«Какие утонченные манеры, – оценил Мигульский. – А стрижка явно у первоклассного мастера».
   – А теперь, если не возражаете, я покажу вам отель.
   – С удовольствием, – проговорил Эд.
   Общаться с людьми светского воспитания было для него наслаждением. «Да, это не интервью с чукотским скотоводом», – подумал он.
   По небольшому коридору прошли в просторное помещение с огромной хрустальной люстрой под потолком.
   – Зала, – произнес Распорядитель. – Здесь гости будут собираться, спорить, выдвигать версии… Кое-какие не растасканные вещи остались от прежнего хозяина, – пояснил Распорядитель, заметив, как Мигульский рассматривает люстру. – Я настоял. Конечно, для удобства гостей пришлось кое-что переоборудовать. Кстати, у меня нет ни одного одинакового номера. Давайте поднимемся на второй этаж… Вот, взгляните…
   Он мягко нажал на бронзовую ручку, раскрыл массивные двери.
   – Вот, полюбуйтесь: желтая комната, синий кабинет и красный будуар. Все рассчитано на одну семью. Обратите внимание на эти розовые балдахины над кроватью. Какая воздушная, просто невесомая вуаль. А какая тонкая вышивка! По нынешним ценам это, сами понимаете…
   Распорядитель чуть улыбнулся и добавил:
   – Разумеется, гостям об этом не говорю. Мой принцип – все для клиента, который так истосковался по роскошной и красивой жизни.
   Распорядитель подошел к огромной кровати и отдернул занавес.
   – Полигон для любви, – пробормотал потрясенный Эд.
   – Супружеское ложе. Веками освященное место для таинства, символ вечности уз, спокойствия, отдохновения. Дормиторий, как говорили древние… Это самый роскошный номер. Он выполнен в стиле какого-то там по счету Людовика. Не стану кривить душой – не знаю. По секрету скажу вам: никто не знает, даже искусствоведы, чем отличается канделябр или, скажем, туалетный столик времен Людовика XIV от моды во времена, к примеру, Людовика XVI. Увы, весь этот внутренний антураж – подделка. Но довольно искусная. Все это делалось по спецзаказу на киностудии. Но это, прошу вас, не для печати. Надеюсь, без этих подробностей гласность не пострадает.
   – О, да, разумеется! Ведь время гласности для эпохи Людовиков еще не наступило.
   – Знаете, моя концепция такова: наш посетитель должен полностью чувствовать себя в мире героев Агаты Кристи, Жоржа Сименона, Чарльза Перси Сноу… И пусть хоть на время останутся по ту сторону бетонных стен все их горести, проблемы, погоня за баблом. Поэтому я и ставлю помимо игры на светские манеры, роскошь, хорошую кухню. Правда, по нынешним временам это весьма трудно, весьма… Моему коммерческому директору крутиться приходится изрядно. Думаю, кухня вам понравится. Две вещи я сознательно исключил из обихода в номерах: телевизор и телефон. В моем отеле нет ни одного телевизора, можете проверить. Сначала я хотел установить видеоплеер, показывать фильмы ужасов, детективы. Но потом отказался от этой затеи. Ни к чему навязывать какие-то стереотипы. Я поступил по-иному: сделал подвал ужасов.
   – Вы меня ознакомите с ним? – тут же спросил очарованный Мигульский.
   – Только не сейчас, в ходе игры.
   – Скажите, товарищ Самсонов…
   – Прошу вас называть меня, если не затруднит, господин Распорядитель. Это одно из условий игры. Договорились? Ведь для вас игра уже началась, не так ли?
   – Как прикажете. Я хотел бы узнать, как вам, господин Распорядитель, пришла в голову эта эксклюзивная идея с детективной игрой.
   – Идея, говорите… Кстати, не сказал еще об одном. Другая сторона особняка выходит на бассейн. Вечером можно отлично искупаться. – Он задумался. – Все вызревало постепенно. В детстве из круга чтения я всегда предпочитал детективную литературу. Возможно, эти детские пристрастия трансформировались в идею создать придуманный, фантастический мир детективного романа. Потом возникали новые идеи, обрастали, как выражаются журналисты, мясом…
   Обойдя все помещения и комнаты, они вновь вернулись в кабинет.
