Страница:
— Какой цвет придает вашему кольцу Раша, великий?
— Красный, — сердито ответил старик. — И притом очень яркий. Даже здесь, вдали от дворца, я могу узнать, когда она начинает колдовать. Можете представить себе мою тревогу, когда я впервые узнал, что в Араккаране есть волшебница.
— Вы же сказали, что волшебство окружает нас.
— Нет! — фыркнул шейх. — Я говорил, что нас окружают таинственные силы. Прежде мне еще не случалось узнавать о колдунах, хотя отец говорил, что с ним такое бывало. В Алакарне мое кольцо часто вспыхивает — должно быть, там найдется несколько магов, и мне известно о двух адептах, а также гениях. Даже здесь, в Араккаране, я насчитал по меньшей мере трех гениев.
Неужели хитрый старик угрожал ей? Инос не знала наверняка. Он даже не смотрел в ее сторону и потому не мог заметить ее беспокойство. Инос спросила:
— Тогда почему бы вам не собрать слова и не стать колдуном?
— Почему бы вам не стать блудницей и не разбогатеть?
Инос забормотала извинения, недовольная блеском насмешки в красных глазах Азака. По-видимому, слова Инос смягчили Элкараса или же он удовлетворился, оскорбив ее. Старик усмехнулся, солнечные лучи играли на гранях рубинов, украшавших его головной убор.
— Такое воровство — не только безнравственный поступок, но и весьма трудная задача. Краткая вспышка не позволяет точно определить местонахождение человека. К примеру, когда я говорю, что мне известно об адептах, я имею в виду всего лишь то, что в некоторых деревнях мое кольцо начинает светиться желтым блеском. С араккаранскими гениями я незнаком. Вот опять! Видели?
— Нет, великий.
Азак тоже нахмурился и покачал головой.
— Да, вспышка была едва уловимой, — подтвердил Элкарас, — но несомненно зеленой — значит, ее источник где-то далеко. Должно быть, внизу, у гавани. — И чтобы отметить находку, он налил себе еще кофе.
Указанное стариком направление было противоположным от Инос — значит, если сигнал и появился, то вызвал его другой. Инос решила, что ей не по душе этот старец и его кольцо. Оно могло представлять угрозу для Инос, если ее слово силы вдруг начнет действовать. Она начала испытывать серьезные сомнения насчет султана и его чересчур сложных интриг.
— Значит, когда вы говорили мне, что здесь я буду в безопасности, вы имели в виду всего лишь кольцо шейха?
Азак с усмешкой кивнул.
— Вероятно, я переоценил ситуацию, испытав безграничную радость, вызванную вашим благополучным прибытием, ваше величество.
Ну и ладно!
— Но это все? — повторила Инос. — Кольцо, выявляющее магию, — и больше ничего?
В какую идиотскую затею она ввязалась? Инос задумалась, удастся ли Кэйд сбежать из дворца. Возможно, она уже пересекает гавань в какой-нибудь вонючей посудине. Неужели Раше до сих пор не пришло в голову понаблюдать за кавалькадой, движущейся к северу от залива?
Или же колдунья сейчас катается по полу, хохоча над причудами наивных заговорщиков?
— А у вас не найдется волшебного зонтика, великий? — спросила Инос. — По-моему, именно он нам сейчас понадобится. Я понимаю, какую помощь ваше кольцо может оказать на базаре, во время торговли: если оно будет вспыхивать каждый раз, как только ваш собеседник открывает рот, тогда вам лучше совершить покупку где-нибудь в другом месте. Но у меня — у нас — сейчас совсем другие задачи! — Она поняла, что готова сорваться на крик, и поспешила вернуть голосу королевское достоинство. — Мы пытаемся сбежать от колдуньи. Не понимаю, чем нам может помочь ваше кольцо. Предположим, мы доберемся до гавани и попадем на корабль, а в этот миг ваше кольцо вспыхнет красным огнем. Это будет означать, что колдунья обнаружила нас, верно? И тогда все усилия пойдут прахом...
— Мы не попадем на корабль, — заявил Азак, наливая кофе из серебряного кофейника.
— Вот как?
— Это слишком очевидный путь. Нас будет очень просто отыскать.
— Но как же тогда... — Инос пришел в голову единственный другой выход, и ей сразу же расхотелось размышлять о нем.
— Конечно, на верблюдах. — Ироническая усмешка тронула уголки губ Азака. — Каждый день гавань покидает десяток кораблей — половина плывет на север, половина на юг. С другой стороны, множество караванов верблюдов, мулов и повозок уходят из Араккарана в сотне различных направлений, оставляя уйму следов. В этой паутине мы растворимся бесследно.
Азак предполагал, что Раше понадобится осматривать каждого путника в отдельности, но если он ошибался и недооценивал ее силы, тогда бегство было совершенно бесполезным. «Под лежачий камень вода не течет» — еще один из девизов Рэпа.
Элкарас негромко хохотнул.
— Я купец, мой караван уже готов в путь. Каждую весну, еще задолго до вашего рождения, дитя, я совершал ежегодное путешествие в Алакарну.
Каждую весну? Но уже близится лето.
— Почему же не зимой?
Ответом был терпеливый вздох.
— Зимой верблюды становятся опасными и неуправляемыми. — Если шейх и улыбался, то Инос этого не заметила. Его опущенная голова раздражала Инос. Но старик не смотрел не только на нее, но и на Азака.
— Именно об этой возможности и поведал мне великий, — вставил Азак, словно объясняя суть дела маленькому, не слишком смышленому ребенку.
Инос попыталась представить себе Кэйд балансирующей на головокружительной высоте верблюжьей спины и застонала.
— Сколько же продлится путешествие?
Старик пожат пухлыми плечами.
— Если бегство пройдет успешно — месяца три.
— Три месяца? — Инос ошеломленно уставилась на Азака. — Вы готовы покинуть страну на целых три месяца?
— Так мы попадем в Алакарну. — Азак явно издевался. — Караванные пути — самые краткие пути между двумя городами.
— Обычно я перехожу Агонисты через перевал Гонт, — пояснил Элкарас. — Направляюсь к северу через Срединную пустыню, заезжаю на изумрудные копи, а затем поворачиваю на юг, к предгорьям Прогнет. Иногда времени уходит больше, иногда — меньше.
— Но Хаб, конечно, находится гораздо дальше, — добавил Азак.
Они издевались над Инос, а она думала только о трех месяцах пути верхом на верблюде. Бедная Кэйд! Впрочем, путешествие по пустыне на верблюде вряд ли будет тяжелее поездки через тайгу на лошади. А Раша не найдет их в пустыне, если только не поймет, как они безумны.
