– Возьмите эти розы и вышвырните их вон отсюда, – велел он полной, краснолицей медсестре, во время дежурства которой был принесен букет, но она не спешила выполнить его приказание. Вместо этого, она просто задвинула их подальше, за другие вазы, и теперь он видел их невинно розовеющие лепестки, выглядывающие из-за больших зеленых листьев какого-то цветка. Если бы он только мог встать с кровати и добраться до этого проклятого букета, то уж тогда от них не осталось бы ничего, кроме жалких клочков.
Но он не мог сделать даже этого. И единственное, что ему оставалось, это лежать, кипя от злости и всех ненавидеть – Хелен, и ее дружка, и врачей, и вообще весь этот проклятый мир. И мать в том числе. В конце концов она его все-таки достала, и ему было некуда деваться от ее нотаций. Когда они приходили у нему вместе с отцом, то это было еще ничего, но сегодня утром отец лишь на минутку заглянул к нему в палату – "Ну как дела, сынок?" – после чего отправился на работу, оставив жену в больнице. Она уселась в кресло, стоявшее у кровати Барри, и устроилась в нем поудобнее с той обстоятельностью, с какой наседка забирается на свой насест, и после добрых двух часов ее успокаивающей болтовни ему уже хотелось застрелиться, отравиться, повеситься, лишь бы только не слышать больше ее голоса.
– Мы уже готовим твою комнату для того, чтобы ты мог вернуться домой, – не унималась она. – Я подумала, что нужно будет покрасить стены в салатовый цвет. Спокойный, хороший цвет, и глаз отдыхает, правда? А еще мы поставим туда переносной телевизор, радио и твой столик с пишущей машинкой. Завтра папа собирается съездить в университет за твоими вещами. Твой друг Лу пообещал все собрать и упаковать, так что когда ты вернешься домой, они уже будут ждать тебя там.
– Ты говоришь это так, как будто бы я возвращаюсь домой, чтобы поселиться там на веки вечные. – Барри попытался скрыть отчаяние, охватившее его при одной лишь мысли об этом. – Ничего подобного. Как только рана на животе заживет, я снова смогу есть твердую пищу и наберусь сил, я съеду от вас. К тому же я все еще надеюсь успеть побывать этим летом в Европе, хотя, полагаю, если эта поездка и состоится, то это будет уже в самом конце лета.
– Да, конечно, дорогой, – согласилась мать с какой-то странной ноткой в голосе. – И все же, пока ты будешь жить с нами, приятно все-таки будет находиться в уютной комнате среди привычных вещей, не так ли?
Она не стала протестовать против самой идеи предполагаемого путешествия в Европу и даже не вспомнила о своем предложении отправиться всей семьей на Восточное побережье. Подобное упущение казалось довольно странным и даже, более того, пугающими.
Кроме родителей к Барри не пускали других посетителей, и это его вполне устраивало. Визиты матери и без того отнимали у него много сил, так что у него не было никакого желания видеть у себя в палате толпы приятелей по общежитию и рыдающих девиц. Как однажды заметила противная маленькая медсестра, они и так завалили его цветами, что в больнице было уже в пору открывать цветочный магазин. Он живо представлял себе, как все его подружки – Дебби, Пам, двуличная Хелен и все остальные – ходят туда-сюда одним нескончаемым потоком, горестно заламывают руки, приносят ему книги и знакомятся друг с другом, стоя по разные стороны его кровати.
Даже Джулия прислала ему цветы с незатейливой запиской: "Поскорее выздоравливай. Мы все думаем о тебе". Кого она имела в виду под этим самым "мы" так и осталось для него загадкой – себя и Хелен, наверное, или Рея, или еще кого-нибудь. Ну и ладно. Плевать на них на всех.
– Эй, Барри? – Этот голос отозвался эхом его последней мысли, знакомый, но из тех, которые он не слышал уже очень давно. – Ты спишь?
От неожиданности Барри открыл глаза.
– Как ты сюда попал?
– По лестнице черного хода, – ответил Рей. – А потом просто прошел по коридору и вошел в дверь. На пути мне попалось несколько медсестер, но никто меня не остановил.
– Этого не может быть. Разве ты не знаешь, что ко мне не пускают посетителей?
– Знаю, конечно, и не исключено, что через минуту меня вышвырнут отсюда. Ну так как у тебя дела?
Поддавшись невольному любопытству, Барри всматривался в лицо молодого человека, стоявшего у его кровати. За те несколько месяцев, прошедших с момента их последней встречи, Рей сильно изменился. Теперь он казался выше ростом, шире в плечах и старше. Его кожу покрывал темный загар, а борода придавала волевое выражение его лицу, которое прежде казалось каким-то не вполне законченным, словно художник, писавший портрет никак не мог решить, что ему делать с ртом и подбородком. Зато теперь все встало на свои места, и это было лицо уже не мальчика, а молодого мужчины.
Знакомые глаза смотрели на него пристально и с состраданием.
– Просто замечательно, – саркастически ответил Барри. – Как видишь, каникулы у меня получились очень содержательные. А сам-то ты как?
Рей подошел поближе, продолжая глядеть на него с высоты своего роста. Чушь какая, подумал Барри. Раньше Рей никогда не смотрел на него вот так, сверху вниз. Это было исключительно его привилегией и макушку Рея он знал как свои пять пальцев.
– Правда, приятель, мне очень жаль, – сказал Рей. – Ужасно жаль, что такое случилось с тобой. Тебе, наверное, очень больно?
– Да уж, удовольствие ниже среднего, – отозвался Барри. – А ты чего пришел-то?
– Ну, просто хотел проведать. Все твои друзья регулярно названивают в больницу, но по телефону они ничего не говорят. Вчера я позвонил твоему отцу, хоть мне было очень неудобно докучать ему своими расспросами.
– И что же он тебе сказал? – спросил Барри.
– Что ты выкарабкался, что кризис миновал. Ты поправляешься, тебя навещают родственники. Ну и все такое.
– А про ноги мои он тебе ничего не говорил?
Барри заметил, что этот вопрос как будто смутил собеседника. Рей словно смутился.
– Нет.
– Врешь, – заявил Барри.
– И вовсе нет. Просто говорили мы с ним недолго. Он сказал, что ты поправишься, и все будет хорошо.
– Еще бы.
Ненавижу его, подумал Барри. Как же я его ненавижу – врет мне, опекает, словно дитя малое, стоит здесь на своих здоровых ногах и может в любой момент повернуться и выйти отсюда. Вот бы ему так, вот бы ему кто-нибудь прострелил брюхо, чтобы он тоже узнал на собственной шкуре, каково это валяться на земле в темноте и кричать, а тебя никто не слышит.
