— Шурику, — неуверенно ответил Наиль.
   — А этот?
   — Тебе.
   — А этот?
   — Алене…
   Посмотрела я — отличный мне кусок достался. С горой.
   С впадиной вроде сухого озера. И с трещиной, которую я окрестила рекой. Справа от меня Танины земли. Слева Кетошины. Впереди Наиля. И еще Шуриков клинышек со мной граничит. Это ведь не плоский газон у нас во дворе! Государства получились как настоящие, из седой древности…
   Мы устроили войну. Потом торговлю. И это было поинтереснее, чем на уроках истории Забавнее я ничего в жизни не видела. Хотя нет, вру. Забавнее были четыре белые мышки, которых давала повоспитывать Тане ее двоюродная сестра.
   Но зато увлекательнее этой игрушечной истории, точно, ничего на свете нет!
   А перед отлетом, когда за нами прибыл Эрих Аркадьевич, мы стерли границы. Пусть наша маленькая планета станет общей, как и большая Земля.
   — Чтоб никто не мог сказать: «Это мое!» — а каждый говорил: «Это наше!»
   — прокомментировала наши действия Туня.
   Сцепили мы вшестером мизинцы и поклялись никому никогда не рассказывать о разделе мира. Пусть это останется нашей тайной…

3

   Больше всего в каникулы я люблю оставаться дома. Конечно, на плавучем Пионерском континенте или в Амазонской Детской республике тоже очень интересно. Не говоря уж о Транспланетном круизе дядюшки Габора. А все же только дома я чувствую себя «осью, вокруг которой оборачивается наш семейный мир», как утверждает папа. Здесь надо мной трясутся, здесь мне позволено самую чуточку покапризничать.
   Здесь даже Туня становится добрее. Зимой в школьном городке, летом в лагере отдыха я должна быть большой и сознательной. А дома от меня никто пока этого не требует. Нет, я ведь понимаю, я не против общественного воспитания. Но если честно-пречестно — я очень скучаю вдали от папы и мамы. И потому так радуюсь возможности побыть дома.
   В эти каникулы мне необыкновенно повезло. Наш класс отдыхал на Озоновых островах, подвешенных над Альпами.
   И я отпросилась всего на два дня — отпраздновать день рождения. Так надо же, именно в этот момент на островах объявили карантин по свинке. Свинка — болезнь пустяковая, ее там наверняка за пару часов ликвидировали. А карантин по-прежнему, как три века назад, объявляется на двенадцать дней.
   Поначалу я обрадовалась. Но когда праздник кончился и ребята со двора разъехались кто куда, я вдруг затосковала в тишине нашей квартиры. Пришлось сесть на диван и как следует подумать, чем заняться сегодня и в остальные дни.
   Можно было упросить папу уйти со спелеологами в Саблинские пещеры. Еще хорошо бы заказать мне и маме по индийскому костюмчику: в моду на этот сезон входили сари. Но у папы шел выпуск в музыкальной школе, и он не мог оставить своих воспитанников. А мама вчера нарисовала нас обеих в сари, отодвинула рисунок от глаз, сердито поцокала языком и заявила, что беленьким это не к лицу, что сари идут нам, как индускам веснушки.
   Я так задумалась, сидя на диване, что не заметила, как в комнате появился дядя Исмаил. Скрестив на груди руки, он замер передо мной, нахмурился:
   — Бледна, расстроена и без дела. Не годится!
   И соединился с мамой:
   — Я похищаю твою дочку, не возражаешь?
   На стене перед мамой горела карта заводской территории, и мама вместе с другими операторами вела по зеленым линиям грузовой транспорт. Она не сразу оторвалась от пульта, а сперва разогнала по сторонам шустрые огоньки.
   — Надюша, возьми на минутку третью и пятую трассы, — попросила она соседку. И только после этого подняла голову: — Целую, Лялечка. Привет, малыш. Надолго похищаешь?
   — Если не попадемся в плен космикам, доставлю вечером в целости и сохранности, — браво ответил дядя Исмаил.
   Космики — герои мультфильмов. Космические кибер-разбойники на двенадцать серий.
