Страница:
Наз-Ханум. Слышу. (Уходит).
В это время приходит Шариф. Приносит с собой в кувшине молоко, еще какую-то посуду и два хлеба. Кладет на стол и по дружески здоровается с Алмас.
Ш а р и ф. Здравствуйте, Алмас-ханум, жемчуг мой рубин мой!
Алмас. Здравствуйте, Шариф! Где вы пропадали так долго? А мне нужно было вас видеть. Вовремя пришли. Одна в комнате, сердце так билось, чуть не лопнуло. Это что? (Показывает на принесенное Шарифом).
Шариф. Немного сливок, масла и хлеба.
Алмас. Вы что--провиант на случай войны готовите?
Шариф. Я сам сейчас с поля военных действий пришел. Проклятым никак не объяснишь. Все, как лягушки, сразу заорали. С одной стороны - Гаджи-Ахмед, мулла Субхан, с другой стороны - Бала-Оглан, а с третьей - наши.
Алмас. Слышала, что было собрание.
Шариф. Собраний много было. Было тайное в мечети. Было у муллы Субхана, у Гаджи-Ахмеда, у Ибата. А потом - открытое заседание сельсовета.
Алмас. Слышала, Шариф. Нужно в газету.
Шариф. Конечно. Все честь-честью, фактологически и документологически напишем.
Молчание. В это время тихо открывается дверь, и оба внимательно смотрят в ту сторону. Показывается маленький ребенок, а за плечами мешок больше, чем сам он. За ним еще несколько детей. Некоторые - с луком, некоторые - с банкой масла, с сыром, и так далее. Один маленький не может нести мешок, спотыкается, падает, и картошка рассыпается по полу. Алмас, смеясь, встает.
Алмас. Что это такое? А? Сюрьма, это что такое? Откуда вы это несете?
Сюрьма. Из дому несем.
Алмас. Кто вам дал?
Сюрьма. Мы сами принесли.
Алмас. А кто вам велел?
Сюрьма. Учительница, говорили, что вам хлеба не дают. Мы собрались, когда все спали, взяли и принесли.
Шариф. Значит, украли?
Сюрьма. Нет, не украли.
Алмас. Нет, она не украла. Ох ты моя розочка, Сюрьма! Ты просто взяла тайком и принесла. Да, Сюрьма, так?
Сюрьма. Так. Поставила кувшин под ноги, поднялась на полку и взяла.
А л м а с. А мать не видала?
Сюрьма (качает головой). А мама с папой спали.
А л м а с (другим детям). И вы тайком принесли?
Дети. И мы.
Алмас. Дети, нельзя делать такие вещи. Сейчас же-возьмите обратно.
Сюрьма. Учительница, я устала. Я не могу обратно нести.
Шариф. Ничего. Пусть остается. У них в этом году картошка хорошо уродилась.
Алмас. Нет, нет, Сюрьма, золотко мое, ты моя хорошенькая, отнеси назад.
Дети. Нет, учительница, мы не отнесем, мы устали.
Плачут.
Алмас. Дети, мои прекрасные дети, мои голубчики, слушайте! Тайком от родителей ничего делать нельзя. В ряды становись!
Все становятся.
Пусть каждый возьмет свою вещь в руки.
Все берут.
Тайком от матери на полки лазить нельзя. Повторите хором. Раз!
Дети (хором повторяют). Тайком от матери на полки лазить нельзя.
Алмас. На-ле-во!
Все поворачиваются налево.
Шагом марш!
Все уходят.
Вот они своими чистыми детскими сердцами пришли мне на помощь. Пусть еще пройдет два или три года, и когда они вырастут, тогда вся деревня по-новому будет жить. И засмеется жизнь здоровой, чистой радостью молодости. Кто это говорит, что у меня здесь нет помощи?! Где мой тар? (Берет свой тар).
Керосин в лампе кончился. Свет постепенно гаснет. Комната освещается только лунным светом. Алмас играет бодрую восточную мелодию.
Ш а р и ф. Алмас-ханум, я люблю тебя!
Алмас. Шариф, я вас тоже люблю, как товарища.
Шариф. А я вас люблю как Меххум... Словом, влюбленный... Как душу свою, люблю!
А л м а с. Шариф, ведь у тебя же есть жена.
Шариф. Э! Жена, жена!.. К черту жену! Я тебя больше люблю. Убей меня! Я тебя больше всех звезд, больше луны и больше солнца люблю! Вся жизнь моя - твоя.
Алмас. Шариф, милый, я тебя по-твоему любить не могу. У меня есть жених. И я его люблю, сильно люблю.
Шариф. Нет, Алмас, ты должна быть моей. Я люблю твои прекрасные глаза, твои волнистые золотистые волосы. Ты должна быть моей! (Подходит к окну и вдруг целует ее в плечо).
Алмас (отступая). Шариф!..
Шариф. Алмас, душа моя! Ты!.. Все красивые слова из всех книг выучил для тебя, а сейчас все забыл, черт побери!
Алмас. Шариф, постыдись же!
Шариф. Я из-за тебя со всей деревней поссорился. Жестокая!
Алмас. Шариф!..
Шариф обнимает Алмас. Алмас вырывается из его рук, становится к нему лицом, смотрит на него внимательно и вдруг изо всех сил ударяет его в лицо. Но Шариф, стиснув зубы, бросается на нее и обнимает. Алмас старается вырваться из его рук.
Алмас. Оставь, тебе говорю!
Шариф. Нет. Ты подожди, я... я тебе фактологически и документологически докажу свою любовь!
Алмас. Оставь, тебе говорю! (С силой отталкивает Шарифа. Шариф падает).
Входят Гаджи-Ахмед, Бала-Оглан, Барат и Наз-Ханум. Шариф поправляет платье. Алмас стоит сильно взволнованная. Вошедшие в недоумении многозначительно переглядываются.
Гаджи-Ахмед (обращаясь к Бала-Оглану). А? Бала-Оглан. А?
Шариф смотрит на Барата; уловив его сердитый взгляд, уходит, захлопнув за собой дверь.
Н а з-Х а н у м. Что случилось?
Алмас (возбужденно). Принесли?
Гаджи-Ахмед. Принесли.
Алмас (резко). Давайте.
Гаджи-Ахмед рукой указывает на Барата; при нем, мол, нельзя.
Ничего, можно и при нем.
Гаджи-Ахмед. Здесь две тысячи. Часть внес мулла Субхан. Деньги мечети. Быстро не израсходуешь. Бала-Оглан, а ты все принес?
Бал а-О г л а н. Да, да, да.
Гаджи-Ахмед (указывая на зембиль). А тут немного мелочи.
Алмас. Барат, вот они, почетные старики нашей деревни и предсельсовета, мне за мое молчание платят две тысячи рублей. Хватит или нет? Как ты думаешь?
Молчание.
Барат (растерянно). Не знаю... Тебе лучше знать.
Алмас. Советуй.
Барат. Алмас-ханум, тебе самой лучше видно. Делай так, как ты сама думаешь.
Алмас. Что я думаю? Я думаю -лучше вот так! Так! Так! (Гневным движением бросает деньги в Гаджи-Ахмеда). Вот так!.. Теперь можете идти. Лестница сломана. Смотрите, не упадите.
Гаджи-Ахмед. Не прощаемся еще. Увидимся. (Смущенный, уходит).
А л м а с. Барат, выбрось им и эти вещи.
Б а р а т. Постойте, постойте, возьмите и это. (Хватает деньги, выбрасывает в окно. Слышно, как они падают со звоном). Молодец, Алмас!
А л м а с (после некоторого молчания, с очень усталым и расстроенным видом). Барат, и ты уходи. Я очень устала.