Вслух же он сказал:
– Ну и как тебе Калифорния?
– Да по-всякому. – Похоже, Рей был рад сменить тему разговора. – Там об этом как-то не думается. Конечно, хорошо когда ты просто живешь один, сам по себе, и никто тебя не донимает. Так привыкаешь сам о себе заботиться. Живешь в ладу с самим собой и никакие мысли в голову не лезут. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Какие еще мысли? – настороженно спросил Барри.
– Ну, например, о том, что такое хорошо и что такое плохо, о том, что такое ответственность, и что важнее. И тому подобное. Вообще-то, я хочу сказать...
– Я знаю, что ты хочешь сказать, – перебил его Барри. – Ты хочешь списать то, что случилось, целиком на меня. Угадал.
– Ничего я не собираюсь ни на кого списывать, – покачал головой Рей. – Просто мне кажется, что мы слишком поспешили. Для всех нас то происшествие оказалось очень сильным потрясением, и мы приняли решение, которого не стоило принимать, и я считаю, что теперь нам необходимо снова все хорошенько взвесить.
– Ну да, давай, взвешивай, – зло огрызнулся Барри. – Флаг тебе в руки. Но при этом все-таки не забывай, что ты не можешь нарушить клятву.
– Мы могли бы ее отменить.
– Только с общего согласия, а я, лично, возражаю.
– Послушай, Барри. – Рей подошел еще ближе к кровати и понизил голос. – Тут дело не только в моральной стороне вопроса; речь идет о нашей же собственной безопасности. Нас кто-то вычислил – уж не знаю, как, но это ему удалось – и вот теперь кто-то всадил тебе пулю в живот. Тебе повезло. Ты выжил. Но кто может поручиться, что он снова не попытается проделать тот же номер после того, как ты выйдешь отсюда?
– Когда я выйду отсюда, – сказал Барри, – то мне не будет страшен никакой придурок с пистолетом. Потому что я буду лежать бревном у себя дома, в своей "прелестной, уютной" комнатке с выкрашенными в зеленый цвет стенами, все подступы к дверям которой будет надежно охранять моя мать.
– Тогда подумай о нас. Подумай о Хелен.
– Сам думай о Хелен, если тебе так хочется; а с меня довольно. Кстати, если ты ее увидишь, то передай ей, чтобы перестала доставать моих предков своими дурацкими звонками. Таким, как ей грош цена в базарный день, а я по мелочам не размениваюсь.
– Барри, послушай...
– Нет, это ты послушай, – зловеще прошипел Барри. – Да, кто-то в меня стрелял, но это вовсе не означает, что это каким-то образом связано с тем случаем. Что было, то прошло. А это совсем другое.
– Откуда ты знаешь? – спросил Рей. – Ты что, видел того, кто это сделал?
– Нет, но я знаю, зачем он это сделал. Когда тем вечером я выходил из общежития, у меня в бумажнике лежало пятьдесят баксов. А когда меня привезли сюда, то при мне не нашли ничего, кроме горстки мелочи.
– Хочешь сказать, что это было ограбление? – недоверчиво воскликнул Рей.
– Конечно, а что же еще?
– А как же телефонный звонок? В газетах писали, что тем вечером, прежде, чем ты ушел из общежития, тебе кто-то позвонил по телефону. Кое-кто из ребят слышал, как ты с кем-то разговаривал и назначал встречу. Твой отец сказал, что это была Хелен. А Хелен говорит, что не звонила тебе.
– Это была не она, – ответил Барри. – А отцу я это сказал, чтобы просто отвязаться от него. Я не хотел усложнять все еще больше. Та девушка, с которой я разговаривал – ты бы ее видел, это же просто ураган! Вообще-то, мы с ней встречаемся уже довольно давно, просто я не хотел обижать Хелен, и поэтому ничего об этом не рассказывал.
– И эта девушка позвонила тебе и назначила встречу на спортплощадке? Но почему?
– Она не назначала мне встречи там, – возразил Барри. – Я пошел через спортплощадку, потому что это был кратчайший путь к стадиону. Мы должны были с ней встретиться там, чтобы посмотреть фейерверк, а потом поехать к ней домой. Но увы... я так и не дошел. Не повезло, понимаешь ли.
– Это правда? – спросил Рей. – Ты можешь поклясться, что это была именно эта твоя знакомая?
– Разумеется, и, если хочешь, можешь Хелен так и передать. Пусть привыкает смотреть правде в глаза. У меня полно девок. А Хелен всего лишь одна из них.
– Значит, это не имеет никакого отношения к убийству мальчишки Греггов?
– О чем я тебе и толкую. Ни малейшего. Ты хочешь заложить меня из-за мальчишки Греггов, но на самом деле ты лишь хочешь добить меня, пользуясь тем, что я не могу дать тебе сдачи. Запомни, Рей, если ты сделаешь это, я никогда тебя не прощу. Мы дали клятву.
– Ладно, – примирительно сказал Рей. – Ладно, приятель, не кипятись. Я вовсе не хотел тебя расстраивать.
– А чего ты ожидал, когда пришел сюда и начал доставать меня своими намеками? – Барри не на шутку разозлился. У него болела голова, а перед глазами все поплыло. – Слушай, ради Бога, уйди, а? Мне нельзя ни с кем видеться, и я... я очень плохо себя чувствую.
– Конечно. Извини. – Рей тронул его за плечо. – Мне действительно очень жаль. Поправляйся, ладно?
– Ага. Обязательно.
Барри устало закрыл глаза, и в темноте его опущенных век комната закружилась, словно карусель.
Проваливай отсюда, мысленно кричал он. Уходи, уходи, уходи! Топай своими здоровыми ногами и проваливай, Брут, Иуда, самый верный и преданный друг вместе со всеми своими новыми "разумными" идеями и предложениями отменить уговор. Проваливай отсюда и оставь меня, наконец, одного!
Ему очень хотелось увидеть, как вытянется лицо Хелен, когда Рей расскажет ей про телефонный звонок. "Это была девушка, – скажет он. – Оказывается, они встречаются уже довольно давно". Это будет ей хорошим уроком. Пусть знает, что ей не удалось его одурачить. Может, она и ходила на сторону, но и он тоже времени зря не терял.
А что, это вполне могло сойти за правду. Ведь ему иногда действительно звонили другие девушки. Например, Пам, Дебби, да и другие тоже... Так что одна из них вполне могла позвонить ему тем вечером и предложить встретиться у стадиона.
Или это могла быть Хелен. Ведь ее-то звонка он как раз и ожидал. Вот почему незнакомый голос совершенно сбил его с толку.