— Как я уже сказал, — продолжил шейх, словно уловив ее мысли, — присутствие вашей тетушки может оказать нам помощь. Зная, что она с нами, колдунья будет менее пристально следить за верблюдами.
Зато Инос точно знала, как отнесется к ним Кэйд. Она храбро улыбнется и будет уверять, что всегда мечтала пересечь пустыню верхом на верблюде.
— Где находится Алакарна? — сдавленно спросила она и заметила удовлетворенную ухмылку Азака, словно ее невежество не было для него новостью. Шейх вновь принялся играть перстнями.
— Почти точно на запад отсюда, у моря Слез.
Значит, по другую сторону от Зарка.
— И что же там, в Алакарне?
— Ничего. Оттуда мы поплывем.
— Куда?
— В Кобл, — раздраженно ответил Азак. — Это в Империи. А затем сушей доберемся до Хаба и Четверки.
Это безумие! Три месяца на верблюдах, а затем еще столько же — в пути до Хаба? К тому времени участь Краснегара будет давно решена. Хранители воспримут жалобу Инос как исторический курьез. Возможно, чутье не подвело Кэйд, и Раша, при всех ее недостатках, — единственная надежда. Три месяца!
Но поворачивать назад было уже поздно. Будь Инос одна, она, возможно, сумела бы проскользнуть во дворец и избежать наказания, оправдываясь невинностью и глупостью молодости, но Раша наверняка придумает какую-нибудь ужасную пытку для Азака за попытку обмануть ее, да и шейх может поплатиться за свою помощь.
Бог Безумия!
Кэйд всегда обвиняла ее в упрямстве. К чему же привело ее упрямство на этот раз?
Внезапно Инос заметила, что Азак еле заметно подмигнул ей. Это было так несвойственно ему, что на мгновение Инос решила, что ошиблась. Ну разумеется! Он вновь запутывал следы. Элкарас был еще одним следом, заводящим в тупик, как и осел.
— Пожалуй, это будет любопытное путешествие, — смилостивилась Инос.
Мальчик лет шести с кожей цвета ржавчины подбежал к ним по траве. Широко раскрытыми глазами он взглянул на Азака, игнорировал Инос и упал на колени перед шейхом, склонив голову с шапкой кудрей, пламенеющих, как отполированная медь. Протянув руку, Элкарас любовно потрепал мальчика по кудрям.
— Ну что, надежда моего дома?
Мальчик выпалил ответ на едином дыхании:
— Великий-мой-отец-велел-передать-тебе-что-все-готово!
— Отлично! — Элкарас приподнял локоть, и Азак поспешил помочь ему встать. — Нам пора в путь.
Мальчик пружинисто вскочил и с благоговением уставился на рослого султана.
— Вы и вправду Убийца Львов?
Азак подбоченился и сурово взглянул на него.
— Да.
— Тогда где же ваш меч?
Стремительным, почти неуловимым движением великан схватил мальчика за рубашку и поднял его на вытянутой руке так, что их глаза оказались на одном уровне.
— Кто это посмел допрашивать меня?
— Пустите! — Мальчик перестал извиваться, поняв, что вылетит из просторной рубахи. Его голые ноги болтались в воздухе. Он вцепился в огромную руку, схватившую ее, и усмехнулся. — И долго вы сможете вот так продержать меня?
— Сколько понадобится. Много часов подряд.
— И я, когда вырасту, стану охотиться на львов! И убивать разбойников!
— Вырастешь? Будешь таким же высоким и сильным, как я?
— Еще выше и сильнее! — Но дыхание ребенка стало прерывистым и лицо покраснело.
— Вот таким? — Азак легко подсадил его вверх, на ветку дерева. Мальчик завизжал, а его дед — или, скорее всего, прадед — разразился смехом, спрашивая, что он теперь станет делать.
Инос встала, удивляясь новому, непривычно веселому Азаку. Можно ли доверять человеку, который так легко меняет роли? Насколько можно доверять шейху Элкарасу, незнакомцу, который ни разу не взглянул ей в глаза? Такая скрытность придавала ему вид человека-невидимки.
Неужели ей придется несколько месяцев провести верхом на верблюде? А может, нет? Ей оставалось только надеяться, что Азак и вправду подмигнул ей, что решил запутать след и что у него приготовлен план получше трехмесячного перехода по пустыне. Подняв голову, Инос обнаружила, что Азак усмехается, скрестив руки на груди, а на его лицо падает тень от кефи. Ветер, играющий с ветвями над его головой, отбрасывал яркие, как новенькие монетки, солнечные зайчики на фигуру Азака, в этот момент кажущуюся гораздо крупнее человеческой. Он опасен. Жесток. Безжалостен. И «честен, как джинн». Как она осмелилась довериться ему? Да он бросит ее, как только сочтет обузой, или продаст в рабство!
С ним бессмысленно тягаться.
— Вы передумали, ваше величество? — спросил негромкий голос.
Инос повернулась к старому шейху. Он был полноват, но только по сравнению с Азаком казался низкорослым. В действительности, несмотря на сутулость, он отличался не только дородностью, но и ростом. Впервые Инос увидела его глаза — красные, как петушиный гребень, окруженные мелкими морщинками, но ясные, как у ребенка. И проницательные.
Инос вскинула подбородок.
— Разумеется, нет!
Она поклялась вмешаться в политику, а политические игры требовали риска.
Но оправдан ли риск в этом случае? Такой возможности ей может больше не представиться никогда в жизни! Она совершит безумную выходку, какую можно встретить лишь в романах, — отправится с караваном в Алакарну!
Женщина королевского рода не имела права даже надеяться на такую удачу. Дрожь возбуждения прошла по ее телу до кончиков пальцев. Приключение! С тех пор как когорты Иггинги окружили ее, она не чувствовала себя свободной, но вдруг гнетущая атмосфера плена распалась, как треснувшая скорлупа. Предвкушая бегство, ее сердце радостно забилось.
Она широко усмехнулась Азаку, а его гримаса превратилась в зловещую улыбку. Этот великан улыбался так, как делал все остальное — небрежно, бесстрашно и умело. Должно быть, он испытывал то же чувство облегчения, только сильнее, чем Инос.
— Я покажу вам пустыню, Инос. — пообещал он, — и научу любить ее.
— Попробуйте!
Оба одновременно рассмеялись. Как странно!
— Тогда пойдем, — с довольной улыбкой предложил шейх. — Пора уезжать. — Он жестом пригласил Азака следовать вперед, и солнце блеснуло многоцветной радугой на его отягощенной драгоценностями руке.