   — А если попадетесь, не забудь скормить Алене витамины. А то знаю я вас, обязательно отлыните! — Мама изо всех сил сдерживала улыбку, сохраняя решительный тон разговора.
   — Никак нет, сестренка, не отлыним!
   — Тогда до вечера! Спасибо, Надюша, принимаю! — Мамино лицо снова посерьезнело, и мама отключилась.
   — Опять забиваем голову ребенку разной ерундой? — проворчала, настораживаясь, Туня. — Куда сегодня?
   — Не бери греха на душу, бабуля, мы тебя не приглашаем!
   Как говорится, без железок обойдемся…
   Туня, пылая антеннами, гневно запыхтела, перегородила собой дверь. Она подозревала, что дядя Исмаил непременно попробует от нее избавиться.
   — Терпеть не могу привязных аэростатов! — обычно говорит он. — Куда ни пойдешь, всюду над головой висит, перед людьми позорит…
   Дядя Исмаил уверен — кстати, я тоже! — что с меня хватит и одной его опеки. В прошлом году, например, дядя Исмаил запер Туньку в ванной. Да еще заложил дверь указкой, чтобы ей не удалось вступить в сговор с электронным замком. В другой раз каким-то датчиком намерил мне фальшивый жар.
   И пока бедная няня, испугавшись невиданной температуры, готовила на кухне лекарство, мы благополучно удрали по пожарному спуску А недавно дядя Исмаил привел нас в мастерскую к Стасу Тельпову и притянул Туню за руки к четырем точечным магнитам с такой силой, ,что она провисела распятая вплоть до нашего возвращения. В общем, у Туни есть причины опасаться дядю Исмаила. С каждым его визитом она усиливает бдительность. Но и он не теряет времени зря!
   — Все-таки собираешься увязаться за нами? — осторожно поинтересовался дядя Исмаил у роботески, сунув руку в карман.
   — Быть при девочке-мой долг! — отважно заметила Туня, не меняя позы.
   — Видит бог, я этого не хотел! — Дядя Исмаил лицемерно вздохнул, извлекая из кармана маленькую коробочку вроде электробритвы.
   Я тихонечко хихикнула.
   — А ты не хихикай, нечего нянин авторитет подрывать! — прикрикнул дядя Исмаил строгим голосом. — Собирайся скорей. Да купальник не забудь!
   — Ура, на пляж пойдем! — обрадовалась я, выскакивая в соседнюю комнату одеваться. Отсюда мне не было слышно, о чем дядя Исмаил беседовал с Туней. Но когда я вернулась, он целился в нее своей коробочкой:
   — Последний раз спрашиваю, оставишь нас в покое?
   Туня покосилась и еще крепче вцепилась в косяк.
   Тогда дядя Исмаил большим пальцем нажал на коробочке розовую кнопку. Туня вздрогнула и стала хохотать. То есть мелко тряслась в воздухе, мотала ручками, отмахивалась хвостиком и издавала чудовищные звуки.
   Я испугалась:
   — Вы ее испортили?
   — Ничуть не бывало! — Дядя гордо потряс гривой. — Так, слабенькая электронная щекотка. Для автоматов абсолютно безвредна. Но, конечно, нейтрализует наповал.
   Он воткнул коробочку в трясущийся Тунин бок, передвинул роботеску на диван. И нажал другую кнопку. Туня перестала трястись и заикала от страха. Оно и понятно: заикаешь!
   — Я на сторожевой режим перевел! — предупредил дядя Исмаил. — Будь паинькой. А дернешься — на себя пеняй! Пока!
   — Чао! Оревуар! Чтоб ты провалился! — сердито распрощалась Туня на всех, какие только знала, языках.
   — Бабуля, побереги нервы! — укоризненно сказал дядя Исмаил. И, раскланявшись, с достоинством зашагал к лифту. — Куда сегодня отправимся?
   — А вы разве еще не придумали? — Я пожала плечами. — Тогда пойдем куда глаза глядят…
   — Ну и куда же они у нас глядят? По твоим разноцветным разве что-нибудь прочтешь?
   — Зато в ваших читай без утайки. Они хотят увидеть Киму Бурееву, ведь правда?
