сочетании солнечного и лунного циклов построено большинство исторических календарей. При этом характерно, что внутреннее деление года — месяц — и по названию и по смыслу (лунный цикл) соответствует циклу, совпадение начала и конца которого далеко не так «очевидно», как в случае с "солнечным годом", где сезоны повторяются с поразительной наглядностью.
Лунный цикл, месяц, показывает несовпадение начала цикла с концом, точки A и W подчеркнуто не совпадают, хотя, в то же время, цикл здесь реализуется полностью — и в ритме освещенности луны, и в морских приливах и отливах, и в других более тонких явлениях. Солнечный же цикл, т. е. год, напротив, отражает замкнутость,
которая, тем не менее, не является полным повторением, т. к. помимо схожести сезонных явлений, в них всегда происходят от года к году количественные и качественные изменения.
Заметим, что цикличность характерна не только для плотного мира, о явлениях которого до сих пор шла речь, но и для тонкого психического мира. Более того, несмотря на то, что в тонком мире нет такой вещи, как время, свойственное лишь плотному уровню, там есть все же длительность и более того, так как там нет пространства и, вообще, никакого его аналога, то можно утверждать, что длительность есть преимущественный модус существования всего тонкого мира, его внутреннее качество. Длительность без пространства или его аналогов, лучше всего определить как вибрацию или ритм, и именно так чаще всего представляют атмосферу (бхувас) традиционные учения (мир вибраций, энергий, сил). В некотором смысле можно сказать, что длительность тонкого мира есть принцип земного времени, его качественное содержание, его скрытая сущность. Поэтому циклическое развитие плотного мира следует рассматривать как форму проявления тонкого мира в плотном, как сущность жизни плотного мира, как его жизнь, его одушевленность. Иными словами, самое глубинное качество циклического процесса плотного мира составляет наиболее поверхностную оболочку в мире тонком. Традиция определяет эту идею в символическом представлении всей совокупности земного цикла как некоей тонкой сущности (эона), которая, будучи эссенцией для материального, тем не менее, является субстанцией для психического. На этом основании традиционные литургические циклы представляются формой бытия неизменного и постоянного вневременного существа, существа-года, "бога"-времени, существа-длительности, чей центр, тем не менее, лежит еще глубже, совпадая не с самой длительностью, а с ее истоком, находящимся вне циклов вообще, в точке сферхформального интеллекта.
Рассмотрим теперь циклические представления индуистской традиции, наиболее подробно разбирающей эту проблему применительно к священной истории. Максимальной формой существования одного и того же сектора плотного мира, т. е. одного цикла данной космической области, индуизм считает кальпу. Это слово означает порядок. Порядок возникает из тонкого мира и поглощается им, после завершения развития. Сама кальпа может быть представлена как единый организм Вайшванары, но чаще всего она символизируется образом Праджапати (дословно санскритское "господин, породивший все" или "господин-прародитель"), парадигмой космоса. Символом кальпы является окружность, колесо или черепаший панцирь (Праджапати часто выступает в виде черепахи). Но с другой стороны, кальпа отождествляется и с полуокружностью, что подчеркивает ее качество отражения тонкого мира, ее зависимость от непосредственной причины. Лунный знак полуокружности и предопределяет ее деление на 14 подциклов, называемых манвантара, поскольку полный лунный цикл из 28 дней при делении на 2 дает 14 дней. В этом делении кальпы на 14 манвантар подчеркивается несовпадение начала с концом. Если вся кальпа — это Праджапати, то каждая из 14 манвантар — это Ману, т. е. дословно «человек», "сын Праджапати", или его ипостась. Манвантару индусы считают эпохой правления одного Ману, по окончании которой его сменяет следующий.
Ману — это тонкая сущность манвантары, ее душа, ее литургический эон, ее жизнь и ее смысл. Специфика того или иного Ману в его надвременном статусе определяет качественное содержание священной истории цикла, придает этому циклу одушевленность и, одновременно, чисто духовное содержание, как отблеск его собственного вечного сердца. Поэтому Ману почитался в индуизме как первый из людей, как высший из людей и, одновременно, как царь по преимуществу. Происхождение от Ману по прямой линии было для древних индусов необходимым условием королевской власти.
Сам цикл манвантары, цикл правления одного Ману, означал также время существования одного земного человечества, подобного другим, но все же отличного от них. Это человечество, несмотря на свои циклические изменения, представлялось как нечто единое, гомогенное, непрерывное, являющееся «материальным» отражением Ману, периферией окружности, проведенной вокруг этого Ману. В этой перспективе начало человечества совпадало с проявлением Ману, с созданием его образа и подобия — первочеловека исторического человечества, в отличии от самого Ману, первочеловека сверхисторического, циклического или эонического. Первочеловек исторического человечества далее развивался «независимо» и «внутрипериферийно», хотя на самом деле эта «независимость» была лишь видимой и полностью подчиненной необходимости перевести в действительность некоторые возможности проявления. В процессе «внутрипериферийного» развития исторического человечества происходит его количественное увеличение, сопровождающееся качественной инволюцией и деградацией, пока манвантарический цикл не достигает своего предела, когда старое человечество упраздняется, а на смену ему не приходит новое — как откровение следующего Ману.