3
4
Часть восьмая
1
— Красный, — сердито ответил старик. — И притом очень яркий. Даже здесь, вдали от дворца, я могу узнать, когда она начинает колдовать. Можете представить себе мою тревогу, когда я впервые узнал, что в Араккаране есть волшебница.
— Вы же сказали, что волшебство окружает нас.
— Нет! — фыркнул шейх. — Я говорил, что нас окружают таинственные силы. Прежде мне еще не случалось узнавать о колдунах, хотя отец говорил, что с ним такое бывало. В Алакарне мое кольцо часто вспыхивает — должно быть, там найдется несколько магов, и мне известно о двух адептах, а также гениях. Даже здесь, в Араккаране, я насчитал по меньшей мере трех гениев.
Неужели хитрый старик угрожал ей? Инос не знала наверняка. Он даже не смотрел в ее сторону и потому не мог заметить ее беспокойство. Инос спросила:
— Тогда почему бы вам не собрать слова и не стать колдуном?
— Почему бы вам не стать блудницей и не разбогатеть?
Инос забормотала извинения, недовольная блеском насмешки в красных глазах Азака. По-видимому, слова Инос смягчили Элкараса или же он удовлетворился, оскорбив ее. Старик усмехнулся, солнечные лучи играли на гранях рубинов, украшавших его головной убор.
— Такое воровство — не только безнравственный поступок, но и весьма трудная задача. Краткая вспышка не позволяет точно определить местонахождение человека. К примеру, когда я говорю, что мне известно об адептах, я имею в виду всего лишь то, что в некоторых деревнях мое кольцо начинает светиться желтым блеском. С араккаранскими гениями я незнаком. Вот опять! Видели?
— Нет, великий.
Азак тоже нахмурился и покачал головой.
— Да, вспышка была едва уловимой, — подтвердил Элкарас, — но несомненно зеленой — значит, ее источник где-то далеко. Должно быть, внизу, у гавани. — И чтобы отметить находку, он налил себе еще кофе.
Указанное стариком направление было противоположным от Инос — значит, если сигнал и появился, то вызвал его другой. Инос решила, что ей не по душе этот старец и его кольцо. Оно могло представлять угрозу для Инос, если ее слово силы вдруг начнет действовать. Она начала испытывать серьезные сомнения насчет султана и его чересчур сложных интриг.
— Значит, когда вы говорили мне, что здесь я буду в безопасности, вы имели в виду всего лишь кольцо шейха?
Азак с усмешкой кивнул.
— Вероятно, я переоценил ситуацию, испытав безграничную радость, вызванную вашим благополучным прибытием, ваше величество.
Ну и ладно!
— Но это все? — повторила Инос. — Кольцо, выявляющее магию, — и больше ничего?
В какую идиотскую затею она ввязалась? Инос задумалась, удастся ли Кэйд сбежать из дворца. Возможно, она уже пересекает гавань в какой-нибудь вонючей посудине. Неужели Раше до сих пор не пришло в голову понаблюдать за кавалькадой, движущейся к северу от залива?
Или же колдунья сейчас катается по полу, хохоча над причудами наивных заговорщиков?
— А у вас не найдется волшебного зонтика, великий? — спросила Инос. — По-моему, именно он нам сейчас понадобится. Я понимаю, какую помощь ваше кольцо может оказать на базаре, во время торговли: если оно будет вспыхивать каждый раз, как только ваш собеседник открывает рот, тогда вам лучше совершить покупку где-нибудь в другом месте. Но у меня — у нас — сейчас совсем другие задачи! — Она поняла, что готова сорваться на крик, и поспешила вернуть голосу королевское достоинство. — Мы пытаемся сбежать от колдуньи. Не понимаю, чем нам может помочь ваше кольцо. Предположим, мы доберемся до гавани и попадем на корабль, а в этот миг ваше кольцо вспыхнет красным огнем. Это будет означать, что колдунья обнаружила нас, верно? И тогда все усилия пойдут прахом...
— Мы не попадем на корабль, — заявил Азак, наливая кофе из серебряного кофейника.
— Вот как?
— Это слишком очевидный путь. Нас будет очень просто отыскать.
— Но как же тогда... — Инос пришел в голову единственный другой выход, и ей сразу же расхотелось размышлять о нем.
— Конечно, на верблюдах. — Ироническая усмешка тронула уголки губ Азака. — Каждый день гавань покидает десяток кораблей — половина плывет на север, половина на юг. С другой стороны, множество караванов верблюдов, мулов и повозок уходят из Араккарана в сотне различных направлений, оставляя уйму следов. В этой паутине мы растворимся бесследно.
Азак предполагал, что Раше понадобится осматривать каждого путника в отдельности, но если он ошибался и недооценивал ее силы, тогда бегство было совершенно бесполезным. «Под лежачий камень вода не течет» — еще один из девизов Рэпа.
Элкарас негромко хохотнул.
— Я купец, мой караван уже готов в путь. Каждую весну, еще задолго до вашего рождения, дитя, я совершал ежегодное путешествие в Алакарну.
Каждую весну? Но уже близится лето.
— Почему же не зимой?
Ответом был терпеливый вздох.
— Зимой верблюды становятся опасными и неуправляемыми. — Если шейх и улыбался, то Инос этого не заметила. Его опущенная голова раздражала Инос. Но старик не смотрел не только на нее, но и на Азака.
— Именно об этой возможности и поведал мне великий, — вставил Азак, словно объясняя суть дела маленькому, не слишком смышленому ребенку.
Инос попыталась представить себе Кэйд балансирующей на головокружительной высоте верблюжьей спины и застонала.
— Сколько же продлится путешествие?
Старик пожат пухлыми плечами.
— Если бегство пройдет успешно — месяца три.
— Три месяца? — Инос ошеломленно уставилась на Азака. — Вы готовы покинуть страну на целых три месяца?
— Так мы попадем в Алакарну. — Азак явно издевался. — Караванные пути — самые краткие пути между двумя городами.
— Обычно я перехожу Агонисты через перевал Гонт, — пояснил Элкарас. — Направляюсь к северу через Срединную пустыню, заезжаю на изумрудные копи, а затем поворачиваю на юг, к предгорьям Прогнет. Иногда времени уходит больше, иногда — меньше.
— Но Хаб, конечно, находится гораздо дальше, — добавил Азак.
Они издевались над Инос, а она думала только о трех месяцах пути верхом на верблюде. Бедная Кэйд! Впрочем, путешествие по пустыне на верблюде вряд ли будет тяжелее поездки через тайгу на лошади. А Раша не найдет их в пустыне, если только не поймет, как они безумны.
