Тюра подавила вздох и отошла. Между «женился» и «женился бы» существует огромная разница. А она достаточно долго пробыла вдовой, чтобы всесторонне ее обдумать. Не так чтобы она страстно желала выйти за Хагира, но вдовство печалило ее больше, чем думали люди, а за Хагира она пошла бы охотнее, чем за любого из известных ей мужчин. Ему можно доверить и себя, и детей, а это ведь самое главное для женщины. Но Тюра никогда и никому не говорила об этом. Она не верила, что недостаток средств может повлиять на такого решительного и самостоятельно мыслящего человека, как Хагир из рода Лейрингов. Если он видит в бедности препятствие к свадьбе, значит, жениться ему не очень-то и хочется. А навязываться кому-либо Тюра не стала бы за все сокровища Фафнира. При всей мягкости своего нрава она была не менее горда, чем ее старшая сестра.
   – Если все будут так рассуждать, то племя квиттов вымрет, – все же сказала она, обернувшись на самом пороге дома. – Если только богатые будут позволять себе жениться…
   Хагир быстро шагнул следом за ней, но она еще быстрее метнулась в дом и пропала за дверью.
   Перед гридницей Хагир столкнулся с Бьяртой.
   – Вот он ты! – нетерпеливо воскликнула она. – Я тебя ищу! Слушай! Я прикинула: тринадцать человек ты привел, еще десять мы можем выделить для похода. Женщинам придется самим смотреть за овцами, ну да ничего, справятся. Еще можно попросить людей у Торвида Лопаты, он даст, у него в челяди полно бездельников. Исфрида вечно жалуется, что не может всех прокормить. И оба его сынка с большой радостью пойдут. И я сама пойду с вами!
   – Ты с ума сошла, – для порядка сказал Хагир и прислонился плечом к бревенчатой стене.
   На самом деле он не так уж и удивился. Бьярта дочь Сигмунда всегда отличалась твердостью духа и смелостью, а сейчас, измученная бедностью и тревогой за мужа, стала готова на любые подвиги. Случалось ей и поругивать Стормунда за расточительность и опрометчивость, случалось им ссориться, но все отступило перед угрозой навсегда его лишиться, все его недостатки стали несущественными теперь, когда дом остался без защиты. Стормунд, сильный телом и духом воин, отец ее детей и добродушный, любящий и уважающий муж, за двенадцать лет совместной жизни стал частью самой Бьярты, и теперь она буквально не могла сидеть на месте, зная, что он попал в беду и ждет от нее помощи. Пойти в поход ей легче, чем оставаться дома и мучиться дурными предчувствиями в ожидании вестей.
   – Тебе там нечего делать, – заметил Хагир. Чувства – одно, а здравый смысл – совсем другое. – Конечно, решимостью ты поспоришь с любой валькирией, но в море надо еще уметь держать меч. А он, знаешь ли, потяжелее веретена.
   – Я пойду с вами, – упрямо повторила Бьярта. – Я не умею держать меч, но теперь я хотя бы буду знать, что вы не ввяжетесь в глупую драку, где у вас нет надежды на победу. Как было в тот раз. Я сама за вами присмотрю.
   – А кто присмотрит за домом?
   – Тюра. И Эгдир с ней останется. Он не мудрец, но человек надежный, а в море от него все равно мало толку. В случае чего Ульвмод ей поможет. Охотно поможет, не волнуйся. Ты знаешь, что он уже чуть ли не свадебные дары предлагает? Ах, если бы он ей нравился, то можно было бы… – Бьярта сжала руки, отчаянно жалея, что такой прекрасной возможности не суждено осуществиться.
   – Если бы он ей нравился, в любом случае это были бы ее деньги, – охладил ее мечты Хагир. – И я первый не позволил бы ей тратить цену своей свободы на твоего муженька. Ты знаешь, как я к вам… привык, но сейчас…
   – Теперь все будет иначе! – решительно перебила его Бьярта. – Завтра ты поедешь к тому тюленю, а я – к Торвиду. Вот увидишь, он даст нам человек пятнадцать! Он сам ходил бы в походы, если бы поменьше кашлял, а его люди только и мечтают… И наберется почти сколько нужно! Даже больше! Когда по берегу поползут слухи, то и народ сбежится! Ведь не нам одним скоро платить дань!
