– Я была в баре, – еле слышно сказала Валери и покосилась глазами на картонную коробочку, лежащую в центре журнального столика.
   – Что это? – спросил я.
   – Мне передали… Я не могу, меня тошнит…
   Она, пошатнувшись, вышла из комнаты в душевую. Я взял коробочку в руки. Размером она была с литровый пакет молока. Сверху печатными буквами было написано: «АРИКЯН В.А.». Я приподнял крышку.
   В коробочке лежала крыса – без головы и с голубеньким бантиком на хвосте.
   Я вышвырнул коробку через балконную дверь. В комнату зашла Валери, вытирая лицо полотенцем. Глаза ее были красными, будто она долго плакала.
   – Кто тебе это передал?
   – Бармен.
   – И что?
   – Ничего. Положил мне на стол, сказал, что просили передать лично в руки.
   – А кто просил?
   – Я спрашивала, он говорит, что какой-то мужчина.
   Если бы не убийство Алексеева и телефонный звонок, я точно воспринял бы эту посылочку с обезглавленным грызуном как идиотскую шутку. Валери была здорово напугана, и я счел нужным промолчать о том, что стряслось со мной.
   – Валери, – сказал я как можно спокойнее, предугадывая, однако, ее реакцию, – сейчас, не тратя ни минуты, мы возьмем свои вещи и уйдем из гостиницы.
   – Куда? – слабым голосом спросила она.
   – Куда угодно – в парк, в горы, в пустыню, но тут оставаться мы больше не можем.
   – А как же Глеб?
   – Если ты хочешь, чтобы мы ему помогли, нам, как минимум, надо остаться живыми. А в гостинице этого я тебе обещать не могу.
   – Хорошо, – она кивнула, положила полотенце на кровать и растерянно осмотрела комнату.
   – Валери, быстрее! – сказал я.
   Она открыла дверцу шкафа, стала перебирать платья, потом свое белье – с места на место.
   – Валери! – крикнул я и схватил ее за плечо. – Ты понимаешь, что все делать нужно очень быстро?
   И сам стал заталкивать в сумку ее вещи.
   – Не кричи, умоляю, – прошептала она. – Господи, что теперь с нами будет?
   Вдруг под окнами пронзительно завыла сирена. Я выскочил на балкон. На площадке у парадного подъезда тормознули две милицейские машины и темно-зеленый «уазик» с надписью «Комендатура». Гремя сапогами, к входу побежали вооруженные автоматами солдаты.
   Я вернулся в комнату. Валери, как пьяная, склонилась над сумкой, бессмысленными глазами глядя на раскиданную по кровати одежду.
   – Уже можешь не торопиться, – зло сказал я ей.
   Этого не может быть, подумал я, не может быть, чтобы так быстро, за каких-нибудь пять-десять минут после моего побега обнаружили труп Алексеева и вызвали милицию и комендатуру. Значит, те, что меня предупреждали по телефону, играют серьезно.
   Я взял Валери за плечи и посадил на кровать перед собой.
   – Сядь. Давай поговорим, пока у нас есть время. Быть может, сейчас мы с тобой расстанемся, и очень надолго, и надо расставить все точки…
   Она в самом деле была пьяна – я уловил запах спиртного, к тому же шокирована «подарком» и потому соображала с трудом.
   – Ты куда-то уходишь? А я? Ты хочешь оставить меня одну, благородный капитан?
   Мне показалось, что в ее глазах блеснули искры издевки, и я наотмашь дал ей пощечину. Это не помогло, Валери отскочила в угол, схватила подушку, готовясь защищаться.
   – Не подходи! – закричала она. – Я позову милицию!
   – Дура! – Я в сердцах ударил кулаком по столику. – Ты можешь спокойно меня выслушать?
   Она замолчала, но в ее глазах все еще плескалось море страха.
   – Вокруг нас раскручиваются нехорошие дела, и я хочу понять, какую роль в них играем мы с тобой. Я хочу, чтобы ты ответила: кто мог знать, что мы летим с тобой в Душанбе?
   Валери отрицательно покрутила головой, пожала плечами.
   – Не знаю…
   – В казино никто не мог узнать об этом?.. Не знаешь. Ладно. Тогда ответь: до того, как ты пришла ко мне домой, не получала ли ты каких-нибудь писем с угрозами и требованием вернуть деньги? Может, были анонимные звонки?