   Я знаю, что говорю. В гости к тете Киме он всегда берет меня. При мне, видите ли, ему легче с ней разговаривать. Как будто я не догадываюсь, что дело тут вовсе не во мне.
   — Ив кого у тебя такая дьявольская проницательность? — осведомился дядя Исмаил, задумчиво затирая ботинком трещину на мостовой. — Прямо жуть берет! Но уж коли на то пошло, рано еще по гостям ходить… На пляж!
   Он вызвал «Стрекозу». И мы полетели на озеро Селигер.
   С дядей Исмаилом интересно купаться. То он заводную акулу притащит. То складной батискаф, в котором если скорчиться, то и вдвоем можно поместиться. А в этот раз, едва мы встретились после раздевалки на берегу, подал блестящий обруч:
   — Надевай. Пойдем в дыхательном коконе. Ни у кого пока такого нет.
   Ну, насчет «ни у кого», я сильно сомневаюсь. В серию не пошло — и того довольно. А уж испытатели наверняка не один месяц крутили его, добиваясь надежности. Стал бы дядя Исмаил иначе моим здоровьем рисковать, как же!
   Приладили мы ласты. Продела я сквозь обруч голову. Дядя Исмаил помог ремешки под мышками застегнуть, чтоб движениям рук не мешал. И, подмигнув, скомандовал:
   — Прыгай!
   Я удивилась:
   — Без маски?!
   — Не бойся, Олененок, не захлебнешься!
   Это я-то боюсь? Да я дяде Исмаилу больше, чем себе, верю! Набрала полную грудь воздуха, зажмурилась, затаила дыхание и бух с пятиметровой вышки! Иду ласточкой на глубину. Чувствую, волосы не намокают. Открываю глаза… Вот фокус! Стоит вода кругом головы, будто я в стеклянном шлеме— только стекла нет. Дышать легко. Все звуки доходят не— искаженными. А видимость-сказка!
   Вдруг — бултых! — дядя Исмаил в воду врезался! Изогнулся, привстал и, работая ластами, дугу вокру! меня пишет. На нем тигровые плавки в светящихся пятнах. На плечах обруч блестит. А над обручем — струйка пузырьков вскипает…
   — Нравится?
   — Ой, здесь даже говорить можно? Ну, дядя, вы удивительный человек! Волшебник!
   Отрегулировали мы ласты на прогулочную скорость. Вклю. — чили гидрострую, как у кальмаров. Летим. Беседуем. Песенку спели: «Килька кильке говорит: „Нагулять бы аппетит!“.
   — Что-то и мне есть захотелось… — сказала я. — Наверно, от свежего воздуха…
   — Не расстраивайся, Алена. Чего не сделаешь ради любимой племянницы? — Дядя Исмаил перевернулся в воде и заглянул мне в глаза. — Хотел до следующего раза еще один сюрприз приберечь, он еще не совсем готов. Да ладно!
   Поднял указательный палец, словно бы хотел поймать направление ветра. Какой же, думаю, ветер под водой? А у него на пальце перстенек с камнем, и в глубине камня рубиновая стрелка мигает. Маячок.
   Приплыли мы к гроту. Только заглянули — под сводами свет вспыхнул. Я прямо-таки ахнула: кино передо мной или волшебная пещера Али-Бабы? Со дна декоративные водоросли поднимаются. Воздушные пузырьки бьют фонтанами из углов.
   Анемоны и кораллы яркими цветами цепляются за стены.
   А золотые рыбки и рачки прогуливаются дружными стайками, как бабочки над лугом. Сбежались со всех сторон, носами тычутся, любопытными глазами играют. Дядя Исмаил отогнал их. Взялись мы за руки, вплыли в грот. Внутри вытесаны каменные столы рядками. Такие же скамьи. И в огромных вазахракушках— груды фруктов.
   — Извини за скромное угощение! — Дядя Исмаил придвинул мне вазу. — Не можем сообразить, какая пища в воде не размокает. Вот, кроме фруктов, ничего не выдумали. Ешь на здоровье.
   Я грушу потолще выбрала и растерялась: дальше-то что с ней делать?
