Понсон дю Террайль
Поиски красавицы Нанси

I

   Король Карл IX в великолепнейшем настроении возвращался в Лувр из Сен-Жермена, где ему удалось затравить десятирогого оленя.
   Королева Екатерина ехала рядом с ним, окруженная придворными. Король сиял, королева-мать улыбалась с довольным видом.
   Для того чтобы король был в таком счастливом настроении, требовалось удачное сочетание трех обстоятельств. Во-первых, король должен был провести спокойную ночь без приступов мучившей его сердечной болезни. Во-вторых, нужен был такой удачный охотничий день, во время которого собаки ни разу не сбились со следа. И в-третьих (что было труднее всего), королева-мать должна была забыть излюбленные рассуждения о политике и религиозных разногласиях.
   На этот раз все эти обстоятельства счастливо сочетались, а благодаря этому Карл IX из угрюмого, сумасбродного государя превратился в любезного, готового к всепрощению и снисхождению человека.
   В тот момент, когда королевский кортеж подъезжал к дворцу, королева-мать склонилась к Карлу IX и сказала:
   — Благоугодно ли будет вашему величеству принять меня сегодня вечером?
   — С восторгом, ваше величество.
   — В таком случае я буду в вашем рабочем кабинете между восемью и девятью часами. Мне придется сделать вашему величеству важное сообщение.
   Карл IX нахмурился и произнес:
   — Уж не собираетесь ли вы снова говорить со мной о политике?
   — Нет, ваше величество.
   — Ну так приходите, — сказал король, облегченно переводя дух, — мы поиграем в ломбр.
   — С удовольствием!
   — Жалко только, что этот бедняга Коарасс находится в печальном состоянии…
   — Что такое? — спросила королева вздрагивая.
   Рене был в Лувре этим утром, но по особым причинам не счел нужным рассказывать королеве о встрече с герцогом Гизом и проистекших из нее последствиях.
   — Сир де Коарасс играл очень хорошо в ломбр! — продолжал король.
   — «Играл»? Но разве он умер?
   — Нет, хотя ему и немногим лучше этого. Вчера он поссорился с кем-то в кабачке и получил удар шпагой в грудь!
   — Вот как? — сказала королева, глаза которой загорелись мрачной радостью.
   — Мне так жалко этого беднягу! — продолжал король. — Я очень любил его. Он был выдающимся охотником, отличным игроком и крайне приятным собеседником!
   — Вот именно о нем-то я и хотела поговорить с вашим величеством.
   — Неужели? Ах да, мне что-то говорили, что он занимался колдовством и даже сделал вашему величеству ряд удачных предсказаний. Это правда?
   — Сегодня вечером я подробно остановлюсь на этом! Сказав это, королева-мать соскочила с седла и быстро поднялась в свои апартаменты, тогда как король с трудом удерживал улыбку, словно напроказивший паж.
   Принцесса Маргарита уже поджидала его в кабинете.
   — Ну что? — спросил Карл IX.
   — Дело сделано! — ответила Маргарита.
   — Он тут, рядом?
   — Да.
   — Как он выдержал перевозку?
   — Отлично.
   — Мирон видел его?
   — Мирон ручается, что через несколько дней сир будет здоров.
   — Великолепно!
   — И если вы, ваше величество, и впредь не откажете ему в своем покровительстве…
   — О Господи! — сказал король. — Это будет не так просто. — Маргарита вздрогнула. — И мне придется иметь дело с нашей доброй матушкой. Она улыбалась мне весь день, ну а ты знаешь, когда она улыбается…
   — В воздухе пахнет кинжалами и ядом! — договорила принцесса.
   — Не волнуйся, милочка, мы будем сильными и хитрыми! Карл IX поцеловал сестру и направился к дверце, которая вела в маленькую комнатку, примыкавшую к его рабочему кабинету. В этой комнате лежал сир де Коарасс, у изголовья которого сидели Мирон и Ноэ.
