Ему привиделось, как к нему подошел юноша с нежным и кротким лицом, протянул руку и на незнакомом языке, который все же был понятен, сказал: «Положись на меня, я помогу тебе».
Лицо этого юноши казалось Доминику знакомым, но он никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах он видел его. Был ли этот юноша реальностью или только одним из неясных воспоминаний нашей предыдущей жизни, которые иногда мелькают в нашем мозгу с быстротой мысли? Не был ли он воплощением надежды, мечтой проснувшегося человека?
Доминик, стараясь увидеть хотя бы что-нибудь в темных закоулках своего мозга, задумчиво уселся у окна на тот же стул, на котором он сидел накануне, любуясь картиной «Святой Гиацинт», ныне отсутствовавшей в комнате. И тут ему на память пришли воспоминания о Кармелите и Коломбане, а, вспомнив об этих своих друзьях, он вспомнил и о Сальваторе.
Именно Сальватор был тем ангелом в ночи, именно этот прекрасный юноша с нежным и кротким лицом стоял у его изголовья и прогнал прочь от его кровати тучи отчаяния.
И тогда перед его глазами встала вся та душераздирающая сцена, в которой появился Сальватор. Он снова увидел себя сидящим в павильоне Коломбана в Ба-Медоне, тихо произносящим молитвы о мертвых, вознеся к небу глаза, полные слез.
Вдруг в комнату, где находился покойник, вошли, склонив обнаженные головы, двое юношей: это были Жан Робер и Сальватор.
Увидев Доминика, Сальватор испустил нечто вроде радостного восклицания, внутренний смысл которого он так бы и не понял, если бы Сальватор, подойдя поближе, не произнес голосом одновременно твердым и взволнованным: «Отец мой, вы сами, не подозревая того, спасли жизнь человеку, который стоит перед вами. И человек этот, которого вы больше ни разу не видели, ни разу не встретили, испытывает к вам глубокую признательность… Не знаю, смогу ли я когда-нибудь вам понадобиться, но я клянусь самым святым, что есть на свете, клянусь над телом этого благородного человека, только что испустившего последний вздох, клянусь собой, в том, что моя жизнь принадлежит всецело вам». Тогда Доминик ответил: «Я принимаю вашу клятву, мсье, хотя и не знаю, когда и каким образом я сумел оказать вам услугу, о которой вы говорите. Но все люди – братья и приходим мы на свет Божий для того, чтобы помогать друг другу. Поэтому, брат мой, когда вы мне понадобитесь, я приду к вам за помощью. Скажите мне ваше имя и где я могу вас найти?»
Мы помним, что Сальватор подошел к конторке Коломбана, написал на листке свое имя и адрес и протянул бумагу монаху, который свернул записку и положил ее в свой часослов.
Доминик живо пошел в библиотеку, взял со второй полки нужную книгу, открыл ее и нашел бумажку на той же самой странице, куда он ее и положил.
И тогда, словно бы все это происходило сегодня, он вспомнил одежду, голос, черты лица, мельчайшие подробности своей встречи с Сальватором и признал в нем того самого юношу с нежным лицом и ласковой улыбкой, которого он видел во сне.
– Значит, – произнес он, – колебаться не приходится, это – знамение небес. Этот юноша, как мне показалось, находится, уж не знаю почему, в хороших отношениях с одним из высших чинов полиции, с тем самым, с которым он, как я видел вчера, разговаривал у церкви Вознесения. Через этого полицейского он, возможно, сможет узнать причину ареста отца. Нельзя терять ни минуты, надо бежать к мсье Сальватору!
Он быстро привел в порядок свои монашеские одеяния.
Когда он уже собрался уходить, в комнату вошла консьержка, держа в одной руке чашку молока, а в другой газету. Но у Доминика не было времени на то, чтобы читать газету и завтракать. Поэтому он велел консьержке поставить чашку и положить газету на подоконник, рассчитывая, что вернется через час-другой, и сказав ей, что ему надо срочно на время уйти.
Потом он стремительно сбежал по лестнице и через десять минут уже был на улице Макон перед домом, где проживал Сальватор.
И стал безрезультатно искать молоток или звонок.
