Страница:
дальней двери. Маклин впустил его в комнату.
- Молодец! Хороший мальчик. Ложись, - улыбаясь, он повернулся ко мне. -
Цербер был рядом, за домом, но мы можем подать ему команду и на большем
расстоянии. В случае опасности это будет весьма полезным. - Мак взглянул на
часы. - Надеюсь, миссис Я. простит меня, - пробормотал он. - В конце концов,
еще только четверть десятого, а я так люблю похвалиться, - его улыбка
школьника вдруг сделалась такой заразительной.
- Что вы собираетесь делать? - спросил я.
- Поднять ее маленькую дочь с постели, если та уже спит, и попросить ее
подойти к телефону.
Мы подождали две-три минуты, и телефон зазвонил. Мак прошел через
комнату и взял трубку:
- Але! Извините, миссис Я. Просто эксперимент. Сожалею, если разбудил
ее. Да, да, дайте ей трубку. Але, Ники! Нет, все в порядке. Можешь снова
ложиться в кровать. Спокойной ночи, - он повесил трубку и наклонился, чтобы
потрепать по шее вскочившего на ноги Цербера. - Детей и собак особенно легко
обучать. Шестое чувство, которое взаимодействует с этими сигналами, у них
сильно развито. Для девочки своя частота вызова, для Цербера - своя. А то,
что Ники страдает запоздалым развитием, делает ее незаменимой для
исследований.
Он похлопал ладонью свой ящик чудес, как только что трепал ею собаку,
посмотрел на меня и улыбнулся:
- Ну что, есть вопросы?
- Конечно. Прежде всего, что является объектом исследований? Вы хотите
доказать, что высокочастотные сигналы способны не только разрушать, но и
контролировать в мозгу человека и животных механизм приема информации?
Я старался сохранить хладнокровие, хотя давалось мне это с трудом. Если
здешние исследователи вели такие эксперименты, не удивительно, что в Лондоне
от них отмахивались, как от ненормальных.
Маклин задумчиво взглянул на меня:
- С помощью "Харона-2" я могу доказать именно это. Но не это является
моей задачей. Возможно, в Министерстве будут разочарованы, но я ставлю перед
собой другие, куда более дальние цели, - он положил мне руку на плечо. - Ну
что же, оставим на сегодня "Харонов". Выйдем подышать воздухом.
Мы прошли в ту дверь, куда скреблась собака. За ней был еще один
коридор и выход в задней части здания. Маклин открыл дверь, и я последовал
за ним. Дождь прекратился. Воздух был свежий и прозрачный, небо сверкало
звездами. Вдали, за линией песчаных дюн, я расслышал рев моря, накатывающего
волны на гальку. Маклин глубоко вздохнул и посмотрел в ту сторону. Я закурил
и ждал, что он скажет.
- Вы когда-нибудь сталкивались с полтергейстом? - спросил он.
- Это с тем, что стучит по ночам? Нет, не приходилось, - я предложил
ему сигарету, но он покачал головой.
- То, что вы недавно видели - колба, разлетающаяся на куски, - явление
того же порядка. Освобожденная сила электрического поля. У миссис Я. давно
были проблемы с рассыпающимися на глазах вещами. Задолго до того, как я
усовершенствовал "Харона". Летающие блюдца и прочее в их домике на берегу.
Я недоверчиво глядел на него:
- Вы говорите о девочке?
- Да, - он заложил руки в карманы и начал вышагивать взад и вперед. -
Конечно, она и не подозревает об этом, как и ее родители. Это лишь взрыв
психической энергии, которой у нее в избытке из-за того, что мозг
недоразвит. К тому же, она единственная выжила из двух близнецов, и ее
энергия как бы удвоилась.
Это уж было слишком, и я рассмеялся. Он резко повернулся и посмотрел
мне в лицо:
- У вас есть лучшее объяснение?
- Нет, - начал я, - но...
- Конечно, - прервал он меня, - и ни у кого нет. Зарегистрированы
сотни, тысячи случаев этого, так называемого, феномена. И каждый раз
засвидетельствовано, что всегда рядом с аномалиями находится какой-нибудь
ребенок или некто другой с нестандартной психикой, - он снова начал
вышагивать, я рядом с ним, и след в след за нами собака.
- Ну и что? - спросил я.
- А вот что, - начал Маклин. - Внутри каждого из нас есть нетронутый
источник энергии, которая ждет освобождения. Назовем ее, если угодно, Шестой
Силой. Она действует так же, как и высокочастотный импульс, вырабатываемый
"Хароном". В этом и заключается объяснение телепатии, ясновидения и прочих
тайн, связанных с психикой. Энергия, которую нам удается получить в
электронном устройстве, по существу, та же, что заключена в дочери Януса.
Разница лишь в том, что первой мы можем управлять, а второй - нет.
Я понимал суть его теории, но не представлял, куда заведет нас
дискуссия. Бог мой, жизнь и так очень сложна, чтобы пытаться еще тревожить
силы подсознания, дремлющие в человеке, особенно если для этого вначале
придется объединить психические возможности животного и слабоумного ребенка.
- Хорошо, - начал я, - допустим, вы научитесь управлять этой, как вы
называете, Шестой Силой. Не только в дочери Януса, - в животных, в сотнях
недоразвитых детей, наконец, во всем человечестве. Вы заставите людей
усилием воли бить стаканы, запускать в полет блюдца, обмениваться
информацией при помощи телепатии, заниматься другими фокусами. Но не
увеличит ли это наши проблемы настолько, что мы вновь скатимся к хаосу, из
которого все как-будто бы и вышли.
На этот раз рассмеялся Маклин. Мы подошли к самому краю высокого
склона. Перед нами расстилались песчаные дюны; каменистое побережье,
казалось, уходило в бесконечность, тоскливое и безликое, как и болото позади
нас. Волны набегали с монотонным шумом, облизывали перекатывающуюся гальку,
отступали и разбивались о берег снова.
- Так и будет, - сказал он, - но я желаю не этого. Я уверен, что в свое
время человек сумеет правильно использовать Шестую Силу. Я хочу, чтобы она
служила ему тогда, когда тело, заключающее энергию, уже мертво.
Я бросил сигарету и глядел, как она мерцала в темноте, прежде чем
превратилась в мокрый окурок.
- Не понимаю, что вы хотите сказать.
Он наблюдал за мной, следил, как я реагирую на его слова. А я никак не
мог решить, нормальный он или нет. Но в нем было нечто привлекательное: то
как он стоял здесь, рассуждая, сгорбившись, похожий на переросшего
школьника, в мешковатых брюках и старом свитере с высоким воротом.
