Страница:
- Евангелие от Матфея.
- А вы читаете его Тамазу?
- Тамазу? - опешила мама. - Знаешь, я не думала об этом... По-моему, рано еще...
- Анна Ивановна, одолжите мне эту книгу, верну через два дня, попросил Кукарача.
Мама молча положила перед ним Евангелие.
- Трудно, конечно, будет мне понять все, но я обращусь за помощью к вам. Вы, наверно, хорошо владеете древнегрузинским языком?
- И французским, и английским, и немецким, - прихвастнула мама.
- Когда же вы успели изучить столько языков? - удивился Кукарача.
- Эх, дорогой мой, все мы, люди всего мира, фактически говорим на одном языке, но не понимаем друг друга только потому, что не умеем прислушиваться друг к другу! - вздохнула мама.
- Нет ли у вас чего-нибудь от головной боли? - спросил вдруг Кукарача.
Мама вынесла две таблетки и полстакана воды.
- На, если боль несильная, прими одну, если очень болит - две.
Кукарача проглотил обе таблетки, поблагодарил, встал и направился к двери.
- Анна Ивановна, а можно мне рассказать об этом нашим, в милиции?
- О чем, Кукарача?
- Вот об этом самом - о душе, о заточенном в бутылке джинне, о заповедях...
- Ну, дорогой мой, Евангелие писала не я, и то, что говорила о душе, не является моей тайной, так что...
- Спасибо, Анна Ивановна!
Спустя два дня Кукарача возвратил Евангелие. Никакой помощи он у мамы не просил. Пришел, поблагодарил и ушел.
С тех пор Кукарача у нас не появлялся. При встрече на улице он ласково трепал меня по щеке и просил передать привет маме.
У Кукарачи появилось иное дело - гораздо серьезнее и сложнее, чем возня с нами.
Все, о чем будет рассказано ниже, - это события, свидетелем которых был я сам, о которых нам стало известно по просочившимся из милиции слухам и которые в свое время взбудоражили все население нашего квартала.
Трижды Кукарача вызывал Ингу в милицию, и ни разу она не явилась. Наконец лейтенант сам отправился к ней, но не застал ее дома.
- Так запросто ты ее в милицию не заманишь. Она отчаянная, - сказал Кукараче дворник Шакро.
Кукарача просунул повестку в замочную скважину и ушел.
На улице он встретил среднего роста красивую девушку с длинными каштановыми локонами. Вид у девушки был такой беспечный и довольный и сумкой размахивала она так весело, словно весь мир принадлежал ей одной.
Кукарача невольно остановился. Девушка прошла мимо, даже не взглянув на него. Кукарача повернулся и не без удовольствия стал смотреть на ладную фигуру и стройные ноги удалявшейся девушки. Она почувствовала пристальный взгляд мужчины, быстро обернулась, подбоченилась, приняв вызывающую позу.
Кукарача расхохотался.
- Чего смеетесь? - нахмурилась девушка.
- Вы Инга?
- Допустим. Ну и что?
- Не "допустим", а точно. Вы - Инга? - спросил Кукарача.
- Да, Инга. А вы кто?
- Я тот самый Кукарача, который трижды приглашал вас в милицию.
- А-а-а... Ну, и что вам угодно?
- Об этом узнаете в милиции, милая моя Инга! - Кукарача подошел к девушке.
- Думаете, вам легко удастся привести меня в милицию? - подняла брови Инга.
- Думал бы так, не стал бы тащиться по этому подъему! - признался Кукарача. - Но в милицию я вас все же приведу.
- Ну разве силой, волоком! - рассмеялась Инга.
- Подумаешь, задача! Я два финских танка приволок в свой штаб! - с улыбкой, но очень серьезно сказал Кукарача.
- Да?
- Да.
- Как?
- Завтра в девять пожалуйте ко мне в милицию. Там узнаете все. А зовут меня Георгий Тушурашвили.
- Да?
- Да.
- Кукарача звучит лучше!
- Так зовите меня Кукарачей.
- А может, пойдем ко мне? Там и поговорим... - В тоне девушки почувствовались любопытство, уважение и даже некоторый страх.
- Нет, сегодня вы устали с работы... К вам зайду в другой раз, а завтра жду вас.
- Хорошо.
- В дверях вы найдете повестку. Не обижайтесь. Я не думал встретить вас на улице. Порвите повестку, не читая.
- Хорошо.
- До свидания.
- До свидания.
Кукарача и Инга медленно разошлись.
Она не пришла ни в девять, ни в полдесятого. Чтобы скоротать время, Кукарача в который раз перечитывал извлеченную из архива паспортного стола автобиографию Инги.
"Я, Инга Амирановна Лалиашвили, родилась 19 апреля 1920 года в г. Тбилиси. Отец - Амиран Давидович Лалиашвили - скончался от порока сердца в 1926 году. Мать - Анастасия Александровна Хмаладзе-Лалиашвили скончалась в 1927 году от туберкулеза. После этого я воспитывалась в Земо-Авчальском детском доме. Здесь же окончила семилетку. В 1934 году поступила в двухгодичное провизорское училище, которое окончила с отличием в 1936 году. Работаю в аптеке No 128 на выдаче лекарств. Беспартийная. Не замужем. Проживаю в г. Тбилиси, Кобулетский подъем, No 137.
И. Л а л и а ш в и л и
27.IX.1936 г.".
Она не пришла. Кукараче стало больно и обидно, - не думал он, что девушка обманет его.
Он закрыл папку, положил ее в ящик стола, встал, надел фуражку и... в комнату вошла Инга. Кукарача с облегчением вздохнул.
- Здравствуйте, Инга! - опередил он девушку.
- Здравствуй, Кукарача! - ответила она и села, не ожидая приглашения.
- Признаться, я уже не надеялся, что ты придешь.
Инга рассмеялась.
- Я пришла ровно в девять!
- Почему же ты не вошла?
- Потому, что я женщина, а у женщин принято так: она приходит на свидание до назначенного времени, прячется где-нибудь в укромном месте и наблюдает за ним. И появляется лишь тогда, когда почувствует, что у него лопнула нить терпения... Я стояла за ивой и наблюдала за тобой через окно. И вот появилась тогда, когда ты уже собрался уходить. Вот и все! закончила Инга со смехом.
- Быть может, все это очень остроумно и весело, когда дело касается любви, - сказал Кукарача.
Инга смутилась.
- Зачем ты вызвал меня? - спросила она холодно и положила свою сумку перед Кукарачей.
- С чего начать? С двух танков или... - Кукарача отложил сумку в сторону.
- О твоих танках знает весь город. Начни с дела! - ответила Инга, убрала сумку со стола и положила ее себе на колени.
Кукарача достал заявление соседей Инги, отогнул конец листа с подписями, оторвал его, спрятал в ящик и протянул заявление Инге.
- Вот. Прочти, пожалуйста!
Кукарача не сводил глаз с девушки. Она сперва заерзала на стуле, затем лицо ее пошло красными пятнами, руки задрожали, глаза наполнились слезами. Вдруг она разорвала заявление пополам и бросила клочки на стол.
- Документы рвать нельзя, Инга!