   — Здравствуйте, дорогой сир! — сказал король, приветливо кивая головой Генриху, а затем, присаживаясь около постели, продолжал: — Ну-с, господин де Коарасс, как вы себя чувствуете?
   — Ваше величество так милостиво относится ко мне, что мне кажется, будто я никогда не чувствовал себя так хорошо, как теперь! — ответил принц.
   — Вы льстец, господин де Коарасс, — сказал король улыбаясь. — Ну а ты, Мирон, что думаешь о ране господина де Коарасса?
   — На палец выше или ниже, левее или правее, ваше величество, — ответил врач, — и сир де Коарасс был бы мертвец! Но ему повезло, и теперь рана зарубцуется через несколько дней.
   — Значит, вы получите возможность опять играть в ломбр?
   — О, конечно, ваше величество!
   — Вот что, Мирон, — сказал король, — пройди-ка вместе с господином Ноэ ко мне в кабинет. Там вы найдете принцессу и можете поболтать с нею, а я должен поговорить с сиром де Коарассом по секрету.
   Мирон и Ноэ поклонились и вышли.
   Король встал, прикрыл дверь и уселся около изголовья Генриха, после чего произнес:
   — Господин де Коарасс, я в очень затруднительном положении.
   — Неужели, ваше величество?
   — Я похож на скалу, которой приходится выдерживать напор двух противоположных течений. Одно из этих течений — королева — мать, другое — принцесса Маргарита!
   Лицо принца слегка зарумянилось. Но он притворился удивленным и сказал:
   — Неужели, ваше величество, королева-мать и принцесса не состоят друг с другом в добром согласии?
   — Нет, по крайней мере с тех пор, как вы встали между ними!
   — Но… ваше величество…
   — Марго взяла вас под свое покровительство, а так как я очень люблю сестру и немного люблю и вас, то я сделал все, о чем она просила меня, но… — На этом «но?] Карл IX остановился. Генрих ждал с некоторым волнением. Король продолжал: — Но я не знал еще сегодня утром, что вы так обидели королеву Екатерину!
   — Я, ваше величество?
   — И обидели до такой степени, что она пришла в бешенство и, наверное, будет просить меня подвергнуть вас строгому наказанию. Вообще не желал бы я быть в вашей шкуре, сир де Коарасс!
   — В таком случае, ваше величество, как только я хоть немного оправлюсь…
   — Вы уедете обратно в Наварру? Но… Постойте, сначала вы должны ответить мне совершенно искренне на мой вопрос. Я знаю причину ненависти королевы-матери, но не знаю причины той симпатии, которой так воспылала к вам принцесса!
   — Принцесса очень добра! — с наивным видом ответил Генрих.
   — О да, — насмешливо согласился Карл IX, — она так добра, что бросается ночью в кабачок Маликана… А знаете ли, господин де Коарасс, ведь это было довольно-таки дерзко с вашей стороны! Все-таки Марго — принцесса крови!
   — Ваше величество, — покорно сказал Генрих, — если я заслуживаю наказания то смиренно подвергнусь ему!
   — Если бы я был принцем Наваррским, — с улыбкой сказал Карл IX, — я послал бы вас на Гревскую площадь, но французский король в такие дела не мешается.
   Теперь улыбнулся уже Генрих.
   Король продолжал:
   — Но нам приходится считаться с предстоящим супружеством принцессы Маргариты, хотя вам, быть может, этот план и не по вкусу… В очень скором времени наваррская королева Жанна д'Альбрэ приедет сюда вместе со своим сыном, и мне кажется, что к этому времени, если только ваша рана достаточно затянется, вам следует отправиться куда-нибудь… Можете проехаться в Наварру или в Лотарингию… Я думаю, что герцог Гиз примет вас с распростертыми объятиями. А?
   — Я вижу, что вашему величеству все известно!