– Алло, Кокс слушает, – сказал он, и голос на другом конце провода – низкий, приглушенный, словно звонивший говорил сквозь носовой платок, спросил: – Барри?
– Алло? Кто это?
– Друг, – ответил голос. – Друг, которому кое-что известно, и который хочет поговорить с тобой об этом.
– О чем? – Барри знал, что он ведет себя, как идиот, но ничего другого ему просто не приходило в голову. – Вы о чем?
– Думаю, ты сам знаешь. Ведь прошлым летом кое-что случилось. – Настала пауза. – Кстати, я могу показать тебе одну картинку.
– Какую еще картинку? – спросил Барри, чувствуя, как у него внутри холодеет.
– Одну очень занятную картинку, на которой изображена машина. И велосипед. Вернее, лишь часть от велосипеда. Не желаешь взглянуть?
– Нет, – ответил Барри. – Не желаю.
– Что ж, тогда придется показать ее еще кому-нибудь, – невозмутимо продолжал голос в трубке. – Например, родителям того мальчика. Думаю, они не откажутся взглянуть.
– Ночью снимать нельзя. – Барри осекся, но было уже поздно. Он тут же понял, что выдал себя с потрохами и проклинал себя за подобную глупость. – Черт возьми, да кто вы такой?
– Тот, кто пользуется особой пленкой, – отвечал голос. – Это специальная пленка с высокой светочувствительностью, снимать на которую можно даже при свете фонарей. Хочу предложить тебе сделку. Я продам тебе фотографию и негатив, с которой она была отпечатана. А чтобы ты не сомневался, то можешь сам взглянуть. Я звоню из телефона-автомата, что неподалеку от твоего общежития. Так что я могу тебе ее показать.
– А как же. Таких пленок не бывает. – Однако, на деле он совершенно не был уверен в этом. Сам он никогда не интересовался фотографией и плохо разбирался в подобных вещах. – Поверю только когда сам увижу.
– Тогда давай встретимся через пять минут на спортплощадке. Под трибунами.
– Идет, – согласился Барри. – И лучше тебе не опаздывать. – Он положил трубку на рычаг и обернулся к дожидавшимся приятелям. – Все, можете звонить.
– Ну, ты даешь, – сказал один из них. – Если бы я разговаривал со своей телкой таким тоном, он бы меня застрелила!
Странно, думал Барри теперь, что он сказал тогда именно эту фразу, оказавшуюся пророческой. Крепко зажмурившись, он думал о том месте на кровати, где находились его ноги. "Они на месте", – сказал ему врач, и они действительно были там, где им и надлежало быть, ибо он видел их очертания под одеялом.
Вот ты, значит, какой, Рей Бронсон! Ему хотелось закричать во все горло. Ворвался сюда – пытался запугать меня – угрожал! Ведь ты пришел сюда лишь для того, чтобы поглазеть на меня, не так ли? Еще бы! Ты пришел получить информацию, нужную тебе для того, чтобы спасти свою собственную шкуру. И ты ее получил, но это оказалось совсем не то, что ты ожидал, не так ли? Что ж, может быть со временем ты и дойдешь до всего своим умом. Но только на меня не рассчитывай. Я не собираюсь тебе помогать. Я тебе ничем не обязан.
Так что сами шевелите мозгами – ты, Джулия и Хелен. Я дам вам достаточно пищи для размышлений, будет чем занять себя долгими вечерами. Что ж до меня, то я буду болтать в свое удовольствие с хорошенькими медсестрами, которые будут выносить из-под меня горшки и терпеть аудиенции собственной мамаши. И этих занятий мне хватит до конца жизни!
Мысли в голове перепутались, превращаясь в один огромный ком, рвавшийся наружу безмолвным криком, и в конце концов горячие слезы побежали по его щекам.
Глава 14
Но он не мог сделать даже этого. И единственное, что ему оставалось, это лежать, кипя от злости и всех ненавидеть – Хелен, и ее дружка, и врачей, и вообще весь этот проклятый мир. И мать в том числе. В конце концов она его все-таки достала, и ему было некуда деваться от ее нотаций. Когда они приходили у нему вместе с отцом, то это было еще ничего, но сегодня утром отец лишь на минутку заглянул к нему в палату – "Ну как дела, сынок?" – после чего отправился на работу, оставив жену в больнице. Она уселась в кресло, стоявшее у кровати Барри, и устроилась в нем поудобнее с той обстоятельностью, с какой наседка забирается на свой насест, и после добрых двух часов ее успокаивающей болтовни ему уже хотелось застрелиться, отравиться, повеситься, лишь бы только не слышать больше ее голоса.
– Мы уже готовим твою комнату для того, чтобы ты мог вернуться домой, – не унималась она. – Я подумала, что нужно будет покрасить стены в салатовый цвет. Спокойный, хороший цвет, и глаз отдыхает, правда? А еще мы поставим туда переносной телевизор, радио и твой столик с пишущей машинкой. Завтра папа собирается съездить в университет за твоими вещами. Твой друг Лу пообещал все собрать и упаковать, так что когда ты вернешься домой, они уже будут ждать тебя там.
– Ты говоришь это так, как будто бы я возвращаюсь домой, чтобы поселиться там на веки вечные. – Барри попытался скрыть отчаяние, охватившее его при одной лишь мысли об этом. – Ничего подобного. Как только рана на животе заживет, я снова смогу есть твердую пищу и наберусь сил, я съеду от вас. К тому же я все еще надеюсь успеть побывать этим летом в Европе, хотя, полагаю, если эта поездка и состоится, то это будет уже в самом конце лета.
– Да, конечно, дорогой, – согласилась мать с какой-то странной ноткой в голосе. – И все же, пока ты будешь жить с нами, приятно все-таки будет находиться в уютной комнате среди привычных вещей, не так ли?
Она не стала протестовать против самой идеи предполагаемого путешествия в Европу и даже не вспомнила о своем предложении отправиться всей семьей на Восточное побережье. Подобное упущение казалось довольно странным и даже, более того, пугающими.
Кроме родителей к Барри не пускали других посетителей, и это его вполне устраивало. Визиты матери и без того отнимали у него много сил, так что у него не было никакого желания видеть у себя в палате толпы приятелей по общежитию и рыдающих девиц. Как однажды заметила противная маленькая медсестра, они и так завалили его цветами, что в больнице было уже в пору открывать цветочный магазин. Он живо представлял себе, как все его подружки – Дебби, Пам, двуличная Хелен и все остальные – ходят туда-сюда одним нескончаемым потоком, горестно заламывают руки, приносят ему книги и знакомятся друг с другом, стоя по разные стороны его кровати.