   – А можно мне тоже в поход? – раздался голос Коля, полный горячей надежды.

Глава 2

   Под вечер, дней через пять после отплытия из дома, «Волк» медленно шел на веслах вдоль бурых береговых скал. Солнце садилось за море, темнеющий лес над берегом молчал, и слышался лишь плеск воды под веслами. Было тихо, хорошо.
   Сидя на месте кормчего, Хагир правил рулем и высматривал, где бы пристать. Пришло время устраиваться на ночлег, но ни крыши, ни дыма, ни корабельного сарая, что указал бы на близость большой усадьбы, нигде не виднелось.
   – Э, да скоро Каменистый фьорд! – крикнул сидевший на одном из средних весел Гьяллар сын Торвида, рослый, мощный, круглолицый парень с красивыми светлыми кудрями. – А там есть усадьба! Мы с отцом туда как-то ездили, когда продавали шерсть! Там можно и заночевать.
   – Я знаю, что тут есть усадьба, – отозвался Хагир. – Я этого фьорда не знаю, а его, должно быть, не зря назвали Каменистым. Посадить на камни чужой корабль мне совсем не хочется. Так что лучше нам опять переночевать на берегу. И дешевле, и воздух чище.
   – И нечего нам делать в усадьбе! – поддержала Хагира Бьярта. – Нечего лезть людям на глаза.
   Хагир усмехнулся:
   – Ну, допустим, пока мы еще не совершили ничего такого, что мешало бы нам показываться людям на глаза.
   – Зато собираемся. – Бьярта была уверена, что недобрые намерения прямо-таки написаны на лицах всех без исключения всадников Ульвмодова «Волка».
   Безумный на первый взгляд замысел в конце концов оказался не таким уж несбыточным. «Волк» нуждался в серьезной починке, но корабельный мастер нашелся неподалеку, и дней за десять с делом покончили; Торвид Лопата с радостью дал одиннадцать человек и в придачу послал старшего сына. Сам Ульвмод выделил девятерых, «присмотреть за моим кораблем», как он говорил. Округа зашевелилась, и каждый день в Березняк являлись гости осведомиться, правда ли, что Хагир сын Халькеля набирает людей для похода, или это только вздорные слухи. В итоге у Хагира набралось сорок с лишним человек, то есть даже больше, чем требовалось для того, чтобы четырнадцативесельный «Волк» мог плыть. Правда, людей не хватало на то, чтобы менять гребцов дважды в день, но «Волку» везло с ветром, и начало похода складывалось благополучно.
   Место кормчего Хагир занял сам и был бы вполне доволен своей дружиной, если бы мог не заглядывать вперед. Грести-то тут все умели, но вот боевой выучкой хвастаться не приходилось. До отплытия Хагир с утра до ночи занимался со своей дружиной, обучая работников и сыновей местных бондов владеть мечом и щитом. Случалось, доходило до того, что под вечер измотанный наставник спотыкался на ровном месте и падал еще до того, как юный воин, привычный иметь дело больше с пастушеским посохом, успевал нанести удар. Но тогда во двор выбегала Тюра, которая сидела в кухне, поддерживая маленький огонек в очаге, где в углях стоял на своих трех копытцах бронзовый горшочек с кашей. Она отгоняла смущенно хихикающего «победителя», поднимала «побежденного» с земли и вела умываться и ужинать.
   – Что ты себя мучаешь? – приговаривала она, стянув с Хагира мокрую от пота и черную от пыли рубаху и поливая водой ему руки и спину. – Хочешь из пастуха сделать Сигурда Убийцу Дракона?
   – Сигурдов учат с семи лет! – отвечал Хагир, фыркая сквозь воду, текущую по лицу. – Но и пастух должен держать оружие в руках! Если их поубивают в первом же бою, их призраки мне будут являться каждую ночь и выть: «Это ты нас убил!» И что я им отвечу?