   — Смелее, смелее, — подбадривает дядя Исмаил. — Хоп!
   Поднесла я грушу ко рту. Локоть в воде, а кисть вблизи лица в воздухе Капельки воды, не задерживаясь, сбегают по руке. И никакой преграды между мной и водяной толщей!
   Мне на миг холодно стало: вдруг не выдержит невидимая стенка, которую вода перед носом огибает? Но я себя пересилила.
   Откусила от груши. Вкуснотища!
   — Дядя Исмаил, неужели вам не скучно со мной?
   — А тебе?
   — Что вы! Я вам очень-очень рада… А вот вы? Что вам-то за интерес со мной возиться?
   Дядя Исмаил лег на спину на каменную скамью, закинул руки за голову. Лежать в воде легко, удобно. И немножко знобит. Но не от холода. А от вида простуженных в вечной сырости стен.
   — Здесь обстановка ленивая, думать не располагает. Если объяснить попроще, я все время мечтал о младшей сестренке…
   — Здравствуйте! А мама?
   — Ну, мама… Она всего лишь на год моложе. И слишком любит командовать… Не замечала?
   — Еще как! А вы не любите?
   — Тоже люблю. Я ежедневно отдаю себе массу команд.
   Некоторые даже с удовольствием.
   — А я похожа на маму, когда она была маленькой?
   — Скорее уж на меня, когда я стал большой… Наелась?
   Не пора ли нам покинуть сие гостеприимное кафе?
   — Пора, — согласилась я не без сожаления. — А то в другие места опоздаем, где солеными орешками потчуют.
   — Цыц, насмешница! — прикрикнул дядя Исмаил. — Смотри, лишу своего доверия!
   — Да-да-да, а с кем же вы тогда пооткровенничаете? Вон вы какой большой и какой одинокий…
   Я, может, чересчур самоуверенна. Только со мной дяде Исмаилу притворяться незачем. Нет у него друзей. Он, помоему, и веселый и шумный от застенчивости…
   Выбрались мы на берег. Обсохли. Переоделись. Отправили по адресам купальники в непромокаемых пакетах. И опять в «Стрекозу». Но не успели над озером развернуться, как дядин видеобраслет зачирикал и синими вспышками поторапливает — кому-то ужасно некогда. Дядя Исмаил перекинул изображение с браслета на приборный экран. И к нам в кабину ворвался шустренький такой, звонкий, белокурый… И без запятых и пауз выпалил:
   — Слушай Исмаил здравствуй девочка Чикояни врачи на три дня с полетов сняли не можешь послезавтра заменить?
   — Привет, Тобол. На стартовой?
   — Где согласишься. Могу в резерве.
   — Нет уж. Ты же знаешь мою программу: если работать, то на максимум. Что с Валерой?
   — Нервы. Говорит, с Линой рассорился. Ей его домашние шашлыки надоели. ж — Узнаю Валеру. Лишь это и может вывести его из себя.
   — Так я побежал. На дежурстве встретимся. Договорились?
   И, не дожидаясь ответа, исчез. Дядя Исмаил задумчиво поскреб подбородок:
   — Эх, служба! Хотел, как все люди, старт по видео наблюдать. Так надо ж, не вышло!
   — А почему не отказались?
   — Что ты! Я уверен, он и так ко мне не к первому заглянул.
   — Почему?
   — Накануне дежурства мы в дубль-резерв поступаем.
   Резерв резерва. Значит, никого не нашел.
   Я расстроилась, что у нас выходной поломается. А он утешает:
   — Не волнуйся. Ночным рейсом подамся.
   — Ваш Тобол еще больше любит командовать, чем даже мама, правда? — заметила я, чтобы только не молчать.
   — Правда. И у него к этому талант. Кто бы его иначе назначил командиром разведчиков?
   — Он же еще не очень старый? Года двадцать два ему?
   Или больше?
   — Угадала, двадцать три. Но разведчику голова нужна.
   А не борода.
   — Да, а вы на целых шесть лет старше!
   — Тихо! — Дядя Исмаил зажал мне рот. — Хочешь, чтобы меня с работы шуганули, как переростка?
