Миша был спокоен, и все-таки можно было заметить, что за ночь с ним что-то произошло. Он говорил невнятно, бубнил, торопливо проглатывая окончания, но каждая фраза была завершенной и полна ясного смысла. Ни дать ни взять ученый, сделавший грандиозное открытие.
   – У него есть тетрадь, в которой тысячи различных методик и ссылок на литературу. Я с утра уже побывал в библиотеке. Смотри, что я там нашел, – говорил он, садясь на край кровати.
   Андрей протирал глаза и медленно приходил в себя. Ему приснился дурной сон.
   – Что это?
   – Журнал американского химического сообщества, – пояснил Миша. – Сокращенно – «ДЖАКС». А вот здесь, где закладка, подробная методика изготовления эторфина. Просто и доступно. Задачка для школьников.
   – Не кричи, пожалуйста. И дверь закрой плотнее… У тебя сигареты есть?
   – Какие сигареты?! В школу поехали! Я в три часа ключи от лаборатории должен отдать химичке!
   Дорогой, родной недотепа, ласковый увалень, Пьер Безухов, как его окрестили в школе. Андрей вскочил с кровати, вырвал из рук друга журнал и пробежал взглядом по изображению химической формулы, напоминающей паука в паутине. Для кого-то это была непонятная гроздь многогранников и латинских букв. А для него – код, шифр к кладу, зарытому на пиратском острове, увлекательнейшая игра.
   – Методика есть? – коротко спросил он, перелистывая журнал.
   – Все есть, – подтвердил Миша.
   – Золотой ты мой, – пробормотал Андрей, натягивая на себя брюки.

Глава 6
КОРИЧНЕВЫЙ ПОРОШОК

   От колбы, которую Миша снял с горелки, еще шел тяжелый запах, и пришлось открыть окно. Андрей склонился над препаратным стеклышком, глядя на крохотную горсть еще теплого коричневого порошка.
   – Что за хренотень мы с тобой произвели на свет? – спросил он.
   Миша мыл руки под тугой струей. Тщательно вытер руки полотенцем и кинул его в свою спортивную сумку.
   – Что ты так на него любуешься? – спросил он, перекрывая ключом газовый кран.
   – Сам не знаю, – признался Андрей. – Щепотка химической пыли, а взгляд почему-то притягивает.
   – Это ты сам себе внушил… Пересыпь в пробирку. И давай сваливать… От греха подальше.
   В лабораторию в который раз заглянула учительница химии. Низкорослая, вечно нервная, малоулыбчивая, сейчас она расцвела, глядя на ребят счастливыми глазами.
   – Я все наглядеться на вас не могу, – призналась она. – Какие же вы все-таки замечательные ребята!
   – Уже уходим, Людмила Георгиевна! – по-своему понял слова химички Миша и принялся стаскивать с себя белый халат.
   – Миша, ты не забыл? Сегодня вечером…
   – Да-да! – кивнул Ковальский. – Факультатив. В шестнадцать ноль-ноль. Буду как штык.
   Они вышли на улицу. Андрей стоял напротив Ковальского и чувствовал, как греет пробирка, спрятанная во внутренний карман.
   – Спасибо, – сказал Андрей и протянул Ковальскому руку.
   – Да ладно тебе, – ответил Миша и перевел разговор на другую тему. Андрею никак не удавалось поймать его взгляд. «Он больше никогда не будет иметь со мной никаких дел», – подумал Андрей.
   Вернувшись в общежитие, Андрей заперся в комнате, вытащил из кармана пробирку и долго рассматривал порошок. «Изобрести бы такую гадость, – думал он, – за один грамм которой сразу бы дали миллион баксов».
   Он высыпал чуть-чуть порошка на ладонь и лизнул. Потом несколько минут неподвижно сидел у окна, чувствуя, как его легко «ведет», словно от стакана краснодарского портвейна.
   Вечером он отправил в Геленджик телеграмму: «Уважаемый Князь Байрам-оглы! Поздравляю защитой кандидатской диссертации…»
   Это был пароль. Князь приехал на следующий день. Привез бутылку совершенно роскошного коньяка и большую коробку с суджуком, икрой и фруктами. Унес порошок с собой, а вскоре на проходной общежития появилась записка для Андрея. Князь предлагал встретиться в городском парке, в кафе.