Даже Джулия прислала ему цветы с незатейливой запиской: "Поскорее выздоравливай. Мы все думаем о тебе". Кого она имела в виду под этим самым "мы" так и осталось для него загадкой – себя и Хелен, наверное, или Рея, или еще кого-нибудь. Ну и ладно. Плевать на них на всех.
– Эй, Барри? – Этот голос отозвался эхом его последней мысли, знакомый, но из тех, которые он не слышал уже очень давно. – Ты спишь?
От неожиданности Барри открыл глаза.
– Как ты сюда попал?
– По лестнице черного хода, – ответил Рей. – А потом просто прошел по коридору и вошел в дверь. На пути мне попалось несколько медсестер, но никто меня не остановил.
– Этого не может быть. Разве ты не знаешь, что ко мне не пускают посетителей?
– Знаю, конечно, и не исключено, что через минуту меня вышвырнут отсюда. Ну так как у тебя дела?
Поддавшись невольному любопытству, Барри всматривался в лицо молодого человека, стоявшего у его кровати. За те несколько месяцев, прошедших с момента их последней встречи, Рей сильно изменился. Теперь он казался выше ростом, шире в плечах и старше. Его кожу покрывал темный загар, а борода придавала волевое выражение его лицу, которое прежде казалось каким-то не вполне законченным, словно художник, писавший портрет никак не мог решить, что ему делать с ртом и подбородком. Зато теперь все встало на свои места, и это было лицо уже не мальчика, а молодого мужчины.
Знакомые глаза смотрели на него пристально и с состраданием.
– Просто замечательно, – саркастически ответил Барри. – Как видишь, каникулы у меня получились очень содержательные. А сам-то ты как?
Рей подошел поближе, продолжая глядеть на него с высоты своего роста. Чушь какая, подумал Барри. Раньше Рей никогда не смотрел на него вот так, сверху вниз. Это было исключительно его привилегией и макушку Рея он знал как свои пять пальцев.
– Правда, приятель, мне очень жаль, – сказал Рей. – Ужасно жаль, что такое случилось с тобой. Тебе, наверное, очень больно?
– Да уж, удовольствие ниже среднего, – отозвался Барри. – А ты чего пришел-то?
– Ну, просто хотел проведать. Все твои друзья регулярно названивают в больницу, но по телефону они ничего не говорят. Вчера я позвонил твоему отцу, хоть мне было очень неудобно докучать ему своими расспросами.
– И что же он тебе сказал? – спросил Барри.
– Что ты выкарабкался, что кризис миновал. Ты поправляешься, тебя навещают родственники. Ну и все такое.
– А про ноги мои он тебе ничего не говорил?
Барри заметил, что этот вопрос как будто смутил собеседника. Рей словно смутился.
– Нет.
– Врешь, – заявил Барри.
– И вовсе нет. Просто говорили мы с ним недолго. Он сказал, что ты поправишься, и все будет хорошо.
– Еще бы.
Ненавижу его, подумал Барри. Как же я его ненавижу – врет мне, опекает, словно дитя малое, стоит здесь на своих здоровых ногах и может в любой момент повернуться и выйти отсюда. Вот бы ему так, вот бы ему кто-нибудь прострелил брюхо, чтобы он тоже узнал на собственной шкуре, каково это валяться на земле в темноте и кричать, а тебя никто не слышит.
Вслух же он сказал:
– Ну и как тебе Калифорния?
– Да по-всякому. – Похоже, Рей был рад сменить тему разговора. – Там об этом как-то не думается. Конечно, хорошо когда ты просто живешь один, сам по себе, и никто тебя не донимает. Так привыкаешь сам о себе заботиться. Живешь в ладу с самим собой и никакие мысли в голову не лезут. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Какие еще мысли? – настороженно спросил Барри.
– Ну, например, о том, что такое хорошо и что такое плохо, о том, что такое ответственность, и что важнее. И тому подобное. Вообще-то, я хочу сказать...
– Я знаю, что ты хочешь сказать, – перебил его Барри. – Ты хочешь списать то, что случилось, целиком на меня. Угадал.
– Ничего я не собираюсь ни на кого списывать, – покачал головой Рей. – Просто мне кажется, что мы слишком поспешили. Для всех нас то происшествие оказалось очень сильным потрясением, и мы приняли решение, которого не стоило принимать, и я считаю, что теперь нам необходимо снова все хорошенько взвесить.
– Ну да, давай, взвешивай, – зло огрызнулся Барри. – Флаг тебе в руки. Но при этом все-таки не забывай, что ты не можешь нарушить клятву.
– Мы могли бы ее отменить.
– Только с общего согласия, а я, лично, возражаю.
– Послушай, Барри. – Рей подошел еще ближе к кровати и понизил голос. – Тут дело не только в моральной стороне вопроса; речь идет о нашей же собственной безопасности. Нас кто-то вычислил – уж не знаю, как, но это ему удалось – и вот теперь кто-то всадил тебе пулю в живот. Тебе повезло. Ты выжил. Но кто может поручиться, что он снова не попытается проделать тот же номер после того, как ты выйдешь отсюда?
– Когда я выйду отсюда, – сказал Барри, – то мне не будет страшен никакой придурок с пистолетом. Потому что я буду лежать бревном у себя дома, в своей "прелестной, уютной" комнатке с выкрашенными в зеленый цвет стенами, все подступы к дверям которой будет надежно охранять моя мать.
– Тогда подумай о нас. Подумай о Хелен.
– Сам думай о Хелен, если тебе так хочется; а с меня довольно. Кстати, если ты ее увидишь, то передай ей, чтобы перестала доставать моих предков своими дурацкими звонками. Таким, как ей грош цена в базарный день, а я по мелочам не размениваюсь.
– Барри, послушай...
– Нет, это ты послушай, – зловеще прошипел Барри. – Да, кто-то в меня стрелял, но это вовсе не означает, что это каким-то образом связано с тем случаем. Что было, то прошло. А это совсем другое.
– Откуда ты знаешь? – спросил Рей. – Ты что, видел того, кто это сделал?
– Нет, но я знаю, зачем он это сделал. Когда тем вечером я выходил из общежития, у меня в бумажнике лежало пятьдесят баксов. А когда меня привезли сюда, то при мне не нашли ничего, кроме горстки мелочи.
– Хочешь сказать, что это было ограбление? – недоверчиво воскликнул Рей.
– Конечно, а что же еще?
– А как же телефонный звонок? В газетах писали, что тем вечером, прежде, чем ты ушел из общежития, тебе кто-то позвонил по телефону. Кое-кто из ребят слышал, как ты с кем-то разговаривал и назначал встречу. Твой отец сказал, что это была Хелен. А Хелен говорит, что не звонила тебе.