   – У вас на столе газеты на немецком языке. Вы читаете по-немецки?
   – Да. Кроме того, изъясняюсь на английском и фарси.
   – У вас специальное образование?
   – Да, когда-то заканчивал иняз.
   – Скажите, все же почему «Завалинка»? Почему убийство «чисто русское»?
   Распорядитель усмехнулся.
   – Вы ведь русский?
   – Русский, – поспешно ответил Мигульский. – Но дед у меня был поляк.
   – Понятно. Значит, считаете, «Завалинка» звучит недостаточно привлекательно?
   – Просто никогда не слышал подобного названия…
 
   Гости съезжались. В отеле появились Захар Наумович Криг и его супруга Мария – оба с одинаковыми чемоданами. Криг – полнеющий брюнет средних лет – едва вошел, сразу уселся в кресло, стал покачивать ногой. Подвижные глаза его говорили о живом характере, правда, портила Захара Наумовича брезгливо оттопыренная нижняя губа. Возможно, это выражение было профессионально приобретенным. Мигульскому он отрекомендовался кандидатом медицинских наук, специалистом по СПИДу. После рукопожатия Эду сразу захотелось вымыть руки. Жена Крига представилась просто:
   – Маша, – и улыбнулась. – Здравствуй, Эдик. Ты не узнал меня?
   – Маша… Смеянова?! – Эдик сорвал очки. – Откуда ты здесь?
   – Мы с мужем получили приглашение. Правда, пока еще не знаем от кого. Это – сюрприз. Кстати, познакомьтесь. – Мария повернулась к уже насупившемуся мужу. – Захар, это мой одноклассник, Эдик Мигульский.
   Мужчины пожали друг другу руки.
   – Надо же где довелось встретиться, – восторженно продолжала Маша.
   Ее рыженькое в конопушках личико, половину которого занимала белозубая улыбка, было так по-детски жизнерадостно и непосредственно, излучало такое тепло, что Мигульский подумал: «Надо же, такому хрычу досталась…»
   – Ну, а ты как сюда попал, Эдик?
   – Не поверишь! По редакционному заданию.
   В три часа пополудни Эдуард откушал в обществе четы Кригов. «Некто Самсонов», как про себя назвал Распорядителя Мигульский, не обманул. На обед были предложены суп из черепахи, шашлык по-карски, заливное из сазана, мясной салат «Олимпия», всевозможные виды зелени, овощи и фрукты. Кроме того, подали красное и охлажденное сухое вино. Благодаря всему этому изобилию, и особенно последнему, журналист центральной газеты пришел в благостное расположение духа. В оставшуюся половину дня он знакомился с вновь прибывшими, а также отбивался от попыток Крига организовать и осуществить силами его газеты всероссийскую акцию под лозунгом: «СПИД не пройдет!». Захар Наумович долго и запальчиво твердил о проблеме одноразовых шприцев, нервно посмеивался, жестикулировал, сверкал глазами… Эд искренне пожалел его несчастных пациентов. Мария же улыбалась и молчала.
   Появилась новая парочка. И за версту можно было распознать, что это торгаши мелкого пошиба – и прежде всего, из-за претенциозной джинсовой «упаковки».
   Мигульский вывернул шею, да так и замер, будто что-то у него заклинило.
   Мария вскинула брови.
   – Господи, да это же Карасев!
   Мигульский вернул голову в естественное положение, развернулся на кресле.
   – Карась, а ты откуда здесь взялся? – весело спросил Эд.
   – На тачке приехал! – подчеркнуто небрежно ответил Виталик. – Привет, Маша. А у вас тут что – классное собрание, что ли?
   – А ты, смотрю, здоровый стал, бугаина, – заметил Мигульский после того, как плечистый Виталик довольно сильно сжал его ладонь и при этом нагловато улыбнулся. – Раньше был – ходуля на спичках.