   Усадив Андрея за столик, Князь крепко пожал Андрею руку, сказал, что гордится знакомством с ним, что преклоняется перед людьми интеллектуального труда, которые двигают научно-технический прогресс, а потом незаметно сунул ему в карман две купюры.
   Когда Андрей остался один, он вытащил деньги, разгладил их на колене и внимательно рассмотрел. Это были две стодолларовые купюры. «Сто мне, сто Мише, – подумал он. – И Нечипоруку можно немного подкинуть на мороженое».
   Деньги пьянили и кружили голову, как коричневый порошок. Андрею вдруг захотелось снова испытать радость удачи, получить в свой адрес комплименты и честно заработанные деньги. Потом снова работать и снова восходить на пьедестал. И так всегда…

Глава 7
В КИНО И НАЯВУ

   Столичная милиция начала работать в жестком режиме. Для борьбы с наркобизнесом, захлестнувшим Россию, была создана специальная следственно-оперативная группа, состоящая из следователей Следственного комитета МВД и сотрудников оперативного подразделения ФСБ. Под особый контроль были взяты ночные клубы, парки и излюбленные места отдыха молодежи. В сети, которые расставил отдел по борьбе с организованной преступностью, все чаще попадалась не только «мелочевка», торгующая разовыми дозами наркоты, но и преступники, ворочающие тысячами и десятками тысяч наркодолларов.
   В ходе проведенной операции был задержан и помещен в следственный изолятор Лефортово гражданин Мильготин, обвиняемый в распространении наркотика метадона, маковой соломки и приготовлении из нее ацетилированного опия.
   Вскоре из оперативного подразделения ФСБ раздался звонок.
   – Сергей Анатольевич! У меня есть для вас не совсем приятная новость, – сказал Новоселову начальник отдела полковник Игорь Ермаков. – Жене Мильготина уже стало известно, в какой камере сидит ее муж.
   Новоселов слушал молча, хотя эмоции переполняли его. Он начинал ненавидеть свою работу, когда ему становилось известно об утечке информации. Всякую утечку он воспринимал как предательство, как удар в спину и переживал ее тяжелее всего. Подобные факты подталкивали его к тому, чтобы невольно начать перебирать в уме фамилии сотрудников и ставить над ними убийственный вопрос: «Кто?»
   Последующие две недели не принесли утешительных новостей. Хуже того: из оперативных сводок слухового контроля выяснилось, что Мильготин был прекрасно осведомлен о том, что готовится его задержание; ему даже заранее было известно, в какой именно изолятор временного содержания он будет помещен. Такие сведения Мильготин мог получить только от семи лиц – от двух следователей и пятерых оперативников, которые присутствовали при обсуждении плана задержания.
   Был бы верующим, Новоселов обязательно бы перекрестился, когда выяснил, что утечка информации прекратилась немедленно после отстранения от работы с оперативными материалами сотрудника Федеральной службы безопасности В. И подумал, что не взял греха на душу, не стал подозревать кого-либо из своих коллег по ведомству.
   Почти полгода Новоселов и Ермаков пытались взять В. с поличным, но ни одно оперативное мероприятие в отношении сотрудника ФСБ не давало достоверных данных о его предательстве. А помог уличить В. в неумении хранить следственную тайну человек, на помощь которого Новоселов мог рассчитывать меньше всего.
   Как говорится, на ловца и зверь бежит. В один прекрасный день в Следственный комитет обратилась жена Мильготина. Читая ее заявление, Новоселов не мог поверить своим глазам. «Прошу вас незамедлительно принять меры к человеку по имени Владимир, который представляется мне следователем, сотрудником милиции. Он предлагает мне купить у него анашу для моего мужа, который в данный момент находится под следствием, а также обещает показать мне копии материалов уголовного дела, если я заплачу ему полторы тысячи долларов США. Я отдаю себе отчет в том, что этот человек толкает меня на противозаконные действия, которые, как я полагаю, могут отрицательно повлиять на судьбу моего мужа…»
   Но более всего Сергея Анатольевича поразило то, что жена Мильготина сама просила следственные органы организовать прослушивание ее домашнего телефона, чтобы следователи могли убедиться в истинности ее слов. «Умная и хитрая женщина, – подумал тогда Новоселов. – Наверняка она давно знакома с этим В., давно пользуется его услугами, но решила его „сдать“ нам только сейчас потому, что ее тонкая интуиция подсказала: В. находится на грани провала, и пора умывать руки».