- Извиняюсь, - Инга проглотила слезы, - я знаю, это сочинение Каламанишвили!
Кукарача вздрогнул от удивления: Инга назвала фамилию, подписанную красным карандашом!
- Под заявлением много подписей. Почему ты думаешь, что писал именно Каламанишвили?
- Не он, а она! Каламанишвили - старая проститутка, развратница! Она отжила свой век, никому уже не нужна, вот и лопается от зависти ко мне...
- В чем же тебе завидовать? Ты любовница вора, подонка, морфиниста! прервал Ингу Кукарача.
Инга на минуту лишилась речи.
- Этот человек... - заговорила она наконец и встала, уронив при этом сумку, - этот человек, каким бы он ни был, - мой муж... А у Каламанишвили ни мужа, ни любовника, ни друзей, ни врагов... Она, эта красивая когда-то женщина, сейчас одна на всем свете, одинока... Вот почему она завидует мне... Тебе не понять этого, ты - мужчина, к тому же милиционер... А что касается похабщины, о которой говорится в заявлении, ее я только и слышала, что в притоне этой старой ведьмы. Это у нее собирались воры и картежники со всего города... Муртало ни разу не приходил ко мне пьяным и ни разу никого с собой не приводил. Он любит меня и не позволит себе ничего оскорбительного!.. - Ингу подвели нервы, губы у нее побледнели и задергались. Она как подкошенная упала на стул.
- Когда же он бывает дома? - спросил Кукарача.
Инга подозрительно сощурилась.
- Он не говорит об этом заранее.
- Конечно, бандитская повадка...
- Назови человека в городе, у кого он украл или отнял хоть копейку!
- Знаю... В нашей картотеке сказано все о твоем святом супруге: опасный рецидивист, в Грузии не промышляет, имеет четыре судимости, в том числе две за убийство, и не расстреляли его лишь потому, что ухлопал подонков вроде себя. Вот кто он есть, твой ангел!
- Плевала я на вашу картотеку! А мог бы ты преподносить своей возлюбленной каждый день по корзине красных роз?!
- Почему бы и нет? Даром, что ли, наш квартал называется Вардисубани?* - пошутил Кукарача.
_______________
* Дословно: квартал роз (груз.).
- И зимой?
- Зимой вряд ли, - признался Кукарача.
- То-то! А Муртало мог... - заметила Инга не без злорадства. - Мог бы ты посылать женщине тысячу рублей ежемесячно?
- Откуда? У меня вся зарплата - восемьсот рублей! - воскликнул Кукарача.
- А Муртало мог!.. Можешь ли ты явиться хоть с того света, чтобы поздравить любимую женщину с Новым годом и днем рождения? Не можешь! А Муртало может! - Инга говорила, все более волнуясь, не отдавая себе отчета, и Кукарача подумал: "Вот и проговорилась, дурочка!" - Можешь ли ты отвадить от меня всех мужчин квартала, сделать меня недосягаемой, чуть ли не королевой? Не можешь! А Муртало может, потому что он никого на свете не боится - ни тебя, ни твоей милиции, а ты боишься его! - Инга была на грани истерики.
- Ладно, успокойся! - произнес тихо Кукарача и добавил: - Запомни: не родился еще человек, которого бы я испугался!
- Серьезно?
- Вполне!
- Допустим. И хватит об этом!.. Что тебе нужно от меня?
- Ничего. Напиши расписку, что указанные в заявлении факты впредь не повторятся...
- Как они могут повториться, если их и не было?!
- Тогда напиши, что заявление не соответствует действительности, что все это выдумка, клевета, - предложил Кукарача.
Инга написала.
- Все? Могу идти? - спросила она.
- Пожалуйста! - ответил Кукарача и, не выдержав, тут же спросил: Скажи мне, только искренне: ты действительно любишь эту мразь или боишься его?
Инга задумалась, потом спросила:
- А ты знаешь, Кукарача, что такое любовь?
Кукарача кивнул головой.
- Скажи!
- Талант любви - самое драгоценное из всех сокровищ, дарованных богом человеку... И несчастен человек, ушедший из жизни без любви...
- Кто тебя научил этому, Кукарача? - прошептала Инга.
- Анна Ивановна...
- Кто это?
- Есть такая женщина...
- И ты испытал этот талант?
- Пока нет... А ты?
Инга не ответила. Она встала, повернулась и ушла, не попрощавшись.
Кукарача с минуту прислушивался к ее удалявшимся шагам в коридоре, потом взял разорванное заявление, достал из ящика стола оторванный его край, склеил куски гуммиарабиком, снова спрятал лист, встал, подошел к окну и распахнул его, чтобы проветрить комнату. Распахнул, да так и застыл у окна: за ивой стояла Инга и смотрела на него...
НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
ГРУЗИНСКОЙ ССР
Прошу довести до сведения всех органов милиции республики:
в ночь с 8 на 9 марта в г. Таганроге ограблен ювелирный магазин.
Похищены драгоценности стоимостью 456 325 руб. 40 коп.
Установлено: один из скрывшихся участников грабежа - грузин по
кличке "Муртало" (фамилия неизвестна). Объявлен всесоюзный
розыск. Приметы: среднего роста, коренастый, верхняя губа
рассечена, два передних зуба - золотые.
Начальник Уголовного розыска
Наркомвнудела СССР.
11 марта 1940 г.
Кукарача, как и все сотрудники милиции, получил копию этой радиограммы, хотя к участию в операции его не привлекали. Подобные дела в районе обычно возглавлял и "проворачивал" лично Сабашвили. Но эта радиограмма и начальству и подчиненным показалась несколько наивной. "Муртало не та птичка, чтобы после содеянного в чужом городе прилететь в Тбилиси, снести яйца в собственном гнезде и ждать спокойно, пока за ним пожалует милиция!" - так думали все.
Кроме Кукарачи.
В час ночи девятнадцатого апреля Кукарача вошел в комнату Инги и стал в дверях с наганом в руке.
За столом сидели двое - Муртало и Инга. Нераскупоренная бутылка шампанского застыла в руке Муртало. Он взглянул сперва на Ингу, потом на Кукарачу и опустил руку с шампанским.
- Не двигаться! - приказал Кукарача. Он, конечно, понял, что оружие у Муртало в правом кармане и потому ему нужно освободить правую руку.
- Подними бутылку выше!
Муртало повиновался.
Грянул наган Кукарачи, и из отбитого горлышка бутылки брызнуло шампанское. Кукарача переложил наган в левую руку, подошел сзади к стулу, на котором сидел Муртало, указательным пальцем поднял висевший на спинке стула пиджак и, не почувствовав в нем тяжести, повесил на место.
- Встать!
Муртало встал.
Кукарача молниеносным движением извлек из правого кармана его брюк пистолет и положил себе в карман. Потом сел к столу и поставил себе бокал.
- Можешь налить.
Муртало разлил шампанское и спросил с горькой усмешкой:
- Сесть можно?
- Конечно. Но тебе придется так долго сидеть, что на твоем месте я предпочел бы постоять...
- Шутишь? Это хорошо, когда шутит милиционер! - Муртало сел.
- Я - Кукарача.
- Знаю. Почему ты не вошел через окно?