– Это была не она, – ответил Барри. – А отцу я это сказал, чтобы просто отвязаться от него. Я не хотел усложнять все еще больше. Та девушка, с которой я разговаривал – ты бы ее видел, это же просто ураган! Вообще-то, мы с ней встречаемся уже довольно давно, просто я не хотел обижать Хелен, и поэтому ничего об этом не рассказывал.
– И эта девушка позвонила тебе и назначила встречу на спортплощадке? Но почему?
– Она не назначала мне встречи там, – возразил Барри. – Я пошел через спортплощадку, потому что это был кратчайший путь к стадиону. Мы должны были с ней встретиться там, чтобы посмотреть фейерверк, а потом поехать к ней домой. Но увы... я так и не дошел. Не повезло, понимаешь ли.
– Это правда? – спросил Рей. – Ты можешь поклясться, что это была именно эта твоя знакомая?
– Разумеется, и, если хочешь, можешь Хелен так и передать. Пусть привыкает смотреть правде в глаза. У меня полно девок. А Хелен всего лишь одна из них.
– Значит, это не имеет никакого отношения к убийству мальчишки Греггов?
– О чем я тебе и толкую. Ни малейшего. Ты хочешь заложить меня из-за мальчишки Греггов, но на самом деле ты лишь хочешь добить меня, пользуясь тем, что я не могу дать тебе сдачи. Запомни, Рей, если ты сделаешь это, я никогда тебя не прощу. Мы дали клятву.
– Ладно, – примирительно сказал Рей. – Ладно, приятель, не кипятись. Я вовсе не хотел тебя расстраивать.
– А чего ты ожидал, когда пришел сюда и начал доставать меня своими намеками? – Барри не на шутку разозлился. У него болела голова, а перед глазами все поплыло. – Слушай, ради Бога, уйди, а? Мне нельзя ни с кем видеться, и я... я очень плохо себя чувствую.
– Конечно. Извини. – Рей тронул его за плечо. – Мне действительно очень жаль. Поправляйся, ладно?
– Ага. Обязательно.
Барри устало закрыл глаза, и в темноте его опущенных век комната закружилась, словно карусель.
Проваливай отсюда, мысленно кричал он. Уходи, уходи, уходи! Топай своими здоровыми ногами и проваливай, Брут, Иуда, самый верный и преданный друг вместе со всеми своими новыми "разумными" идеями и предложениями отменить уговор. Проваливай отсюда и оставь меня, наконец, одного!
Ему очень хотелось увидеть, как вытянется лицо Хелен, когда Рей расскажет ей про телефонный звонок. "Это была девушка, – скажет он. – Оказывается, они встречаются уже довольно давно". Это будет ей хорошим уроком. Пусть знает, что ей не удалось его одурачить. Может, она и ходила на сторону, но и он тоже времени зря не терял.
А что, это вполне могло сойти за правду. Ведь ему иногда действительно звонили другие девушки. Например, Пам, Дебби, да и другие тоже... Так что одна из них вполне могла позвонить ему тем вечером и предложить встретиться у стадиона.
Или это могла быть Хелен. Ведь ее-то звонка он как раз и ожидал. Вот почему незнакомый голос совершенно сбил его с толку.
– Алло, Кокс слушает, – сказал он, и голос на другом конце провода – низкий, приглушенный, словно звонивший говорил сквозь носовой платок, спросил: – Барри?
– Алло? Кто это?
– Друг, – ответил голос. – Друг, которому кое-что известно, и который хочет поговорить с тобой об этом.
– О чем? – Барри знал, что он ведет себя, как идиот, но ничего другого ему просто не приходило в голову. – Вы о чем?
– Думаю, ты сам знаешь. Ведь прошлым летом кое-что случилось. – Настала пауза. – Кстати, я могу показать тебе одну картинку.
– Какую еще картинку? – спросил Барри, чувствуя, как у него внутри холодеет.
– Одну очень занятную картинку, на которой изображена машина. И велосипед. Вернее, лишь часть от велосипеда. Не желаешь взглянуть?
– Нет, – ответил Барри. – Не желаю.
– Что ж, тогда придется показать ее еще кому-нибудь, – невозмутимо продолжал голос в трубке. – Например, родителям того мальчика. Думаю, они не откажутся взглянуть.
– Ночью снимать нельзя. – Барри осекся, но было уже поздно. Он тут же понял, что выдал себя с потрохами и проклинал себя за подобную глупость. – Черт возьми, да кто вы такой?
– Тот, кто пользуется особой пленкой, – отвечал голос. – Это специальная пленка с высокой светочувствительностью, снимать на которую можно даже при свете фонарей. Хочу предложить тебе сделку. Я продам тебе фотографию и негатив, с которой она была отпечатана. А чтобы ты не сомневался, то можешь сам взглянуть. Я звоню из телефона-автомата, что неподалеку от твоего общежития. Так что я могу тебе ее показать.
– А как же. Таких пленок не бывает. – Однако, на деле он совершенно не был уверен в этом. Сам он никогда не интересовался фотографией и плохо разбирался в подобных вещах. – Поверю только когда сам увижу.
– Тогда давай встретимся через пять минут на спортплощадке. Под трибунами.
– Идет, – согласился Барри. – И лучше тебе не опаздывать. – Он положил трубку на рычаг и обернулся к дожидавшимся приятелям. – Все, можете звонить.
– Ну, ты даешь, – сказал один из них. – Если бы я разговаривал со своей телкой таким тоном, он бы меня застрелила!
Странно, думал Барри теперь, что он сказал тогда именно эту фразу, оказавшуюся пророческой. Крепко зажмурившись, он думал о том месте на кровати, где находились его ноги. "Они на месте", – сказал ему врач, и они действительно были там, где им и надлежало быть, ибо он видел их очертания под одеялом.
Вот ты, значит, какой, Рей Бронсон! Ему хотелось закричать во все горло. Ворвался сюда – пытался запугать меня – угрожал! Ведь ты пришел сюда лишь для того, чтобы поглазеть на меня, не так ли? Еще бы! Ты пришел получить информацию, нужную тебе для того, чтобы спасти свою собственную шкуру. И ты ее получил, но это оказалось совсем не то, что ты ожидал, не так ли? Что ж, может быть со временем ты и дойдешь до всего своим умом. Но только на меня не рассчитывай. Я не собираюсь тебе помогать. Я тебе ничем не обязан.