Барат. Алмас-ханум...
Алмас. Уйди, Барат. Увидимся потом, потом...
Барат. Прощай! (Выходит).
Алмас подходит к окну. Прислонившись к раме, некоторое время стоит, освещенная лунным светом. Потом очень устало садится и берет кусок хлеба на окне. Наз-Ханум недовольным взглядом смотрит на нее.
Наз-Ханум. Очень хорошо. Коровье масло выбросила на улицу, а сама теперь сухой хлеб ест. Дурак тот, кто тебя умной считает.
Алмас (с легкой улыбкой глядя на мать). Эх, мама, мама, и ты против меня!
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
КАРТИНА 4-я
А л м а с перед училищем, окруженная детьми.
Сюрьма. Учительница, почему вы теперь совсем не смеетесь?
Алмас. Нет, моя хорошенькая, моя умненькая, я по-прежнему смеюсь.
Сюрьма. А почему мы теперь с песнями по селу не ходим?
Алмас. А потому, что хозяева не дают.
Сюрьма. Учительница, а почему вас тогда люди бить хотели?
Алмас. А потому, что они вас у меня отнять хотят и превратить в своих пастухов. А я вас в трактористов, машинистов и летчиков готовить хочу. А они не хотят, потому что это им невыгодно.
Сюрьма. Учительница, разреши с песнями идти по селу!
Алмас. Хорошо, дети. Если хотите - идите. Только скорей возвращайтесь.
Сюрьма. А что петь? Какую песню?
Алмас. Какую хотите. Ну, в ряды стройся! Вперед, ма-арш, марш!
Дети становятся в ряды и начинают песню. Напевая, уходят. Алмас входит в ворота училища. В это время Шариф вбегает на площадь, открывает калитку во двор Бала-Оглана, кричит.
Шариф. Бала-Оглан! Бала-Оглан! (Отходит обратно от калитки). Куда он, дьявол, пропал?
Шариф второпях хочет уходить и сталкивается с Гаджи-Ахмедом.
Гаджи-Ахмед. Шариф?
Шариф. Гаджи, здорово!
Г а д ж и-А х м е д. Это ты к нам приходил?
Шариф. Я, я. Вот это видел? (Показывает газету).
Г а д ж и-А х м е д. Нет. Откуда я мог видеть? А что там?
Шариф. Пропала! С треском провалилась! И все честь-честью, фактологически и документологически...
Гаджи-Ахмед. Да что ты говоришь? Если так, то завтра же режу серого барана. Ей-богу. А ну-ка...
Шариф. С самого начала пишут: "Зарвавшаяся учительница". А дальше кроют и пишут: заведующий училищем Мирза-Самендар - человек старательный, добросовестный и пользуется любовью всей деревни. Но учительница не хочет подчиняться его указаниям и творит совершенно недопустимые безобразия. Устраивает у себя на квартире кутежи и пьянки. Развращает деревенскую молодежь...
Гаджи-Ахмед. Вот молодец! И Барата здесь нужно было бы прицепить.
Шариф. Ты дальше слушай... Мало того, что она сама развращена, она также развращает и детей. Приводит их раздетыми к себе на свои кутежи и заставляет голыми плясать перед своими друзьями... Вот здесь нужно было бы и Барата пристегнуть.
Гаджи-Ахмед. Молодец!
Шариф. Хорошая статья... Кроме того, принуждает учеников красть тихонько от родителей из дома масло, сыр и другие продукты для своих кутежей.
Гаджи-Ахмед. Молодец! Теперь она пропала. Завтра серого барана режу.
Шариф. Сегодня утром на ячейке был большой шум. Прямо драка.
Гаджи-Ахмед. Передают, она говорила, что секретарь ячейки не годится.
Шариф. Не годится-она не говорила, а говорила, что занимается семейственностью и молчит.
Гаджи-Ахмед. Ну и хитрая девушка! А чем же кончилось?
Шариф. Чем? Ничем. С треском провалилась.
Г а д ж и-А х м е д. Как же так?
Шариф. Да очень просто! Сказали ей, что не будут поддерживать человека, который создает интригу в деревне.
Г аджи-Ахмед. Ай, молодец!
Шариф. Только немного Барат да еще кое-кто пробовали заступиться, но ничего не вышло. С одной стороны Самед крыл, с другой - Раджаб. Словом, заткнули.
Г а д ж и-А х м е д. Молодец!
Входят Бала-Оглан и Оджаккули.
Бала-Оглан. Я вас ищу!
Оджаккули. Чудо, братья, чудо!
Шариф. Мы про это чудо слышали. Ты уж лучше пойди, расскажи другим.
Оджаккули (не слушая его, начинает). Мулле Субхану приснился сон. Старец святой в белом платье и на белом коне... (запинается) явился ему во сне и спрашивает: "Что ты, мулла Субхан, спишь? Господь бог в эту деревню холеру пошлет и всю деревню шиворот-навыворот перевернет". - "А почему?" спрашивает мулла Субхан. А тот ему в ответ: "Потому что...".
Гаджи-Ахмед. Ты это расскажи другим крестьянам, мы этот сон давно слышали.
Оджаккули. Человек божий, дай же мне рассказать!
Гаджи-Ахмед. Ты лучше Кербалай-Фатмансе и другим расскажи.
Оджаккули. Фу ты, проклятый! Вот бог-то нас наказывает за такое... это... Ни младшему внушения, ни старшему почета.(Уходит).
Шариф (Бала-Оглану). Читал про красавицу?
Бала-Оглан. Как же, как же, читал...
Шариф. Ну, что? Нравится тебе мое перо?
Бала-Оглан. Как же! Еще бы!
Шариф. А она, наверное, подумала, что крестьяне ничего не поймут. Как барашка - куда захочу, туда и поведу. А в этой деревне такие могучие львы живут вроде меня, которые сотни таких одним глотком проглотят.
Гаджи-Ахмед. Завтра режу барана.
Бала-Оглан. Только вот конец мне не нравится.
Гаджи-Ахмед (тревожно). А что в конце?
Бала-Оглан. О комиссии какой-то пишут.
Гаджи-Ахмед. Что за комиссия? А. ну-ка прочти.
Шариф. "Критикующих она пытается оклеветать разными небылицами. А в общем учительница создает склоку в деревне, и поэтому все крестьяне требуют немедленно отозвать и наказать такую склочницу и распущенную..." И так далее...
Гаджи-Ахмед. Ну, что же тут плохого?
Бала-Оглан. Так-то так... Только вопрос о комиссии мне не по душе.
Гаджи-Ахмед. Какая же комиссия?
Шариф. Да это не важно. Это просто из редакции пишут, что для расследования дела создана комиссия.
Гаджи-Ахмед. А? Комиссия приедет? Это не особенно хорошо.
Шариф. Вы успокойтесь! Я все документологически и фактологически докажу. Разве вы не видели, как дети крали ей продукты.
Бала-Оглан. Видели. Мы их на дороге встретили.
Шариф. А разве родители детей не придут, да и не скажут об этом?
Бала-Оглан. Все скажут.
Шариф. А разве дети каждый день голые не танцуют? А Барат и другие не смотрят? Сколько раз я сам ходил и смотрел! Сама она меня приглашала: "Иди посмотри моих детей..." Вы успокойтесь! Сам я селькор, а на руках у меня фактологические и документологические все бумаги.
Гаджи-Ахмед. А когда комиссия приедет?
Шариф. А кто знает? Может быть, завтра, послезавтра.
Гаджи-Ахмед. Слушайте! Этим делом шутить нельзя. Я сейчас же пойду к мулле Субхану, а вы с народом поговорите. Нужно иметь доказательства. Потом приду, посоветуемся. Может быть, прямо арестовать понадобится. К арестованной отношение будет другое. Понимаешь? Так или не так?