- Чтобы ты не ушел через дверь.
- Как ты догадался, что дверь не заперта?
- Устарели твои методы, Муртало, на эту приманку мы сейчас не клюем!
- Хорошо стреляешь!
- Из нагана - пять в десятку, ножом - три в десятку, два в девятку. Интересуешься расстоянием?
Муртало поморщился.
- Что тебе нужно, зачем пришел? Знаешь ведь, в Грузии я не работаю, местные власти не беспокою... А из-за дуры подводить меня под срок не стоит. Не к лицу Муртало сидеть за ношение оружия. И потом... Не угрожаю, но ты знаешь: тюрьма имеет не только вход... - Муртало потянулся к пиджаку.
- Не надо, Муртало! - предупредил Кукарача и взвел курок нагана.
- Папиросы! - огрызнулся Муртало.
- Папиросы можно...
Муртало закурил.
- Ну, за что же выпьем? - полувсерьез, полушутя спросил Кукарача.
- За милицию! - осклабился Муртало.
- За милицию! - Кукарача осушил бокал. Никто его не поддержал.
- Говоришь, не стоит брать тебя из-за дуры? - обратился он к Муртало.
- Ей-богу, не стоит, Кукарача! - ответил тот многозначительно.
Кукарача помолчал, потом взглянул на Ингу, которая до сих пор не промолвила ни слова.
- Будьте любезны, мадам, - сказал он, - снимите серьги и кольцо... Бриллиантовые серьги и бриллиантовое кольцо... Снимите и положите на стол...
Инга зарделась.
- Загибаешь, Кукарача! - Муртало осуждающе покачал головой. - Не стоит того мое дело! Отстань от женщины, возьми бабки!
Кукарача пропустил слова Муртало мимо ушей и в свою очередь словно между прочим спросил:
- Кстати, куда ты дел остальное добро, взятое в ювелирном магазине в Таганроге?
Муртало собрался было ответить, даже рот раскрыл, но передумал. Минут пять длилось молчание. Муртало снова закурил, несколько раз затянулся, и вдруг - Кукарача не успел даже опомниться, - перегнувшись к Инге, ткнул ее в лицо папироской. Инга вскрикнула, откинув голову назад, и Кукарача ужаснулся, увидев под ее левым глазом безобразный кровоточащий ожог.
- Продала, сука?! - прошипел Муртало, и тут же сильнейший удар Кукарачи опрокинул его навзничь. Кукарача связал ему руки, потом подошел к Инге.
- Как я прозевал! - проговорил он с сожалением.
Инга достала из шкафа какой-то пластырь, приложила к ране, а Кукарача схватил за шиворот пришедшего в себя Муртало, встряхнул его, поставил на ноги и с презрением, словно плюнул, сказал:
- Гниль ты, а не человек! Твой крестный не ошибся!
Муртало затравленным волком взглянул на лейтенанта и процедил сквозь зубы:
- Припомнится тебе все, Кукарача... Кровью отольется... Не будь я Муртало!..
- Ладно, пока что моя очередь! Шагай! - И он подтолкнул Муртало к двери.
И тут случилось то, чего Кукарача не мог не то что ожидать, но даже представить себе: Инга сорвалась с места и упала перед ним на колени.
- Не губи меня, Кукарача!.. Кто мне поверит, что не я выдала его милиции?! Умоляю тебя!.. - Она припала горячими губами к руке лейтенанта. - Отпусти его!.. Будь мужчиной! Сжалься надо мной! Отпусти его, если не хочешь увидеть меня с перерезанным горлом!
- Да ты что?! Из-за кого ты унижаешься? Из-за этого подонка? Встань сейчас же!
- Нет, Кукарача! Ты не знаешь их законов! Убьют, зарежут меня! Заклинаю тебя матерью, отпусти его! Пусть уйдет из моего дома невредимым!
- Инга, о чем ты говоришь?! Я ведь не личное, я государственное дело выполняю! Как же я могу отпустить его?!
- Покончу с собой, Кукарача! Клянусь!
Кукарача понял, что Инга сейчас способна на все. Он не был железным, он был обыкновенным человеком - лейтенант милиции Георгий Тушурашвили. И человек не устоял перед горем человека. Он достал нож и разрезал узел на руках Муртало.
- Иди! - сказал Кукарача.
Муртало не сдвинулся с места.
- Иди! - повторила Инга.
Муртало пошел к двери.
- В окно! - сказал Кукарача.
Муртало вернулся и перелез через окно. Спустя несколько минут Кукарача выстрелил в окно. Распластанная на полу Инга подползла к Кукараче и, рыдая, обняла его за ноги.
- Встань!
- Что же теперь с тобой будет?!
- Ничего, авось обойдется...
Кукарача поднял Ингу, положил наган в карман и ушел, прикрыв за собой дверь.
Огни вокруг в окнах были погашены. Но Кукарача чувствовал, как в него, словно раскаленные стрелы, впивались любопытные, испуганные взоры соседей...
Кабинет Сабашвили был заперт изнутри. Кукарача понурив голову сидел на стуле. Давид, как зверь в клетке, бегал по комнате, ломая руки, натыкаясь на стены. Временами он останавливался перед лейтенантом и рычал:
- Ты что думал? Муртало - фраер вроде твоих квартальных сопляков?! На бандюгу объявлен всесоюзный розыск, а этот кретин Шерлок Холмс прет один на операцию!.. Как ты назвал операцию? "Инга и Кукарача"?! "Кукарача из Ваке"?! - Давид схватил графин с водой и почти опорожнил его. - Ты понимаешь, что это пахнет трибуналом?! Как ты смел скрыть от меня?!
- Да что я скрыл?! Откуда я знал? Пришел к женщине на день рождения, а застал там незнакомца... - пробормотал Кукарача.
- Какого еще незнакомца?! Кого ты обманываешь?! И чего тебя понесло к ней в час ночи?!
- Когда освободился, тогда и пошел...
- Зачем? Кто она тебе - друг?! Племянница?! Или ты совсем из ума выжил? Крутишь любовь с проституткой?!
- Это моя обязанность... - ответил спокойно Кукарача.
- Что - твоя обязанность?! - обезумел Сабашвили.
- Моя обязанность морально воздействовать...
- Замолчи, иначе прихлопну тебя и себя тоже!.. Впрочем, кому я предъявляю векселя! Сам во всем виноват! Разве тебе место в милиции? Мозги у тебя набекрень! Тебе бы заведовать детским садом!..
- Объяснил же тебе: случайно я нарвался на него, ну и сумел он уйти...
- А два выстрела?!
- Ну... Стрелял я, промахнулся...
- Когда стрелял?! Спустя час?!
- Ну, убей меня! Ушел, сбежал, сволочь! Что же мне теперь делать? Ну, застрелюсь я перед тобой, хочешь?..
Давид сел к столу, схватился за голову, долго молчал. Потом положил перед Кукарачей лист бумаги и ручку.
- Пиши... Озаглавь, как хочешь, - заявлением, просьбой, рапортом... Напиши, что не хочешь работать в милиции и просишь освободить...
