Страница:
После полного драматизма пребывания в «Замке Дин» собственная квартира показалось мне заурядной дырой. Обычно домой возвращаться я люблю. Так приятно бывать наедине с собой, не спеша копаться в вещах, пытаться реанимировать цветы в ящиках за окном или отдраивать ванну. Но только не сегодня. Сейчас все было не как всегда, все вызывало раздражение.
Учуяв передозировку кофеина, я выплеснула кофе в раковину и приготовила себе омлет, который умяла с половиной булки. Желудок мой был настолько изумлен непривычным грузом, заполнившим его до отказа, что переваривал пищу с трудом. Однако мало-помалу расшевелились углеводы, и к середине дня я почти пришла в норму и созрела для работы. Хоть теперь «Замок Дин» и стал безопасным местом для стремящихся к оздоровлению клиенток, работа не считалась законченной, пока на стол перед Фрэнком не ляжет готовый отчет, который ему предстояло одобрить и подписать. Но сколько я ни старалась, никак не могла сосредоточиться. Взглянула на часы. Начало седьмого. Решила на остаток дня устроить себе отгул. И тут вспомнила про Кейт и Эми.
Вытащив конверт с оплаченными вперед талонами, оставленный для меня Оливией Марчант в регистратуре (наверное, ее несколько позабавило, что я, идеолог феминизма, горю желанием предоставить кому-то то, чего активно не желаю себе), и написала на нем фамилию Кейт. Потом я прошлась по ближайшему супермаркету и сгребла с полки детских книжек самое с виду привлекательное. Не позабыв, конечно, и про Бена, чтоб избежать третьей мировой войны.
Когда я доехала до них, было уже почти семь. Так как Колин практически никогда не возвращался домой к этому времени, я даже и не заметила его автомобиль на противоположной стороне улицы. Собственно, сообразила я, что он вернулся, только когда, приложив палец к звонку, услышала изнутри его ор.
Что именно он кричал, я не расслышала, но было ясно, что Колин чем-то здорово взбешен. Вообще-то Колин парень не взрывной (по мне, так даже апатичный), хотя мне пару раз удавалось довести его до белого каления. Но в данный момент его всерьез разобрало. Так же, как, судя по всему, и Кейт. Ее голос взвивался, накладываясь на крики Колина, пронзительный, на грани срыва. Мне стало здорово не по себе — как бывало в детстве: сидишь на лесенке, а внизу ругаются родители, считая, что ты спишь.
Я с силой вдавила кнопку звонка. Крики оборвались. Кто-то что-то швырнул, хлопнула дверь. Потом в прихожей показался чей-то силуэт. Парадная дверь отворилась.
— Привет, Колин! — сказала я. — С приятным возвращением!
Клянусь, это вырвалось у меня не нарочно. Я выпалила эту фразу чисто автоматически, по привычке. И тут же прикусила язык. На Колина страшно было смотреть. Перекошенное лицо, совершенно дикий взгляд.
— Ханна, — произнес он, как будто не сразу сообразил, кто перед ним. — Э-э-э…. мы… мы в данный момент несколько заняты.
— Ханна-а! — На верхушке лестницы возникла маленькая фигурка; рука, наполовину заделанная в гипс, просалютовала мне «хайль!». — Ханна! Ханна! — выкрикнула Эми в радостном возбуждении. — Смотри, я руку сломала! Иди покажу!
Колин, слегка застонав, обернулся:
— Эми, спать давно пора!
— Интересно, как можно спать, когда вы, ребята, так орете? — сказала Эми, и упрек ее прозвучал пугающе по-взрослому.
Наполовину сбежав с лестницы, она готовилась наскочить на меня с объятиями. Из кухни внизу отворилась дверь, и появилась Кейт. Вся зареванная.
— Прости, пожалуйста, — сказала я. — Просто вот я вернулась и кое-что тебе принесла.
— Ты, как всегда, удивительно вовремя. Раз пришла, входи.
Да, визит не из приятных. Мелкобуржуазного воспитания Колина хватило, чтобы в кухне за бокалом вина вести со мной вежливую беседу. Но меня преследовала мысль: если бы не наше с Эми присутствие, он не вино бы распивал, а шваркнул эту самую бутылку об пол. Со своей стороны, Кейт сидела непривычно тихая и нервно постукивала пальцами по ножке бокала, как джазист по клавишам. Она не спускала тревожного взгляда с Эми, то и дело подманивая ее к себе. Но Эми была целиком поглощена укреплением своих позиций. Избрав меня в фаворитки, она охала и ахала над книжками и руководила моими стараниями, когда я вырисовывала фломастером узоры на девственно белой поверхности ее гипсовой повязки.
Момент явно не подходил для вручения Кейт подарка. Я пыталась разрядить обстановку рассказами про муки и радости оздоровительного центра, но моя дурацкая болтовня была явно не к месту. Поэтому я, в последний раз пригубив вина, объявила, что на вечер у меня назначена встреча. Эми взревела, но она уже исчерпала свой ресурс выклянчивания, и когда Кейт пообещала, что прочтет ей на сон грядущий сказку, Эми решила больше не искушать судьбу. Она потопала к себе наверх выбирать книжку, а Кейт меня провожала. Колин остался на кухне.
Прощание на пороге проходило в тягостном молчании. По тому, как напрягался ее подбородок, я поняла, что Кейт с трудом сдерживает слезы. Я с тревогой спросила;
— У вас все в порядке, ребята? Глупо.
— Вот откуда у Эми это словечко! — хмуро проговорила сестра.
— Какое словечко?
— «Ребята». Она нас постоянно так называет.
— Кейт!
— Послушай, Ханна, шла бы ты лучше, а? Мне… я… не могу сейчас с тобой разговаривать.
— Все! Меня уже нет. Но на выходные я дома. Если вдруг понадоблюсь.
Я пошла по ступенькам вниз. Но когда обернулась, Кейт еще стояла на пороге. Взгляд у нее был такой несчастный, такой безнадежный, что я решила все-таки отдать ей свой презент.
— Вот, — сказала я, вынимая из кармана и протягивая конверт, — держи, это тебе!
Сдвинув брови, она спросила:
— Что это?
— Каникулы, — сказала я, но почему-то чувствовала, что она этим не воспользуется.