Дверь открывалась днем при помощи цепочки, которая поднимала задвижку. На ночь цепочка убиралась и дверь оставалась закрытой.
То ли потому, что никто еще из дома не выходил, то ли потому, что цепочка случайно слетела, открыть дверь не представлялось никакой возможности.
Поэтому Доминику пришлось стучать сначала кулаком, потом подобранным неподалеку камнем.
Ему пришлось бы стучать так бесконечно долго, если бы голос Роланда не предупредил Сальватора и Фраголу о том, что к ним пришел с визитом нежданный гость.
Фрагола насторожилась.
– Это друг, – сказал Сальватор.
– А ты откуда узнал?
– Слышишь, как весело и ласково лает собака? Открой окно, Фрагола, и увидишь, что это – друг.
Фрагола открыла окно и узнала аббата Доминика, которого видела в день смерти Коломбана.
– Это монах, – сказала она.
– Какой монах?.. Аббат Доминик?
– Да.
– О! Я ведь говорил тебе, что это друг!.. – воскликнул Сальватор.
И он быстро спустился по ступенькам вслед за Роландом, который бросился вниз, едва открылась дверь.
Глава XI
Лицо этого юноши казалось Доминику знакомым, но он никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах он видел его. Был ли этот юноша реальностью или только одним из неясных воспоминаний нашей предыдущей жизни, которые иногда мелькают в нашем мозгу с быстротой мысли? Не был ли он воплощением надежды, мечтой проснувшегося человека?
Доминик, стараясь увидеть хотя бы что-нибудь в темных закоулках своего мозга, задумчиво уселся у окна на тот же стул, на котором он сидел накануне, любуясь картиной «Святой Гиацинт», ныне отсутствовавшей в комнате. И тут ему на память пришли воспоминания о Кармелите и Коломбане, а, вспомнив об этих своих друзьях, он вспомнил и о Сальваторе.
Именно Сальватор был тем ангелом в ночи, именно этот прекрасный юноша с нежным и кротким лицом стоял у его изголовья и прогнал прочь от его кровати тучи отчаяния.
И тогда перед его глазами встала вся та душераздирающая сцена, в которой появился Сальватор. Он снова увидел себя сидящим в павильоне Коломбана в Ба-Медоне, тихо произносящим молитвы о мертвых, вознеся к небу глаза, полные слез.
Вдруг в комнату, где находился покойник, вошли, склонив обнаженные головы, двое юношей: это были Жан Робер и Сальватор.
Увидев Доминика, Сальватор испустил нечто вроде радостного восклицания, внутренний смысл которого он так бы и не понял, если бы Сальватор, подойдя поближе, не произнес голосом одновременно твердым и взволнованным: «Отец мой, вы сами, не подозревая того, спасли жизнь человеку, который стоит перед вами. И человек этот, которого вы больше ни разу не видели, ни разу не встретили, испытывает к вам глубокую признательность… Не знаю, смогу ли я когда-нибудь вам понадобиться, но я клянусь самым святым, что есть на свете, клянусь над телом этого благородного человека, только что испустившего последний вздох, клянусь собой, в том, что моя жизнь принадлежит всецело вам». Тогда Доминик ответил: «Я принимаю вашу клятву, мсье, хотя и не знаю, когда и каким образом я сумел оказать вам услугу, о которой вы говорите. Но все люди – братья и приходим мы на свет Божий для того, чтобы помогать друг другу. Поэтому, брат мой, когда вы мне понадобитесь, я приду к вам за помощью. Скажите мне ваше имя и где я могу вас найти?»
Мы помним, что Сальватор подошел к конторке Коломбана, написал на листке свое имя и адрес и протянул бумагу монаху, который свернул записку и положил ее в свой часослов.
Доминик живо пошел в библиотеку, взял со второй полки нужную книгу, открыл ее и нашел бумажку на той же самой странице, куда он ее и положил.
И тогда, словно бы все это происходило сегодня, он вспомнил одежду, голос, черты лица, мельчайшие подробности своей встречи с Сальватором и признал в нем того самого юношу с нежным лицом и ласковой улыбкой, которого он видел во сне.