   Так на свет родился план по выявлению преступной деятельности В., который утвердили начальник следственной части генерал-майор Л. Титаров и начальник Управления экономической контрразведки ФСБ. Выполнение плана возлагалось на оперативников ФСБ и следователей Следственного комитета МВД.
   Решение поставленной задачи обеспечивалось тем, что В. требовал крупную сумму в валюте за домашние телефоны руководителей оперативной группы ФСБ и следователей МВД, которые задерживали Мильготина и расследовали его дело.
   В ближайшие дни был зафиксирован звонок в квартиру Мильготиной от В. «Милиционер Володя» затребовал почти астрономическую сумму. Мильготина, как ей велел Новоселов, согласилась, умело сыграв мучительные колебания.
   В этот же день в ходе прослушивания телефонных переговоров В. стало известно, что он звонил своему бывшему сослуживцу и узнал у него домашний телефон руководителя оперативной группы ФСБ, которая задержала Мильготина. Круг замкнулся. Новоселов принял решение задержать В. в момент получения взятки от Мильготиной.
   Предстоящую операцию разработали с учетом всевозможных обстоятельств. Новоселов особенно беспокоился за Мильготину. От ее поведения и самообладания зависело многое. Если бы В. заметил, что женщина чрезвычайно взволнована, ее движения и слова неестественны, он мог бы немедленно отказаться от денег и передачи телефонных номеров.
   Но опасения оказались напрасными, операция прошла успешно. Спустя несколько минут после получения тысячи долларов от Мильготиной В. был задержан. Доллары оперативники обнаружили в служебном удостоверении, которое лежало в нагрудном кармане В. Причем взяточник, сам того не ведая, облегчил следователю работу: вложив купюры в удостоверение, В. опустил его в карман «корочкой» вверх (наверное, для того, чтобы воры-карманники случайно не увидели вожделенные баксы). Именно это положение удостоверения было зафиксировано при досмотре – оно исключало возможность подбрасывания денег и явилось неоспоримым доказательством получения взятки.
   В ходе допросов выяснилось, что наркотики Мильготину поставляла гражданка Горчакова. Узнав о прослушивании ее телефона, В. сообщил об этом жене Мильготина. Та, соответственно, стала придерживать язык за зубами, когда звонила Горчаковой. В течение трех месяцев В. регулярно приносил Мильготиной материалы уголовного дела, возбужденного в отношении ее мужа, за что получил приличную сумму в валюте.
   Дело было передано в военную прокуратуру.
   Позже Сергей Анатольевич часто вспоминал об этом деле. Чужой среди своих – излюбленная тема в кинематографе. Что ни детектив по ТВ – так обязательно в среде оперативно-следственной группы всплывает какой-то негодяй. Новоселов прекрасно понимал, что следовательская работа напрочь испортила его как кинозрителя. В какой-то степени он утратил способность просто наслаждаться игрой актеров и крутым сюжетом. Он внимательно всматривался в действия своих коллег на экране, а когда замечал неточности и грубые ошибки, какие настоящий следователь не имеет права допускать, то нервничал и крепкими словами ругал режиссера и сценариста:
   – Да разве это следователь?! Это же какой-то безмозглый идиот!!
   Он понимал, что без вымысла, без «безмозглых идиотов» кино не получится, и все-таки ничего не мог с собой поделать. Профессионал в нем был намного сильнее зрителя. Дотошность, педантичность, абсолютная точность в обращении с фактами и предметами глубоко вошли в него и стали неискоренимыми привычками.
   Как-то ему предложили стать консультантом фильма «Нелюди». Остросюжетный детектив. Новоселов прочитал сценарий и за голову схватился: фантазия сценариста взлетела так высоко, что в некоторых эпизодах потеряла всякую связь с реальной жизнью.
   – Здесь, здесь и здесь, – сказал он автору сценария, указывая карандашом в текст, – надо все переделать. Так не пойдет. Следователь не имеет права так поступать. За такие действия его самого надо в тюрьму сажать!
   – Да это же кино, Сергей Анатольевич! – защищал свое произведение сценарист. – Если я перепишу эти эпизоды в соответствии с требованиями Уголовно-процессуального кодекса, то весь сюжет рухнет как карточный домик. И получится не художественный фильм, а учебное пособие для курсантов юридического института.
   – Тогда ищите другого консультанта! – безапелляционно заявил Новоселов. – А я свою фамилию в титрах этого фильма видеть не желаю!