   — Господи! Марго была сегодня в очень повышенном настроении и покаялась мне во всем. Таким образом, я действительно все знаю!
   — А я ручаюсь, что вашему величеству не все еще известно!
   — Что же именно неизвестно мне?
   — Нечто, касающееся наваррского принца!
   — И вы хотите сообщить мне это? Интересно!
   — Но разрешите мне, ваше величество, предварительно рассказать вам нашу наваррскую легенду.
   — А, так у вас в Наварре водятся легенды?
   — Еще бы, ваше величество, и та, которую я хочу рассказать вам, имеет прямое отношение к принцу Наваррскому.
   — Послушаем вашу легенду! — сказал король, усаживаясь поудобнее и закрывая глаза.
   — В наших горах, по их испанскому скату, жил-был когда-то пастух по имени Антонио. Он был молод, решителен и достаточно красив, чтобы его можно было любить бескорыстно!
   — Ну, что вы мне рассказываете, — перебил Генриха король, — разве пастуха можно любить иначе как только совершенно бескорыстно?
   — Ах, ваше величество, Антонио был относительно богат, и девушки его села уже давно подсчитали количество голов в его стаде и количество экю, которые припрятывала его старуха-мать в чулке.
   — О, честолюбие! — воскликнул король смеясь.
   — Уж так устроен свет, ваше величество! Так вот, однажды старуха-мать сказала ему:» Сын мой, тебе наступил двадцатый год, и следует подумать о женитьбе!» Я и то подумываю!« — ответил Антонио.» Среди нашей родни я нашла тебе в Наварре очень красивую девушку. Это — твоя двоюродная сестра, и зовут ее Маргаритой!«
   — А, так ее звали… Маргаритой? — спросил король.
   — Да, ваше величество, именно Маргаритой.» Так вот, — продолжала мать Антонио, — отправляйся в Наварру и погости у твоих кузенов!» Ладно! — ответил Антонио. — Если она понравится мне, то я сделаю ее вашей снохой!» Но мало того, чтобы полюбить женщину, надо заставить ее полюбить себя!« — продолжала старуха, которая была хитра и богата жизненным опытом.
   — Это очень умное замечание! — заметил король.
   — Хитрая старуха посоветовала сыну отправиться в Наварру и попросить у родственников гостеприимства, не выдавая своего родства и намерений. Антонио так и сделал. Он прибыл на ферму двоюродных братьев, попросился переночевать, и так как у нас в Наварре люди отличаются широким гостеприимством, то его сейчас же впустили, накормили и обласкали. Так ему пришлось увидать Маргариту…
   — Она была красива? — спросил король.
   — Ослепительно, государь!
   — И Антонио полюбил ее?
   — С первого взгляда!
   — Ну, а… она?
   — Вот тут-то и начинается моя история, государь! Брак Маргариты с Антонио был решен еще много лет тому назад родителями молодых людей, так что Маргарита выросла с сознанием быть женой Антонио.
   — Значит, она заранее любила его?
   — Нет, ваше величество, наоборот!
   — Но почему?
   — Да потому, государь, что ей наговорили, будто Антонио неотесанный мужлан, живущий в самой дикой, самой мрачной и самой бесплодной лощине испанской Наварры.
   — Достаточная причина, нечего сказать!
   — Была еще причина посерьезнее. У Маргариты был еще двоюродный братец, которого она… любила.
   — Почему же она не вышла за него замуж?
   — Да потому, что отец и братья уже дали слово матери Антонио, кроме того, тут было очень много причин, о которых слишком долго распространяться.
   — А как звали этого второго кузена?
   — Генрихом… и он жил во Франции.