– Значит, – произнес он, – колебаться не приходится, это – знамение небес. Этот юноша, как мне показалось, находится, уж не знаю почему, в хороших отношениях с одним из высших чинов полиции, с тем самым, с которым он, как я видел вчера, разговаривал у церкви Вознесения. Через этого полицейского он, возможно, сможет узнать причину ареста отца. Нельзя терять ни минуты, надо бежать к мсье Сальватору!
Он быстро привел в порядок свои монашеские одеяния.
Когда он уже собрался уходить, в комнату вошла консьержка, держа в одной руке чашку молока, а в другой газету. Но у Доминика не было времени на то, чтобы читать газету и завтракать. Поэтому он велел консьержке поставить чашку и положить газету на подоконник, рассчитывая, что вернется через час-другой, и сказав ей, что ему надо срочно на время уйти.
Потом он стремительно сбежал по лестнице и через десять минут уже был на улице Макон перед домом, где проживал Сальватор.
И стал безрезультатно искать молоток или звонок.
Дверь открывалась днем при помощи цепочки, которая поднимала задвижку. На ночь цепочка убиралась и дверь оставалась закрытой.
То ли потому, что никто еще из дома не выходил, то ли потому, что цепочка случайно слетела, открыть дверь не представлялось никакой возможности.
Поэтому Доминику пришлось стучать сначала кулаком, потом подобранным неподалеку камнем.
Ему пришлось бы стучать так бесконечно долго, если бы голос Роланда не предупредил Сальватора и Фраголу о том, что к ним пришел с визитом нежданный гость.
Фрагола насторожилась.
– Это друг, – сказал Сальватор.
– А ты откуда узнал?
– Слышишь, как весело и ласково лает собака? Открой окно, Фрагола, и увидишь, что это – друг.
Фрагола открыла окно и узнала аббата Доминика, которого видела в день смерти Коломбана.
– Это монах, – сказала она.
– Какой монах?.. Аббат Доминик?
– Да.
– О! Я ведь говорил тебе, что это друг!.. – воскликнул Сальватор.
И он быстро спустился по ступенькам вслед за Роландом, который бросился вниз, едва открылась дверь.
Глава XI
Бесполезная информация
Сальватор нежным и уважительным жестом протянул навстречу аббату Доминику обе руки.
– Это вы, отец мой! – воскликнул он.
– Да, – серьезным тоном ответил монах.
– О! Добро пожаловать, проходите, пожалуйста!
– Вы, значит, меня узнаете?
– Разве не вы мой спаситель?
– Вы мне уже это говорили, и при слишком печальных обстоятельствах, чтобы я стал вам об этом напоминать.
– Я вам это снова повторяю.
– А помните, что вы при этом еще сказали?
– Что если я когда-либо вам понадоблюсь, вы можете рассчитывать на мою помощь.
– Видите, я не забыл ваших слов. И теперь пришел к вам именно потому, что нуждаюсь в вашей помощи.
Говоря все это, они вошли в ту маленькую столовую, которая была украшена античным рисунком из Помпеи.
Юноша предложил монаху стул и, жестом отогнав Роланда, обнюхивавшего одежду аббата Доминика, словно старавшегося выяснить для себя, при каких же обстоятельствах они встречались, сел рядом. Роланд, которому хозяин не разрешил принимать участие в разговоре, забился под стол.
– Слушаю вас, отец мой, – сказал Сальватор.
Монах положил свою тонкую белую ладонь на руку Сальватора. Несмотря на бледность, ладонь его была горячей.
– Человек, к которому я испытываю глубокую привязанность, – сказал аббат Доминик, – только вчера приехал в Париж и был арестован вчера, когда находился рядом со мной на улице Сент-Оноре, около церкви Вознесения. А я не смог помочь ему, поскольку мне помешала вот эта одежда.
Сальватор кивнул.
– Я видел его, отец мой, – сказал он. – И должен воздать ему должное: он упорно защищался.
Аббат вздрогнул, вспомнив вчерашнюю сцену.
– Да, – сказал он, – и боюсь, как бы эта самооборона не была поставлена ему в вину.
– Значит, – продолжал Сальватор, пристально взглянув на монаха, – вы знакомы с этим человеком?
– О, я ведь вам уже сказал, что питаю к нему глубокую привязанность.