   – Но что-то же они умеют? Ты не видел, как этот Халль своей дубиной волков бьет?
   – Да уж, умеют! Они умеют ловко рубить дрова, потрошить рыбу, а иные даже резать овец! Но в походе нам придется иметь дело с врагами пострашнее трески и овцы! И даже волка, если на то пошло! У тех ведь мечей и щитов не бывает!
   – За месяц, боюсь, ты их многому не научишь.
   – Но чему-то научу! Хоть что-то надо делать! Мне надо, чтобы они выдержали первый бой, а там придет и опыт, и уверенность.
   – Но зачем так торопиться? До Середины Зимы еще много времени.
   – Мы не можем ждать. Пока лето, ходит много торговых кораблей. Чем ближе к зиме, тем меньше их будет. Да, они все неплохие ребята. Если бы и правда было время до Середины Зимы, из них вышла бы неплохая дружина!
   Перед самым отплытием судьба преподнесла Березняку подарок: однажды под вечер в усадьбу явились Лейг и Бранд Овсяный. Как оказалось, Вебранд отпускал пленных по одному каждый день, высаживая на берег там, где в этот вечер оказался. Беда в том, что происходило это на восточном берегу Туманного пролива, и всем остальным, даже если Вебранд всех до единого отпустит, по пути домой придется перебираться через море. Но зато родные всех оставшихся в плену воспрянули духом, и Хагиру было легче оставить усадьбу с надеждой, что вскоре еще кто-нибудь появится.
   И вот, не прошло и месяца с тех пор, как Хагир вернулся с печальными вестями, а «Волк», оснащенный линялым парусом из запасов Торвида Лопаты и канатами, купленными на деньги Ульвмода Тростинки, уже шел вдоль южной половины Квиттинга, выискивая добычу. Был он, конечно, староват, тяжеловат и руля слушался посредственно, а без хорошего корабельного мастера не удавалось понять, в чем тут дело. Зато в пасть деревянной волчьей головы на штевне Хагир набил железных гвоздей вместо зубов, и, украшенный разноцветными щитами на бортах, «Волк» выглядел не так уж плохо.
   – А мы там были, в той усадьбе! – сказал Лейг. Раненый бок у него еще побаливал, поэтому он сидел на весле мало и сейчас отдыхал, пристроившись возле ног Хагира. – Мы там ночевали, нас там даже покормили и перевязали. Хозяйке понравился Бранд…
   – А? – Услышав свое имя, Бранд обернулся от середины корабля. – Чего?
   – Хорошая, говорят, усадьба?
   – Ничего себе, – согласился Бранд. – Только не спрашивай меня, как туда плыть. Мы шли по берегу.
   – И мы пойдем по берегу, – утешил его Хагир. – Вон там отмель. А если ты, Бранд, хочешь навестить гостеприимную хозяйку, то до утра свободен.
   Бранд хмыкнул и дернул плечом. Зато Бьярта поднялась с оружейного сундука, на котором сидела, и через весь корабль прошла на корму к Хагиру.
   – Слушай, что я придумала, – начала она, придерживаясь за борт. На лице ее было беспокойное оживление, и Хагиру вспомнился Стормунд перед той злосчастной битвой. – Нам не надо всем показываться в усадьбе. Лучше я одна пойду.
   – Хочешь понравиться хозяину? – Хагир усмехнулся. – Имей в виду, я Стормунду все расскажу.
   – Я хочу узнать, есть ли у него гости и что это за люди! – пояснила Бьярта, не обратив внимания на насмешку. – Кто куда плывет, что за товар везет, много ли дружины. Может, найдется что-нибудь подходящее. Ты же сам говорил, что надо действовать с умом и не кидаться на первых встречных. Говорил, что можно получить по шее ни за пеннинг добычи! Так надо выяснить, что за добыча ходит рядом!