Глава седьмая
Глава восьмая
Учуяв передозировку кофеина, я выплеснула кофе в раковину и приготовила себе омлет, который умяла с половиной булки. Желудок мой был настолько изумлен непривычным грузом, заполнившим его до отказа, что переваривал пищу с трудом. Однако мало-помалу расшевелились углеводы, и к середине дня я почти пришла в норму и созрела для работы. Хоть теперь «Замок Дин» и стал безопасным местом для стремящихся к оздоровлению клиенток, работа не считалась законченной, пока на стол перед Фрэнком не ляжет готовый отчет, который ему предстояло одобрить и подписать. Но сколько я ни старалась, никак не могла сосредоточиться. Взглянула на часы. Начало седьмого. Решила на остаток дня устроить себе отгул. И тут вспомнила про Кейт и Эми.
Вытащив конверт с оплаченными вперед талонами, оставленный для меня Оливией Марчант в регистратуре (наверное, ее несколько позабавило, что я, идеолог феминизма, горю желанием предоставить кому-то то, чего активно не желаю себе), и написала на нем фамилию Кейт. Потом я прошлась по ближайшему супермаркету и сгребла с полки детских книжек самое с виду привлекательное. Не позабыв, конечно, и про Бена, чтоб избежать третьей мировой войны.
Когда я доехала до них, было уже почти семь. Так как Колин практически никогда не возвращался домой к этому времени, я даже и не заметила его автомобиль на противоположной стороне улицы. Собственно, сообразила я, что он вернулся, только когда, приложив палец к звонку, услышала изнутри его ор.
Что именно он кричал, я не расслышала, но было ясно, что Колин чем-то здорово взбешен. Вообще-то Колин парень не взрывной (по мне, так даже апатичный), хотя мне пару раз удавалось довести его до белого каления. Но в данный момент его всерьез разобрало. Так же, как, судя по всему, и Кейт. Ее голос взвивался, накладываясь на крики Колина, пронзительный, на грани срыва. Мне стало здорово не по себе — как бывало в детстве: сидишь на лесенке, а внизу ругаются родители, считая, что ты спишь.
Я с силой вдавила кнопку звонка. Крики оборвались. Кто-то что-то швырнул, хлопнула дверь. Потом в прихожей показался чей-то силуэт. Парадная дверь отворилась.
— Привет, Колин! — сказала я. — С приятным возвращением!
Клянусь, это вырвалось у меня не нарочно. Я выпалила эту фразу чисто автоматически, по привычке. И тут же прикусила язык. На Колина страшно было смотреть. Перекошенное лицо, совершенно дикий взгляд.
— Ханна, — произнес он, как будто не сразу сообразил, кто перед ним. — Э-э-э…. мы… мы в данный момент несколько заняты.
— Ханна-а! — На верхушке лестницы возникла маленькая фигурка; рука, наполовину заделанная в гипс, просалютовала мне «хайль!». — Ханна! Ханна! — выкрикнула Эми в радостном возбуждении. — Смотри, я руку сломала! Иди покажу!
Колин, слегка застонав, обернулся:
— Эми, спать давно пора!
— Интересно, как можно спать, когда вы, ребята, так орете? — сказала Эми, и упрек ее прозвучал пугающе по-взрослому.
Наполовину сбежав с лестницы, она готовилась наскочить на меня с объятиями. Из кухни внизу отворилась дверь, и появилась Кейт. Вся зареванная.
— Прости, пожалуйста, — сказала я. — Просто вот я вернулась и кое-что тебе принесла.
— Ты, как всегда, удивительно вовремя. Раз пришла, входи.
Да, визит не из приятных. Мелкобуржуазного воспитания Колина хватило, чтобы в кухне за бокалом вина вести со мной вежливую беседу. Но меня преследовала мысль: если бы не наше с Эми присутствие, он не вино бы распивал, а шваркнул эту самую бутылку об пол. Со своей стороны, Кейт сидела непривычно тихая и нервно постукивала пальцами по ножке бокала, как джазист по клавишам. Она не спускала тревожного взгляда с Эми, то и дело подманивая ее к себе. Но Эми была целиком поглощена укреплением своих позиций. Избрав меня в фаворитки, она охала и ахала над книжками и руководила моими стараниями, когда я вырисовывала фломастером узоры на девственно белой поверхности ее гипсовой повязки.
Момент явно не подходил для вручения Кейт подарка. Я пыталась разрядить обстановку рассказами про муки и радости оздоровительного центра, но моя дурацкая болтовня была явно не к месту. Поэтому я, в последний раз пригубив вина, объявила, что на вечер у меня назначена встреча. Эми взревела, но она уже исчерпала свой ресурс выклянчивания, и когда Кейт пообещала, что прочтет ей на сон грядущий сказку, Эми решила больше не искушать судьбу. Она потопала к себе наверх выбирать книжку, а Кейт меня провожала. Колин остался на кухне.
Прощание на пороге проходило в тягостном молчании. По тому, как напрягался ее подбородок, я поняла, что Кейт с трудом сдерживает слезы. Я с тревогой спросила;
— У вас все в порядке, ребята? Глупо.
— Вот откуда у Эми это словечко! — хмуро проговорила сестра.
— Какое словечко?
— «Ребята». Она нас постоянно так называет.
— Кейт!
— Послушай, Ханна, шла бы ты лучше, а? Мне… я… не могу сейчас с тобой разговаривать.
— Все! Меня уже нет. Но на выходные я дома. Если вдруг понадоблюсь.
Я пошла по ступенькам вниз. Но когда обернулась, Кейт еще стояла на пороге. Взгляд у нее был такой несчастный, такой безнадежный, что я решила все-таки отдать ей свой презент.
— Вот, — сказала я, вынимая из кармана и протягивая конверт, — держи, это тебе!
Сдвинув брови, она спросила:
— Что это?
— Каникулы, — сказала я, но почему-то чувствовала, что она этим не воспользуется.
Глава седьмая
Следующий день у меня прошел спокойно — поливала цветы за окном, отдраивала в ванне нарост вокруг спуска, смотрела какие-то киношки, которые если и были халтурой, то непреднамеренной. Я точно знала, что автоответчик включен, но Кейт не звонила. Семья. Кому она нужна! Во всяком случае, не мне.