   Мне не понравилось, что он снова все в шутку обернул.
   И я ехидно поинтересовалась:
   — А у вас к чему талант? Дразнить электронных нянь?
   — И к этому тоже. Если Тобол Сударов выставит меня из разведки, пойду в испытатели воспитателей.
   — Представляю, какая жизнь начнется у роботов! — Я фыркнула. — Защекочете!
   Тут опять зачирикал его браслет.
   — Не дадут отдохнуть! — возмутился дядя Исмаил. — Что за мода — проводить совещания в выходной день?
   Включил экран, и я прямо остолбенела, увидев Виктора Горбачева. Мне на ум сразу пришли слова, которые выдумали журналисты специально для своих репортажей: «Взгляд далеких, пронзительных, припорошенных звездами глаз…» Хотя глаза у него и впрямь необыкновенные. В один день такая удача — сначала командир разведчиков, теперь сам капитан трансфокалыюго корабля «Гало»…
   Горбачев кивнул мне и больше не замечал.
   — Май, я обещал до последней минуты держать для тебя место Эта минута истекает. Сейчас списки уйдут на окончательное предполетное утверждение.
   Такое сокращение от имени Исмаил мне очень понравилось: Май… Впрочем, в Викторе Горбачеве мне все понравилось. Дядя Исмаил не торопился с ответом. Он прошелся пальцами по приборному щитку, извлекая массу ненужных сигналов. Пощелкал набором адресника, и я уловила, как напрягается «Стрекоза» в ожидании приказов. Нагнал в кабину запах свежеразрезанного арбуза. Лишь после этого посмотрел на экран:
   — Мне нечего добавить к тому, что я сказал раньше, Витя.
   Сегодня я еще раз все продумал…
   — Немногим хватило бы мужества отказаться от участия в первом ТФ-переходе.
   — Но если бы все улетали к звездам, кто бы делал Землю Землей! У тебя тысячи добровольцев. Уступи одному из них.
   — Мне будет не хватать именно тебя, Май, твоего чутья опасности. Я привык к твоей безмятежности: коли ты безмятежен, значит, на борту все спокойно…
   Дядя Исмаил повернулся в профиль к экрану и гордо задрал подбородок сначала над одним плечом, потом над другим:
   — С детства не слыхал комплиментов. С трудом вспоминаю, насколько это приятно. Ты завидуешь, что я не такой бука, как вы, межзвездники?
   Виктор Горбачев неожиданно рассмеялся:
   — Посмотрим, кто кому будет завидовать через пяток лет.
   После нашего возвращения.
   — Слушай, Витище. У нас с тобой еще найдется для беседы полчаса перед стартом. А вот в Дом Чудес мы с Аленой можем не поспеть.
   — Ну ладно. Хороших вам приключений.
   — К черту, к черту. Заскочи утречком в кубрик. Есть несколько свежих мыслей о векторах информации…
   — Хорошо. До утра.
   Виктор чуть помедлил и отключился. Изображение таяло неравномерно. Дольше всего не исчезал его необыкновенный взгляд.,.
   Мне стало стыдно. Я по глупости ругала дядю Исмаила, что его не берут в этот перелет, а он, оказывается, сам не хочет. Капитан за ним, понимаешь, по Солнечной системе рыщет, обойтись без него не может. А он — вот он, племянницу развлекает! Для Земли себя бережет. Да скажи мне кто — от всего бы на свете отказалась, лишь бы среди первых на ТФ-корабль вступить. Только кому я нужна? Кто меня когда-нибудь всерьез замечал?
   Дядя Исмаил еле слышно вздохнул и перевел браслет в режим «Не беспокоить»:
   — Надеюсь, не у каждого найдется причина для экстренного вызова?
   Мы причалили на крыше Дома Чудес. Спустились на этаж мультфильмов.
   — В какую серию пойдем? — спросил дядя Исмаил.
   — В пятую. Там космики здорово Луну грызут.
   Дядя Исмаил щелкнул пальцами, и к нам подлетел роботконтролер. Расшаркался в воздухе, так и сияет вниманием:
   — Желаете программу средней трудности?
   — Самую страшную! На двоих! — закричали мы, не сговариваясь.