   – Погоди! – Хагир понял ее мысль задолго до конца речи. – Придумано неплохо, но почему это должна быть ты? Всю дружину брать с собой не стоит, это верно, но женщине идти в чужое место одной – безумие.
   – А кому еще? Не тебе же! Ты, ясень копья, слишком приметный человек, тебя все знают. А меня никто не знает.
   – Тут есть и другие люди, которых никто не знает. Мужчины. Пусть, в самом деле, Бранд идет. Скажет, что соскучился по хозяйке, а она ему все выложит: кто плывет, с кем и куда. Если там вообще есть гости.
   – Ах, ну как же ты не понимаешь! – Бьярта с горестной досадой тряхнула сжатыми кулаками. – Не Бранд, а я! Я сама должна что-то сделать! Бранд не поймет, не сообразит… Мужчины! Что вы понимаете? Вам бы только подраться! Будет надежнее, если я… Я должна идти!
   Хагир вздохнул. Он видел, что за последний месяц Бьярта похудела от пожиравшей ее тревоги. Муж не шел у нее из мыслей. Не слишком ли тяжела его рана, не умрет ли он раньше, чем они поспеют с выкупом? И раздобудут ли они выкуп? И не передумает ли Вебранд – от этого гадкого оборотня всего можно ожидать! Бьярта пошла в поход, не в силах сидеть дома, но сейчас, в походе, ее сжигали та же тревога, нетерпение и жажда деятельности. Нужно раздобыть десять марок серебра, но день проходил за днем, а десять марок все так же оставались воображаемыми, наяву ими даже и не пахло. Только в опьянении первых мгновений возвращенной жизни десять марок серебра казались ничтожной, жалкой ценой. Теперь, когда надо было добывать выкуп, его тяжесть оказалась весьма ощутимой. Глядя на каменистые берега, моховые полянки и песчаные отмели с пучками почерневших водорослей, Бьярта вообще не верила, что на свете существует десять марок серебра. Камни есть, песок есть, разбухшие от воды деревянные обломки тоже бывают. А серебро – разве что где-нибудь у свартальвов! В приступах отчаяния ей хотелось биться головой о землю, чтобы достучаться до подземного народца с его бесполезно пропадающими сокровищами. Каждый новый день казался ей нестерпимо долгим и ужасающе бесполезным. Напрасно Хагир утешал ее и твердил, что дерево не падает от первого удара и что ради добычи в военном походе приходится трудиться и ждать не меньше, чем земледельцу, который обрабатывает поле и ждет урожая. Бьярта слушала и не слышала. Ее душа жаждала, чтобы необходимые десять марок уже сейчас лежали перед ней, и рвалась хоть что-то сделать, как-то приблизить долгожданный час.
   – Ничего не случится, – уговаривала она Хагира. – Я возьму с собой одного-двух, чтобы тебе было спокойнее…
   – И правдоподобнее… – вставил Хагир.
   – Да. Я скажу, что еду к мужу или к родне… Что тот корабль повернул к Квартингу, а меня высадили, потому что мне нужно на восточный берег, и я теперь ищу другой. И я все узнаю… Ничего со мной не будет. Нельзя же думать, что из-за этой войны все вокруг стали преступниками и женщине нельзя из дому выйти, чтобы на нее не набросились какие-нибудь звери!
   – Ладно. – Хагир видел, что она не уймется. А расспросы женщины и в самом деле вызовут меньше подозрений. – Только не называй своего имени. Про наши дела могли пойти слухи.
   – Хорошо! – довольная Бьярта рассмеялась от радости, как девочка, которую отпустили погулять. – Я скажу, что я – Тюра! Я у нее взяла покрывало на всякий случай. Бедную вдову всякий пожалеет! Вот увидишь, как хорошо все получится!
   Она убежала к сундуку под мачтой и принялась в нем копаться. Хагир проводил ее глазами: она оживилась, повеселела, в каждом ее движении прорывалась лихорадочная, нетерпеливая дрожь. Хорошая все-таки жена досталась Стормунду: смелая, умная, решительная и притом еще красивая и преданная. Наверное, и правда все получится. Если боги не помогают таким людям, то кто же тогда достоин их помощи?