В воскресенье утром я решила из постели не вылезать. Какого черта! За окном наблюдалось неожиданное возвращение зимы, ветер колотил дождем по стеклу. В час дня позвонили в дверь. Пришлось идти открывать в халате. Вид явно не для клиентки. С доставкой на дом явилась сама мадам, красавица Оливия, в щегольском черном непромокаемом плаще и в соответствующей непромокаемой шляпе. Рыбачка в дизайнерском исполнении. В руках тяжеленная коробка с досье. Подобная доставка вручную совершенно не вязалась с ее обликом, впрочем, дело у нас с ней было деликатное, такое вряд ли можно доверить курьерской службе. В связи с убогостью своего жилища, я дальше порога Оливию не пустила. Кажется, ее это не возмутило.
Вероятно, ей понадобилось как-то объяснять мужу, что у нее за дела посреди воскресного дня. Но это ее дело, не мое.
Втащив коробку наверх, я распаковала ее на кухонном столе. В коробке оказалось с полсотни больших коричневых конвертов. Не так много, если учесть, что ей пришлось проглядеть более тысячи случаев, но вполне достаточно, чтобы мне прибегнуть к помощи кофеина.
Каждое дело содержало страничек пять записей и диковатый комплект снимков в фотокопиях. Усевшись поудобней, я на весь остаток дня погрузилась в работу.
К вечеру я просмотрела все; передо мной на столе конверты распределились по трем стопкам, а список имен я прилепила голубой приклейкой к стене. Выработала тактику действий. В одной стопке лежали отсеянные — те, что возвращались с жалобой и уходили уже удовлетворенные; в другой — те, кого удалось ублажить последующим лечением (за счет Марчанта или за их собственный); И в третьей — продолжающие негодовать или ушедшие к другим специалистам.
Не могу передать, как позабавилась я, проглядывая эти бумаги. Словно перелистала коррректуру журнала «Хелло!» до того, как с ней поработала местная цензура. На долечивание были взяты: малозаметная представительница королевской фамилии, нуждавшаяся в коррекции фигуры после того, нарожала в быстрой последовательности немалое количество увесистых отпрысков; звезда рок-н-ролла, страдавший избыточным весом; политик, который многие годы внушал гражданам, что усилиями его партии государственное здравоохранение достигло невероятных высот, но сам с помощью этого самого здравоохранения, видно, так и не смог избавиться от мешков под глазами; пара известных телеведущих, одна из которых становилась моложе с каждым годом. Дама жаловалась на то, что рот слишком стянуло и говорить приходится с трудом. Не исключено, кто-то Марчанту за это приплатил. Увы, из истинных знаменитостей лишь одна не прекращала канючить. А финальная стопка оставшихся недовольными оказалась не так уж велика. Выходит, Морис Марчант и в самом деле большой мастер. Несколько поразительных фотографий служили тому свидетельством. Самые яркие примеры были связаны с избыточным жиром и его смертным врагом — липосакцией.
Липосакция — термин, который, подобно «коллатеральной компенсации», вломился в наш язык, как незваный гость в чужое застолье, и ведет себя с такой наглостью, что не сразу и сообразишь, откуда взялся да и место ли ему в нашем доме.
Снимки демонстрировали вид «до» и «после» этой самой «сакции», то бишь, попросту говоря, откачки. Изображаемая плоть была напрочь лишена индивидуальности, как в порнографии, ведь «липо» — это, к вашему сведению, лишняя попа. Чаще всего попадались виды ягодиц и бедер с опоясывающими наростами по верху или по низу таза. Да, я — дитя своего идеологизированного века. Мне известно, что для феминисток проблема полноты — это проблема женской свободы и что от диет только еще больше разносит, но при всей моей приверженности идеям эмансипации мне все-таки кажется, что таскание на себе тяжеленных телес едва ли способствует раскрепощению. С другой стороны, меня не слишком воодушевляли и картинки «после». Что говорить, жира стало меньше, но при взгляде на это тело казалось, что оно скорей утратило что-то, чем обрело естественную форму.
Марчант аккуратно записывал свои беседы с обладателями «липо» (куда это «липо» девается потом — забирается клиентом или переходит в собственность удаляющего?). Он каждый раз определял предел своих возможностей. Хотя с помощью липосакции и можно радикально избавиться от жировой массы, но полностью преобразить фигуру нельзя. Иными словами, что есть — то есть, и на осиную талию рассчитывать нечего. Две пациентки и один пациент с этим примириться никак не могли.
Больше всего меня заинтересовал мужчина, не в последнюю очередь потому, что он был звездой рок-н-ролла. Ну, или почти звездой. Парень дико растолстел в начале восьмидесятых, но недавно рискнул снова появиться перед публикой. Вроде бы пару месяцев назад его показывали в ретро-музыкальном шоу. Отчаянно пыталась вспомнить, сильно ли у него вываливался из штанов живот. М-да. Забавно, как пухлость форм, иной раз даже украшающая женщину, напрочь лишает мужчину мужественности. По зрелом размышлении я все-таки решила не спешить встречаться с рок-звездой.
Из двух пациенток определенно выделялась одна. Отчет тянул на сценарий фильма ужасов. По словам Марчанта, в момент появления дамы у него в клинике на ней уже вряд ли осталось что-либо не тронутое скальпелем, и он объяснил ей, что его возможности не безграничны. Даже из его записей было очевидно, что она скисла; но в успех того, что он сделать в силах, он верил.
Вторая группа жалоб касалась носов. Особое мое внимание привлек тот, что стартовал как вест-индский, а финишировал не столь близко к англосаксонскому, как хотелось бы его владелице, юной модели. Заметки Марчанта были в основном чисто техническими — куча всякой всячины о сложностях подъема переносицы и переконфигурации хряща. У меня сложилось впечатление, что он славно поработал как архитектор, не беря в голову культурных аспектов проблемы, потому ему, конечно, было странно, отчего клиентка недовольна.
Потом шли жалобы на опустившиеся в результате подтяжки веки и на некачественные груди. Тут я могла бы ухватиться за случай с заподозренной утечкой силиконового имплантата, но, судя по записям Марчанта, была проделана срочная и бесплатная операция по его извлечению, и имплантат признан качественным. Клиентка (интересно, теперь у нее одна титька больше другой, или же она в интересах симметрии решилась опорожнить обе?) покинула клинику явно удовлетворенная.
В другом случае жалоба поступила не от самой клиентки, а от ее приятеля. Внешне потом получилось очень здорово (приятель и был инициатором операции), только на ощупь что-то не так, будто мнешь наполненную водой грелку. Данный комментарий был закавычен, чтобы подчеркнуть, что это цитата, а не личное мнение Марчанта. Славный какой приятель. Уж я бы тебе сделала операцию, ты бы у меня порадовался.