- Я говорю совершенно серьезно. Энергия - в человеке, но в момент
смерти она покидает тело. Подумайте об ужасных потерях, которые мы понесли
за столетия - сила ускользает после смерти, хотя она могла бы служить на
благо человечества. Согласно одной из древнейших теорий, душа вылетает из
тела через нос или рот. В это верили греки, и сейчас еще в это верят в
Африке. Мы с вами не признаем бессмертия души и понимаем, что наш разум
погибает вместе с нашим телом. Но не искра жизненной силы. Жизненная сила
продолжает существовать в виде неподвластной энергии. Пока никем не
обузданной. Она вокруг нас, над нами, в то время, как мы с вами здесь
говорим.
Он вновь запрокинул голову и уставился в звездное небо, а я подумал, до
какой же степени он должен быть одинок, чтобы пуститься в тщетные поиски
недостижимого. Потом я вспомнил, что жена его умерла, и решил, что бегство в
теорию не излечит его от тоски.
- Боюсь, что вам потребуется вся жизнь, чтобы доказать это, - заметил
я.
- Нет, - ответил он, - самое большее - пара месяцев. Видите ли,
"Харон-3", который я вам еще не показал, имеет накопитель и способен
улавливать и аккумулировать энергию - Шестую Силу, если она становится
свободной, - он помолчал и испытующе посмотрел на меня. Я ждал, когда он
снова заговорит.
- Монтажные работы завершены, и мы готовы к грандиозному эксперименту.
"Харон-1" и "Харон-3" будут работать в связке. Но мне нужен помощник, хорошо
владеющий и той, и другой установкой, чтобы управлять ими, когда наступит
нужный момент. Буду с вами совершенно откровенен: ваш предшественник в
Саксмире отказался от сотрудничества. Да-да, у вас был предшественник. Я
просил вашего шефа в АЭЛ не говорить вам об этом. Предпочитаю рассказать все
сам. Он отказался по личным мотивам, и я отношусь к этому с уважением.
Я глядел на Маклина, не отрываясь. Мне не казалось странным, что тот
парень отказался сотрудничать, я только не мог взять в толк, каким образом
это было связано с этикой.
- Он был католик, - объяснил Маклин, - верил в бессмертную душу и ее
переход в чистилище. Он не мог смириться с моей идеей поимки жизненной силы,
не мог понять, как можно заставлять ее работать здесь, на Земле. А это, как
я вам говорил, и является моей целью.
Он повернулся и пошел прочь от моря тем же путем, каким мы пришли сюда.
В низкой веренице домиков свет был уже погашен. В одном из них мне
предстояло провести следующие восемь недель: спать, питаться, работать. За
домами смутно вырисовывались очертания бывшей радиолокационной станции -
памятника человеческому разуму.
- В АЭЛ мне сказали, что в этом вопросе вы не будете столь щепетильны,
- вновь начал Маклин. - Мы здесь в Саксмире тоже любим порассуждать о себе
как о людях избранных. Юный Кен говорит, что, в конце концов, это то же
самое, как если бы вы вознамерились отдать медикам для экспериментов глаза
или почки. Каждый решает сам, и медицина здесь не при чем.
Мне внезапно вспомнился юноша за стойкой бара, разливающий апельсиновый
сок. Ведь он назвал себя тогда подопытной свинкой.
- А какова роль Кена во всем этом деле? - спросил я.
Маклин остановился и посмотрел на меня в упор:
- У мальчика лейкемия. Робби дает ему самое большое - три месяца. Он не
будет страдать. У него потрясающий характер, и он всем сердцем верит в
эксперимент. Конечно, опыт может провалиться. Но даже если мы и потерпим
неудачу, мы ничего не теряем - Кен все равно обречен. Ну, а если опыт
пройдет успешно... - он замолчал, как будто у него перехватило дыхание от
порыва внезапного чувства, - ...если все пройдет успешно, вы понимаете, что
это будет означать? Мы можем, наконец, противостоять невыносимой бессмыслице
смерти.
Когда я проснулся, стоял ослепительный день. Из окна виднелась
асфальтовая дорога, старая радарная башня возвышалась, словно часовой, над
пустыми бетонными навесами. Дальше к болоту были раскиданы груды ржавого
металла. В этот миг решение пришло в голову само собой.
Я побрился, принял ванну и отправился завтракать, намереваясь быть со
всеми любезным, а потом, сразу же после еды, попросить Маклина уделить мне
несколько минут. Затем я вскочу в первый подходящий поезд и, если повезет, к
часу уже буду в Лондоне. Неприятностей в АЭЛ я не опасался: всю эту историю
шефу придется взять на себя.
В столовой оказался только Робби, который яростно сражался с полной
тарелкой маринованной сельди. Я поздоровался с ним и принялся за бекон.
Оглядев комнату в надежде обнаружить утренние газеты, и не найдя их, я
понял, что придется беседовать.
- Чудесное утро, - заметил я.
Робби отозвался не сразу. Он был слишком увлечен сельдью, которую
разделывал с изяществом знатока. Затем его фальцет донесся до меня через
стол:
- Так вы собираетесь увильнуть?
Вопрос застал меня врасплох, и мне не понравились насмешливые нотки в
его голосе.
- Я инженер-электронщик, - ответил я, - и меня вовсе не интересуют
исследования в области психики.
- Коллеги Листера\footnote{\emph{Листер} Джозеф (1827--1912) -
английский хирург. Ввел (1867) в хирургическую практику антисептику.} были
тоже равнодушны к открытию антисептики, - возразил Робби. - И какими же они
потом выглядели дураками! - он запихнул в рот половину селедки и начал
жевать, глядя на меня из- за стекол очков.
- Так вы верите во всю эту чепуху с Шестой Силой? - спросил я.
- А вы - нет? - он явно уклонялся от ответа.
- Ну что ж, я готов принять все, что Маклин проделал со звуком. Он
научился воспроизводить человеческий голос, что нам не удалось в АЭЛ. Он
разработал систему, благодаря которой животные воспринимают высокочастотные
колебания. Они и, кажется, еще один ненормальный ребенок. За первое я его
высоко ценю, но сильно сомневаюсь в целесообразности всей этой возни с
высокочастотной информацией. Что же до его третьего проекта - улавливания
жизненной силы, или как он ее там называет... Если кто-нибудь сболтнет об
этом в Министерстве, ваш босс может загреметь в каталажку.
Я вернулся к бекону, чувствуя, что поставил Робби на место. Он покончил
с сельдью и принялся за тосты с мармеладом.
- Вы когда-нибудь наблюдали, как умирает человек? - спросил он
внезапно.
- Как будто нет.
- Я врач, и это часть моей работы, - продолжал он. - В больницах, в
домах, в лагерях беженцев после войны я видел сотни смертей. Не доставляет
удовольствия, знаете ли. А здесь в Саксмире мне предстоит наблюдать не
только последние часы, - последние недели жизни милого смелого мальчика. И
мне бы очень пригодилась чья-нибудь помощь.
Я поднялся и отнес тарелку к буфету. Потом вернулся к столу и налил
себе кофе.
- Извините, - произнес я.