   – Звонки? – Валери задумалась, наморщила лоб. – Нет, звонков не было, вот только…
   – Что – только?
   – Я сейчас вспомнила… Была какая-то странная встреча. В Вильнюсе, недели две назад. Мы с Глебом гуляли по центру, там, в старой части города, много открытых летних кафе, и Глеб предложил выпить кофе. Я села за свободный столик, а Глеб пошел к стойке. И в это время ко мне, со спины, подошел незнакомый мужчина. Раньше я никогда его не видела. Он был в широкополой шляпе и в темных очках. Лет сорока, волосы с проседью, тоненькие усики, похож то ли на грузина, то ли на армянина…
   – И что?
   – Он склонился надо мной и сказал всего несколько слов. Я не помню их точно, но что-то вроде: «Не очень-то раскидывайтесь чужими деньгами, вам их возвращать». Я не сразу его поняла, обернулась, а он улыбнулся и добавил: «Простите, я обознался». И быстро ушел… Я о нем сразу же забыла, даже Глебу не рассказала.
   – Ты больше никогда его не видела?
   – Нет, никогда.
   – Он говорил с тобой по-литовски?
   – Нет. В старой части Вильнюса проживает еще много русских, и не было ничего удивительного в том, что прохожий обратился ко мне на русском языке.
   – А Глеб не рассказывал тебе о чем-нибудь подобном?
   – Нет, не рассказывал. Один раз, правда, вспомнил тебя. Незадолго до вылета в Душанбе, когда мы занимались оформлением груза, он сказал мне, что я напрасно оставила тебе свой адрес. Глеб сказал, что не очень-то доверяет тебе и что ты якобы можешь пустить по нашему следу легавых или вышибал.
   – И что ты ему ответила?
   – Я сказала, что немного научилась разбираться в мужчинах… Ты куда?
   Я встал и снова посмотрел с балкона вниз. Кажется, автоматчики перекрыли все входы и выходы из гостиницы. Я вернулся в комнату.
   – Ответь мне еще на один вопрос. Я уже задавал его тебе, но хочу повторить: кому ты звонила вчера вечером?
   – Господи! – Валери привычно закатила глаза вверх. – Сколько можно повторять! Рамазанову! Низами Султановичу! Адвокату Глеба!
   – Я звонил туда, – ответил я, не сводя с нее глаз. – Но там никто не поднимает трубку.
   Валери сделала недоуменное лицо и покачала головой.
   – А ты, оказывается, шпионишь за мной…
   – И все-таки?
   – Адвокат, который специализируется на том, что помогает честным людям выпутаться из сетей наркомафии, не станет разговаривать по телефону с незнакомыми людьми.
   – Но он должен хотя бы поднять трубку!
   – Не обязательно. У него наверняка телефон с определителем номера. Если ты заранее не оговаривал свой звонок – секретарь просто не соединяет.
   – Это его квартира?
   – Нет, юридическая контора.
   – Где она расположена?
   – Я не знаю. Не была там ни разу. Мы встречались в сквере.
   – Звони ему сейчас и рассказывай, что произошло.
   – Я же тебе объясняю, что это бесполезно. Каждый телефонный звонок должен быть заранее оговорен… Долго ты будешь меня еще допрашивать?
   – Все, Валери, все… Теперь послушай меня. Полчаса назад полковника, к которому я ходил, убили.
   – Что? – на выдохе произнесла Валери.
   – Я стоял в это время на балконе. Кто-то постучал в дверь, Алексеев вышел, а через пару минут я нашел его лежащим в душевой с проломленным черепом.
   Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами и медленно качала головой.
   – Этого не может быть, Кирилл. Это просто ужасно.
   – Потом позвонили. Я думал, это ты, и взял трубку. Кто-то назвал меня по фамилии и посоветовал оставаться в том номере и ждать каких-то указаний.
   – Кирилл! – воскликнула Валери. Голос ее дрожал. – Это он!
   – Кто – он?
   – Мужчина в шляпе!
   На ее лице застыло выражение суеверного страха.
   – С чего ты взяла, что это он?
   – Тот, кто тебе звонил… Он картавил?