Последняя из проблем, касавшихся груди, имела отношение к размерам и форме. Данная клиентка надеялась получить грудь поосновательней. И здорово взбесилась, не получив ожидаемого. Разглядывая фотографии, я вспоминала Оливию и ее вдохновенные наскоки на мое чувство физической полноценности. То, что было «до», как раз напоминало те самые обвислые блинчики, в остальном же у клиентки фигура была отличная. Неужто ее грудь настолько отравляла ей жизнь? Впрочем, возможно, я это скоро выясню.
Одна из недовольных как бы стояла особняком. Звали ее Марчелла Гаварона, прошлым летом она приехала в клинику из далекого Милана, чтобы сделать подтяжку лица, и результат ее не удовлетворил. Еще дважды наведывалась в клинику и четыре месяца назад еще заявляла претензии. Жила по-прежнему в Милане. Мне стоило совершить над собой неимоверное усилие, чтобы не положить ее дело поверх остальных. В результате оно застряло где-то посредине отобранной группы из десяти человек.
Составив окончательный список, я стала думать, как его еще ужать. Самый очевидный путь — сравнить почерк клиентов с почерком в анонимке. Но кто возьмется за ручку в наш компьютерный век, если под рукой клавиатура, и, хотя все-таки им приходилось расписываться, подтверждая согласие на операцию, или хотя бы на чеке, в моих документах таких бумаг не оказалось. Ну что ж. Всегда можно при встрече спровоцировать человека что-нибудь написать.
После какой-то вкусности из китайского ресторана и двух кружек лагера меня вдруг осенило. Я даже заколебалась, звонить ли Оливии, вдруг ее возмутит, почему это не пришло мне в голову с самого начала. Ладно, спихнем за счет алкоголя. Номер, который она оставила мне для чрезвычайной связи, был лондонский. Она сняла трубку и перешла продолжать разговор в другую комнату.
— Не убеждена, что ваша догадка…
— Послушайте, тот, кто посылал Лоле записки, явно достаточно хорошо знал ваш оздоровительный центр, чтобы так умело его атаковать.
— Пожалуй.
— Значит, вероятно, этот кто-то когда-либо у вас бывал, даже, возможно, общался с Лолой, выведал о ее недовольствах!
— Возможно, хотя все необходимые сведения можно почерпнуть из нашего рекламного буклета.
— Скажите, вы ведь направляете клиентов из вашего центра в клинику мужа? Или оттуда — сюда?
Короткая пауза. Может, это возбраняется? Вспомнились рекламные плакаты на стенах в салоне красоты. Оливия Марчант, в конце-то концов, явно деловая женщина.
— Направлять не направляем, но можем рекомендовать.
Разве это не одно и то же?
— Значит, объект наших поисков может оказаться и в вашей картотеке?
— Так, я поняла, что вы имеете в виду.
— Как скоро я могу получить от вас список имен?
— Видите ли, мы помечаем таких клиенток в компьютерных файлах, но отдельно картотеки не ведем, так что придется пройтись по всем документам. Так или иначе, завтра я буду там. Могла бы прислать вам данные факсом в середине дня или забросить позже.
Я чуть было не попросила ее лично привезти их к нам в фирму. Фрэнк сделал на лестнице новое ковровое покрытие и все бубнит: вот бы клиенты полюбовались на эту красоту. Миссис Марчант как раз из тех, которые оценят. Да ну его, в самом деле! Покрытие покрытием, а от одного вида старого потертого кресла меня по-прежнему в дрожь бросает. Пусть Фрэнк ищет себе длинноногих красоток. Эта — моя, со всеми ее делами и премиальными.
В воскресенье утром я решила из постели не вылезать. Какого черта! За окном наблюдалось неожиданное возвращение зимы, ветер колотил дождем по стеклу. В час дня позвонили в дверь. Пришлось идти открывать в халате. Вид явно не для клиентки. С доставкой на дом явилась сама мадам, красавица Оливия, в щегольском черном непромокаемом плаще и в соответствующей непромокаемой шляпе. Рыбачка в дизайнерском исполнении. В руках тяжеленная коробка с досье. Подобная доставка вручную совершенно не вязалась с ее обликом, впрочем, дело у нас с ней было деликатное, такое вряд ли можно доверить курьерской службе. В связи с убогостью своего жилища, я дальше порога Оливию не пустила. Кажется, ее это не возмутило.
Вероятно, ей понадобилось как-то объяснять мужу, что у нее за дела посреди воскресного дня. Но это ее дело, не мое.
Втащив коробку наверх, я распаковала ее на кухонном столе. В коробке оказалось с полсотни больших коричневых конвертов. Не так много, если учесть, что ей пришлось проглядеть более тысячи случаев, но вполне достаточно, чтобы мне прибегнуть к помощи кофеина.
Каждое дело содержало страничек пять записей и диковатый комплект снимков в фотокопиях. Усевшись поудобней, я на весь остаток дня погрузилась в работу.
К вечеру я просмотрела все; передо мной на столе конверты распределились по трем стопкам, а список имен я прилепила голубой приклейкой к стене. Выработала тактику действий. В одной стопке лежали отсеянные — те, что возвращались с жалобой и уходили уже удовлетворенные; в другой — те, кого удалось ублажить последующим лечением (за счет Марчанта или за их собственный); И в третьей — продолжающие негодовать или ушедшие к другим специалистам.
Не могу передать, как позабавилась я, проглядывая эти бумаги. Словно перелистала коррректуру журнала «Хелло!» до того, как с ней поработала местная цензура. На долечивание были взяты: малозаметная представительница королевской фамилии, нуждавшаяся в коррекции фигуры после того, нарожала в быстрой последовательности немалое количество увесистых отпрысков; звезда рок-н-ролла, страдавший избыточным весом; политик, который многие годы внушал гражданам, что усилиями его партии государственное здравоохранение достигло невероятных высот, но сам с помощью этого самого здравоохранения, видно, так и не смог избавиться от мешков под глазами; пара известных телеведущих, одна из которых становилась моложе с каждым годом. Дама жаловалась на то, что рот слишком стянуло и говорить приходится с трудом. Не исключено, кто-то Марчанту за это приплатил. Увы, из истинных знаменитостей лишь одна не прекращала канючить. А финальная стопка оставшихся недовольными оказалась не так уж велика. Выходит, Морис Марчант и в самом деле большой мастер. Несколько поразительных фотографий служили тому свидетельством. Самые яркие примеры были связаны с избыточным жиром и его смертным врагом — липосакцией.