   – Качаюсь.
   – Явно созрел для рэкета.
   Наблюдение Эда не понравилось супруге Виталика – Ирине. Она тряхнула челкой и лениво отвернулась.
   «Тоска», – определил свое состояние Эд, плюхнувшись обратно в кресло. Кто-то задумал идиотскую затею спустя пятнадцать лет собрать бывших одноклассников под крышей отеля с дурацким названием «Завалинка» и совершенно дурацкой игрой «Чисто русское убийство». Ему даже захотелось снять очки, чтобы видеть все расплывчатым, как на картинах импрессионистов. «О, великий импрессионизм! – с немым пафосом сказал себе Мигульский. – Сезанн, Ван Гог, Моне, Ренуар… Теперь я понял ваше величие: изображать краски, тени, очертания, но, не дай боже, – резко и пристально эти унылые человечьи лица. Вы так прекрасно прятали, затуманивали житейскую тоску!»
   Мигульский презирал своих одноклассников.
   Эд вдруг вспомнил о запропастившемся капитане, и тут его, что называется, озарило. «Вот чья это проделка! Как же он красиво меня развел!» Воспоминание о «Браунинге», который Эд видел у Шевчука, заставило его похолодеть. «Уж не собирается ли он устроить здесь свой суд?» Мигульский стал лихорадочно ворошить в памяти школьные эпизоды, где он мог случаем обидеть Шевчука. Но так и не припомнил ни одного. Шевчук и сам был не подарок: задира, хулиган, злой на язык. С ним здесь уж точно не заскучаешь…
   Однако появились новые персонажи. Эд еле сдержал смех, когда увидел одноклассницу Анюту. Он узнал ее сначала по хрипловатому голоску. Накрашенная во все цвета радуги, в джинсиках, она вертела головкой, что-то доказывая своему спутнику – грузному мужчине лет шестидесяти в белом, как и у Эда, костюме.
   Все вновь прибывшие сначала узнавали Эда. Узнала и она.
   – Эдик, а ты чего тут делаешь? – Она тут же расхохоталась. – Ты такой прикольный стал.
   – Да не только я. Тут уж почти полкласса собралось.
   Анюта взглядом обвела зал.
   – Фу ты, Машка здесь и Виталик. Эй, Виталя, вау, привет! – махнула ему рукой.
   Тот ответил взмахом руки со своего столика.
   – Азиз Алиевич, – представился Эду спутник Анюты и небрежно протянул руку.
   И Мигульский тут же причислил его к своим врагам.
   Эд холодно назвал себя полным титулом, указав, где и кем работает.
   – Коммерсант, – отозвался на этот пассаж толстяк и вдруг улыбнулся. Глаза его смотрели хитро и оценивающе. «Коммерсант… Небось шаурмой торгует», – решил Эд и мило полюбопытствовал:
   – А это ваша дочь?
   Коммерсант нахмурился, дернул уголками рта и покачал головой:
   – Ох, и шутник! Разве похожа? Это мой друг…
   Последние его слова утонули в хохоте:
   – Ох, умора, Азизка! Папочка! Теперь я буду называть тебя «папочка»! – заливалась девица.
   Она, дурачась, сунула свою ладошку оторопевшему Мигульскому:
   – А я – Анюта!.. Я его сначала называла Азизка– сосиска. Все никак не хочет похудеть. Представляешь? Мы сюда приехали, так это я его вытащила. Он все не хотел ехать. Дела, дела… Мужики, вы все такие ленивые!
   – Анна, ты так кричишь… Вот молодой человек, кажется, растерялся.
   – Это не молодой человек, это мой одноклассник. Азизка, я буду называть тебя папочкой. Фу, как здорово!.. Азизка, тут такие классные озера! Ух! Я хочу плавать на яхте!