Время шло, а Кукарача даже не дотронулся до ручки. Сабашвили понял, что в душе лейтенанта происходит борьба, страшная, сложная борьба. Он взял себя в руки, постарался унять нервное возбуждение и тихо спросил:
- Что с тобой, Георгий?
- Давид, ты знаешь - я могу и заявление написать, и уйти из милиции... Меня страшит другое... Я боюсь потерять тебя, потерять уважение к самому себе... Поэтому прошу - не гони меня сейчас... Дай возможность исправить свою ошибку... Я сумею искупить вину, хотя бы ценой собственной жизни...
Сабашвили взял трубку внутреннего телефона.
- Габо, зайди, пожалуйста, на минутку...
- Что ты собираешься делать? - спросил Кукарача.
- Собираюсь охладить тебя.
- Надолго?
- Пока не поумнеешь.
- Значит, вечное заключение? - горько улыбнулся Кукарача. - А я вот что тебе скажу: лично я считаю, что возвращение Инги к праведной жизни во сто крат важнее, чем поимка этого подонка Муртало...
- Что?! - побледнел Давид. - Значит, ты отпустил его?!
- О, господи! Сказал ведь тебе - ушел он, сбежал!
Давид собирался сказать что-то, но в это время в кабинет вошел его заместитель Габо.
- Привет!
Никто ему не ответил. Габо быстро смекнул, что происходит что-то необычное, и прикусил язык.
- Отбери у него оружие и посади в карцер! - распорядился Давид.
- Карцер занят.
- Кто там?
- Мтацминдский Апо, вор.
- Никаких Апо! Немедленно освободить карцер!
- А куда я дену Апо?
- Куда хочешь! Отпусти!
- Как?!
- В чем он провинился?
- Избил буфетчика.
- За что?
- Обсчитал его сверх меры...
- Ну и поделом ему... Отпусти!
- Куда?
- Вы что, оглохли, капитан? Говорят, вам: гоните к черту этого Апо и посадите в карцер Георгия Тушурашвили, Кукарачу. Понятно?
- Есть, товарищ майор! - вытянулся Габо.
- Вот так. Действуйте!
Сабашвили вышел из кабинета.
С того дня в жизни Кукарачи что-то изменилось, он как-то преобразился. Одни говорили, что лейтенанту сильно повезло, другие, наоборот, считали, что судьба изменила Кукараче; одни доказывали, что их участковый приобрел ангельский характер, другие, наоборот, обвиняли его в связях с самим сатаной. Одним словом, от Земмеля* до сельхозинститута и от Вере до Мтацминды имя Кукарачи склонялось на все лады.
_______________
* З е м м е л ь - так тбилисцы по сей день называют место, где
когда-то находилась частная аптека Земмеля.
- Вчера Кукарачу видели в аптеке...
- Что-то зачастил он на Кобулетский подъем...
- А Инга-то... Ломит из себя святую, словно не она, а я ходила в любовницах Муртало...
- Чует мое сердце, выпустит Муртало из них кишки...
- Одеваться-то стала хуже... Но лицо... Лицо у нее так и сияет от счастья...
- Ну, вряд ли она откажется от старого...
- А Кукарача каждый день в шесть утра уходит от нее...
- Может, они расписались?
- Ну, ты скажешь!..
Так или иначе, имена Инги и Кукарачи слились воедино...
Мы возвращались от тети Анисо, подруги детства мамы. Раньше, до переезда на новое место, мы жили в одном доме, на Анастасьевской улице. Теперь не проходило недели, чтобы мама и тетя Анисо не навестили друг друга. Приятельницы болтали весь день не переставая, а я и сын тети Анисо - мой ровесник Зураб - гоняли мяч во дворе.
Итак, мы возвращались домой... Я рассказывал маме, как мы с Дуду с закрытыми глазами прошли по перекинутой через овраг Варазисхеви водопроводной трубе. Мама слушала, слушала и вдруг громко расхохоталась:
- А знаешь, почему ты такой лгунишка?
- Почему? - искренне заинтересовался я, так как знал за собой такой грех - иногда я любил сочинять несусветную чушь.
- Когда появился ты, я была студенткой, присматривать за тобой дома было некому, и я оставляла тебя на попечение Анисо. А она, негодяйка, чтобы ты не орал, давала тебе пустую грудь. Ну а все, кто в детстве сосали пустую грудь, вырастают лгунишками. Понял?
Мы хохотали оба.
У Верийского базара мы встретили Кукарачу. С ним была красивая молодая женщина в простеньком платье. Я сразу узнал Ингу.
- Здравствуйте, Анна Ивановна, - поздоровался Кукарача с изысканной вежливостью.
- Кукарача, дорогой, здравствуй! - обрадовалась мама. - Куда ты исчез? Как ты поживаешь?
- Ничего, спасибо. Как вы? Тамаз не обижает вас? Если что - дайте мне знать, я шкуру с него спущу... - Кукарача погладил меня по голове.
- Нет, что ты, твои лекции пошли ему впрок. Вот только обманывает меня иногда.
- Что ж, Анна Ивановна, иногда мы все обманываем друг друга, оправдывал меня Кукарача и взглянул на стоявшую в стороне и неловко улыбавшуюся Ингу.
- Знакомьтесь, Анна Ивановна, это мой друг, Инга Лалиашвили.
- Ах, вот она какая, Инга? Чудная девочка! - Мама протянула руку. Смущенная Инга ответила слабым пожатием.
- А откуда вы ее знаете? - спросил удивленный Кукарача.
- Ну, милый мой, сейчас весь мир только и говорит, что о тебе и Инге! - ответила мама со смехом.
Инга густо покраснела.
- А вы тогда были правы, Анна Ивановна, ох как правы... - сказал Кукарача.
- Когда, Кукарача?
- Когда сказали мне, помните: "Из всех сокровищ, дарованных богом человеку, самое драгоценное - талант любви".
- А-а, - вспомнила мама.
- Спасибо вам, Анна Ивановна!
- Я-то при чем?
- И все же вам спасибо!
- Не за что, Кукарача...
- Ну, так до свидания!
- Дай бог вам здоровья!
Кукарача и Инга ушли. Мама проводила их взглядом.
- Красивая девушка! - сказала мама.
- Очень! - подтвердил я.
- Тоже мне знаток! - Мама легонько шлепнула меня по затылку. Потом потерла правую ладонь и проговорила про себя: - Какая у нее теплая и приятная рука...
Прошло с того дня несколько месяцев. И вот однажды во двор тети Марты ворвался бледный как полотно Зевера, замахал руками и испустил душераздирающий вопль:
- Кукарачу убили!
...Спустя десять минут весь наш квартал собрался у дома Инги.
Санитары и двое милиционеров вынесли на носилках Кукарачу. Он был без сознания. Из простреленной в двух местах груди Кукарачи еще сочилась кровь...
- Инга, - проговорил он, - кругом туман... розовый туман... Я не вижу тебя... Ух, Муртало, подло ты пришил меня, сволочь грязная... - Кукарача с сожалением покачал головой, потом поднял глаза на Ингу и протянул руку к ее лицу. Рука на миг застыла в воздухе и упала, словно отрубленная.
Без единого стона, без единого слова, - с улыбкой на лице красиво умер Кукарача - лейтенант милиции Георгий Тушурашвили.