Липосакция — термин, который, подобно «коллатеральной компенсации», вломился в наш язык, как незваный гость в чужое застолье, и ведет себя с такой наглостью, что не сразу и сообразишь, откуда взялся да и место ли ему в нашем доме.
Снимки демонстрировали вид «до» и «после» этой самой «сакции», то бишь, попросту говоря, откачки. Изображаемая плоть была напрочь лишена индивидуальности, как в порнографии, ведь «липо» — это, к вашему сведению, лишняя попа. Чаще всего попадались виды ягодиц и бедер с опоясывающими наростами по верху или по низу таза. Да, я — дитя своего идеологизированного века. Мне известно, что для феминисток проблема полноты — это проблема женской свободы и что от диет только еще больше разносит, но при всей моей приверженности идеям эмансипации мне все-таки кажется, что таскание на себе тяжеленных телес едва ли способствует раскрепощению. С другой стороны, меня не слишком воодушевляли и картинки «после». Что говорить, жира стало меньше, но при взгляде на это тело казалось, что оно скорей утратило что-то, чем обрело естественную форму.
Марчант аккуратно записывал свои беседы с обладателями «липо» (куда это «липо» девается потом — забирается клиентом или переходит в собственность удаляющего?). Он каждый раз определял предел своих возможностей. Хотя с помощью липосакции и можно радикально избавиться от жировой массы, но полностью преобразить фигуру нельзя. Иными словами, что есть — то есть, и на осиную талию рассчитывать нечего. Две пациентки и один пациент с этим примириться никак не могли.
Больше всего меня заинтересовал мужчина, не в последнюю очередь потому, что он был звездой рок-н-ролла. Ну, или почти звездой. Парень дико растолстел в начале восьмидесятых, но недавно рискнул снова появиться перед публикой. Вроде бы пару месяцев назад его показывали в ретро-музыкальном шоу. Отчаянно пыталась вспомнить, сильно ли у него вываливался из штанов живот. М-да. Забавно, как пухлость форм, иной раз даже украшающая женщину, напрочь лишает мужчину мужественности. По зрелом размышлении я все-таки решила не спешить встречаться с рок-звездой.
Из двух пациенток определенно выделялась одна. Отчет тянул на сценарий фильма ужасов. По словам Марчанта, в момент появления дамы у него в клинике на ней уже вряд ли осталось что-либо не тронутое скальпелем, и он объяснил ей, что его возможности не безграничны. Даже из его записей было очевидно, что она скисла; но в успех того, что он сделать в силах, он верил.
Вторая группа жалоб касалась носов. Особое мое внимание привлек тот, что стартовал как вест-индский, а финишировал не столь близко к англосаксонскому, как хотелось бы его владелице, юной модели. Заметки Марчанта были в основном чисто техническими — куча всякой всячины о сложностях подъема переносицы и переконфигурации хряща. У меня сложилось впечатление, что он славно поработал как архитектор, не беря в голову культурных аспектов проблемы, потому ему, конечно, было странно, отчего клиентка недовольна.
Потом шли жалобы на опустившиеся в результате подтяжки веки и на некачественные груди. Тут я могла бы ухватиться за случай с заподозренной утечкой силиконового имплантата, но, судя по записям Марчанта, была проделана срочная и бесплатная операция по его извлечению, и имплантат признан качественным. Клиентка (интересно, теперь у нее одна титька больше другой, или же она в интересах симметрии решилась опорожнить обе?) покинула клинику явно удовлетворенная.
В другом случае жалоба поступила не от самой клиентки, а от ее приятеля. Внешне потом получилось очень здорово (приятель и был инициатором операции), только на ощупь что-то не так, будто мнешь наполненную водой грелку. Данный комментарий был закавычен, чтобы подчеркнуть, что это цитата, а не личное мнение Марчанта. Славный какой приятель. Уж я бы тебе сделала операцию, ты бы у меня порадовался.
Последняя из проблем, касавшихся груди, имела отношение к размерам и форме. Данная клиентка надеялась получить грудь поосновательней. И здорово взбесилась, не получив ожидаемого. Разглядывая фотографии, я вспоминала Оливию и ее вдохновенные наскоки на мое чувство физической полноценности. То, что было «до», как раз напоминало те самые обвислые блинчики, в остальном же у клиентки фигура была отличная. Неужто ее грудь настолько отравляла ей жизнь? Впрочем, возможно, я это скоро выясню.
Одна из недовольных как бы стояла особняком. Звали ее Марчелла Гаварона, прошлым летом она приехала в клинику из далекого Милана, чтобы сделать подтяжку лица, и результат ее не удовлетворил. Еще дважды наведывалась в клинику и четыре месяца назад еще заявляла претензии. Жила по-прежнему в Милане. Мне стоило совершить над собой неимоверное усилие, чтобы не положить ее дело поверх остальных. В результате оно застряло где-то посредине отобранной группы из десяти человек.
Составив окончательный список, я стала думать, как его еще ужать. Самый очевидный путь — сравнить почерк клиентов с почерком в анонимке. Но кто возьмется за ручку в наш компьютерный век, если под рукой клавиатура, и, хотя все-таки им приходилось расписываться, подтверждая согласие на операцию, или хотя бы на чеке, в моих документах таких бумаг не оказалось. Ну что ж. Всегда можно при встрече спровоцировать человека что-нибудь написать.
После какой-то вкусности из китайского ресторана и двух кружек лагера меня вдруг осенило. Я даже заколебалась, звонить ли Оливии, вдруг ее возмутит, почему это не пришло мне в голову с самого начала. Ладно, спихнем за счет алкоголя. Номер, который она оставила мне для чрезвычайной связи, был лондонский. Она сняла трубку и перешла продолжать разговор в другую комнату.
— Не убеждена, что ваша догадка…
— Послушайте, тот, кто посылал Лоле записки, явно достаточно хорошо знал ваш оздоровительный центр, чтобы так умело его атаковать.
— Пожалуй.
— Значит, вероятно, этот кто-то когда-либо у вас бывал, даже, возможно, общался с Лолой, выведал о ее недовольствах!
— Возможно, хотя все необходимые сведения можно почерпнуть из нашего рекламного буклета.
— Скажите, вы ведь направляете клиентов из вашего центра в клинику мужа? Или оттуда — сюда?