   — Вот как? — сказал король, приоткрывая один глаз. — Узнав, что Антонио вскоре прибудет на смотрины, братья Маргариты поспешили выпроводить Генриха французского, угрожая ему смертью, если он еще раз появится на ферме. В тот день, когда Антонио явился просить приюта, Маргарита была очень грустна и заплаканна: только накануне уехал ее возлюбленный Генрих! Антонио назвался испанцем и сказал Маргарите, что очень хорошо знает того, за кого ей придется выйти замуж. Любопытство отодвинуло скорбь, и Маргарита стала расспрашивать путника о своем нареченном. Антонио принялся чернить самого себя как только мог.» Красавица! — сказал он. — Антонио — урод, Антонио зол, Антонио глуп, Антонио — неотесанный мужлан!«Маргарите было приятно, что путник чернит и ругает того, к кому она сама питала дурные чувства, и так случилось, что беседа путника стала нравиться ей все больше и больше, пока, наконец, она не разглядела, что он молод, красив и неглуп…
   При последних словах Карл IX открыл второй глаз и сказал, протягивая Генриху руку:
   — Видно, что Антонио был очень умен, братец! Но скажите, догадывается ли Маргарита, что сир де Коарасс может иметь другое имя?
   — Отнюдь нет!
   — В таком случае я советую вам оставаться как можно дольше сиром де Коарассом, потому что Марго девушка капризная и может разлюбить вас в тот день, когда узнает истину!
   — Но ведь я не могу скрывать свое настоящее имя очень долго, потому что через две недели прибудет моя матушка!
   — Так погодите с этим еще две недели!
   — Но возможно, что королева Екатерина и Рене заставят сира де Коарасса снять маску!
   — В этом вы правы, братец! Но погодите, мы что-нибудь придумаем!
   Не успел король договорить эти слова, как в дверь тихонько постучались, и Мирон сказал:
   — Ваше величество! Ее величество королева идет сюда!
   — Ах, черт! — сказал король и отпер дверь.
   В кабинете был паж Рауль, явившийся от королевы с просьбой принять ее немедленно. Король велел сказать матери, что ждет ее, и жестом указал Ноэ на комнату, где лежал Генрих. Ноэ прошел к раненому, а следом за ним туда вошла и Маргарита.
   — Вовсе не нужно, чтобы королева застала меня здесь! — сказала она брату-королю, после чего заперла дверь.
   Вскоре в соседней комнате послышались шаги королевы-матери.
   — Она будет требовать моей головы! — сказал Генрих улыбаясь.
   — Ну что же, — сказала Маргарита, прикладывая сначала глаз, а потом ухо к замочной скважине, — всякий, кто живет в Лувре, подслушивает у дверей. Будем делать, как делают все!

II

   Когда Сарра выбежала из дома, Рене вспомнил, что они даже не решили с ней в деталях, как и когда будет совершена передача тайны сокровищ Самуила Лорьо. Ее обещание было слишком неопределенно и давало возможность ко всяким уверткам. Рене решил догнать женщину и попытаться заставить ее сформулировать условия более точно.
   Но Сарра бежала очень быстро и имела достаточный выигрыш во времени. Поэтому, когда Рене дошел до кабачка Маликана, ее там уже не оказалось. Зато при виде Маликана у Рене блеснула в голове новая мысль.
   — Здравствуй, дорогой мой Маликан, — ласково сказал он, отвечая на поклон кабатчика. — А меня к тебе послала королева…
   — Королева?
   — Да! Ее величество узнала, что один из дворян, которого она очень любит и которого я тоже очень люблю, поссорился с кем — то у тебя в кабачке…
   — Да, это сир де Коарасс.
   — И дрался на дуэли!
   — Да, с каким-то незнакомцем.
   — Который, как говорят, тяжело ранил его?
   — О нет, рана очень легкая!
   — Ах, — сказал Рене, — тем лучше! Я с облегчением перевожу дух!
   — Через неделю он будет на ногах.
   — Это очень хорошо. Он у тебя, надеюсь? Я хотел бы повидать бедного сира де Коарасса!
   — Нет, его у меня нет.