   Я в мгновение вспомнил голос человека, говорившего мне по телефону: «Вацу`а, слушай внимательно…» По моим глазам Валери все поняла. Она сжалась в комок, будто неожиданно резко похолодало, и прошептала:
   – Кирилл, мне страшно.
   – Тебе страшно! – Я вскочил с кровати. – А тебе не было страшно, когда вы с братишкой проворачивали ворованные деньги? Товар возили туда-сюда, прибыль подсчитывали и надеялись, что вам все сойдет с рук? Не было страшно?.. В Вильнюсе вас совершенно однозначно предупредили, но ты, с виду умная девушка, развесила ушки и не въехала, что уже идешь по лезвию бритвы. Затем второе предупреждение – по сфабрикованному делу арестовывают Глеба. И снова до тебя не доходит, что вас давно вычислили, вас пасут, вас предупреждают – с каждым разом все жестче. Глупенькая девочка, ты кидаешься за помощью ко мне, к простому матросу, чтобы он подтвердил на суде невиновность Глеба. Ха-ха-ха! – Я огромными шагами ходил по комнате и был, наверное, страшен в своем гневе. – И вот уже я у них на крючке, и теперь уже с моей помощью из тебя будут выбивать деньги. А потом еще проценты заломят! И будут правы, детка, сто раз правы. Потому что вы украли у них деньги, а красть нехорошо! – Я погрозил Валери пальцем, вздохнул и спокойнее добавил: – Когда Глеба осудят на десять лет с конфискацией, а тебе принесут на подносе мою голову вместе с головкой несчастной мышки, – не жмись, отдай им деньги. Иначе очередной жертвой станешь ты или какой-нибудь близкий тебе человек.
   Я закончил свою речь. Валери была потрясена. Я налил ей в стакан минералки, она жадно выпила. Потом я сказал:
   – А сейчас мы начнем действовать. Первое: спустись вниз и посмотри, что происходит в фойе. Можно ли выйти на улицу.
   – Хорошо, хорошо, – закивала она. – Сейчас…
   Она совсем потеряла голову и, раскрыв шкаф, чтобы накинуть на плечи кофточку, застыла перед ним с открытым ртом.
   – А где вещи?
   – Валери! – взревел я. – Включи мозги! Они нам сейчас очень нужны!
   И кинул ей сумку, набитую одеждой.
   Она не обиделась на грубость, схватила кофточку и выскочила из номера. Как только дверь за ней закрылась, я тотчас подсел к телефону. Чушь собачья! Секретарь адвоката, видите ли, соединяет только точно в оговоренное время! А если время не терпит? А если ситуация сложилась критическая?
   Я набрал 23–42, но и на этот раз трубку никто не взял. Я сидел перед аппаратом и тарабанил пальцами по столику. В конце концов, подумал я, на Рамазанове свет клином сошелся? В Душанбе других адвокатов нет?
   Я взял карту гостя. На ее оборотной стороне был напечатан список справочных телефонов: администратора гостиницы, ресторана, камеры хранения, медпункта. В последней графе значилось: «Выход на городскую АТС – через «0».
   Эту надпись я прочитал трижды, пока до меня окончательно дошло, что это значит. Я набрал «0», затем «09». Ответила справочная.
   – Девушка, мне юридическую консультацию.
   – Какого района?
   – Любую.
   – Тридцать семь – девятнадцать – два нуля.
   Все верно, подумал я, кладя трубку на место. Шестизначный номер, как и должно быть в крупных городах. Я безнадежный кретин! Это у меня дома четырехзначный номер, потому что поселок. А здесь четырехзначные – только внутренние, для АТС гостиницы. Выходит, Валери звонила в какой-то гостиничный номер.
   Я позвонил администратору.
   – Девушка! (Все администраторши, кассирши, продавщицы, независимо от возраста – девушки.) Телефон знаю, а номер комнаты приятеля забыл. Не поможете?
   – Какой телефон?
   – Двадцать три – сорок два.
   – Минуточку… Четыреста двадцать вторая.
   Телефон – великая вещь, но эта истина была для меня слабым утешением. Я сидел, поддерживая голову руками, и глупо улыбался. Кирилл Вацура, сказал я себе, не пытайся понять то, что понять тебе не дано. Куда тебя занесло? Зачем ты оставил свое убогое холостяцкое жилище и полез туда, где мрачный преступный мир плетет свои хитроумные сети для таких вот, как ты, простачков? Кому теперь верить? За что ухватиться, как узнать, куда несет ураган, что впереди, в густом тумане, и скоро ли ждать своей смерти?