Короткая пауза. Может, это возбраняется? Вспомнились рекламные плакаты на стенах в салоне красоты. Оливия Марчант, в конце-то концов, явно деловая женщина.
— Направлять не направляем, но можем рекомендовать.
Разве это не одно и то же?
— Значит, объект наших поисков может оказаться и в вашей картотеке?
— Так, я поняла, что вы имеете в виду.
— Как скоро я могу получить от вас список имен?
— Видите ли, мы помечаем таких клиенток в компьютерных файлах, но отдельно картотеки не ведем, так что придется пройтись по всем документам. Так или иначе, завтра я буду там. Могла бы прислать вам данные факсом в середине дня или забросить позже.
Я чуть было не попросила ее лично привезти их к нам в фирму. Фрэнк сделал на лестнице новое ковровое покрытие и все бубнит: вот бы клиенты полюбовались на эту красоту. Миссис Марчант как раз из тех, которые оценят. Да ну его, в самом деле! Покрытие покрытием, а от одного вида старого потертого кресла меня по-прежнему в дрожь бросает. Пусть Фрэнк ищет себе длинноногих красоток. Эта — моя, со всеми ее делами и премиальными.
Глава восьмая
На следующее утро я долгим, тяжелым взглядом окинула в зеркале свою фигуру и набрала номер хирурга —эстетика.
Регистраторша в его приемной на Харли-стрит оказалась крайне любезна и крайне сожалела, что не может записать меня раньше чем на семнадцатое следующего месяца, а все потому, что мистер Марчант чрезвычайно занят и со среды у него конференции в Амстердаме и Чикаго. Но стоило мне заикнуться, что меня направили из «Замка Дин», как она моментально обнаружила поступивший в последнюю минуту отказ, позволявший мне попасть к доктору завтра днем в часы его приема в клинике «Эмбанкмент». Я записала адрес.
— Добро пожаловать завтра, миссис Лэнсдаун! — сказала мне регистраторша.
Это все я же, но под чужой фамилией. Не хватает еще, чтобы на экране компьютера высветилось мое имечко, когда Оливия Марчант будет в очередной раз выискивать среди пациенток своего мужа тех, что прошли обработку в «Замке Дин». Мысленно обозрев еще недавно сидевших со мной за столом поедательниц салата, я остановилась на пишу сценарий о проблемах косметической хирургии и слыхала от знакомых, будто в клинике Марчанта мне могут помочь.
Модель с неудавшимся носом, именуемая Натали Уэст, по этому адресу уже не проживала. Ее прежняя соседка по квартире сказала, что Натали живет теперь на Бермудах с владельцем фирмы звукозаписи. Я выдала себя за подругу, только что вернувшуюся издалека, и соседка с готовностью поведала мне недостающие подробности из биографии Уэст. Как выяснилось, Натали вот уже год как не работает моделью и теперь заправляет студией звукозаписи вместе с парнем, с которым познакомилась во время съемок. Когда я спросила соседку насчет проблем с косметической хирургией, та удивилась, что мне о них известно, и сказала, что Натали сделали еще одну операцию, уже в другом месте, но с не более удачным исходом. «Хотя вы же знаете Натали! С ее-то внешностью другая Бога бы благодарила, а не гналась за каким-то там совершенством». Я поддакнула и, как и подобает верной подруге, записала бермудский адрес — на всякий случай.
На очереди был пузатый Элвис. Автоответчик предложил мне телефон менеджера. Позвонив, я представилась музыкальной журналисткой и напросилась на интервью. Менеджер сказал, что сообщит мне, что и как.
Что ж, займемся пока грудями. Пациентка с подозрением на утечку имплантата эмигрировала в Австралию с новым мужем, которого, по-видимому, не колышут размеры ее обессиликоненных сисек. Девица с недовольным приятелем оказалась весьма любезна и сказала, что жалоб уже не имеет. Грудь оставила в прежнем виде, а малого прогнала, что в данных обстоятельствах я расценила как некий триумф феминизма. Судя по голосу, новая ситуация ее вполне устраивала.
Последняя и самая неудовлетворенная клиентка, некая Белинда Бейлиол, откликнулась голосом автоответчика. Впрочем, голос был приятный — молодой, энергичный, как будто она оторвалась от чего-то важного и ей не терпелось к нему вернуться. Для связи мне предлагалось назваться и оставить свой номер после сигнала. Что я и сделала. Потом, на всякий случай, заглянула в ее бумаги. Там значился еще один телефонный номер, помещенный в скобки с пометкой «ел.». Оказалось, что это автоответчик некоего казино неподалеку от Стрэнда. Открыто с двух дня до четырех ночи. Какая прелесть! Похоже, мне удастся вкусить ночной жизни без отрыва от работы.
Вся во власти роскошных видений, я позвонила в Милан, но снова натолкнулась на автоответчик, на сей раз с певучей и быстрой итальянской речью. Оставила сообщение вяло и медленно по-английски. Будем надеяться, сеньора позаботилась известить супруга, что делала подтяжку.
Начала было набирать номер миссис Мюриэл Рэнкин, обладательницы многочисленных рубцов и жертвы липосакции, как вдруг заработал факс. Новости, новости, придержим первую полосу! И отложим очередной звонок. Стану богатой и процветающей, заведу себе отдельную линию для факса, чтоб и разговаривать и читать одновременно.
Лежа на тахте, я смотрела, как бумага вытекает из аппарата на пол. Едва она остановилась, зазвонил телефон.
— У тебя что, мобильник испорчен?
— Нет, заряжается.
— Слава богу. Потому что при увольнении попрошу его вернуть. Я думаю, заявление об уходе ты уже написала?
— Об уходе?
— Ты уже не в «Замке Дин», и тебя нет на работе. А сейчас полдвенадцатого, рабочий день в разгаре. Твой персональный номер могу, если хочешь, тебе переслать по почте.
— Да пошел ты, Фрэнк! Я все выходные работала. И откуда, черт побери, ты узнал, что я уже не в «Замке»?
— Откуда! Позвонил и узнал. Небось позабыла, что служащие обязаны звонить в контору раз в два-три дня с отчетом. Так у нас заведено.
«У нас» — это у Фрэнка, а «служащие» — это я. Иногда случаются у него подобные закидоны. Обычно это долго не длится. По правде говоря, я должна была оставить вчера на рабочем автоответчике свое сообщение, но голова у меня была настолько забита толстыми животами и прочей дребеденью, что это совершенно выпало у меня из памяти.