Он пододвинул мне поднос с тостами, но я покачал головой. Я всегда ем
немного на завтрак, а сегодня у меня и вовсе пропал аппетит. Снаружи по
асфальту послышались шаги, и кто-то заглянул в комнату. Это был Кен.
- Хэллоу! - поприветствовал он меня, улыбаясь. - Посмотрите, какое
чудесное утро. Если вы не нужны Маку в аппаратной, я могу показать вам
окрестности. Мы пойдем к домикам береговой охраны и дальше к саксмирскому
утесу, - мое колебание он принял за согласие. - Здорово! Робби нечего и
спрашивать. Он запрется в лаборатории до полудня и будет корпеть над пробами
моей крови.
Голова исчезла, и я услышал, как Кен зовет Януса через окно кухни. Мы с
Робби не сказали ни слова. Хруст пережевываемых тостов становился
невыносимым, и я поднялся из-за стола.
- Где можно найти Маклина? - спросил я Робби.
- В аппаратной, - ответил тот, продолжая жевать.
Лучше было покончить со всем этим сразу. Я прошел тем же путем, каким
меня провели накануне: через двустворчатую дверь в лабораторию. Операционный
стол под потолочным светильником сегодня вызывал совсем иные чувства, и я
старался не смотреть в его сторону. Войдя в аппаратную, я заметил Мака,
склонившегося у "Харона-1". Кивком он пригласил меня подойти:
- В процессоре небольшая неполадка, - сообщил он. - Я заметил ее еще
вечером. Уверен, вы с ней легко справитесь.
В этот момент следовало извиниться и сказать, что я не собираюсь
заниматься его делами и тотчас же уезжаю в Лондон. Но я этого не сделал. Я
подошел к компьютеру и остался стоять, выслушивая его объяснения электронной
схемы. Профессиональная гордость, профессиональная ревность усиливали
желание понять, почему его машина превосходит ту, что мы создали в АЭЛ. Это
значило для меня слишком много.
- Вон халат на стене, - сказал Маклин. - Надевайте, и мы попробуем
устранить неисправность.
В этот момент я проиграл, вернее был побежден. Я оставался равнодушен к
его бредовым теориям и предстоящим опытам с жизнью и смертью. Но меня
захватила безупречная красота и мощь "Харона-1". Может быть, красота - не
слишком подходящее слово для электронной системы, но я эти машины
воспринимаю именно так. В них - моя любовь, моя душа. С самого детства я
принимал участие в их создании, и это стало делом всей моей жизни. Меня
никогда не волновало, для чего предназначены аппараты, которые я
разрабатываю и совершенствую. Моя задача состояла в том, чтобы они как можно
лучше выполняли функции, для которых были задуманы. До приезда в Саксмир я и
не занимался ничем другим, делал только то, на что был способен, и делал
неплохо.
"Харон-1" пробудил во мне нечто иное - сознание собственной силы.
Стоило мне прикоснуться к клавишам управления, как у меня осталось лишь одно
желание - разобраться в работе узлов компьютера, а потом понять всю систему
в целом. Внезапно это стало для меня самым главным. К полудню я установил
неполадку, кстати, небольшую, и исправил ее. Маклин уже стал для меня Маком,
и я перестал раздражаться, когда меня называли Стивом. Да и все их бредовое
предприятие уже не нервировало меня. Так незаметно я стал одним из их
команды.
Робби вовсе не выразил удивления, когда я появился к обеду. Он даже не
намекнул на наш утренний разговор. Потом, с разрешения Мака, мы пошли
прогуляться с Кеном. Смерть совершенно не вязалась с этим неугомонным
юношей, и я постарался выкинуть из головы печальные мысли. Может быть, и
Робби, и Мак ошибаются. Слава Богу, это было не моей заботой.
Кен шел через дюны к морю, смеясь и болтая, и, казалось, совсем не
уставал. Солнце сверкало над головой, воздух был свеж и прозрачен. И даже
береговая линия, вчера такая угрюмая, днем таила очарование. Крупная галька
сменилась песком, и он скрипел под ногами. Цербер, увязавшийся за нами,
бежал впереди. Мы швыряли палки, и он доставал их из бесцветного, почти
безжизненного, моря, беззлобно и нежно плескавшегося у ног. Мы ни словом не
обмолвились о Саксмире и здешних проблемах. Кен потчевал меня байками об
американской базе в Тирлволле, где он, судя по всему, состоял в наземной
службе, прежде чем Мак устроил его перевод сюда десять месяцев назад.
Цербер, точно щенок, требующий лаем еще поиграть с ним, внезапно застыл и,
навострив уши, повернул голову по ветру. Затем понесся туда, откуда мы
только что пришли, и его гибкое, черное с рыжими подпалинами тело вскоре
слилось с темными валунами и песчаными дюнами.
- Сигнал от "Харона", - заметил Кен.
Накануне, когда я наблюдал, как Мак управляет компьютером, и потом
услышал скребущегося в дверь пса, это не показалось мне таким уж
сверхъестественным. Но сегодня на пустом берегу в трех милях от дома
внезапное бегство собаки выглядело жутковато.
- Здорово, да? - спросил Кен.
Я кивнул, но настроение мое испортилось, гулять расхотелось. Может
быть, я испытал бы другие чувства, будь я один. Но сейчас, когда рядом со
мной стоял этот мальчик, я как бы очутился лицом к лицу с тем, что
предстояло мне в ближайшие месяцы - с проектом, который задумал Мак.
- Хотите вернуться? - слова юноши напомнили об утреннем разговоре с
Робби, хотя Кен вкладывал в свой вопрос совсем иной смысл.
- Как вы, - ответил я безразлично.
Он круто повернул налево, и мы принялись взбираться, скользя и сползая
назад, на высокий косогор над морем. Я задохнулся, когда мы достигли
вершины. Кен же выглядел совсем неуставшим. Улыбаясь, он протянул мне руку,
чтобы помочь сделать последний рывок. Вокруг нас расстилались заросли
вереска, ветер подул в лицо сильнее, чем у моря внизу. В четверти мили на
фоне неба застыли в ряд белые домики береговой охраны, их окна пылали в
лучах заходящего солнца.
- Зайдем, засвидетельствуем свое почтение миссис Я., - предложил Кен.
Нехотя я согласился - я ненавидел внезапные визиты к людям, да и
хозяйство Янусов меня не очень-то интересовало. Когда мы подошли ближе, я
заметил, что обитаемым был лишь один коттедж, другие оказались заброшенными,
в них, видимо, не жили годами, а в двух были даже выбиты стекла. Неухоженные
садики у домов заросли сорняками. Сторожевые вышки пьяно покосились к сырой
земле и тянули за собой из гниющих столбов мотки колючей проволоки. К
калитке единственного обитаемого коттеджа прислонилась девочка. Темные
прямые волосы обрамляли ее худое лицо, глаза были тусклыми, у нее не хватало
переднего зуба.