   Она тараторила без умолку, руки ее так и летали перед носами Эда и бедного Азиза, позванивали браслетами. Она ежеминутно поправляла свою взбитую разноцветную копну, подхватывала сползающую с плеча сумочку, пританцовывала, изгибая бедро, и успевала бросать по сторонам хитрющие взгляды… Злые языки утверждали, что в период, когда в стране девочки по вызову стали так же привычны, как сантехники из ЖЭКа, Анюта сразу же освоила эту древнейшую профессию. Как бы то ни было, но с аксакалом Азизом вызов явно затянется надолго, – оценил Мигульский.
   – Извините, – наконец пробормотал Азиз Алиевич и почти насильно уволок свою девицу. – Куда, куда… Покупать яхту…
   Мигульский посмотрел им вслед. Они зашли в тот самый, «королевский» номер.
   – Всех тварей – по паре, – пробормотал он и вздохнул. Предстояло коротать время до ужина, на котором, по его прикидкам, могли побаловать и коньячком. Эд побрел в свой номер, который оказался уютным и чистым, и это приятно изумило его. Он улегся на диван и незаметно для себя задремал.
   Проснулся он от грохота. На пороге с самым мрачным видом стоял Шевчук. На нем были потертые, хорошо – не рваные, джинсы и не менее старые кроссовки. Из-под рубашки хулигански выглядывала десантная майка.
   – Ты пьян? – спросил Эд.
   – Пошел к черту, – ответил Игорь и вошел в покои. – Ты что, спать сюда приехал? Теперь я понимаю, почему ты решил стать журналистом. Приезжаешь в командировку – и заваливаешься на ближайший диван. Лучшего и не придумаешь…
   – У тебя хреновое настроение?
   – Вот – у себя перед дверью нашел. Уже выезжать собирался – смотрю – на полу лежит конверт. Подсунули.
   Мигульский взял письмо. Оно тоже было отпечатано на машинке.
   «Шевчук! Мой брат писал мне, что ты брал на шмоне караванов два или три раза героин и никогда не сдавал его полностью. Ты не знал, что брат курил анашу. Мать его умерла от удара. Об твоих делах мы знаем. Надо поговорить. Жду в „Завалинке“. Брат – Евгений».
   – Ну, что ты скажешь?
   – По-моему, твоего друга здесь нет. – Мигульский заметно помрачнел, кашлянул и добавил: – Может, он объявится позже?
   – А что тут за народ?
   – А ты не знаешь?
   – С какого бодуна – я только приехал.
   – Тут прорва наших одноклассников. Только не говори, что это не ты всех нас сюда заманил.
   – Не понял, каких, к черту, одноклассников?
   У Шевчука так правдоподобно вытянулось от изумления лицо, что Мигульский не стал развивать тему.
   – Сейчас пойдем на ужин – всех увидишь… Распорядитель обещал сделать нам игру.
   – Мне своей хватает.
   – Ты бы оделся поприличней.
   – У меня, кроме формы, больше ничего нет.
   – Зарабатывай на военных мемуарах…
   Публика собралась в гостиной. Ждали Распорядителя.
   – Вот, встречайте очередного кандидата на тот свет.
   – Игорь, привет, сколько лет, сколько зим! – помахала ладошкой Мария.
   Шевчук подошел к ней, глянул мельком на Крига, прищурился.
   – Ты такая же красивая, времени не подвластна.
   – А ты стал настоящим мужчиной. Я слышала, ты воевал в Чечне.
   – Было дело, – глянув на ее мужа, пожелал: – Приятного вечера.
   – И тебе тоже.
   – О, Шевчук… Собственной персоной нон гратой.
   Виталик уже взбодрился едва разбавленным джином. Он встал, протянул руку Шевчуку. Игорь с достоинством пожал.
   – Ты где сейчас? – спросил Виталя.
   – Здесь.
   – Не, ты кем работаешь, капитаном?
   – Грузчиком.
   – Да-а? – протянул Виталя удивленно.
   – Что – не очень нравится? – любезно осведомился Шевчук.
   – Мне не обязательно должно нравиться то, что нравится тебе.