   Робот вздернул хвостик вопросительным знаком, покачал им, определяя нашу суммарную психологическую устойчивость.
   И, приняв решение, повел нас в кабину 2-5у. То есть на двоих, пятая серия, усиленная ужасами. Сели мы в кресла, пристегнулись. Свет померк. Тряхнуло какой-то случайной перегрузкой…
   Мы очутились за пультом разведочного корабля. Скафандры плотно облегали тела. Пахло резиной. В лобовой экран ломился Сатурн. Сзади, непривычно маленькое, нас провожало Солнце.
   Внезапно из-за планеты высунулся могучий детина. Заржал, увидев нас. Поманил пальчиком. Сказал «Цып-цыпцып!» Наш «Муравей» по сравнению с ним величиной с голубя.
   Или даже с воробья.
   — Вляпались! — Дядя Исмаил нажал на тормоза.
   Нас шарахнуло об экран. «Муравей» встрепенулся, попятился. А потом задал такого стрекача, что звезды растеклись по небу серебряными ниточками. Детина — это был гигантский космический вурдалак Гурий — ринулся вдогонку по Сатурновому кольцу, легко перескакивая с обломка на обломок.
   Он несся так, что закрутил планету в обратную сторону, все быстрее и быстрее, пока не сорвался с орбиты, как камень из пращи. И одним скачком настиг бедного «Муравьишку».
   Я дернула рычаг защиты. Обшивка корабля раскалилась докрасна. Гурий, цапнувший его с налета, зашипел от боли и обиделся:
   — А-а-а, так вы кусаться?!
   Натянул на ладони рукава, подцепил кораблик и принялся перекатывать его в руках, остужая и подкидывая, как горячую картофелину.
   Мы с дядей не любим тряски. Поэтому надвинули шлемы и катапультировались. «Муравей» распустился словно бутон.
   И наша капсула вывинтилась между пальцами Гурия к Юпитеру, подальше от космического хулигана. Гурий, забыв про нас, аккуратно разломил остывший кораблик пополам. И принялся сдавливать половинки, как дольки лимона, из которых выжимают сок. Потекли топливо и охладитель. Гурий, громко чавкая, обсасывал обломки, слизывал бегущие по рукам струйки — в общем, вел себя ужасно неряшливо. На самом-то деле он людям не опасен. И на большее, чем красть энергию, не способен. Зато другой такой жадины во всей Вселенной не сыщешь!
   Капсула, точно плотик в космическом течении, жди, покуда она в ближайший порт отдрейфует… Хотели мы передать спасателям свои координаты, но эфир вымер, словно ею метлой подмели: ни одной радиоволны не осталось. Такая наступила тишина — даже дыхание показалось слишком шумным, не то что слова. Поэтому я вздрогнула, когда дядя Исмаил, нахмурившись, буркнул:
   — Везет нам сегодня, как устрице на камбузе. Бездонная Точка!
   Меня мороз продрал по коже. Я всяких ужасов про эту самую Точку наслышалась, но в ее существование не верила.
   А тут — нате вам, подстерегла. Бездонная Точка — это блуждающая черная дыра в Пространстве, все притягивает! Попадешь в ее зону — не воротишься. А если и выберешься — родная мать не узнает: нагишом в космос выпустит. Впрочем, так ли, не так ли — поди проверь. Еще ни один, кто с ней столкнулся, об этом поведать не мог. Самые бывалые-разбывалые навек сгинули.
   Рвануло нас — и поволокло. И крутило, и швыряло, и мотало, и дергало, и подкидывало, и наизнанку выворачивало — словно в жутком космовороте А вместе с нами и мимо нас всякая всячина мчалась — от консервных банок до целых планет. Прокувыркалась Луна — серпик примерно недельной фазы. Острым рогом уцепила капсулу за бортовой фонарь, за собой потащила. Притянуло нас во впадинке между паровозом, бетонной трубой и связкой чайных ложечек. На капсулу насела солома, пыль, какие-то перья, лузга от семечек. А тут еще приемник взревел дикими воплями — все радиоволны, пойманные Точкой, метались вокруг нас как сумасшедшие.