- А вы читаете его Тамазу?
- Тамазу? - опешила мама. - Знаешь, я не думала об этом... По-моему, рано еще...
- Анна Ивановна, одолжите мне эту книгу, верну через два дня, попросил Кукарача.
Мама молча положила перед ним Евангелие.
- Трудно, конечно, будет мне понять все, но я обращусь за помощью к вам. Вы, наверно, хорошо владеете древнегрузинским языком?
- И французским, и английским, и немецким, - прихвастнула мама.
- Когда же вы успели изучить столько языков? - удивился Кукарача.
- Эх, дорогой мой, все мы, люди всего мира, фактически говорим на одном языке, но не понимаем друг друга только потому, что не умеем прислушиваться друг к другу! - вздохнула мама.
- Нет ли у вас чего-нибудь от головной боли? - спросил вдруг Кукарача.
Мама вынесла две таблетки и полстакана воды.
- На, если боль несильная, прими одну, если очень болит - две.
Кукарача проглотил обе таблетки, поблагодарил, встал и направился к двери.
- Анна Ивановна, а можно мне рассказать об этом нашим, в милиции?
- О чем, Кукарача?
- Вот об этом самом - о душе, о заточенном в бутылке джинне, о заповедях...
- Ну, дорогой мой, Евангелие писала не я, и то, что говорила о душе, не является моей тайной, так что...
- Спасибо, Анна Ивановна!
Спустя два дня Кукарача возвратил Евангелие. Никакой помощи он у мамы не просил. Пришел, поблагодарил и ушел.
С тех пор Кукарача у нас не появлялся. При встрече на улице он ласково трепал меня по щеке и просил передать привет маме.
У Кукарачи появилось иное дело - гораздо серьезнее и сложнее, чем возня с нами.
Все, о чем будет рассказано ниже, - это события, свидетелем которых был я сам, о которых нам стало известно по просочившимся из милиции слухам и которые в свое время взбудоражили все население нашего квартала.
Трижды Кукарача вызывал Ингу в милицию, и ни разу она не явилась. Наконец лейтенант сам отправился к ней, но не застал ее дома.
- Так запросто ты ее в милицию не заманишь. Она отчаянная, - сказал Кукараче дворник Шакро.
Кукарача просунул повестку в замочную скважину и ушел.
На улице он встретил среднего роста красивую девушку с длинными каштановыми локонами. Вид у девушки был такой беспечный и довольный и сумкой размахивала она так весело, словно весь мир принадлежал ей одной.
Кукарача невольно остановился. Девушка прошла мимо, даже не взглянув на него. Кукарача повернулся и не без удовольствия стал смотреть на ладную фигуру и стройные ноги удалявшейся девушки. Она почувствовала пристальный взгляд мужчины, быстро обернулась, подбоченилась, приняв вызывающую позу.
Кукарача расхохотался.
- Чего смеетесь? - нахмурилась девушка.
- Вы Инга?
- Допустим. Ну и что?
- Не "допустим", а точно. Вы - Инга? - спросил Кукарача.
- Да, Инга. А вы кто?
- Я тот самый Кукарача, который трижды приглашал вас в милицию.
- А-а-а... Ну, и что вам угодно?
- Об этом узнаете в милиции, милая моя Инга! - Кукарача подошел к девушке.
- Думаете, вам легко удастся привести меня в милицию? - подняла брови Инга.
- Думал бы так, не стал бы тащиться по этому подъему! - признался Кукарача. - Но в милицию я вас все же приведу.
- Ну разве силой, волоком! - рассмеялась Инга.
- Подумаешь, задача! Я два финских танка приволок в свой штаб! - с улыбкой, но очень серьезно сказал Кукарача.
- Да?
- Да.
- Как?
- Завтра в девять пожалуйте ко мне в милицию. Там узнаете все. А зовут меня Георгий Тушурашвили.
- Да?
- Да.
- Кукарача звучит лучше!
- Так зовите меня Кукарачей.
- А может, пойдем ко мне? Там и поговорим... - В тоне девушки почувствовались любопытство, уважение и даже некоторый страх.
- Нет, сегодня вы устали с работы... К вам зайду в другой раз, а завтра жду вас.
- Хорошо.
- В дверях вы найдете повестку. Не обижайтесь. Я не думал встретить вас на улице. Порвите повестку, не читая.
- Хорошо.
- До свидания.
- До свидания.
Кукарача и Инга медленно разошлись.
Она не пришла ни в девять, ни в полдесятого. Чтобы скоротать время, Кукарача в который раз перечитывал извлеченную из архива паспортного стола автобиографию Инги.
"Я, Инга Амирановна Лалиашвили, родилась 19 апреля 1920 года в г. Тбилиси. Отец - Амиран Давидович Лалиашвили - скончался от порока сердца в 1926 году. Мать - Анастасия Александровна Хмаладзе-Лалиашвили скончалась в 1927 году от туберкулеза. После этого я воспитывалась в Земо-Авчальском детском доме. Здесь же окончила семилетку. В 1934 году поступила в двухгодичное провизорское училище, которое окончила с отличием в 1936 году. Работаю в аптеке No 128 на выдаче лекарств. Беспартийная. Не замужем. Проживаю в г. Тбилиси, Кобулетский подъем, No 137.
И. Л а л и а ш в и л и
27.IX.1936 г.".
Она не пришла. Кукараче стало больно и обидно, - не думал он, что девушка обманет его.
Он закрыл папку, положил ее в ящик стола, встал, надел фуражку и... в комнату вошла Инга. Кукарача с облегчением вздохнул.
- Здравствуйте, Инга! - опередил он девушку.
- Здравствуй, Кукарача! - ответила она и села, не ожидая приглашения.
- Признаться, я уже не надеялся, что ты придешь.
Инга рассмеялась.
- Я пришла ровно в девять!
- Почему же ты не вошла?
- Потому, что я женщина, а у женщин принято так: она приходит на свидание до назначенного времени, прячется где-нибудь в укромном месте и наблюдает за ним. И появляется лишь тогда, когда почувствует, что у него лопнула нить терпения... Я стояла за ивой и наблюдала за тобой через окно. И вот появилась тогда, когда ты уже собрался уходить. Вот и все! закончила Инга со смехом.
- Быть может, все это очень остроумно и весело, когда дело касается любви, - сказал Кукарача.
Инга смутилась.
- Зачем ты вызвал меня? - спросила она холодно и положила свою сумку перед Кукарачей.
- С чего начать? С двух танков или... - Кукарача отложил сумку в сторону.
- О твоих танках знает весь город. Начни с дела! - ответила Инга, убрала сумку со стола и положила ее себе на колени.
Кукарача достал заявление соседей Инги, отогнул конец листа с подписями, оторвал его, спрятал в ящик и протянул заявление Инге.
- Вот. Прочти, пожалуйста!
Кукарача не сводил глаз с девушки. Она сперва заерзала на стуле, затем лицо ее пошло красными пятнами, руки задрожали, глаза наполнились слезами. Вдруг она разорвала заявление пополам и бросила клочки на стол.
- Документы рвать нельзя, Инга!
- Извиняюсь, - Инга проглотила слезы, - я знаю, это сочинение Каламанишвили!