   Вбежала Валери – возбужденная, глаза горят, волосы на лицо спадают.
   – Ну? – спросил я ее.
   – На дверях милиция и солдаты стоят, проверяют у каждого, кто входит и выходит, карту гостя и паспорт. Несколько врачей в белых халатах, тетка какая-то зареванная, ее там допрашивают или что – не знаю.
   – В очках, в красной кофте?
   – Кажется, да.
   – Это дежурная по четвертому этажу. Если она меня заметит, Валери, то я пропал. Меня сразу же заберут… Ты хорошо поняла, что я сказал?
   – Я поняла, только… Только тон у тебя какой-то странный.
   – Он странный, Валери, потому, что я хочу точно знать, кто меня продаст. О том, что меня видела дежурная, теперь знаешь только ты, и если она придет к нам в номер вместе с ментами, то в отношении тебя мне уже все будет ясно.
   Валери приоткрыла рот, медленно поднесла руки к груди.
   – Ты хочешь сказать, что я… что я тебя…
   – Я хочу сказать только то, что сказал, – перебил я ее. – А сейчас воспользуемся моментом, пока дежурная внизу, и проведем, так сказать, очную ставку. Пойдем!
   – Куда?
   – К Низами Султановичу. Оказывается, он живет двумя этажами ниже, в четыреста двадцать втором номере.
   – Кирилл! – Валери отошла от меня на шаг. – Что ты мелешь? С чего ты взял, что Рамазанов живет в нашей гостинице?
   – Это долго объяснять, проще спуститься и убедиться в этом самим.
   Я почти насильно вытащил ее в коридор, взял под руку и подвел к дверям лифта.
   – Кирилл, ты сумасшедший, – тихо сказала мне Валери. – Тебя сейчас увидят, и ты все испортишь.
   – В моей жизни уже все настолько испорчено, что дальше некуда… Заходи, не стесняйся!
   Мы вошли в кабину лифта и спустились на четвертый этаж. Я сразу увидел, что дверь в четыреста пятнадцатую открыта настежь, у порога толпятся люди, несколько милиционеров пытаются разогнать зевак. За столом дежурной сидела незнакомая мне женщина.
   – А что здесь случилось? – спросил я ее.
   – Человека убили, – почему-то шепотом ответила она. – Проломили голову.
   – Ужас, – сказал я.
   – Сейчас убийцу ищут. Здесь не я дежурила, я из другой смены, а была Мария Васильевна. Ей, бедняжке, крепко достанется. Нельзя было посторонних пропускать на этаж. А она даже не заметила, как из этого номера убийца вышел.
   – А кто первым труп нашел?
   Женщина пожала плечами.
   – Говорят, кто-то сообщил в милицию. Они поднялись сюда и сразу пошли в четыреста пятнадцатый. Дверь была не заперта, открыли – а там, значит, мертвый лежит.
   – Какая жизнь страшная началась, – сказал я, и женщина охотно согласилась со мной. – Но мы, в общем-то, по другому делу к вам. Вы не скажете, в четыреста двадцать втором сейчас кто-нибудь проживает?
   Женщина подняла крышку стола, где хранились ключи, тронула брелок пальцами и вспомнила:
   – А из двадцать второго постоялец уже давно уехал. Недели две, наверное, будет. И с того дня мы никого не заселяем. Там потолок сыплется, мы давно уже вызвали ремонтников, но администрация почему-то деньги строителям не перевела, и так все тянется, тянется…
   Я многозначительно посмотрел на Валери. Она пожала плечами.
   – Мария Васильевна, вы сказали? – снова обратился я к дежурной. – А когда она снова заступает?
   – Завтра в шестнадцать ноль-ноль.
   – Спасибо, – поблагодарил я дежурную, и мы пошли к лестнице.
   – Кирилл, – сказала Валери, когда мы спускались вниз. – Ты можешь мне объяснить, что ты хочешь узнать?
   – Я хочу понять, как ты могла разговаривать с Рамазановым, позвонив в пустующий уже две недели четыреста двадцать второй номер.