   — Приехали! — Дядя Исмаил тяжело вздохнул. — Вылезай, прогуляемся Побрели мы, спотыкаясь и падая, под градом вновь притянутых вещей. Миновали перевернутый вверх тормашками маяк.
   У наших ног шмякнулся детский самокат. Древняя безмоторная модель, на которой едут, отталкиваясь от земли ногой.
   Дядя Исмаил поднял его, пинком проверил шины.
   — Садись, Олененок. Обозрим окрестности.
   Мы с трудом уместились на самокате. Дружно оттолкнулись. И, лавируя на неровной поверхности, покатили к горизонту. Но тут же налетели на ржавого робота, который валялся, уткнув антенны в грунт. Сначала я решила: какойнибудь незадействованиый, выключившийся из ума, брошенный хозяином автомат. Но робот выпрямился и по складам произнес:
   — Тс-с! Ти-хо! О-ни и-дут!
   Я приложилась ухом к почве. Далеко внизу что-то дребезжало и лязгало. Доносилась лихая киберячья песня:
   Мы — раз! — Разгрызаем Планету изнутри Мы — два! — Давим стены, Возводим пустыри!
   Мы — три (Трень!) — Тренируемся От ночи до зари Мы любим зло и беды, Победы и обеды, Зловреды-камнееды, Кибер-дикари!
   Мы — пять! — Пятна плесени на Солнце разведем.
   Мы — шесть! — Жесть напялим На каждый водоем Мы — семь! — Семафоры Несчастья в тыщу ом!
   Мы восемь раз по восемь Вселенную сжуем!
 
   Под такую дурацкую песню дружно грызли планету свирепые космики.
   Грунт возле нас треснул, провалился. Из ямы строем вылезли жующие разбойники.
   — Присоединим планету к изгрызенным ранее! — проскрежетал Кибер-Главный с рогатым серебряным черепом. И махнул манипуляторами в нашу сторону: — Вместе с пассажирами.
   Он затрясся, заметив аплодирующего старичка-робота:
   — Эт-то еще что за рухлядь? Убрать!
   И топнул гусеницей.
   Бедного робота в мгновение ока разобрали по винтику, детали сложили ровной кучкой. Возле нас выставили охрану.
   Дядя Исмаил кашлянул и строго сказал:
   — Нас нельзя при-соединить. Нас можно при-мыслить.
   Я наизнаменитейший военный советник Май Люто-Мудрый.
   А они оба у меня ассистентами…
   — Ассы-с-тентами? Разрядно! — Главный гулко постучал кулачищем по лбу. Указал манипулятором на охрану. — Убрать! — Повторил жест в сторону кучки деталей: — Собрать! Сложить! Доложить! Мне нужны военные специалисты И асы. С тентами.
   Робота мигом сляпали, смазали, покрасили. Привязали за спину зонтик-тент.
   — Спасибо! — обрадовался помолодевший робот.
   — Молчать! — рявкнул Главный. — Отвечать! План военный покорения Вселенной! И чтоб мне без всяких эмоций!
   — Вас мало для завоевания мира! — отрывисто бросил дядя Исмаил.
   — Хо! Мало! Продуй локаторы! — Главный затрясся от возмущения. — Стройся!
   Откуда ни возьмись, от горизонта до горизонта протянулись железные ряды киберов — одинаковые, рослые, вооруженные, с серийной улыбкой на чугунных губах. Они одновременно топнули гусеницами. Поверхность выеденной изнутри планеты не выдержала, вдавилась, образовала огромную чашу. Со склонов к центру, которым мы нечаянно стали, кувырком посыпались, сминаясь и разваливаясь на лету, лавины космиков.
   Нас вмиг бы расплющило горой металла и пластика. Но Главный и пять телохранителей окружили нас шестигранным сводом, прикрыв от обломков киберов своими телами.
   Я решила: теперь-то нас и прихлопнут. Но Главный расхохотался, тряся рогатым черепом:
   — Хитрец, Люто-Мудрый! Никто еще не наносил мне столько поражения. Беру тебя на службу, советником. Нельзя пропадать раз… нет, два… многорушительным задаткам…