   — Но ведь не мог же он добраться, сам до своей гостиницы?
   — Сам — нет, но его друг, господин Амори де Ноэ, послал за носилками и увез его куда-то, вероятно домой!
   Это было так правдоподобно, что Рене поверил и направился в гостиницу Лестокада.
   Последний тоже, как и Маликан, сидел на пороге своего заведения. Так как Рене пользовался огромной популярностью в Париже, то при приближении страшного парфюмера Лестокад встал и отвесил ему низкий поклон.
   — Как поживает сир де Коарасс? — спросил Рене.
   — Неплохо, должно быть! — ответил Лестокад.
   — То есть как это» неплохо «? Ты, вероятно, хотел сказать» лучше «?
   — Но ведь сир де Коарасс не болен, насколько мне известно. Правда, он не ночевал дома, но ведь он уже не раз оставался у своего кузена, господина Пибрака…
   — Да разве ты не знаешь, что он тяжело ранен на дуэли? — спросил Рене.
   — Господи! Несчастный! — с ужасом и сожалением крикнул Лестокад.
   Рене было мало дела до чувств трактирщика.» А, бандит Маликан! Ты посмеялся надо мной! Ну, погоди! — подумал он и хотел сейчас же идти к Маликану и жестоко наказать его. К счастью и для Маликана, да и для Рене (потому что Маликан был способен всадить ему нож в сердце), парфюмер успел рассудить дело. — Если этот нахал соврал мне, — подумал он, — значит, он знает или догадывается о моей ненависти к Ко-арассу. Но раз он знает об этой ненависти, значит, тем более он не станет держать раненого у себя. Куда же припрятали его?«
   Рене зашел на минутку домой, а потом направился в Лувр, и королева Екатерина, вернувшись с охоты, застала его у себя в кабинете.
   — А, это ты! — сказала она. — Ты знаешь, что случилось с сиром де Коарассом?
   — Да, ваше величество.
   — Он дрался на дуэли и тяжело ранен.
   — Нет, он ранен легко.
   — Значит, он выздоровеет?
   — Еще бы, ведь за ним достаточно хорошо ухаживают, — сказал Рене наобум.
   — Разве? Кто же именно?
   — Ваше величество, — ответил Рене, — я только что с большим трудом выкарабкался из когтей господина Кабоша и не имею ни малейшего желания попасть в них опять.
   — Да что ты мелешь, Рене? — удивленно спросила королева.
   — Помилуйте, государыня, сир де Коарасс находится под большой протекцией. Король очень любит его…
   — Король сделает все, что я захочу.
   — Но ведь король не один; принцесса Маргарита тоже интересуется им!
   Королева вздрогнула и внимательно посмотрела на Рене.
   — Ах, Господи, — продолжал тот, — он вполне заслужил это! Ведь он и дрался-то из-за нее, ваше величество! Королева от изумления даже привскочила.
   — Да что ты говоришь! — крикнула она. — Коарасс дрался на дуэли из-за принцессы Маргариты?
   — Да, ваше величество,
   — Но… с кем же?
   — С его высочеством Генрихом Лотарингским, герцогом Гизом! — ответил Рене с жестоким хладнокровием.
   Екатерина побледнела, и судорога бешенства так схватила ее за горло, что она могла с трудом прохрипеть лишь одно слово:
   — Говори!
   По повелительному тону, которым было произнесено это слово, Рене понял, что отныне устойчивость его влияния всецело зависит от важности тех признаний, которые он сделает, и тотчас произнес:
   — Желая повидать принцессу Маргариту, герцог Гиз приехал инкогнито в Париж.
   — Ну, и ему удалось повидать ее?
   — Да.
   — Значит, он был в Лувре?
   — Да, государыня.
   — Вот как? — с негодованием крикнула королева. — Значит, мне служат очень, плохо! Герцог должен был быть в Бастилии теперь!