Сама манвантара в свою очередь подлежит внутреннему расчленению, но уже на 4 части или юги. Эти 4 части соответствуют также 4 векам греческой традиции, о которых писал Гесиод. 4 юги, однако, не равны между собой, и их взаимоотношение отражает идею циклической деградации, символизируемой сокращением длительности каждого последующего века по отношению к предыдущему. Пропорция их деления соответствует той же формуле тетрактиса пифагорейцев, которую мы разбирали в 4 главе. Века или юги соотносятся друг с другом как 4:3:2:1, так что их сумма равна 10. Эти юги соотносятся с веками Гесиода так: первая, крита-юга или сатья-юга (т. е. "век творения или бытия"), соответствует золотому веку и длится 4/10 длительности всей манвантары; вторая юга, трета-юга, серебряный век, длится 3/10 (откуда ее название "юга 3-х частей"); третья юга, двапара-юга, медный век длится 2/10; и наконец, четвертая, кали-юга, железный век, 1/10 манвантары, названа так по имени «богини» Кали, энергии или женской ипостаси, шакти циклического «бога» Шивы. Причем в индуистской циклологии эта богиня рассматривается как негативная, разрушительная сила, растворяющая окончательно деградировавшую человеческую общность. За кали-югой одной манвантары сразу идет крита-юга следующей, при том что их разделяет «момент» прерывности, в котором обнажается принцип всего человеческого существования как такового, т. е. сам Праджапати во все своей принципиальной полноте. Это откровение запечатлевается в новом Ману, в тонкой сущности центра нового золотого века.
Цикл, в самом общем смысле, это особая форма развития или перевода возможного в действительное, проходящего в рамках длительности, т. е. последовательно и непрерывно. Циклом можно назвать, вновь возвращаясь к символу круга, внутрипериферийную перспективу существования тех онтологических модальностей, где символическое «расстояние» между полюсом окружности и самой окружностью достаточно «велико» для того, чтобы эта окружность могла бы рассматривать себя саму как нечто отдельное. Таково качество онтологических планов бхур и бхувас. Следовательно, цикличность есть качество, характеризующее эти планы с сущностной стороны.
Мы показали в предыдущей главе метафизический смысл символов
Итак, цикл можно рассматривать как нечто непрерывное, и в этом случае мы должны представлять его не как окружность, а как незамкнутую спираль. Но, одновременно, он есть и нечто прерывное, и тогда нам следует отмечать точку его начала и конца. Наложение друг на друга этих двух представлений в простой фигуре окружности может быть рассмотрено и с одной и с другой точки зрения, при том условии, конечно, что мы ни на мгновение не упустим из виду, что здесь речь идет о непрерывности аналогичных проекций, чья «тень» скрывает от нас точку разрыва. Эта точка разрыва, тем не менее, часто выделяется в традиционных символах круга, что особенно очевидно в образе «оуробороса», змея, кусающего свой хвост.
Здесь место смыкания хвоста со змеиной пастью отмечает и непрерывность и прерывность, т. к. несмотря на то, что Змей кусает свой хвост, он может его выпустить, а значит, прерывность наличествует здесь в потенции.
Кроме того, следует иметь в виду две принципиальные возможности рассмотрения символа цикла. Помимо всей окружности целиком, цикл может быть обозначен и ее половиной, полуокружностью, причем оба взгляда могут относится к одному и тому же циклу, рассматриваемому с двух разных точек зрения. Этот циклический символизм в древнейших пластах Традиции чаще всего представлялся в виде образов солнца (- полная окружность) и месяца (- полуокружность). И неслучайно, на сочетании солнечного и лунного циклов построено большинство исторических календарей. При этом характерно, что внутреннее деление года — месяц — и по названию и по смыслу (лунный цикл) соответствует циклу, совпадение начала и конца которого далеко не так «очевидно», как в случае с "солнечным годом", где сезоны повторяются с поразительной наглядностью.
Заметим, что цикличность характерна не только для плотного мира, о явлениях которого до сих пор шла речь, но и для тонкого психического мира. Более того, несмотря на то, что в тонком мире нет такой вещи, как время, свойственное лишь плотному уровню, там есть все же длительность и более того, так как там нет пространства и, вообще, никакого его аналога, то можно утверждать, что длительность есть преимущественный модус существования всего тонкого мира, его внутреннее качество. Длительность без пространства или его аналогов, лучше всего определить как вибрацию или ритм, и именно так чаще всего представляют атмосферу (бхувас) традиционные учения (мир вибраций, энергий, сил). В некотором смысле можно сказать, что длительность тонкого мира есть принцип земного времени, его качественное содержание, его скрытая сущность. Поэтому циклическое развитие плотного мира следует рассматривать как форму проявления тонкого мира в плотном, как сущность жизни плотного мира, как его жизнь, его одушевленность. Иными словами, самое глубинное качество циклического процесса плотного мира составляет наиболее поверхностную оболочку в мире тонком. Традиция определяет эту идею в символическом представлении всей совокупности земного цикла как некоей тонкой сущности (эона), которая, будучи эссенцией для материального, тем не менее, является субстанцией для психического. На этом основании традиционные литургические циклы представляются формой бытия неизменного и постоянного вневременного существа, существа-года, "бога"-времени, существа-длительности, чей центр, тем не менее, лежит еще глубже, совпадая не с самой длительностью, а с ее истоком, находящимся вне циклов вообще, в точке сферхформального интеллекта.