   Не будем обижать киношников – фильм смотрится с интересом, большинство зрителей «огрехи» следователя не замечают. Но все-таки житейская правда осталась в невостребованных замечаниях Новоселова.

Глава 8
БАБУШКИН САРАЙ

   Женька Нечипорук, получив от Ковальского «на мороженое», как-то сразу понял, что его тетрадь с методиками содержит неисчерпаемый источник материальных средств. Во время летних каникул он подрабатывал на рынке, торговал нелицензионными дисками, за что несколько раз был бит конкурентами и имел неприятности с милицией. Судя по тому, с какой легкостью Ковальский заплатил ему десять баксов за пользование его тетрадью, Нечипорук пришел к мысли, что живет неправильно, сидит на мешках с золотом и не замечает этого.
   Но более всего его задел тот факт, что недотепа Ковальский воспользовался его знаниями, его разработками и наварил на этом деньги. А он, Женька Нечипорук, для которого органическая химия была матерью родной, развесил уши и позволил себя эксплуатировать.
   В нем взыграл азарт спортсмена, уверенного в своем неоспоримом преимуществе. Получив от Ковальского свою заветную тетрадь, где двенадцать страниц занимал только список литературы, Женька на несколько дней засел в библиотеке, где в журнале «Гельветика-Акта» нашел формулу этонитазена – вещества, за которое, по его сведениям, любители «кайфа» выкладывали приличные деньги.
   Он приехал к своей бабушке в Погар вместе с другом – Лешей Филиным. И когда два молодых человека встали посреди двора, бабушка растерялась. Расставив руки, она смотрела подслеповатыми глазами то на одного, на то другого.
   – Что-то не признаю, кто из вас Женька…
   Нечипорук рассмеялся, опустил сумку на землю и обнял бабусю.
   – Сколько мы уже не виделись? Года два? Или три?
   – Как ты вырос! Я бы тебя ни за что не признала! А тебя Лена спрашивала…
   Бабушка, как положено, заплакала, но без слез. Потом засуетилась, поторопилась в погреб за картошкой.
   – Рай, – расчувствовался Леша, присаживаясь на потемневшей от влаги и времени скамейке. Над ним висели тяжелые ветви яблони. По двору ходили куры, озабоченные вечным поиском корма. Тощая кошка, трубой подняв хвост, обнюхивала сумки.
   В погребе еще оставались прошлогодние заготовки, и бабушка открыла банки с солеными огурцами и помидорами. Яичницу с неестественно оранжевыми желтками поджарила на сале. Крупно порезала хлеб, принесла с огорода пучок зеленого лука и петрушки. Когда ребята сели за стол, она выставила два граненых стакана и литровую банку с самогоном.
   – Не, бабуль, – покачал головой Женька, заталкивая в рот лук. – Мы не будем.
   – И друг твой тоже не будет? – удивилась бабушка.
   – Не буду, – подтвердил Лешка, цепляя вилкой яичницу.
   – Нам бы кофейку!.. Нет? Тогда чаю.
   «Какие молодцы! – подумала о ребятах бабушка, заваривая чай. – Не пьют, не курят, в институте учатся. Не то что Володян Конобеевских. Тот как начинает с утра горилку пить, так до вечера не просыхает. А ведь он Женьке ровесник, когда маленькие были, вместе на луг бегали…»
   – Мои колбы целы? – спросил Женька.
   – А что с ними сделается? Я в твой сарай и не хожу. Если только за содой…
   Сарай, стоящий на краю огорода, обложенный со всех сторон сушняком и дровами, обросший колючей малиной, в детстве был самым любимым местом игр у Женьки. Когда он был маленьким, сарай представлялся ему логовом разбойников, и Женька холодел от восторга и страха, когда открывал тяжелую скрипучую дверь и заглядывал в темную утробу. Голубые столбы солнечного света, проникающие через щели и прорехи в крыше, упирались в ржавый велосипед без колес, допотопную деревянную прялку, дырявое оцинкованное корыто, проржавевший до черноты серп… Став взрослее, Женька навел в сарае порядок, покрыл крышу новыми листами рубероида, заделал щели и установил газовый баллон. Логово разбойников превратилось в химическую лабораторию, в которой парень проводил все школьные каникулы.