Бала-Оглан. Хотите, сейчас же арестую и посажу в конюшню?
Гаджи-Ахмед. Нет, нет. Нужно, чтобы все это было сделано руками самих крестьян. Надо использовать сон муллы Субхана. Идемте, найдем Ибата, чтобы он тоже предупредил своих людей.
Шариф. Ибат в городе.
Бала-Оглан. Вон он по склону скачет.
Гаджи-Ахмед. Он и есть.
Шариф. Ибат говорит: "Я готов. Когда хотите, в одну ночь с ней кончу, - и ни духу, ни слуху".
Гаджи-Ахмед. Так нельзя. Нужно всесторонне обсудить
Шариф. Постойте! А почему же Ибат так скоро вернулся? Он должен был приехать через два дня.
Бала-Оглан. А кто еще с ним едет?
Шариф. На его брата похож.
Бала-Оглан. Так, так, так... Он и есть.
Гаджи-Ахмед. А разве брата его освободили?
Шариф. Наверное, освободили. Мы послали отношение из сельсовета, чтобы его как бедняка освободили. (Смотрит в открытые ворота училища). Вот и красавица наша идет.
Гаджи-Ахмед. Идем за дело браться! (Уходят).
Входят Темирташ и Алмас.
Темирташ. Значит, ты успокоиться не намерена?
Алмас. Я теперь здесь вроде как арестованная. Вчера меня предупредили, что без разрешения предсельсовета я оставить деревню не могу. А Фуаду написали анонимное письмо, что со мной в комнате живет какой-то мужчина. Они, должно быть, видели нас. Фуад мне об этом написал.
Темирташ. А Фуад что? Сердится?
Алмас. Нет. Если бы он поверил в такую чушь, то я бы совершенно разочаровалась в людях. В самую тяжелую минуту я вспоминаю его - и становлюсь бодрее.
Темирташ. Ну, я пойду. Закончу свои дела и вернусь. Вечером я должен выезжать.
Алмас. Хорошо. А дети к вашему приходу вернутся... Да вот их уже слышно.
Темирташ уходит. Алмас прислушивается к песне детей, задумывается, затем радостно улыбается.
Голос Мирзы-Самендара. Да не орите, вам говорят! Расходитесь, собачьи дети!
Алмас вздрагивает. Голоса детей замолкают. Дети выбегают на сцену. Входит Мирза-Самендар с громким криком.
Мирза-С а менд а р. Да буду я жертвой закона Магомета. Да буду я жертвой закона Магомета! Если бы верблюду дали крылья, то ни одна бы крыша целой не осталась. Я хочу знать, кто в этом проклятом училище заведующий? Ты или я?
Алмас молчит.
Ах, да буду я жертвой закона Магомета! Знал он своих людей. Знал Магомет, что женщина - дьявол.
Алмас. Что случилось, Мирза-Самендар?
Мирза-Самендар. О, если бы я мог освободиться от тебя! Довольно я терпел! Я сейчас пойду писать доклад Наркомпросу. Или я останусь, или ты.
Алмас. Товарищ Мирза-Самендар! Я не хочу быть заведующей. Можете быть спокойны.
Мирза-Самендар. Ты еще не заведующая, а уже всю деревню взбудоражила. А что будет, когда станешь заведующей! Да буду я жертвой закона Магомета! Зачем ты собрала детей?
А л м а с. Доктору показывать буду.
Мирза-Самендар. Прекрасно! Заведующий я или ты?
Алмас. Вы.
Мирза-Самендар. Я не разрешаю доктору осматривать моих детей! Какое ты имеешь право без меня распоряжаться?
А л м а с. Гражданин заведующий, вы были на охоте, и я не смогла взять у вас разрешения. А доктор приехал проездом и остановился здесь ненадолго. Детей показывать доктору я буду, и вы не имеете права мне запретить!
Мирза-Самендар. Что?! Не имею права? Я не имею нрава? Заведующий я или не заведующий?! Я ишак или заведующий?!
А л м а с. Заведующий.
Мирза-Самендар. Так я тебе запрещаю показывать детей доктору!
Алмас. А я вашему приказу не подчиняюсь. Идите, пишите кому хотите об этом.
Мирза-Самендар. Да буду я жертвой закона Магомета! Магомет знал, что женщина - дьявол. Училище превратила в ярмарку. Утром собираются женщины, в полдень - мужчины, вечером - артисты, гармонисты. Не учебное заведение, а черт его знает какое заведение! Уроки остались в стороне, а училище превратилось в женскую баню. Сейчас же пойду все напишу в Наркомпрос. Или я здесь останусь, или ты!
Алмас. Гражданин заведующий! Я-то здесь останусь, а вот вам-то придется, очевидно, уехать.
Ми р з а-С а м е н д а р. Этого ты не увидишь! Кого крестьяне захотят, тот и останется. А кого не захотят, тот и уедет. С этого месяца я тебе жалования выписывать не буду. И больше ничего! Ах, да буду я жертвой закона Магомета! (Уходит).
Алмас задумывается. Дети по одному выходят из углов.
Алмас. Дети, куда же вы убежали? Быстро раздевайтесь, сейчас доктор придет.
В это время какая-то женщина, закутанная в чадру, тихо берет ее за платье.
Алмас (быстро оборачиваясь к женщине). Кто вы?
Яхши. Алмас-ханум, я к тебе.
Алмас. Яхши, это ты? Какими судьбами?
Яхши. Два слова хочу тебе сказать.
Алмас. Как же ты не побоялась прийти ко мне?
Яхши. Ибат в городе. Приедет через два дня. Кроме тебя, мне не к кому идти.
Алмас. Что случилось?
Яхши. Алмас-ханум, у меня горе. Ты хороший человек. Всем женщинам помогаешь. И я только к тебе могу обратиться. Больше у меня никого нет. Я в опасном положении. Помоги мне!
Алмас. Какая тебе помощь нужна, Яхши? Ты скажи. Если я сумею, я обязательно помогу тебе.
Яхши. Клянись всем, чему ты веришь!
Алмас. Яхши, мое слово - клятва.
Яхши. Алмас-ханум, единственная надежда на тебя. На небесах - бог, а на земле - ты. Ты помоги моему ребенку! (Показывает своего ребенка, которого держит под чадрой).
Алмас при виде ребенка вздрагивает и отскакивает назад.
Алмас. Яхши, чей это ребенок?
Яхши. Мой. Завтра или послезавтра и муж приедет, и деверь. Мы оба должны будем умереть. Единый бог знает, что я хотела его уничтожить, хотела в колодец бросить... но не могу. Руки не поднимаются. Алмас-ханум, умоляю тебя, богом заклинаю - помоги мне!
Алмас. Чем же я могу тебе помочь, Яхши?
Яхши. Я не знаю... Я своего ребенка своими руками убить не могу. Смотрю в лицо - губки свои сосет, просит молока. Руки опускаются!
Алмас. Яхши, я прямо не знаю, чем тебе помочь? Сейчас я сама в очень тяжелом положении. Чем я тебе могу помочь?
Яхши. Дай мне совет какой-нибудь, спаси от смерти! Девять месяцев я мучилась. Не показывалась никому. Пряталась от людей. Сколько лет умоляла бога, просила ребенка, а теперь собственными руками должна убить его!
Алмас. Яхши...
Яхши. Алмас-ханум, я на краю гибели! Я своего ребенка кладу к твоим ногам и прошу твоей помощи. Помоги нам!