Кукарача вздрогнул от удивления: Инга назвала фамилию, подписанную красным карандашом!
- Под заявлением много подписей. Почему ты думаешь, что писал именно Каламанишвили?
- Не он, а она! Каламанишвили - старая проститутка, развратница! Она отжила свой век, никому уже не нужна, вот и лопается от зависти ко мне...
- В чем же тебе завидовать? Ты любовница вора, подонка, морфиниста! прервал Ингу Кукарача.
Инга на минуту лишилась речи.
- Этот человек... - заговорила она наконец и встала, уронив при этом сумку, - этот человек, каким бы он ни был, - мой муж... А у Каламанишвили ни мужа, ни любовника, ни друзей, ни врагов... Она, эта красивая когда-то женщина, сейчас одна на всем свете, одинока... Вот почему она завидует мне... Тебе не понять этого, ты - мужчина, к тому же милиционер... А что касается похабщины, о которой говорится в заявлении, ее я только и слышала, что в притоне этой старой ведьмы. Это у нее собирались воры и картежники со всего города... Муртало ни разу не приходил ко мне пьяным и ни разу никого с собой не приводил. Он любит меня и не позволит себе ничего оскорбительного!.. - Ингу подвели нервы, губы у нее побледнели и задергались. Она как подкошенная упала на стул.
- Когда же он бывает дома? - спросил Кукарача.
Инга подозрительно сощурилась.
- Он не говорит об этом заранее.
- Конечно, бандитская повадка...
- Назови человека в городе, у кого он украл или отнял хоть копейку!
- Знаю... В нашей картотеке сказано все о твоем святом супруге: опасный рецидивист, в Грузии не промышляет, имеет четыре судимости, в том числе две за убийство, и не расстреляли его лишь потому, что ухлопал подонков вроде себя. Вот кто он есть, твой ангел!
- Плевала я на вашу картотеку! А мог бы ты преподносить своей возлюбленной каждый день по корзине красных роз?!
- Почему бы и нет? Даром, что ли, наш квартал называется Вардисубани?* - пошутил Кукарача.
_______________
* Дословно: квартал роз (груз.).
- И зимой?
- Зимой вряд ли, - признался Кукарача.
- То-то! А Муртало мог... - заметила Инга не без злорадства. - Мог бы ты посылать женщине тысячу рублей ежемесячно?
- Откуда? У меня вся зарплата - восемьсот рублей! - воскликнул Кукарача.
- А Муртало мог!.. Можешь ли ты явиться хоть с того света, чтобы поздравить любимую женщину с Новым годом и днем рождения? Не можешь! А Муртало может! - Инга говорила, все более волнуясь, не отдавая себе отчета, и Кукарача подумал: "Вот и проговорилась, дурочка!" - Можешь ли ты отвадить от меня всех мужчин квартала, сделать меня недосягаемой, чуть ли не королевой? Не можешь! А Муртало может, потому что он никого на свете не боится - ни тебя, ни твоей милиции, а ты боишься его! - Инга была на грани истерики.
- Ладно, успокойся! - произнес тихо Кукарача и добавил: - Запомни: не родился еще человек, которого бы я испугался!
- Серьезно?
- Вполне!
- Допустим. И хватит об этом!.. Что тебе нужно от меня?
- Ничего. Напиши расписку, что указанные в заявлении факты впредь не повторятся...
- Как они могут повториться, если их и не было?!
- Тогда напиши, что заявление не соответствует действительности, что все это выдумка, клевета, - предложил Кукарача.
Инга написала.
- Все? Могу идти? - спросила она.
- Пожалуйста! - ответил Кукарача и, не выдержав, тут же спросил: Скажи мне, только искренне: ты действительно любишь эту мразь или боишься его?
Инга задумалась, потом спросила:
- А ты знаешь, Кукарача, что такое любовь?
Кукарача кивнул головой.
- Скажи!
- Талант любви - самое драгоценное из всех сокровищ, дарованных богом человеку... И несчастен человек, ушедший из жизни без любви...
- Кто тебя научил этому, Кукарача? - прошептала Инга.
- Анна Ивановна...
- Кто это?
- Есть такая женщина...
- И ты испытал этот талант?
- Пока нет... А ты?
Инга не ответила. Она встала, повернулась и ушла, не попрощавшись.
Кукарача с минуту прислушивался к ее удалявшимся шагам в коридоре, потом взял разорванное заявление, достал из ящика стола оторванный его край, склеил куски гуммиарабиком, снова спрятал лист, встал, подошел к окну и распахнул его, чтобы проветрить комнату. Распахнул, да так и застыл у окна: за ивой стояла Инга и смотрела на него...
НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
ГРУЗИНСКОЙ ССР
Прошу довести до сведения всех органов милиции республики:
в ночь с 8 на 9 марта в г. Таганроге ограблен ювелирный магазин.
Похищены драгоценности стоимостью 456 325 руб. 40 коп.
Установлено: один из скрывшихся участников грабежа - грузин по
кличке "Муртало" (фамилия неизвестна). Объявлен всесоюзный
розыск. Приметы: среднего роста, коренастый, верхняя губа
рассечена, два передних зуба - золотые.
Начальник Уголовного розыска
Наркомвнудела СССР.
11 марта 1940 г.
Кукарача, как и все сотрудники милиции, получил копию этой радиограммы, хотя к участию в операции его не привлекали. Подобные дела в районе обычно возглавлял и "проворачивал" лично Сабашвили. Но эта радиограмма и начальству и подчиненным показалась несколько наивной. "Муртало не та птичка, чтобы после содеянного в чужом городе прилететь в Тбилиси, снести яйца в собственном гнезде и ждать спокойно, пока за ним пожалует милиция!" - так думали все.
Кроме Кукарачи.
В час ночи девятнадцатого апреля Кукарача вошел в комнату Инги и стал в дверях с наганом в руке.
За столом сидели двое - Муртало и Инга. Нераскупоренная бутылка шампанского застыла в руке Муртало. Он взглянул сперва на Ингу, потом на Кукарачу и опустил руку с шампанским.
- Не двигаться! - приказал Кукарача. Он, конечно, понял, что оружие у Муртало в правом кармане и потому ему нужно освободить правую руку.
- Подними бутылку выше!
Муртало повиновался.
Грянул наган Кукарачи, и из отбитого горлышка бутылки брызнуло шампанское. Кукарача переложил наган в левую руку, подошел сзади к стулу, на котором сидел Муртало, указательным пальцем поднял висевший на спинке стула пиджак и, не почувствовав в нем тяжести, повесил на место.
- Встать!
Муртало встал.
Кукарача молниеносным движением извлек из правого кармана его брюк пистолет и положил себе в карман. Потом сел к столу и поставил себе бокал.
- Можешь налить.
Муртало разлил шампанское и спросил с горькой усмешкой:
- Сесть можно?
- Конечно. Но тебе придется так долго сидеть, что на твоем месте я предпочел бы постоять...
- Шутишь? Это хорошо, когда шутит милиционер! - Муртало сел.
- Я - Кукарача.
- Знаю. Почему ты не вошел через окно?
- Чтобы ты не ушел через дверь.