– И в каком же преступлении его обвиняют? – спросил Сальватор.
– Вот этого-то я и не знаю. И именно это мне и хотелось бы узнать. Поэтому я и прошу вас оказать мне услугу и помочь мне узнать причину его ареста.
– И это все, чего вы желаете, отец мой?
– Да. Я видел, как вы приехали в Ба-Медон в сопровождении человека, который показался мне одним из высших чинов полиции. Вчера я снова видел, как вы разговаривали с этим же человеком. Вот я и подумал, что через него вы, может быть, сможете узнать, в каком преступлении обвиняется мой… мой друг.
– Как зовут вашего друга, отец мой?
– Дюбрей.
– Чем он занимается?
– Он бывший военный и живет, полагаю, на свои доходы.
– Откуда он приехал?
– Из дальних стран… Из Азии…
– Значит, он путешественник?
– Да, – ответил аббат, грустно покачав головой. – А разве все мы в этом мире не путешественники?
– Сейчас я надену плащ, отец мой, и пойду с вами. Я вас не задержу, поскольку грустное выражение вашего лица подсказывает мне, что вы находитесь во власти сильного волнения.
– Да, очень сильного, – ответил монах.
Сальватор, на котором была надета блуза, вышел в соседнюю комнату и скоро появился в плаще.
– Я в вашем полном распоряжении, отец мой, – сказал он.
Аббат живо поднялся, и они спустились вниз.
Роланд поднял голову и проводил их умным взглядом до двери. Увидев, что дверь за ними закрылась, а в нем, вероятно, не нуждаются, поскольку знака следовать за ним хозяин не подал, пес снова положил голову на передние лапы и тяжело вздохнул.
Подойдя к двери, Доминик остановился.
– Куда мы идем? – спросил он.
– В префектуру полиции.
– Прошу вашего разрешения взять фиакр, – сказал монах. – Мои одеяния очень приметны, и у моего друга могут быть неприятности, если узнают, что я им интересуюсь. Поэтому, полагаю, эта предосторожность будет не лишней.
– Я и сам собирался предложить вам это, – сказал Сальватор.
Молодые люди подозвали фиакр и сказали, куда ехать. Сальватор вышел из фиакра сразу же, как они проехали мост Сен-Мишель.
– Я буду ждать вас на углу набережной и площади Сен-Жермен-л'Оксерруа, – сказал монах.
Сальватор кивнул в знак согласия. Фиакр покатил дальше по улице Барильри, а Сальватор направился в сторону набережной Орфевр.
В префектуре господина Жакаля не было. Произошедшие накануне события взволновали Париж. Поэтому полиция опасалась, или, точнее, ждала, что на улицах будут происходить манифестации. Все полицейские во главе с господином Жакалем были в городе, а дежурный не знал, в котором часу вернется господин Жакаль.
Поэтому ждать его в префектуре не имело никакого смысла: лучше было отправиться на его поиски.
Глубокое знание характера господина Жакаля и инстинкт заговорщика подсказали Сальватору, где можно найти префекта полиции.
Он вышел на набережную, свернул направо и поднялся на Новый мост.
Не успел он сделать по мосту и десятка шагов, как его догнала какая-то карета. Услышав призывный стук по стеклу окошка, он остановился.
Карета тоже остановилась.
Открылась дверца.
– Садитесь! – послышался чей-то голос.
Сальватор уже собрался было отказаться, сославшись на то, что ему надо было встретиться с ожидавшим его другом, но тут он узнал человека, который приглашал его сесть в карету: это был генерал Лафайет.
И Сальватор без колебаний сел рядом.
Карета снова тронулась, но очень медленно.
– Вы – мсье Сальватор, не так ли? – спросил генерал.
– Да. И я дважды счастлив, генерал, что нахожусь рядом с вами, представителем Верховной венты.
– Это так. Я узнал вас, вот почему и остановился. Вы ведь глава ложи, не так ли?
– Да, генерал.
– Сколько у вас людей?
– Я не могу сказать точно, генерал. Но их у меня много.
– Двести? Триста?
Сальватор улыбнулся.