Так что сами шевелите мозгами – ты, Джулия и Хелен. Я дам вам достаточно пищи для размышлений, будет чем занять себя долгими вечерами. Что ж до меня, то я буду болтать в свое удовольствие с хорошенькими медсестрами, которые будут выносить из-под меня горшки и терпеть аудиенции собственной мамаши. И этих занятий мне хватит до конца жизни!
Мысли в голове перепутались, превращаясь в один огромный ком, рвавшийся наружу безмолвным криком, и в конце концов горячие слезы побежали по его щекам.
Глава 14
Рей с облегчение вздохнул, минуя стеклянные двери больничного холла и выходя на улицу, залитую мягким светом полуденного солнца.
Итак, дело сделано, сказал он самому себе. Я едва не довел себя до истерики, а на деле оказалось, что беспокоиться нечего. Нападение на Барри было обыкновенным ограблением – и не более того. А ко мне это не имеет никакого отношения. И к Джулии тоже. И даже к Хелен. Никто не собирается нам вредить, по крайней мере, физически.
При мысли об этом он испытал огромное облегчение, от которого даже закружилась голова. Рей зашагал по тротуару, и у него было дикое желание делиться своей радостью со всеми встречными прохожими, кричи во все горло: "Привет! Мы в порядке! И вообще, все просто замечательно!"
Хотя, конечно, на самом деле дела обстояли вовсе не столь блестяще. Исключение одного источника опасности еще вовсе не означало, что больше совершенно не о чем беспокоиться. Ведь кто-то все-таки знал – или думал, что ему что-то известно – про прошлогодний несчастный случай. И хотя Барри опроверг опасения в том, что этот человек решил отомстить им за содеянное, однако же все эти дурацкие вырезки и записки наверняка являлись частью какого-то неведомого им пока плана. И хотя до сих пор никаких угроз с его стороны не поступало, но рано или поздно все это должно было получить какое-то развитие. Возможно, это будет шантаж: "Заплатите мне столько-то денег, или я пойду в полицию и передам им свою информацию".
Ну и пожалуйста, ну и на здоровье, думал Рей. Меня это вполне устроит. Я не собираюсь платить ни пенни и еще глубже погрязать в том дерьме, в котором я оказался сейчас. Если бы я мог, то сам пошел бы в полицию. Если бы я только мог нарушить эту дурацкую клятву. Если бы я только послушал тогда Джулию, вместо того, чтобы во всем потакать Барри...
Но что сделано, то сделано. Грех той ночи лежит на каждом из них. И теперь уже никто не может предвидеть, что случится в следующий момент. Эльза – если, как и предполагала Джулия, это была именно Эльза – вполне была сделать это. Но чем больше он думал об этом, тем сложнее ему было представить Эльзу в роли шантажистки. Эльза произвела на него впечатление решительной особы. Так что если бы у нее было что-то против Хелен, то вместо того, чтобы вести столь тонкую и долгую игру в кошки-мыши, она просто пошла бы напролом. Ни на что другое у нее попросту не хватило бы ни ума, ни воображения.
– Рей? Эй, ты Рей Бронсон, ведь так?
Рей вздрогнул от неожиданности. Раздавшийся у него за спиной голос заставил его отвлечься от грустных мыслей. Он обернулся и оказался лицом к лицу с темноволосым, коренастым молодым человеком.
Рей узнал его.
– А, привет, – ответил он. – Бад, если не ошибаюсь, да?
– Точно. Я подумал, что это ты, но не был уверен. Ты выходил из больницы. У тебя кто-то заболел?
– Друг, – ответил Рей. – Барри кокс. Может быть, Джулия рассказывала тебе о нем.
– Это тот парень, которого подстрелили у колледжа? – Парень кивнул. – Да уж, не повезло ему. Ну и как он? К нему уже пускают посетителей?
– Нет, – покачал головой Рей. – Я, можно сказать, взял эту крепость штурмом. Он чувствует себя неплохо – насколько это возможно при таких обстоятельствах.
Эта фраза далась ему с трудом. Он испытал величайшее потрясение, увидев большого и сильного Барри неподвижно лежащим на больничной койке. Рей не был большим знатоком по части больниц. И ему никогда не приходилось в них бывать, за исключением одного раза, когда он приходил навещать мать, когда той сделали операцию после приступа острого аппендицита. Но тогда все было по-другому. Операция прошла успешно, его мама была в хорошем настроении, улыбалась, и все они уже знали, что всего через каких-нибудь два дня она вернутся домой сильной и здоровой, готовая снова наслаждаться жизнью.
В случае же с Барри никто такой гарантии дать не мог.
– Паралич, – сказал накануне по телефону мистер Кокс. – В настоящее время это явление поразило нижнюю часть его туловища, но будем надеяться, что это пройдет. Разумеется, ему мы ничего не сказали об этом.
Но он и сам все понимает, подумал Рей. Может быть, они ему ничего и не говорили, но он это знает. Об этом было нетрудно догадаться по тому, с каким отчаянием Барри смотрел на него, а сквозь грубоватые интонации его голоса то и дело прорывался самый настоящий, неподдельный ужас.
И словно читая его мысли, Бад сказал:
– Ненавижу больницы. – Он шагал рядом с Реем, подстроившись под его шаг. – А я вообще-то направлялся вон в тот магазинчик на углу. Думал купить там себе сандвич или еще чего-нибудь перекусить. Может, составишь мне компанию?
– Ну... – Рей заколебался. Он уже успел пообедать, и есть ему совсем не хотелось. И в то же время ему пришлось признаться самому себе, что его одолевает какое-то нездоровое любопытство и желание поближе присмотреться к парню, сумевшему занять его место в жизни Джулии. Она говорила, что она вовсе не влюблена в него, однако же должно быть в их отношениях нечто особенное, раз она продолжает регулярно видеться с ним.
– А почему бы ни нет, – сказал Рей. – Пожалуй, я закажу себе чашечку кофе.
Когда они вошли в магазин, кафетерий был практически пуст. Они не спеша выбрали столик, и Рей заказал себе кофе, в то время как Бад принялся изучать меню. Официантка удалилась, чтобы принести на стол воду и салфетки, а Рей внимательно разглядывал лицо молодого человека, сидевшего напротив него. И чего такого особенного, недоумевал он, нашла в нем Джулия? Неужели о нем она вспоминает первым делом, просыпаясь по утрам? И неужели оно снится ей по ночам?
Бад не был красавцем, однако присущая ему молчаливость и самоуверенность вполне могли произвести впечатление на такую девушку, как Джулия. Хорошая стрижка и выбритое лицо также подчеркивали разницу в возрасте. У него был волевой подбородок и прямой, уверенный взгляд молодого человека, который привык ставить перед собой цель и затем любой ценой добивался задуманного.