- Здравствуй, Ники, - позвал Кен.
Девочка вытаращилась на меня, потом, оторвавшись от калитки, угрюмо
указала на меня пальцем и спросила:
- А это кто?
- Его зовут Стив, - ответил Кен.
- Мне не нравятся его ботинки, - пробормотал ребенок.
Кен засмеялся и открыл калитку. Девочка попыталась забраться к нему на
руки, но он мягко отстранил ее и, пройдя по дорожке к полуоткрытой двери,
окликнул:
- Вы здесь, миссис Я.?
Появилась женщина, бледная и темноволосая, как дочь. Тревожное
выражение на ее лице сменилось улыбкой, когда она узнала Кена. Извинившись
за беспорядок, она пригласила нас в дом. Я был представлен Стивом, и мы
бессмысленно толкались в комнате, где по всему полу были разбросаны детские
игрушки.
- Чай мы только что пили, - запротестовал Кен в ответ на предложение
миссис Я. Женщина настаивала: у нее как раз закипел чайник, и она побежала
за ним в соседнюю с комнатой кухню. Через минуту она вновь появилась с
блюдцами, чашками и большим коричневым чайником. Пришлось проглотить
содержимое чашки под бдительным взором хозяйки, в то время как девочка
жалась к Кену, косо поглядывая на мои вполне безобидные брезентовые туфли.
Мой юный спутник был на высоте. Он любезничал с миссис Янус, старался
развеселить хмурую Ники, я же молча сидел и гадал, почему вставленное в
рамку и повешенное на почетном месте над камином изображение девочки
казалось настолько милее ребенка в жизни.
- Здесь так холодно зимой, - поддерживала беседу миссис Янус, печально
глядя на меня. - Просто сковывающий холод. Я всегда говорила, что
предпочитаю мороз здешней сырости.
Я согласился и тут же покачал головой в ответ на предложение подлить
горячего чаю. В этот миг девочка вся напряглась и застыла с закрытыми
глазами. Я было подумал, что сейчас с ней случится припадок, но она спокойно
объявила:
- Мак зовет меня.
Миссис Янус, пробормотав извинения, вышла в прихожую, и я услышал, как
она крутит диск телефона. Кен оставался неподвижным, глядя на ребенка, а я
почувствовал легкую дурноту. Слова миссис Янус доносились из прихожей, потом
она позвала:
- Ники, иди сюда! Мак хочет поговорить с тобой.
Девочка оживилась и, смеясь, бросилась из комнаты. Вернулась миссис
Янус и улыбнулась Кену:
- Мак что-то хочет сказать и вам.
Юноша тут же встал и пошел к телефону. Оставшись наедине с хозяйкой, я
судорожно размышлял, что бы такое ей сказать. В отчаянии я кивнул на
карточку над камином:
- Какая чудесная фотография Ники. Снимали несколько лет назад?
К моему ужасу, глаза женщины наполнились слезами.
- Это не Ники. Это ее близняшка - наша Пенни. Мы потеряли ее, когда им
обеим только что исполнилось пять лет.
Я стал неловко извиняться, но был прерван приходом девочки. Она уже не
обращала внимания на мои брезентовые туфли. Подойдя ко мне, она положила
руку на колено и объявила:
- Цербер уже дома. Мак хочет, чтобы и вы с Кеном возвращались.
- Спасибо, - ответил я.
По дороге обратно, пока мы шли сквозь заросли вереска и срезали путь
через болото, я поинтересовался у Кена, всегда ли сигналы "Харона"
воздействуют так, как я только что наблюдал - всегда ли они пробуждают
спящее сознание ребенка.
- Да, - ответил он. - Но мы не знаем, почему. Робби думает, что
ультракороткие волны вообще имеют целебные свойства, но Мак с этим не
согласен. Он считает, что сигналы устанавливают связь между Ники и тем, что
он называет Шестой Силой, а у девочки она стала вдвое интенсивнее после
смерти сестры-близнеца.
Кен рассуждал об этих невероятных теориях, как о самых обыкновенных
вещах.
- Так вы полагаете, - спросил я, - что когда девочка принимает сигнал,
ее сестра как бы воскресает?
Юноша рассмеялся. Он шел так быстро, что я едва поспевал за ним.
- Вампирчики и привиденьица, - хмыкнул он. - Бог мой, конечно же, нет.
От бедной Пенни не осталось ничего, кроме энергии, которая все еще как-то
привязана к ее живой сестре. Вот почему Ники - такая ценная морская свинка,
- он посмотрел на меня и улыбнулся. - Когда я уйду, Мак хочет перехватить и
мою энергию. Не спрашивайте как, - я не знаю. Но я не против - пусть
попробует.
Мы продолжали шагать. Прокисший запах стоялой воды поднимался из болот
вокруг нас. Ветер усиливался и клонил тростник к земле. Впереди на фоне
багровеющего неба неясно чернела башня Саксмира.
В следующие несколько дней к моему большому удовольствию мне поручили
заниматься блоком воспроизведения речи: загружать записями с пленок и потом
программировать. Мы часто выполняли такую работу и в АЭЛ, но у этой машины
словарный запас оказался намного обширнее. Сначала мы записали позывные
"Говорит ``Харон''", потом последовала серия цифр и, наконец, программа
вопросов. Большинство из них оказались совсем простыми: "Хорошо ли вы себя
чувствуете?", "Не беспокоит ли вас что-нибудь?" Далее последовали
утверждения: "Сейчас вы не с нами. Вы в Тирлволле два года назад". И,
наконец - команда: "Расскажите, что вы сейчас видите". Мне досталась наладка
системы речи, а с программированием возился Мак. Многие вопросы казались мне
нелепыми, и я гадал, какой смысл вкладывал в них мой новый шеф.
В пятницу Мак распорядился, чтобы я подготовил "Харона" к следующему
утру, а Робби и Кен были вызваны к 11 часам. Мак сам решил управлять
машиной, мне же поручил вести наблюдение. Я думал, что насмотрелся в
Саксмире достаточно, и полагал, что отнесусь спокойно к предстоящему опыту.
Но вышло совсем не так. Я расположился с приборами в лаборатории, Кен занял
место на операционном столе.
- Все в порядке, - подмигнул он мне. - Робби не собирается меня
вскрывать.
Над его головой установили микрофон и провода протянули к "Харону-1".
Желтый сигнал "Ждите команды" горел на стене. Внезапно он сменился красным,
и я увидел, как Кен закрыл глаза. Затем послышался голос компьютера:
"Говорит ``Харон'', говорит ``Харон''. Один, два, три... Один, два, три...
Как вы себя чувствуете?"
Кен ответил: "Нормально", - но я заметил, что в его голосе не было
обычной живости: он казался невыразительнее и глуше обычного. Я взглянул на
Робби, и тот передал мне листок, на котором было написано: "Он под
гипнозом".