— Как я уже сказал, — продолжил шейх, словно уловив ее мысли, — присутствие вашей тетушки может оказать нам помощь. Зная, что она с нами, колдунья будет менее пристально следить за верблюдами.
Зато Инос точно знала, как отнесется к ним Кэйд. Она храбро улыбнется и будет уверять, что всегда мечтала пересечь пустыню верхом на верблюде.
— Где находится Алакарна? — сдавленно спросила она и заметила удовлетворенную ухмылку Азака, словно ее невежество не было для него новостью. Шейх вновь принялся играть перстнями.
— Почти точно на запад отсюда, у моря Слез.
Значит, по другую сторону от Зарка.
— И что же там, в Алакарне?
— Ничего. Оттуда мы поплывем.
— Куда?
— В Кобл, — раздраженно ответил Азак. — Это в Империи. А затем сушей доберемся до Хаба и Четверки.
Это безумие! Три месяца на верблюдах, а затем еще столько же — в пути до Хаба? К тому времени участь Краснегара будет давно решена. Хранители воспримут жалобу Инос как исторический курьез. Возможно, чутье не подвело Кэйд, и Раша, при всех ее недостатках, — единственная надежда. Три месяца!
Но поворачивать назад было уже поздно. Будь Инос одна, она, возможно, сумела бы проскользнуть во дворец и избежать наказания, оправдываясь невинностью и глупостью молодости, но Раша наверняка придумает какую-нибудь ужасную пытку для Азака за попытку обмануть ее, да и шейх может поплатиться за свою помощь.
Бог Безумия!
Кэйд всегда обвиняла ее в упрямстве. К чему же привело ее упрямство на этот раз?
Внезапно Инос заметила, что Азак еле заметно подмигнул ей. Это было так несвойственно ему, что на мгновение Инос решила, что ошиблась. Ну разумеется! Он вновь запутывал следы. Элкарас был еще одним следом, заводящим в тупик, как и осел.
— Пожалуй, это будет любопытное путешествие, — смилостивилась Инос.
Мальчик лет шести с кожей цвета ржавчины подбежал к ним по траве. Широко раскрытыми глазами он взглянул на Азака, игнорировал Инос и упал на колени перед шейхом, склонив голову с шапкой кудрей, пламенеющих, как отполированная медь. Протянув руку, Элкарас любовно потрепал мальчика по кудрям.
— Ну что, надежда моего дома?
Мальчик выпалил ответ на едином дыхании:
— Великий-мой-отец-велел-передать-тебе-что-все-готово!
— Отлично! — Элкарас приподнял локоть, и Азак поспешил помочь ему встать. — Нам пора в путь.
Мальчик пружинисто вскочил и с благоговением уставился на рослого султана.
— Вы и вправду Убийца Львов?
Азак подбоченился и сурово взглянул на него.
— Да.
— Тогда где же ваш меч?
Стремительным, почти неуловимым движением великан схватил мальчика за рубашку и поднял его на вытянутой руке так, что их глаза оказались на одном уровне.
— Кто это посмел допрашивать меня?
— Пустите! — Мальчик перестал извиваться, поняв, что вылетит из просторной рубахи. Его голые ноги болтались в воздухе. Он вцепился в огромную руку, схватившую ее, и усмехнулся. — И долго вы сможете вот так продержать меня?
— Сколько понадобится. Много часов подряд.
— И я, когда вырасту, стану охотиться на львов! И убивать разбойников!
— Вырастешь? Будешь таким же высоким и сильным, как я?
— Еще выше и сильнее! — Но дыхание ребенка стало прерывистым и лицо покраснело.
— Вот таким? — Азак легко подсадил его вверх, на ветку дерева. Мальчик завизжал, а его дед — или, скорее всего, прадед — разразился смехом, спрашивая, что он теперь станет делать.
Инос встала, удивляясь новому, непривычно веселому Азаку. Можно ли доверять человеку, который так легко меняет роли? Насколько можно доверять шейху Элкарасу, незнакомцу, который ни разу не взглянул ей в глаза? Такая скрытность придавала ему вид человека-невидимки.
Неужели ей придется несколько месяцев провести верхом на верблюде? А может, нет? Ей оставалось только надеяться, что Азак и вправду подмигнул ей, что решил запутать след и что у него приготовлен план получше трехмесячного перехода по пустыне. Подняв голову, Инос обнаружила, что Азак усмехается, скрестив руки на груди, а на его лицо падает тень от кефи. Ветер, играющий с ветвями над его головой, отбрасывал яркие, как новенькие монетки, солнечные зайчики на фигуру Азака, в этот момент кажущуюся гораздо крупнее человеческой. Он опасен. Жесток. Безжалостен. И «честен, как джинн». Как она осмелилась довериться ему? Да он бросит ее, как только сочтет обузой, или продаст в рабство!
С ним бессмысленно тягаться.
— Вы передумали, ваше величество? — спросил негромкий голос.
Инос повернулась к старому шейху. Он был полноват, но только по сравнению с Азаком казался низкорослым. В действительности, несмотря на сутулость, он отличался не только дородностью, но и ростом. Впервые Инос увидела его глаза — красные, как петушиный гребень, окруженные мелкими морщинками, но ясные, как у ребенка. И проницательные.
Инос вскинула подбородок.
— Разумеется, нет!
Она поклялась вмешаться в политику, а политические игры требовали риска.
Но оправдан ли риск в этом случае? Такой возможности ей может больше не представиться никогда в жизни! Она совершит безумную выходку, какую можно встретить лишь в романах, — отправится с караваном в Алакарну!
Женщина королевского рода не имела права даже надеяться на такую удачу. Дрожь возбуждения прошла по ее телу до кончиков пальцев. Приключение! С тех пор как когорты Иггинги окружили ее, она не чувствовала себя свободной, но вдруг гнетущая атмосфера плена распалась, как треснувшая скорлупа. Предвкушая бегство, ее сердце радостно забилось.
Она широко усмехнулась Азаку, а его гримаса превратилась в зловещую улыбку. Этот великан улыбался так, как делал все остальное — небрежно, бесстрашно и умело. Должно быть, он испытывал то же чувство облегчения, только сильнее, чем Инос.
— Я покажу вам пустыню, Инос. — пообещал он, — и научу любить ее.
— Попробуйте!
Оба одновременно рассмеялись. Как странно!
— Тогда пойдем, — с довольной улыбкой предложил шейх. — Пора уезжать. — Он жестом пригласил Азака следовать вперед, и солнце блеснуло многоцветной радугой на его отягощенной драгоценностями руке.