И если уж он положил глаз на девушку, подумал Рей, то он не успокоится до тех пор, пока не заполучит ее.
Данное наблюдение заставило его не на шутку обеспокоиться.
– Ветчину с ржаным хлебом, пожалуйста, и кока-колу. – Бад возвратил меню официантке. – А ты правда не будешь больше ничего брать, кроме кофе?
– Не буду, – ответил Рей. – Этот визит в больницу окончательно выбил меня из колеи. В школе Барри был моим самым лучшим другом. Сейчас, конечно, мы уже не так близки, но все же... увидеть его вот в таком положении... совершенно беспомощным...
– Могу себе представить, – сочувственно покачал головой Барри. – Как я уже говорил, ненавижу больницы. Даже от одного этого тошнотворного запаха мне уже становится не по себе.
– А ты сам когда-нибудь попадал в больницу? – спросил Рей.
– Ага. После Вьетнама, – ответил Бад, но не стал развивать эту тему. – Слушай, а что связывает Джулию и этого твоего друга? Она сказала мне, что послала цветы ему в больницу. Может быть, они с ним встречаются тайком, а?
– Ну что ты, нет, конечно, – запротестовал Рей. – Она, можно сказать, его даже недолюбливает. Просто раньше мы дружили все вместе – Джулия, я, Барри и Хелен Риверс. Но потом кое-что произошло и... ну, короче, мы больше не дружим.
– Хелен Риверс, – задумчиво проговорил Бад. – Что-то очень знакомое. Наверное, в разговоре Джулия упоминала о ней.
– Ты мог видеть ее по телевизору. Она работает на одной из местных телестудий. – Собравшись с духом, Рей решил задать вопрос, больше всего занимавший его. – А вы с Джулией часто встречаетесь?
– Довольно часто, – ответил Бад. – А тебя это волнует?
– Разумеется, – усмехнулся Рей, – но, похоже, пока что ничего поделать с этим я не могу. Раньше мы с ней встречались. И я предупреждаю тебя, что пойду на все, ради того, чтобы только снова вернуть ее.
– Вот как? – В голосе Бада звучало явное удивление. – Ну что ж, попробуй, но только помни о том, что разорвать отношения легко, а вот наладить вновь – ой, как непросто. Если Джулия до сих пор так много значит для тебя, то зачем ты ее бросил?
– Я ее не бросал, – возразил Рей. – Просто мне пришлось уехать на какое-то время, побыть одному, привести в порядок свои мысли и чувства.
– Это больше похоже на обыкновенное бегство, – коротко заметил Бад.
– Да, так оно и было, – согласился Рей. – Теперь я это точно знаю. И именно по этому я и вернулся.
– Рассчитывая, что все пришло в норму, и проблемы уладились как-нибудь сами собой?
– Вовсе нет. Ни на что такое я не рассчитывал. – Разговор явно сворачивал в ненужное русло. Рей нервно заерзал на стуле. Меньше всего ему хотелось изливать душу перед своим соперником, с которым ему еще предстояла борьба за симпатии Джулии.
– В свое время у нас были потрясающие отношения, – сказал он. – У меня с Джулией. Может быть мне удастся вернуть ее, чтобы попытаться начать все сначала. А может быть и нет. Это ей решать. Думаю, она уже сказала тебе, что всего через пару месяцев уезжает в колледж, на восток.
– А ты что, собираешься отправиться туда следом за ней?
– Мне бы, конечно, очень этого хотелось, но только я не стал подавать документы ни в один из университетов Лиги плюща[2]. Да и если бы и подал, то вряд ли меня туда приняли. Нет, я останусь здесь и поступлю в университет.
Итак, дело сделано, сказал он самому себе. Я едва не довел себя до истерики, а на деле оказалось, что беспокоиться нечего. Нападение на Барри было обыкновенным ограблением – и не более того. А ко мне это не имеет никакого отношения. И к Джулии тоже. И даже к Хелен. Никто не собирается нам вредить, по крайней мере, физически.
При мысли об этом он испытал огромное облегчение, от которого даже закружилась голова. Рей зашагал по тротуару, и у него было дикое желание делиться своей радостью со всеми встречными прохожими, кричи во все горло: "Привет! Мы в порядке! И вообще, все просто замечательно!"
Хотя, конечно, на самом деле дела обстояли вовсе не столь блестяще. Исключение одного источника опасности еще вовсе не означало, что больше совершенно не о чем беспокоиться. Ведь кто-то все-таки знал – или думал, что ему что-то известно – про прошлогодний несчастный случай. И хотя Барри опроверг опасения в том, что этот человек решил отомстить им за содеянное, однако же все эти дурацкие вырезки и записки наверняка являлись частью какого-то неведомого им пока плана. И хотя до сих пор никаких угроз с его стороны не поступало, но рано или поздно все это должно было получить какое-то развитие. Возможно, это будет шантаж: "Заплатите мне столько-то денег, или я пойду в полицию и передам им свою информацию".
Ну и пожалуйста, ну и на здоровье, думал Рей. Меня это вполне устроит. Я не собираюсь платить ни пенни и еще глубже погрязать в том дерьме, в котором я оказался сейчас. Если бы я мог, то сам пошел бы в полицию. Если бы я только мог нарушить эту дурацкую клятву. Если бы я только послушал тогда Джулию, вместо того, чтобы во всем потакать Барри...
Но что сделано, то сделано. Грех той ночи лежит на каждом из них. И теперь уже никто не может предвидеть, что случится в следующий момент. Эльза – если, как и предполагала Джулия, это была именно Эльза – вполне была сделать это. Но чем больше он думал об этом, тем сложнее ему было представить Эльзу в роли шантажистки. Эльза произвела на него впечатление решительной особы. Так что если бы у нее было что-то против Хелен, то вместо того, чтобы вести столь тонкую и долгую игру в кошки-мыши, она просто пошла бы напролом. Ни на что другое у нее попросту не хватило бы ни ума, ни воображения.
– Рей? Эй, ты Рей Бронсон, ведь так?
Рей вздрогнул от неожиданности. Раздавшийся у него за спиной голос заставил его отвлечься от грустных мыслей. Он обернулся и оказался лицом к лицу с темноволосым, коренастым молодым человеком.
Рей узнал его.
– А, привет, – ответил он. – Бад, если не ошибаюсь, да?
– Точно. Я подумал, что это ты, но не был уверен. Ты выходил из больницы. У тебя кто-то заболел?
– Друг, – ответил Рей. – Барри кокс. Может быть, Джулия рассказывала тебе о нем.
– Это тот парень, которого подстрелили у колледжа? – Парень кивнул. – Да уж, не повезло ему. Ну и как он? К нему уже пускают посетителей?