Только тут я осознал значение блока воспроизведения речи и понял,
- Молодец! Хороший мальчик. Ложись, - улыбаясь, он повернулся ко мне. -
Цербер был рядом, за домом, но мы можем подать ему команду и на большем
расстоянии. В случае опасности это будет весьма полезным. - Мак взглянул на
часы. - Надеюсь, миссис Я. простит меня, - пробормотал он. - В конце концов,
еще только четверть десятого, а я так люблю похвалиться, - его улыбка
школьника вдруг сделалась такой заразительной.
- Что вы собираетесь делать? - спросил я.
- Поднять ее маленькую дочь с постели, если та уже спит, и попросить ее
подойти к телефону.
Мы подождали две-три минуты, и телефон зазвонил. Мак прошел через
комнату и взял трубку:
- Але! Извините, миссис Я. Просто эксперимент. Сожалею, если разбудил
ее. Да, да, дайте ей трубку. Але, Ники! Нет, все в порядке. Можешь снова
ложиться в кровать. Спокойной ночи, - он повесил трубку и наклонился, чтобы
потрепать по шее вскочившего на ноги Цербера. - Детей и собак особенно легко
обучать. Шестое чувство, которое взаимодействует с этими сигналами, у них
сильно развито. Для девочки своя частота вызова, для Цербера - своя. А то,
что Ники страдает запоздалым развитием, делает ее незаменимой для
исследований.
Он похлопал ладонью свой ящик чудес, как только что трепал ею собаку,
посмотрел на меня и улыбнулся:
- Ну что, есть вопросы?
- Конечно. Прежде всего, что является объектом исследований? Вы хотите
доказать, что высокочастотные сигналы способны не только разрушать, но и
контролировать в мозгу человека и животных механизм приема информации?
Я старался сохранить хладнокровие, хотя давалось мне это с трудом. Если
здешние исследователи вели такие эксперименты, не удивительно, что в Лондоне
от них отмахивались, как от ненормальных.
Маклин задумчиво взглянул на меня:
- С помощью "Харона-2" я могу доказать именно это. Но не это является
моей задачей. Возможно, в Министерстве будут разочарованы, но я ставлю перед
собой другие, куда более дальние цели, - он положил мне руку на плечо. - Ну
что же, оставим на сегодня "Харонов". Выйдем подышать воздухом.
Мы прошли в ту дверь, куда скреблась собака. За ней был еще один
коридор и выход в задней части здания. Маклин открыл дверь, и я последовал
за ним. Дождь прекратился. Воздух был свежий и прозрачный, небо сверкало
звездами. Вдали, за линией песчаных дюн, я расслышал рев моря, накатывающего
волны на гальку. Маклин глубоко вздохнул и посмотрел в ту сторону. Я закурил
и ждал, что он скажет.
- Вы когда-нибудь сталкивались с полтергейстом? - спросил он.
- Это с тем, что стучит по ночам? Нет, не приходилось, - я предложил
ему сигарету, но он покачал головой.
- То, что вы недавно видели - колба, разлетающаяся на куски, - явление
того же порядка. Освобожденная сила электрического поля. У миссис Я. давно
были проблемы с рассыпающимися на глазах вещами. Задолго до того, как я
усовершенствовал "Харона". Летающие блюдца и прочее в их домике на берегу.
Я недоверчиво глядел на него:
- Вы говорите о девочке?
- Да, - он заложил руки в карманы и начал вышагивать взад и вперед. -
Конечно, она и не подозревает об этом, как и ее родители. Это лишь взрыв
психической энергии, которой у нее в избытке из-за того, что мозг
недоразвит. К тому же, она единственная выжила из двух близнецов, и ее
энергия как бы удвоилась.
Это уж было слишком, и я рассмеялся. Он резко повернулся и посмотрел
мне в лицо:
- У вас есть лучшее объяснение?
- Нет, - начал я, - но...
- Конечно, - прервал он меня, - и ни у кого нет. Зарегистрированы
сотни, тысячи случаев этого, так называемого, феномена. И каждый раз
засвидетельствовано, что всегда рядом с аномалиями находится какой-нибудь
ребенок или некто другой с нестандартной психикой, - он снова начал
вышагивать, я рядом с ним, и след в след за нами собака.
- Ну и что? - спросил я.
- А вот что, - начал Маклин. - Внутри каждого из нас есть нетронутый
источник энергии, которая ждет освобождения. Назовем ее, если угодно, Шестой
Силой. Она действует так же, как и высокочастотный импульс, вырабатываемый
"Хароном". В этом и заключается объяснение телепатии, ясновидения и прочих
тайн, связанных с психикой. Энергия, которую нам удается получить в
электронном устройстве, по существу, та же, что заключена в дочери Януса.
Разница лишь в том, что первой мы можем управлять, а второй - нет.
Я понимал суть его теории, но не представлял, куда заведет нас
дискуссия. Бог мой, жизнь и так очень сложна, чтобы пытаться еще тревожить
силы подсознания, дремлющие в человеке, особенно если для этого вначале
придется объединить психические возможности животного и слабоумного ребенка.
- Хорошо, - начал я, - допустим, вы научитесь управлять этой, как вы
называете, Шестой Силой. Не только в дочери Януса, - в животных, в сотнях
недоразвитых детей, наконец, во всем человечестве. Вы заставите людей
усилием воли бить стаканы, запускать в полет блюдца, обмениваться
информацией при помощи телепатии, заниматься другими фокусами. Но не
увеличит ли это наши проблемы настолько, что мы вновь скатимся к хаосу, из
которого все как-будто бы и вышли.
На этот раз рассмеялся Маклин. Мы подошли к самому краю высокого
склона. Перед нами расстилались песчаные дюны; каменистое побережье,
казалось, уходило в бесконечность, тоскливое и безликое, как и болото позади
нас. Волны набегали с монотонным шумом, облизывали перекатывающуюся гальку,
отступали и разбивались о берег снова.
- Так и будет, - сказал он, - но я желаю не этого. Я уверен, что в свое
время человек сумеет правильно использовать Шестую Силу. Я хочу, чтобы она
служила ему тогда, когда тело, заключающее энергию, уже мертво.
Я бросил сигарету и глядел, как она мерцала в темноте, прежде чем
превратилась в мокрый окурок.
- Не понимаю, что вы хотите сказать.
Он наблюдал за мной, следил, как я реагирую на его слова. А я никак не
мог решить, нормальный он или нет. Но в нем было нечто привлекательное: то
как он стоял здесь, рассуждая, сгорбившись, похожий на переросшего
школьника, в мешковатых брюках и старом свитере с высоким воротом.