   На поселок опустился вечер. По грунтовой дороге, мимо забора из штакетника, лениво прошло стадо коров. Запахло пылью и навозом. Соседская дочь Лена, детская любовь Женьки, скармливала корове хлебные корки и слишком часто поглядывала на ребят. Женька и Леша сидели у затухающего костра, прислушиваясь к тихому колокольному звону, плывущему над затуманенной рекой. Вечный флегма Лешка с упоением изучал методику, переписанную Женькой из журнала. Он ни разу не спросил друга, что они будут делать с этонитазеном, если, конечно, удастся его получить. Его интересовал сам процесс. Это был своеобразный тест на сообразительность. Кроссворд повышенной сложности. Мозаика, в которой элементами служили молекулы углевода, водорода, кислорода. И эти молекулы требовалось сложить в определенном порядке, чтобы получилось чудо…
   Они работали по ночам, когда было прохладно и тихо, потом отсыпались до обеда, не замечая, как бабушка на цыпочках заходит в комнату и прислушивается к их дыханию. После обеда Женька заходил к Лене, и они втроем шли на речку, устраивали заплывы на песчаные отмели, где бегали, прыгали, дурачились до наступления сумерек. Лена никогда не спрашивала, что ребята делают по ночам в сарае. Она относилась к ним как к богам, дела и заботы которых были для нее непостижимы. Девушка до смерти влюбилась в Женьку. Когда прощались до следующего дня, она старалась задерживать свою тонкую ладонь в его руке и при этом смотрела в его глаза так, как смотрят дети на Деда Мороза. Флегматичный Леша откровенно пялился на бедра и грудь девушки и, наверное, мысленно называл Женьку дураком. Правда, он, в отличие от Лены, знал, что сердце Женьки давно занято женщиной по имени Химия.
   За несколько ночей им удалось получить половину продуктов, необходимых для изготовления этонитазена.
   – Ну, что с Ленкой будем делать? – спросил Леша, когда друзья сидели с удочками на берегу, повязав на головы майки.
   Было жарко. Рыба не клевала. Над поверхностью воды метались стрекозы.
   – Мне сейчас не до Лены, – признался Нечипорук, поднял удилище, поймал крючок с обглоданным червем и плюнул на него. – Я думаю о том, где нам раздобыть центрифугу.
   Леша вздохнул. Ему хотелось поговорить о девчонках, о подругах Лены или молодых вдовах. Зеленая лягушка поленилась обходить его ногу и полезла по кроссовке. Леша смотрел на нее и думал, что для этой крохотной твари не существует никаких этических норм. Она живет так, как ей хочется. И потому, наверное, счастливее человека.
   – Нам не нужна центрифуга, – равнодушно заметил Леша, стряхивая лягушку с ноги. – Мы все равно не сможем раздобыть реактивы для твоей методики. Она просто невыполнима.
   Женя молча кусал губы. Леша был прав. Когда брались за работу, казалось, что они готовы свернуть горы. Но на полпути пришлось трезво оценить свои возможности. И не только бабушкин сарай стал причиной пессимизма. Методика, переписанная из журнала «Гельветика-Акта», была слишком сложной, практически невыполнимой. Под нее требовались такие реактивы, которые ни произвести, ни купить где-либо они не могли.
   Леша отложил удочку, зевнул и, закатав брюки, зашел в воду.
   – Рыбу распугаешь, – сказал Женька.
   Леша будто не расслышал Женьку. Он ходил по песку, оставляя за собой следы, и смотрел под ноги.
   Пришла Лена. Она принесла бутылку с ледяным квасом. Оторвавшись от горлышка бутылки, Женя вытер ладонью губы и сказал девушке:
   – Существование не может быть объектом познания. Оно субъект познания или, еще глубже, находится вне распадения на субъект и объект.
   – Очень интересная мысль! – согласился Леша и поднял указательный палец кверху.
   – О чем вы, ребята? – спросила Лена, через голову стягивая с себя сарафан.
   Леша нарисовал на песке шестиугольник. От него к воде провел линию и стал писать буквы.
   – «Соон», – прочитала вслух Лена.
   Леша смотрел сквозь девушку на Женьку.
   – Ты знаешь, несчастный, что такое фентилалин? А если нам прыгнуть в ту же яму, но только через него?
   – Как через коня?
   – Как через козла, – поправил Леша.
   Он продолжал писать ногой латинские буквы «C», «O», «O», «H», «N"… Женька следил за ним сначала сидя, потом встал, вышел на песок, пошел следом за Лешей, аккуратно переступая через цепочки молекул. Они уходили все дальше и дальше по пляжу, оставляя за собой странные, нечитаемые слова, чем-то напоминающие античное латинское письмо.