   – Это личное дело каждого, не так ли, девушка? – Шевчук вдруг вперился в Карасеву отчаянно-веселым взглядом. – Такое чувство, будто мы где-то встречались… Нет, показалось. Простите.
   Карасева смешалась, не зная, что ответить. Глянула на нахмурившегося мужа, пожала плечами.
   А капитан уже отвернулся и тряс руки другим любителям детективного жанра. «Ерничает», – подумал Мигульский, ревниво наблюдая за товарищем.
   Когда пригласили на ужин, Шевчук, улучив момент, прошептал:
   – Бывает же такое, не поверишь! Кроме одноклассников, еще двух знакомцев встретил. Но они меня, бедолагу, кажется, не признали.
   На ужине и в самом деле выставили коньяк. Мигульский поймал себя на том, что наличие спиртного порадовало его, но вот сам факт этой радости – слегка огорчил. Тем не менее он выпил несколько рюмок, по телу разлилось волшебное тепло, внутри стало уютно, и угрызения совести исчезли сами собой.
   В конце трапезы появился Распорядитель. Он был в черном фраке и ослепительно белой рубашке.
   – Для разминки сыграем в «мафию», – объявил он и обвел взглядом присутствующих. – Как я понимаю, эту старинную русскую игру никто не знает.
   Все промолчали. Распорядитель извлек из кармана колоду карт и протянул бизнесмену.
   – Виталий, попрошу вас, потасуйте и раздайте. Прошу не беспокоиться, игра не на деньги.
   – А мы могем и на деньги, – радостно сообщил тот.
   – У нас был гость, которому почти два часа втолковывали, что «мафия» – это вовсе не картежная игра. Карты же – просто подручное средство… Он не соглашался играть, и нам пришлось с ним расстаться… Кстати, его супруга с ним не поехала, осталась, и, между прочим, прекрасно провела время…
   – У вас такие строгие правила, – заметила Маша.
   – Увы, правила диктую не я, а необходимость криминальной ситуации, в которую все мы уже вовлечены… Спасибо, Виталий. Прошу внимания.
   Распорядитель поднял вверх руку. На запястье блеснул фиолетовый огонек дорогой запонки.
   – Итак, у каждого из вас одна карта. Значение имеет только масть: красная или черная. Двое из сидящих здесь получили красные карты. Они – члены мафии. Остальные шестеро, так сказать, обыкновенные, честные люди. По моей команде все вы сейчас должны закрыть глаза и, естественно, не подсматривать. Все строится на полном доверии друг к другу. По следующей моей команде обладатели красных карт открывают глаза, видят друг друга и, общаясь мимикой, жестами, выбирают свою жертву. Я кладу перед приговоренным карту «пиковая дама», я не сомневаюсь, вы понимаете, что это просто традиционная символика. Затем прошу всех открыть глаза. И тут начинается самое интересное. Все, разумеется, и «мафия», начинают активно вычислять «преступников»… По обыкновению все высказываются по очереди, а потом путем обычного голосования определяется и приговаривается к «смерти» наиболее подозреваемый. Как вы догадываетесь, совершенно никакой законности. Почти как в нашем просвещенном государстве… Приговоренный выбывает из игры, но имеет право молча наблюдать за происходящим. В моей практике лишь одна почтенная дама никак не могла понять условий игры. С ней тоже пришлось расстаться… Итак, не будем терять времени. Наступает ночь – и все закрывают глаза!.. Так, попрошу склонить головы и ладошками, ладошками прикрыть для надежности. Я понимаю, мы все джентльмены, хотя, уверен, не каждый сидящий здесь правильно напишет это слово… Внимание, «мафия» открывает глаза!
   Мигульский опустил руки, огляделся, щурясь из– под очков. Напротив, так же, как и он, сидела бизнес-вумен Ира с вопросительным выражением на лице. Распорядитель стоял, скрестив руки на груди, и откровенно скучал.
   «Тут должна быть какая-то определенная хитрая политика, какая-то последовательность в выборе», – сразу попытался определить систему Эд и понял, что все сидящие здесь ему одинаково безразличны.