- Я говорю совершенно серьезно. Энергия - в человеке, но в момент
смерти она покидает тело. Подумайте об ужасных потерях, которые мы понесли
за столетия - сила ускользает после смерти, хотя она могла бы служить на
благо человечества. Согласно одной из древнейших теорий, душа вылетает из
тела через нос или рот. В это верили греки, и сейчас еще в это верят в
Африке. Мы с вами не признаем бессмертия души и понимаем, что наш разум
погибает вместе с нашим телом. Но не искра жизненной силы. Жизненная сила
продолжает существовать в виде неподвластной энергии. Пока никем не
обузданной. Она вокруг нас, над нами, в то время, как мы с вами здесь
говорим.
Он вновь запрокинул голову и уставился в звездное небо, а я подумал, до
какой же степени он должен быть одинок, чтобы пуститься в тщетные поиски
недостижимого. Потом я вспомнил, что жена его умерла, и решил, что бегство в
теорию не излечит его от тоски.
- Боюсь, что вам потребуется вся жизнь, чтобы доказать это, - заметил
я.
- Нет, - ответил он, - самое большее - пара месяцев. Видите ли,
"Харон-3", который я вам еще не показал, имеет накопитель и способен
улавливать и аккумулировать энергию - Шестую Силу, если она становится
свободной, - он помолчал и испытующе посмотрел на меня. Я ждал, когда он
снова заговорит.
- Монтажные работы завершены, и мы готовы к грандиозному эксперименту.
"Харон-1" и "Харон-3" будут работать в связке. Но мне нужен помощник, хорошо
владеющий и той, и другой установкой, чтобы управлять ими, когда наступит
нужный момент. Буду с вами совершенно откровенен: ваш предшественник в
Саксмире отказался от сотрудничества. Да-да, у вас был предшественник. Я
просил вашего шефа в АЭЛ не говорить вам об этом. Предпочитаю рассказать все
сам. Он отказался по личным мотивам, и я отношусь к этому с уважением.
Я глядел на Маклина, не отрываясь. Мне не казалось странным, что тот
парень отказался сотрудничать, я только не мог взять в толк, каким образом
это было связано с этикой.
- Он был католик, - объяснил Маклин, - верил в бессмертную душу и ее
переход в чистилище. Он не мог смириться с моей идеей поимки жизненной силы,
не мог понять, как можно заставлять ее работать здесь, на Земле. А это, как
я вам говорил, и является моей целью.
Он повернулся и пошел прочь от моря тем же путем, каким мы пришли сюда.
В низкой веренице домиков свет был уже погашен. В одном из них мне
предстояло провести следующие восемь недель: спать, питаться, работать. За
домами смутно вырисовывались очертания бывшей радиолокационной станции -
памятника человеческому разуму.
- В АЭЛ мне сказали, что в этом вопросе вы не будете столь щепетильны,
- вновь начал Маклин. - Мы здесь в Саксмире тоже любим порассуждать о себе
как о людях избранных. Юный Кен говорит, что, в конце концов, это то же
самое, как если бы вы вознамерились отдать медикам для экспериментов глаза
или почки. Каждый решает сам, и медицина здесь не при чем.
Мне внезапно вспомнился юноша за стойкой бара, разливающий апельсиновый
сок. Ведь он назвал себя тогда подопытной свинкой.
- А какова роль Кена во всем этом деле? - спросил я.
Маклин остановился и посмотрел на меня в упор:
- У мальчика лейкемия. Робби дает ему самое большое - три месяца. Он не
будет страдать. У него потрясающий характер, и он всем сердцем верит в
эксперимент. Конечно, опыт может провалиться. Но даже если мы и потерпим
неудачу, мы ничего не теряем - Кен все равно обречен. Ну, а если опыт
пройдет успешно... - он замолчал, как будто у него перехватило дыхание от
порыва внезапного чувства, - ...если все пройдет успешно, вы понимаете, что
это будет означать? Мы можем, наконец, противостоять невыносимой бессмыслице
смерти.
Когда я проснулся, стоял ослепительный день. Из окна виднелась
асфальтовая дорога, старая радарная башня возвышалась, словно часовой, над
пустыми бетонными навесами. Дальше к болоту были раскиданы груды ржавого
металла. В этот миг решение пришло в голову само собой.
Я побрился, принял ванну и отправился завтракать, намереваясь быть со
всеми любезным, а потом, сразу же после еды, попросить Маклина уделить мне
несколько минут. Затем я вскочу в первый подходящий поезд и, если повезет, к
часу уже буду в Лондоне. Неприятностей в АЭЛ я не опасался: всю эту историю
шефу придется взять на себя.
В столовой оказался только Робби, который яростно сражался с полной
тарелкой маринованной сельди. Я поздоровался с ним и принялся за бекон.
Оглядев комнату в надежде обнаружить утренние газеты, и не найдя их, я
понял, что придется беседовать.
- Чудесное утро, - заметил я.
Робби отозвался не сразу. Он был слишком увлечен сельдью, которую
разделывал с изяществом знатока. Затем его фальцет донесся до меня через
стол:
- Так вы собираетесь увильнуть?
Вопрос застал меня врасплох, и мне не понравились насмешливые нотки в
его голосе.
- Я инженер-электронщик, - ответил я, - и меня вовсе не интересуют
исследования в области психики.
- Коллеги Листера\footnote{\emph{Листер} Джозеф (1827--1912) -
английский хирург. Ввел (1867) в хирургическую практику антисептику.} были
тоже равнодушны к открытию антисептики, - возразил Робби. - И какими же они
потом выглядели дураками! - он запихнул в рот половину селедки и начал
жевать, глядя на меня из- за стекол очков.
- Так вы верите во всю эту чепуху с Шестой Силой? - спросил я.
- А вы - нет? - он явно уклонялся от ответа.
- Ну что ж, я готов принять все, что Маклин проделал со звуком. Он
научился воспроизводить человеческий голос, что нам не удалось в АЭЛ. Он
разработал систему, благодаря которой животные воспринимают высокочастотные
колебания. Они и, кажется, еще один ненормальный ребенок. За первое я его
высоко ценю, но сильно сомневаюсь в целесообразности всей этой возни с
высокочастотной информацией. Что же до его третьего проекта - улавливания
жизненной силы, или как он ее там называет... Если кто-нибудь сболтнет об
этом в Министерстве, ваш босс может загреметь в каталажку.
Я вернулся к бекону, чувствуя, что поставил Робби на место. Он покончил
с сельдью и принялся за тосты с мармеладом.
- Вы когда-нибудь наблюдали, как умирает человек? - спросил он
внезапно.
- Как будто нет.
- Я врач, и это часть моей работы, - продолжал он. - В больницах, в
домах, в лагерях беженцев после войны я видел сотни смертей. Не доставляет
удовольствия, знаете ли. А здесь в Саксмире мне предстоит наблюдать не
только последние часы, - последние недели жизни милого смелого мальчика. И
мне бы очень пригодилась чья-нибудь помощь.
Я поднялся и отнес тарелку к буфету. Потом вернулся к столу и налил
себе кофе.
- Извините, - произнес я.