   — Я тоже так думаю, — сказал Рене. — Но… теперь герцог уже очень далеко от Парижа!
   — Значит, он видел Маргариту? Ну и…
   — Господи, но принцесса разлюбила его, потому что в течение этого времени успела полюбить…
   Рене остановился, колеблясь выговорить решительное слово.
   — Договаривай! — крикнула королева.
   — Ну, Господи, герцог отлично сделал, что наградил этого дворянчика знатным ударом в грудь, потому что…
   — Рене! — вне себя от бешенства крикнула королева. — Если ты лжешь, берегись!
   — Но к чему же я стану лгать, государыня?
   — Значит, Маргарита…
   — Ее высочество взяла сира де Коарасса под свое покровительство, и недаром…
   Королева позеленела от злости и воскликнула:
   — О, если это так, то Коарасс умрет!
   Хотя час, который она сама назначила для разговора с королем, далеко еще не настал, она все же послала Рауля просить его величество немедленно принять ее и вошла в кабинет короля с мраморно-бледным лицом и взглядом, мечущим гром и молнию.
   — Ах, бедный Анри, — пробормотала Маргарита, заметив через замочную скважину, в каком расстройстве чувств явилась королева — мать. — Чего только она добивается! Но не беспокойся, я здесь и… люблю тебя!

III

    Но помилуйте, ваше величество! — воскликнул Карл ix, увидав бледное, искаженное лицо матери. — Что случилось?
   — Об этом я могу сообщить вашему величеству лишь наедине! — ответила Екатерина, бросая многозначительный взгляд на Мирона.
   Король знаком приказал врачу уйти. Тогда Екатерина упала в кресло, словно отдаваясь приступу слабости.
   — Я слушаю вас, ваше величество, — сказал король. — Говорите!
   — Ваше величество, — начала Екатерина, — я только что просила вас уделить мне время для аудиенции и предупредила, что собираюсь говорить с вами о сире де Коарассе.
   — Да, да, — сказал король, — и я сразу догадался, о чем вы хотите говорить со мной. Я слышал, что сир де Коарасс очень умело предсказывает будущее, а так как вы, ваше величество, усиленно покровительствуете всяким шарлатанам, то я и решил, что вы пришли просить у меня какой-нибудь милости для этого бедного дворянчика.
   — Нет, ваше величество, — с силой крикнула Екатерина, — сир де Коарасс позволил себе посмеяться надо мной, и я пришла просить ваше величество наказать дерзкого, как он того заслуживает!
   — О, если он позволил себе посмеяться над вами, он будет жестоко наказан, — ответил Карл IX. — Но каким образом случилось это?
   Королева с удовольствием умолчала бы о всей той комедии, в которой она играла такую жалкую роль, но король настаивал на деталях, и Екатерине пришлось подробно рассказать сыну обо всех перипетиях ее колдовских сеансов с сиром де Коарассом.
   — Черт возьми! — воскликнул Карл. — Я вполне согласен с вами! Сир де Коарасс заслуживает примерного наказания! Ну, если вы хотите, я пошлю его на недельку в Бастилию!
   — Вашему величеству угодно шутить! — с бешенством крикнула королева.
   — Но почему же, ваше величество?
   — Я пришла требовать смерти этого негодяя, а вы…
   — Полно! Вы, наверное, говорите это не серьезно! Да знаете ли вы, что, для того чтобы повесить, сжечь или обезглавить сира де Коарасса, мне пришлось бы воскресить старый закон о колдунах!
   — Ну так воскресите этот закон, ваше величество!
   — Но тогда, ввиду того что сир де Коарасс не один занимается колдовством, мне пришлось бы отправить на казнь не только его, но и…
   — Кого же еще?
   — Во-первых, вашего милого Рене, а потом…
   — А потом?
   — А потом вас, ваше величество.
   — Вашему величеству угодно смеяться надо мной? — сказала Екатерина, бледнея от злобы.