   – Прошу господ «мафиози» определяться побыстрей. Все с нетерпением жаждут крови, – поторопил Распорядитель.
   Эд ткнул пальцем в сторону Виталика, тот своими огромными лапами полностью закрывал свою маленькую головку. Распорядитель едва заметно кивнул и положил пиковую даму на стол рядом с жертвой. Ира пожала плечами: мол, почему именно он. Но Распорядитель жестом приказал прекращать переговоры и скомандовал:
   – Наступил день. Все открывают глаза.
   – Это мне? – изумился Виталик.
   – Тебе, тебе! – радостно заверило общество.
   Лицо у Виталика вытянулось, он обиженно хмыкнул и, как и супруга, пожал плечами.
   – Итак, мафия совершила кошмарное убийство. И долг всех честных людей найти и изобличить преступников. Кто желает высказаться? Таковых нет. Ну, что ж, буквально через десять минут вы будете перебивать друг друга и слышать только себя. Начинаем с левого от меня угла стола. Прошу вас, Захар Наумович!
   Криг растерянно улыбнулся, глянул на жену, та сидела с самым задумчивым видом, скручивала в трубочку бумажную салфетку.
   – Я даже не представляю, кого можно назвать. Пожалуй, я воздержусь. Это можно?
   – Можно, – сказал Распорядитель. – Хотя, как врачу, непростительно. Ведь ваша профессия – искать скрытый порок. Чем не поле деятельности наша игра? Я имею в виду определять профессиональных лжецов… Прошу вас, Мария.
   Женщина отложила салфетку.
   – Я думаю, исходя из теории вероятности, «мафиози» следует искать как среди мужчин, так и среди женщин, тем более, тех и других здесь почти поровну. Да и обидно не будет…
   – Так кто же конкретно? – настойчиво произнес Распорядитель.
   – Азиз Алиевич, – решительно сказала Маша.
   В тот же миг расхохоталась заразительно Анюта. Вслед за ней смеялась вся компания. Азиз Алиевич растерянно крутил гривой, он отвлекся и не понял, что случилось.
   – Прошу вас, господин Мигульский.
   Эд уже успел продумать ответ и для отвода глаз решил пожертвовать товарищем, хотя и в этом никакой логики не было.
   – Шевчук… Почему он – скажу так, что интуиция подсказывает.
   – Теперь вы, капитан. Вы – следующий…
   – Мстить не буду. Но для консенсуса, я правильно выговорил, Эд, для этого самого надо долбить кого-то одного, неважно, виновен он или нет, время, как известно, рассудит. Дружно убираем одного – круг сужается. Поэтому, так как я всех одинаково люблю и ненавижу, голосовать буду за набравшего большее число голосов «за».
   – Позиция ясна. Прошу вас, Анна.
   – Ну, папочку я, конечно, не отдам, хоть он тот еще мафиози… А, пожалуй, самый коварный здесь гражданин Криг. Да.
   Захар Наумович глянул в ее сторону грустными маслинками и покачал головой.
   – Азиз Али, теперь прошу вас!
   – Я думаю, – хрипло начал тот, потом откашлялся, – я думаю, игра интересная, но ни к чему хорошему не приведет. Мафия всегда победит. Потому что все видит и тихо смеется. Вот Анюта смеется, может, она мафия? – с нажимом спросил он, отчего кавказский акцент прозвучал особенно сильно. – А, может, тот, кто больше молчит? А, может, тот, кто больше говорит? Надо смотреть друг на друга и замечать, кто хочет и с кем что хочет сделать; если увидишь, что дурачат, значит, отгадал. Я плохо, может быть, сказал. Мое слово – виноват Криг. Анюта знает, у нее сердце хорошо подсказывает.
   – Благодарю. И, наконец, наша молодая леди.
   Ирина глянула на Мигульского, но тот сидел с самым скучающим видом, пожала плечами и неуверенно произнесла:
   – Наверное, все же Криг…
   – Благодарю, – равнодушно произнес Распорядитель. – Виталий, вы не голосуете. Вас нет… Итак, подсчет голосов. Кто «за»? Раз, два, три… Вы тоже, капитан?