— В чем дело, Фрэнк? Неужели с утра в понедельник у тебя нет забот поважнее, чем меня попрекать?
—Au contraire [5], крысеночек. Уже с половины десятого завалялись у меня два дела, о бегстве из-под стражи в Мадриде и о компьютерном мухляже в Ньюкасле, оба ждут, кто их подхватит.
Мадрид против Ньюкасла. Черт его знает, что предпочтительнее. Компьютерный мухляж в краю углекопов? Это, конечно, дельце покруче, чем выискивать дамочек, у которых жир выкачан не из того места, но, насколько мне известно, провинциальный розыск что местное радио — лондонский акцент тут совершенно ни к чему.
— Извини, Фрэнк. Боюсь, работа у меня уже есть.
— Ах, вот как! Собственную фирму открыла? Или же это чистое совместительство?
— Фрэнк! Если и так — поделом тебе. Ведь до сих пор на дверной табличке не появилось мое имя, а было обещано!
«Камфорт и Вульф»: одно время я даже наслаждалась этим созвучием, как подросток, приставляющий к своему имени фамилию какой-нибудь рок-звезды. Мечты, мечты. Греют, пока не дойдет, что все это блеф. Глупости, не будет этого никогда. Уж я-то Фрэнка знаю. Ни за что не откажется от возможности поруководить мной. А я, если честно признаться, на руководящую должность и не потяну, я скорее из категории исполнителей.
Чтоб его слегка ублажить, рассказала Фрэнку в двух словах про новую работу, попросила совета. Хоть и обиженным тоном, но кое-что немаловажное он присоветовал. Заострил внимание на почерке, оговорившись, однако, что б его практике авторов анонимок очень и очень непросто вычислить, то пишут левой рукой, а то, случается, вставляют ручку между пальцами ноги. Еще Фрэнк счел довольно странным, что Оливия Марчант скрывает все от мужа. Но это в духе Фрэнка. И еще он то и дело норовит ввернуть: нашелся б мужик на те же деньги, ясное дело, меня бы он не взял. Только это все так, один треп. Сказать по правде, если б мне в лихую минуту пришлось выбирать между Женщиной-Кошкой и Фрэнком Камфортом — я бы в два счета отрешилась от своего феминизма.
Я продолжила знакомство с пришедшим факсом и со всеми диновскими дамочками, которые цепляются за омоложение с помощью скальпеля как за очередную возможность швырнуть деньги на ветер. Список оказался невелик, и на второй страничке я обнаружила ее — Мюриэл Рэнкин, или мадам Грушу, с сильно изрезанным прошлым. На пятидесятом году жизни она провела в «Замке Дин» дней десять в номере люкс со всеми сопутствующими примочками. И, выложив пару «косых» за эти десять дней, ничего взамен не приобрела. Я поинтересовалась, чем она занимается. Выяснилось — ничем. Зато муж у нее деловой. Владеет целой сетью гаражей. Надо полагать, дама лишена стимула передвигаться пешком. Потому и возникли проблемы с задницей. И они не исчезли, невзирая на общение с Морисом Марчантом. Я снова стала проглядывать его заметки. Читая описание ее повторного визита (теперь уже вместе с супругом), я обнаружила на полях какие-то каракульки, изначальная неразборчивость которых усугублялась фотокопированием. Еще вчера днем я их приметила, но лень было возиться разбирать. Теперь я всмотрелась пристальней. Что такое «неуравновешенная психика»? Интересно, у кого же, у нее или у гаражного воротилы? Все оказалось настолько просто, что мне даже стало как-то за себя неловко.телепродюсерше, отбывавшей в один день со мной. Она была помоложе и попривлекательней меня, но оставленный ею счет (на него упал мой взгляд в регистрационной книге) говорил о весьма пылких чувствах к салону красоты. Кто знает, сколько сладкой отравы успела влить юная Джулия ей в уши.
Регистраторша в его приемной на Харли-стрит оказалась крайне любезна и крайне сожалела, что не может записать меня раньше чем на семнадцатое следующего месяца, а все потому, что мистер Марчант чрезвычайно занят и со среды у него конференции в Амстердаме и Чикаго. Но стоило мне заикнуться, что меня направили из «Замка Дин», как она моментально обнаружила поступивший в последнюю минуту отказ, позволявший мне попасть к доктору завтра днем в часы его приема в клинике «Эмбанкмент». Я записала адрес.
— Добро пожаловать завтра, миссис Лэнсдаун! — сказала мне регистраторша.
Это все я же, но под чужой фамилией. Не хватает еще, чтобы на экране компьютера высветилось мое имечко, когда Оливия Марчант будет в очередной раз выискивать среди пациенток своего мужа тех, что прошли обработку в «Замке Дин». Мысленно обозрев еще недавно сидевших со мной за столом поедательниц салата, я остановилась на пишу сценарий о проблемах косметической хирургии и слыхала от знакомых, будто в клинике Марчанта мне могут помочь.
Модель с неудавшимся носом, именуемая Натали Уэст, по этому адресу уже не проживала. Ее прежняя соседка по квартире сказала, что Натали живет теперь на Бермудах с владельцем фирмы звукозаписи. Я выдала себя за подругу, только что вернувшуюся издалека, и соседка с готовностью поведала мне недостающие подробности из биографии Уэст. Как выяснилось, Натали вот уже год как не работает моделью и теперь заправляет студией звукозаписи вместе с парнем, с которым познакомилась во время съемок. Когда я спросила соседку насчет проблем с косметической хирургией, та удивилась, что мне о них известно, и сказала, что Натали сделали еще одну операцию, уже в другом месте, но с не более удачным исходом. «Хотя вы же знаете Натали! С ее-то внешностью другая Бога бы благодарила, а не гналась за каким-то там совершенством». Я поддакнула и, как и подобает верной подруге, записала бермудский адрес — на всякий случай.
На очереди был пузатый Элвис. Автоответчик предложил мне телефон менеджера. Позвонив, я представилась музыкальной журналисткой и напросилась на интервью. Менеджер сказал, что сообщит мне, что и как.
Что ж, займемся пока грудями. Пациентка с подозрением на утечку имплантата эмигрировала в Австралию с новым мужем, которого, по-видимому, не колышут размеры ее обессиликоненных сисек. Девица с недовольным приятелем оказалась весьма любезна и сказала, что жалоб уже не имеет. Грудь оставила в прежнем виде, а малого прогнала, что в данных обстоятельствах я расценила как некий триумф феминизма. Судя по голосу, новая ситуация ее вполне устраивала.