- Как ты догадался, что дверь не заперта?
- Устарели твои методы, Муртало, на эту приманку мы сейчас не клюем!
- Хорошо стреляешь!
- Из нагана - пять в десятку, ножом - три в десятку, два в девятку. Интересуешься расстоянием?
Муртало поморщился.
- Что тебе нужно, зачем пришел? Знаешь ведь, в Грузии я не работаю, местные власти не беспокою... А из-за дуры подводить меня под срок не стоит. Не к лицу Муртало сидеть за ношение оружия. И потом... Не угрожаю, но ты знаешь: тюрьма имеет не только вход... - Муртало потянулся к пиджаку.
- Не надо, Муртало! - предупредил Кукарача и взвел курок нагана.
- Папиросы! - огрызнулся Муртало.
- Папиросы можно...
Муртало закурил.
- Ну, за что же выпьем? - полувсерьез, полушутя спросил Кукарача.
- За милицию! - осклабился Муртало.
- За милицию! - Кукарача осушил бокал. Никто его не поддержал.
- Говоришь, не стоит брать тебя из-за дуры? - обратился он к Муртало.
- Ей-богу, не стоит, Кукарача! - ответил тот многозначительно.
Кукарача помолчал, потом взглянул на Ингу, которая до сих пор не промолвила ни слова.
- Будьте любезны, мадам, - сказал он, - снимите серьги и кольцо... Бриллиантовые серьги и бриллиантовое кольцо... Снимите и положите на стол...
Инга зарделась.
- Загибаешь, Кукарача! - Муртало осуждающе покачал головой. - Не стоит того мое дело! Отстань от женщины, возьми бабки!
Кукарача пропустил слова Муртало мимо ушей и в свою очередь словно между прочим спросил:
- Кстати, куда ты дел остальное добро, взятое в ювелирном магазине в Таганроге?
Муртало собрался было ответить, даже рот раскрыл, но передумал. Минут пять длилось молчание. Муртало снова закурил, несколько раз затянулся, и вдруг - Кукарача не успел даже опомниться, - перегнувшись к Инге, ткнул ее в лицо папироской. Инга вскрикнула, откинув голову назад, и Кукарача ужаснулся, увидев под ее левым глазом безобразный кровоточащий ожог.
- Продала, сука?! - прошипел Муртало, и тут же сильнейший удар Кукарачи опрокинул его навзничь. Кукарача связал ему руки, потом подошел к Инге.
- Как я прозевал! - проговорил он с сожалением.
Инга достала из шкафа какой-то пластырь, приложила к ране, а Кукарача схватил за шиворот пришедшего в себя Муртало, встряхнул его, поставил на ноги и с презрением, словно плюнул, сказал:
- Гниль ты, а не человек! Твой крестный не ошибся!
Муртало затравленным волком взглянул на лейтенанта и процедил сквозь зубы:
- Припомнится тебе все, Кукарача... Кровью отольется... Не будь я Муртало!..
- Ладно, пока что моя очередь! Шагай! - И он подтолкнул Муртало к двери.
И тут случилось то, чего Кукарача не мог не то что ожидать, но даже представить себе: Инга сорвалась с места и упала перед ним на колени.
- Не губи меня, Кукарача!.. Кто мне поверит, что не я выдала его милиции?! Умоляю тебя!.. - Она припала горячими губами к руке лейтенанта. - Отпусти его!.. Будь мужчиной! Сжалься надо мной! Отпусти его, если не хочешь увидеть меня с перерезанным горлом!
- Да ты что?! Из-за кого ты унижаешься? Из-за этого подонка? Встань сейчас же!
- Нет, Кукарача! Ты не знаешь их законов! Убьют, зарежут меня! Заклинаю тебя матерью, отпусти его! Пусть уйдет из моего дома невредимым!
- Инга, о чем ты говоришь?! Я ведь не личное, я государственное дело выполняю! Как же я могу отпустить его?!
- Покончу с собой, Кукарача! Клянусь!
Кукарача понял, что Инга сейчас способна на все. Он не был железным, он был обыкновенным человеком - лейтенант милиции Георгий Тушурашвили. И человек не устоял перед горем человека. Он достал нож и разрезал узел на руках Муртало.
- Иди! - сказал Кукарача.
Муртало не сдвинулся с места.
- Иди! - повторила Инга.
Муртало пошел к двери.
- В окно! - сказал Кукарача.
Муртало вернулся и перелез через окно. Спустя несколько минут Кукарача выстрелил в окно. Распластанная на полу Инга подползла к Кукараче и, рыдая, обняла его за ноги.
- Встань!
- Что же теперь с тобой будет?!
- Ничего, авось обойдется...
Кукарача поднял Ингу, положил наган в карман и ушел, прикрыв за собой дверь.
Огни вокруг в окнах были погашены. Но Кукарача чувствовал, как в него, словно раскаленные стрелы, впивались любопытные, испуганные взоры соседей...
Кабинет Сабашвили был заперт изнутри. Кукарача понурив голову сидел на стуле. Давид, как зверь в клетке, бегал по комнате, ломая руки, натыкаясь на стены. Временами он останавливался перед лейтенантом и рычал:
- Ты что думал? Муртало - фраер вроде твоих квартальных сопляков?! На бандюгу объявлен всесоюзный розыск, а этот кретин Шерлок Холмс прет один на операцию!.. Как ты назвал операцию? "Инга и Кукарача"?! "Кукарача из Ваке"?! - Давид схватил графин с водой и почти опорожнил его. - Ты понимаешь, что это пахнет трибуналом?! Как ты смел скрыть от меня?!
- Да что я скрыл?! Откуда я знал? Пришел к женщине на день рождения, а застал там незнакомца... - пробормотал Кукарача.
- Какого еще незнакомца?! Кого ты обманываешь?! И чего тебя понесло к ней в час ночи?!
- Когда освободился, тогда и пошел...
- Зачем? Кто она тебе - друг?! Племянница?! Или ты совсем из ума выжил? Крутишь любовь с проституткой?!
- Это моя обязанность... - ответил спокойно Кукарача.
- Что - твоя обязанность?! - обезумел Сабашвили.
- Моя обязанность морально воздействовать...
- Замолчи, иначе прихлопну тебя и себя тоже!.. Впрочем, кому я предъявляю векселя! Сам во всем виноват! Разве тебе место в милиции? Мозги у тебя набекрень! Тебе бы заведовать детским садом!..
- Объяснил же тебе: случайно я нарвался на него, ну и сумел он уйти...
- А два выстрела?!
- Ну... Стрелял я, промахнулся...
- Когда стрелял?! Спустя час?!
- Ну, убей меня! Ушел, сбежал, сволочь! Что же мне теперь делать? Ну, застрелюсь я перед тобой, хочешь?..
Давид сел к столу, схватился за голову, долго молчал. Потом положил перед Кукарачей лист бумаги и ручку.
- Пиши... Озаглавь, как хочешь, - заявлением, просьбой, рапортом... Напиши, что не хочешь работать в милиции и просишь освободить...