3
Подобно обломку кораблекрушения, Рэп по-прежнему сидел на скамье, глядя на гавань Мильфлера. Он надеялся, что боль в щиколотке скоро утихнет или же у него хватит мужества сдвинуться с места. А может, он придумает что-нибудь другое. Солнце уже припекало, а между тем до полудня было еще далеко.
Рэпа мучила досадная догадка, что он упустил некий шанс на спасение.
На скамье легко могло поместиться еще семь или восемь человек, и время от времени люди приближались к ней, словно намереваясь присесть.
Но, едва взглянув на юношу с татуировками и опухшей ногой, все поспешно уходили прочь.
Равнодушие Гатмора к Рэпу как к работнику или наемнику оказалось неожиданным и вызывало тревогу. То, что Рэпа сочли достойным поединка, можно было принять за комплимент — хотя ему давно полагалось повзрослеть. Если бы он был в состоянии принять приглашение и выдержать драку, вероятно, его согласились бы взять на корабль.
Или обратить в рабство. Все знали, что джотунны торгуют рабами. Почему же на Феерии они должны поступать иначе?
«Отец, где ты теперь, когда ты мне так нужен?»
Надо как можно скорее найти способ покинуть остров. Ему не выжить в городе без Тинала или в джунглях без Маленького Цыпленка. Он размышлял, уцелела ли банда Тинала, кто из нее сейчас находится в городе, но не имел ни малейшего намерения проводить поиски у статуи Эмина. Он должен найти Инос.
Жаль только, он не умеет плавать, а теперь не может и ходить. Вот досада! Должно быть, он неудачник.
Рэп отчаянно проголодался и измучился от жажды, а солнце поджаривало его все сильнее. Он мрачно поглядывал на строй судов у причала. Ни одно из них не напоминало широкие лодки, снуюшие туда-сюда между Краснегаром и Империей. Ему хотелось подробнее рассмотреть корабли, но ясновидение отказывалось помогать ему. Голова ныла еще сильнее.
«Танцор гроз», корабль Гатмора, ему следует обходить стороной, зато стоит попытаться осмотреть все остальные суда и выяснить, где нужен лишний гребец. Возможно, его обратят в рабство, но, судя по всему, это единственный способ достичь материка. Оставшись здесь, Рэп тоже рисковал в лучшем случае стать рабом, а в худшем и более вероятном — расстаться с жизнью.
Но что ответит капитан корабля доходяге, который вползет по трапу на четвереньках и попросит нанять его гребцом?
Как ему попасть в Зарк и помочь Инос?
Ведь должен быть какой-то выход!
Рэпа мучила досадная догадка, что он упустил некий шанс на спасение.
На скамье легко могло поместиться еще семь или восемь человек, и время от времени люди приближались к ней, словно намереваясь присесть.
Но, едва взглянув на юношу с татуировками и опухшей ногой, все поспешно уходили прочь.
Равнодушие Гатмора к Рэпу как к работнику или наемнику оказалось неожиданным и вызывало тревогу. То, что Рэпа сочли достойным поединка, можно было принять за комплимент — хотя ему давно полагалось повзрослеть. Если бы он был в состоянии принять приглашение и выдержать драку, вероятно, его согласились бы взять на корабль.
Или обратить в рабство. Все знали, что джотунны торгуют рабами. Почему же на Феерии они должны поступать иначе?
«Отец, где ты теперь, когда ты мне так нужен?»
Надо как можно скорее найти способ покинуть остров. Ему не выжить в городе без Тинала или в джунглях без Маленького Цыпленка. Он размышлял, уцелела ли банда Тинала, кто из нее сейчас находится в городе, но не имел ни малейшего намерения проводить поиски у статуи Эмина. Он должен найти Инос.
Жаль только, он не умеет плавать, а теперь не может и ходить. Вот досада! Должно быть, он неудачник.
Рэп отчаянно проголодался и измучился от жажды, а солнце поджаривало его все сильнее. Он мрачно поглядывал на строй судов у причала. Ни одно из них не напоминало широкие лодки, снуюшие туда-сюда между Краснегаром и Империей. Ему хотелось подробнее рассмотреть корабли, но ясновидение отказывалось помогать ему. Голова ныла еще сильнее.
«Танцор гроз», корабль Гатмора, ему следует обходить стороной, зато стоит попытаться осмотреть все остальные суда и выяснить, где нужен лишний гребец. Возможно, его обратят в рабство, но, судя по всему, это единственный способ достичь материка. Оставшись здесь, Рэп тоже рисковал в лучшем случае стать рабом, а в худшем и более вероятном — расстаться с жизнью.
Но что ответит капитан корабля доходяге, который вползет по трапу на четвереньках и попросит нанять его гребцом?
Как ему попасть в Зарк и помочь Инос?
Ведь должен быть какой-то выход!
4
Двор был тесным и пыльным. Верблюды оказались гораздо больше, чем представлялось Кэйдолан, и она забилась в угол, опасаясь, что ее собьют с ног и растопчут прежде, чем она покинет это место. Двор, окруженный высокими каменными стенами, раскалился под солнцем; он был переполнен верблюдами. Их запах вызывал тошноту, крики были невыносимы.
Свирепого вида бородатые мужчины в просторных шуршащих халатах переводили верблюдов с места на место, навьючивали их, проклинали и били. Верблюды в ответ орали, показывая полные крупных желтых зубов пасти. Около часа назад, когда Кэйд только прибыла сюда, двор заполняли груды товаров, а теперь их разместили на спинах верблюдов, и животные стали еще огромнее. Сначала Кэйдолан с удовольствием сидела в тенистой нише и наблюдала за суетливыми приготовлениями, ибо ничего подобного еще не видела, но теперь во дворе не осталось тени и спрятаться или присесть было уже негде.
Если не считать верблюдов. Безумие! Иносолан, милая Иносолан...
Полночные гонцы, маскарады, тайные подземные ходы!
Но хотя Кэйд признавалась в этом лишь самой себе, вся эта чепуха доставляла ей удовольствие. Несомненно, за ней стоит сама Раша, но если это забавляет ее и Инос, почему бы не поиграть, какие бы мысли при этом ни возникали...
В течение целого дня обдумывая свои многочисленные вопросы, Кэйд наконец решила, что попытка заставить Иносолан выйти замуж за гоблина совершенно нелепа. Император никогда не согласится на такую мерзость. Несомненно, Хранители — образованные, цивилизованные люди, они должны знать, что гоблины — свирепые дикари. Они никогда не обрекут невинную девушку на такую участь. Сама Раша пострадала от рук мужчин. Нет, очевидно, все это были игры, шутки, которые не следовало принимать всерьез.