Последняя и самая неудовлетворенная клиентка, некая Белинда Бейлиол, откликнулась голосом автоответчика. Впрочем, голос был приятный — молодой, энергичный, как будто она оторвалась от чего-то важного и ей не терпелось к нему вернуться. Для связи мне предлагалось назваться и оставить свой номер после сигнала. Что я и сделала. Потом, на всякий случай, заглянула в ее бумаги. Там значился еще один телефонный номер, помещенный в скобки с пометкой «ел.». Оказалось, что это автоответчик некоего казино неподалеку от Стрэнда. Открыто с двух дня до четырех ночи. Какая прелесть! Похоже, мне удастся вкусить ночной жизни без отрыва от работы.
Вся во власти роскошных видений, я позвонила в Милан, но снова натолкнулась на автоответчик, на сей раз с певучей и быстрой итальянской речью. Оставила сообщение вяло и медленно по-английски. Будем надеяться, сеньора позаботилась известить супруга, что делала подтяжку.
Начала было набирать номер миссис Мюриэл Рэнкин, обладательницы многочисленных рубцов и жертвы липосакции, как вдруг заработал факс. Новости, новости, придержим первую полосу! И отложим очередной звонок. Стану богатой и процветающей, заведу себе отдельную линию для факса, чтоб и разговаривать и читать одновременно.
Лежа на тахте, я смотрела, как бумага вытекает из аппарата на пол. Едва она остановилась, зазвонил телефон.
— У тебя что, мобильник испорчен?
— Нет, заряжается.
— Слава богу. Потому что при увольнении попрошу его вернуть. Я думаю, заявление об уходе ты уже написала?
— Об уходе?
— Ты уже не в «Замке Дин», и тебя нет на работе. А сейчас полдвенадцатого, рабочий день в разгаре. Твой персональный номер могу, если хочешь, тебе переслать по почте.
— Да пошел ты, Фрэнк! Я все выходные работала. И откуда, черт побери, ты узнал, что я уже не в «Замке»?
— Откуда! Позвонил и узнал. Небось позабыла, что служащие обязаны звонить в контору раз в два-три дня с отчетом. Так у нас заведено.
«У нас» — это у Фрэнка, а «служащие» — это я. Иногда случаются у него подобные закидоны. Обычно это долго не длится. По правде говоря, я должна была оставить вчера на рабочем автоответчике свое сообщение, но голова у меня была настолько забита толстыми животами и прочей дребеденью, что это совершенно выпало у меня из памяти.
— В чем дело, Фрэнк? Неужели с утра в понедельник у тебя нет забот поважнее, чем меня попрекать?
—Au contraire [5], крысеночек. Уже с половины десятого завалялись у меня два дела, о бегстве из-под стражи в Мадриде и о компьютерном мухляже в Ньюкасле, оба ждут, кто их подхватит.
Мадрид против Ньюкасла. Черт его знает, что предпочтительнее. Компьютерный мухляж в краю углекопов? Это, конечно, дельце покруче, чем выискивать дамочек, у которых жир выкачан не из того места, но, насколько мне известно, провинциальный розыск что местное радио — лондонский акцент тут совершенно ни к чему.
— Извини, Фрэнк. Боюсь, работа у меня уже есть.
— Ах, вот как! Собственную фирму открыла? Или же это чистое совместительство?
— Фрэнк! Если и так — поделом тебе. Ведь до сих пор на дверной табличке не появилось мое имя, а было обещано!
«Камфорт и Вульф»: одно время я даже наслаждалась этим созвучием, как подросток, приставляющий к своему имени фамилию какой-нибудь рок-звезды. Мечты, мечты. Греют, пока не дойдет, что все это блеф. Глупости, не будет этого никогда. Уж я-то Фрэнка знаю. Ни за что не откажется от возможности поруководить мной. А я, если честно признаться, на руководящую должность и не потяну, я скорее из категории исполнителей.
Чтоб его слегка ублажить, рассказала Фрэнку в двух словах про новую работу, попросила совета. Хоть и обиженным тоном, но кое-что немаловажное он присоветовал. Заострил внимание на почерке, оговорившись, однако, что б его практике авторов анонимок очень и очень непросто вычислить, то пишут левой рукой, а то, случается, вставляют ручку между пальцами ноги. Еще Фрэнк счел довольно странным, что Оливия Марчант скрывает все от мужа. Но это в духе Фрэнка. И еще он то и дело норовит ввернуть: нашелся б мужик на те же деньги, ясное дело, меня бы он не взял. Только это все так, один треп. Сказать по правде, если б мне в лихую минуту пришлось выбирать между Женщиной-Кошкой и Фрэнком Камфортом — я бы в два счета отрешилась от своего феминизма.
Я продолжила знакомство с пришедшим факсом и со всеми диновскими дамочками, которые цепляются за омоложение с помощью скальпеля как за очередную возможность швырнуть деньги на ветер. Список оказался невелик, и на второй страничке я обнаружила ее — Мюриэл Рэнкин, или мадам Грушу, с сильно изрезанным прошлым. На пятидесятом году жизни она провела в «Замке Дин» дней десять в номере люкс со всеми сопутствующими примочками. И, выложив пару «косых» за эти десять дней, ничего взамен не приобрела. Я поинтересовалась, чем она занимается. Выяснилось — ничем. Зато муж у нее деловой. Владеет целой сетью гаражей. Надо полагать, дама лишена стимула передвигаться пешком. Потому и возникли проблемы с задницей. И они не исчезли, невзирая на общение с Морисом Марчантом. Я снова стала проглядывать его заметки. Читая описание ее повторного визита (теперь уже вместе с супругом), я обнаружила на полях какие-то каракульки, изначальная неразборчивость которых усугублялась фотокопированием. Еще вчера днем я их приметила, но лень было возиться разбирать. Теперь я всмотрелась пристальней. Что такое «неуравновешенная психика»? Интересно, у кого же, у нее или у гаражного воротилы? Все оказалось настолько просто, что мне даже стало как-то за себя неловко.телепродюсерше, отбывавшей в один день со мной. Она была помоложе и попривлекательней меня, но оставленный ею счет (на него упал мой взгляд в регистрационной книге) говорил о весьма пылких чувствах к салону красоты. Кто знает, сколько сладкой отравы успела влить юная Джулия ей в уши.