Время шло, а Кукарача даже не дотронулся до ручки. Сабашвили понял, что в душе лейтенанта происходит борьба, страшная, сложная борьба. Он взял себя в руки, постарался унять нервное возбуждение и тихо спросил:
- Что с тобой, Георгий?
- Давид, ты знаешь - я могу и заявление написать, и уйти из милиции... Меня страшит другое... Я боюсь потерять тебя, потерять уважение к самому себе... Поэтому прошу - не гони меня сейчас... Дай возможность исправить свою ошибку... Я сумею искупить вину, хотя бы ценой собственной жизни...
Сабашвили взял трубку внутреннего телефона.
- Габо, зайди, пожалуйста, на минутку...
- Что ты собираешься делать? - спросил Кукарача.
- Собираюсь охладить тебя.
- Надолго?
- Пока не поумнеешь.
- Значит, вечное заключение? - горько улыбнулся Кукарача. - А я вот что тебе скажу: лично я считаю, что возвращение Инги к праведной жизни во сто крат важнее, чем поимка этого подонка Муртало...
- Что?! - побледнел Давид. - Значит, ты отпустил его?!
- О, господи! Сказал ведь тебе - ушел он, сбежал!
Давид собирался сказать что-то, но в это время в кабинет вошел его заместитель Габо.
- Привет!
Никто ему не ответил. Габо быстро смекнул, что происходит что-то необычное, и прикусил язык.
- Отбери у него оружие и посади в карцер! - распорядился Давид.
- Карцер занят.
- Кто там?
- Мтацминдский Апо, вор.
- Никаких Апо! Немедленно освободить карцер!
- А куда я дену Апо?
- Куда хочешь! Отпусти!
- Как?!
- В чем он провинился?
- Избил буфетчика.
- За что?
- Обсчитал его сверх меры...
- Ну и поделом ему... Отпусти!
- Куда?
- Вы что, оглохли, капитан? Говорят, вам: гоните к черту этого Апо и посадите в карцер Георгия Тушурашвили, Кукарачу. Понятно?
- Есть, товарищ майор! - вытянулся Габо.
- Вот так. Действуйте!
Сабашвили вышел из кабинета.
С того дня в жизни Кукарачи что-то изменилось, он как-то преобразился. Одни говорили, что лейтенанту сильно повезло, другие, наоборот, считали, что судьба изменила Кукараче; одни доказывали, что их участковый приобрел ангельский характер, другие, наоборот, обвиняли его в связях с самим сатаной. Одним словом, от Земмеля* до сельхозинститута и от Вере до Мтацминды имя Кукарачи склонялось на все лады.
_______________
* З е м м е л ь - так тбилисцы по сей день называют место, где
когда-то находилась частная аптека Земмеля.
- Вчера Кукарачу видели в аптеке...
- Что-то зачастил он на Кобулетский подъем...
- А Инга-то... Ломит из себя святую, словно не она, а я ходила в любовницах Муртало...
- Чует мое сердце, выпустит Муртало из них кишки...
- Одеваться-то стала хуже... Но лицо... Лицо у нее так и сияет от счастья...
- Ну, вряд ли она откажется от старого...
- А Кукарача каждый день в шесть утра уходит от нее...
- Может, они расписались?
- Ну, ты скажешь!..
Так или иначе, имена Инги и Кукарачи слились воедино...
Мы возвращались от тети Анисо, подруги детства мамы. Раньше, до переезда на новое место, мы жили в одном доме, на Анастасьевской улице. Теперь не проходило недели, чтобы мама и тетя Анисо не навестили друг друга. Приятельницы болтали весь день не переставая, а я и сын тети Анисо - мой ровесник Зураб - гоняли мяч во дворе.
Итак, мы возвращались домой... Я рассказывал маме, как мы с Дуду с закрытыми глазами прошли по перекинутой через овраг Варазисхеви водопроводной трубе. Мама слушала, слушала и вдруг громко расхохоталась:
- А знаешь, почему ты такой лгунишка?
- Почему? - искренне заинтересовался я, так как знал за собой такой грех - иногда я любил сочинять несусветную чушь.
- Когда появился ты, я была студенткой, присматривать за тобой дома было некому, и я оставляла тебя на попечение Анисо. А она, негодяйка, чтобы ты не орал, давала тебе пустую грудь. Ну а все, кто в детстве сосали пустую грудь, вырастают лгунишками. Понял?
Мы хохотали оба.
У Верийского базара мы встретили Кукарачу. С ним была красивая молодая женщина в простеньком платье. Я сразу узнал Ингу.
- Здравствуйте, Анна Ивановна, - поздоровался Кукарача с изысканной вежливостью.
- Кукарача, дорогой, здравствуй! - обрадовалась мама. - Куда ты исчез? Как ты поживаешь?
- Ничего, спасибо. Как вы? Тамаз не обижает вас? Если что - дайте мне знать, я шкуру с него спущу... - Кукарача погладил меня по голове.
- Нет, что ты, твои лекции пошли ему впрок. Вот только обманывает меня иногда.
- Что ж, Анна Ивановна, иногда мы все обманываем друг друга, оправдывал меня Кукарача и взглянул на стоявшую в стороне и неловко улыбавшуюся Ингу.
- Знакомьтесь, Анна Ивановна, это мой друг, Инга Лалиашвили.
- Ах, вот она какая, Инга? Чудная девочка! - Мама протянула руку. Смущенная Инга ответила слабым пожатием.
- А откуда вы ее знаете? - спросил удивленный Кукарача.
- Ну, милый мой, сейчас весь мир только и говорит, что о тебе и Инге! - ответила мама со смехом.
Инга густо покраснела.
- А вы тогда были правы, Анна Ивановна, ох как правы... - сказал Кукарача.
- Когда, Кукарача?
- Когда сказали мне, помните: "Из всех сокровищ, дарованных богом человеку, самое драгоценное - талант любви".
- А-а, - вспомнила мама.
- Спасибо вам, Анна Ивановна!
- Я-то при чем?
- И все же вам спасибо!
- Не за что, Кукарача...
- Ну, так до свидания!
- Дай бог вам здоровья!
Кукарача и Инга ушли. Мама проводила их взглядом.
- Красивая девушка! - сказала мама.
- Очень! - подтвердил я.
- Тоже мне знаток! - Мама легонько шлепнула меня по затылку. Потом потерла правую ладонь и проговорила про себя: - Какая у нее теплая и приятная рука...
Прошло с того дня несколько месяцев. И вот однажды во двор тети Марты ворвался бледный как полотно Зевера, замахал руками и испустил душераздирающий вопль:
- Кукарачу убили!
...Спустя десять минут весь наш квартал собрался у дома Инги.
Санитары и двое милиционеров вынесли на носилках Кукарачу. Он был без сознания. Из простреленной в двух местах груди Кукарачи еще сочилась кровь...
- Инга, - проговорил он, - кругом туман... розовый туман... Я не вижу тебя... Ух, Муртало, подло ты пришил меня, сволочь грязная... - Кукарача с сожалением покачал головой, потом поднял глаза на Ингу и протянул руку к ее лицу. Рука на миг застыла в воздухе и упала, словно отрубленная.
Без единого стона, без единого слова, - с улыбкой на лице красиво умер Кукарача - лейтенант милиции Георгий Тушурашвили.