   «Волк» пристал к берегу возле устья узкого каменистого фьорда. Вместе с Бьяртой в усадьбу отправился Гьяллар сын Торвида и Хринг, кузнец из Березняка, грубоватый, но сильный и надежный человек. Когда Хагир увидел Бьярту с серым вдовьим покрывалом на голове, у него тревожно стукнуло сердце: это показалось дурным пророчеством. Но Бьярта ни о чем таком не думала и только ликовала, что наконец-то делает дело. От радости и волнения она разрумянилась, и вид у нее, под вдовьим покрывалом и со счастливыми глазами, был очень странный. Глядя, как она торопливо идет вдоль темнеющей опушки в глубину фьорда, опережая обоих спутников, Хагир надеялся, что по пути она остынет и даже устанет. Так будет правдоподобнее.
   В гриднице усадьбы, названия которой Бранд не помнил, оказалось довольно много народа, так что Бьярта остановилась на пороге, не зная, где тут найти хозяев и к кому обратиться.
   – Стейн! Ты где! Погляди, кто пришел! – крикнул где-то впереди мужской голос. – Иди встречай!
   Бьярта оглянулась на голос: в середине палаты возле стола стоял мужчина лет сорока, высокий, со светлыми волосами и бородкой, и его веселые глаза смотрели на Бьярту с такой приветливой радостью, точно они в родстве. Бьярта даже испугалась: что если он ее знает? Тогда все пропало, обман раскроется… Богиня Фригг, да откуда ему ее знать, если они в жизни не встречались? И выговор у него какой-то чужой, не квиттинский…
   – Привет тебе, липа запястий! – К ней подошел другой человек, грузный и широколицый, невозмутимый и привычно вежливый. – Откуда ты тут взялась, если это, конечно, не тайна? Но если тебе нужен приют, ты можешь у нас переночевать.
   – Кто ты? Что это за усадьба? – спросила Бьярта.
   – Я – Стейн сын Атли, а усадьба моя зовется Каменистый Пригорок. Что же ты, сама не знаешь, куда пришла? – Хозяин поднял брови.
   – Да… – Бьярта немного смутилась, не зная, правильно ли ведет себя. Раньше она почти никогда не выезжала из дому, и в чужом месте, полном незнакомых людей, чувствовала себя неуверенно. – Я плыла на корабле… но они держат путь на Квартинг, а мне надо на восточный берег, и они меня высадили…
   – Потом поговорите! – К ним подошла молодая женщина, ровесница Бьярты, и плечом оттеснила Стейна. – Что ты прямо на пороге кинулся расспрашивать? Дай я ее усажу.
   Она увела Бьярту за женский стол, где стояли миски с кашей и вареной рыбой. За едой Бьярта потихоньку оглядывалась. В гриднице сидело человек сорок, и половина была похожа скорее на гостей, чем на хозяйских домочадцев. Хагир прав: летом много народа пускается в плавание. У очага что-то рассказывали. Лица мелькали, голоса сливались в неразборчивый гул, и показалось даже, что тут говорят на каких-то чужих языках. Бьярта чувствовала себя отчаянно неуютно. Всего пять дней пути – и словно где-то в другом мире, все чужое. Никто на нее даже не глядит… как слепые! Не так было дома, где вся округа уважала Бьярту, жену Стормунда Ершистого… Как тут что-то узнать, когда даже не знаешь, как обратиться к соседу? Хоть бы один знакомый… ой, нет, этого еще не хватало! Не нужно сейчас никаких знакомых, никого, кто ее знает, и Бьярта поспешно взяла невольное пожелание назад. Но что же делать? Сейчас она совсем не верила, что справится с делом, ради которого пришла. Может, и правда стоило Бранда послать?
   Покончив с едой и оглядевшись немного, Бьярта приободрилась. Никто ее не замечает, никто не кричит: «А, Бьярта из Бьёрклунда! Что ты тут делаешь? Разбоем добываешь серебро на выкуп своего неудачливого муженька?» Она – Тюра. И ей надо на восточный берег. Значит, она имеет полное право спрашивать, кто куда плывет.