В это врамя Ибат быстрыми шагами входит на сцену и, устремив гневный взгляд на обеих женщин, как черная туча, медленно приближается к ним. Обе женщины в один голос вскрикивают: "Ах!" Бледные, они стоят неподвижно, как застывшие. Медленными шагами Ибат подходит к ним, останавливается и внимательно смотрит в лицо то одной, то другой. И очень спокойным и холодным голосом спрашивает.
Ибат. Ты что тут делаешь? А?
Обе женщины молчат.
Ты слышишь? Что ты тут делаешь?
Молчание.
Чей это ребенок?
Опять молчание.
Не слышите, что я говорю? Чей это ребенок?
Яхши (со стоном). Ребенок... Ребенок...
Обе женщины смотрят друг на друга.
Ибат (дрожа от гнева). А? Чей это ребенок?!
Наконец Алмас поднимает голову и спокойным голосом говорит.
А л м а с. Ребенок мой.
И б а т. А что твой ребенок у нее делает?
Алмас. Я прошу ее ухаживать за моим ребенком.
Ибат (почти вырывая ребенка из рук Яхши, со всей силой бросает его Алмас). На! Сама ухаживай! Она тебе не нянька!.. Вставай, ты, собачья дочь! (Ударяет Яхши ногой).
Яхши падает вниз лицом.
Расселась! Муж ждет у дверей, а ты тут с чужими детьми возишься! Ну-ка, домой! Я с тобой там поговорю! (Алмас). Мы с тобой рассчитаемся! Недолго терпеть осталось. Эх ты, время проклятое! Мужиками бабы управлять стали! (Уходит).
Алмас с ребенком на руках стоит неподвижно, как бы задумавшись.
Темнота.
КАРТИНА 5-я
Перед училищем. Старухи, дети, старики, собравшись в кучу, смотрят в щели забора и двери училища и многозначительно переглядываются, подмигивая друг другу.
Фатманса (вынимая трубку изо рта). У-у ты, черт побери!.. Посмотрите на дочь Атам-Оглана. И как ломается!
Оджаккули (второпях входит). Братья, братья!.. Слышали сон муллы Субхана?
Фатманса. Какой сон?
Оджаккули. Чудо! Чудо!.. Святой отец мулла Субхан уснул, и во сне ему святой старец приснился на белом коне, в белом платье и говорит: "Бог в вашу деревню холеру пошлет, всю деревню выморит. Вы хотите превратить дом божий в дом разврата!" Мулла Субхан отвечает ему: "Это не мы, это женщина одна хочет". - "А какие же вы, говорит, - люди и мужчины, когда с одной богохульной женщиной справиться не можете?".
Фатманса. Так, так, так, брат. Так и есть. Никто пальцем не может тронуть. А сама, смотри, как ломается!
Оджаккули. Кербалай-Фатманса, мои глаза плохо видят. Кто ломается, что ломает?
Фатманса. Что ты - слепой, что ли? Что ломает, кто ломается?.. Хромую ногу твоего слепого мула ломают.
Оджаккули. У, черт! Опять мул! У кого мул хромой, тот сукин сын. И кто врет - сукин сын. Хромой мул, хромой мул!.. Ты его сглазила, чертова перечница.
Фатманса. Дурак! Ишак! С прошлого года восемьдесят копеек задолжал и не платишь. А когда спрашиваешь, жена нос вешает.
В это время дети в школе начинают петь.
Фатманса. Опять начали барабанить. А смотри, как дочь Бала-Оглана ломается! Совершенно голая!
Оджаккули. Совершенно без платья?
Фатманса. Голая, как сейчас родилась.
Оджаккули. Дайте-ка, я посмотрю.
В это время вбегает Ш а р и ф.
Ш а р и ф. Что за собрание? Что случилось, Кербалай-Фатманса?
Фатманса. Смотри, какой там кутеж! Только держись! Смотри, как ломается.
Ш а р и ф. Опять танцуют! А ну-ка, подписывайтесь здесь! (Вынимает бумагу и чернила). Нельзя же больше терпеть. Нужно иметь стыд. Тетя Фатманса, подписывайся!
Фатманса. А как же подписываться? Я же неграмотная.
Ш а р и ф. На вот: палец сюда и сюда. (Показывает на чернильницу и на бумагу). Так. (Другим). И вы все подписывайтесь. И ты... И ты... Это будут фактологические и документологические доказательства. Подтверждает, что в газете было написано.
В это время выходят Барат и Гюльверды.
Барат. Товарищ Шариф, по какому праву ты клевещешь на учительницу?
Шариф. Постой, постой! Ты не кричи, во-первых. И во-вторых: как, то есть, клевещу?
Гюльверды. Ты что в газете написал? Когда это в нашей деревне было что-нибудь подобное?
Шариф. Постой, постой! Криком ничего не сделаешь. Вы успокойтесь.
Барат. Мы тебя к суду притянем!
Шариф. Вы успокойтесь. Я все фактологически и документологически докажу! А доказательство - вот, весь народ. Все фактологически и документологически видели, как дети голыми танцевали. Вы все видели или не видели?.. Тут вот все подписались. (Показывает бумагу).
Гюльверды. Завтра приедет комиссия. И ты перед комиссией за клевету отвечать будешь.
Шариф. Комиссия? Пусть приедет! Я сам хочу чтобы комиссия приехала и посмотрела бы на нашу молодежь и комсомольцев. Каждый вечер, до самого утра, Барат, сам там кутишь!..
Барат. Кто? Я? Я там кутил?
Шариф. Да, да. Ты, ты! И ребенка с ней прижил.
Барат. Какого ребенка ?
Шариф. Ребенок вашей Алмас-ханум и твой. Разве без отца ребенок может родиться? Если не твой, то чей же? Пусть все скажут... Сельчане, без отца может бьпь ребенок? Ведь не от святого же духа, как Иисус Христос, он родился?
Барат. У меня ребенок родился?! Да что ты, совести, что ли не имеешь?!
Шариф. А откуда же этот ребенок? Жених, слава богу, здесь не был. А? Что ж ты молчишь?
Фатманса. А что же ему говорить-то! Он уже сделал свое дело.
Входит Бала-Рза, Автиль, Ибат и другие.
Бала-Рза. Что за шум?
Фатманса. А вон, посмотри, что там делается! Раздели детей ваших догола и танцуют.
Ибат. Вы-то что за них душой болеете?
Бала-Рза. Как, мою дочь раздели?
Шариф. Да не только твою. Всех! И танцуют голые перед всеми.
Бала-Рза. Я сейчас ей покажу, проклятой?! (Входит в училище).
Фатманса. А чего же вы стоите? Берите своих детей! Спасайте от позора!
Голоса из толпы. Идем!..
-И мы!..
-Куда?
-И мы детей своих возьмем!..
-Возьмем!
Шум.
Бала-Рза (выводит дочь в спортивном костюме и обращается к толпе). Женщины, дайте-ка сюда чадру!
Фатманса (вырывает у кого-то платок, бросает ему). На! Всех совратила, проклятая!..
Автиль. Слушай, куда ты ребенка тащишь?
Бала-Рза. А тебе какое дело?
Автиль. Как мне какое дело? Она же невеста моего сына.
Бала-Рза. Ты согласишься, чтобы твоя невестка была опозорена?
Автиль. Я хочу, чтобы она училась.
Бала-Рза. Пока она в моем доме. Когда придет к тебе, тогда муж будет распоряжаться.
Автиль. Ты мою невестку темной оставить хочешь?
Шариф. Его дочь. Захочет - возьмет, захочет --оставит.
Автиль. Невестка моя или не моя?
Бал а-Рза. Раз на то пошло, совсем я за твоего сына не отдам ее! Завтра же бери свои вещи обратно! Я ее собаке отдам, а твоему сыну не дам!
В это время приходит Шариф. Приносит с собой в кувшине молоко, еще какую-то посуду и два хлеба. Кладет на стол и по дружески здоровается с Алмас.
Ш а р и ф. Здравствуйте, Алмас-ханум, жемчуг мой рубин мой!
Алмас. Здравствуйте, Шариф! Где вы пропадали так долго? А мне нужно было вас видеть. Вовремя пришли. Одна в комнате, сердце так билось, чуть не лопнуло. Это что? (Показывает на принесенное Шарифом).
Шариф. Немного сливок, масла и хлеба.
Алмас. Вы что--провиант на случай войны готовите?
Шариф. Я сам сейчас с поля военных действий пришел. Проклятым никак не объяснишь. Все, как лягушки, сразу заорали. С одной стороны - Гаджи-Ахмед, мулла Субхан, с другой стороны - Бала-Оглан, а с третьей - наши.
Алмас. Слышала, что было собрание.
Шариф. Собраний много было. Было тайное в мечети. Было у муллы Субхана, у Гаджи-Ахмеда, у Ибата. А потом - открытое заседание сельсовета.
Алмас. Слышала, Шариф. Нужно в газету.
Шариф. Конечно. Все честь-честью, фактологически и документологически напишем.
Молчание. В это время тихо открывается дверь, и оба внимательно смотрят в ту сторону. Показывается маленький ребенок, а за плечами мешок больше, чем сам он. За ним еще несколько детей. Некоторые - с луком, некоторые - с банкой масла, с сыром, и так далее. Один маленький не может нести мешок, спотыкается, падает, и картошка рассыпается по полу. Алмас, смеясь, встает.
Алмас. Что это такое? А? Сюрьма, это что такое? Откуда вы это несете?
Сюрьма. Из дому несем.
Алмас. Кто вам дал?
Сюрьма. Мы сами принесли.
Алмас. А кто вам велел?
Сюрьма. Учительница, говорили, что вам хлеба не дают. Мы собрались, когда все спали, взяли и принесли.
Шариф. Значит, украли?
Сюрьма. Нет, не украли.
Алмас. Нет, она не украла. Ох ты моя розочка, Сюрьма! Ты просто взяла тайком и принесла. Да, Сюрьма, так?
Сюрьма. Так. Поставила кувшин под ноги, поднялась на полку и взяла.
А л м а с. А мать не видала?
Сюрьма (качает головой). А мама с папой спали.
А л м а с (другим детям). И вы тайком принесли?
Дети. И мы.
Алмас. Дети, нельзя делать такие вещи. Сейчас же-возьмите обратно.
Сюрьма. Учительница, я устала. Я не могу обратно нести.
Шариф. Ничего. Пусть остается. У них в этом году картошка хорошо уродилась.
Алмас. Нет, нет, Сюрьма, золотко мое, ты моя хорошенькая, отнеси назад.
Дети. Нет, учительница, мы не отнесем, мы устали.
Плачут.
Алмас. Дети, мои прекрасные дети, мои голубчики, слушайте! Тайком от родителей ничего делать нельзя. В ряды становись!
Все становятся.
Пусть каждый возьмет свою вещь в руки.
Все берут.
Тайком от матери на полки лазить нельзя. Повторите хором. Раз!
Дети (хором повторяют). Тайком от матери на полки лазить нельзя.
Алмас. На-ле-во!
Все поворачиваются налево.
Шагом марш!
Все уходят.
Вот они своими чистыми детскими сердцами пришли мне на помощь. Пусть еще пройдет два или три года, и когда они вырастут, тогда вся деревня по-новому будет жить. И засмеется жизнь здоровой, чистой радостью молодости. Кто это говорит, что у меня здесь нет помощи?! Где мой тар? (Берет свой тар).
Керосин в лампе кончился. Свет постепенно гаснет. Комната освещается только лунным светом. Алмас играет бодрую восточную мелодию.
Ш а р и ф. Алмас-ханум, я люблю тебя!
Алмас. Шариф, я вас тоже люблю, как товарища.
Шариф. А я вас люблю как Меххум... Словом, влюбленный... Как душу свою, люблю!
А л м а с. Шариф, ведь у тебя же есть жена.
Шариф. Э! Жена, жена!.. К черту жену! Я тебя больше люблю. Убей меня! Я тебя больше всех звезд, больше луны и больше солнца люблю! Вся жизнь моя - твоя.
Алмас. Шариф, милый, я тебя по-твоему любить не могу. У меня есть жених. И я его люблю, сильно люблю.
Шариф. Нет, Алмас, ты должна быть моей. Я люблю твои прекрасные глаза, твои волнистые золотистые волосы. Ты должна быть моей! (Подходит к окну и вдруг целует ее в плечо).
Алмас (отступая). Шариф!..
Шариф. Алмас, душа моя! Ты!.. Все красивые слова из всех книг выучил для тебя, а сейчас все забыл, черт побери!
Алмас. Шариф, постыдись же!
Шариф. Я из-за тебя со всей деревней поссорился. Жестокая!
Алмас. Шариф!..
Шариф обнимает Алмас. Алмас вырывается из его рук, становится к нему лицом, смотрит на него внимательно и вдруг изо всех сил ударяет его в лицо. Но Шариф, стиснув зубы, бросается на нее и обнимает. Алмас старается вырваться из его рук.
Алмас. Оставь, тебе говорю!
Шариф. Нет. Ты подожди, я... я тебе фактологически и документологически докажу свою любовь!
Алмас. Оставь, тебе говорю! (С силой отталкивает Шарифа. Шариф падает).
Входят Гаджи-Ахмед, Бала-Оглан, Барат и Наз-Ханум. Шариф поправляет платье. Алмас стоит сильно взволнованная. Вошедшие в недоумении многозначительно переглядываются.
Гаджи-Ахмед (обращаясь к Бала-Оглану). А? Бала-Оглан. А?
Шариф смотрит на Барата; уловив его сердитый взгляд, уходит, захлопнув за собой дверь.
Н а з-Х а н у м. Что случилось?
Алмас (возбужденно). Принесли?
Гаджи-Ахмед. Принесли.
Алмас (резко). Давайте.
Гаджи-Ахмед рукой указывает на Барата; при нем, мол, нельзя.
Ничего, можно и при нем.
Гаджи-Ахмед. Здесь две тысячи. Часть внес мулла Субхан. Деньги мечети. Быстро не израсходуешь. Бала-Оглан, а ты все принес?
Бал а-О г л а н. Да, да, да.
Гаджи-Ахмед (указывая на зембиль). А тут немного мелочи.
Алмас. Барат, вот они, почетные старики нашей деревни и предсельсовета, мне за мое молчание платят две тысячи рублей. Хватит или нет? Как ты думаешь?
Молчание.
Барат (растерянно). Не знаю... Тебе лучше знать.
Алмас. Советуй.
Барат. Алмас-ханум, тебе самой лучше видно. Делай так, как ты сама думаешь.
Алмас. Что я думаю? Я думаю -лучше вот так! Так! Так! (Гневным движением бросает деньги в Гаджи-Ахмеда). Вот так!.. Теперь можете идти. Лестница сломана. Смотрите, не упадите.
Гаджи-Ахмед. Не прощаемся еще. Увидимся. (Смущенный, уходит).
А л м а с. Барат, выбрось им и эти вещи.
Б а р а т. Постойте, постойте, возьмите и это. (Хватает деньги, выбрасывает в окно. Слышно, как они падают со звоном). Молодец, Алмас!
А л м а с (после некоторого молчания, с очень усталым и расстроенным видом). Барат, и ты уходи. Я очень устала.
Барат. Алмас-ханум...
Алмас. Уйди, Барат. Увидимся потом, потом...
Барат. Прощай! (Выходит).
Алмас подходит к окну. Прислонившись к раме, некоторое время стоит, освещенная лунным светом. Потом очень устало садится и берет кусок хлеба на окне. Наз-Ханум недовольным взглядом смотрит на нее.
Наз-Ханум. Очень хорошо. Коровье масло выбросила на улицу, а сама теперь сухой хлеб ест. Дурак тот, кто тебя умной считает.
Алмас (с легкой улыбкой глядя на мать). Эх, мама, мама, и ты против меня!
АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
КАРТИНА 4-я
А л м а с перед училищем, окруженная детьми.
Сюрьма. Учительница, почему вы теперь совсем не смеетесь?
Алмас. Нет, моя хорошенькая, моя умненькая, я по-прежнему смеюсь.
Сюрьма. А почему мы теперь с песнями по селу не ходим?
Алмас. А потому, что хозяева не дают.
Сюрьма. Учительница, а почему вас тогда люди бить хотели?
Алмас. А потому, что они вас у меня отнять хотят и превратить в своих пастухов. А я вас в трактористов, машинистов и летчиков готовить хочу. А они не хотят, потому что это им невыгодно.
Сюрьма. Учительница, разреши с песнями идти по селу!
Алмас. Хорошо, дети. Если хотите - идите. Только скорей возвращайтесь.
Сюрьма. А что петь? Какую песню?
Алмас. Какую хотите. Ну, в ряды стройся! Вперед, ма-арш, марш!
Дети становятся в ряды и начинают песню. Напевая, уходят. Алмас входит в ворота училища. В это время Шариф вбегает на площадь, открывает калитку во двор Бала-Оглана, кричит.
Шариф. Бала-Оглан! Бала-Оглан! (Отходит обратно от калитки). Куда он, дьявол, пропал?
Шариф второпях хочет уходить и сталкивается с Гаджи-Ахмедом.
Гаджи-Ахмед. Шариф?
Шариф. Гаджи, здорово!
Г а д ж и-А х м е д. Это ты к нам приходил?
Шариф. Я, я. Вот это видел? (Показывает газету).
Г а д ж и-А х м е д. Нет. Откуда я мог видеть? А что там?
Шариф. Пропала! С треском провалилась! И все честь-честью, фактологически и документологически...
Гаджи-Ахмед. Да что ты говоришь? Если так, то завтра же режу серого барана. Ей-богу. А ну-ка...
Шариф. С самого начала пишут: "Зарвавшаяся учительница". А дальше кроют и пишут: заведующий училищем Мирза-Самендар - человек старательный, добросовестный и пользуется любовью всей деревни. Но учительница не хочет подчиняться его указаниям и творит совершенно недопустимые безобразия. Устраивает у себя на квартире кутежи и пьянки. Развращает деревенскую молодежь...
Гаджи-Ахмед. Вот молодец! И Барата здесь нужно было бы прицепить.
Шариф. Ты дальше слушай... Мало того, что она сама развращена, она также развращает и детей. Приводит их раздетыми к себе на свои кутежи и заставляет голыми плясать перед своими друзьями... Вот здесь нужно было бы и Барата пристегнуть.
Гаджи-Ахмед. Молодец!
Шариф. Хорошая статья... Кроме того, принуждает учеников красть тихонько от родителей из дома масло, сыр и другие продукты для своих кутежей.
Гаджи-Ахмед. Молодец! Теперь она пропала. Завтра серого барана режу.
Шариф. Сегодня утром на ячейке был большой шум. Прямо драка.
Гаджи-Ахмед. Передают, она говорила, что секретарь ячейки не годится.
Шариф. Не годится-она не говорила, а говорила, что занимается семейственностью и молчит.
Гаджи-Ахмед. Ну и хитрая девушка! А чем же кончилось?
Шариф. Чем? Ничем. С треском провалилась.
Г а д ж и-А х м е д. Как же так?
Шариф. Да очень просто! Сказали ей, что не будут поддерживать человека, который создает интригу в деревне.
Г аджи-Ахмед. Ай, молодец!
Шариф. Только немного Барат да еще кое-кто пробовали заступиться, но ничего не вышло. С одной стороны Самед крыл, с другой - Раджаб. Словом, заткнули.
Г а д ж и-А х м е д. Молодец!
Входят Бала-Оглан и Оджаккули.
Бала-Оглан. Я вас ищу!
Оджаккули. Чудо, братья, чудо!
Шариф. Мы про это чудо слышали. Ты уж лучше пойди, расскажи другим.
Оджаккули (не слушая его, начинает). Мулле Субхану приснился сон. Старец святой в белом платье и на белом коне... (запинается) явился ему во сне и спрашивает: "Что ты, мулла Субхан, спишь? Господь бог в эту деревню холеру пошлет и всю деревню шиворот-навыворот перевернет". - "А почему?" спрашивает мулла Субхан. А тот ему в ответ: "Потому что...".
Гаджи-Ахмед. Ты это расскажи другим крестьянам, мы этот сон давно слышали.
Оджаккули. Человек божий, дай же мне рассказать!
Гаджи-Ахмед. Ты лучше Кербалай-Фатмансе и другим расскажи.
Оджаккули. Фу ты, проклятый! Вот бог-то нас наказывает за такое... это... Ни младшему внушения, ни старшему почета.(Уходит).
Шариф (Бала-Оглану). Читал про красавицу?
Бала-Оглан. Как же, как же, читал...
Шариф. Ну, что? Нравится тебе мое перо?
Бала-Оглан. Как же! Еще бы!
Шариф. А она, наверное, подумала, что крестьяне ничего не поймут. Как барашка - куда захочу, туда и поведу. А в этой деревне такие могучие львы живут вроде меня, которые сотни таких одним глотком проглотят.
Гаджи-Ахмед. Завтра режу барана.
Бала-Оглан. Только вот конец мне не нравится.
Гаджи-Ахмед (тревожно). А что в конце?
Бала-Оглан. О комиссии какой-то пишут.
Гаджи-Ахмед. Что за комиссия? А. ну-ка прочти.
Шариф. "Критикующих она пытается оклеветать разными небылицами. А в общем учительница создает склоку в деревне, и поэтому все крестьяне требуют немедленно отозвать и наказать такую склочницу и распущенную..." И так далее...
Гаджи-Ахмед. Ну, что же тут плохого?
Бала-Оглан. Так-то так... Только вопрос о комиссии мне не по душе.
Гаджи-Ахмед. Какая же комиссия?
Шариф. Да это не важно. Это просто из редакции пишут, что для расследования дела создана комиссия.
Гаджи-Ахмед. А? Комиссия приедет? Это не особенно хорошо.
Шариф. Вы успокойтесь! Я все документологически и фактологически докажу. Разве вы не видели, как дети крали ей продукты.
Бала-Оглан. Видели. Мы их на дороге встретили.
Шариф. А разве родители детей не придут, да и не скажут об этом?
Бала-Оглан. Все скажут.
Шариф. А разве дети каждый день голые не танцуют? А Барат и другие не смотрят? Сколько раз я сам ходил и смотрел! Сама она меня приглашала: "Иди посмотри моих детей..." Вы успокойтесь! Сам я селькор, а на руках у меня фактологические и документологические все бумаги.
Гаджи-Ахмед. А когда комиссия приедет?
Шариф. А кто знает? Может быть, завтра, послезавтра.
Гаджи-Ахмед. Слушайте! Этим делом шутить нельзя. Я сейчас же пойду к мулле Субхану, а вы с народом поговорите. Нужно иметь доказательства. Потом приду, посоветуемся. Может быть, прямо арестовать понадобится. К арестованной отношение будет другое. Понимаешь? Так или не так?
Бала-Оглан. Хотите, сейчас же арестую и посажу в конюшню?
Гаджи-Ахмед. Нет, нет. Нужно, чтобы все это было сделано руками самих крестьян. Надо использовать сон муллы Субхана. Идемте, найдем Ибата, чтобы он тоже предупредил своих людей.
Шариф. Ибат в городе.
Бала-Оглан. Вон он по склону скачет.
Гаджи-Ахмед. Он и есть.
Шариф. Ибат говорит: "Я готов. Когда хотите, в одну ночь с ней кончу, - и ни духу, ни слуху".
Гаджи-Ахмед. Так нельзя. Нужно всесторонне обсудить
Шариф. Постойте! А почему же Ибат так скоро вернулся? Он должен был приехать через два дня.
Бала-Оглан. А кто еще с ним едет?
Шариф. На его брата похож.
Бала-Оглан. Так, так, так... Он и есть.
Гаджи-Ахмед. А разве брата его освободили?
Шариф. Наверное, освободили. Мы послали отношение из сельсовета, чтобы его как бедняка освободили. (Смотрит в открытые ворота училища). Вот и красавица наша идет.
Гаджи-Ахмед. Идем за дело браться! (Уходят).
Входят Темирташ и Алмас.
Темирташ. Значит, ты успокоиться не намерена?
Алмас. Я теперь здесь вроде как арестованная. Вчера меня предупредили, что без разрешения предсельсовета я оставить деревню не могу. А Фуаду написали анонимное письмо, что со мной в комнате живет какой-то мужчина. Они, должно быть, видели нас. Фуад мне об этом написал.
Темирташ. А Фуад что? Сердится?
Алмас. Нет. Если бы он поверил в такую чушь, то я бы совершенно разочаровалась в людях. В самую тяжелую минуту я вспоминаю его - и становлюсь бодрее.
Темирташ. Ну, я пойду. Закончу свои дела и вернусь. Вечером я должен выезжать.
Алмас. Хорошо. А дети к вашему приходу вернутся... Да вот их уже слышно.
Темирташ уходит. Алмас прислушивается к песне детей, задумывается, затем радостно улыбается.
Голос Мирзы-Самендара. Да не орите, вам говорят! Расходитесь, собачьи дети!
Алмас вздрагивает. Голоса детей замолкают. Дети выбегают на сцену. Входит Мирза-Самендар с громким криком.
Мирза-С а менд а р. Да буду я жертвой закона Магомета. Да буду я жертвой закона Магомета! Если бы верблюду дали крылья, то ни одна бы крыша целой не осталась. Я хочу знать, кто в этом проклятом училище заведующий? Ты или я?
Алмас молчит.
Ах, да буду я жертвой закона Магомета! Знал он своих людей. Знал Магомет, что женщина - дьявол.
Алмас. Что случилось, Мирза-Самендар?
Мирза-Самендар. О, если бы я мог освободиться от тебя! Довольно я терпел! Я сейчас пойду писать доклад Наркомпросу. Или я останусь, или ты.
Алмас. Товарищ Мирза-Самендар! Я не хочу быть заведующей. Можете быть спокойны.
Мирза-Самендар. Ты еще не заведующая, а уже всю деревню взбудоражила. А что будет, когда станешь заведующей! Да буду я жертвой закона Магомета! Зачем ты собрала детей?
А л м а с. Доктору показывать буду.
Мирза-Самендар. Прекрасно! Заведующий я или ты?
Алмас. Вы.
Мирза-Самендар. Я не разрешаю доктору осматривать моих детей! Какое ты имеешь право без меня распоряжаться?
А л м а с. Гражданин заведующий, вы были на охоте, и я не смогла взять у вас разрешения. А доктор приехал проездом и остановился здесь ненадолго. Детей показывать доктору я буду, и вы не имеете права мне запретить!
Мирза-Самендар. Что?! Не имею права? Я не имею нрава? Заведующий я или не заведующий?! Я ишак или заведующий?!
А л м а с. Заведующий.
Мирза-Самендар. Так я тебе запрещаю показывать детей доктору!
Алмас. А я вашему приказу не подчиняюсь. Идите, пишите кому хотите об этом.
Мирза-Самендар. Да буду я жертвой закона Магомета! Магомет знал, что женщина - дьявол. Училище превратила в ярмарку. Утром собираются женщины, в полдень - мужчины, вечером - артисты, гармонисты. Не учебное заведение, а черт его знает какое заведение! Уроки остались в стороне, а училище превратилось в женскую баню. Сейчас же пойду все напишу в Наркомпрос. Или я здесь останусь, или ты!
Алмас. Гражданин заведующий! Я-то здесь останусь, а вот вам-то придется, очевидно, уехать.
Ми р з а-С а м е н д а р. Этого ты не увидишь! Кого крестьяне захотят, тот и останется. А кого не захотят, тот и уедет. С этого месяца я тебе жалования выписывать не буду. И больше ничего! Ах, да буду я жертвой закона Магомета! (Уходит).
Алмас задумывается. Дети по одному выходят из углов.
Алмас. Дети, куда же вы убежали? Быстро раздевайтесь, сейчас доктор придет.
В это время какая-то женщина, закутанная в чадру, тихо берет ее за платье.
Алмас (быстро оборачиваясь к женщине). Кто вы?
Яхши. Алмас-ханум, я к тебе.
Алмас. Яхши, это ты? Какими судьбами?
Яхши. Два слова хочу тебе сказать.
Алмас. Как же ты не побоялась прийти ко мне?
Яхши. Ибат в городе. Приедет через два дня. Кроме тебя, мне не к кому идти.
Алмас. Что случилось?
Яхши. Алмас-ханум, у меня горе. Ты хороший человек. Всем женщинам помогаешь. И я только к тебе могу обратиться. Больше у меня никого нет. Я в опасном положении. Помоги мне!
Алмас. Какая тебе помощь нужна, Яхши? Ты скажи. Если я сумею, я обязательно помогу тебе.
Яхши. Клянись всем, чему ты веришь!
Алмас. Яхши, мое слово - клятва.
Яхши. Алмас-ханум, единственная надежда на тебя. На небесах - бог, а на земле - ты. Ты помоги моему ребенку! (Показывает своего ребенка, которого держит под чадрой).
Алмас при виде ребенка вздрагивает и отскакивает назад.
Алмас. Яхши, чей это ребенок?
Яхши. Мой. Завтра или послезавтра и муж приедет, и деверь. Мы оба должны будем умереть. Единый бог знает, что я хотела его уничтожить, хотела в колодец бросить... но не могу. Руки не поднимаются. Алмас-ханум, умоляю тебя, богом заклинаю - помоги мне!
Алмас. Чем же я могу тебе помочь, Яхши?
Яхши. Я не знаю... Я своего ребенка своими руками убить не могу. Смотрю в лицо - губки свои сосет, просит молока. Руки опускаются!
Алмас. Яхши, я прямо не знаю, чем тебе помочь? Сейчас я сама в очень тяжелом положении. Чем я тебе могу помочь?
Яхши. Дай мне совет какой-нибудь, спаси от смерти! Девять месяцев я мучилась. Не показывалась никому. Пряталась от людей. Сколько лет умоляла бога, просила ребенка, а теперь собственными руками должна убить его!
Алмас. Яхши...
Яхши. Алмас-ханум, я на краю гибели! Я своего ребенка кладу к твоим ногам и прошу твоей помощи. Помоги нам!