– Генерал, – сказал он. – В тот день, когда я вам буду нужен, обещаю, что выставлю три тысячи бойцов.
Генерал с удивлением взглянул на Сальватора.
Сальватор подтвердил кивком головы.
На лице юноши было написано такое выражение доверия, что сомневаться в правдивости его слов не приходилось.
– Чем больше их у вас, тем скорее вы должны узнать новость.
– Какую же?
– Венское дело провалилось.
– Так я и думал, – сказал Сальватор. – Потому-то я и приказал моим людям не принимать участия во вчерашних событиях.
– И правильно сделали. Сегодня полиция ждет бунта.
– Знаю.
– А ваши люди?..
– Приказ, отданный мною вчера, действителен и сегодня. Теперь, генерал, смею вас спросить, из надежного ли источника новость, которую вы мне только что сказали?
– Я узнал ее от мсье де Моранда, которому передал это герцог Орлеанский.
– А принц, несомненно, знает какие-то подробности?
– Подробности положительного характера. Вчера пришла почта под видом торговой переписки дома Акроштайна и Эскелеса из Вены с домом Ротшильдов в Париже. В ней было предупреждение принцу.
– Это вы, отец мой! – воскликнул он.
– Да, – серьезным тоном ответил монах.
– О! Добро пожаловать, проходите, пожалуйста!
– Вы, значит, меня узнаете?
– Разве не вы мой спаситель?
– Вы мне уже это говорили, и при слишком печальных обстоятельствах, чтобы я стал вам об этом напоминать.
– Я вам это снова повторяю.
– А помните, что вы при этом еще сказали?
– Что если я когда-либо вам понадоблюсь, вы можете рассчитывать на мою помощь.
– Видите, я не забыл ваших слов. И теперь пришел к вам именно потому, что нуждаюсь в вашей помощи.
Говоря все это, они вошли в ту маленькую столовую, которая была украшена античным рисунком из Помпеи.
Юноша предложил монаху стул и, жестом отогнав Роланда, обнюхивавшего одежду аббата Доминика, словно старавшегося выяснить для себя, при каких же обстоятельствах они встречались, сел рядом. Роланд, которому хозяин не разрешил принимать участие в разговоре, забился под стол.
– Слушаю вас, отец мой, – сказал Сальватор.
Монах положил свою тонкую белую ладонь на руку Сальватора. Несмотря на бледность, ладонь его была горячей.
– Человек, к которому я испытываю глубокую привязанность, – сказал аббат Доминик, – только вчера приехал в Париж и был арестован вчера, когда находился рядом со мной на улице Сент-Оноре, около церкви Вознесения. А я не смог помочь ему, поскольку мне помешала вот эта одежда.
Сальватор кивнул.
– Я видел его, отец мой, – сказал он. – И должен воздать ему должное: он упорно защищался.
Аббат вздрогнул, вспомнив вчерашнюю сцену.
– Да, – сказал он, – и боюсь, как бы эта самооборона не была поставлена ему в вину.
– Значит, – продолжал Сальватор, пристально взглянув на монаха, – вы знакомы с этим человеком?
– О, я ведь вам уже сказал, что питаю к нему глубокую привязанность.
– И в каком же преступлении его обвиняют? – спросил Сальватор.
– Вот этого-то я и не знаю. И именно это мне и хотелось бы узнать. Поэтому я и прошу вас оказать мне услугу и помочь мне узнать причину его ареста.
– И это все, чего вы желаете, отец мой?
– Да. Я видел, как вы приехали в Ба-Медон в сопровождении человека, который показался мне одним из высших чинов полиции. Вчера я снова видел, как вы разговаривали с этим же человеком. Вот я и подумал, что через него вы, может быть, сможете узнать, в каком преступлении обвиняется мой… мой друг.
– Как зовут вашего друга, отец мой?
– Дюбрей.
– Чем он занимается?
– Он бывший военный и живет, полагаю, на свои доходы.
– Откуда он приехал?
– Из дальних стран… Из Азии…
– Значит, он путешественник?
– Да, – ответил аббат, грустно покачав головой. – А разве все мы в этом мире не путешественники?
– Сейчас я надену плащ, отец мой, и пойду с вами. Я вас не задержу, поскольку грустное выражение вашего лица подсказывает мне, что вы находитесь во власти сильного волнения.