   Когда молодая хозяйка проходила мимо, Бьярта поймала ее за край платья:
   – Скажи-ка, Фригг обручий… не поможешь ли ты мне?
   – А? – Хозяйка наклонилась, всем видом выражая желание побыстрее разделаться с помехой и спешить дальше. – Тебе что-то нужно? Иди в девичью, дверь вон там, там сидит Хильда, старуха, она…
   – Нет, мне нужно узнать! – Бьярта заговорила быстрее. – Мне нужно узнать, не плывет ли кто-нибудь из твоих гостей на восточный берег.
   – Это я не знаю! – Хозяйка махнула рукой. – И так каждый день толпа народу, прямо гостиный двор какой-то! Раньше было где пристать, а теперь тут домов-то на берегу осталось – по пальцам посчитать, вот все и лезут… Еще следить, кто куда плывет, у меня два глаза, и я не Хеймдалль, чтобы слышать как растет трава… Иди вон к нему, он все про всех знает.
   Хозяйка махнула рукой, показывая на того высокого, светлобородого, который первым заметил Бьярту. Будто услышав, он как раз посмотрел на них, встретил взгляд Бьярты и улыбнулся.
   – А кто это? – спросила она, но хозяйка уже отошла.
   Бьярта встала и направилась к середине палаты. Светлобородый ждал, пока она подойдет, и даже толкнул плечом кого-то из соседей, призывая освободить ей место.
   – Садись, Скади нарядов! – Он указал ей место рядом с собой с таким удовольствием, точно всю жизнь мечтал посидеть с ней.
   Бьярта старалась приветливо улыбаться, но в душе беспокоилась: с чего это вдруг? Чего ему надо? Мелькнуло даже опасение, что он тоже выискивает ту или иную добычу, но тут же сама себя одернула: хватит выдумывать глупости с перепугу!
   – Да хранят боги твой путь, ясень меча! – начала она. – Мне указали на тебя, но не сказали, кто ты такой. И я…
   – Я – Гельд сын Рама, по прозвищу Подкидыш, – с готовностью ответил светлобородый. – Я из Барланда, из Стейнфьорда, из усадьбы Над Озером. А как тебя зовут? Я думал, что знаю всех красивых женщин Морского Пути, а выходит, что ошибся!
   – Я – Тюра дочь Сигмунда, – вполне уверенно ответила Бьярта. Человек из такой дали, из-за трех морей, никак не может распознать обмана. – Моего мужа звали Асбьёрн Берестянка, он погиб в море четыре года назад…
   – Когда нарвался на Эльга Длинноногого из Фьялленланда! – вместо нее закончил Гельд Подкидыш, и глаза Бьярты широко раскрылись от изумления и почти ужаса. Напрасно она надеялась… Он что, читает мысли? Но тогда он знает, что она – никакая не Тюра? Он колдун? Богиня Фригг!
   – Не удивляйся! – Гельд улыбнулся. – Я знал твоего мужа. Мы встречались в Эльвенэсе, на Квартинге и еще раз на Воротах Рассвета. А про его гибель мне рассказали фьялли. Правда, не сам Длинноногий… Он, знаешь ли, из тех, кто лучше умеет совершать подвиги, чем о них рассказывать. А у большинства бывает наоборот… Прости, я заболтался! – Гельд спохватился, что вдове убитого не очень приятно слышать, как ее потерю называют чьим-то подвигом. – Поверь, я очень сочувствую твоему горю – твой муж был очень достойным человеком! – с искренним чувством говорил он, и Бьярта против воли проникалась к нему все большим доверием. Его сердечность была так заразительна, что даже к самому Асбьёрну, которого и видела-то всего два раза, Бьярта сейчас испытала более теплое родственное чувство, чем раньше. – Что же тебя сюда привело? Не могу ли я тебе чем-нибудь помочь?