   – Да, я же говорил…
   – Четыре голоса… По остальным кандидатурам голосовать не будем. Уважаемый Захар Наумович, вы приговорены. Как выразился наш капитан, время покажет, справедливо или нет. Что тоже в духе нашего общества.
   – Бедные евреи всегда страдают первыми, – вздохнул Криг, лишь бы что-то сказать.
   Похоже, что он смертельно обиделся. Маша потерлась о его плечо, но он сердито отстранился.
   – Ночь! – раздался повелительный голос. Все послушно закрыли глаза.
   Мигульский уже решил, кто будет очередной жертвой. Убирать надо в первую очередь мужчин – они мыслят более логично, да и вообще женщин он всерьез не воспринимал. Эд показал в сторону Азиза, Карасева кивнула в знак согласия.
   – Ну, вот, – сокрушенно произнес Алиев, обнаружив перед собой роковую карту.
   – Кто говорил, что Азиз – мафия?
   Он снял тюбетейку, вытер платком бритую наголо голову.
   – Не расстраивайтесь, Азиз Алиевич, – душевно сказал Криг, – сейчас игра примет для вас совершенно комичный оборот. Это – спектакль!
   – Э-э, плохой спектакль. Зачем врем друг другу? – покачал головой Азиз.
   – Итак, – возвысил голос Распорядитель, – игра продолжается. В скором времени я обзаведусь гонгом, и в нашем отеле будет как на встречах клуба знатоков… Мария, ваше слово в сложившейся ситуации.
   – Я думаю, здесь, как говорили древние, надо искать женщину. Справа от себя я слышала характерный шум – а слух у меня хороший. Почти уверена – это Ирина, – и Маша улыбнулась, обнажив ровные белые зубки.
   «Она – чудо, – подумал Эд. – Надо скорей ее нейтрализовать». А вслух он сказал: – Шум может произвести любой из сидящих здесь, в том числе и из выбывших из игры. Затекла нога, или там еще что-нибудь… Предлагаю порассуждать логически. Кто больше всех заинтересован, чтобы побыстрей, так сказать, выбить присутствующих, свести к минимуму? Тот, кто играет роль мафии!
   – Но игра на этом и построена, – заметил Шевчук.
   – Да, но ратовать за единомыслие в таком деле… Это напоминает известные исторические периоды…
   – Только не надо про Сталина, – попросил Распорядитель. – В наших правилах – никаких политических споров.
   – Я не собирался… Хочу сказать, что наш противник искусно старается снизить, вообще лишить игру интеллектуального содержания. Пустить поиск на волю случая.
   – Так кто же он? – спросила Анюта, слушавшая Эда с открытым ртом.
   – Я уже назвал его. Это наш бравый, впрочем, и коварный капитан. Напомню, именно он проговорился: голосовать без разбору, поддерживая большинство.
   – Благодарю. Теперь ваше слово, господин капитан. Как вы оправдаетесь перед столь тяжкими обвинениями?
   – Я не мстителен, – Шевчук покосился на своего товарища. – И речь вел только о том, чтобы скорей приблизить игру к развязке. И она уже рядом. И чем коварней враг, тем искусней его демагогия. Кстати, Эд, а почему ты голосовал за то, чтобы кончить нашего уважаемого Крига? Ведь ты называл меня.
   – Именно потому, что был одинок.
   – Ну, давайте конкретней. Потом будете выяснять отношения, – вмешалась Анюта. Ей не терпелось сказать свое слово.
   – Прости, старина, но я называю тебя. Уж больно ты непоследователен.
   – Анюта?
   – Уверена, это Шевчук! Вот он молчит, а сам выбирает жертву. Вот увидите, следующей буду я.
   Пока Анюта говорила, Азиз Алиевич пристально следил за ней. Потом вдруг произнес:
   – Или я не прав, или ты так хорошо притворяешься!