– Да, очень сильного, – ответил монах.
Сальватор, на котором была надета блуза, вышел в соседнюю комнату и скоро появился в плаще.
– Я в вашем полном распоряжении, отец мой, – сказал он.
Аббат живо поднялся, и они спустились вниз.
Роланд поднял голову и проводил их умным взглядом до двери. Увидев, что дверь за ними закрылась, а в нем, вероятно, не нуждаются, поскольку знака следовать за ним хозяин не подал, пес снова положил голову на передние лапы и тяжело вздохнул.
Подойдя к двери, Доминик остановился.
– Куда мы идем? – спросил он.
– В префектуру полиции.
– Прошу вашего разрешения взять фиакр, – сказал монах. – Мои одеяния очень приметны, и у моего друга могут быть неприятности, если узнают, что я им интересуюсь. Поэтому, полагаю, эта предосторожность будет не лишней.
– Я и сам собирался предложить вам это, – сказал Сальватор.
Молодые люди подозвали фиакр и сказали, куда ехать. Сальватор вышел из фиакра сразу же, как они проехали мост Сен-Мишель.
– Я буду ждать вас на углу набережной и площади Сен-Жермен-л'Оксерруа, – сказал монах.
Сальватор кивнул в знак согласия. Фиакр покатил дальше по улице Барильри, а Сальватор направился в сторону набережной Орфевр.
В префектуре господина Жакаля не было. Произошедшие накануне события взволновали Париж. Поэтому полиция опасалась, или, точнее, ждала, что на улицах будут происходить манифестации. Все полицейские во главе с господином Жакалем были в городе, а дежурный не знал, в котором часу вернется господин Жакаль.
Поэтому ждать его в префектуре не имело никакого смысла: лучше было отправиться на его поиски.
Глубокое знание характера господина Жакаля и инстинкт заговорщика подсказали Сальватору, где можно найти префекта полиции.
Он вышел на набережную, свернул направо и поднялся на Новый мост.
Не успел он сделать по мосту и десятка шагов, как его догнала какая-то карета. Услышав призывный стук по стеклу окошка, он остановился.
Карета тоже остановилась.
Открылась дверца.
– Садитесь! – послышался чей-то голос.
Сальватор уже собрался было отказаться, сославшись на то, что ему надо было встретиться с ожидавшим его другом, но тут он узнал человека, который приглашал его сесть в карету: это был генерал Лафайет.
И Сальватор без колебаний сел рядом.
Карета снова тронулась, но очень медленно.
– Вы – мсье Сальватор, не так ли? – спросил генерал.
– Да. И я дважды счастлив, генерал, что нахожусь рядом с вами, представителем Верховной венты.
– Это так. Я узнал вас, вот почему и остановился. Вы ведь глава ложи, не так ли?
– Да, генерал.
– Сколько у вас людей?
– Я не могу сказать точно, генерал. Но их у меня много.
– Двести? Триста?
Сальватор улыбнулся.
– Генерал, – сказал он. – В тот день, когда я вам буду нужен, обещаю, что выставлю три тысячи бойцов.
Генерал с удивлением взглянул на Сальватора.
Сальватор подтвердил кивком головы.
На лице юноши было написано такое выражение доверия, что сомневаться в правдивости его слов не приходилось.
– Чем больше их у вас, тем скорее вы должны узнать новость.
– Какую же?
– Венское дело провалилось.
– Так я и думал, – сказал Сальватор. – Потому-то я и приказал моим людям не принимать участия во вчерашних событиях.
– И правильно сделали. Сегодня полиция ждет бунта.
– Знаю.
– А ваши люди?..
– Приказ, отданный мною вчера, действителен и сегодня. Теперь, генерал, смею вас спросить, из надежного ли источника новость, которую вы мне только что сказали?
– Я узнал ее от мсье де Моранда, которому передал это герцог Орлеанский.
– А принц, несомненно, знает какие-то подробности?
– Подробности положительного характера. Вчера пришла почта под видом торговой переписки дома Акроштайна и Эскелеса из Вены с домом Ротшильдов в Париже. В ней было предупреждение принцу.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента