Страница:
Перечитав отчет, я подумала, что изобразила девушку слишком пассивной, слишком уж часто подчинявшейся жизненным обстоятельствам. И хотя мисс Патрик не вызывала во мне особых симпатий, я огорчилась бы, узнав, что причинила ей больше страданий, чем она причинила себе сама. Но пусть все останется как есть. Согласно договоренности, мне теперь предстояло позвонить адвокату и сказать ему, что отчет готов. Он пришлет кого-нибудь, кто заберет отчет для передачи ей. Дело закрыто. Я рассчитывала получить остаток причитающейся мне суммы. Но что-то во мне противилось тому, чтобы передача произошла именно таким способом. У нее могут возникнуть вопросы, на которые я попытаюсь ответить. Кроме того, я могла бы описать ей людей, с которыми познакомилась в ходе следствия, попытаться передать ощущения, которые испытала. Мне хотелось бы сделать это, если не для старухи, то хотя бы ради Кэролайн. Итак, я решила нарушить договоренность.
Глава 15
Глава 16
Глава 15
Я полагала, что если позвоню ей, дабы сообщить о своем решении, она может отказаться от встречи. Был почти полдень, когда я добралась до цели. Помня, как долго идти до коттеджа, я взяла такси, естественно, за свой счет. Мы подъехали к началу подъездной аллеи. Почти два месяца прошло с тех пор, как я была здесь. Эти два месяца теперь казались мне двумя годами. Я представила себе Роуз-коттедж в весеннем цвету, когда он полностью будет соответствовать своему названию. Масса диких красных роз, обступивших веранду, заглядывает в окна, а в комнате, попивая свой чай, сидит старуха с такой удивительно прямой спиной, которую и весь мир со своей тяжестью не может согнуть. Но весна на Север приходит позже. На розовых кустах только-только еще начинали формироваться почки, и когда мисс Патрик открыла дверь, стало ясно, что у нее на душе царит зима. Все та же царственная осанка, тот же мягкий пергамент кожи, но что-то переменилось: взгляд ее стал резче, и даже одежда выглядела как-то уныло, будто ей не для кого и не для чего стало теперь наряжаться. Она сразу же узнала меня, но, как видно, не очень мне обрадовалась.
— Мисс Патрик, прошу извинить меня за беспокойство. Я понимаю, вы вряд ли захотите говорить со мной, но я выяснила некоторые вещи, которые, как мне кажется, вы предпочли бы услышать лично. Надеюсь, что это так.
Она удивленно воззрилась на меня, затем, чуть отступив назад, позволила войти в дом.
Гостиная была холоднее, чем в первое мое посещение, и тонкий фарфор оставался в буфете, ожидая более дорогих гостей. Я расположилась на диване, она села напротив. С крышки пианино исчезла фотография юной балерины. Когда что-то причиняет слишком много боли, вам, возможно, не хочется видеть то, что об этом напоминает. Особенно если в несчастье немалая толика вашей вины. Я вытащила из сумочки свой отчет.
— Вот, решила сама прийти к вам, поскольку подумала, что вы первой должны прочитать это, и еще потому, что вам наверняка захочется задать мне какие-то вопросы.
Она посмотрела на папку.
— Что это?
— Мой отчет. Тут все, что мне удалось разузнать о Кэролайн с момента ее исчезновения и до дня смерти. Я выяснила, кто был отцом ребенка, почему она перестала писать вам и почему не могла сообщить, что беременна.
Я скорее почувствовала, чем услышала, скорбный вздох, исторгнутый из глубины ее существа. Она сидела очень тихо, разве что руки слегка дрожали. Должно было пройти несколько томительных минут, чтобы я поняла, что она так и будет сидеть, не шелохнувшись. Тогда я взяла тонкую папочку со своим отчетом и положила ей на колени. Опустив взор, она с минуту смотрела на нее, затем покачала головой.
— Я не хочу ничего этого знать.
— Но…
— Мне уже достаточно известно о случившемся.
Я перевела дыхание.
— Нет, мисс Патрик, простите, но вы не… Закрыв глаза от пароксизма захлестнувшей ее боли или просто от нетерпеливого раздражения, она перебила меня:
— Мисс Вульф, это не обсуждается. Кэролайн мертва. Ваш отчет ничего не изменит. Это было талантливое юное существо с блистательным будущим, но она предпочла отринуть его. Мне менее чем кому бы то ни было хотелось бы погружаться в изучение этих фактов. Я старая женщина с массой других забот… Вы, очевидно, решили, что не в полной мере отработали полученный гонорар, вот и продолжили поиски, несмотря на все трудности, с которыми это сопряжено. Уж вы меня извините, но мне это не нужно. Сам факт ее смерти успокоил меня, если можно так выразиться, навеки. И я вполне, кажется, заслужила этот покой. Я и прежде вам говорила, что вы отработали свое вознаграждение и что более знать мне ничего не требуется.
Иногда я тупею и сама это чувствую. Не каждый способен быстро соображать. Но обычно я успеваю довольно быстро прийти в себя. Обычно… А теперь?
— Мисс Патрик, я чего-то не понимаю. Разве не вы поручили своему адвокату, мистеру Гревиллу, нанять меня для продолжения расследования?
— Нет, мисс Вульф, ничего подобного я никому не поручала. И ни о каком мистере Гревилле не слышала. Моего адвоката зовут Стрит, Эдмонд Стрит. Он живет в Ньюкасле и, не считая обсуждения некоторых вопросов, связанных с опекунством, у нас не было с ним никаких переговоров со дня ее смерти.
Нечто вроде землетрясения, которого никто, кроме тебя, не заметил. Меня потряс, в буквальном смысле потряс шок, будто я воочию увидела, как разверзается под ногами земля и я теряю равновесие от накатившей на меня волны отвращения. Далее будто закачало, так что хотелось схватиться за что-нибудь, дабы не упасть. Я восстановила в памяти слова адвоката: «Мой клиент, конечно, глубоко страдает от своей потери. Полагаю, правильнее будет сказать, что они чувствуют себя в какой-то мере ответственными за случившееся… Но есть еще нечто, что ей необходимо знать…»
Ей необходимо… Ей! Мистер Гревилл— или кто бы он там ни был— точно знал, какую именно подсказку мне подбросить. Его оговорка, наверняка намеренная, направила меня по ложному следу. Я была не просто обманута, кто-то и зачем-то использовал меня. Но если не мисс Патрик, то кто же, в таком случае нанял меня? Какому черту это понадобилось? А главное, зачем?
— Мисс Вульф, вы, кажется, в некотором затруднении? Не могу ли я вам чем-то помочь?
О да, пожалуйста! Сознайтесь только, что это вы наняли меня, прочтите мой отчет и отпустите меня на все четыре стороны, чтобы я завтра же могла вернуться к работе детектива в универмаге. Какое-то безумие… Встав, я почувствовала, что колени мои подгибаются.
— Я… Мне нужно позвонить… Если вы не возражаете.
Она провела меня в кабинет. Я стояла, уставясь в стену, на которой было развешано не меньше дюжины дипломов полувековой давности, ожидая ответа лондонской телефонной справочной. Нет нужды говорить, что когда я дозвонилась, девица на том конце провода никак не могла найти в надлежащем списке адвокатскую контору «Стэнхоуп и Питерс», во всяком случае, в файлах ее лондонского компьютера такой конторы не значилось. До обидного банальная и смешная история. Мне позвонил некто, сослался на мифическую фирму, и этого для меня оказалось достаточным, чтобы выйти из дому и встретиться с ним в кафе. Я никогда не видела его офиса, никогда не говорила с его секретарем. В обмен на пару сотен фунтов я пообещала ему, при соблюдении полной секретности, продолжить расследование дела до той стадии, которую сочту окончательной. На руках у меня был всего лишь один телефонный номер, который он мне оставил. Уж и не знаю, что на свете старее этого трюка, а я вот на него купилась. Я почти физически слышала, как Фрэнк хохочет, глядя на меня.
Возвращаясь в гостиную, я остановилась в дверях. Как видно, я отсутствовала дольше, чем мне казалось. Старуха сидела, склонившись над папкой, раскрытой у нее на коленях, и последняя страница все еще подрагивала в ее руке. Лицо ее было каменным. Но ужас, обуявший душу моей несчастной бывшей клиентки, наполнял, казалось, всю комнату.
— Мисс Патрик?
Она даже не посмотрела на меня. Нужно бы хоть чем-то смягчить ее скорбь, но чем? Я подошла к ней, ибо, несмотря на ее упрямство, чувствовала, что ей хотелось узнать всю правду. К тому же в этой истории было нечто, способное хоть немного ее утешить. Например, то, что к обману Кэролайн принудило тайное соглашение с французскими богатеями, а вовсе не желание досадить своей приемной матери. И что в конце концов виной всему жажда свободы и денег, только вот ее любимая маленькая танцовщица слишком уж глубоко нырнула за тем и другим. Но все это, похоже, послужит для старой леди слабым утешением. Когда Кэролайн стало по-настоящему плохо, она ни у кого не попросила помощи, а ведь ей стоило лишь поднять телефонную трубку и позвонить женщине, которая посвятила ей чуть не двадцать лет жизни. Но, увы, приемная дочь так давно лгала мисс Патрик, что когда ей действительно стало худо, правды старушке сказать она не решилась. Я вспомнила о лаконичных открытках, заполненных лишь сообщениями о спектаклях и погоде, и вдруг, именно сейчас, они показались мне очень трогательными. В них, вопреки всему, содержалась нежная забота о душевном спокойствии старой женщины, хотя та и была особой довольно резкой и неприятной. Эта мысль впервые поразила меня. И сейчас, в растерянности и недоумении стоя перед мисс Патрик, я вдруг предположила, что она предчувствовала печальный конец этой прекрасной сказочки. Похоже, она и действительно задолго до нашей встречи звонила в студию «Херувим» и разговаривала с розовой владелицей этой второразрядной танцевальной школы. И Фрэнку она звонила задолго до нашей с ней встречи. Господи, скольких трудностей я избежала бы, если бы она с самого начала сказала мне всю правду! Впрочем, нет, едва ли это особо помогло бы мне. К тому времени история имела слишком много узелков, чтобы ее так легко было распутать. Кроме того, старуха ни в чем не была уверена. Да и сейчас не особенно хочет знать все до конца. Нет, как видно, я ошибалась. Мой отчет нимало не помог ей сбросить с души тяжкое бремя скорби. Казалось даже, что она со своей болью и не желала расстаться. Сидеть и сидеть до конца своих дней на берегу залива скорби и вины…
— Простите, мисс Патрик, но мне нужно задать вам несколько вопросов.
По ее виду было непонятно, слышит ли она меня.
— Скажите, кроме вас и Фрэнка Комфорта, кто-нибудь еще знал о том, что вы меня наняли?
Мисс Патрик отрицательно покачала головой.
— А как насчет матери Кэролайн?
— Вы, кажется, забыли, — тихо проговорила она, — что она моя дочь. Во всем, кроме имени.
Еще одна суррогатная мать, вот чем объяснялись все эти прискорбные обстоятельства. Женщины, не способные иметь того, чего им хочется больше всего в жизни, используют других, стараясь с их помощью добыть желаемое. Ну хорошо, значит, они вышли на меня не через мисс Патрик. Да и не это сейчас важно. Если полиция почти сразу же умудрилась выследить меня, значит, кто-то еще мог сделать то же самое. Кто? Что бы там ни было, но мне надо выяснить это как можно скорее. Старая леди, сидящая сейчас передо мной в тупом оцепенении, вряд ли еще раз примет меня. Но я не могла забыть о паре балетных туфелек, завернутых в тонкую бумагу и уложенных в коробку вместе со счетами. Причина и следствие.
— Прошу вас, мисс Патрик, не вставайте. Я сама выйду.
Викторианский папаша старушки глянул на меня с пианино с явным неодобрением. Родители и дети. Становится не по себе, когда думаешь о той боли, которую они причиняют друг другу.
Добираясь до станции, я основательно вымокла, здорово заляпалась грязью, зато мозг мой будто очнулся. Телефонный номер Гамильтонов все еще находился в моей записной книжке. И сейчас, как и в прошлый раз, ответил отец семейства. И сейчас, как и в прошлый раз, наш с ним разговор не стоил затраченных денег. На этот раз я назвала свое настоящее имя, но это, очевидно, не произвело на него никакого впечатления. После смерти дочери он ни с кем не контактировал, а супруги его нет в наличии, так что поговорить с ней нельзя. Что?.. Да нет, просто она сейчас живет у своей сестры, выздоравливая. Три недели назад ей сделали сложную операцию, ну, по женской части… Конечно, не мешало бы ей посоветоваться с адвокатом, но она из тех женщин, которые полагают, что надежнее держаться за мужниной спиной… Он еще что-то плел, но мне уже было ясно, что этот папаша даже не понимает, о чем я толкую. Положив трубку, я отправилась восвояси.
Добравшись до Кингс-Кросс, я воспользовалась тем, что имела — телефонным номером Гревилла. Трубку взял он сам, сказал, что ему очень приятно меня слышать, а уж когда я сообщила, что работа моя завершена, то просто замурлыкал.
— Великолепно. Так быстро сработано. Я прямо сейчас подошлю своего человечка на велосипеде. Вы звоните из дома?
— Нет, я возле метро, на станции Кинге-Кросс. И никакому вашему велосипедисту материал не отдам. Я хочу встретиться с самим клиентом.
— Ох, боюсь, что это даже не обсуждается. Как вы помните…
— Я помню. Но решение свое изменила. Если заказчики хотят ознакомиться с моим отчетом, то должны прийти и взять его у меня сами.
— Мисс Вульф, вы, кажется, чего-то недопоняли. Я должен напомнить вам, о чем мы условились при встрече. Вы ведь получаете достаточно большой гонорар.
— Не такой уж большой. И если я не услышу ответа в течение двух дней, то просто возвращу вам чек на сумму аванса.
Пауза на том конце провода явно подзатяну-лась, я будто слышала, как он шевелит своими заскорузлыми извилинами.
— Я… э-э… Я вот так сразу не смогу… э-э… вам ответить. Но должен признаться, что воспринимаю это как весьма непорядочное с вашей стороны поведение. Однако… Вы будете дома?
— Буду. А не я, так автоответчик. Он там всегда сидит.
После этого разговора я почувствовала себя гораздо лучше, хотя и понимала, что это, по сути, пиррова победа. Пока не узнаю, кто за этим стоит— лицо, известное мне, или кто-то, кого я никогда не видела прежде, — я все еще буду уязвима. И все же, кто, кроме мисс Патрик и родной матери Кэролайн, нуждался в сведениях так сильно, чтобы нанять детектива? Мистер Гревилл проговорился, сказав: «ей». Случайная ли это оговорка или намеренная попытка сбить меня с толку, но за этим «она» может скрываться и «он». И кто же этот он? Список действующих лиц у меня не так уж велик, чтобы было из чего выбирать. Реснитчатый? Да нет, едва ли… Откуда у него столько денег, чтобы нанять детектива? Один из maison[40] Бельмона? Мысль вообще-то восхитительная, весьма богатая возможностями, но наверняка ведущая в тупик. Но кому в самом деле понадобилось действовать через подставное лицо и, таясь от меня, затевать столь сложные игры? Да перестань, Ханна! Не терзай себя вопросами, на которые у тебя нет ответа. Время само найдет и подскажет ответ. Иди домой и жди звонка.
Но никто не позвонил. Ни днем, ни вечером, ни на следующий день. К вечеру второго дня мне надоело ждать. Что может быть хуже бесплодных ожиданий? Разве что иссякшее воодушевление. Возможно, я зря психую, и мой телефон как тот самый чайник, на который чем больше смотришь, тем медленнее он закипает. Вот именно, я слишком напряженно жду звонка. Что сейчас действительно нужно, так это проветриться.
Купив пакет воздушной кукурузы и бутылку кока-колы, я устроилась во втором ряду, в том самом ряду, про который моя матушка всегда говорила, что, сидя на нем, непременно испортишь глаза. Лента была воистину голливудской: у хорошо одетых и не страдающих переизбытком ума героев все идет из рук вон плохо, но в последние минуты все наилучшим образом устраивается, а растревоженный зритель заслуженно наслаждается счастливым концом. Я представила на экране Кэролайн, вот она стоит на мокрой траве у реки, вся ее поза говорит о стремлении к смерти, на заднем плане струнный оркестр тихонько наигрывает грустную мелодию, под звуки которой к девушке, не замечая дождя, бежит Бельмон. «Вы не должны делать этого! — взволнованно восклицает он. — Я не собираюсь преследовать вас, потому что… ну хорошо, лучше вам узнать всю правду. Это вообще не мой младенец. Они там перепутали пробирки со спермой. На самом деле отец вашего ребенка…» Но мое воображение отказывается изобрести продолжение, и наступает томительно долгое, замедленное съемкой, падение девушки в темную воду. При этом ни один скрипач, ни один виолончелист не отложил свой инструмент, дабы спасти утопающую. Выродки.
Выйдя из кинотеатра, я зашла в ночной магазин и последнюю пару сотен ярдов до дома проделала пешком, неся в руках большую коробку, на крышке которой было написано: «Четыре сезона». Можно подумать, что этой пиццей они хотели кормить меня целый год. Чувствовала я себя, несмотря ни на что, превосходно. Вот что значит развлечься. Подчас просто необходимо передохнуть от серой действительности. Хорошее настроение не покидало меня до самого дома.
А вот придя домой… Сколько уж времени миновало, а я до сих пор не пойму, как они справились с замком парадной двери. Исходя из собственного профессионального опыта, я, поразмыслив, поняла, что им пришлось-таки изрядно с этим повозиться. Всем сыщикам известно, что если заходить с тыла, то проще всего высадить окно туалета. Девушки, чье детство прошло в сельских домах, всю жизнь проводят в страхе нападения. А потому или затыкают в своем доме каждую щелку, через которую может проникнуть свет, или просто молятся, чтобы взломщики пришли тогда, когда никого не будет дома. Кроме того, прячут все свои ценности там, где, как им кажется, их никогда не найдут, поскольку свято уверены, что под какой-нибудь выдвижной ящик заглянуть никто не догадается. До сих пор мне везло, взломщики на мой дом не покушались. Но на этот раз удача, кажется, изменила мне. И эти черным ходом пренебрегли, вторгшись через парадный подъезд. Я оставила коробку с пиццей на пороге и вошла, — на всякий случай медленно, очень медленно. Воздух просто вонял вторжением, но все говорило за то, что сейчас здесь никого не было. Включив свет в гостиной, я первым делом отметила, что пропал телевизор и видео. Каждый домушник, в конце концов, лезет лишь за тем, за чем он лезет. Я прошла в спальню. Отчет был спрятан в кипе налоговых квитанций и страховых полисов, и он все еще находился там, в нижнем ящике моего стола. Я села на пол, взяла его на руки и прижала к груди. Ну прямо-таки Ханна с ее чудом уцелевшим младенцем. Кэт назвала бы это спасенной беременностью. Когда радость облегчения улеглась, мозг заработал опять. Я включила автоответчик. Ничего. Затем я вернулась в спальню. При близком рассмотрении стало очевидно, что к столу никто даже не прикасался. В нем, по-видимому, не могло быть ничего, что заинтересовало бы вора, так что он и времени не стал тратить на его осмотр. Так что же, это чисто случайное стечение обстоятельств? Как вы думаете?
— Мисс Патрик, прошу извинить меня за беспокойство. Я понимаю, вы вряд ли захотите говорить со мной, но я выяснила некоторые вещи, которые, как мне кажется, вы предпочли бы услышать лично. Надеюсь, что это так.
Она удивленно воззрилась на меня, затем, чуть отступив назад, позволила войти в дом.
Гостиная была холоднее, чем в первое мое посещение, и тонкий фарфор оставался в буфете, ожидая более дорогих гостей. Я расположилась на диване, она села напротив. С крышки пианино исчезла фотография юной балерины. Когда что-то причиняет слишком много боли, вам, возможно, не хочется видеть то, что об этом напоминает. Особенно если в несчастье немалая толика вашей вины. Я вытащила из сумочки свой отчет.
— Вот, решила сама прийти к вам, поскольку подумала, что вы первой должны прочитать это, и еще потому, что вам наверняка захочется задать мне какие-то вопросы.
Она посмотрела на папку.
— Что это?
— Мой отчет. Тут все, что мне удалось разузнать о Кэролайн с момента ее исчезновения и до дня смерти. Я выяснила, кто был отцом ребенка, почему она перестала писать вам и почему не могла сообщить, что беременна.
Я скорее почувствовала, чем услышала, скорбный вздох, исторгнутый из глубины ее существа. Она сидела очень тихо, разве что руки слегка дрожали. Должно было пройти несколько томительных минут, чтобы я поняла, что она так и будет сидеть, не шелохнувшись. Тогда я взяла тонкую папочку со своим отчетом и положила ей на колени. Опустив взор, она с минуту смотрела на нее, затем покачала головой.
— Я не хочу ничего этого знать.
— Но…
— Мне уже достаточно известно о случившемся.
Я перевела дыхание.
— Нет, мисс Патрик, простите, но вы не… Закрыв глаза от пароксизма захлестнувшей ее боли или просто от нетерпеливого раздражения, она перебила меня:
— Мисс Вульф, это не обсуждается. Кэролайн мертва. Ваш отчет ничего не изменит. Это было талантливое юное существо с блистательным будущим, но она предпочла отринуть его. Мне менее чем кому бы то ни было хотелось бы погружаться в изучение этих фактов. Я старая женщина с массой других забот… Вы, очевидно, решили, что не в полной мере отработали полученный гонорар, вот и продолжили поиски, несмотря на все трудности, с которыми это сопряжено. Уж вы меня извините, но мне это не нужно. Сам факт ее смерти успокоил меня, если можно так выразиться, навеки. И я вполне, кажется, заслужила этот покой. Я и прежде вам говорила, что вы отработали свое вознаграждение и что более знать мне ничего не требуется.
Иногда я тупею и сама это чувствую. Не каждый способен быстро соображать. Но обычно я успеваю довольно быстро прийти в себя. Обычно… А теперь?
— Мисс Патрик, я чего-то не понимаю. Разве не вы поручили своему адвокату, мистеру Гревиллу, нанять меня для продолжения расследования?
— Нет, мисс Вульф, ничего подобного я никому не поручала. И ни о каком мистере Гревилле не слышала. Моего адвоката зовут Стрит, Эдмонд Стрит. Он живет в Ньюкасле и, не считая обсуждения некоторых вопросов, связанных с опекунством, у нас не было с ним никаких переговоров со дня ее смерти.
Нечто вроде землетрясения, которого никто, кроме тебя, не заметил. Меня потряс, в буквальном смысле потряс шок, будто я воочию увидела, как разверзается под ногами земля и я теряю равновесие от накатившей на меня волны отвращения. Далее будто закачало, так что хотелось схватиться за что-нибудь, дабы не упасть. Я восстановила в памяти слова адвоката: «Мой клиент, конечно, глубоко страдает от своей потери. Полагаю, правильнее будет сказать, что они чувствуют себя в какой-то мере ответственными за случившееся… Но есть еще нечто, что ей необходимо знать…»
Ей необходимо… Ей! Мистер Гревилл— или кто бы он там ни был— точно знал, какую именно подсказку мне подбросить. Его оговорка, наверняка намеренная, направила меня по ложному следу. Я была не просто обманута, кто-то и зачем-то использовал меня. Но если не мисс Патрик, то кто же, в таком случае нанял меня? Какому черту это понадобилось? А главное, зачем?
— Мисс Вульф, вы, кажется, в некотором затруднении? Не могу ли я вам чем-то помочь?
О да, пожалуйста! Сознайтесь только, что это вы наняли меня, прочтите мой отчет и отпустите меня на все четыре стороны, чтобы я завтра же могла вернуться к работе детектива в универмаге. Какое-то безумие… Встав, я почувствовала, что колени мои подгибаются.
— Я… Мне нужно позвонить… Если вы не возражаете.
Она провела меня в кабинет. Я стояла, уставясь в стену, на которой было развешано не меньше дюжины дипломов полувековой давности, ожидая ответа лондонской телефонной справочной. Нет нужды говорить, что когда я дозвонилась, девица на том конце провода никак не могла найти в надлежащем списке адвокатскую контору «Стэнхоуп и Питерс», во всяком случае, в файлах ее лондонского компьютера такой конторы не значилось. До обидного банальная и смешная история. Мне позвонил некто, сослался на мифическую фирму, и этого для меня оказалось достаточным, чтобы выйти из дому и встретиться с ним в кафе. Я никогда не видела его офиса, никогда не говорила с его секретарем. В обмен на пару сотен фунтов я пообещала ему, при соблюдении полной секретности, продолжить расследование дела до той стадии, которую сочту окончательной. На руках у меня был всего лишь один телефонный номер, который он мне оставил. Уж и не знаю, что на свете старее этого трюка, а я вот на него купилась. Я почти физически слышала, как Фрэнк хохочет, глядя на меня.
Возвращаясь в гостиную, я остановилась в дверях. Как видно, я отсутствовала дольше, чем мне казалось. Старуха сидела, склонившись над папкой, раскрытой у нее на коленях, и последняя страница все еще подрагивала в ее руке. Лицо ее было каменным. Но ужас, обуявший душу моей несчастной бывшей клиентки, наполнял, казалось, всю комнату.
— Мисс Патрик?
Она даже не посмотрела на меня. Нужно бы хоть чем-то смягчить ее скорбь, но чем? Я подошла к ней, ибо, несмотря на ее упрямство, чувствовала, что ей хотелось узнать всю правду. К тому же в этой истории было нечто, способное хоть немного ее утешить. Например, то, что к обману Кэролайн принудило тайное соглашение с французскими богатеями, а вовсе не желание досадить своей приемной матери. И что в конце концов виной всему жажда свободы и денег, только вот ее любимая маленькая танцовщица слишком уж глубоко нырнула за тем и другим. Но все это, похоже, послужит для старой леди слабым утешением. Когда Кэролайн стало по-настоящему плохо, она ни у кого не попросила помощи, а ведь ей стоило лишь поднять телефонную трубку и позвонить женщине, которая посвятила ей чуть не двадцать лет жизни. Но, увы, приемная дочь так давно лгала мисс Патрик, что когда ей действительно стало худо, правды старушке сказать она не решилась. Я вспомнила о лаконичных открытках, заполненных лишь сообщениями о спектаклях и погоде, и вдруг, именно сейчас, они показались мне очень трогательными. В них, вопреки всему, содержалась нежная забота о душевном спокойствии старой женщины, хотя та и была особой довольно резкой и неприятной. Эта мысль впервые поразила меня. И сейчас, в растерянности и недоумении стоя перед мисс Патрик, я вдруг предположила, что она предчувствовала печальный конец этой прекрасной сказочки. Похоже, она и действительно задолго до нашей встречи звонила в студию «Херувим» и разговаривала с розовой владелицей этой второразрядной танцевальной школы. И Фрэнку она звонила задолго до нашей с ней встречи. Господи, скольких трудностей я избежала бы, если бы она с самого начала сказала мне всю правду! Впрочем, нет, едва ли это особо помогло бы мне. К тому времени история имела слишком много узелков, чтобы ее так легко было распутать. Кроме того, старуха ни в чем не была уверена. Да и сейчас не особенно хочет знать все до конца. Нет, как видно, я ошибалась. Мой отчет нимало не помог ей сбросить с души тяжкое бремя скорби. Казалось даже, что она со своей болью и не желала расстаться. Сидеть и сидеть до конца своих дней на берегу залива скорби и вины…
— Простите, мисс Патрик, но мне нужно задать вам несколько вопросов.
По ее виду было непонятно, слышит ли она меня.
— Скажите, кроме вас и Фрэнка Комфорта, кто-нибудь еще знал о том, что вы меня наняли?
Мисс Патрик отрицательно покачала головой.
— А как насчет матери Кэролайн?
— Вы, кажется, забыли, — тихо проговорила она, — что она моя дочь. Во всем, кроме имени.
Еще одна суррогатная мать, вот чем объяснялись все эти прискорбные обстоятельства. Женщины, не способные иметь того, чего им хочется больше всего в жизни, используют других, стараясь с их помощью добыть желаемое. Ну хорошо, значит, они вышли на меня не через мисс Патрик. Да и не это сейчас важно. Если полиция почти сразу же умудрилась выследить меня, значит, кто-то еще мог сделать то же самое. Кто? Что бы там ни было, но мне надо выяснить это как можно скорее. Старая леди, сидящая сейчас передо мной в тупом оцепенении, вряд ли еще раз примет меня. Но я не могла забыть о паре балетных туфелек, завернутых в тонкую бумагу и уложенных в коробку вместе со счетами. Причина и следствие.
— Прошу вас, мисс Патрик, не вставайте. Я сама выйду.
Викторианский папаша старушки глянул на меня с пианино с явным неодобрением. Родители и дети. Становится не по себе, когда думаешь о той боли, которую они причиняют друг другу.
Добираясь до станции, я основательно вымокла, здорово заляпалась грязью, зато мозг мой будто очнулся. Телефонный номер Гамильтонов все еще находился в моей записной книжке. И сейчас, как и в прошлый раз, ответил отец семейства. И сейчас, как и в прошлый раз, наш с ним разговор не стоил затраченных денег. На этот раз я назвала свое настоящее имя, но это, очевидно, не произвело на него никакого впечатления. После смерти дочери он ни с кем не контактировал, а супруги его нет в наличии, так что поговорить с ней нельзя. Что?.. Да нет, просто она сейчас живет у своей сестры, выздоравливая. Три недели назад ей сделали сложную операцию, ну, по женской части… Конечно, не мешало бы ей посоветоваться с адвокатом, но она из тех женщин, которые полагают, что надежнее держаться за мужниной спиной… Он еще что-то плел, но мне уже было ясно, что этот папаша даже не понимает, о чем я толкую. Положив трубку, я отправилась восвояси.
Добравшись до Кингс-Кросс, я воспользовалась тем, что имела — телефонным номером Гревилла. Трубку взял он сам, сказал, что ему очень приятно меня слышать, а уж когда я сообщила, что работа моя завершена, то просто замурлыкал.
— Великолепно. Так быстро сработано. Я прямо сейчас подошлю своего человечка на велосипеде. Вы звоните из дома?
— Нет, я возле метро, на станции Кинге-Кросс. И никакому вашему велосипедисту материал не отдам. Я хочу встретиться с самим клиентом.
— Ох, боюсь, что это даже не обсуждается. Как вы помните…
— Я помню. Но решение свое изменила. Если заказчики хотят ознакомиться с моим отчетом, то должны прийти и взять его у меня сами.
— Мисс Вульф, вы, кажется, чего-то недопоняли. Я должен напомнить вам, о чем мы условились при встрече. Вы ведь получаете достаточно большой гонорар.
— Не такой уж большой. И если я не услышу ответа в течение двух дней, то просто возвращу вам чек на сумму аванса.
Пауза на том конце провода явно подзатяну-лась, я будто слышала, как он шевелит своими заскорузлыми извилинами.
— Я… э-э… Я вот так сразу не смогу… э-э… вам ответить. Но должен признаться, что воспринимаю это как весьма непорядочное с вашей стороны поведение. Однако… Вы будете дома?
— Буду. А не я, так автоответчик. Он там всегда сидит.
После этого разговора я почувствовала себя гораздо лучше, хотя и понимала, что это, по сути, пиррова победа. Пока не узнаю, кто за этим стоит— лицо, известное мне, или кто-то, кого я никогда не видела прежде, — я все еще буду уязвима. И все же, кто, кроме мисс Патрик и родной матери Кэролайн, нуждался в сведениях так сильно, чтобы нанять детектива? Мистер Гревилл проговорился, сказав: «ей». Случайная ли это оговорка или намеренная попытка сбить меня с толку, но за этим «она» может скрываться и «он». И кто же этот он? Список действующих лиц у меня не так уж велик, чтобы было из чего выбирать. Реснитчатый? Да нет, едва ли… Откуда у него столько денег, чтобы нанять детектива? Один из maison[40] Бельмона? Мысль вообще-то восхитительная, весьма богатая возможностями, но наверняка ведущая в тупик. Но кому в самом деле понадобилось действовать через подставное лицо и, таясь от меня, затевать столь сложные игры? Да перестань, Ханна! Не терзай себя вопросами, на которые у тебя нет ответа. Время само найдет и подскажет ответ. Иди домой и жди звонка.
Но никто не позвонил. Ни днем, ни вечером, ни на следующий день. К вечеру второго дня мне надоело ждать. Что может быть хуже бесплодных ожиданий? Разве что иссякшее воодушевление. Возможно, я зря психую, и мой телефон как тот самый чайник, на который чем больше смотришь, тем медленнее он закипает. Вот именно, я слишком напряженно жду звонка. Что сейчас действительно нужно, так это проветриться.
Купив пакет воздушной кукурузы и бутылку кока-колы, я устроилась во втором ряду, в том самом ряду, про который моя матушка всегда говорила, что, сидя на нем, непременно испортишь глаза. Лента была воистину голливудской: у хорошо одетых и не страдающих переизбытком ума героев все идет из рук вон плохо, но в последние минуты все наилучшим образом устраивается, а растревоженный зритель заслуженно наслаждается счастливым концом. Я представила на экране Кэролайн, вот она стоит на мокрой траве у реки, вся ее поза говорит о стремлении к смерти, на заднем плане струнный оркестр тихонько наигрывает грустную мелодию, под звуки которой к девушке, не замечая дождя, бежит Бельмон. «Вы не должны делать этого! — взволнованно восклицает он. — Я не собираюсь преследовать вас, потому что… ну хорошо, лучше вам узнать всю правду. Это вообще не мой младенец. Они там перепутали пробирки со спермой. На самом деле отец вашего ребенка…» Но мое воображение отказывается изобрести продолжение, и наступает томительно долгое, замедленное съемкой, падение девушки в темную воду. При этом ни один скрипач, ни один виолончелист не отложил свой инструмент, дабы спасти утопающую. Выродки.
Выйдя из кинотеатра, я зашла в ночной магазин и последнюю пару сотен ярдов до дома проделала пешком, неся в руках большую коробку, на крышке которой было написано: «Четыре сезона». Можно подумать, что этой пиццей они хотели кормить меня целый год. Чувствовала я себя, несмотря ни на что, превосходно. Вот что значит развлечься. Подчас просто необходимо передохнуть от серой действительности. Хорошее настроение не покидало меня до самого дома.
А вот придя домой… Сколько уж времени миновало, а я до сих пор не пойму, как они справились с замком парадной двери. Исходя из собственного профессионального опыта, я, поразмыслив, поняла, что им пришлось-таки изрядно с этим повозиться. Всем сыщикам известно, что если заходить с тыла, то проще всего высадить окно туалета. Девушки, чье детство прошло в сельских домах, всю жизнь проводят в страхе нападения. А потому или затыкают в своем доме каждую щелку, через которую может проникнуть свет, или просто молятся, чтобы взломщики пришли тогда, когда никого не будет дома. Кроме того, прячут все свои ценности там, где, как им кажется, их никогда не найдут, поскольку свято уверены, что под какой-нибудь выдвижной ящик заглянуть никто не догадается. До сих пор мне везло, взломщики на мой дом не покушались. Но на этот раз удача, кажется, изменила мне. И эти черным ходом пренебрегли, вторгшись через парадный подъезд. Я оставила коробку с пиццей на пороге и вошла, — на всякий случай медленно, очень медленно. Воздух просто вонял вторжением, но все говорило за то, что сейчас здесь никого не было. Включив свет в гостиной, я первым делом отметила, что пропал телевизор и видео. Каждый домушник, в конце концов, лезет лишь за тем, за чем он лезет. Я прошла в спальню. Отчет был спрятан в кипе налоговых квитанций и страховых полисов, и он все еще находился там, в нижнем ящике моего стола. Я села на пол, взяла его на руки и прижала к груди. Ну прямо-таки Ханна с ее чудом уцелевшим младенцем. Кэт назвала бы это спасенной беременностью. Когда радость облегчения улеглась, мозг заработал опять. Я включила автоответчик. Ничего. Затем я вернулась в спальню. При близком рассмотрении стало очевидно, что к столу никто даже не прикасался. В нем, по-видимому, не могло быть ничего, что заинтересовало бы вора, так что он и времени не стал тратить на его осмотр. Так что же, это чисто случайное стечение обстоятельств? Как вы думаете?
Глава 16
Полицейские протоптались у меня все следующее утро, прихватив и часть дня. Все это время я торчала у окна, тупо глядя на поток дорожного движения. Одно можно было сказать, оттуда, из этого моря машин, никто не ответил мне взглядом. Кроме, пожалуй, кого-то незримого, кто накануне наблюдал за моей квартирой, ожидая, пока я, закрыв дверь, не выйду проветриться и не исчезну в конце улицы. Интересно, проследил ли этот некто меня от станции метро или приметил уже в электричке, когда я возвращалась от мисс Патрик? Я, правда, никого не заметила, поскольку не ожидала, что за мной может кто-то следить. А, выходит, нужно было вести себя поосторожнее. И не из-за банальных квартирных воров, а из-за того, что у меня имелось нечто такое, что могло заинтересовать противную сторону. Дождавшись слесаря, который привел в порядок мой замок, и, проводив его, я направилась в местное почтовое отделение. На полпути к почте я увидела человека, вышедшего из машины и последовавшего за мной. Когда я входила в здание, он прошел мимо. Однако, выйдя, я обнаружила его на углу рассматривающим какую-то витрину. Впрочем, это ровным счетом ничего не значило. На почте я сняла копию со своего отчета, оригинал отослав на свое имя в контору Фрэнка, а копию отправив на домашний адрес Кэт. По пути я запомнила номер машины, стоявшей все там же, и раньше чем через час вернулась домой. Увидев огонек автоответчика, я радостно подмигнула самой себе и нажала клавишу, после чего зазвучал вежливенький голосок Гревилла:
— Мисс Вульф, простите, что не сразу вам позвонил. Я советовался относительно ваших условий со своими клиентами, и они сообщили, что подумают и дадут мне знать о своем решении. Точно не скажу, когда это произойдет, но к вам просьба: приберите свой отчет куда-нибудь в безопасное место, пока мы не обсудим, как действовать дальше.
Автоответчики! Вот уж воистину великое изобретение! Но все, что вам на них наговорят, почему-то кажется лживым, — что-то не ладится у нас со всеми нашими попытками объясниться с магнитофонной лентой. Я позвонила по номеру, оставшемуся на табло. Там тоже отозвался автоответчик, попросивший оставить свое сообщение. Я положила трубку.
Вечер прошел без происшествий. Звонила Кэт, обрадовалась, что застала меня дома, и сообщила, что папе ко дню его рождения отправила от моего имени симпатичный кашемировый шарфик.
Я подумала, что с радостью отослала бы отцу и второй подарок. Поблагодарив сестрицу, я позволила себе пошутить, что, мол, она теперь играет роль моей мамочки, приглядывая за мной, как за несмышленым младенцем.
— У тебя все хорошо?
— Да уж, просто прекрасно.
— Ладно, детка, не напрягайся, я ведь просто так спросила. Ты не хочешь разделить с нами воскресный ланч? Колин в отъезде. И, если не будет дождя, мы устроим небольшой пикничок, а потом сводим детей в зоопарк.
— Звучит соблазнительно. Сто лет не была в зоопарке. Но не знаю, как будут складываться дела. Я еще позвоню тебе.
Положив трубку, я тотчас вспомнила о конверте, который наутро она достанет из своего почтового ящика. Если перезвонить сейчас, у нее возникнет масса вопросов. Лучше позвоню ей завтра. Я прошла в спальню, захватив из кухни баночку с мускатным орехом, хотелось заглушить запах вторжения, хотя он и был скорее всего воображаемым. Надо хоть немного успокоиться, чтобы переночевать в помещении, где побывал взломщик. Но выспалась я хорошо. На следующее утро, проснувшись, я поняла, что, невзирая на это происшествие, я должна обрести ледяное спокойствие, поскольку, пока Его Светлость клиент или Ее Светлость клиентка не соизволят позвонить, делать мне практически нечего. Смотри-ка, судьба не упустит случая лишний раз доказать тебе, какое ты, в сущности, ничтожество.
После завтрака прибыла почта. Поскольку мне приходится подчас отсутствовать длительное время, я сняла внутренний ящик, так что почта свободно ссыпалась на пол. Из целой кучи непотребной рекламной требухи — всяких листовок, каталогов электроосветительных приборов и предложений немедленно выиграть двести тысяч фунтов — я сразу же вытащила конверт. Судя по штемпелю, отправлен он был сутки назад из западной части Лондона. Вскрыв его, я обнаружила два сложенных двойных листа бумаги, ксерокопии каких-то бланков с датами и комментариями на французском языке. Я постаралась унять дрожь в руках. В общем — безуспешно. Записи страшно неразборчивы, хотя подчас и казалось, что из некоторых букв образуются определенные слова, но понять все равно ничего нельзя. Что это, жаргон? Какая-то специальная техническая терминология? Хорошо еще, что даты вполне читабельны. Начинаются записи в мае и заканчиваются январем… Нет, не техническая терминология. Медицинская? Врачебный отчет? Кроме дат, выделялся еще одна цифра: 130/90. Что это могло быть, кроме кровяного давления? Я присела к столу. То, что лежало передо мной, было копией медицинской карты Кэролайн Гамильтон за период ее беременности, которую кто-то прислал мне по почте из лондонского Уэст-Энда. Отчет, который, если верить Бельмону, был им уничтожен. Так что же случилось? Он что, изменил свое решение? Или это кто-то другой послал мне своего рода billet doux[41]. В таком случае — кто? Но отправитель пожелал остаться неизвестным, и мне вряд ли удастся сейчас разгадать сию тайну.
— Мисс Вульф, простите, что не сразу вам позвонил. Я советовался относительно ваших условий со своими клиентами, и они сообщили, что подумают и дадут мне знать о своем решении. Точно не скажу, когда это произойдет, но к вам просьба: приберите свой отчет куда-нибудь в безопасное место, пока мы не обсудим, как действовать дальше.
Автоответчики! Вот уж воистину великое изобретение! Но все, что вам на них наговорят, почему-то кажется лживым, — что-то не ладится у нас со всеми нашими попытками объясниться с магнитофонной лентой. Я позвонила по номеру, оставшемуся на табло. Там тоже отозвался автоответчик, попросивший оставить свое сообщение. Я положила трубку.
Вечер прошел без происшествий. Звонила Кэт, обрадовалась, что застала меня дома, и сообщила, что папе ко дню его рождения отправила от моего имени симпатичный кашемировый шарфик.
Я подумала, что с радостью отослала бы отцу и второй подарок. Поблагодарив сестрицу, я позволила себе пошутить, что, мол, она теперь играет роль моей мамочки, приглядывая за мной, как за несмышленым младенцем.
— У тебя все хорошо?
— Да уж, просто прекрасно.
— Ладно, детка, не напрягайся, я ведь просто так спросила. Ты не хочешь разделить с нами воскресный ланч? Колин в отъезде. И, если не будет дождя, мы устроим небольшой пикничок, а потом сводим детей в зоопарк.
— Звучит соблазнительно. Сто лет не была в зоопарке. Но не знаю, как будут складываться дела. Я еще позвоню тебе.
Положив трубку, я тотчас вспомнила о конверте, который наутро она достанет из своего почтового ящика. Если перезвонить сейчас, у нее возникнет масса вопросов. Лучше позвоню ей завтра. Я прошла в спальню, захватив из кухни баночку с мускатным орехом, хотелось заглушить запах вторжения, хотя он и был скорее всего воображаемым. Надо хоть немного успокоиться, чтобы переночевать в помещении, где побывал взломщик. Но выспалась я хорошо. На следующее утро, проснувшись, я поняла, что, невзирая на это происшествие, я должна обрести ледяное спокойствие, поскольку, пока Его Светлость клиент или Ее Светлость клиентка не соизволят позвонить, делать мне практически нечего. Смотри-ка, судьба не упустит случая лишний раз доказать тебе, какое ты, в сущности, ничтожество.
После завтрака прибыла почта. Поскольку мне приходится подчас отсутствовать длительное время, я сняла внутренний ящик, так что почта свободно ссыпалась на пол. Из целой кучи непотребной рекламной требухи — всяких листовок, каталогов электроосветительных приборов и предложений немедленно выиграть двести тысяч фунтов — я сразу же вытащила конверт. Судя по штемпелю, отправлен он был сутки назад из западной части Лондона. Вскрыв его, я обнаружила два сложенных двойных листа бумаги, ксерокопии каких-то бланков с датами и комментариями на французском языке. Я постаралась унять дрожь в руках. В общем — безуспешно. Записи страшно неразборчивы, хотя подчас и казалось, что из некоторых букв образуются определенные слова, но понять все равно ничего нельзя. Что это, жаргон? Какая-то специальная техническая терминология? Хорошо еще, что даты вполне читабельны. Начинаются записи в мае и заканчиваются январем… Нет, не техническая терминология. Медицинская? Врачебный отчет? Кроме дат, выделялся еще одна цифра: 130/90. Что это могло быть, кроме кровяного давления? Я присела к столу. То, что лежало передо мной, было копией медицинской карты Кэролайн Гамильтон за период ее беременности, которую кто-то прислал мне по почте из лондонского Уэст-Энда. Отчет, который, если верить Бельмону, был им уничтожен. Так что же случилось? Он что, изменил свое решение? Или это кто-то другой послал мне своего рода billet doux[41]. В таком случае — кто? Но отправитель пожелал остаться неизвестным, и мне вряд ли удастся сейчас разгадать сию тайну.