Внезапно за ее спиной раздался раскатистый рев. Вздрогнув, Кэйдолан обернулась и уставилась прямо в опушенные густыми ресницами глаза очень высокого верблюда со ртом, полным янтарных зубов. Чувствуя себя утлой лодчонкой, на которую надвигается галион, она бочком двинулась вдоль стены. Если животному вздумалось занять удобное место в углу двора, она не станет спорить.
Черное покрывало, в которое была закутана Кэйд, оказалось весьма удобным одеянием. Несмотря на то что в таком виде старушка чувствовала себя непривычно, на окружающих покрывало производило совсем обратное впечатление, ибо все женщины вокруг были одеты так же. Но ее ноги уже ныли от усталости, а от вони к горлу подкатывала тошнота. Кроме того, ее лицо и руки были выкрашены соком каких-то ягод. Это вызывало у Кэйдолан чувство, словно она перепачкалась в чем-то липком и теперь привлекает тучи мух. В этих насекомых Араккаран не испытывал недостатка.
— Тетушка!
Кэйд обернулась и с удивлением увидела рядом девушку — незнакомую, если не считать зеленых глаз, непривычных для...
— Инос!
Зеленые глаза блеснули.
— Боюсь, вы ошиблись. Я — госпожа Хатарк, жена Седьмого Охотника на Львов.
— Вот как? Ладно, как скажете, дорогая.
Девушка пробралась сквозь плотную толпу людей и верблюдов, с трудом находя дорогу, поскольку покрывало падало ей на лицо. По-видимому убедившись, что здесь их никто не услышит, она тихо произнесла:
— Конечно, ты по-прежнему моя тетя, но у тебя пока будет другое имя. Как прошла поездка?
Иносолан выдавали лишь глаза и голос. Она явно испытывала угрызения совести и нуждалась в успокоении.
— Она выдалась на редкость любопытной, дорогая.
— Ты всегда говорила, что мечтаешь посетить Хаб, верно?
Хаб? Маловероятно.
— Разумеется. Значит, туда мы и направимся?
Иносолан склонилась над ней.
— Мы подадим жалобу Четверке! — взволнованно прошептала она.
Кэйдолан едва расслышала ее слова сквозь рев верблюдов.
— Великолепно, дорогая.
В зеленых глазах отразилось облегчение.
— Уверена, поездка верхом на верблюдах будет весьма поучительной. Тебе же хотелось научиться ездить на верблюдах?
— Уверена, в этом случае аппетит легко удовлетворить.
— Пожалуй, да...
— Инос, — мягко произнесла Кэйдолан, — неужели ты всерьез считаешь, что ее величеству ничего не известно об этой проделке?
Ее племянница вздрогнула.
— Что ты имеешь в виду?
— Просто напоминаю, что она колдунья.
— А! — Инос с облегчением вздохнула. — Надеюсь, ты не обсуждала с ней свои планы, не виделась перед отъездом... и ничего подобного?
— Нет, дорогая. Я следовала наставлениям и совершила увлекательнейшее путешествие по нескольким дурно пахнущим подземным ходам в компании провожатых весьма грозного вида... Я просто удивлялась, как ты могла поверить, что кто-нибудь способен перехитрить султаншу Рашу, вот и все.
— Видишь ли, нам помогут. Думаю, мы сбежали... или вскоре сбежим. Мне так надоело быть пленницей! Я должна хоть что-нибудь сделать! Вернуть свое королевство!... А, вот и он!
Очень рослый мужчина вышел из-за верблюда со стороны Иносолан. В грязноватой одежде он был почти таким же неузнаваемым, как она. Огромный меч висел у него на боку.
— Тетушка, позволь представить тебе моего мужа. Он — охотник на львов. Насколько я понимаю, у охотников нет имен, только номера. Он — Седьмой Охотник на Львов.
— Уже Пятый, — буркнул Азак. — И ищу Четвертого. Похоже, у него косоглазие. — Он повернулся, вглядываясь в проходы между верблюдами и поверх голов других людей.
— Что же вы с ним сделаете, когда найдете? — тревожно спросила Кэйдолан.
Красные глаза великана зловеще уставились на нее.
— Заставлю труса сразу же поспешить к шейху Элкарасу и распластаться перед ним в пыли, признаваясь во всех просчетах и недостатках, которые он до сих пор скрывал.
В замешательстве Кэйдолан повернулась к племяннице.
— Ты сказала, это твой муж, дорогая?
Румянец проступил на щеках Иносолан, выкрашенных соком ягод.
— Разумеется, мы с ним будем делить один шатер, но я могу объяснить...
— Никто, — громко заявил султан, — еще никогда не жаловался на мой храп!
Иносолан нервозно взглянула на тетушку и хихикнула, Кэйдолан вздохнула. Какую бы нелепость ни задумали эти дети, они были убеждены, что сумеют перехитрить колдунью.
Наконец Азак издал торжествующее восклицание и зашагал сквозь толпу, расталкивая плечом низкорослых слуг.
— Все в порядке, тетя, — торопливо произнесла Инос. — В самом деле! С Азаком я в полной безопасности. Как только мы останемся с тобой вдвоем, я тебе все расскажу. И потом, он и вправду убил льва — в свой тринадцатый день рождения! Так он говорил мне.
— В этом я не сомневаюсь.
— Ты можешь мне довериться.
— Разумеется, дорогая.
— Я не забыла про восьмилетнего принца... как там его зовут? Насчет Азака я не строю никаких планов, честное слово!
— Я полностью уверена в этом, дорогая.
Очевидно, Инос до сих пор не заметила, как смотрит на нее Азак.
Свирепого вида бородатые мужчины в просторных шуршащих халатах переводили верблюдов с места на место, навьючивали их, проклинали и били. Верблюды в ответ орали, показывая полные крупных желтых зубов пасти. Около часа назад, когда Кэйд только прибыла сюда, двор заполняли груды товаров, а теперь их разместили на спинах верблюдов, и животные стали еще огромнее. Сначала Кэйдолан с удовольствием сидела в тенистой нише и наблюдала за суетливыми приготовлениями, ибо ничего подобного еще не видела, но теперь во дворе не осталось тени и спрятаться или присесть было уже негде.
Если не считать верблюдов. Безумие! Иносолан, милая Иносолан...
Полночные гонцы, маскарады, тайные подземные ходы!