Он пододвинул мне поднос с тостами, но я покачал головой. Я всегда ем
немного на завтрак, а сегодня у меня и вовсе пропал аппетит. Снаружи по
асфальту послышались шаги, и кто-то заглянул в комнату. Это был Кен.
- Хэллоу! - поприветствовал он меня, улыбаясь. - Посмотрите, какое
чудесное утро. Если вы не нужны Маку в аппаратной, я могу показать вам
окрестности. Мы пойдем к домикам береговой охраны и дальше к саксмирскому
утесу, - мое колебание он принял за согласие. - Здорово! Робби нечего и
спрашивать. Он запрется в лаборатории до полудня и будет корпеть над пробами
моей крови.
Голова исчезла, и я услышал, как Кен зовет Януса через окно кухни. Мы с
Робби не сказали ни слова. Хруст пережевываемых тостов становился
невыносимым, и я поднялся из-за стола.
- Где можно найти Маклина? - спросил я Робби.
- В аппаратной, - ответил тот, продолжая жевать.
Лучше было покончить со всем этим сразу. Я прошел тем же путем, каким
меня провели накануне: через двустворчатую дверь в лабораторию. Операционный
стол под потолочным светильником сегодня вызывал совсем иные чувства, и я
старался не смотреть в его сторону. Войдя в аппаратную, я заметил Мака,
склонившегося у "Харона-1". Кивком он пригласил меня подойти:
- В процессоре небольшая неполадка, - сообщил он. - Я заметил ее еще
вечером. Уверен, вы с ней легко справитесь.
В этот момент следовало извиниться и сказать, что я не собираюсь
заниматься его делами и тотчас же уезжаю в Лондон. Но я этого не сделал. Я
подошел к компьютеру и остался стоять, выслушивая его объяснения электронной
схемы. Профессиональная гордость, профессиональная ревность усиливали
желание понять, почему его машина превосходит ту, что мы создали в АЭЛ. Это
значило для меня слишком много.
- Вон халат на стене, - сказал Маклин. - Надевайте, и мы попробуем
устранить неисправность.
В этот момент я проиграл, вернее был побежден. Я оставался равнодушен к
его бредовым теориям и предстоящим опытам с жизнью и смертью. Но меня
захватила безупречная красота и мощь "Харона-1". Может быть, красота - не
слишком подходящее слово для электронной системы, но я эти машины
воспринимаю именно так. В них - моя любовь, моя душа. С самого детства я
принимал участие в их создании, и это стало делом всей моей жизни. Меня
никогда не волновало, для чего предназначены аппараты, которые я
разрабатываю и совершенствую. Моя задача состояла в том, чтобы они как можно
лучше выполняли функции, для которых были задуманы. До приезда в Саксмир я и
не занимался ничем другим, делал только то, на что был способен, и делал
неплохо.
"Харон-1" пробудил во мне нечто иное - сознание собственной силы.
Стоило мне прикоснуться к клавишам управления, как у меня осталось лишь одно
желание - разобраться в работе узлов компьютера, а потом понять всю систему
в целом. Внезапно это стало для меня самым главным. К полудню я установил
неполадку, кстати, небольшую, и исправил ее. Маклин уже стал для меня Маком,
и я перестал раздражаться, когда меня называли Стивом. Да и все их бредовое
предприятие уже не нервировало меня. Так незаметно я стал одним из их
команды.
Робби вовсе не выразил удивления, когда я появился к обеду. Он даже не
намекнул на наш утренний разговор. Потом, с разрешения Мака, мы пошли
прогуляться с Кеном. Смерть совершенно не вязалась с этим неугомонным
юношей, и я постарался выкинуть из головы печальные мысли. Может быть, и
Робби, и Мак ошибаются. Слава Богу, это было не моей заботой.
Кен шел через дюны к морю, смеясь и болтая, и, казалось, совсем не
уставал. Солнце сверкало над головой, воздух был свеж и прозрачен. И даже
береговая линия, вчера такая угрюмая, днем таила очарование. Крупная галька
сменилась песком, и он скрипел под ногами. Цербер, увязавшийся за нами,
бежал впереди. Мы швыряли палки, и он доставал их из бесцветного, почти
безжизненного, моря, беззлобно и нежно плескавшегося у ног. Мы ни словом не
обмолвились о Саксмире и здешних проблемах. Кен потчевал меня байками об
американской базе в Тирлволле, где он, судя по всему, состоял в наземной
службе, прежде чем Мак устроил его перевод сюда десять месяцев назад.
Цербер, точно щенок, требующий лаем еще поиграть с ним, внезапно застыл и,
навострив уши, повернул голову по ветру. Затем понесся туда, откуда мы
только что пришли, и его гибкое, черное с рыжими подпалинами тело вскоре
слилось с темными валунами и песчаными дюнами.
- Сигнал от "Харона", - заметил Кен.
Накануне, когда я наблюдал, как Мак управляет компьютером, и потом
услышал скребущегося в дверь пса, это не показалось мне таким уж
сверхъестественным. Но сегодня на пустом берегу в трех милях от дома
внезапное бегство собаки выглядело жутковато.
- Здорово, да? - спросил Кен.
Я кивнул, но настроение мое испортилось, гулять расхотелось. Может
быть, я испытал бы другие чувства, будь я один. Но сейчас, когда рядом со
мной стоял этот мальчик, я как бы очутился лицом к лицу с тем, что
предстояло мне в ближайшие месяцы - с проектом, который задумал Мак.
- Хотите вернуться? - слова юноши напомнили об утреннем разговоре с
Робби, хотя Кен вкладывал в свой вопрос совсем иной смысл.
- Как вы, - ответил я безразлично.
Он круто повернул налево, и мы принялись взбираться, скользя и сползая
назад, на высокий косогор над морем. Я задохнулся, когда мы достигли
вершины. Кен же выглядел совсем неуставшим. Улыбаясь, он протянул мне руку,
чтобы помочь сделать последний рывок. Вокруг нас расстилались заросли
вереска, ветер подул в лицо сильнее, чем у моря внизу. В четверти мили на
фоне неба застыли в ряд белые домики береговой охраны, их окна пылали в
лучах заходящего солнца.
- Зайдем, засвидетельствуем свое почтение миссис Я., - предложил Кен.
Нехотя я согласился - я ненавидел внезапные визиты к людям, да и
хозяйство Янусов меня не очень-то интересовало. Когда мы подошли ближе, я
заметил, что обитаемым был лишь один коттедж, другие оказались заброшенными,
в них, видимо, не жили годами, а в двух были даже выбиты стекла. Неухоженные
садики у домов заросли сорняками. Сторожевые вышки пьяно покосились к сырой
земле и тянули за собой из гниющих столбов мотки колючей проволоки. К
калитке единственного обитаемого коттеджа прислонилась девочка. Темные
прямые волосы обрамляли ее худое лицо, глаза были тусклыми, у нее не хватало
переднего зуба.