   Лена легла на траву и стала смотреть на облака. Она думала о своей корове, о стирке, о хлебе, о прополке, о колодце, о поливке, о шторах, которые надо подшить, и о том, что было бы очень здорово родить от Женьки ребенка – такого же здорового и умного, как он сам.
   А Женя и Леша тем временем придумали свой способ синтезирования этонитазена – достаточно простой, чтобы вещество можно было произвести в лабораторных условиях. На следующий день они со своими реактивами поехали в Воронеж к общему знакомому Игорю Яковенко, аспиранту научно-исследовательского института.
   – А зачем вам лаборатория? – не слишком настойчиво поинтересовался у друзей Игорь.
   – Иммобилон хотим изготовить, – улыбаясь, ответил Женька. – Для обездвиживания против-ника.
   – Или бабы, – уточнил Леша. – Пшик ей под нос из баллончика – и она твоя.
   Лаборатория института была оснащена оборудованием по высшему разряду, и все-таки Женя и Леша не смогли выдержать все условия синтеза. Вожделенный этонитазен, который стал для них уже не столько товаром, сколько делом принципа, потерялся на какой-то стадии, смешавшись с "грязью".

Глава 9
"ЛОШАДКА"

   Едва Андрей Хлыстун вышел из дверей общежития, как услышал протяжный автомобильный сигнал. Обернулся, но не увидел ничего, кроме роскошного матового «Мерседеса». Полагая, что столь крупная планета просто физически не может обратить внимание на космическую пылинку, Андрей пошел дальше, но через минуту «Мерседес» бесшумно поравнялся с ним. Опустилось боковое стекло. Андрей с трудом рассмотрел в глубине затемненного салона Князя.
   – Садись! – приветливо сказал Мамедов. – В ногах правды нет.
   В салоне было прохладно. Андрей рассматривал навороченную панель. Князь поглаживал эбонитовый руль толстыми пальцами с перстнями.
   – Как жизнь, Андрюша? Почему Гюндузу не звонишь, он обижается.
   – Извините, – искренне покаялся Андрей. – Я готовлюсь к научно-практической конференции. Времени совсем нет.
   – Что за жизнь у студентов! – покачал тяжелой головой Князь. – Ни времени, ни денег!
   – Это точно! – через силу усмехнулся Андрей.
   Князь развернул машину и плавно надавил на педаль. Мощный двигатель принялся бесшумно наматывать шоссе на колеса. Строй деревьев вдоль дороги слился в сплошной забор. Сергея вдавило в спинку сиденья, будто он находился в кабине истребителя. Стрелка спидометра легко дотянулась до цифры "200" и пошла дальше по кругу. Эта бешеная гонка продолжалась всего несколько секунд, но Андрей успел вспотеть так, что на футболке проступило темное пятно.
   – Вот так, – многозначительно сказал Князь, остановившись на обочине, и улыбнулся.
   Потом он стал пристально рассматривать лицо Андрея, и Андрей почувствовал, как против своей воли начинает смотреть на Князя жестоко и с ненавистью.
   – Та штука, которую ты сделал, – медленно произнес Князь, не сводя глаз с парня, – оказалась не совсем качественной. От нее лишь пьянеешь, как от водки. А так быть не должно.
   Андрей невпопад кивал, смотрел в окно, испытывая неудержимое желание как можно быстрее выйти из машины. Никогда Князь еще не разговаривал с ним столь странным тоном, и оттого Андрей чувствовал себя гадко.
   Князь выдержал паузу, затем опустил руку во внутренний карман пиджака, вынул оттуда две ампулы и протянул их Андрею.
   – Что это? – спросил Андрей, рассматривая ампулы без надписей, с темной жидкостью.
   – Это "лошадка", – ответил Князь и, когда Андрей поднял на него недоуменный взгляд, пояснил: – Иначе это называется метадоном. Тебе знаком этот термин?.. Нет? Тем лучше. Значит, начнем экзамен с нуля. Если сумеешь изготовить такой же раствор, значит, ты настоящий профессионал и будешь богатым. Не сможешь – грош тебе цена как химику.
   – Но я не уверен… – попытался сразу дать задний ход Андрей, но Князь тотчас его перебил:
   – Я хочу тебе напомнить, что за тобой долг. Та ерунда, которую ты приготовил, не окупила денег, которые я тебе заплатил.