Но хотя Кэйд признавалась в этом лишь самой себе, вся эта чепуха доставляла ей удовольствие. Несомненно, за ней стоит сама Раша, но если это забавляет ее и Инос, почему бы не поиграть, какие бы мысли при этом ни возникали...
В течение целого дня обдумывая свои многочисленные вопросы, Кэйд наконец решила, что попытка заставить Иносолан выйти замуж за гоблина совершенно нелепа. Император никогда не согласится на такую мерзость. Несомненно, Хранители — образованные, цивилизованные люди, они должны знать, что гоблины — свирепые дикари. Они никогда не обрекут невинную девушку на такую участь. Сама Раша пострадала от рук мужчин. Нет, очевидно, все это были игры, шутки, которые не следовало принимать всерьез.
Внезапно за ее спиной раздался раскатистый рев. Вздрогнув, Кэйдолан обернулась и уставилась прямо в опушенные густыми ресницами глаза очень высокого верблюда со ртом, полным янтарных зубов. Чувствуя себя утлой лодчонкой, на которую надвигается галион, она бочком двинулась вдоль стены. Если животному вздумалось занять удобное место в углу двора, она не станет спорить.
Черное покрывало, в которое была закутана Кэйд, оказалось весьма удобным одеянием. Несмотря на то что в таком виде старушка чувствовала себя непривычно, на окружающих покрывало производило совсем обратное впечатление, ибо все женщины вокруг были одеты так же. Но ее ноги уже ныли от усталости, а от вони к горлу подкатывала тошнота. Кроме того, ее лицо и руки были выкрашены соком каких-то ягод. Это вызывало у Кэйдолан чувство, словно она перепачкалась в чем-то липком и теперь привлекает тучи мух. В этих насекомых Араккаран не испытывал недостатка.
— Тетушка!
Кэйд обернулась и с удивлением увидела рядом девушку — незнакомую, если не считать зеленых глаз, непривычных для...
— Инос!
Зеленые глаза блеснули.
— Боюсь, вы ошиблись. Я — госпожа Хатарк, жена Седьмого Охотника на Львов.
— Вот как? Ладно, как скажете, дорогая.
Девушка пробралась сквозь плотную толпу людей и верблюдов, с трудом находя дорогу, поскольку покрывало падало ей на лицо. По-видимому убедившись, что здесь их никто не услышит, она тихо произнесла:
— Конечно, ты по-прежнему моя тетя, но у тебя пока будет другое имя. Как прошла поездка?
Иносолан выдавали лишь глаза и голос. Она явно испытывала угрызения совести и нуждалась в успокоении.
— Она выдалась на редкость любопытной, дорогая.
— Ты всегда говорила, что мечтаешь посетить Хаб, верно?
Хаб? Маловероятно.
— Разумеется. Значит, туда мы и направимся?
Иносолан склонилась над ней.
— Мы подадим жалобу Четверке! — взволнованно прошептала она.
Кэйдолан едва расслышала ее слова сквозь рев верблюдов.
— Великолепно, дорогая.
В зеленых глазах отразилось облегчение.
— Уверена, поездка верхом на верблюдах будет весьма поучительной. Тебе же хотелось научиться ездить на верблюдах?
— Уверена, в этом случае аппетит легко удовлетворить.
— Пожалуй, да...
— Инос, — мягко произнесла Кэйдолан, — неужели ты всерьез считаешь, что ее величеству ничего не известно об этой проделке?
Ее племянница вздрогнула.
— Что ты имеешь в виду?
— Просто напоминаю, что она колдунья.
— А! — Инос с облегчением вздохнула. — Надеюсь, ты не обсуждала с ней свои планы, не виделась перед отъездом... и ничего подобного?
— Нет, дорогая. Я следовала наставлениям и совершила увлекательнейшее путешествие по нескольким дурно пахнущим подземным ходам в компании провожатых весьма грозного вида... Я просто удивлялась, как ты могла поверить, что кто-нибудь способен перехитрить султаншу Рашу, вот и все.
— Видишь ли, нам помогут. Думаю, мы сбежали... или вскоре сбежим. Мне так надоело быть пленницей! Я должна хоть что-нибудь сделать! Вернуть свое королевство!... А, вот и он!
Очень рослый мужчина вышел из-за верблюда со стороны Иносолан. В грязноватой одежде он был почти таким же неузнаваемым, как она. Огромный меч висел у него на боку.
— Тетушка, позволь представить тебе моего мужа. Он — охотник на львов. Насколько я понимаю, у охотников нет имен, только номера. Он — Седьмой Охотник на Львов.
— Уже Пятый, — буркнул Азак. — И ищу Четвертого. Похоже, у него косоглазие. — Он повернулся, вглядываясь в проходы между верблюдами и поверх голов других людей.
— Что же вы с ним сделаете, когда найдете? — тревожно спросила Кэйдолан.
Красные глаза великана зловеще уставились на нее.
— Заставлю труса сразу же поспешить к шейху Элкарасу и распластаться перед ним в пыли, признаваясь во всех просчетах и недостатках, которые он до сих пор скрывал.
В замешательстве Кэйдолан повернулась к племяннице.
— Ты сказала, это твой муж, дорогая?
Румянец проступил на щеках Иносолан, выкрашенных соком ягод.
— Разумеется, мы с ним будем делить один шатер, но я могу объяснить...
— Никто, — громко заявил султан, — еще никогда не жаловался на мой храп!
Иносолан нервозно взглянула на тетушку и хихикнула, Кэйдолан вздохнула. Какую бы нелепость ни задумали эти дети, они были убеждены, что сумеют перехитрить колдунью.
Наконец Азак издал торжествующее восклицание и зашагал сквозь толпу, расталкивая плечом низкорослых слуг.
— Все в порядке, тетя, — торопливо произнесла Инос. — В самом деле! С Азаком я в полной безопасности. Как только мы останемся с тобой вдвоем, я тебе все расскажу. И потом, он и вправду убил льва — в свой тринадцатый день рождения! Так он говорил мне.
— В этом я не сомневаюсь.
— Ты можешь мне довериться.
— Разумеется, дорогая.
— Я не забыла про восьмилетнего принца... как там его зовут? Насчет Азака я не строю никаких планов, честное слово!
— Я полностью уверена в этом, дорогая.
Очевидно, Инос до сих пор не заметила, как смотрит на нее Азак.
* * *
Один лишь миг, чтоб на песок взглянуть,
Найти источник жизни и глотнуть.
Уж звезды гаснут, вскоре караван
К рассвету пустоты возобновит свой путь.