– Нет, – покачал головой Рей. – Я, можно сказать, взял эту крепость штурмом. Он чувствует себя неплохо – насколько это возможно при таких обстоятельствах.
Эта фраза далась ему с трудом. Он испытал величайшее потрясение, увидев большого и сильного Барри неподвижно лежащим на больничной койке. Рей не был большим знатоком по части больниц. И ему никогда не приходилось в них бывать, за исключением одного раза, когда он приходил навещать мать, когда той сделали операцию после приступа острого аппендицита. Но тогда все было по-другому. Операция прошла успешно, его мама была в хорошем настроении, улыбалась, и все они уже знали, что всего через каких-нибудь два дня она вернутся домой сильной и здоровой, готовая снова наслаждаться жизнью.
В случае же с Барри никто такой гарантии дать не мог.
– Паралич, – сказал накануне по телефону мистер Кокс. – В настоящее время это явление поразило нижнюю часть его туловища, но будем надеяться, что это пройдет. Разумеется, ему мы ничего не сказали об этом.
Но он и сам все понимает, подумал Рей. Может быть, они ему ничего и не говорили, но он это знает. Об этом было нетрудно догадаться по тому, с каким отчаянием Барри смотрел на него, а сквозь грубоватые интонации его голоса то и дело прорывался самый настоящий, неподдельный ужас.
И словно читая его мысли, Бад сказал:
– Ненавижу больницы. – Он шагал рядом с Реем, подстроившись под его шаг. – А я вообще-то направлялся вон в тот магазинчик на углу. Думал купить там себе сандвич или еще чего-нибудь перекусить. Может, составишь мне компанию?
– Ну... – Рей заколебался. Он уже успел пообедать, и есть ему совсем не хотелось. И в то же время ему пришлось признаться самому себе, что его одолевает какое-то нездоровое любопытство и желание поближе присмотреться к парню, сумевшему занять его место в жизни Джулии. Она говорила, что она вовсе не влюблена в него, однако же должно быть в их отношениях нечто особенное, раз она продолжает регулярно видеться с ним.
– А почему бы ни нет, – сказал Рей. – Пожалуй, я закажу себе чашечку кофе.
Когда они вошли в магазин, кафетерий был практически пуст. Они не спеша выбрали столик, и Рей заказал себе кофе, в то время как Бад принялся изучать меню. Официантка удалилась, чтобы принести на стол воду и салфетки, а Рей внимательно разглядывал лицо молодого человека, сидевшего напротив него. И чего такого особенного, недоумевал он, нашла в нем Джулия? Неужели о нем она вспоминает первым делом, просыпаясь по утрам? И неужели оно снится ей по ночам?
Бад не был красавцем, однако присущая ему молчаливость и самоуверенность вполне могли произвести впечатление на такую девушку, как Джулия. Хорошая стрижка и выбритое лицо также подчеркивали разницу в возрасте. У него был волевой подбородок и прямой, уверенный взгляд молодого человека, который привык ставить перед собой цель и затем любой ценой добивался задуманного.
И если уж он положил глаз на девушку, подумал Рей, то он не успокоится до тех пор, пока не заполучит ее.
Данное наблюдение заставило его не на шутку обеспокоиться.
– Ветчину с ржаным хлебом, пожалуйста, и кока-колу. – Бад возвратил меню официантке. – А ты правда не будешь больше ничего брать, кроме кофе?
– Не буду, – ответил Рей. – Этот визит в больницу окончательно выбил меня из колеи. В школе Барри был моим самым лучшим другом. Сейчас, конечно, мы уже не так близки, но все же... увидеть его вот в таком положении... совершенно беспомощным...
– Могу себе представить, – сочувственно покачал головой Барри. – Как я уже говорил, ненавижу больницы. Даже от одного этого тошнотворного запаха мне уже становится не по себе.
– А ты сам когда-нибудь попадал в больницу? – спросил Рей.
– Ага. После Вьетнама, – ответил Бад, но не стал развивать эту тему. – Слушай, а что связывает Джулию и этого твоего друга? Она сказала мне, что послала цветы ему в больницу. Может быть, они с ним встречаются тайком, а?
– Ну что ты, нет, конечно, – запротестовал Рей. – Она, можно сказать, его даже недолюбливает. Просто раньше мы дружили все вместе – Джулия, я, Барри и Хелен Риверс. Но потом кое-что произошло и... ну, короче, мы больше не дружим.
– Хелен Риверс, – задумчиво проговорил Бад. – Что-то очень знакомое. Наверное, в разговоре Джулия упоминала о ней.
– Ты мог видеть ее по телевизору. Она работает на одной из местных телестудий. – Собравшись с духом, Рей решил задать вопрос, больше всего занимавший его. – А вы с Джулией часто встречаетесь?
– Довольно часто, – ответил Бад. – А тебя это волнует?
– Разумеется, – усмехнулся Рей, – но, похоже, пока что ничего поделать с этим я не могу. Раньше мы с ней встречались. И я предупреждаю тебя, что пойду на все, ради того, чтобы только снова вернуть ее.
– Вот как? – В голосе Бада звучало явное удивление. – Ну что ж, попробуй, но только помни о том, что разорвать отношения легко, а вот наладить вновь – ой, как непросто. Если Джулия до сих пор так много значит для тебя, то зачем ты ее бросил?
– Я ее не бросал, – возразил Рей. – Просто мне пришлось уехать на какое-то время, побыть одному, привести в порядок свои мысли и чувства.
– Это больше похоже на обыкновенное бегство, – коротко заметил Бад.
– Да, так оно и было, – согласился Рей. – Теперь я это точно знаю. И именно по этому я и вернулся.
– Рассчитывая, что все пришло в норму, и проблемы уладились как-нибудь сами собой?
– Вовсе нет. Ни на что такое я не рассчитывал. – Разговор явно сворачивал в ненужное русло. Рей нервно заерзал на стуле. Меньше всего ему хотелось изливать душу перед своим соперником, с которым ему еще предстояла борьба за симпатии Джулии.
– В свое время у нас были потрясающие отношения, – сказал он. – У меня с Джулией. Может быть мне удастся вернуть ее, чтобы попытаться начать все сначала. А может быть и нет. Это ей решать. Думаю, она уже сказала тебе, что всего через пару месяцев уезжает в колледж, на восток.
– А ты что, собираешься отправиться туда следом за ней?
– Мне бы, конечно, очень этого хотелось, но только я не стал подавать документы ни в один из университетов Лиги плюща[2]. Да и если бы и подал, то вряд ли меня туда приняли. Нет, я останусь здесь и поступлю в университет.