- Здравствуй, Ники, - позвал Кен.
Девочка вытаращилась на меня, потом, оторвавшись от калитки, угрюмо
указала на меня пальцем и спросила:
- А это кто?
- Его зовут Стив, - ответил Кен.
- Мне не нравятся его ботинки, - пробормотал ребенок.
Кен засмеялся и открыл калитку. Девочка попыталась забраться к нему на
руки, но он мягко отстранил ее и, пройдя по дорожке к полуоткрытой двери,
окликнул:
- Вы здесь, миссис Я.?
Появилась женщина, бледная и темноволосая, как дочь. Тревожное
выражение на ее лице сменилось улыбкой, когда она узнала Кена. Извинившись
за беспорядок, она пригласила нас в дом. Я был представлен Стивом, и мы
бессмысленно толкались в комнате, где по всему полу были разбросаны детские
игрушки.
- Чай мы только что пили, - запротестовал Кен в ответ на предложение
миссис Я. Женщина настаивала: у нее как раз закипел чайник, и она побежала
за ним в соседнюю с комнатой кухню. Через минуту она вновь появилась с
блюдцами, чашками и большим коричневым чайником. Пришлось проглотить
содержимое чашки под бдительным взором хозяйки, в то время как девочка
жалась к Кену, косо поглядывая на мои вполне безобидные брезентовые туфли.
Мой юный спутник был на высоте. Он любезничал с миссис Янус, старался
развеселить хмурую Ники, я же молча сидел и гадал, почему вставленное в
рамку и повешенное на почетном месте над камином изображение девочки
казалось настолько милее ребенка в жизни.
- Здесь так холодно зимой, - поддерживала беседу миссис Янус, печально
глядя на меня. - Просто сковывающий холод. Я всегда говорила, что
предпочитаю мороз здешней сырости.
Я согласился и тут же покачал головой в ответ на предложение подлить
горячего чаю. В этот миг девочка вся напряглась и застыла с закрытыми
глазами. Я было подумал, что сейчас с ней случится припадок, но она спокойно
объявила:
- Мак зовет меня.
Миссис Янус, пробормотав извинения, вышла в прихожую, и я услышал, как
она крутит диск телефона. Кен оставался неподвижным, глядя на ребенка, а я
почувствовал легкую дурноту. Слова миссис Янус доносились из прихожей, потом
она позвала:
- Ники, иди сюда! Мак хочет поговорить с тобой.
Девочка оживилась и, смеясь, бросилась из комнаты. Вернулась миссис
Янус и улыбнулась Кену:
- Мак что-то хочет сказать и вам.
Юноша тут же встал и пошел к телефону. Оставшись наедине с хозяйкой, я
судорожно размышлял, что бы такое ей сказать. В отчаянии я кивнул на
карточку над камином:
- Какая чудесная фотография Ники. Снимали несколько лет назад?
К моему ужасу, глаза женщины наполнились слезами.
- Это не Ники. Это ее близняшка - наша Пенни. Мы потеряли ее, когда им
обеим только что исполнилось пять лет.
Я стал неловко извиняться, но был прерван приходом девочки. Она уже не
обращала внимания на мои брезентовые туфли. Подойдя ко мне, она положила
руку на колено и объявила:
- Цербер уже дома. Мак хочет, чтобы и вы с Кеном возвращались.
- Спасибо, - ответил я.
По дороге обратно, пока мы шли сквозь заросли вереска и срезали путь
через болото, я поинтересовался у Кена, всегда ли сигналы "Харона"
воздействуют так, как я только что наблюдал - всегда ли они пробуждают
спящее сознание ребенка.
- Да, - ответил он. - Но мы не знаем, почему. Робби думает, что
ультракороткие волны вообще имеют целебные свойства, но Мак с этим не
согласен. Он считает, что сигналы устанавливают связь между Ники и тем, что
он называет Шестой Силой, а у девочки она стала вдвое интенсивнее после
смерти сестры-близнеца.
Кен рассуждал об этих невероятных теориях, как о самых обыкновенных
вещах.
- Так вы полагаете, - спросил я, - что когда девочка принимает сигнал,
ее сестра как бы воскресает?
Юноша рассмеялся. Он шел так быстро, что я едва поспевал за ним.
- Вампирчики и привиденьица, - хмыкнул он. - Бог мой, конечно же, нет.
От бедной Пенни не осталось ничего, кроме энергии, которая все еще как-то
привязана к ее живой сестре. Вот почему Ники - такая ценная морская свинка,
- он посмотрел на меня и улыбнулся. - Когда я уйду, Мак хочет перехватить и
мою энергию. Не спрашивайте как, - я не знаю. Но я не против - пусть
попробует.
Мы продолжали шагать. Прокисший запах стоялой воды поднимался из болот
вокруг нас. Ветер усиливался и клонил тростник к земле. Впереди на фоне
багровеющего неба неясно чернела башня Саксмира.
В следующие несколько дней к моему большому удовольствию мне поручили
заниматься блоком воспроизведения речи: загружать записями с пленок и потом
программировать. Мы часто выполняли такую работу и в АЭЛ, но у этой машины
словарный запас оказался намного обширнее. Сначала мы записали позывные
"Говорит ``Харон''", потом последовала серия цифр и, наконец, программа
вопросов. Большинство из них оказались совсем простыми: "Хорошо ли вы себя
чувствуете?", "Не беспокоит ли вас что-нибудь?" Далее последовали
утверждения: "Сейчас вы не с нами. Вы в Тирлволле два года назад". И,
наконец - команда: "Расскажите, что вы сейчас видите". Мне досталась наладка
системы речи, а с программированием возился Мак. Многие вопросы казались мне
нелепыми, и я гадал, какой смысл вкладывал в них мой новый шеф.
В пятницу Мак распорядился, чтобы я подготовил "Харона" к следующему
утру, а Робби и Кен были вызваны к 11 часам. Мак сам решил управлять
машиной, мне же поручил вести наблюдение. Я думал, что насмотрелся в
Саксмире достаточно, и полагал, что отнесусь спокойно к предстоящему опыту.
Но вышло совсем не так. Я расположился с приборами в лаборатории, Кен занял
место на операционном столе.
- Все в порядке, - подмигнул он мне. - Робби не собирается меня
вскрывать.
Над его головой установили микрофон и провода протянули к "Харону-1".
Желтый сигнал "Ждите команды" горел на стене. Внезапно он сменился красным,
и я увидел, как Кен закрыл глаза. Затем послышался голос компьютера:
"Говорит ``Харон'', говорит ``Харон''. Один, два, три... Один, два, три...
Как вы себя чувствуете?"
Кен ответил: "Нормально", - но я заметил, что в его голосе не было
обычной живости: он казался невыразительнее и глуше обычного. Я взглянул на
Робби, и тот передал мне листок, на котором было написано: "Он под
гипнозом".
Только тут я осознал значение блока воспроизведения речи и понял,