   Бьярта помолчала, стараясь успокоиться. У нее было чувство, что она спряталась от опасности в какое-то ненадежное укрытие и каждый миг может быть обнаружена. Сердце стучало так громко, что хотелось придержать его ладонью. Ну, Асбьёрн, дорогой родич, удружил! Он его знает! Правда… Тюра никогда не упоминала никакого Гельда, значит, тоже ничего о нем не знала и его не видела. В этом они не расходятся, значит, у барландца, с участливым любопытством ждущего ответа, нет никаких возможностей уличить ее в обмане.
   – Я… Я хотела попасть на восточный берег, там была наша усадьба, – начала она излагать заранее приготовленное. Содержание рассказа не стоило труда, поскольку прошлой зимой в Березняке и правда обсуждалась возможность такого путешествия – для настоящей Тюры. – Усадьба Рудный Обрыв… У нас была хорошая усадьба, правда, земля бедная, но зато хорошие железные копи. Когда мой муж погиб, с ним погибла почти вся дружина, я осталась с женщинами и детьми… Мне пришлось продавать усадьбу за бесценок, потому что удержать я ее все равно не смогла бы. Ее купил Грим сын Рикмунда, и он мне еще остался должен… А сейчас нам не хватает денег… Ну, это тебе ни к чему, это наши беды.
   Бьярта поймала себя на том, что пытается представить сестру на своем нынешнем месте и вести себя, как она. Но получалось плохо: они были слишком разными, и Бьярта не могла выдавить ласковую, немного смущенную улыбку, которых так много имелось в запасе у Тюры. Произносимые лживые слова казались ей легковесными, как пушинки, и даже казалось странным, что собеседник этого не замечает. Или замечает?
   – Да я все понимаю, – легко ответил Гельд, и Бьярта начала опасаться, что он действительно понимает слишком много. – Но я, честно говоря, не думаю, что из твоей поездки выйдет толк. С тобой только эти двое? – Он кивнул на мужской стол, где сидели Гьяллар с Хрингом.
   – Да.
   – Тогда ваш Грим сын Кого-то найдет сто отговорок, чтобы не платить долга.
   – И у него хватит наглости обидеть женщину, вдову? – гневно воскликнула Бьярта, даже где-то жалея, что на самом деле не увидится с Гримом и не сможет сказать ему, кто он такой. Теперь она не помнила о Тюре и говорила от души.
   Гельд умиротворяюще качнул головой:
   – Поверь, меньше всего я хотел бы возводить напраслину на человека, которого в глаза не видел. Может быть, он только и мечтает отдать тебе твои деньги. Но, понимаешь ли, когда ездишь с места на места и бываешь чуть ли не на всех тингах Морского Пути, столько всяких случаев насмотришься… Особенно в такое время, как на Квиттинге сейчас. В беде все худшее в людях лезет на поверхность, и, когда страна разорена, гораздо чаще встретишь человека, способного обидеть вдову, чем помочь ей. Вообще-то люди не так уж плохи, добрых людей я тоже повидал достаточно, даже больше, пожалуй, чем плохих. Хорошего в людях тоже много, но оно, как золото, тяжелое и лежит на самом дне. А всякая дрянь всплывает. И если этот ваш Грим за четыре года не нашел случая прислать тебе свой долг, значит, он не очень-то хочет расставаться с серебром. Чтобы его убедить, требуется дружина посильнее двух человек… Хотя вон тот, с темной бородой, и выглядит очень грозно. – Гельд бросил уважительный взгляд на Хринга. – У тебя есть свидетели сделки?
   – Да. Целых трое. Правда, я не знаю, живы ли они, я четыре года не получаю от них вестей…
   – Если хоть один из них умер, не успев по закону передать свое свидетельство наследникам, то это уже повод отложить дело до тинга. А на тинге бывает полезна сильная дружина и звонкое серебро. Поверь, я не хочу пророчить тебе несчастий, но трудности лучше знать заранее. Понимаешь ли, сейчас на Квиттинге так много бедных людей, а бедные, что не говори, жадные.