Фицджеральд. Рубай Омара Хайяма (38, 1859)
Часть восьмая
ПРИЗРАЧНЫЕ ТЕНИ
1
Рэп остолбенел. Стук копыт по мостовой насторожил его настолько, что заставил прибегнуть к помощи ясновидения. Мгновенно он обернулся, чтобы как следует взглянуть на кавалькаду, движущуюся по улице вдоль гавани. Первый всадник был, очевидно, конюхом или проводником, а четверо позади него — богатыми гостями: жирный лысый человек впереди, еще более толстая, роскошно одетая матрона позади него, а за ней — две располневшие дочери.
Они ехали верхом на гиппогрифах.
Вихрь воспоминаний вернул его на мрачный чердак в Краснегаре, в ледяную зимнюю ночь, когда обманщик Андор вкрадчивым голосом расписывал наивному юному другу прелести огромного мира. Рассказывая о визите Сагорна на Феерию, который Андор выдавал за собственный, он упомянул о езде верхом на гиппогрифе. Из всех замысловатых историй, которые Андор сплетал длинными вечерами, только этой Рэп отказался поверить. Он так любил лошадей, что мысль о подобном чудовище вызывала у него отвращение. Но очевидно, гиппогрифы действительно существовали, и теперь он видел их собственными глазами.
Они оказались великолепны. Передний гиппогриф был черным как ночь, с головой и шеей орла. Его изогнутый клюв напоминал смертоносный ятаган, взгляд золотистых глаз был свирепым. Когтистыми передними ногами он мог бы разорвать человека, а по камням мостовой они ступали бесшумно, в то время как задние копыта громко цокали по булыжнику. Громадные крылья были сложены и обнимали ноги всадников, перья на них сияли, словно полированный гагат. Второе животное было светло-серым, а три остальных — гнедыми различных оттенков.
Очарованный, Рэп прищурился, стараясь разогнать туман перед глазами. Как и лошади, гиппогрифы оказались красивыми животными, и головы хищных птиц придавали им особую прелесть. Невольно Рэп задействовал ясновидение и пригладил пышный плюмаж переднего животного. Гиппогриф ничего не заметил, а Рэп почувствовал прикосновение к жестким, но шелковистым перьям.
Но что-то в происходящем ему не нравилось.
Он закрыл глаза, но ясновидение подсказало, что и крылья, и орлиные клювы по-прежнему на месте. Кавалькада поравнялась с Рэпом, продолжая неспешное движение, словно паря над собственными чернильными тенями. Местные жители, привыкшие созерцать такое чудо, невозмутимо спешили по своим делам, но кое-кто из приезжих уставился на всадников с открытым ртом. Некоторые поспешно открывали альбомы для зарисовок.
Рэп снова открыл глаза, пребывая в смущении. Эти великолепные существа выглядели как гиппогрифы, но на них ездили верхом, как на лошадях — смирных, выезженных лошадях. Он заметил, что все они кобылы. Рэп представлял себе гиппогрифов уродливыми мутантами. Солнце играло на их перьях, животные поражали красотой и фацией. Почему же тогда он, Рэп, ощущал такую тревогу?
Кавалькада проехала мимо прежде, чем его осенило. Рэп не мог в прямом смысле слова проникать в мысли лошадей, но ухитрялся почувствовать их эмоции. Он мог подзывать к себе почти любых коней, или отсылать их прочь, или успокаивать. То же самое он проделывал с собаками и другим домашним скотом — почти с любым существом о четырех ногах. Но ощущения при этом были различными: мулов и ослов он чувствовал иначе, чем лошадей, хотя они нравились ему больше овец. Гиппогрифы не только внешне напоминали лошадей, но и мыслили, как кони.
Они ехали верхом на гиппогрифах.
Вихрь воспоминаний вернул его на мрачный чердак в Краснегаре, в ледяную зимнюю ночь, когда обманщик Андор вкрадчивым голосом расписывал наивному юному другу прелести огромного мира. Рассказывая о визите Сагорна на Феерию, который Андор выдавал за собственный, он упомянул о езде верхом на гиппогрифе. Из всех замысловатых историй, которые Андор сплетал длинными вечерами, только этой Рэп отказался поверить. Он так любил лошадей, что мысль о подобном чудовище вызывала у него отвращение. Но очевидно, гиппогрифы действительно существовали, и теперь он видел их собственными глазами.
Они оказались великолепны. Передний гиппогриф был черным как ночь, с головой и шеей орла. Его изогнутый клюв напоминал смертоносный ятаган, взгляд золотистых глаз был свирепым. Когтистыми передними ногами он мог бы разорвать человека, а по камням мостовой они ступали бесшумно, в то время как задние копыта громко цокали по булыжнику. Громадные крылья были сложены и обнимали ноги всадников, перья на них сияли, словно полированный гагат. Второе животное было светло-серым, а три остальных — гнедыми различных оттенков.
Очарованный, Рэп прищурился, стараясь разогнать туман перед глазами. Как и лошади, гиппогрифы оказались красивыми животными, и головы хищных птиц придавали им особую прелесть. Невольно Рэп задействовал ясновидение и пригладил пышный плюмаж переднего животного. Гиппогриф ничего не заметил, а Рэп почувствовал прикосновение к жестким, но шелковистым перьям.
Но что-то в происходящем ему не нравилось.
Он закрыл глаза, но ясновидение подсказало, что и крылья, и орлиные клювы по-прежнему на месте. Кавалькада поравнялась с Рэпом, продолжая неспешное движение, словно паря над собственными чернильными тенями. Местные жители, привыкшие созерцать такое чудо, невозмутимо спешили по своим делам, но кое-кто из приезжих уставился на всадников с открытым ртом. Некоторые поспешно открывали альбомы для зарисовок.
Рэп снова открыл глаза, пребывая в смущении. Эти великолепные существа выглядели как гиппогрифы, но на них ездили верхом, как на лошадях — смирных, выезженных лошадях. Он заметил, что все они кобылы. Рэп представлял себе гиппогрифов уродливыми мутантами. Солнце играло на их перьях, животные поражали красотой и фацией. Почему же тогда он, Рэп, ощущал такую тревогу?
Кавалькада проехала мимо прежде, чем его осенило. Рэп не мог в прямом смысле слова проникать в мысли лошадей, но ухитрялся почувствовать их эмоции. Он мог подзывать к себе почти любых коней, или отсылать их прочь, или успокаивать. То же самое он проделывал с собаками и другим домашним скотом — почти с любым существом о четырех ногах. Но ощущения при этом были различными: мулов и ослов он чувствовал иначе, чем лошадей, хотя они нравились ему больше овец. Гиппогрифы не только внешне напоминали лошадей, но и мыслили, как кони.