В это врамя Ибат быстрыми шагами входит на сцену и, устремив гневный взгляд на обеих женщин, как черная туча, медленно приближается к ним. Обе женщины в один голос вскрикивают: "Ах!" Бледные, они стоят неподвижно, как застывшие. Медленными шагами Ибат подходит к ним, останавливается и внимательно смотрит в лицо то одной, то другой. И очень спокойным и холодным голосом спрашивает.
Ибат. Ты что тут делаешь? А?
Обе женщины молчат.
Ты слышишь? Что ты тут делаешь?
Молчание.
Чей это ребенок?
Опять молчание.
Не слышите, что я говорю? Чей это ребенок?
Яхши (со стоном). Ребенок... Ребенок...
Обе женщины смотрят друг на друга.
Ибат (дрожа от гнева). А? Чей это ребенок?!
Наконец Алмас поднимает голову и спокойным голосом говорит.
А л м а с. Ребенок мой.
И б а т. А что твой ребенок у нее делает?
Алмас. Я прошу ее ухаживать за моим ребенком.
Ибат (почти вырывая ребенка из рук Яхши, со всей силой бросает его Алмас). На! Сама ухаживай! Она тебе не нянька!.. Вставай, ты, собачья дочь! (Ударяет Яхши ногой).
Яхши падает вниз лицом.
Расселась! Муж ждет у дверей, а ты тут с чужими детьми возишься! Ну-ка, домой! Я с тобой там поговорю! (Алмас). Мы с тобой рассчитаемся! Недолго терпеть осталось. Эх ты, время проклятое! Мужиками бабы управлять стали! (Уходит).
Алмас с ребенком на руках стоит неподвижно, как бы задумавшись.
Темнота.
КАРТИНА 5-я
Перед училищем. Старухи, дети, старики, собравшись в кучу, смотрят в щели забора и двери училища и многозначительно переглядываются, подмигивая друг другу.
Фатманса (вынимая трубку изо рта). У-у ты, черт побери!.. Посмотрите на дочь Атам-Оглана. И как ломается!
Оджаккули (второпях входит). Братья, братья!.. Слышали сон муллы Субхана?
Фатманса. Какой сон?
Оджаккули. Чудо! Чудо!.. Святой отец мулла Субхан уснул, и во сне ему святой старец приснился на белом коне, в белом платье и говорит: "Бог в вашу деревню холеру пошлет, всю деревню выморит. Вы хотите превратить дом божий в дом разврата!" Мулла Субхан отвечает ему: "Это не мы, это женщина одна хочет". - "А какие же вы, говорит, - люди и мужчины, когда с одной богохульной женщиной справиться не можете?".
Фатманса. Так, так, так, брат. Так и есть. Никто пальцем не может тронуть. А сама, смотри, как ломается!
Оджаккули. Кербалай-Фатманса, мои глаза плохо видят. Кто ломается, что ломает?
Фатманса. Что ты - слепой, что ли? Что ломает, кто ломается?.. Хромую ногу твоего слепого мула ломают.
Оджаккули. У, черт! Опять мул! У кого мул хромой, тот сукин сын. И кто врет - сукин сын. Хромой мул, хромой мул!.. Ты его сглазила, чертова перечница.
Фатманса. Дурак! Ишак! С прошлого года восемьдесят копеек задолжал и не платишь. А когда спрашиваешь, жена нос вешает.
В это время дети в школе начинают петь.
Фатманса. Опять начали барабанить. А смотри, как дочь Бала-Оглана ломается! Совершенно голая!
Оджаккули. Совершенно без платья?
Фатманса. Голая, как сейчас родилась.
Оджаккули. Дайте-ка, я посмотрю.
В это время вбегает Ш а р и ф.
Ш а р и ф. Что за собрание? Что случилось, Кербалай-Фатманса?
Фатманса. Смотри, какой там кутеж! Только держись! Смотри, как ломается.
Ш а р и ф. Опять танцуют! А ну-ка, подписывайтесь здесь! (Вынимает бумагу и чернила). Нельзя же больше терпеть. Нужно иметь стыд. Тетя Фатманса, подписывайся!
Фатманса. А как же подписываться? Я же неграмотная.
Ш а р и ф. На вот: палец сюда и сюда. (Показывает на чернильницу и на бумагу). Так. (Другим). И вы все подписывайтесь. И ты... И ты... Это будут фактологические и документологические доказательства. Подтверждает, что в газете было написано.
В это время выходят Барат и Гюльверды.
Барат. Товарищ Шариф, по какому праву ты клевещешь на учительницу?
Шариф. Постой, постой! Ты не кричи, во-первых. И во-вторых: как, то есть, клевещу?
Гюльверды. Ты что в газете написал? Когда это в нашей деревне было что-нибудь подобное?
Шариф. Постой, постой! Криком ничего не сделаешь. Вы успокойтесь.
Барат. Мы тебя к суду притянем!
Шариф. Вы успокойтесь. Я все фактологически и документологически докажу! А доказательство - вот, весь народ. Все фактологически и документологически видели, как дети голыми танцевали. Вы все видели или не видели?.. Тут вот все подписались. (Показывает бумагу).
Гюльверды. Завтра приедет комиссия. И ты перед комиссией за клевету отвечать будешь.
Шариф. Комиссия? Пусть приедет! Я сам хочу чтобы комиссия приехала и посмотрела бы на нашу молодежь и комсомольцев. Каждый вечер, до самого утра, Барат, сам там кутишь!..
Барат. Кто? Я? Я там кутил?
Шариф. Да, да. Ты, ты! И ребенка с ней прижил.
Барат. Какого ребенка ?
Шариф. Ребенок вашей Алмас-ханум и твой. Разве без отца ребенок может родиться? Если не твой, то чей же? Пусть все скажут... Сельчане, без отца может бьпь ребенок? Ведь не от святого же духа, как Иисус Христос, он родился?
Барат. У меня ребенок родился?! Да что ты, совести, что ли не имеешь?!
Шариф. А откуда же этот ребенок? Жених, слава богу, здесь не был. А? Что ж ты молчишь?
Фатманса. А что же ему говорить-то! Он уже сделал свое дело.
Входит Бала-Рза, Автиль, Ибат и другие.
Бала-Рза. Что за шум?
Фатманса. А вон, посмотри, что там делается! Раздели детей ваших догола и танцуют.
Ибат. Вы-то что за них душой болеете?
Бала-Рза. Как, мою дочь раздели?
Шариф. Да не только твою. Всех! И танцуют голые перед всеми.
Бала-Рза. Я сейчас ей покажу, проклятой?! (Входит в училище).
Фатманса. А чего же вы стоите? Берите своих детей! Спасайте от позора!
Голоса из толпы. Идем!..
-И мы!..
-Куда?
-И мы детей своих возьмем!..
-Возьмем!
Шум.
Бала-Рза (выводит дочь в спортивном костюме и обращается к толпе). Женщины, дайте-ка сюда чадру!
Фатманса (вырывает у кого-то платок, бросает ему). На! Всех совратила, проклятая!..
Автиль. Слушай, куда ты ребенка тащишь?
Бала-Рза. А тебе какое дело?
Автиль. Как мне какое дело? Она же невеста моего сына.
Бала-Рза. Ты согласишься, чтобы твоя невестка была опозорена?
Автиль. Я хочу, чтобы она училась.
Бала-Рза. Пока она в моем доме. Когда придет к тебе, тогда муж будет распоряжаться.
Автиль. Ты мою невестку темной оставить хочешь?
Шариф. Его дочь. Захочет - возьмет, захочет --оставит.
Автиль. Невестка моя или не моя?
Бал а-Рза. Раз на то пошло, совсем я за твоего сына не отдам ее! Завтра же бери свои вещи обратно! Я ее собаке отдам, а твоему сыну не дам!