Рассмотрим теперь циклические представления индуистской традиции, наиболее подробно разбирающей эту проблему применительно к священной истории. Максимальной формой существования одного и того же сектора плотного мира, т. е. одного цикла данной космической области, индуизм считает кальпу. Это слово означает порядок. Порядок возникает из тонкого мира и поглощается им, после завершения развития. Сама кальпа может быть представлена как единый организм Вайшванары, но чаще всего она символизируется образом Праджапати (дословно санскритское "господин, породивший все" или "господин-прародитель"), парадигмой космоса. Символом кальпы является окружность, колесо или черепаший панцирь (Праджапати часто выступает в виде черепахи). Но с другой стороны, кальпа отождествляется и с полуокружностью, что подчеркивает ее качество отражения тонкого мира, ее зависимость от непосредственной причины. Лунный знак полуокружности и предопределяет ее деление на 14 подциклов, называемых манвантара, поскольку полный лунный цикл из 28 дней при делении на 2 дает 14 дней. В этом делении кальпы на 14 манвантар подчеркивается несовпадение начала с концом. Если вся кальпа — это Праджапати, то каждая из 14 манвантар — это Ману, т. е. дословно «человек», "сын Праджапати", или его ипостась. Манвантару индусы считают эпохой правления одного Ману, по окончании которой его сменяет следующий.
Ману — это тонкая сущность манвантары, ее душа, ее литургический эон, ее жизнь и ее смысл. Специфика того или иного Ману в его надвременном статусе определяет качественное содержание священной истории цикла, придает этому циклу одушевленность и, одновременно, чисто духовное содержание, как отблеск его собственного вечного сердца. Поэтому Ману почитался в индуизме как первый из людей, как высший из людей и, одновременно, как царь по преимуществу. Происхождение от Ману по прямой линии было для древних индусов необходимым условием королевской власти.
Сам цикл манвантары, цикл правления одного Ману, означал также время существования одного земного человечества, подобного другим, но все же отличного от них. Это человечество, несмотря на свои циклические изменения, представлялось как нечто единое, гомогенное, непрерывное, являющееся «материальным» отражением Ману, периферией окружности, проведенной вокруг этого Ману. В этой перспективе начало человечества совпадало с проявлением Ману, с созданием его образа и подобия — первочеловека исторического человечества, в отличии от самого Ману, первочеловека сверхисторического, циклического или эонического. Первочеловек исторического человечества далее развивался «независимо» и «внутрипериферийно», хотя на самом деле эта «независимость» была лишь видимой и полностью подчиненной необходимости перевести в действительность некоторые возможности проявления. В процессе «внутрипериферийного» развития исторического человечества происходит его количественное увеличение, сопровождающееся качественной инволюцией и деградацией, пока манвантарический цикл не достигает своего предела, когда старое человечество упраздняется, а на смену ему не приходит новое — как откровение следующего Ману.
Сама манвантара в свою очередь подлежит внутреннему расчленению, но уже на 4 части или юги. Эти 4 части соответствуют также 4 векам греческой традиции, о которых писал Гесиод. 4 юги, однако, не равны между собой, и их взаимоотношение отражает идею циклической деградации, символизируемой сокращением длительности каждого последующего века по отношению к предыдущему. Пропорция их деления соответствует той же формуле тетрактиса пифагорейцев, которую мы разбирали в 4 главе. Века или юги соотносятся друг с другом как 4:3:2:1, так что их сумма равна 10. Эти юги соотносятся с веками Гесиода так: первая, крита-юга или сатья-юга (т. е. "век творения или бытия"), соответствует золотому веку и длится 4/10 длительности всей манвантары; вторая юга, трета-юга, серебряный век, длится 3/10 (откуда ее название "юга 3-х частей"); третья юга, двапара-юга, медный век длится 2/10; и наконец, четвертая, кали-юга, железный век, 1/10 манвантары, названа так по имени «богини» Кали, энергии или женской ипостаси, шакти циклического «бога» Шивы. Причем в индуистской циклологии эта богиня рассматривается как негативная, разрушительная сила, растворяющая окончательно деградировавшую человеческую общность. За кали-югой одной манвантары сразу идет крита-юга следующей, при том что их разделяет «момент» прерывности, в котором обнажается принцип всего человеческого существования как такового, т. е. сам Праджапати во все своей принципиальной полноте. Это откровение запечатлевается в новом Ману, в тонкой сущности центра нового золотого века.