   – Я тоже хотела бы это понять, – ответила она, – и тем не менее я все-таки с ним разговаривала… Куда ты меня тащишь? Ты хочешь нарваться на дежурную, которая тебя запомнила?
   – Я хочу выпить чашечку кофе в баре. Заодно поговорить с барменом.
   В бар мы проскочили незамеченными. Там было душно и сильно накурено. Посетители громко обсуждали убийство полковника. Мы заняли тот же столик, за которым вчера сидели с Алексеевым. Валери незаметно открыла сумочку, вынула несколько купюр и, пряча их под ладонью, придвинула ко мне.
   – Возьми, сам рассчитаешься, – сказала она. Затем, что-то вспомнив, снова полезла в сумочку, вынула прямоугольную пластинку размером с пачку сигарет и так же незаметно протянула ее мне. – Спрячь это у себя, – шепотом сказала она. – Да не маши ею! Спрячь в нагрудный карман и храни как зеницу ока.
   Я затолкал пластинку поглубже в карман и, подняв руку с деньгами вверх, щелкнул пальцами:
   – Бармен! Принеси-ка пару бутылок коньяку! И три рюмки!
   Плотный мужчина в белой рубашке с короткими рукавами и с бабочкой, туго затягивающей воротник, незамедлительно появился перед нами с двумя бутылками, рюмками и тарелочкой с шоколадом. Неплохо его выдрессировали военные, подумал я и, улыбнувшись бармену, придвинул к нему свободный стул.
   – Присаживайтесь к нам!
   Бармен расставил выпивку на столе, учтиво поклонился и, сожалея, развел руки в сторону.
   – Не положено. На работе.
   – Всего на пару минут! – Я проявлял настойчивость.
   – Ну, если только на пару, – согласился бармен и сел рядом с нами.
   Я откупорил коньяк, плеснул в рюмку бармена, себе и Валери. Я выпил, бармен пригубил, а Валери к рюмке не притронулась.
   – Я хотел у вас уточнить насчет маленькой коробочки, которую вы передали моей девушке, – сказал я.
   – Простите, что-нибудь не так?
   – Нет-нет, не беспокойтесь, никаких к вам претензий. Вот только мы никак не можем вспомнить, кто из наших знакомых ее передал.
   – Сожалею, но этот человек не назвал себя.
   – Может быть, вы сумеете описать его внешность?
   Бармен на минуту задумался.
   – Зрительная память у меня всегда была хорошей, это, знаете ли, уже профессиональная привычка… Так, ему под сорок, одет в свободные светлые брюки и зеленую шелковую рубашку. Хорошо причесан, волосы немного седоватые. Похож на кавказца, как сейчас говорят… Что еще? Ах, да, с тоненькими усиками! Заказал он стаканчик сангрии, у стойки выпил и ушел. Раньше я его здесь никогда не видел.
   – А в его речи вы ничего не заметили необычного?
   – В речи? А что может быть необычного в речи? Речь как речь, – бармен рассмеялся. – Чистый русский язык… А впрочем, по-моему, он немного картавил. Кое-кто из наших политиков очень похоже говорит, пародировать можно… О, простите, меня уже заждались!
   Он еще раз поклонился мне, даме и встал. Вежливый мужик, подумал я, провожая его взглядом.

Глава 7

   Мы поднялись в номер. Я запер дверь на два оборота, прикрыл балкон, чтобы нас случайно не подслушали из соседних номеров.
   – Твой картавый незнакомец, по всей видимости, болтается где-то рядом, – сказал я.
   – Это понятно и без твоей дурацкой иронии, – ответила Валери.
   – Когда должен позвонить адвокат?
   – Через два-три дня.
   – Надеюсь, ты понимаешь, что если он узнает про ваши аферы в Крыму, то сразу же откажется вести дело Глеба.
   Валери усмехнулась.
   – Все зависит от суммы гонорара, который я ему заплачу.
   – Неужели правосудие так просто покупается? – искренне возмутился я.
   – Нет, не так просто. Это сделать тяжело. Сначала надо заработать большие деньги.
   – Ты мне не рассказала, как вышла на него.