   — Да нисколько, поверьте! Закон карает не только тех, кто колдует, но и тех, кто прибегает к колдовству. И поверьте, это, в конце концов, просто смешно! Дочь славных Медичи, умелая политика которой поражает всю Европу, опускается до мещанской мстительности только потому, что маленькому провинциальному дворянчику пришло в голову бороться за влияние с негодяем вроде Рене!
   Король сказал эту фразу с таким достоинством и величием, что королева сочла нужным пустить в ход самую тяжелую артиллерию своих доводов.
   — Вы правы, государь, — сказала она, — и, соглашаясь с вами, я готова простить этому шарлатану!
   — Очень хорошо, ваше величество!
   — Но я должна сообщить вам нечто другое, несравненно более важное, нечто такое, что способно перевернуть вверх дном все наши соображения и расчеты!
   — Вы пугаете меня, ваше величество!
   — Однако это» нечто «, или — вернее — такой человек, существует, ваше величество!
   — Уж не собираетесь ли вы говорить со мной о герцоге Гизе, тем более что вчера он был здесь?
   — Ваше величество, вы помните, что разрешили мне приказать прирезать герцога, если он еще раз появится здесь?
   — Однако это не помешало ему провести здесь несколько часов!
   — Да, он еще раз ускользнул от меня! Но соблаговолите вспомнить, при каких обстоятельствах вы дали мне это разрешение! Я должна вновь обратиться к вам за таким же!
   — Касательно герцога Гиза?
   — Да, его и… другого!
   — Именно?
   — Именно всякого, кто может расстроить брак принцессы Маргариты с принцем Наваррским!
   — А разве опять нашелся такой? Кто же это?
   — Мелкий дворянин!
   — Однако у Марго весьма демократические симпатии! Она обращает очень мало внимания на ранг и породу!
   — Государь, государь! — сказала его мать. — То, о чем я говорю ныне с вашим величеством, слишком важно, чтобы…
   — Важно главным образом для наваррского принца!
   — Нет, ваше величество, не только для него! И необходимо, чтобы вы, ваше величество, дали мне то же разрешение относительно этого дворянина, какое вы дали мне относительно герцога Гиза!
   — Полно! — с пренебрежением сказал король. — Я мог приказать убить герцога Гиза, покушающегося на трон французских королей, но применять это же средство к мелкому дворянину только за то, что он пленился черными волосами, алыми губами и голубыми глазами Марго! Полно, ваше величество!
   — Но, ваше величество, я серьезно предупреждаю вас: брак может не состояться!
   — Ах, черт возьми! — вскрикнул король. — Но я знаю теперь, о ком вы говорите! Это сир де Коарасс! Ну конечно, он встретился где-нибудь — может быть, даже в комнате Марго — с герцогом Гизом, и возлюбленный вчерашнего дня нанес возлюбленному сегодняшнего дня удар шпагой в грудь!
   Королева ничего не ответила на догадку короля.
   — Я готов сделать вам одно предложение, ваше величество! — сказал король.
   — Я слушаю вас, государь!
   — Сир де Коарасс очень виноват тем, что понравился Марго… Но он виноват еще более тем, что он не понравился вашему милому Рене… Ну так что же! Я готов закрыть глаза на убийство этого бедняги Коарасса, хотя он — отличный игрок в ломбр и умный парень, но я сделаю это, если будут соблюдены два условия!
   — Я спешу узнать их, государь!
   — Первое условие: убийством сира де Коарасса имеет право заняться лишь сам Рене. Если чья-нибудь иная рука поразит Коарасса, то убийца будет немедленно казнен, а вам придется до скончания дней поселиться в Амбуазе…
   — Я принимаю это условие, государь.
   — А второе: Рене имеет право нанести удар сиру де Коарассу лишь в том случае, если застанет его у ног Марго…
   — Где бы это ни случилось?