   – На Рамазанова? Мне посоветовали обратиться к нему там же, в милиции, когда взяли Глеба. Подошел один из ментов, отвел в сторону и сказал, что если вы хотите видеть братца на свободе, то просите о помощи адвоката Рамазанова. Я, конечно, согласилась, дала вильнюсский адрес и телефон. Он сам мне и позвонил.
   – И сказал тебе, чтобы ты искала свидетелей?
   – Да.
   – Хотя за большие деньги можно было нанять липового свидетеля?
   – Можно было.
   – Но ты решила сэкономить на мне?
   – Да.
   – А что, если я откажусь?
   – Я бы не хотела разочароваться в тебе и узнать, что боевой разведчик оказался трусом.
   Умница! Молодец! – мысленно восхитился я ею. Теперь, после такого комплимента, я буду доказывать тебе, что не трус, даже с петлей на шее.
   – Постараюсь не разочаровать тебя, – я провел ладонью по ее щеке и многообещающе улыбнулся. – Вот только с детства я был законопослушным гражданином и патологически не переношу всякую уголовную мразь.
   – Законопослушным? – Валери вдруг рассмеялась, хлопнула в ладони и откинулась спиной на подушки. – Вы только посмотрите на этого святошу! А что ж ты мне не расскажешь, как скинул со скалы двух ребят из казино? Это что – правосудие? Два человечка висят на тебе?
   – Ага, значит, тебе об этом известно… Братец твой, оказывается, не очень-то умеет держать язык за зубами.
   – Но было это?
   – Было. Они убили ни в чем не повинного старика и заслужили смерть.
   – Кирюшенька! Не тебе, родненький, решать, достойны они смерти или нет. Для этого есть суд.
   – Но ты же сама сказала, что правосудие покупается и продается.
   – Вот! – Валери подняла палец. – Вот мы и пришли к самому главному. Это верно, правосудие иногда становится товаром. А раз так, то люди все чаще устанавливают свое собственное правосудие. Вот и мы с братиком решили, что казино обязано помочь нам приобрести первоначальный капитал, чтобы мы смогли открыть свое дело и уже потом честно зарабатывать деньги. Мы изъяли у казино некоторую часть денег, они убили старика, ты убил двух охранников, они посадили Глеба, я покупаю адвоката и тебя…
   – Меня ты еще не купила, – вставил я.
   – …они убивают полковника и обезглавливают несчастную крыску, а мы прячемся от дежурной по этажу и накрепко закрываемся в номере… Идет обыкновенная борьба различных правосудий. Когда нет одного, истинного правосудия, возникает бесчисленное множество других. Вот и все. А ты, бедняжка, терзаешься угрызениями совести, что будешь помогать, как ты говоришь, аферистам.
   – Гладко все у тебя получается, – признался я. – Не подкопаешься. Целая теория, все вроде бы логично. Только эта цепочка началась с того, как вы с Глебом украли деньги из казино. А уже потом пошли трупы.
   – Ну-ну, не надо вешать на нас чужие грехи. Мы, в отличие от некоторых, никого не убивали. А цепочка, милый, началась намного раньше. Когда изымали деньги, замораживали вклады, бесконтрольно запускали печатный станок… Все это тоже было чьим-то правосудием.
   Она зевнула. Глаза ее, налитые тяжестью, медленно закрывались. Не раздеваясь, Валери залезла под одеяло.
   – Ложись, – сказала она.
   После всего, что произошло, мне было не до сна. Я бесцельно походил по комнате, чувствуя непреодолимое желание что-то делать, каким-то образом защищаться от надвигающейся беды. Те люди, которые убили Алексеева, играют по-крупному и вряд ли будут церемониться со мной, когда я встану на их пути. Если бы они предъявили мне какие-нибудь конкретные требования, я мог бы уже определить свое место в этой игре и подумать об ответных шагах. Пока же со мной играли втемную, и тем опаснее для меня была ситуация, потому что я не знал, с какой стороны ждать нападения. Я не мог понять, почему картавый сразу не выдвинул мне требование – отказаться от свидетельских показаний, а приказал ждать каких-то указаний? Не значит ли это, что я нужен им совсем для других целей?
   Я выключил свет и вышел в коридор. Инстинкт самосохранения принуждал меня что-то делать, готовить оборону, и я не мог, как Валери, лечь в постель и спокойно заснуть.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента